— Да, нам показали стендовые экземпляры. Но очень бы хотелось уточнить, какие именно направления опытных производств уже запланированы вне зависимости от итогов конференции.
— Хм. Ну, что ж, извольте. Уже начато строительство четырех новых предприятий. Одно будет ориентировано на производство твердотопливных двигателей и жидкостных ракетных двигателей всех систем. Другое будет ориентировано на производство воздушно-реактивных двигателей (любых — и прямоточных, и турбинных, и компрессорных, и пульсирующих). Третье должно производить различные элементы двигательных систем и систем управления. А четвертое будет обеспечивать все три предыдущих производства специальными материалами и сплавами.
— Так что же получается?! Нас что, сразу после конференции запрут на одном из этих заводов, и не дадут продолжить уже начатые нами темы?
— Во-первых, товарищ Уваров, вы зря сейчас использовали слово 'запрут'. Наша партия никого не 'запирает', запомните это. Она лишь призывает специалистов на штурм новых рубежей науки!
Профессор словно бы физически почувствовал тяжелый взгляд руководителя СТО, и ему сразу же расхотелось продолжать эту тему. Как ни крути, а то направление, которое он с еще несколькими энтузиастами довольно медленно двигал вот уже несколько десятилетий, внезапно получило фантастическую поддержку. Ради такого можно было, и смирить свой гонор, которым, увы, наделены все ученые без разбору. Сидящий рядом с ним профессор Стечкин, даже сочувственно похлопал его по рукаву пиджака. Мол 'не спешите коллега, скоро все само разъяснится'. А Давыдов, улыбнувшись, продолжил, словно никакой крамолы тут и не звучало.
— Во-вторых, представители всех этих направлений будут активно общаться между собой во время ежемесячно проводимых так называемых 'круглых столов' по научным проблемам. Ну, и, в-третьих, здесь в ВИАМ на базе имеющегося музея конструкций двигателей, сейчас создается Центр технической экспертизы и альтернативного конструирования. Кстати вас и товарища Стечкина, как раз собирались оставить работать в этом центре. Хотя вам обоим наверняка придется наездами поучаствовать во многих направлениях работ в качестве консультантов и экспертов.
— Нельзя ли услышать поподробнее об этом вашем Центре?
— Хорошо, товарищ Стечкин, я попробую изложить вам концепцию и назначение этой новой организации. Фактически кроме собственно проведения экспертиз и выдачи рекомендаций, тот же Центр будет иметь и свои испытательные стенды, и свое опытное производство...
— Но, простите для чего нужно это производство, если есть возможность все делать на заводах, которые также будут иметь свои опытные производства?
— Товарищи, я прошу вас, меня не перебивать иначе наша беседа бесполезно затянется...
— Простите, товарищ Давыдов, я хотел просто уточнить смысл такого дробления сил.
— Хм. А смысл такого, как вы говорите 'дробления', до гениальности прост. К вам в Центр будут поступать готовые двигатели и запасные узлы к ним. Вы будете проводить их испытания на своих стендах. И на каждый проблемный узел или систему вы будете искать, и находить несколько альтернативных конструктивных решений, выполняющих те же функции в моторе. Для этого вы сможете пользоваться уже имеющимися техническими решениями, например, подсмотрев принцип на музейных образцах. Либо вообще будете предлагать иную компоновку имеющихся устройств. Потом вы будете создавать пробные опытные образцы комплектующих, и оснащать ими несколько экземпляров моторов для сравнительных испытаний. И уже проведя часть своих испытаний, доказывающих принципиальную реализуемость новой схемы, вы будете отправлять образцы для дальнейших испытаний на производства, при этом, оставляя себе их копии для дальнейшей работы и исследований.
На лице интересующегося доктора наук, осталось недоверчивое скептическое выражение. Такую схему работы ученый оценил невысоко, и слова майора ГБ явно не казались ему убедительными.
— Гм. Я вижу вам сложно принять это объяснение на веру. Тогда давайте рассмотрим эту схему подробнее. Вот, к примеру, к вам прислали на экспертизу четыре экземпляра опытных прямоточных двигателей Меркулова. Вы провели исследования и выяснили, что есть альтернативные схемы конструкции и формы камер сгорания и топливных форсунок, обещающие некоторые преимущества. На двух ПВРД из тех четырех, вы поставили новые камеры сгорания и топливные форсунки одного типа, а на двух других моторах поставили комплектующие другого типа. Убедившись на испытательном стенде, что все моторы нормально работают, вы два различных образца с новыми камерами и форсунками вернули на производство для сравнения. И к этому добавили начальные результаты испытаний и производственные карты. Потом завод сравнит то, что было с тем, что стало, и либо запросит у вас еще какой-то помощи, либо сам начнет тиражировать наиболее удачное ваше решение. Кроме того такие же моторы будут испытываться в Раменском, и в Харькове на летающих лабораториях 'Горын-1' и Горын-2'. И вот уже эти сравнительные данные так же поступят обратно к вам и на завод. Так, вам более понятно?
— Более-менее стало понятно. То есть вы хотите не только максимально использовать накопленный опыт производства агрегатов для поршневых систем, но и ускорить обмен новыми решениями. Чтобы, образно говоря — 'Научный котел кипел сильнее'. Я правильно понял вашу мысль?
— Хм. Вы нашли интересное сравнение для нашей концепции. Нам действительно нужно что-то вроде конвейера для новых интересных и перспективных идей и решений. И я рад, товарищи ученые, что наше взаимопонимание начинает, наконец, налаживаться. Ну что ж, а теперь я предлагаю перейти к собственно организационным вопросам предстоящей конференции...
Давыдов продолжал рассказывать, время от времени встречаясь глазами с научными работниками. А Стечкин уже начал немного рассеянно что-то набрасывать в небольшой коричневый блокнот...
* * *
Ночная атака была давно отбита. Подоспевшие пехотные роты, усиленные взводом БА-10 соседней мотобронебригады искали по сопкам остатки групп диверсантов. Вскоре к воротам авиабазы подъехала небольшая автоколонна. Впереди шла легковушка. Рядом с водителем красовалось мрачное как посмертная гримаса мировой контрреволюции лицо командира роты охраны. За первой машиной на грузовике ехало слегка покорёженное дюралевое тело пропахшего речной тиной истребителя. Зрелище было тоскливым. А Капитан Полынкин сейчас глядел на своего подчиненного со смесью веселья и досады. Голос лейтенанта был глух как уханье простуженного филина. Да и вид у него и у остальных бойцов охраны, вернувшихся с плацдарма, был неважный. Лейтенант пытался стоять по стойке 'смирно', опираясь на самодельный посох. Ниже колена его нога была перевязана окровавленным бинтом поверх галифе. Взгляд его был еще более безжизненным, чем обычно.
— Товарищ капитан, ваше задание не выполнено. Вернее, выполнено частично.
— Вот как? Так вас, значит, частично можно поздравить с успехом?
— Никак нет. Вверенная мне группа смогла доставить только истребитель и оружие. 'Кантонец' не выполнил ваш приказ, и ускользнул.
— И какой же способ 'ускользания' он выбрал?
— Воспользовавшись помощью, якобы еще одной нашей группы, он улетел с плацдарма на трофейном японском истребителе. Как командир группы я готов понести наказание. Остальные члены группы не виноваты.
— Гм. Смело. В одиночку отвечать за все решили? Мда. Вы пока вот что лейтенант... Расскажите ка мне, что 'Кантонец' вообще делал на плацдарме? Какие отзывы о нем от наземного начальства?
— Майор Кольчугин и другие командиры рассказывали о якобы умелых и героических действиях лейтенанта Колуна при обороне плацдарма, и в наступлении навстречу группе прорыва. Бойцы моей группы и я сам видели, только его стрельбу из ракетных блоков по танкам и коннице противника, других достоверных сведений не имеется.
— Нет достоверных, поделитесь недостоверными.
— Гхм. Боец Румилов доложил, что 'Кантонец', оставив его охранять ракетный блок, участвовал в атаке. При этом он якобы стрелял из огнемета по японскому танку, в результате чего танк был захвачен, и использован 'Кантонцем' в атаке против конницы и японских позиций...
— А что вас смущает в этих сведениях?
— Я не верю в то, что 'Кантонец' подвергал свою жизнь опасности для успеха этой атаки.
— А для чего же тогда он это сделал?
— Вероятно, он уже тогда знал о наличии на позициях японского истребителя, и выбрал наиболее удобный для себя способ побега к противнику.
— Мда. Что вот так прямо и улетел на японский аэродром на японском же самолете?
— Так точно, улетел. Я готов нести наказание.
— С вашим наказанием разберемся потом. А пока ответьте. Не проще ли было 'Кантонцу' прямо с плацдарма просто взять да убежать к японцам? Ну, или хотя бы изобразить неисправность ракетных блоков, и не стрелять по японцам. Ведь насколько я понимаю, если бы не его действия, то японцы уже заняли бы плацдарм и захватили бы на нем всё. И ракетные блоки, и авиапушки, и самого 'Кантонца', и заминированный им истребитель. Разве не так?
— Товарищ капитан. Я не могу оценивать тактическую ситуацию на плацдарме и боевой вклад 'Кантонца' в успех обороны. Я просто не верю ему, и не вижу других выгод для него в его действиях. Да и к тому же поиски его мотивов, на мой взгляд, бессмысленны. Ведь 'Кантонец' бежал с плацдарма к противнику.
— Вам что, сам противник сообщил об успехе этого побега?
— Никак нет. Но куда же, еще ему бежать? Если только в Китай, где у него могли остаться связи.
— Ээх. Вот что лейтенант, идите ка вы в санвзвод. Пусть доктор осмотрит ваше ранение. Да и заодно поинтересуйтесь, не пришел ли в сознание 'Кантонец'.
— Он здесь?! Попался нашим истребителям? Сбили!?
— Нет, лейтенант, не сбили... Такого еще, попробуй, сбей. Всего раз японским зенитчикам повезло, да и то, я думаю, в последний. К нам он сюда на трофее прилетел. Вам ясно?
— Так точно, товарищ капитан.
— И час назад мне звонил Бочков, тотальный контроль с 'Кантонца' можно снимать. Им пройдены все возможные проверки. Теперь мы его будем просто охранять. Так что идите лейтенант, тут и без вас дел невпроворот. Да, и там, на больничной койке допрашивать его не пытайтесь, я утром с ним сам побеседую, если очнется.
Видимо последние новости окончательно подточили волю и силы героически раненого в этом нелегком рейде лейтенанта, и он покачнулся. Подскочивший боец охраны подхватил его под руку и, по кивку капитана Полынкина, повел сдавать сгорбившегося лейтенанта в руки волшебников медицины. На лице провожающего из взглядом капитана, застыло выражение вселенской скорби...
* * *
В кабинете генерала Мориги было тихо. Подполковник знал о вечернем поражении японской авиации и прорыве большевистского отряда на северный плацдарм. Еще он знал, что вины его самого и его подчиненных в этом не было, они сделали все что могли. Но он также понимал, что кто-то должен ответить за эту досадную неудачу, и был готов ко всему. Сегодня на его офицерском поясе висел короткий меч для харакири. И офицер был готов к смерти, как и положено самураю.
— Вам есть, что сказать мне?
— Ваше превосходительство, похоже, большевики перехитрили нас. Из семи шутаев принимавших участие в налете два практически уничтожены, остальные сильно обескровлены.
— Сколько самолетов исправно и может быть использовано?
— Подсчет еще ведется. Но к немедленному вылету готовы не более трети машин.
— Вы уверены в этих данных?
— Боюсь, они даже немного оптимистичны, Генерал-доно.
— Хм. И как же вы — начальник разведки, можете объяснить вашему командиру такие результаты?
— Ваше превосходительство, у меня почти готов письменный доклад...
— Не до докладов сейчас! В чем причины этой трагедии? Я вас слушаю, подполковник...
— Коммунисты быстро учатся. По докладам летчиков в вечерних боях над мобильной группой противника и над плацдармом русские истребители широко пользовались радиосвязью. Уже это резко уменьшило наше обычное преимущество в боевом взаимодействии. Кроме того, начальник радиослужбы майор Камиро доложил о новой военной хитрости противника. Внезапно пилоты услышали по радио громкие команды на японском языке...
— Что за команды там звучали?
— В основном наши боевые сигналы, вроде таких как: 'Уходи из-под огня'; 'Они на хвосте'; и некоторые, другие. Причем все фразы произносились без малейшего акцента. Некоторым пилотам даже голос показался знакомым, поэтому они, не раздумывая, выполнили маневр уклонения. Из-за этого несколько атак не увенчались успехом, а противник этим воспользовался и смог перехватить инициативу в бою.
— Хм. Они свою слабость сделали своей силой... Опасный и умный противник. Что еще вы узнали?
— Еще по докладам технических служб... Ваше превосходительство, возможно, мы неверно оценили калибр их орудий...
— Что вы хотите этим сказать?
— В маневренных боях против истребителей Поликарпов-16 значительная часть пробоин была получена не крупнокалиберными пулеметами, как нам сначала казалось... А скорострельными орудиями калибра примерно 0,8 дюйма. По всей видимости, это нечто вроде наших новых орудий тип 99, или швейцарского 'Эрликона'.
— А как же наши сбитые крупными снарядами бомбардировщики? Я сам слышал по радио, что их атаковали 'Нагинаты'. Один из самолетов загорелся от прямого попадания с большой дистанции. Как быть с этим?
— Ваше превосходительство, 'Нагинаты' действительно были замечены над полем боя. Но возможно опыты с мощными орудиями не вполне удовлетворили руководство большевистских ВВС, и они решили попробовать и другие системы.
— Не будем гадать Сабуро. Наличие 'Эрликонов' у противника пока ничего доказывает, и не отменяет поставленных нами ранее вопросов. Доложите, что там по самой операции 'Нагината'?
— Самые последние сведения мы получили сегодня днем от подчиненного генерала Гендзо, майора Шошуги. Их разведчикам удалось установить контакт с одним нашим пленным пилотом. А через него и с остальными пилотами-тошибу.
— Я хочу знать про этого человека все. Вы узнали кто это?
— Это сбитый семь месяцев назад над Нанчаном младший лейтенант флота Тахиро Конда. Запрос его командованию вместе со сделанной с большого расстояния фотографией был отправлен разведкой пять дней назад.
— Его личность уже подтверждена?
— Да, это точно он. Правда, его долгое время считали погибшим. Он даже получил посмертное представление на награду за три сбитых китайских самолета. Прошедшей зимой он потерял брата, который служил в пехоте здесь на Квантуне. Из всей семьи сейчас у Конда осталась только сводная младшая сестренка в возрасте семи лет и тридцатидвухлетняя мачеха. Его отец умер этой весной, узнав о смерти своего последнего, как он думал, старшего сына.
— А что по другим пилотам? Удалось ли узнать кто они?
— К сожалению, эти сведения Конда нам не передал, опасаясь провокации. Сам он предложил нашему агенту, поддержать восстание, которое поднимут пилоты.
