— Аврора, тебе следовало поручить её охрану мне, — сказал он.
Наверно, он был прав. Брошка блестела красноречивее слов.
На тумбочке возле кровати стояла фигурка ангела с отломанным крылом. Ею Карина выбила глаз одному похитителю. Она защищалась, как могла.
Руки Карины были тёплыми, она дышала, но не просыпалась и ни на что не реагировала. На первый взгляд это было похоже на обыкновенный сон, но док сказала, что это сон патологический. Карину нельзя было разбудить.
Я нагнулась к её ушку и позвала:
— Куколка... Доченька, ты меня слышишь? Это мама.
Она не открыла глаза, не улыбнулась. Каспар угрюмо молчал. Он чувствовал себя виноватым. В его взгляде сквозила тревога. Он смотрел на Карину и думал о том, что я с ним сделаю, если она не проснётся. Я сказала, отвечая на его мысль:
— Я отрублю тебе крылья, определённо.
Он вздрогнул: у меня жена и двое детей. Я сказала:
— Молись, чтобы она проснулась. Молись хоть самому дьяволу.
Как ему стало нехорошо! Он пошёл по коридору, сутулый и озабоченный, но я догнала его. Он вздрогнул, почувствовав мою руку на своём плече. Я повернула его к себе лицом, упёрлась своим лбом в его лоб.
— Каспар, кореш ты мой... Как ты мог подумать, что я могу искалечить тебя? — сказала я, глядя ему в глаза. — Да, ты виноват, ты недоглядел, не выполнил моё поручение. Но виноват не только ты. Я тоже. Мне следовало... Ладно, не будем сейчас говорить, что мне следовало... Это жжёт мне сердце.
— Что я могу сделать? — спросил он.
— Охраняй её, — сказала я. — Это теперь твой единственный пост.
Он кивнул — а что ему ещё оставалось?
После этого я направилась прямиком в изолятор. В камере было темно, и я, стоя в приглушённо освещённом коридоре, могла разглядеть только очертания фигуры с тлеющей сигаретой между пальцев, сидевшей с ногами на койке. Дежурный, стукнув по решётке, приказал:
— Задержанная, встать! С тобой хочет поговорить Аврора.
Фигура спокойно поднялась с койки и неспешно подошла к решётке. Свет озарил её лицо, и я узнала Эйне. Уголки её губ были чуть приподняты — не то насмешливо, не то дружелюбно, не разберёшь. Как всегда, растрёпанная, с седой прядью, в потёртом кожаном костюме, она смотрела на меня сквозь сверхпрочные прутья решётки своими загадочными глазами.
— Ты? — пробормотала я.
— Привет, — сказала она.
Я смотрела на неё, а она посасывала докуренную уже почти до фильтра сигарету, выпуская дым в сторону.
— Это ты спасла её?
Она усмехнулась.
— Да никого я не спасала, — сказала она. — Девчонка так билась и царапалась, что эти идиоты уронили её. Одному она своей игрушкой глаз выбила. Мне оставалось её только подхватить. Я ничего не делала — в смысле героизма. Как она там?
— Не очень хорошо, — сказала я. — Она не просыпается.
Эйне нахмурилась.
— Не просыпается, говоришь? Значит, кто-то из этих ребят обладал искусством погружения жертвы в летаргию.
— И как её можно разбудить? — спросила я.
Эйне покачала головой, впилась губами в свой дотлевающий бычок.
— Дело плохо... Она может проснуться, а может и не проснуться. Всё будет зависеть от неё самой. Ничего сделать нельзя, можно только ждать и надеяться, что она выкарабкается.
Я шагнула к ней, взявшись руками за прутья решётки.
— Она моя дочь, — сказала я тихо. — Я люблю её. Если она не проснётся... — Я умолкла.
Эйне бросила окурок на пол и притоптала.
— Будем надеяться, что она проснётся. Слушай, у меня курево кончилось. Ты здесь командир? Так вот, если ко мне нет претензий, то либо прикажи меня выпустить отсюда, либо, если я застряла здесь надолго, обеспечь меня хотя бы сигаретами.
Я достала свои, проверила пачку — она была почти полная — и протянула Эйне.
— Вот спасибо, — усмехнулась она, сунув пачку в карман. — Это, как я понимаю, значит, что я тут застряла?
— Послушай... Как насчёт того, чтобы перейти к нам? — сказала я. — Ты, я вижу, ещё не в "Авроре"? Сейчас самое время сделать выбор.
Она усмехнулась, ковыряя ногтем одного пальца подушечку другого.
— Звучит заманчиво... Только вот я сама по себе. Ничей мундир надевать я не хочу.
— Аделаида говорила так же, — сказала я. — Ты знаешь, что с ней стало?
Эйне смотрела на меня иронически.
— Полагаю, вы её... — И она прочертила большим пальцем поперёк шеи.
Я рассказала ей, что сделала Аделаида, и что было сделано с ней. Эйне слушала, прислонившись к стене, достала из подаренной мной пачки сигарету и чиркнула зажигалкой.
— Она просто старая, выжившая из ума идиотка, — сказала она. — Нехорошо так о покойных, но всё-таки это было глупо с её стороны — настучать и пребывать в святой уверенности, что "Аврора" ей не отомстит. Жалко старушку... Она была забавная.
— Если ты не с "Авророй" — значит, ты с Орденом, — сказала я. — Следовательно, ты наш враг. Здесь делается так: захваченный член Ордена, не пожелавший перейти к нам, подлежит уничтожению.
— Вот как, — хмыкнула Эйне. — Радикально. И что ты посоветуешь?
— Переходи к нам. Твой поступок вполне в духе члена "Авроры".
Она выпустила длинную струю дыма, прищурившись.
— Да это и вышло-то вроде как случайно, — сказала она сквозь зубы. — Смотрю — летит девчонка, а сверху в небе — два каких-то типа. Ну, значит, уронили или бросили. Я только подставила руки и сделала ноги, то есть, крылья. Ничего такого я не сделала.
— Но ты передала её "волкам", — сказала я.
— Только потому что это их работа, а я спасением людей не занимаюсь. — Эйне присела на корточки, прислонившись спиной к стене. — Нет, детка, не соблазняй меня. Можешь отправить меня на гильотину, если хочешь... Мне по барабану.
— Это было бы плохой благодарностью за спасение Карины, — сказала я. — Я дам тебе время подумать.
— Пустая трата времени, — сказала она. — Я уже сказала, что ни под чью дудку не пляшу и до "Авроры" мне нет дела. Я кошка, гуляющая сама по себе. Поступай со мной, как знаешь. Либо казни, либо отпусти.
Что я могла с ней сделать? Возможно ли было её подчинить? Мне в это не верилось, и я отдала приказ выпустить её — на свой страх и риск. Если бы она была членом "Авроры", я бы объявила ей благодарность, а так ограничилась только тем, что отпустила. Стуча каблуками ботфорт, она прошла мимо меня с сигаретой в зубах на свободу, насмешливо отсалютовав мне рукой.
8.22. Радостная весть
Док Гермиона встретила меня радостной вестью:
— Проснулась спящая красавица!
Сквозь прозрачный купол на её волосы падал золотистый луч. Док Гермиона с чашкой в руках сидела рядом на круглом табурете и подносила к её рту ложку, а Карина, послушно открывая рот, ела что-то кашицеобразное. В её руках, сложенных на одеяле, был зажат фарфоровый ангел с отбитым крылом. Не чувствуя под собой ног, я подошла. Док спросила:
— Узнаёшь, кто это?
Карина, шевеля перемазанными пюре губами, сказала:
— Мама...
Я присела на край её постели и крепко поцеловала в обе щеки и в лоб.
— Привет, красавица. Ну и вздремнула же ты, скажу я тебе!
В горле у меня стоял ком, но я улыбалась ей, а она улыбалась мне. Я взяла у дока Гермионы чашку, зачерпнула пюре и поднесла к губам Карины. Она доверчиво открыла рот и приняла ложку.
8.23. Улучшение
В состоянии Карины настал переломный момент, после которого она пошла на поправку — медленно, но верно. Её глазки прояснились, она немного приободрилась и уже сама поднимала голову от подушки. Поначалу она была очень слаба, но постепенно силы возвращались к ней, и, когда я к ней входила, она протягивала ко мне свои тонкие руки и могла, приподнявшись, обнять меня.
— Мамочка... Я хочу на свежий воздух, — просила она.
Она бредила свежим воздухом, тоскливо смотрела сквозь купол на небо, и я не могла не выполнить её желание. Закутав её в одеяло, я вынесла её на улицу, и мы погуляли минут сорок. Сама идти Карина ещё не могла, и я несла её на руках. А после возвращения она съела свой обед: у неё вдруг проснулся аппетит.
И он радовал: Карина ела всё, что ни давали, а зачастую даже просила добавки. Силы к ней возвращались поразительно быстро. Через неделю она уже могла сама садиться в постели, а через полторы встала. Она стояла, пошатываясь на тонких ножках, как новорождённый жеребёнок, но когда попробовала пойти, всё-таки не удержалась и упала бы, если бы мы с доком не подхватили её.
"Волки" на протяжении всего периода болезни Карины живо интересовались её самочувствием. Док частенько жаловалась, что они приходили по несколько раз на дню, группами по трое, а то и по пятеро-шестеро — справиться о здоровье Карины и оставить ей букет цветов или мягкую игрушку.
— Уйми ты своих дьяволов, — просила док. — Объясни им, что девочке нужен покой, что её нельзя так дёргать!
Но "дьяволы" считали, что девочке нужен не покой, а внимание и поддержка. По инициативе Алекса "волками" был организован пост охраны у палаты Карины, хотя её также охраняла и служба безопасности "Авроры", главой которой был Каспар.
Признаюсь, я больше доверяла моим "волкам", хотя оснований сомневаться в людях Каспара у меня также не было. Но как бы то ни было, Карина оказалась под двойной охраной.
8.24. Пятый раз
Карина хлопала в ладоши и смеялась. Открыв дверь палаты, я увидела болтающиеся в воздухе подмётками кверху ботинки. Чуть ниже поблёскивала пряжка ремня, ещё ниже отливал голубизной тщательно выбритый подбородок, а на том месте, где при нормальных обстоятельствах и должны были располагаться ботинки, находились руки.
— Что тут происходит? — спросила я.
Подмётки описали полукруг и встали на пол. Алекс вытянулся по стойке "смирно" и дал объяснение:
— Проиграл партию в шашки.
— Уже четвёртый раз, — добавила Карина. — Сейчас я его и в пятый раз обставлю!
Она снова расставила шашки на доске, Алекс сел на стул и через пять минут одержал победу. Карина не верила своим глазам, а Алекс подставил щёку и показал пальцем место, куда целовать.
— Не может быть! — вскричала Карина, разглядывая положение шашек на доске.
— Проиграла, проиграла, — усмехнулся Алекс.
Карина вздохнула и чмокнула его.
8.25. Первозданная нагота
— И что же они предлагают?
— Предлагают опять разделить мир. Как раньше: их территория, наша территория.
Юля курила тонкую сигарету в длинном мундштуке, откинувшись на спинку кресла. Её кабинет был наполнен оранжевым вечерним светом, проникавшим из-под поднятых жалюзи.
— Как меня утомили эти переговоры... И вообще за последнее время я так устала. Знаешь, чего мне хочется? — Она протянула вперёд ногу в облегающем изящном сапоге. — Махнуть на наш с тобой островок... Ты ещё не забыла, где он?
— При желании можно вспомнить, — усмехнулась я.
— Так вот, — продолжала она, пуская дым в потолок, — плюнуть на всё и махнуть туда... Поваляться там на пляже. — Она шаловливо подцепила носком сапога мою ногу. — Там нас никто не увидит... Можно покувыркаться на песочке... Там тепло. Мы разденемся и будем всё время ходить голышом, никого и ничего не стесняясь, в первозданной наготе. Так что ты думаешь насчёт их предложения?
— Они предлагают положение дел, которое было до войны. То есть, от чего ушли, к тому же и придём. Нет, Юля, так не годится.
Она закурила новую сигарету.
— Я тоже так думаю. Ну, значит, на завтрашней встрече из этого и будем исходить... Либо мир на наших условиях, либо война до победного конца.
8.26. Сбой
Мы стояли на крыльце. Солнце уже почти совсем зашло, западный край неба был багряным.
— Как там Карина? — спросила Юля.
— Готовится к выпускным экзаменам. Она за год всю программу десятого и одиннадцатого класса самостоятельно изучила, будет сдавать экстерном.
— Она молодец. В общем, так, Аврора... Ты пока боевые действия прекрати. Попридержи своих "волков". Им тоже надо отдохнуть, в конце концов. Как только завтрашние переговоры завершатся, я тебе сразу сообщу, и мы решим, что делать дальше.
На базе никого не было. Первым делом я сказала Виктории:
— Отзывай группы отовсюду и объявляй общий сбор.
— Есть.
В моём кабинете теперь стоял большой мягкий диван, а свою комнату я отдала в пользование Карине. Расстегнув куртку, я опустилась на диван и откинула голову назад, на спинку, чувствуя слабость во всём теле. Пусть на базе были и не самые лучшие условия для человека, но здесь, рядом со мной, Карина находилась в безопасности, и я была за неё спокойна.
Сквозь звон в ушах я услышала лёгкие шаги. Мне не требовалось открывать глаза, чтобы понять, что это она: её запах объявлял о ней задолго до её появления. К моему плечу прильнула её головка.
— Привет, мам... Ты выглядишь усталой.
Я открыла глаза, сморгнув мутную пелену, всмотрелась в личико Карины. Заставив себя улыбнуться, я сказала:
— Не более чем обычно, куколка.
Странно: мой язык ворочался во рту с трудом, как будто я была пьяной. И меня развозило с каждой минутой всё сильнее.
— Ты как будто сонная, мама.
— Может быть. — Я усиленно поморгала, потому что у меня то и дело мутилось перед глазами.
— Ложись скорее, тебе надо срочно отдохнуть.
— Да, куколка, прилягу... Нужно только дождаться возвращения ребят. Мне надо кое-что им сказать, и после этого я отдохну... Не волнуйся, родная.
— А что тебе нужно им сказать?
— Юля завтра отправляется на переговоры с Орденом... Они запросили мира. До того, как станут известны результаты переговоров, мы воздержимся от наших обычных действий. Пусть ребята отдохнут.
— И чем они будут заниматься?
— Пока поработают как обычные чистильщики.
Я хотела приподняться, чтобы снять куртку, но не смогла. Из меня будто разом ушли все силы. В ушах позванивало, по телу бегали мурашки. Я чувствовала, что заваливаюсь на бок, но поделать ничего не могла.
— Мама, ты что?
Карина принялась меня тормошить. Она испугалась. Уложив меня, она побежала за Викторией. Виктория примчалась, но тоже не знала, что делать. А я не могла пошевелить и пальцем. Неужели паралич, промелькнуло в голове. Испуганная Карина гладила меня по лицу, чуть не плача. Я хотела сказать ей "куколка моя", но губы не слушались, получилось только мычание. Его звук напугал их ещё больше. Исполнительная, но туповатая Виктория, привыкшая выполнять приказы, растерялась.
— Мамочка, скажи, что нам делать? — спрашивала Карина.
Губы не слушались, я не могла ничего сказать. Тогда Карина, вытерев слёзы, сказала Виктории:
— Сделаем так: когда все вернутся на базу, пусть командиры всех групп придут сюда. Я знаю, что им сказать. А ты пока свяжись с доктором. Сообщи ей, что маме очень плохо. Нужно срочно что-то предпринимать.
