-Он что, как оленя ее загонял?! — во мне снова поднимается обида на Тессена, заставившего Пантеру так страдать.
-Да не особо, мили две.
Сглатываю комок. Вот так, между делом, пробежать две мили по буеракам...
-Лейна все же хорошо, что я не пришиб тогда. Он след сразу ее увидел, а затем и его. А уж там, где она от него убегала, там и клочок ее рукава остался на ветке.
-А вытащили вы их как?
Стил смотрит на меня удивленно:
-А тебя как из моря? Все той же веревкой.
С тревогой смотрю на его обнаженный загорелый торс — мое спасение обошлось ему достаточно дорого. Он ловит мой взгляд:
-Нет, у Лейна веревки со специальными приспособлениями. Они вцепляются даже в камни.
-То есть Лейн отличился в очередной раз? Он не метит на твое место?
-Марта, что за мысли! У него свое, куда я совершенно не гожусь. Так что дело есть у всех. И у тебя тоже. До той чехарды с хирургами перед твоим приходом у нас погиб старый доктор, который служил еще у отца Пантеры. Так что тут привыкли к порядку в лазарете. Сама понимаешь, любой корсар идет в бой смелее, когда уверен, что сумеет воспользоваться своей долей добычи хотя бы потому, что его не бросят умирать от ран в сыром трюме.
-Поэтому ты не обижаешься, когда я провожу времени в лазарете больше, чем с тобой?
-Естественно. Так даже лучше. Я уверен, что поведу в бой здоровых людей и в нужном количестве.
Бросаюсь в его объятия, не в силах высказать слова благодарности — Стил любит меня целиком. Не волосы, не глаза, и даже не покорный характер. Он любит меня целиком.
-Стил, — поднимаю на него глаза и растворяюсь в его, таких наполненных теплым дымом. — Тогда я пойду, ладно? Мне еще надо сделать вечерние перевязки...
Отдыха все равно не получилось. Разве только у меня — потому что пациенты покидали лазарет на всех парусах один за другим и находили себе место в строю, хотя я и пыталась уговаривать пощадить себя еще денек-другой. Но примеров для подражания, как оказалось, у них было много, а уж Пантера в особенности, и они со словами:
-Уж если капитан там впереди..., — бежали еще и еще раз отрабатывать захват форта.
В один из дней я заметила с берега, что все корабли, включая испанский, днище которого тоже уже почистили, вытягивают якорные цепи и поднимают паруса. Невольно вскакиваю:
-Как? Мы же воду еще не загрузили!
-Что с Вами, док? — удивленно спрашивает меня один из нескольких остававшихся еще на моем попечении корсаров. -Вы решили, что нас здесь бросили?!
Он потрясен моим утвердительным кивком настолько, что больше ничего вымолвить не может.
Другой, только начинающий заново учиться разговаривать в полный голос, все же решается произнести несколько слов:
-Смотрите туда, док! На испанца! Сами все увидите!
И действительно, в освобожденной от других кораблей акватории отбитый у испанцев корабль, с которого сняли все пушки, когда чистили, да и не стали ставить на место, распределив по остальным трем фрегатам, легко и свободно маневрирует так, как будто рад избавлению от лишнего груза. И стремительно летит к берегу, как будто хочет не остановиться на мелководье, а прямо на киле выехать на пляж. Но он же тогда намертво застрянет, и прижется сдергивать его с мели другими кораблями и то, только дождавшись прилива. Но все обошлось, киль показался на мгновение, а затем корабль снова вернулся в большую воду.
-Это Пантера у штурвала? — спрашиваю я ребят, потому что так резко разворачивать корабль, едва не срезая мачтами волну, на моей памяти могла только она.
-Тессен. Они друг друга стоят.
Кок уже привык к тому, что я беру ужин сразу на двоих со Стилом — завтракать и обедать вместе мы никак не успеваем, потому что я в это время кормлю раненых, а вечером меня сменяет Пит, возвращающийся с тренировок у импровизированного форта. Я пыталась жалеть мальчишку, но он с недоумением отверг мои попытки отстоять его у капитана:
-Простите, леди, но я обижусь на Вас. Во-первых, я уже не мальчик, а во-вторых, раз уж я хочу стать настоящим военным хирургом, то такой опыт будет для меня незаменим.
-Это какой такой опыт, о котором я не знаю?
Он смущается:
-Понимаете, на фрегате мы с Вами все же в основном работаем в своем лазарете. Да, вы выбегаете на палубу и даже прыгаете на чужую. И должен Вам сказать, Вас за это все уважают.
-Пит, мне не надо заговаривать зубы, рассказывая, какая я хорошая.
-Простите. Так вот, при штурме форта все гораздо сложнее. Ребята вдали от корабля. И сразу к Вам в лазарет не попадут. Да и валятся они не на чистые доски, где разве что их кровь разлита, а в грязь, на землю, в пыль. Они же и ползут по земле, — Пит увлекается, и по его горящим глазам видно, что он все подробности учений видит сейчас как наяву. — Мы же никогда прямо оттуда и не приходим к кораблям, потому что в грязи до глаз все. Пантера нас обязательно в речку загоняет. И сама каждый раз даже косу свою вымывает до последнего волоса, она считает, что иначе это неуважение к кораблю, в таком виде завалиться туда.
-Она, наверное, права про уважение к кораблю, — призадумываюсь я.
И пока я иду к камбузу, в голове зреет мысль — надо все же увязаться за ними, посмотреть. На моих руках умирал недавно Роберт, получивший пулю в почки. Да, с таким ранением я не смогла бы ему помочь, даже если бы несчастье произошло на пороге лазарета. Но тогда я ощутила и полную беспомощность от того, что могла только перевязать, и не известно, когда смогла бы сделать все остальное. Даже будь его рана простым порезом по касательной, ее надо промыть, зашить, приложить лекарство. Да и сам человек после боя в поту, копоти, забрызган еще и чужой кровью, а если Пит говорит, что они там ползают и валяются по растоптанной несколькими десятками сапог земле, то ведь и раны будут все загрязнены — на абордаж ребята идут в чистых штанах и рубашках, а если проползли, перемазались, то вместе с пулей и саблей в рану влетит вся эта грязь.
Из запряженной работы мыслей вывел кок, накладывающий в две миски ароматное варево из мяса и овощей, приправленных душистыми травами:
-Не мое дело, леди, но все же выслушайте старика...
-Да? Джон, дружище, я же никогда не отказывалась с тобой поболтать. И что так официально? Мы же давно на ты.
-Боюсь, Вам не понравится то, что я хочу сказать...
-А если без этих церемоний? — я присаживаюсь на чурбак, стоящий возле плиты.
-Мой тебе совет, попросили бы вы с первым помощником, чтоб капитан сделала запись в судовом журнале, раз уж вы сами все остальное управили.
-О чем ты? — вопрос срывается с языка, но и ответ приходит сам, заставляя спину онеметь от страшного предчувствия.
-Да о вас со Стилом. И я не слепой, и команда. Ушла ты тогда к нему из лазарета, потому что с Джеймсом этим молоденьким поссорилась. Так и с Джеймсом давно все помирились, стоящий парень оказался, хоть и виконт. И в лазарете у тебя снова пусто. А ночуешь все в его каюте.
-Я понимаю... Гореть мне в аду... Но я уже столько нагрешила, я же уже двоих убила при абордажах. А скольких наших еще не смогла спасти?
-Убила ты врагов. Не ты их, они б тебя. Да и не сама полезла, а раненых защищала, мне же ребята все рассказывают, не думай, что я только с котом своим усатым общаюсь. А всех все равно спасти невозможно, у тебя и так мало кто помирает на руках, а уж чтоб черви в ране завелись, — суеверный кок сплевывает через плечо. — Такого при тебе и не случалось. Грех в другом. Навлечешь беду на фрегат. Ты ж женщина солидная, с понятием...
Эх, ну не рассказывать же ему сейчас про отчима-флорентийца и графский титул! Тем более, стоя босиком.
-Ты о том, что мы со Стилом не женаты?
-Именно! Нехорошо это. Мы тут все не ангелы, и у многих в каждом порту по подружке, и на Тортуге, и в Барбадосе, но то другое. А ты женщина простая, хоть и образованная, опять же работящая. Ты своя. И всем больно смотреть на такое. И про Стила может кто дурное подумать, что это он тебя заставил так с ним жить.
-Нет! Нет! Он сам просил Пантеру нас поженить! Еще там, в бухте города! Но испанская эскадра пришла раньше!
Он кивает сокрушенно:
-Да, а после там такая бойня была... Абордаж впервые за десять лет на своей палубе приняли... Да и они после с капитаном 'Александрии' оба раненые лежали, а Стил в бинтах по уши, но бегал. Да..., — он задумывается и мрачнеет.
-Знаешь, Джон... Ты прав. Ты абсолютно прав. Во всем. А тогда. Если честно, не только испанцы помешали. Я тогда испугалась, закапризничала... А там да, там и бой начался.
И еще одна догадка обдает меня ледяной водой, а с нею и боль за подругу:
-А Пантер?
-А вот капитанов не нам судить. Да и чище она всех нас вместе взятых. К ней грязь людская не пристает.
Он отдает мне миски:
-Беги, пока не остыло. И все же прости старика, стал я что-то заговариваться.
На бегу целую его в морщинистую щеку:
-Джон, ты никакой не старик, ты мой лучший друг и самый замечательный кок во всем океане!
Поздним вечером мне удается остаться со Стилом совсем наедине, чтобы вернуться к волнующему меня разговору, так больно и неожиданно прерванному и моей трусостью, и испанской эскадрой. Поздним, потому что до темноты втирала мазь в синяки и ссадины, полученные ребятами при возне среди камней. И, разглядывая полученные повреждения, я пугалась все больше и больше — с пустяками ко мне не обращались. Хотя и этих приволокли буквально за шиворот их командиры — буквально, потому что шиворот у рубашки, а они предпочитали существовать в основном с обнаженными торсами. Которыми и поприкладывались к острым камням.
Спохватываюсь — Пантера! Уж если она скакала там впереди всех... Хватаю сумку, но у двери лазарета меня перехватывает кто-то из боевых пловцов, пришедших проводить Ника на перевязку.
-Док, а Вы куда?
-К капитану. Вроде больше нет пострадавших? Пойду и на нее гляну.
Он загораживает мне дверь:
-Леди, а Вы не посмотрите мне спину?
-Что с Вашей спиной? — просьба удивила тем, что все время, пока я меняла повязку на бедре Ника и снимала ему швы, его приятель, откровенно скучая, имитировал приемы рукопашной схватки, как будто колотил привидение, стремящееся во что бы то ни стало пролезть в дверь, и угрожающе крутил нож. И никаких трудностей не испытывал.
-Болит...
-Хорошо, давайте посмотрим, — откладываю сумку и возвращаюсь. Время потрачено впустую, потому что парень вразумительно рассказать как именно и в каком месте у него болит спина, так и не сумел. Но раз уж все равно он на столе, и все равно жалуется, то ограничиваюсь массажем, от которого он блаженно засыпает.
-Ник, и что все это значит? Если он просто хотел, чтоб я растерла ему спину, мог бы и попросить. А зачем венецианскую комедию разыгрывать ипугать? Я бы сейчас Пантеру бы позвала, чтоб сказать, что он завтра с вами не побежит никуда, а будет тут лежать с компрессами на спине.
Ник смотрит на меня плутовскими глазами:
-А зачем нам капитан? Я его командир, мне и можете сказать.
-Наверное, ты не такой хороший командир, если твой боец чуть не кувыркался тут перед этим, а ты не знал, что он приболел.
-Не знал.
-Вот тогда у меня больше поводов пойти к капитану.
-Не надо. И вообще-то, мой прямой командир — Лейн. Можете сходить к нему. Он, правда, пошел прыгать с утеса еще с несколькими ребятами, можете попрыгать с ними.
-Ник, ты издеваешься?
-Ну что, леди доктор! Как можно? Наоборот. Мне так хотелось всегда поговорить с Вами по душам, — наглец сидит одним бедром на краю стола, свесив здоровую ногу вниз.
-Что так? У тебя было время и пока в лазарете лежал. Хотя и вылез слишком рано, и это замечание твоему командиру Лейну, сманил тебя.
-Но ведь заживает хорошо? Тогда в чем же дело?
-Так, — я начинаю терять терпение. — Раз вам всем так хорошо, оставайтесь ту, а мне надо к капитану. Обещаю, что даже жаловаться на вас не буду.
-Тогда что?
-Ник, мне правда надо ее осмотреть. Если здоровенные парни так порасшибались, то что с ней?
-Если серьезно, док, то с Пантерой все в порядке, — Ник явно перестает валять дурака. — Мы после занятий вместе купались, и она целехонька. Поверьте, на ее мраморной коже синяки заметны были бы.
-Ты..., — не могу найти слов. — Ты ее разглядывал, негодяй?
Он обижается:
-А вот уж разглядывать ее, как и излечить ушибы не вашей мазью, а поцелуями, есть кому.
-Что?!
-Леди Марта, Вы же не маленькая девочка! Пантера с капитаном Тессеном, в своей каюте, живая и здоровая, и ужин они туда забрали.
-Тогда что вы мне тут голову морочите?
-Именно морочим, леди... Чтоб Вы им не мешали. И должен Вас порадовать. Стил тоже освободился. Он оружие после ужина проверял у ребят. А вот только что я слышал его голос на палубе. Так что вам теперь действительно пора идти. К нему.
-Ты... Ты... Вы..., — у меня нет слов, поэтому я просто удаляюсь в надежде на то, что заснувший на столе животом вниз притворщик не грохнется оттуда.
-Стил, — начинаю я трудный разговор, когда он раздевается, чтобы лечь спать, попутно смазывая пару синяков на его боках. — Я была не права.
Он резко оборачивается, так, что мои пальцы прочерчивают дорожку мази к его животу и обтираются о покрывающий его мягкий мех.
-В чем? Если в том, что измазала меня всего этой дрянью, то да, не права. А во всем остальном.
-Я серьезно.
-Я тоже не шучу, солнышко, — он совершенно обнаженный, обнимает меня и прижимает к себе. -Разве шутят такими вещами? Ты умница, и я люблю тебя.
-Стил, мне показалось, я тогда причинила тебе боль. Когда не поняла твоей просьбы к Пантере. Я согласна. Если только ты еще этого хочешь, конечно.
Он, держа меня одной рукой, второй хватает со стула штаны:
-Я немедленно иду к Пантере.
-Тише, сейчас глухая ночь. И застать можно только вахтенного и кота.
-Ну хорошо. Тогда завтра утром.
-Ой, — пугаюсь я. — А ведь это же свадьба.
-Да. Естественно. Ты переживаешь, что нет платья и фаты? Ты мне и в фартуке, конечно, нравишься, а безо всего еще больше, но если хочешь, то у тебя же есть юбка с белой рубашкой, и ты в них настоящая королева. Хотя бы этого острова. Но можем перенести на вечер.
-Понимаешь, меня пугает сама мысль о том, чтобы стоять в центре торжества. И все будут поздравлять, шутить, поднимать тосты, отпускать шуточки, придется танцевать, а после нас поведут провожать на брачное ложе. Нет, я не переживу весь этот ужас второй раз.
Он устало опускается на кровать и закрывает лицо обеими руками:
-Я тоже.
-Стил, милый, ну прости меня! Я не хотела тебя обидеть. Ради тебя я надену все, что скажешь. И даже буду с тобой танцевать. Хотя я и не умею.
-Я тоже. Наверное, разучился. Да и терпеть не мог с детства эти дурацкие уроки танцев, на которых учитель бил палкой по ногам.
Слезы у меня высыхают:
-Ты? Учился танцам в детстве?
-А почему бы нет? Там, где я родился и вырос, хозяйничают враги. Они насаждали свои порядки, ломали вековые устои, стремились испачкать все то, что хранил наш народ в своем сердце. В том числе принесли свои придворные танцы взамен наших, открытых, стремительных, для сильных юношей и ловких, гибких девушек в венках с лентами.