Вершина мира 2. Часть 2

Вопреки этим ворчливым мыслям, снял бахилы, едва переступив порог кухни, теперь чтоб не затоптать чистый кафельный пол. Хозяин дома вряд ли обрадуется грязным следам на новой плитке. Еще и отмывать заставит. С него станется.

Положив папку на дальний край стола, открыл шкафчик и достал первую попавшуюся кружку, забросил в нее щепотку чайных листов. В ожидании вскипевшего чайника, сунулся в холодильник, где разжился колбасой, сыром и хлебом из хозяйских запасов. Фыркнул, выключаясь, чайник. Журча полился кипяток на мигом размокающие чайные листочки, окрашивающие воду красно-коричневым цветом. Мужчина, усевшись на высокий стул, обхватил ладонями, нагревающиеся бока чашки. При всей своей суровости и склонности использовать работника его квалификации не совсем по назначению, работодатель никогда не возражал, если этот самый работник уполовинит запасы провианта или, при необходимости, воспользуется удобствами единственной отремонтированной жилой комнаты на втором этаже и примыкающей к ней ванной, требуя только оставлять за собой порядок и за забытую в раковине грязную кружку, можно на пару недель стать посудомойкой при ресторане. Не трудно, но унизительно. Впрочем, несмотря на эти странные методы воспитания, никогда бы не ушел от работодателя и не потому, что платили хорошо...

Безбашенному подростку, не хватающему звезд с неба, не имеющему денег на образование и живущему в умирающем городке, построенном вокруг некогда процветающего, а теперь наглухо закрытого завода, есть только два пути, чтоб выбраться из окружающей трясины — податься в бандиты или наняться в солдаты. К уголовному миру, несмотря на все романтические дворовые песни, прославляющие жизнь вольного бродяги, относился весьма скептически. Скорее всего, из-за этих самых песен, где благородный бандит, убивающий, без зазрения совести, грабящий караваны и занимающийся иной романтической деятельностью, а потом просаживающий полученную долю в кабаке, неизменно оказывался пойман злодеями-полицейскими и заточен на несколько десятков лет за решетку, где не менее возвышенно страдал, а то и вовсе — отправлялся на эшафот. Да ну ее, такую романтику! Так что, только в солдаты.

Отслужив положенные годы в пограничье и посетив несколько горячих точек, где несколько раз почти натурально умирал, вернулся в родной город, имея из багажа худой рюкзак, хранящий поношенную форму сержанта, грошовый банковский счет, накопивший пару тысяч кредов, пару кое-как залеченных полковыми лекарями ран, неизменно ноющими на погоду, и, идущие бонусом, ночные кошмары.

В мирную жизнь вписаться оказалось сложнее, чем думалось в казарменных стенах — работы нет, да и делать толком ничего не умеет, только убивать. Но здесь эти умения были не востребованы. Особенно огорчало, что мать с сестренкой смотрели на него с ужасом и жалостью, старались при нем вести себя, как мышки, лишний раз не задевая забредшего в их, и без того не сладкую, жизнь чужака. Сперва он честно пытался искать работу, потом пить от безысходности, проматывая остатки армейских денег и взревывая хмельным голосом, что никто его не понимает. А в одно похмельное утро, вернувшись домой, обнаружил у дверей квартиры свой рюкзак, выставленный на пыльные подъездные ступеньки. Озверев, ломился в ободранную дверь, требовал впустить, но дверь, видно подпертая чем-то тяжелым, не поддавалась, а мать, срывающимся от страха и паники голосом, требовала уходить, грозя полицией. Отбив о дверь руки и выплеснув истерику, послал всех к черту, подхватил рюкзак и ушел в сторону порта. Здесь ему ловить было нечего. Оставшихся грошиков впритык хватило на самый дешевый билет до ближайшего космического порта и немудрящий дорожный паек.

В пункте назначения его, естественно, никто не ждал и не спешил давать работу отставному сержанту. Помыкавшись с месяц по порту, перебиваясь случайными заработками, сумел пристроиться на побитый жизнью транспортник, в основном за кормежку и переборку над головой, только в глубоком космосе узнав, куда угораздило вляпаться, но было поздно. Теперь он стал тем, чьей судьбы пытался избежать, ввязавшись в армию — бандитом. С полгода он вполне сносно путешествовал по галактиону, участвуя в не блещущих особым размахом делах команды. А потом приключилось странное — после очередной стоянки на борт не вернулась добрая половина команды. Капитан был в бешенстве и отправил оставшихся на поиски. Ему бы тогда прислушаться к внутреннему голосу и рвать когти, но, привыкший за время службы, дисциплинированно исполнять приказы, поперся искать. Его карьера бандита враз закончилась, прерванная крепким ударом доски по затылку в очередном закоулоке порта.

Очнувшись в каменном мешке, привязанным за руки к потолочному крюку, тряс разламывающейся от боли башкой и пытался сфокусировать плавающую перед глазами картинку. А потом пришли пленители, наголо бритые здоровенные мужики, одетые в околовоенные черные комбинезоны, и принялись бить. Молча. Первый вопрос задали только спустя полчаса экзекуции, когда в комнату зашел щупленький мужичок, в накинутом поверх дорогого костюма плаще. Не иначе, как чтобы не запачкаться случайно в крови. Оказывается, капитан попер что-то у уважаемого босса и не желал возвращать. Что, он так и не разобрал, но вещь была относительно небольшой, чтоб ее можно было надежно спрятать на борту. Уважаемый босс жаловался на невозможность обратиться к капитану, поскольку тот окопался в порту и носа оттуда не кажет, и что ему приходится вылавливать поодиночке его немногочисленную команду, теряя драгоценное время. Единственное, что контуженный пленник осознал совершенно четко — один из потерявшихся членов экипажа указал (он подозревал канонира, с которым отношения как-то не сложились), что именно отставной сержант в команде особо доверенное лицо и прочие части тела. Как объяснить уважаемому боссу, что его пленник стоит на нижней ступени в иерархии экипажа и никаких серьезных дел, а уж тем более тайн, ему не доверяют?! Посетовав на упрямство почти трупа босс сделал знак продолжать и вышел вон. С пленником развлекались еще несколько часов, в ход шло все, от кастета, до тяжелой пряжки ремня, оставляющей на коже замысловатый узор, а потом сняли с крюка и бросили в угол. Отдыхать. Избили крепко, так что двинуться не мог, да и смысл двигаться — по рукам и ногам связан! В сложившейся ситуации радовало только одно — руки-ноги-пальцы остались на месте. Пока.

Мучители возвращались несколько раз, хватали, подвешивали, 'спрашивали' и, утомившись, уходили. Так что когда вновь скрипнула дверь, у сержанта даже не хватило сил пожалеть, что не сдох во время короткой передышки. В этот раз его точно добьют, как два пальца... Но шагов не было, была какая-то возня, сопровождаемая приглушенными ругательствами вперемешку на нескольких языках. Не сумев погасить ненужное любопытство с усилием приоткрыл заплывающий глаз. В нескольких метрах от него копошился незнакомец, вот он сел, опираясь спиной о стену, выдохнул, промокнул плечом подтекающую ссадину на виске и принялся теребить пуговицу штанов. Сержант поглубже вжался в свой угол, заслышав торжествующий возглас, справившегося с пуговицей мужчины. Что будет дальше он знать не хотел и устало отвернулся. А спустя несколько минут его осторожно тронули за плечо. Руки сами собой вскинулись, защищая голову от удара.

— Эк тебя, — прищелкнул языком новоприбывший, переворачивая на избитую спину и вынуждая придушенно взвыть. Не обращая на это внимание мужчина, зашарил по его телу, подергал руки, ткнул в зубы заляпанной бурым веревкой.

— Кусай, — приказал незнакомец, мимолетно оглянувшись на дверь, — ну же!

И он прикусил, царапая о волокна распухший язык, чувствуя солоновато металлический привкус.

— Только не ори! — шепотом предупредили его и принялись с силой растирать затекшие от пут руки, заставляя сопеть и крепче прикусывать кляп.

Руки неохотно оживали, отзываясь на действия мириадами болезненных уколов, будто под кожей прорастали тысячи иголочек. От рук отстали только когда смог пошевелить распухшими пальцами, дальше тому же издевательству подверглись освобожденные ноги.

— Идти сможешь?

Он не стал отвечать, сосредоточившись на том, чтоб подняться, неловко завалившись на бок.

— Не боевая единица, — констатировал незнакомец, поднимаясь и заправляя за ремень неприлично распахнутый пояс джинсов, на котором не доставало пуговки, — ладно. Я сейчас вернусь, ты не спеши, попробуй встать.

Бывший сержант потянулся, ухватив уходящего за рукав.

— Я сейчас вернусь, — строго напомнил тот, похлопав по вцепившейся в рукав свитера руке, — а потом мы уйдем.

Он отпустил руку этого странного человека, ведшего себя настолько спокойно, будто быть похищенным и закинутым в какой-то подвал для него так же обыденно и привычно, как чаю с утра выпить. Вон наручники как-то расстегнул... Незнакомец остановился у двери, оглянулся на бывшего сержанта, оскалился, и, задорно подмигнув, заколотил в дверь, истерически вереща, чтоб его выпустили.

Дверь открылась и он непроизвольно сжался, ожидая тихого хлопка выстрела и мысленно прощаясь с этим лихим человеком, так и не ставшим спасителем. Но вместо хлопка услышал невразумительный хрип и стук закрывшейся двери.

Взъерошенный незнакомец вернулся, когда он сумел кое-как доковылять до выхода.

— А, уже дошел? Хорошо, — кивнул он, приглаживая пятерней растрепавшиеся темные лохмы и горячечно блестя серыми глазами, и пообещал, — сейчас пойдем.

Покопался в кармане, выуживая из него проволочку, скептически осмотрел ее и, обтерев о рукав, расстегнул ременную пряжку. Теперь уже, кажется, бывший, пленник таращился на него во весь свой не заплывший глаз, наблюдая, как этот сумасшедший спокойно и деловито прилаживает к поясу вынутую из другого кармана пуговку, закрепляя ее той самой проволочкой. Так, будто у него в запасе минимум вечность и спешить им уже некуда.

— Ну, что — готов? — спросил он, закончив с ремонтом одежды и, дождавшись неуверенного кивка, бесцеремонно закинул его руку себе на шею, — Вот и замечательно, теперь валим отсюда!

Отставной сержант потом пытался более-менее связно вспомнить, как они выбирались и не мог. Очевидно, во время бегства он несколько раз терял сознание, но его продолжали упрямо тащить за собой. Бегство вспоминалось короткими урывками. Вот они, трогательно обнявшись, бредут по длинному каменному коридору, мимо лежащих в странных позах охранников, вот стена, забрызганная чем-то подозрительно красным... Вывалились на улицу и ветер неприятно лезет под изодранную рубашку... Пришлось тяжело опуститься на колени, потому что самостоятельно стоять не мог, а, служившему опорой, незнакомцу понадобились обе его руки, чтоб открыть двери приткнувшейся за мусорными баками машины... При каждом повороте под ребра больно впивается фиксатор ремня безопасности, выпирающий между подушками заднего сиденья, а повернуться, чтоб убрать его, нет никаких сил... Визжат, тормозя, колеса и чертов фиксатор в последний раз пытается проткнуть бок... Его бесцеремонно выволакивают из салона, за шкирку, как нашкодившего щенка, скептически, как давешнюю проволоку, оглядывают и обещают отдохнуть, вот только по трапу...

В следующий раз открыл глаза уже будучи в салоне дорогой яхты, кулем валяясь под стеночкой, пятная своей кровью бесценное дерево палубы. Спаситель, успевший переодеться в чистое и, судя по влажным волосам, даже принять душ, расхаживал по салону, позвякивая льдинками в бокале, ругаясь с кем-то в гарнитуру телефона. Заметив шевеление, владелец яхты бросил в гарнитуру короткое 'Потом!', сдернул ее с уха.

— Ну, что — прочухался? — миролюбиво поинтересовался он, присаживаясь рядом на корточки. И дождавшись молчаливого кивка, спросил, — Как тебя зовут?

— Меня... зовут? — переспросил он, чувствуя себя идиотом, но, видно, удары по голове не прошли даром, так что вспомнить собственное имя оказалось непосильной задачей.

— Ого, это серьезно, — хохотнул спаситель, — Ладно, с именем потом разберемся. Вставай, покажу, где душ.

Кое-как смыв с себя кровь и грязь, промокнул ссадины антисептиком, оставленным на полочке над раковиной, влез в одолженную пижаму, у которой пришлось подворачивать рукава и штанины. И долго не мог решиться выйти из ванны, досидевшись до того, что в дверь постучали. Пришлось выходить. Благодетель и спаситель, имя которого так и не спросил, скептически осмотрел гостя и предложил поесть, когда тот отказался, настаивать не стал, только кивнул понимающе, отвел в каюту, предложив располагаться и почти сразу ушел. Оставшись в одиночестве, подошел к кровати, откинул одеяло, провел дрожащей рукой по простыне, убеждаясь, что это все настоящее. Распухшая, покрытая коркой запекшейся крови, кисть на белизне ткани смотрелась неуместно и... в нем что-то... сломалось. Опустившись на колени рядом с постелью, ткнулся лицом в подушку, глуша задушенные всхлипы. За время проведенное в подвале успел попрощаться с жизнью — никто не придет вытаскивать пропащего... отставного сержанта Даана Коула... Всплывшее в памяти имя повлияло благотворно, погася недостойную мужчины истерику, и тут же захотелось увидеть единственного живого человека, в который раз убеждаясь, что все это правда, что он, Даан, здесь, а не продолжает медленно умирать в том подвале.

Выбравшись из каюты, услышал голоса и пошел на них, как бестолковая крыса на звук дудочки.

— Это был неразумный поступок, — строго высказался незнакомый голос.

— Чей? — фыркнул спаситель.

— Общий, — отрезал собеседник, — Ваша светлость, вам надо было дождаться...

— Дождаться чего, Ром? Пока тебе не пришлют мой палец с требованием выкупа остального?

— И скольких вы там хм... оставили?

— Шестерых, — после короткой паузы спокойно отчитался он, — троих в подвале, одного на лестнице и двоих на этаже.

— Посмотрите, кто из них, — потребовал Ром.

— Пятый, восьмой, двенадцатый... — принялся прилежно перечислять безымянная светлость.

Дальше послышались какие-то щелчки, приглушенно, но от души выругался Ром.

— Я что-то не так сделал? — любезно поинтересовался спаситель.

— Вот этого среди них точно не было? — проигнорировав вопрос, осведомился Ром.

— Не, я бы запомнил. А кто это?

— Кривой Гато. Что вы там вообще делали?! — на взгляд подслушивающего этот вопрос следовало задать первым.

— Товар приехал посмотреть, — безразлично объяснили Рому, — остановился в подворотне, там меня и прихватили, обозвав сюрпризом для кого-то.

— Владислав Серафимович, когда вы приучитесь покупать товар в менее экзотических местах и так, чтоб потом ни мне, ни полиции не пришлось за вами прибираться?!

— В менее экзотических местах и товар менее интересный, — обстоятельно пояснил названный Владиславом Серафимовичем.

— Так... вам придется задержаться на планете на пару дней, пока не прилетит сопровождение.

— Мне не нужно сопровождение! — попробовал возмутиться спаситель.

— Вы задержитесь на планете, — с нажимом повторил Ром, — иначе принимайте мою отставку.

— Фу, господин Лотяну, это шантаж? Как не стыдно! Но я вынужден подчиниться, тем более, что я кое-что прихватил из подвала...