Но силы таяли. На 6е июля оставалось только 103 истребителя и 150 бомбардировщиков. Прибывавшие из глубины части страны слегка выправляли положение. Причем особенно эффективными были некоторые части, в которых собирались летчики-испытатели. Например, такой частью был 401й истребительный авиационный полк под командованием подполковника С.П. Супруна. Прибыв под Могилев, летчики на истребителях МиГ 3 сразу вступили в воздушные бои с противником. Ведя бои над Березиной и Днепром, они наблюдали и анализировали действия фашистских асов, изучали сильные и слабые стороны вражеских самолетов с тем, чтобы выработать грамотную тактику и приемы ведения воздушного боя. За короткий срок летчики полка, по советским данным, уничтожили несколько десятков вражеских самолетов. Только подполковник Супрун за три дня боев сбил 10 немецких машин. Правда, 4го июля он погиб в бою с шестью немецкими истребителями, но одного с собой прихватил.
Немалую роль играли и зенитчики. Как я уже упоминал, каждая бригада ПВО имела в своем составе 60 орудий среднего и 12 орудий малого калибра, 27 крупнокалиберных пулеметов, 81 аэростат — каждый из пяти зенитно-артиллерийских дивизионов мог прикрыть площадь в пять квадратных километров, причем вооружены они были почти что по штату — разве что по зенитным пулеметам было проседание — 122 вместо положенных 225, ну и среднекалиберных зениток 76-85 не хватало 10% — было всего 357 орудий. Зато малокалиберные были все 112 — по штату. Вот Части ВНОС приграничных округов были недостаточно обеспечены средствами связи — если телефонная связь имела 75% матчасти, радиосредствами были обеспечены всего на 25%. Важные населенные пункты прикрывались двухдивизионными полками ПВО, в каждом из которых было 24 орудия среднего и 8 орудий малого калибра, 12 крупнокалиберных пулеметов, 6 зенитно-пулеметных установок.
Но, несмотря на все трудности, наши как-то отбивались от немецкой авиации, как минимум над стационарными позициями — больше всего потерь было при перемещениях войск. К тому же сдвиг фронта к востоку начинал все больше помогать нам и, наоборот, мешать фрицам.
Дальность полета Ю-87В — 600 км, в 1й эскадре были уже Ju-87R — самолеты увеличенной дальности — до 700 км, а с подвесными баками, но с нагрузкой только в 250 кг — до 1400. А от польских аэродромов до Волковыска — почти 200, до Барановичей — уже 300, до Слуцка — 400, до Бобруйска — все 500 — тут уже доставали только горизонтальные бомбардировщики, которые по окопанным войскам действуют еще менее эффективно чем пикировщики.
Так что немцы с начала июля перемещались на захваченные советские аэродромы — Ружаны, Пружаны, Барановичи, Пинск и еще несколько. Работать стало вроде бы снова эффективнее, но тут появились мы — сформированные мною диверсионные подразделения — и потери в авиации у немцев снова резко возросли.
В общем, мы и в небе отчаянно сопротивлялись, постоянно спутывая карты немцам. Да и советское командование все время подбрасывало пополнения. Так, по 16е июля в ВВС Западного фронта поступило 709 самолетов, причем и части, сформированные из летчиков-испытателей — помимо упоминавшегося 401го истребительного авиаполка Осназ на МиГ-3 на запад прибыл и 430й штурмовой полк Осназ на Ил-2, также составленный из летчиков-испытателей. Целью этих полков было не только переломить ход воздушной битвы, но и изучить методику работы немецкой авиации и продумать меры противодействия.
Так что — в небесах и на земле — Западный фронт оказывал немцам упорное сопротивление. И победа фашистам уже не казалась столь уж близкой. Напротив, отчаянное сопротивление наших войск подрывало боевой дух, внушало отнюдь не оптимистические мысли.
Как отмечал Гот (в РИ — Гудериан): 'Однако противник, как всегда, оказывал упорное сопротивление. Его войска действовали умело, особенно следует отметить хорошую маскировку, но управление боем еще не было централизовано'. Тот же Гот (РИ) в донесении от 13 июля в разделе 'Оценка русских' написал: 'Русский солдат борется не из страха, а из убеждения. Он против возвращения царского режима. Борется против фашизма, уничтожающего достижения русской революции'. В донесении от 19 июля: 'Упадка боевого духа в русской армии пока еще не наблюдается'. Генерал Гюнтер Блюментритт, начальник штаба 4-й армии: 'Поведение русских даже в первом бою разительно отличалось от поведения поляков и союзников, потерпевших поражение на Западном фронте. Даже оказавшись в кольце окружения, русские стойко оборонялись'.
Также немцы отмечали: 'Опыт польской и западной кампаний подсказывал, что успех стратегии блицкрига заключается в получении преимуществ более искусным маневрированием. Даже если оставить за скобками ресурсы, боевой дух и воля к сопротивлению противника неизбежно будут сломлены под напором громадных и бессмысленных потерь. Отсюда логически вытекает массовая сдача в плен оказавшихся в окружении деморализованных солдат. В России же эти 'азбучные' истины оказались поставлены с ног на голову отчаянным, доходившим порой до фанатизма сопротивлением русских в, казалось, безнадежнейших ситуациях. Вот поэтому половина нашего наступательного потенциала и ушла не на продвижение к поставленной цели, а на закрепление уже имевшихся успехов'.
Мнение нижних чинов вермахта также было не слишком оптимистичным: 'Эти огромные расстояния пугают и деморализуют солдат. Равнины, равнины, конца им нет и не будет. Именно это и сводит с ума'. Один из солдат группы армий 'Центр' 20го июля (в РИ — 20го августа) сетовал: 'Потери жуткие, не сравнить с теми, что были во Франции. Сегодня дорога наша, завтра её забирают русские, потом снова мы, и так далее'. Другой вторил ему: 'Никого еще не видел злее этих русских. Настоящие цепные псы! Никогда не знаешь, что от них ожидать. И откуда у них только берутся танки и всё остальное?!'.
Танкист 12-й танковой дивизии Ганс Беккер: 'На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть'.
Артиллерист противотанкового орудия вспоминает о том, какое неизгладимое впечатление на него и его товарищей произвело отчаянное сопротивление русских в первые часы войны: 'Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!'. Гальдер также отмечал — 'На отдельных участках экипажи подбитых и неисправных танков противника покидают свои машины, но в большинстве случаев запираются в танках и предпочитают сжечь себя вместе с машинами'
Можно привести слова офицера, служившего в танковом подразделении на участке группы армий 'Центр: 'Мы почти не брали пленных, потому что русские всегда дрались до последнего солдата. Они не сдавались. Их закалку с нашей не сравнить...'
Гнетущее впечатление на наступающие войска производили и такие эпизоды: после успешного прорыва приграничной обороны 3-й батальон 18-го пехотного полка группы армий 'Центр', насчитывавший 800 человек, был обстрелян подразделением из 5 солдат. 'Я не ожидал ничего подобного, — признавался командир батальона майор Нойхоф своему батальонному врачу. — Это же чистейшее самоубийство — атаковать силы батальона пятеркой бойцов'. Хотя — казалось бы — чего тут самоубийственного — ну, обстреляли колонну — мы с Лехой такое и вдвоем совершали. Немцы — странные.
В середине июля (в РИ — в середине ноября 1941го) один пехотный офицер 7-й танковой дивизии, когда его подразделение ворвалось на обороняемые русскими позиции в деревне, описывал сопротивление красноармейцев. 'В такое просто не поверишь, пока своими глазами не увидишь. Солдаты Красной Армии, даже заживо сгорая, продолжали стрелять из полыхавших домов'.
В общем, немцы находились в легком 'офигении', но еще на что-то надеялись. Их окончательный план стал понятен лишь с ударом с севера. В Белоруссии фрицы наступали тремя клиньями — на Оршу, на Борисов и на Могилев. Получался трезубец, вилка, на которую они собирались нанизать советские войска. А ударом с севера — отрезать их от основной территории и схарчить в ряде окружений. Правда, с потерей к середине июля большинства танков 2й и 3й танковых групп все три зубца окончательно затупились, и немцам оставалось только методично продавливать нашу оборону, но у них 'за лесом' были соединения ГА 'Север', которые 8го июля захватили Псков (РИ) и еще продолжали продвигаться на северо-запад. 13 июля 1941 года в Ставке Гитлера было принято решение отказаться от немедленного наступления на Ленинград (в РИ — на Москву) после достижения танковыми группами района Пскова (в РИ — Смоленска). На совещании высшего руководства вермахта было признано необходимым первоначально провести специальную операцию смежными флангами групп армий 'Север' и 'Центр' для разгрома невельской группировки советских войск, для чего часть сил 4й танковой группы (в РИ — 3й — 57й мк) направлялась на Великие Луки и Холм.
ГЛАВА 42.
Тем временем с начала июля на северном фланге Западного фронта и без того шли упорные бои. Основной удар пришелся на Себежский УР, который находился к северу от Полоцкого и был слабее последнего — менее восьмидесяти сооружений на фронте в шестьдесят пять километров, да и то многие строения были еще незакончены. Его обороняла 22я армия в лице 186й сд, затем она сдала позиции 170й сд, которая к концу 5го июля выгрузила в районе Себежа 16 железнодорожных эшелонов войск, остальные эшелоны еще были в пути. Выделенная в резерв 22й армии 179я дивизия доукомплектовывалась в Невеле — 95 км на юго-восток от Себежа и 90 км на северо-восток от Полоцка. Помимо задержек с сосредоточением на наши войска оказывал деморализующее влияние вид отступавших советских войск. Дивизионный инженер В.А. Иванов вспоминал: 'Идут и едут на подводах и автомашинах военнослужащие. С оружием и без оружия, босиком и обутые, с шинелью и без оной, с противогазом и без него. Перед нами грузовая машина, а в ней полный кузов военнослужащих и даже на подножках стоят и в кузове не сидят, а стоят... Почти все, как правило, без документов. Узнать что-либо почти невозможно. Солдаты сплошь и рядом отвечают, что 'всех разбили, один лишь я остался'. И так круглосуточно до момента встречи с противником'. Да и Конев отмечал — 'По шоссе навстречу нам двигался беспорядочный поток — машины, повозки, лошади, колонны беженцев и среди них немало военных. Все спешили в сторону Смоленска. Движение наших машин в направлении Витебска совершенно исключалось. Шоссе было забито. Я решил с офицерами штаба навести на шоссе порядок, дал команду всех военных задерживать, организовывать подразделения пехоты, отдельно собирать артиллеристов, танкистов и направлять всех обратно к Витебску. К моему удивлению, от Витебска в сторону Рудни двигались даже танки — несколько тяжелых КВ и несколько Т-26. Особенно странно было видеть отступающие танки новых образцов. Три таких танка КВ двигались на Рудню якобы на ремонт. Буквально угрожая оружием (просунув револьверы в люки механиков-водителей), мы остановили эти танки, кстати, они оказались исправными, и взяли их под контроль. Таким путем удалось к вечеру собрать около батальона пехоты, батарею 85-мм зенитных орудий и батарею 122-мм пушек армейской артиллерии.'
И к этому рубежу с запада двигались немецкие соединения. 3го июля на Себеж от Резекне повернул 56й моторизованный корпус Манштейна, но увяз в заболоченной местности — несколько суток саперные подразделения расчищали гать, забитую техникой, брошенной отступавшими советскими войсками. Поэтому первыми к укрепрайону подошли пехотные дивизии двух армейских корпусов 16-й армии ГА 'Север', которые впервые атаковали Себежский УР 6го июля. На следующий день немцы навалились уже в полную силу и вклинились в нашу оборону.
Чтобы не позволить им выйти в тыл 22й армии, Тимошенко приказал на следующий день контратаковать их силами отошедших сюда 5й и 33й сд 11й армии Северо-Западного фронта. К сожалению, эти дивизии были уже сильно потрепаны в предыдущих боях — артиллерии в них было не более сорока процентов, а станковых пулеметов и того меньше — всего десять. Немцы упредили контрудар, возобновив наступление утром 8го июля. 9го июля под натиском подошедшей моторизованной дивизии СС "Мертвая голова" пришлось оставить Себеж — наши вели бои за город даже в условиях обхода его с двух сторон. Эсэсовцы тоже понесли потери — более двух тысяч человек, в том числе выбыл из стоя и их командир Теодор Эйке, получивший серьезные ранения ног, когда его машина подорвалась на мине. Так что с учетом выбытия с начала войны уже шести из пятнадцати тысяч человек дивизию было решено вывести в тыл на переформирование. Да и Манштейн был ими недоволен — 'Мертвая голова', имевшая хорошую дисциплину на марше, оказалась очень слаба в тактическом отношении и способности быстро прорывать укрепленную оборону советских войск. Младшие командиры этой дивизии оказались неспособны быстро принимать правильные тактические решения на поле боя, из-за чего им постоянно требовалась помощь командиров вермахта. Еще бы — их ведь набирали из охранников концлагерей.
Через два дня наши начали оставлять и другие участки укрепрайона, но борьба за УР продолжалась до 14го июля — части 170 й стрелковой дивизии и гарнизоны долговременных огневых сооружений яростно отбивали атаки фашистов. Немцы обошли укрепрайон с флангов и появились в тылу нашей обороны, перерезав дороги, ведущие на Себеж, а советские воины продолжали сражаться и только по приказу отошли с занимаемых позиций. Да и советское командование, пользуясь тем, что позиции через Двину между Полоцком и Витебском еще не были атакованы немцами (в РИ этот рубеж уже прорван), спешно снимает два полка 186й стрелковой дивизии и возвращает из обратно под Себеж. На Двине снова остается только один полк 186й сд, на который приходится фронт обороны длиной 27 километров. Но его почти тут же пришлось снова укреплять частями и подразделениями, собранными буквально по нитке — к Двине подходили передовые части 6го армейского корпуса вермахта — в дело вступала пехота ГА 'Центр'.
Эти части уже плотно навалились на войска Западного фронта. На юго-западный фас советской обороны по Двине давил 23й армейский корпус, южнее шел 5й АК, еще южнее — вдоль шоссе Минск-Орша — 9й АК, которому существенно помогали недобитки из 7й и 19й танковых, 14й и 18й моторизованных — именно они составили ударный костяк, которым немцы собирались войти в прорыв, когда тот будет организован пехотой.
В этой ситуации немцы и собрались подрезать с севера советские войска. Как отмечал начальник Генштаба Сухопутных войск Германии: 'В настоящий момент наилучшие условия для развития успеха складываются на правом фланге группы армий 'Север' (в РИ — 'левом фланге группы армий 'Центр''). Поскольку правый фланг группы армий 'Север' успешно продвигается в направлении Великих Лук и таким образом создает противовес Великолукской группировке противника, танковой группе Гепнера (в РИ — '... группе Гота'), возможно, удастся фланговым ударом с севера взломать оборону противника в районе Великих Лук или даже Западной Двины (в РИ — 'Готу ... в районе Витебска') и тем самым создать предпосылки для крупного оперативного успеха. Если на юге противник отойдет за Днепр, то успех танковой группы Гепнера (в РИ — 'Гота') окажется особенно многообещающим, так как он позволит начать крупную операцию в южном направлении восточнее Днепра'. (напомню — в АИ группа Гота разбита на две части, которые наступают к юго-востоку и к северо-востоку от Минска)
