Вершина мира 2. Часть 2

Часть II

Глава 1.

Что мне нравится в мужчинах? Настойчивость и целеустремленность. Очень правильные и нужные качества для свершения великих дел. Что меня раздражает в мужчинах? Настойчивость и целеустремленность! Даже не верится, что кардинал Ришелье и правящая семейка Борджиа, по крайней мере те, кто в основном диктовал историю, были мужчинами. Какие они интриги плели, как издалека подводили к нужным им целям! Зак явно не из них, тех дипломатичных мужчин. Этот поганец предпочитает переть напролом, считая, что прямая есть самое верное направление движения. Хуже всего, что он, не гнушаясь ничем, привлек Низу, растрепав ей о приглашении на конференцию. Совместными усилиями меня ломали, пытаясь заставить ехать. Заку хотелось на планету, на любую, а Низа подсчитывала возможную упущенную прибыль. Страшнее алчной женщины только доставучий подросток. Э-эх, Анна Дмитриевна, попали вы, как кур в ощип! Я упиралась, как могла и не могла, уже давно изучив так и не вскрытый конверт и по почтовым отметкам определив, откуда пришло послание. Таурин. Черта с два, три и четыре я полечу на эту планету! Даже если я больше не заключу в своей жизни ни единого прибыльного контракта, а 'Крылья' вместе со мной пойдут с молотка! Даже если Заку не видать больше ни одной планеты! Да, именно вот так! Надо быть стойкой и не поддаваться на провокации.

Я поднялась с жесткой скамейки, и до хруста потянулась, приподнявшись на цыпочки. Дверцу шкафчика заело, но я за столько времени успела изучить ее прескверный характер, так что не стала дергать за ручку, а пнула по гулкой железке, метя в правый угол на пару ладоней ниже завеса. Дверца протестующе громыхнула и открылась. Поздравляю, доктор, вы победитель! И можете получить, как заслуженный приз, свою одежду. Я уже заканчивала переодеваться, сидя на лавочке шнуровала ботинок, когда дверь в раздевалку нервно распахнулась и на пороге возникла бледная медсестра.

— Анна Дмитриевна, там ваш...

— Что там мой? — поторопила ее я, неприкрыто поглядывая на часы, опаздывать в зал на тренировку очень не хотелось. Тренажеры расписаны по минутам и ждать зазевавшегося посетителя никто не станет.

— Зак ваш... он...

— Что мой Зак? — я медленно опустила на пол рюкзак, прикидывая, где лежат хирургические халаты, сколько крови нужной мне группы есть в наличии и сколько успеют разморозить, если понадобится сверх того.

Девица таращилась на меня круглыми от страха глазами, очень хотелось двинуть промеж этих огромных застывших глаз.

— Что с моим Заком? — процедила я сквозь зубы. Еще секунда и я впечатаю ее в стену, чтобы заполучить возможность выйти из раздевалки.

— Он... он улетел!

— Что?

— Он улетел, — девица неопределенно взмахнула рукой.

— Куда улетел? Кто вам это сказал? — я нахмурилась не зная, радоваться ли мне или впадать в панику.

— Из диспетчерской звонили, — пояснила медсестра, — попросили отыскать вас и сказать, что ваш Зак захватил учебный бот и улетел!

— Твою в бога душу... — рыкнула я, выскакивая из раздевалки, девица едва успела посторониться, не дав размазать себя по двери.

У лифтов собралась толпа народу, я пристроилась в хвост, но сообразив, что из четырех работает только один, развернулась и побежала к лестнице. Быстрее преодолеть с десяток пролетов ножками, чем дожидаться кабины, куда сумею втиснуться. На лестнице было многолюдно, толпа таких же нетерпеливых дисциплинированно разделилась на два потока и двигалась в строго необходимом направлении. Вверх или вниз. Я вклинилась в этот поток, заняла свободное место и с раздражающей медлительностью поползла вниз, настрого запрещая себе думать о причинах, побудивших подростка на столь бессмысленный поступок. На учебном боте далеко не улетишь, там горючки чуть и воздуха заправлено на два часа полета. А станция сейчас дрейфует в самом пограничье, до ближайшего человеческого поселения три часа с гаком на суденышке того типа!

Змея ходоков, наконец, доползла до нужного мне уровня и я, резво отделившись из общего потока, тыкнула в прорезь двери карточкой ключа. Недовольно зашипела пневматика, открывая передо мной тяжелую, многослойную дверь ангарного отсека.

Вахтенный шагнул навстречу, сурово поинтересовавшись, что я тут забыла. Пришлось открыть чистую правду — произошло ЧП, а я доктор, которого вызвали на тот случай, если кому-то понадобится помощь. Меня окинули критическим взглядом, явно намекая на излишне цивильный вид, пришлось помахать перед носом стража своим удостоверением. Парень внимательно изучил карточку, искоса поглядывая на меня. Все верно, бдительность превыше всего, но... если потянет еще минуту, я его оглушу его же дубинкой! Наконец, офицер решил, что я это все-таки я и посторонился, позволяя попасть в длинный коридор, ведущий к посадочным площадкам, крикнув вслед, чтоб была поосторожнее, в ангарах сегодня самый натуральный бардак. Я махнула рукой, показывая, что поняла и понеслась вперед.

Выскочив в зал, тормознула проезжающий мимо электрокар, попросив довести до диспетчерской зоны. Паренек, лет тридцати, одетый в техническую робу, сперва попытался возразить, что едет в другую сторону, но глянув на меня повнимательнее, только махнул рукой на подножку, мол, устраивайся. Интересно мне, чего он там такое увидел, что наплевал на маршрут следования? Техник ворчал всю дорогу, поминая всеми недобрыми словами мальчишку, глупой выходкой парализовавшего всю работу. Если техник так злится, то в каком же бешенстве пилоты?! Я передернула плечами, просчитывая как половчее вывести мальчишку после посадки и не встретить по дороге толпу разъяренных мужиков. Каждая минута простоя это выход из графика, а значит, лишний напряг для пилотов вынужденных нагонять отставание.

Прогрохотав ботинками по металлическим ступеням, остановилась на платформе, усилием воли душа накатившую панику. Из-за закрытой двери долетали звуки явного скандала. Да они что — офонарели там все, что ли?! У меня мальчишка болтается непонятно где, а они скандалить изволят! Коротко выдохнув, толкнула металлическую дверь, стремительно врываясь в диспетчерскую. Мужчина, в летной форме с нашивками инструктора, до этого оравший, заткнулся на полуслове и развернулся ко мне.

— Кто пустил сюда посторонних?

— Вахтенный, — буркнула я, протискиваясь к Алисе. Присев на подлокотник ее кресла, уставилась на экран, пытаясь определить, какая из россыпи точек на радаре бот Зака.

— Связь есть?

— Пока нет. Я вызываю его в автоматическом режиме, вызов идет каждые тридцать секунд, он не отвечает.

— Как это вообще случилось?

— Точно не могу сказать, — быстро заговорила Лиса, очерчивая маркером нужную мне точку, — я заступила минут двадцать назад. Все, что я знаю, это, проводились запланированные полеты. Твой парень должен был лететь с инструктором, но, почему-то, улетел один. Я предполагаю, что произошел сбой...

— Какой сбой?! Это диверсия! Захват! — вновь прорезался мужской голос.

— Что собираетесь предпринимать? У мальчишки воздуха на полтора часа.

— Думаю выстрелить щупом и попытаться зацепить. Видишь, он недалеко ушел, дрейфует спокойно. Но сперва решила вызвать тебя, время еще есть. Да что ж ты! — воскликнула Лиса, глядя, как выделенная из общего хаоса точка заметалась, по экрану радара, удаляясь от станции. — Ань, он маршевые врубил!

— Прикажите ему возвращаться! — вклинился в наш разговор недовольный мужчина.

— Он бы вернулся, — любезно пояснила я, неотрывно глядя на экран,— если бы умел! Алис, кто это и чего орет?

— Это тот самый инструктор, который должен был сопровождать ученика. Теперь он дико боится неприятностей.

— Да уж, — хмыкнула я, — ЧП чистой воды. Адмиралу уже сообщили?

— Нет еще. Но придется. Как-никак человек за бортом. Есть какие-нибудь мысли?

— Есть. Лиса, пусти меня, я сяду. Я знаю, что не положено, но...

Алиса не тратя время на возражения, раскидала свой сектор между тремя оставшимися диспетчерами и уступила мне место.

— Ребята, расчистите коридор для этого бешеного, а то он нам устроит техногенную катастрофу.

Защелкали тумблеры и в эфир полетели корректировки курсов подлета. У кого топлива было побольше отводили в зону ожидания, те, кому требовалась срочная посадка, заходили по широким орбитам, стараясь не пересекать тщательно вычищенную зону, в которой хаотичными зигзагами скакал учебный бот с неумехой-пилотом на борту.

— Зак. Зак, ты меня слышишь? Отзовись, — нарушая все регламенты ведения полетных переговоров, монотонно заговорила я, наклоняясь поближе к микрофону и строго контролируя тембр. Нельзя, чтоб голос дрожал, даже если внутри все холодеет и сжимается от страха. Никакой паники, никакого недовольства, вообще никаких эмоций. Тот, кто находится на другой стороне эфирной волны, должен слышать, лишь безграничное спокойствие и уверенность. Паниковать, орать и закатывать истерики с избиением младенцев можно будет потом. После посадки. Какое восхитительное слово — потом! Пять простых букв вобравших в себя все. И ворчание по утрам, и потерянный носок, и пролитый на белый костюм кофе, и тихую радость, что всё это есть.

— Зак, отзовись...

Ничего. Медленно выдохнув, начала командовать, даже не зная, слышат меня или нет.

— Зак, пересядь в кресло командира экипажа. Пристегнись. Справа от твоей коленки рычаг управления двигателями. Сдвинь рычаг в нижнее положение. Сейчас бот немного 'просядет', это нормально, тяга двигателей минимальна. Зак, положи обе руки на штурвал и медленно переведи его в строго вертикальное положение. Он должен находиться на уровне твоих коленей.

Маркированная точка на радаре перестала скакать по сектору и установилась на одном месте, слегка смещаясь, но уже не так критично, как раньше.

— Молодец! Умница. Теперь протяни руку влево и сдвинь тумблер микрофона на приборной панели в режим ответа.

— Анька! — тишину диспетчерской взорвал перепуганный голос мальчишки, — Ань, я ничего не делал!

— Успокойся. Не кричи.

— Я ничего не делал, — повторил он тише, но никак не спокойнее, — меня спросили 'готов'? Я сказал 'готов'! Я даже кнопки не трогал!

— Зак. Успокойся. Ничего страшного не произошло.

— Что значит, не произошло?! — вклинился в наши переговоры инструктор, — Ты понимаешь, мелкий негодяй, что ты сотворил предпосылку к летному происшествию?! Тебя отдадут под трибунал!

— Аня, я... — начавший было успокаиваться подросток, получил новую пищу для паники.

Я дернула плечом и, положив ладонь на микрофон, тихо попросила в пространство, продолжая неотрывно следить за радаром.

— Уберите его отсюда, как людей вас прошу. Уберите, я за себя не отвечаю.

— А чего это ты за себя не отвечаешь, а, Анна Дмитриевна? — в разговор вклинился суровый голос, которому еще, по идее, никто ничего не сообщил. — Госпожа Кручина, почему посторонние в кресле? И что за бардак здесь происходит?

Тьфу черт, принесла нелегкая, с молчаливой досадой вознегодовала я, но переиграть что-то уже нет возможности. Адмирал уже притащился сюда. И откуда ты, родной, взялся?! В сверхчувствительность адмирала верилось с трудом, а значит, кто-то сдал!

— Адмирал, с одним из учебных ботов произошел ошибочный выброс на орбиту без инструктора на борту... исправляем положение... расчистили коридор... ведем коррекцию... — голос Алисы со спокойной деловитостью вводил начальство в курс дела. Меня это уже мало трогало, Дэмон не посмеет согнать меня с кресла, впрочем, может попробовать...

— Зак, что там у тебя?

— Удерживаю в дрейфе, — голос мальчишки дрожал от страха и напряжения.

— Хорошо. Все хорошо. Ты молодец. Закрой глаза, откинься на спинку, расслабь плечи. Слушай меня. Только меня. Остальные по боку. Только мой голос. Минута тишины и начинаем посадку.

— Я не смогу!

— Сможешь. Я тебя веду. А пока, минута тишины.

Я выключила микрофон и развернулась к залу.

— Мне нужна площадка недалеко от внешнего шлюза под аварийную посадку.

— Романова, я вас оштрафую, — заявил адмирал, гневно сверкая пламенным взором, — а вашего подопечного определю на гауптвахту до окончательного выяснения обстоятельств.

— Да пожалуйста, — дернула я плечом, — чек прям щас выписать или попозжее?

— Романова!

— Адмирал!

— Аня?

— Я здесь, Зак. Ты готов?

— Да... кажется...

— Хорошо. Начнем с корректировки курса. Тебе не надо заниматься расчетами, потому что станция находится в прямой видимости. Посмотри в иллюминатор и скажи мне, что ты видишь?

— Половину экрана занимает бок станции, а дальше космос.

— Тебе нужно развернуться, так, чтоб ты видел станцию и отметку шлюза. Она выкрашена черной краской и по краям мигают маяки, так что не пропустишь. Положи правую руку на рычаг тяги двигателя. Другой рукой переведи тумблер управления двигателем, он слева на пульте, так, чтоб зажегся только крайний левый индикатор.

— Сделал!

— У тебя будет работать только левый двигатель. Теперь начинай медленно увеличивать тягу.

— Ой!

— Что — ой? — переспросила я, чувствуя, как люди, стоящие за спинкой кресла, дружно затаили дыхание.

— Я перевернулся! Анька, я вишу!

— Конечно, висишь, — подтвердила я. — Плавно потяни штурвал вправо и выровняй бот.

В динамиках послышалось сосредоточенное сопение, а затем тихая ругань. Кое-кто, сделав полный оборот вокруг своей оси, вновь оказался вверх тормашками.

— Зак, плаааавно потяни штурвал, плаааавно!

Несколько секунд тишины, а затем победоносное:

— Ага!

Находящиеся в диспетчерской, не исключая меня, облегченно выдохнули.

— Выровняй штурвал и больше его не трогай! Он тебе пока не понадобится. Поворачивай бот к станции.

То, на что обычно пилоту с маломальским стажем требуется около минуты, у нас с Заком заняло никак не меньше получаса. Конечно, всех больше бы устроило выпустить щуп, как предлагала Лиса и, зацепив непослушный бот, затащить его на станцию насильно. Меня лично, больше бы устроило наличие инструктора в кабине рядом с Заком, а раз нет, то будем садиться так, как получается. Должен же мальчишка научиться! Слава богам, адмирал ворчал не очень активно, скорее, для проформы. Естественно, мне потом придется отвечать за устроенное безобразие, и штраф я оплачу, как миленькая, и неустойку, если торговые были на подлете, а по вине Зака им пришлось повисеть зоне ожидания. Хотя, какая тут вина, обычная нестыковка, боты-то выстреливают автоматически, после подтверждения готовности. Парня спросили — 'готов' и тот с дуру и ляпнул — 'готов', легкое нажатие клавиши и перепуганный ученик уже в состоянии самостоятельного полета. Такое случается. Редко, но бывает. Где в тот момент находился инструктор — в сортир выбегал или языком с барышней зацепился — меня волнует мало, пусть об этом у адмирала голова болит, хотя и подмывает хорошенько съездить дяденьке по лицу, однако ж не дадут... Хорош мечтать, доктор, сейчас главное, мальчишку мягонько посадить.

Я прикрыла глаза, стараясь до мельчайших подробностей представить кабину учебного бота, командовала малолетним пилотом, изредка ловя себя на том, что руки сами собой тянутся к несуществующим рычагам. Мальчишка справлялся пристойно, под моим руководством вполне уверенно маневрируя всеми тремя двигателями.

— Время сближения минута, — я бросила короткий взгляд на приборы контроля, — Зак, у тебя слишком большая скорость. Штурвал немного от себя, и плавно сбрасывай тягу. Вот так, хорошо.

— Я напротив шлюза. Ань, я провисаю.

— Штурвал ровно и немного увеличь.

— Есть!

— Открыть шлюз!

Привычно взвыли сирены, послышался отдаленный гул работающей пневматики, сдвигающей в сторону шлюзовой люк.

— Дождись полного открытия и на малой скорости заводи бот в шлюз, ориентируясь на белую полосу. Она должна быть строго по центру бота. Как только войдешь, гаси скорость до минимума, поставь штурвал так, чтоб двигатели встали вертикально и так зависни, пока не откроется внутренний.

— Ань, здесь темно.

— Это нормально. Когда откроется внутренний, заводи так же, как на посадку — плавно и нежно. Твоя посадочная площадка номер восемь, справа от шлюза. Я жду тебя. Конец связи.

Я откинулась на спинку кресла и потерла лицо дрожащими пальцами. Какой бы не выглядела спокойной со стороны и не храбрилась внутри, а последний час дался нелегко.

— А уж как я жду его, — едва слышно проворчал адмирал, — Все — развлечение закончилось, за работу! Романова, освободите место Кручиной...

Организаторскую работу адмирала прервал звонок. Дэмон выудил из нагрудного кармана наладонник и отошел к двери, не желая посвящать окружающих в личные разговоры.

— Да, ангел мой, да, все в порядке, вас сейчас примут... — из-за закрывающейся двери долетел обрывок фразы, заставив диспетчеров переглянуться и резво взяться за работу, а мне захотелось втянуть голову в плечи.

Вот теперь все встало на свои места, впору было устыдиться крамольных мыслей, никто никого не сдавал, адмирал спустился встретить жену, а тут такая неприятность, мало того, что в зоне прилета самый натуральный кавардак, так еще и личный адмиральский ангел завис в зоне ожидания дольше, чем следовало. Одного пункта хватит, чтоб виновникам переполоха заполучить долгоиграющие неприятности, а тут пунктов целых два и каких! Гауптвахта, обещанная Заку, казавшаяся не более чем пустой угрозой, мгновенно приобрела вес. И немалый. Я подобралась к двери и осторожно выглянула на лестницу. Пусто. Это хорошо! Нужно поспешить и перехватить мальчишку до того, как до него доберется адмирал, и вкрутить мозги, убедив не лезть в бутылку. Надеюсь, первый после бога сначала кинется встречать Лайру, а уж потом возьмется за карательные мероприятия. Неплохо еще и с адмиралом парой слов перекинуться и упросить не зверствовать и не запирать непоседу, заверив, что парня ожидает профилактический массаж самой большой мышцы в его глупом организме. Естественно, заниматься подобными глупостями я не собиралась, но Жану об этом знать совсем не обязательно.

Возле злополучного бота наблюдалось нездоровое оживление. Всем хотелось взглянуть на недотепу, подарившего персоналу ангаров и пилотам столько незабываемых минут. Во главе толпы бесновался инструктор, требовавший немедленно открыть люк. Зак прочно окопался в своей консервной банке, не желая и носа оттуда высовывать, справедливо опасаясь попасть под дружную раздачу подарков в народе именуемых 'люлями'. Вполне заслуженных, между нами говоря. Но как бы парень не заслуживал выговора, я не собиралась стоять и смотреть, как митингующие, выкурив его, устроят суд Линча. Активно заработав локтями, пробилась к боту, отодвинула инструктора и, заслонив люк своей мужественной спиной, широко расставила ноги, уперла в бока сжатые кулаки и обвела присутствующих долгим холодным взглядом, всем видом своим демонстрируя, что встала в охранение всерьез и надолго.

— Ну, и чего встали? — после недолгого молчания поинтересовалась я у ворчащих мужиков. — Расходились бы вы по местам.

— У нас пара вопросов есть, — выкрикнул кто-то.

— Задавайте, — милостиво разрешила я.

— Да не к вам, девушка, — проинформировали откуда-то слева, — а к тому, кто в боте.

— Так я за него.

— Прикажите ему, чтоб вылезал оттуда немедленно! — горячился проштрафившийся инструктор.

— Не буду, — покачала я головой.

— Как это — не буду?! Да я... я...

— Головка от мужского полового органа, — подняв голову, ласково подсказала дремавшая до поры Радагаст. Утихший было адреналин потек по венам, будоража и нагоняя злое веселье. Я почесала плечо, как раз там, где сидел ленивый дракон.

По толпе пилотов и техников пронеслись сдавленные смешки. Инструктор вытаращил на меня глазенки, беззвучно хватая ртом воздух.

— Я бы на вашем месте успокоилась, — посоветовала я, — у вас еще будет куча поводов для волнения. Когда ребятки из собственной безопасности начнут носом палубу рыть. Почему бардак приключился, почему необученный салажонок один в полет ушел, почему инструктажа предполетного не случилось...

— Что значит, не случилось?! — пришел в себя мужчина. — Был инструктаж и свидетельства тому имеются, а если ваш этот инструктаж не слушал, то ничем помочь не могу!

— Нам никто не поможет, — с философской грустью изрекла я, — через минуту здесь будет взбешенный адмирал, так что самое время молиться. Всем. Кого адмирал застанет...

Я обвела толпу долгим взглядом. Парням понадобилось около секунды, чтоб уложить в мозгу полученную информацию и толпа, как по команде стала распадаться, истаивая по всем направлениям. Не прошло и тридцати секунд, а возле бота остались только я и инструктор. Нет более изобретательного человеческого вида, чем подчиненный, не желающий попадаться на глаза начальству. Я, пожалуй, и не смогла бы определить, куда исчезли люди, они словно хамелеоны растворились в воздухе.

— Так-то лучше, — проворчала я себе под нос, громко постучала по люку бота и ласково позвала, — Вылазь, зараза мелкая.

— Не могу — люк заело, — прокаркал коммутатор голосом Зака, послышался глухой стук, призванный убедить меня окончательно, что мелочная пакость действительно не может вылезти.

— Зак, радость моя, вылезай по-хорошему, — задушевно попросила я, — я ж тебе не мужики, вскрою люк на раз, и тогда тебе точно основательно прилетит.

— А сейчас не прилетит? — хмыкнул он.

— Прилетит, — не стала я спорить, — но не от меня.

— Черт! Чего — тревогу подняли?

— А ты, как думал?

— И чего теперь будет? — дверца люка чуть отъехала и в щель просунулся любопытный нос.

— Арестовывать тебя придут, только, пожалуйста, не позорь меня и не закатывай концертов, договорились?

— Как арестовывать?! Что значит — арестовывать?! — Зак мигнул по совиному.

— То и значит, — собирая остатки выдержки, пояснила я, — тебя задержат, пока будет идти расследование...

— Но Аня...

Я шагнула к подростку, зацепила его за шею и, наклонив к себе, зашипела в ухо:

— Слушай сюда и включай мозги, если не хочешь неприятностей — ты должен вести себя тихо, не кричать, не перечить и не возмущаться. В случившемся есть часть и твоей вины, уясни себе это, пожалуйста. Ты меня понял?

— Да понял я, но...

— Без но! — отрезала я.

— Я чего — преступник? Я чего — этот бот угонял? — не желал успокаиваться Зак. Если он еще чего-нибудь вякнет, точно нащелкаю.

— Своими безответственными действиями вы, молодой человек, вызвали предпосылку к катастрофе и почти перекрыли движение транспортов, — суровый голос адмирала прервал нашу перепалку.

Я оглянулась, Дэмон грозовой тучей навис над простыми смертными, сверля холодным взглядом. За плечом адмирала маячили два вахтенных, имевших до одури лихой вид. Я тихонько вздохнула, разговора с адмиралом не получится, приди он один, тогда можно было бы дернуться, а так...

— Вы со своими работниками разберитесь, а уж после меня трогайте, — выпустил иголки Зак, зверем глядя на окружающих, — и вообще... да пошли вы!

Продемонстрировав средний палец, развернулся на выход. Коротко размахнувшись, я влепила ему крепкий подзатыльник. Не ожидавший подобного, мальчишка пошатнулся и, не удержав равновесия, оказался на коленях.

— Я тебе говорила, язык за зубами держать? — прорычала я, подкрепляя каждое слово все новым воспитательным аргументом. Зак шипел, прикрывая голову руками.

— Да, блин, Анька, больно же! — взвыл он.

— Зато бесплатно!

— А вы чего стоите, рты разинувши?! — накинулся мальчишка на вахтенных, старательно уворачиваясь от карающей длани, — Арестовывайте меня уже!

После этого вопля мужики вроде как очнулись, зашевелились, оттерли меня от подростка и, подхватив его под локти, повели прочь. Следом потянулся инструктор, после выразительного взгляда адмирала.

— Сурова ты, матушка, — покачал головой адмирал.

— Да потому что достал! — отмахнулась я, дуя на горящую ладонь. Воспитание дело тяжелое и без потерь не обходится. — Сколько?

— Тебе позже насчитают, когда ущерб будет оценен. А вот за палец я с ним отдельно поговорю, — внушительно оскалился адмирал.

— Ударишь — убью, — медленно поднимая глаза на мужчину, тихо пообещала я.

— А сама-то...

— А мне можно.

— Тьфу, на тебя, Романова! — адмирал, не стесняясь, передернул плечами. — Да, Ань. Тебя Лайра хотела видеть, подойдешь?

— Конечно, что случилось?

— Консультация нужна. Ань, у нее, кажется, опухоль нашли, — с Жана слетела вся суровость, оставляя за собой страх и растерянность.

— Успокойся, адмирал, — одернула я, — опухоль или есть, или нет, казаться она не может! Кто нашел, когда, где?

Я развернулась на пятках и пошла к лифтам. Дэмон едва поспевал за мной.

— Она на Вире была, у нее живот заболел, она к врачу пошла, ее посмотрели и сказали, что опухоль...

Жан обогнал меня, чтоб успеть нажать кнопку вызова лифта. Сейчас он нисколько не напоминал опору и надежу, управляющую твердой рукой десятитысячной оравой. Сейчас он был насмерть перепуганным мужем, трясущимся над единственной в жизни женщиной. Нет, родной, так нельзя! Шагнув в лифт, оглянулась, вытащила из кармана моток пластыря, оторвав зубами небольшой кусок, заклеила маленький глазок камеры и нажала на остановку.

— Эй, ты чего это делаешь? — нахмурился Жан.

— Лечить тебя буду, — оскалилась я, схватила за лацканы мундира и встряхнула, — адмирал, подбери сопли! Ты меня слышал? Что бы ни случилось, она не должна видеть тебя таким, понял?!

— Романова! Что ты себе позволяешь?! — возмутился адмирал, отдирая от одежды мои пальцы, к нему быстро возвращалась былая уверенность и суровость.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно ухмыльнулась я, — а то мне уж показалось, что придется тебе по морде съездить, а бить адмиралов это последнее дело. Преступление похлеще подлетной пробки!

— Тебе никто не говорил, что ты ненормальная?

— Много раз. Я заскочу к себе и через пять минут буду у вас.

Вопреки моим ожиданиям адмирал вышел следом, и сиротливо мялся у порога, пока я заталкивала в 'аварийный' рюкзак ноутбук.

В адмиральской каюте было темно и тихо, если бы не тонкая полоска света, пробивающаяся из-под двери, можно было бы решить, что в помещении пусто. Жан провел ладонью по стене, включая свет, и беспомощно оглянулся на меня, молча умоляя хоть что-то сделать. Это 'что-то' я и не замедлила сделать — показала адмиралу кулак, напоминая о разговоре в лифте.

— Свари кофе, — приказала я, направляясь к закрытой комнате.

— Но я...

— Тебе там нечего делать, — отрезала я. — Когда будет можно — позову.

Двадцать минут спустя я направлялась к лифту, раздраженно поправляя сползающую с плеча лямку сдерживаясь изо всех сил, чтоб не начать плевать под ноги и ругаться вслух. Две минуты ушло на то, чтобы успокоить впавшую в панику женщину, занимающуюся самым идиотским делом — составлением завещания. Полторы минуты потребовалось на ознакомление с карточкой, заполненной корявым подчерком дохтера, секунд двадцать на борьбу с желанием удушить последнего. Записи ограничивались набросками осмотра, примитивным анализом крови и диагнозом. Новообразование в теле матки. Вот так — безапелляционно и неотвратимо. И никаких тебе биопсий, УЗИ и прочих излишеств, даже назначений на более углубленную диагностику!

Осмотр и анализы заняли не более семи минут, а все остальное время я, не особо блуждая в выражениях, популярно объясняла супружеской чете, что здоровье не купишь и обследоваться надо у 'своих' врачей, а не у чужих шарлатанов. Что у здоровой женщины климакс не наступает в тридцать девять лет, а если и наступает, то для полной уверенности должно пройти никак не меньше года, а не пару месяцев. Что да, действительно опухоль имеет место быть, уже около девяти недель и развивается она вполне по сроку и будет развиваться еще тридцать одну неделю, а после выйдет сама, практически без посторонней помощи! И вместо того, чтоб страдать всякой чушью типа завещания, нужно начинать продумывать, куда именно поселят эту отделившуюся 'опухоль'.

Дэмон, что твой баран, уперся рогом в зловещее слово, требовал определить злокачественная она или нет. Лайра смотрела на мужа широко распахнутыми, наливающими слезой глазами и только тискала широкую ладонь не в силах и слова вымолвить. А может, боялась спугнуть удачу, возраст все-таки и неспокойная жизнь уже давно, казалось, поставили жирную точку в этом разделе женской биографии. Пришлось пожать плечами, выводя на печать обнаруженное аппаратом УЗИ, и объяснить непонятливому мужчине, что о качестве 'опухоли' можно будет судить только лет через пятнадцать, никак не раньше. Вот по моим наблюдениям на гауптвахте, к примеру, сейчас сидит явно злокачественная, но я буду крайне благодарна, если с ней поскорее разберутся и отпустят. Мои просьбы просочились мимо начальственных ушей. Ну, конечно, куда им до меня, когда на еще теплой распечатке отчетливо видна начавшая распрямляться розовая саламандра с синюшным, прозрачным брюшком. Саламандра висела на ниточке пуповины, таращила огромные черные, чуть раскосые глазищи, еще не прикрытые пленочками век и посасывала едва наметившиеся пальчики верхней лапки. Обозвать рукой этот тонюсенький отросток язык не поворачивался. Красота неописуемая, что тут скажешь! Пока будущие обладатели 'опухоли' умиленно разглядывали червячка, яростно споря, на кого же он похож и, боги, мои боги!, находя свои черты, выскочила прочь, сравнительно дешево отделавшись от жертв современной медицины.

Дома было уныло и безнадежно пусто, я прошлась по каюте, включая везде свет, щелкнула пультом, заставляя ожить проигрыватель. Хрипловатый мужской голос, под мелодичные гитарные переборы размышляющий о богах, что иногда сидят в пивной, едва справлялся с 'эффектом присутствия'.

Пристроив рюкзак на кухонном стуле, полезла в морозильник, добыть чего-нибудь к ужину, но вспомнив, что Зак сегодня не придет, чертыхнулась и захлопнула дверцу. Певец закончил с богами и переключился на утверждение, что мы живы, находя тому с десяток подтверждений начиная от запаха травы и заканчивая узкой полоской рассвета. Я прислушалась и, действительно — живы! Вот только бы еще придумать, чем себя занять при этом! Надо бы почту проверить, ящик уже, небось, трескается от упавших на него посланий, но работать не тянуло. Ну и к черту — не развалится, он же электронный. Будь дома мальчишка, он бы нашел, чем меня занять... Черт, и спать еще рано. Как-то не очень тянет проснуться посреди ночи в пустой каюте один на один с собой и тыкаться по углам до самого утра, не зная, куда себя приткнуть. Только бы адмирал поскорее очухался от своего счастья и обратил взор на простых смертных, но ожидать великого прихода, я думаю, не раньше завтрашнего утра. Вряд ли Жан сейчас сможет оторваться от жены ради чужого хамоватого любителя показывать средние пальцы, так что сидим и ждем. Молча.

Щелкнул, отключаясь, чайник, я потянулась за чашкой, неаккуратно опершись на полку. Послышался тихий щелчок, заставивший застыть, несмотря на то, что получше любого провидца знаешь, что произойдет в следующую секунду. Полка качнулась и, словно в замедленной съемке, наклонилась, лениво переворачиваясь на трех оставшихся крепежах... Секунда, грохот, звон и стоит Анна Дмитриевна, глупо хихикая посреди горки осколков, в которые превратились разномастные чашки. И, точно контрольный в голову, в довершение разгрому откуда-то сверху спланировал персиковый конверт изукрашенный вензелями, не так давно небрежно засунутый на одну из полок. Ну, что, доктор — вы хотели занятий? Их есть у вас! Осторожно переступая, выбралась из эпицентра катастрофы. Нужны щетка, совок, пылесос и никак не меньше получаса свободного времени, чтоб дочиста собрать тонкие и острые, словно скальпель чешуйки керамики, в которые превратилась упавшая посуда.

Вытянув из кладовки пылесос, мимолетно окинула взглядом опустевшую нишу, запоздало удивляясь, как мне удалось несколько лет назад впихнуть сюда целого мужчину. Пусть он тогда и был тощим, как жердина, но все-таки. Призраки-воспоминания, терпеливо поджидавшие, когда же я останусь одна, полезли изо всех щелей. Тот, кто именовался сейчас герцог Куприн, оставил после себя кучу отметин, за которые и цеплялись изворотливые призраки. Под диваном посветлевшее пятно, на том самом месте, где мужчине взбрело в голову прикорнуть, поплавав перед этим в канализации. Пятно так и не удалось вывести до конца, несмотря на все старания. Сетка царапин на двери в комнату, оставленная отверткой, когда он пытался выбраться на волю. Белый кружок на полировке стола, куда, несмотря на мое ворчание, пристраивал горячую чашку. Стихийное бедствие, а не человек!

Отмахиваясь от оживших мороков, сгребала на совок большие осколки, попутно воюя с чертовым письмом, так и норовившим соскользнуть со стола и приложить по макушке острым краем плотного конверта. Единственное, что удерживало от желания разорвать его на мелкие клочки, что едва конверт будет поврежден, автоматически уйдет сигнал-подтверждение об участии. Чур, меня, чур! В очередной раз получив неаккуратно положенным на край стола письмом я, разозлившись, поднялась с корточек и надежно прилепила конверт двумя магнитами к холодильнику. Постояла с секунду, глядя, как оно висит на серебристой дверце — не съедет ли непослушная бумажка — письмо спокойно висело. Вот и чудненько! Я опустилась на корточки, возвращаясь к прерванному занятию. Сгрузив осколки в лоток утилизатора, залила в пылесос моющего раствора. Мерно гудел мощный мотор, раструб медленно полз по металлической поверхности, оставляя влажные полосы, слизывал с пола мелкие осколки, подобрать которые щеткой не представлялось возможным. Немытая площадь кухни уменьшалась с катастрофической скоростью, и я уже подумывала, что не будет ничего плохого, если пройтись еще разок, а потом, заодно уж, можно и всю каюту почистить. Это еще около часа занятого времени. Минут двадцать попить чаю, читая какую-нибудь художественную ересь, душ, примерно столько же и можно ложиться спать, не рискуя подхватиться посреди ночи.

— Ань, случилось чего? — пробился через пылесосный рев, встревоженный Наташкин голос.

— А на что это похоже?— поморщившись, задала я провокационный вопрос, отключая пылесос.

— Ну... не знаю... — Наташка замялась, глядя на меня несчастными глазами. Давно ли такой обходительной и осторожной стала.

— А хочешь, я тебе расскажу? — хмыкнула я.

— Ну, попробуй! — с некоторым даже вызовом откликнулась она.

— Ты решила, что я окончательно утратила возможность сдерживать эмоции. Короче, взбесилась я и расколотила все чашки.

По потупленному Наташкиному взгляду я поняла, что попала в точку. Покачав головой, достала из шкафчика две железные кружки, всыпала в них по хорошей щепотке сморщенных листков заварки.

— А еще, ты судорожно пыталась просчитать, насколько далеко все зашло и стоит ли вызвать соответствующую бригаду, — я вновь включила чайник и пинком отправила пылесос в угол, чтоб под ногами не путался.

— Не... Ань... как бы это... нет совсем!

— Да, — не согласилась я.

— Ну, да! Да! А ты бы на моем месте что подумала?!

— Я бы подумала, что лет семь назад на этой кухне некий молодой человек зависимой наружности проводил ремонт в шкафчике, как то — восстанавливал крепеж под полкой, который сам же и своротил, и что полка держалась на соплях уже тогда, что на полку облокотились и она рухнула, убив всю посуду. Вот что подумала бы я.

Подхватив вскипевший чайник, залила заварку, глядя, как вмиг размокшие листочки расправляются, окрашивая воду в темно коричневый цвет. В кухне запахло сонным вечером и уютом. Выставив на стол баночку меда, опустилась на стул, выуживая из нагрудного кармана пачку сигарет, сделала Наташке приглашающий жест, указав на стул напротив. Подруга вздохнула, передернула плечами, все еще переживая за сделанные выводы.

— Да ладно тебе, — махнула я зажженной сигаретой, оставляя в воздухе белесый дымный след, — не стопорись.

— Я слышала про то, что устроил Зак в ангарах, вот и подумала...

— Романова, отвали, — лениво попросила я.

— Сама отвали, Романова, — хмыкнув, парировала подруга, прошлась по кухне, останавливаясь возле холодильника, — о, тебе тоже приглашение прислали?

— Да.

— Поедешь? — Наташка с интересом оглянулась.

— Нет, — мотнула я головой, выпуская дым в потолок.

— А чего? Ань, надо съездить, развеяться, ты посмотри, на кого ты похожа — чисто бледная поганка! На тебя ж без слез не взглянешь.

— Наташ, твои настойчивые уговоры выглядят подозрительно, — подняв левую бровь, сообщила я. — У тебя тоже договор с Заком?

— Вот еще! — возмутилась подруга, — Буду я с этим мелким хамом договариваться! А о чем?

— О том, что мне непременно надо ехать, — пожала я плечами, — и можно использовать все возможные и невозможные способы, чтоб меня заставить...

— Глупости! — фыркнула Наташка. — Хотела бы я посмотреть, как тебя можно заставить!

Очень просто, грустно подумала я, даже проще, чем тебе, дорогая подруга, кажется. Надо поставить в безвыходное положение, и я сделаю все, что прикажут, а еще можно посмотреть на меня отчаянными голубыми глазами... Но этого знать никому не положено. Никому кроме меня.

— В любом случае я не поеду, — вздохнув, я затушила сигарету, — и на то есть несколько причин.

— Каких? — заинтересовалась подруга, раздраженно откидывая назад слишком длинную челку, норовящую оказаться в глазах.

— Во-первых, конференция проходит на Таурине...

— Знаю, и что?

— А то, что на этой планете проживает тот, с кем я не желаю встречаться! — отрезала я, впервые высказав вслух истинную причину нежелания посещать конференцию.

— Ань, не майся дурью! — подняла меня на смех подруга. — Таурин большой, а твой Влад слишком маленький, чтоб занять собой всю территорию! Сколько там еще проживает? Миллиарда четыре-пять?

— Четыре с половиной, — буркнула я.

— Вооот! Четыре с половиной миллиарда народу, как думаешь, каков процент среди этой толпы встретить одного знакомого? Ноль пять, ноль семь из сотни?

— Не знаю, — я поежилась, отчаянно желая, чтоб этот разговор прекратился.

— И потом, тебе совсем необязательно с ним встречаться, а если и столкнетесь в толпе, что тебе мешает перейти на другую сторону улицы, тем самым дав понять, что не хочешь его видеть?

Да, действительно, ничего не мешает! Ничего, кроме того, что я стараюсь свести любую даже мизерную возможность встречи до окончательного минимума, предпочитая, чтоб возможный процент был за гранью тысячных, а не сотых!

— А что говорит твоя Низа?

— Моя Низа считает, что надо лететь, потому что на конференции можно заключить несколько выгодных контрактов и показать новую линию оборудования, — неохотно отозвалась я. — Что мы взрослые люди и даже если встретимся с герцогом, то никакой беды не будет, кивнем друг другу и разойдемся. Только Низа не знает, откуда растут ноги! Во-вторых, мне жалко своего времени и, в-третьих, меня бесит, когда на меня давят.

— А хочешь, я тебе приведу неплохой довод для поездки? — с вкрадчивостью древнего змея поинтересовалась Наташка. — Ты не вскрывала пакет и не интересовалась, кто там будет. А будет там Ивона Шанталь. Знаешь такую? А еще не меньше десятка инспекторов...

— У меня такое ощущение, что ты настойчиво желаешь от меня избавиться, — хохотнула я.

— Да иди ты, Романова! Я устала смотреть на твою постную рожу и, хотя все же считаю поступок Димки правильным... мне не нравится, как он сделал! Ты ж все равно, что зомби! Ты ходишь, делаешь свою работу, классно делаешь, не отнять, но все равно, как неживая. Робот самый натуральный! Я ж вижу, что тебя туда тянет. А тут такая возможность расставить все точки. Или вернуться на работу, которую обожаешь, или переболеть окончательно и жить дальше!

— Не знаю, — я прикусила губу. Желание увидеться с ребятами и поговорить с Ивоной с глазу на глаз, было большим, но не настолько огромным, чтоб перевесить нежелание видеть одного человека.

— Ну, ты хоть подумай! Время еще есть. Недели две примерно.

— Хорошо, я подумаю, — пообещала я, хотя о чем тут думать — не еду я никуда и все тут!

Трель звонка заставила Наташку подскочить, ругаясь в полголоса, она вытянула из кармана пейджер, прочитала сообщение, чертыхнулась и посмотрела на меня несчастными глазами.

— Ань, тут такое дело... Мы с Димкой хотели на вечерок свалить, нам бы того... Сашку куда пристроить, а то вот Ника не может...

— Приводи, — вздохнула я, — куда ж вас девать.

— Точно?

— Точно!

— Хорошо, я сейчас! — просияла Наташка и сорвалась с места.

Спустя пятнадцать минут мне вручили пятилетнего ребенка, сумку игрушек и список инструкций по эксплуатации. Чего делать, если закапризничает, заболит животик, поднимется температура, прищемит пальцы, захочет играть, купаться, кушать, спать... и еще пунктов пятьдесят никак не меньше. Я слушала наставления, разглядывая невысокого, плотно сбитого мальчишку и поражалась, как же он похож на отца! Те же нос, губы, разрез глаз, только в уменьшенном варианте. Мальчишка был недоволен, хмурил бровки и разглядывал меня с суровой настороженностью, всем своим видом показывая, что не согласен с кандидатурой няньки.

Квохтание наседки прервало появление генерала, выряженного в вечерний костюм, выгодно подчеркивающий все еще подтянутую фигуру.

— Папка! — мальчишка встрепенулся, выдирая ладошку из материнских рук, и с разгону прыгнул на отца.

— Привет, сын! Как ты вырос за день! — в голосе генерала прозвучали горделивые нотки. Тихие семейные радости. Чувствуя, как нервно дернулось веко, я поспешила посмотреть в другую сторону. Что, доктор, жаба давит? Тебя-то так никогда не тискали. За то его никогда не забудут почти на сутки в запертом кабинете, так что мне тоже есть чем гордиться!

— Ди-ма, — зашипела Наташка и, судя по звуку, пихнула мужа локтем.

— Чего? — так же тихо воскликнул он.

— Ничего! — огрызнулась подруга.

— Привет, Ань, — поздоровался отец, поудобнее усаживая сына на руке.

— Здравствуй, — вежливо откликнулась я.

— Наташ, нам выезжать через двадцать минут, а ты еще не готова.

— Да, да, сейчас, — откликнулась она, копаясь в сумке. — Ань, вот здесь записаны все номера телефонов. Мой, отца, госпитального отсека... ой...

— Вот именно, что — ой! — закатила я глаза.

— Папа! Я не хочу с ей оставаться! — подал голос ребенок.

— Ну, это ж ненадолго, сын! Не дуйся, Сашка, — генерал шутливо ткнул мальчишку в живот, — в следующий раз, я тебе обещаю, ты поедешь с нами.

— Я не хочу с ей оставаться, — упрямо повторил мальчишка. — Я ее не знаю! Я хочу Нику!

— Знаешь, — погрозил пальцем папаша, — а Ника сегодня занята и перестань капризничать! А я тебе чего-нибудь привезу.

— Ну, радно, — нехотя пробурчал мальчишка, сползая с отцовских рук.

— Все, мы пошли. Саша, веди себя хорошо, — в последний раз приказала Наташка и, чмокнув отпрыска, наконец, удалилась.

Генерал прошамкал что-то вроде 'до свидания' и поспешил за женой. Оставшись без поддержки родителей, недовольный человечек зыркнул на меня и, обойдя по широкой дуге, взобрался на кресло, важно сложив на груди руки.

— Я тебя не рубру! — после недолгого молчания важно заявили мне из кресла.

— О, как! — хмыкнула я и, демонстративно отвернувшись, принялась копаться в сумке с игрушками, выкладывая их на ковер.

— Мама говолит, на ковле иглушки нерзя! — поучительно донеслось сзади.

— Нерзя, так нерзя, — не стала я спорить, заталкивая в сумку все, что успела достать.

— Не длазнись! — надулся мальчишка.

— Не дразнюсь. Сашка, ты в кого такой зануда?

— Я дра тебя не Сашка, а Арександл Дмитлиевеч. Сашка я дра Ники и Орега!

— А, ну кто бы спорил! — усилием сглотнув подступивший хохот, подтвердила я.

Оставив на время дорогого родственника в одиночестве, быстро закончила уборку кухни и разогрела ужин, принесенный Наташкой. Моим кулинарным способностям подруга никогда не доверяла, а уж если дело касалось ее милого чада, и подавно.

— Александр Дмитриевич, не желаете ли отужинать? — поинтересовалась я, заглядывая в комнату.

Мальчишка все так же сидел в кресле и сычом взирал на окружающий мир.

— Нет!

— А придется, — с садистским наслаждением заявила я.

— Не плидется! — заупрямился он. — Кто ты такая, чтоб мне пликазы пликазывать?

— Я твоя сестра, — открыла я человеку страшную тайну.

— Кто!? Ты-ы-ы?! — подозрительно протянул он, ставя мои слова под сомнение.

— Да, я.

— Не-е-е!

— Да, и если ты и дальше будешь капризничать, я позвоню папе, и он тебе ничего не привезет, — ох, доктор, как же некрасиво шантажировать ребенка! Стыдитесь, Анна Дмитриевна. Стыжусь, вот честно, вон, аж глаза со стыда покраснели!

— Ну, радно, — мальчишка нехотя слез с кресла и заковылял в кухню.

Ужин проходил в дружественной атмосфере вооруженного нейтралитета. Маленький мужичок не желал со мной общаться, сосредоточено ковыряя в тарелке. Я не настаивала, перебирая, однако, в памяти, что в моей каюте есть такого, что могло бы заинтересовать малолетнего буку. Мои инструменты? Вряд ли. Телевизор? Нет, он и дома есть. Спасательское оборудование? Может быть, но далеко не факт, тем более нужно еще выдумать, под каким предлогом его разложить, да и жалко отдавать его на растерзание. А вот в комнате очень даже можно найти что-нибудь завлекательное и пока хозяин томится на гауптвахте, есть возможность беспрепятственно покопаться в его жилище. Главное ничего не сломать, а то Зайчонок мне потом тоже чего-нибудь сломает.

Расправившись со своим какао и громко стукнув чашкой по столу, родственничек невнятно поблагодарил за ужин и гордо удалился в свое кресло. Покачав головой, я убрала в кухне и потянулась следом. Мальчишка сидел и внимательно разглядывал свои носки, важно скрестив руки на груди, всем своим видом показывая, что не желает со мной общаться, при этом на его сосредоточенной рожице сквозило неприступное выражение 'ну, уговаривайте меня, уговаривайте! А я вам отвечу — нет!'. Я не стала никого уговаривать и контакты налаживать посчитала излишним, прямиком прошествовала в комнату Зака, не забыв оставить дверь приоткрытой.

Остановившись на пороге, оглядела помещение. Распоясавшиеся мороки полезли изо всех щелей, настойчиво напоминая о предыдущем жильце. Все было на своих местах — приоткрытый шкаф, кровать, застеленная зеленоватым покрывальцем, стол, полуразвернутый стул и даже старенький монитор с паутинкой трещинок на корпусе. Поморщилась, глядя на убежище, между кроватной спинкой и столом... поворот головы, вспыхнувшие скулы, смущенная улыбка, чуть тронувшая губы, искры желания в серебре глаз и черная прядка, переливающаяся в мужских пальцах... я вздрогнула и быстро отвернулась, прогоняя призрака, продолжая с болезненным интересом изучать обстановку, почти не нарушенную Заком. В близких трубах что-то зашумело, будто кто-то перекрыл воду, и показалось, что вот прямо сейчас распахнется дверь ванной и оттуда вывалится мокрый, голый мужчина. Стушуется, густо покраснев, неловко повернется боком, прикрываясь от стороннего взгляда и, буркнув недовольное 'предупреждать надо!', скроется обратно, чтоб тут же появиться вновь, но уже благопристойно облаченный в халат или, на крайний случай, с коротким полотенчиком, обернутым вокруг бедер. Почему-то так получалось, что под рукой Влада всегда оказывались только узкие полотенца, длины которых едва хватало охватить бедра. Ну, доктор, кто там, что говорил о том, что все пережито и забыто? Кто клялся и божился, что можешь об этом мужчине думать спокойно? Кто рассказывал себе, что случайные знакомства в барах это не от безысходности, а в поисках нового и светлого? Я сильно прижала ладони к глазам, заставляя себя успокоиться, с ужасом отмечая, что давнишний шрам начинает, как решето, кровоточить из-под каждого шва. Да нет, черта с два! Глупости это все! Да-да, такие переживания они для истеричных барышень, а я не они! Это просто грустно без Зака, а тот, кто был раньше совсем не причем. Конечно, не причем, шути, родимая, шути! Ты ж сама все... Заткнись! Впрочем, так надо. Надо было войти в эту комнату, в которую старалась не соваться с момента прилета на станцию, надо было встретиться с призраками, пытаясь приручить их и постараться понять, что ничего страшного не случилось. Так ребенок, шалея от собственной храбрости, залезает в темный чулан, доказывая себе, что там, в чернильном провале, нет никаких огромных пауков и страшные карлы там не живут! А живут там инструменты, швабры с тряпками и старый папин китель, перекошено висящий на гвоздике, темнея пятнами снятых погон, а вон тот высокий рулон вовсе не хищная гусеница, а всего лишь старый, протертый ковер. Надо научиться жить, а не делать вид, что ты огромная, странная птица страус.

Я тряхнула головой и решительно распахнула шкаф. В самом низу, в большом пластиковом ящике хранились творения Зака в разной степени завершенности. Впрочем, хранились это громко сказано, электрические игрушки были свалены в полнейшем беспорядке и заполняли собой почти все пространство, неудобно выпирая телескопическими лапами, ребрами и колесами, сверху небрежно брошен запутанный клубок проводов и проволоки, больше напоминающий заградительную спираль 'Бруно' — влипнешь, черта с два выпутаешься. Я аккуратно сдвинула моток, порылась в ящике, стараясь не оцарапаться об острые углы, в поисках металлического шара. К моей радости шар отыскался в середине кучи. И то хлеб — не пришлось копать до самого дна. Обхватив гладкие бока, вытянула шар на свет божий, подула, потерла о рубашку, стирая пыль и рассыпавшийся в ящике припой. Почти ткнувшись носом в гладкую поверхность, отыскала неприметную выемку ключа и прижала большой палец. Шар тихонько загудел, от нагретого пальцем места потянулись световые полосы, матово расплываясь по стальной поверхности. Я отодвинула просыпающуюся игрушку подальше от себя, удерживая на открытой ладони. Щелчок и посередине шара побежала ровная трещина, деля его на две сферы, верхняя повернулась, приподнялась и из образовавшейся щели начали выдвигаться три пары толстых прутьев.

— Я вверх ногами! — сообщил трескучий голос. — Док, мне неудобно! Я вверх ногами! Переверни меня! Переверни меня! Я упаду! Я вверх ногами! У меня кружится голова!

— У тебя не может кружиться голова, — улыбнувшись, сообщила я, торопливо перекатывая шар на ладони.

— Так лучше. Иго так любит. Иго так нравится, — забубнил робот, завершая развертывание ног.

Выехав сантиметров на тридцать, прутья переломились, превращаясь в суставчатые паучьи лапы, распавшиеся на концах на четыре гибких пальца с присосками. При необходимости присоски втягивались в пальчики, превращая их в цепкие хваты. Паукообразное создание задрыгало лапами, нащупывая твердую поверхность, и я опустила робота на пол. Шар неуверенно покачался на лапах, будто новорожденный телок учащийся стоять.

— Как там за бортом? — повел Иго светскую беседу, с забавным цокотом вышагивая по полу.

— За бортом темно и холодно, — охотно сообщила я, наблюдая, как паук, ткнувшись в стену, принялся взбираться по гладкой поверхности.

— За бортом космос, — важно сообщил Иго давно известную мне вещь. — Иго просканировал.

— Да, Иго умный, — подтвердила я. Творение Зака мигнуло цепочкой разноцветных огоньков, выражая удовольствие от комплемента.

Добравшись до потолка, робот завис на несколько минут вверх ногами, по бокам пробегали тревожные красные огоньки. Я не мешала — Иго сканировал станцию.

— Я обнаружил Создателя! — в отчете робота слышалась растерянность, — Его физические параметры говорят мне, что ему грустно. Его надо спасать!

— Ничего страшного, — поспешила я успокоить робота. — Создатель находится в изолированной комнате, откуда не может выйти.

— Создателя хотят демонтировать? — встревожился Иго.

— Нет, его заперли в шкафу, это неопасно, все в порядке. Поверь мне.

— Я верю, док, — смирился робот. Еще не хватало, чтоб он поперся вызволять мальчишку! Хотя, это было бы забавно и немного встряхнуло бы устоявшийся порядок вещей.

Иго мигнул диодами, побарабанил пальчиками по потолку и засеменил в мою сторону, остановился прямиком над головой, выщелкнул из брюшка вакуумную присоску и скользнул вниз, разматывая тонкий тросик. Шар завис на уровне моего лица и тихо сообщил, подмигивая лампочками.

— Док, за нами ведется визуальное наблюдение, — громкость Иго уменьшилась, обозначая шепот.

— Ты имеешь в виду того молодого человека, чей любопытный нос высовывается из-за двери? — доверительно поинтересовалась я, не поворачивая головы в означенную сторону.

— Да, его, — согласился робот. — Он шпион?

Между ножек открылись порта и оттуда высунулись пушечные стволы. Вооружение робота стреляло хрупкими шариками, накаченными краской и из-за слабой поражающей силы особого урона нанести не могло, но испортить одежду, а порой и оставить небольшие синяки, это запросто!

— Принять упреждающие меры?

— Иго! Что за кровожадность, нет, конечно.

— Как скажешь, док, — пушки втянулись внутрь.

Зак в свое время здорово потрудился над программами, вложенными в игрушку, позволив роботу воспроизводить эмоции и сейчас, могу поклясться — будь у Иго плечи, он непременно пожал бы ими!

Еле слышно загудел спрятанный под кожухом моторчик, и Иго медленно пополз к потолку, сматывая тросик.

— Александр Дмитриевич, может, войдете? — по-прежнему не оборачиваясь, позвала я ребенка, — А то как-то нехорошо у порога топтаться и подглядывать.

Скрипнули давно не смазанные завесы, мальчишка бочком просочился в комнату, с удивленным восторгом рассматривая безобразничающего под потолком Иго. Паукообразный доехал до верха и принялся довольно фальшиво напевая, притопывать и качаться, как пьяный вусмерть матрос у стойки бара.

Сашка задрал голову и, забыв о своей суровости, зачарованно следил за передвижениями игрушки. А потом из него, как горох из порванного пакета, посыпались вопросы — а что; а как; а почему; а не упадет; а можно я потрогаю?! Вот так вот, мужчина, стоит вам только показать новую игрушку и вас можно брать голыми руками, что я с успехом и сделала.

Иго спустился в мою подставленную ладонь и милостиво позволил потыкать себя пальцами, но когда мальчишка попытался в исследовательском рвении подковырнуть полусферу, ущипнул того за палец.

— Нельзя! — проскрипел робот, грозя маленькому мужчине сразу тремя пальцами.

— Он щипается! — пожаловался человечек, выбрав меня, как единственного защитника и, взобравшись на колени, продемонстрировал обиженную конечность.

— Конечно, щипается, — подтвердила я, — а ты хотел его поломать.

— Я не хотер его ромать! Я хотер посмотлеть чего там внутли!

— А если я захочу посмотреть чего там у тебя внутри? — грозно вопросила я и защекотала мальчишку.

— Нерзя! — рассмеялся он, ужом выкручиваясь из моих рук. — Ты посмотлишь, а я помлу!

— Вот и он помрет, если ты его посмотришь, так что давай договоримся, что никто никого смотреть не будет, хорошо?

— Радно! А папа мне свой пистарет давар смотлеть, я его даже лазбилар!

— Ух, ты! — восхитилась я, с трудом продравшись сквозь путаницу 'л' и 'р' и подумав про себя, что этому папе надо бы ухи открутить за такое, боевое оружие не предназначено для детских игр.

— Ага! — степенно кивнул малыш, раздуваясь от важности.

Возмущенный Иго, убежавший в другой конец комнаты, осторожно высунулся из-за дверцы шкафа, и тут же спрятался в укрытие, чем развеселил Сашку. Некоторое время они играли в глупую игру 'ку-ку', а потом Иго выбрался из шкафа и, смешно засеменив лапками, выскочил вон из комнаты. Ребенок тут же оказался на ногах и помчался следом, мне пришлось догонять, и началась сущая свалка. Каюта наполнилась цокотом, топотом и смехом. Иго убегал от мальчишки, а я догоняла обоих, следя, чтоб малыш не расшибся на крутом повороте.

В самый разгар веселья раздался оглушительный звонок видеофона. Судя по звуку, звонили уже давно, но мы услышали аппарат, когда громкость сравнялась с легендарной трубой, по свидетельствам очевидцев разрушившей стены города.

— Аня, фто это? — запыхавшийся Сашка застыл на одной ноге, забыв опустить вторую.

— Ничего, звонят мне, — успокоила я ребенка и, погрозив Иго, потребовала, — а теперь тихо, мне поговорить надо, шагайте в комнату.

Дождавшись, когда за озорниками закроется дверь, уселась за видеофон и ткнула на кнопку приема.

— Аня, это невыносимо! — с ходу заявила появившаяся на экране Низа, — Ну поговори хоть ты с ним!

— Что случилось? — удивленно вздернула я брови.

— Срочно нужно пристроить брата к лекарю, а твой костоправ не берет! — она намерено выделила слово 'твой' предлагая разделить ответственность.

— И чем мотивирует?

— Не сезон. Как может быть не сезон?! Я ему и так и эдак объясняла, а он нет и все! Уперся рогом черт бородатый и ни в какую! Ань, я знаю, ты с ним никогда не работаешь напрямую, но сейчас-то обстоятельства изменились, поговори с ним, может он хоть тебя послушает?

Вселенская тоска, сквозящая в шоколадных глазах, могла и мертвого разжалобить, чего уж говорить обо мне? Я вздохнула. Низа права, я никогда не связывалась сама с этим человеком, предпочитая поставки и прочие дела наблюдать со значительного удаления. Впрочем, компаньонка опять права, обстоятельства изменились существенно, но вот удастся ли мне уговорить упертого мужика большой вопрос.

— Хорошо, — кивнула я, удивленной скорым согласием Низе. — Я сейчас с ним свяжусь и потом тебе перезвоню.

— А чего с ним связываться — он у меня на линии висит, я тебя переключу и все.

— И сама подслушивать будешь? — рассмеялась я, — Не стоит, разговор будет долгим. Я тебе отзвонюсь, как только что-то станет ясно.

— Жду, — вздохнула Низа и, не прощаясь, нажала на кнопку переключения.

По экрану поплыли радужные полосы заставки, полосы успели собраться в шары и выпасть разноцветным дождем куда-то за границу экрана, пока неповоротливая связь разогнала радужный дождь, открывая взгляду комнату с бревенчатыми стенами, на которых значительно добавилось полок по сравнению с тем, что я помнила. Темные баночки, лыковые туески и короба, пучки трав, подвешенные ровными рядами, а на тех полках, что не захватывает поле зрения экрана, в строгом порядке сложены инструменты. Грубо сколоченный деревянный стол, отполированный от времени и постоянных чисток, за которым в пол оборота к экрану сидел хозяин комнаты, что-то увлеченно строгая небольшим изогнутым, как коготь ножом.

— Я же вам сказал, девушка, и вашей компаньонке повторю, что никаких пациентов я сейчас не беру, — заявил бородатый черт, не отрываясь от своего занятия и не взглянув на экран, — кем бы вы ни были, хоть дочкой президента, хоть...

Я прикусила губу, сдерживая улыбку, и откинулась на спинку кресла, не мешая высказывать ультиматум.

— Сжальтесь, дяденька, над сиротинушками, — притворно захныкала я, прерывая разглагольствования, — возьмитесь за парня, а то ж сами мы не местные и руки у нас не в ту сторону заточены!

— Ах, ты ж пигалица, — протянул мужчина, грозя кулаком, расплываясь при этом в улыбке и осторожно опуская поделку на стол, деревянная лодочка с хрупким прутиком мачты.

— Упертый хомяк, — вернула я комплемент.

— Где ж ты так долго болталась, зараза?

— Работала в МК.

— Хорошая работа, — одобрил собеседник, — нужная, хоть и тяжелая.

— А когда я искала легких путей?

— Никогда, — согласился мужчина и поскреб пятерней бороду, — так ты и есть та самая компаньонка.

— Да, я и есть, — повинилась я, скорчив просительную рожу.

— Даже не думай просить и смотреть на меня так не надо, — покачал он головой, — Отпуск у меня, понимаешь? Я отдохнуть хочу и чтоб никого чужого в доме не болталось.

— Понимаю, очень хорошо понимаю, но там делов-то для тебя на пару недель. Парнишка страдает, а это нехорошо.

— Нехорошо, — согласился он, — но ничем помочь не могу.

— Ты не леший, ты упырь, — медовым голоском констатировала я.

— Анька, ты стерва! Ты знаешь об этом? — лешак грохнул кулаком по столу, так что недоделанный кораблик подпрыгнул.

— О, боже! Я убита, — я схватилась руками за сердце, всем своим видом выражая ужас и поражение, — кто тот бесчестный человек, что открыл тебе мою самую страшную тайну?!

— Чтоб завтра не позднее восьми вечера ваш парень был у меня. Если опоздаете хоть на минуту — не возьму! И счет выставлю твоей подруге по полной.

— Кто бы сомневался в твоей алчности, — ухмыльнулась я, вполне довольная исходом переговоров, быстро отправляя сообщение Низе.

— Ну, рассказывай, негодница, кто ты, что ты, где ты, только быстро, а то сейчас Васька придет, визжать начнет и поговорить не даст, — потребовал мужчина, грозно сводя к переносице густые брови.

— Да нормально все, Саха, вот честно. Это ты мне лучше расскажи, как брату лицо в торжественный день подправил...

— И вовсе я не правил, — смутился лесник, — а ты давай стрелки-то не переводи!

Я вздохнула, смиряясь. Пришлось рассказывать, начиная с самого начала. Про то, как выпихнула нашего общего знакомого в большую счастливую жизнь, попутно полаявшись с ближним окружением, а после улетела в никуда и долго извиняться, что не давала о себе знать, впрочем, на это Саха дернул плечом, отметая извинения, заявив, что кое-что слышал о программе защиты свидетелей. Я коротко кивнула, пожалуй, никто, даже я сама, не смог бы дать лучший ответ на вопрос 'почему'. Где-то на середине разговора из комнаты показался зевающий Сашка и, бросив равнодушный взгляд на мужчину по ту сторону экрана, вежливо поздоровался, забравшись ко мне на колени, свернулся калачиком.

— Твой? — брови лесника поползли вверх от удивления, он аж приподнялся, разглядывая мальчишку.

— Нет, — хмыкнула я, покосившись на задремавшего ребенка, — поносить дали. Знакомься, племянник твой. Сашей зовут.

— Хорошее имя, — одобрил Саха, — правильное.

— Еще бы! — фыркнула я, — А моему оболтусу лет, поди, на десять больше будет.

— Аня, — строго посмотрел на меня мужчина, — у тебя проблемы с арифметикой. Твоему сыну не может быть пятнадцати лет!

— А вот и может, — я показала егерю язык, — я подобрала его пару лет назад.

— А!

— Заком зовут, несносный такой молодой человек.

— Они все такие в том возрасте, — успокоил меня лешак, — ты давай, не отвлекайся...

Разговор закончился далеко за полночь. Я блаженно потянулась, глядя в потемневший экран. Наташка давно забрала спящего сына, призраки-воспоминания, беспокоившие меня весь вечер, и те убрались по своим углам. Широко зевнув, я поднялась и заковыляла в свою комнату. В такие моменты, я, пожалуй, склонна любить все человечество скопом, и даже некоторых его представителей в отдельности.

...Влад стоял посреди комнаты в замке, облаченный только в рубашку и носки, мучительно размышляя, какой костюм предпочесть. Светлый или темный? Герцогу не хотелось костюма. По такой жаре герцогу хотелось коротких шорт и такой же короткой майки, а можно и вовсе без нее. Но, увы, партнеры, на переговоры с которыми собирался, люди консервативные и придерживаются массы условностей, так что от такой нелепицы, как цвет штанов может зависеть судьба сделки. Условности требовали темного, потребности настаивали на нудизме, а компромисс предлагал светлый. Долг превозобладал. Влад морщась, принялся натягивать темный костюм, уговаривая себя, что это ненадолго, что сидеть будут не на раскаленном солнцем воздухе, а в прохладном помещении. Вроде помогло. Повязав галстук, как заправская девица крутанулся перед зеркалом, проверяя, все ли в порядке. Подхватив портфель, вышел из комнаты. До встречи оставалось чуть больше часа, как раз хватит времени приехать в город без опозданий. Бабка постоянно пилила, что не приглашает партнеров в замок, на что Влад отбрыкивался, как мог, не желая превращать жилище в комнату переговоров, считая, что для дел достаточно нейтральных территорий.

У лифта его перехватила горничная и передала просьбу герцогини зайти в большую гостиную, где бабка собрала свод старых сплетниц, обсудить какие-то свои дела. Влад раздраженно посмотрел на часы, досужие разговоры в его планы никак не вписывались. Поблагодарив девушку, герцог развернулся в сторону лестницы, надеясь проскользнуть незамеченным. Благополучно преодолев последний пролет, уже поздравлял себя со счастливым побегом, оставалось всего ничего -перебежать коридор и открытое пространство холла. Весь расчет был на то, что из зала, где собралось высокое общество, холл не просматривался. Из гардеробной на шум шагов высунулся старый дворецкий и уже набрал воздуху для приветствия, но Влад приложил палец к губам и, махнув рукой, проскочил мимо, на неподобающей для герцога скорости, теперь от вожделенной свободы отделяла только резная доска двери. Схватившись за массивную дверную ручку, потянул на себя...

— Владислав!? — грозный вопрос бабки, раздавшийся в тишине, заставил подскочить.

Мужчину передернуло. Он ненавидел, когда называли полным именем, особенно, произнесенным тоном, будившим отголоски неприятных воспоминаний о годах рабства. Беззвучно выругавшись, Влад повернулся к старушке, растягивая губы в сдержанной улыбке.

— Миледи, — герцог почтительно склонил голову, приветствуя родственницу.

— Вам что, не сообщили, что я хотела вас видеть? Куда это вы собрались?

— Сообщили, — признался мужчина, сдерживаясь, чтоб не глянуть на часы, — но я опаздываю...

— Все ваши дела могут подождать, — отрезала герцогиня, — будьте любезны проследовать в библиотеку. Мне нужно обсудить несколько вопросов, относительно предстоящей медицинской конференции. И прямо сейчас!

Бабка четко развернулась на левое плечо и зашагала вглубь коридора, постукивая тростью по полу, даже не рассматривая возможность ослушания. Герцог несколько секунд сверлил взбешенным взглядом ее удаляющуюся спину. Он ненавидел эти приказы и ее чопорную манеру разговора, нет, чтоб сказать — мне надо с тобой поговорить о конференции, так нет же, ей надо непременно 'обсудить' и 'относительно предстоящей'! Он хотел возмутиться, заявить, что ему действительно некогда, а потом плюнул и поплелся следом. Зачем лишний раз трепать себе нервы? Дешевле будет выслушать.

В комнате было прохладно, несмотря на распахнутое настежь окно, кондиционер не позволял проникать в помещение жаркому воздуху. Влад считал это неоправданным расточительством. Он нестерпимо жалел улетающих 'в никуда' денег, которые можно употребить на более важные нужды, чем бездарно растраченная энергия. Рассеянно оглядываясь, Влад, в который раз подивился, почему эту комнату зовут библиотекой, книг здесь от силы одна полка. Кресла, расставленные полукругом, мягкий ковер на начищенном до блеска полу и небольшой круглый столик скорее располагали к неторопливой беседе и отдыху, чем получению знаний. Герцогиня изящно опустилась на мягкую подушку сиденья и сделала приглашающий жест, указав на одно из рядом стоящих кресел. Влад мотнул головой, предпочитая оставаться на ногах, тем самым показывая, что не расположен к долгой беседе и действительно спешит.

— О чем вы хотели поговорить, миледи? — поинтересовался невоспитанный внук, решивший опустить долгий ритуал выпытывания о делах и здоровье.

— Владислав, вы ведете себя неучтиво, — старушка не упустила возможности сделать замечание.

— Простите, миледи, но я спешу, — скрипнув зубами, вежливо отозвался Влад, — нельзя ли сразу к делу?

— Хорошо, к делу, так к делу, — голос герцогини враз похолодел, — вы должны лично встретить гостей, приглашенных на конференцию.

— Я, простите, должен — что? — опешил Влад,— А по букетику я им подарить не должен? Лично из герцогских рук?!

— Замечательная идея, Владислав, — кивнула бабка, не замечая ни его возмущения, ни сарказма и полагая вопрос решенным, — вот видите, даже у вас порой возникают интересные мысли! Стоит только включить мозги.

— Миледи, ответьте честно, я похож на метрдотеля, мажордома или дворецкого?

— Владислав, прекратите паясничать и задавать глупые вопросы! Конечно же, непохожи!

— Это радует, что вы, бабушка, считаете, что я задаю глупые вопросы, — кивнул Влад, — тогда объясните мне, с какой это стати я буду делать то, о чем вы меня просите?

— А с той, что на конференцию инкогнито прилетит представительница имперского дома и вы должны оказать ей должное внимание! А если вы станете оказывать внимание только ей, то в ее статусе не будет никакого толка. Значит, вы должны встречать всех гостей и участников конференции...

— Я никому не стану оказывать внимание, — прервал ее Влад, которому не хотелось слышать ни о конференции, ни о представительнице имперского дома, и уж меньше всего ему хотелось стоять у дверей, изображая радушного хозяина, — потому что я не буду никого встречать ни в порту, ни в отеле! Я никому не позволю выставить себя на посмешище, даже если ваша благотворительная идея из-за этого не соберет ни креда!

— Владислав, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, процедила бабка, — вы не посмеете!

— Посмею, очень даже посмею, — спокойно возразил мужчина, — хватит уже того, что я выделяю немалые средства на проведение этой конференции, позволяю в моих банкетных залах устраивать показательные операционные и выставки оборудования, предоставляю полный пансион и отдаю целых три этажа моего отеля на растерзание медикам и фармацевтам! Так что с меня достаточно. А если высокочтимая герцогиня желает, чтобы ее гостей кто-то встречал, вполне может сделать это сама!

— Да как ты... — герцогиня возмущенно задохнулась и, порывисто вскочив, наградила строптивца пощечиной. — Мальчишка!

Влад окинул женщину тяжелым взглядом, даже не пытаясь потереть горящую щеку, чувствуя, как маленькие волоски на загривке встают дыбом. Мужчина был взбешен, хотя внешне это ничем не выражалось, спасала многолетняя привычка сдерживать эмоции.

— К вашим услугам, — Влад чуть подался вперед, изображая учтивый поклон, — а сейчас, извините, я должен идти.

— Мы не закончили, — бабка стукнула тростью по полу.

— Нет, закончили, — отрезал Влад, положив ладонь на дверную ручку. — И впредь попрошу с подобными просьбами ко мне не обращаться. До свидания, миледи.

Выскочив из комнаты, мужчина быстрыми шагами пересек холл и, напугав дворецкого, громко шарахнул дверью о косяк.

Возле машины отирался Седерик, поджидая хозяина и, стоило тому показаться на крыльце, вмиг оценил его настроение, поспешил открыть дверцу.

— В город, живо! — приказал Влад, падая на сиденье, предупредил, — Опоздаем на встречу — уволю!

Телохранитель неловко повалился на сидение рядом с водителем, и машина рванула с места, не дожидаясь, когда захлопнется дверца.

Глава 2.

Едва слышно прошуршала открываемая дверь и на пороге воздвигся хмурый Зак. Я бросила короткий взгляд на взъерошенного мальчишку и снова вернулась к изучению документа, пряча за бумагами улыбку. Три дня на гауптвахте не добавили парню жизнерадостности. Зак прикрыл дверь и гордо зашагал к своей комнате. Если мальчишка ожидал, что я начну его жалеть и извиняться, задавленная чувством вины, что кинула его на произвол адмирала, то просчитался. Уже взявшись за ручку двери, парень окинул меня долгим взглядом и надменно изрек:

— Бить ребенка, а тем более в общественном месте — незаконно и...

— Предосудительно. А ты в суд на меня подай, — лениво посоветовала я, откидываясь на спинку дивана, насмешливо разглядывая возмущенного подростка.

— Ты... ты... — негодование сдавило горло, и он не смог закончить мысль, только независимо передернул плечами и скрылся в комнате.

Я ухмыльнулась, возвращаясь к чтению. Предсказать, что будет дальше, я могла с точностью до минуты. И р-р-раз!..

— Ты не имела права бросать меня там! — заявил мальчишка, вновь появляясь в комнате.

— Твоей жизни что-то угрожало? — удивилась я.

— Н-нет, — мальчишеские ресницы озадаченно хлопнули.

— Так почему я должна была тебе помогать?

— Потому что я оказался в трудной ситуации, — Зак скрестил руки на груди. Обиделся.

— Если бы ты оказался действительно в трудной ситуации, я стала бы первой, кто бросился на подмогу, — безразлично пожала я плечами, — но так как ты сам все спровоцировал, и твоей жизни ничего не угрожало, на мой взгляд, ты не нуждался в помощи. Тем более в моей. Я и так сделала много, удержав взрослого мужчину от естественного желания разъяснить кое-какому подростку, как именно следует пользоваться своими пальцами. Ужинать будешь?

— Ты самая бесчувственная женщина, которую я только встречал в своей жизни! — заявил он, становясь в позу обиженной невинности. — Меня три дня продержали взаперти, я должен был спать на нарах без постельного белья и даже без подушки, должен был по несколько часов отвечать на глупые вопросы, есть бурду, которую они почему-то выдают за еду, а все, что тебя интересует, буду ли я ужинать?! Да — буду!

— Проорался? Молодец. Теперь пойди, прими душ, переоденься и будем ужинать.

Зак фыркнул и, раздраженно топая, отправился мыться. Хмыкая вслед вселенскому негодованию, поднялась с дивана и занялась ужином. Несмотря на общее недовольство жизнью, мальчишка истребил почти все, что было приготовлено на ужин с расчетом завтрака. Даже угроза, что придется встать на час раньше, чтоб приготовить завтрак, ничуть его не тронула.

...Замигал огонек селектора, заставляя отвлечься от монитора, герцог бросил хмурый взгляд на лампочку, он же просил ни с кем не соединять. Раздраженно мотнул головой, мрачно глядя на конвульсивно дрожащий огонек, надеясь, что тот погаснет. Где там! Рыкнув под нос ругательство, соизволил ткнуть на нужную кнопку.

— Что такое?

— Ваша Светлость, — из динамика полился густой, как патока голос секретарши, — к вам начальник службы безопасности. Звать?

— Да, — коротко бросил Влад, выключая селектор.

Ром вошел в кабинет и, остановившись на пороге, внимательно огляделся, убеждаясь, что никого лишнего в помещении не наблюдается. Предосторожность лишняя — не было у Влада привычки прятать посетителей под столом, но Рома уже не переделаешь.

— Ваша Светлость, — мужчина склонил голову, приветствуя начальство.

— Здравствуй, Ром, — Влад с наслаждением потянулся и, оттолкнувшись ногами, отъехал на кресле от стола, — проходи. Только не говори, что в лагерях опять бунт.

— Нет, в лагерях все спокойно. Южный готов к приему новых людей. В 'Долине' подготавливают выпуск, там какая-то незначительная путаница в документах, но думаю, к сроку все решим. Остальные три работают в обычном режиме.

— Это радует, — хмыкнул Влад, вопросительно глядя на безопасника.

— Ничего особенного не произошло, милорд, но я думаю, вам необходимо знать, что кое-кто из журналистов опять пытался размотать клубок.

— Успешно? — Влад поднял одну бровь.

— А как же! — Ром довольно ухмыльнулся. — Человек получил столько фактов из первых рук, что ему хватит писать статьи на целый сезон. Он даже со свидетелями поговорил.

— Дорого обошлось?

— Не дороже обычного. Милорд, я все же считаю, что надо эту пару актеров, исполняющих роль ваших приемных родителей, взять на постоянную работу.

— Да, наверное, ты прав, — Влад задумчиво теребил мочку уха, — а то попытки раскопать мое прошлое в последнее время участились. Следи, чтоб не раскопали правду.

— Слежу, ваша светлость. Наш программист обновляет ловушки раз в сутки. Так что можете не беспокоиться — ни одна навозная муха не проскочит.

Влад рассеянно кивнул, думая, что попыток раскопать его прошлое действительно становится слишком много, может это из-за предстоящей конференции? Бабка обещала особу императорской крови. Скандал в герцогском семействе, если для такового будет хоть малейший повод, лакомый кусок и пресса вцепится в него мертвой хваткой... От пришедшей в голову мысли словно током ударило.

— Ром, надо проверить списки гостей...

— Вы имеете в виду гостей конференции? — Ром вытащил из кармана электронный планшет и принялся докладывать, изредка сверяясь с записями, — Из интересующих вас людей зарегистрировались только два человека — Романова Наталья и Шальнов Максим. Что касаемо женщины, судя по информации собранной службой контроля, не думаю, что она может представлять для вас опасность, а вот мужчина вполне способен предпринять необдуманные поступки, поскольку несколько лет службы в МК оставили свой отпечаток. Но, с вашего позволения, я все же прослежу за ними обоими.

— Спасибо, — кивнул слегка растерявшийся герцог, не ожидавший от безопасника подобной прыти.

— Не за что, — одними уголками губ улыбнулся мужчина, но было видно, ему приятна похвала, — в моем возрасте уже поздновато менять начальство. Если уж речь зашла о медиках, я взял на себя смелость проверить еще кое-что, что могло бы навредить Вашей светлости, а именно исследование, что проводила ваша... знакомая. Все фотографии, фигурирующие в материалах, сделаны только фрагментарно — ни лица, ни особых примет по ним определить невозможно, так же подменены генетические материалы и отпечатки пальцев. Связать то давнишнее исследование с вами нет никакой возможности. Так что я думаю, даже если сама госпожа Романова прилетит на эту конференцию, это вам ничем не грозит.

— Откуда такая уверенность? — с неподдельным интересом переспросил Влад, памятуя о своем желании отомстить. У бывшей хозяйки поводов для мести, скорее всего, ничуть не меньше, чем у бывшего раба.

— Твоя Светлость, включи мозги, — вздохнул Ром, пряча планшет во внутренний карман пиджака, — если человек потратил столько усилий на укрывательство и запутывание, да так, что не знай я стопроцентно, где искать не нашел бы концов, то человек изначально не желает, чтоб выплыл истинный... фигурант.

— А если она сейчас, к примеру, захочет обнародовать имя предмета исследования?

— Работа уже публиковалась и данные прошли по всем источникам, так что подменить их истинными образцами будет крайне затруднительно. Для этого нужна очень веская причина.

— Боюсь, причина у нее есть, — мрачно заметил Влад.

— Значит, будем следить и за этим, — безопасник чуть пожал плечами, не став напоминать герцогу насколько был против мальчишеской затеи с местью и сколько раз пытался отговорить, предполагая неприятности. Молодой герцог порой вел себя, как упрямый осел. Да что уж теперь... — Если больше никаких распоряжений не будет, я откланиваюсь. Надо отдать соответствующие распоряжения.

— Да, Ром, конечно. Спасибо.

Мужчина коротко кивнул и бесшумно покинул кабинет. Влад еще не менее пяти минут покусывая губу, пялился в закрывшуюся дверь, припоминая жесточайшие пикировки с начальником службы безопасности, едва ли не впервые осознав, что его месть предприятие весьма рискованное и может обернуться существенными неприятностями для него самого вздумай Анька все открутить назад. Конечно, Ром по возможности осложнит ей задачу, но кто может гарантировать, что у бывшей хозяйки не найдется своего Рома? И то, что Влад о нем не знает, совсем не значит, что его нет. Похоже, прав был безопасник как-то бросивший всердцах, что сударя в детстве, видать, мало пороли, раз тот совершает поступки недостойные взрослого человека. Да нет, черта с два! Влад прав! Он имел полное право на то, что сделал и он, основываясь на своем жизненном опыте, ни за что не поверит, что все произошедшее было всего лишь стечением обстоятельств. Не бывает таких стечений и случайностей таких не бывает. Только если они не кропотливо подстроены. Так что к черту никчемные сомнения. Он прав. И точка!

Трель мобильного телефона, раздавшаяся в тишине кабинета, заставила вздрогнуть, отвлекая от раздумий. Влад с силой потер лицо, ухмыляясь тем глупостям, что забрели в голову. Спустя секунду на звонок отвечал человек привыкший нагонять на окружающих ужас и молниеносно просчитывать ситуацию, и тени сомнений в панике бежали прочь, скрываясь в потаенных уголках души...

В рабочем коридоре, куда стаскивали все, что могло помешать в отделении, было на удивление пустынно. Обычно здесь, среди каталок, штативов и кресел, находили убежище редкие курящие декаденты, которые вопреки строжайшему запрету начальницы госпиталя предавались любимому пороку — курили, прихлебывая обжигающий кофе, порой приправленный несколькими каплями спирта, и травили скарбезные анекдоты, а иногда, со скуки, устраивали гонки на инвалидных креслах.

Дежурные лампы едва светились, погружая пространство в приятный глазу полумрак. Дойдя почти до конца коридора, я взобралась на каталку и, закурив, откинулась на стену, жмурясь от удовольствия. Умные книжки утверждали, что лучшее лекарство от хандры находить в окружающем маленькие радости, культивировать в себе благожелательное отношение к жизни и еще какую-то позитивную хрень, вот я и старалась — находила и культивировала. Жизнь от этого не становилась лучше, но, по крайней мере, с ней можно было мириться. Вот если бы не Зак...

Терпеть не могу, когда что-то непонятно, а в последние дни ощущение сгущающейся непонятности чувствовалось почти физически. Основной возмутитель моего спокойствия после возвращения с гауптвахты вел себя тихо. Слишком тихо! Настроившись на затяжную войну с мстительным подростком, чувствовала себя... обманутой, что ли. Я все ждала подвоха, отчаянно надеясь, что ничего страшного, что мальчишка перешел на новую ступень противостояния, таким оригинальным способом показывая всю глубину моей неправоты. Обычно на подобные 'гастроли' терпения у него хватало дня на три, потом надоедало, а тут уж вторая неделя пошла! Признаться, я начинала всерьез волноваться, не перестаралась ли с воспитательными мерами. Нужно было, наплевав на здравый смысл, все же вытащить ребенка после первой ночи, проведенной в камере. На все мои попытки поговорить по душам, он лишь сдержанно улыбался, заверяя, что ничего особенного не происходит, все в порядке. В порядке, как же, если он сам, без напоминаний, забрал белье из прачечной, заменил давно перегоревший блок освещения в прихожей и переделал кучу домашних дел, вечно откладываемых на потом.

Правда, была и положительная сторона — непримиримая борьба за поездку на конференцию как-то одномоментно сошла на нет. Окружающие словно забыли, и больше чем за неделю о поездке не было сказано ни слова. Низа и та куда-то запропала, с головой уйдя в новый проект. А через четырнадцать часов истекает срок подтверждения участия и одна из жизненных проблем отвалится сама собой. Конечно, немного жаль упущенных возможностей, но на Таурин я полечу только в одном случае — если меня парализуют, спеленают в смирительную рубашку, не забыв приковать к чему-нибудь основательному... На поясе пискнул пейджер, я повернула его экраном к себе, у одного из пациентов случился приступ. Наскоро затушив сигарету и отправив ее в утилизатор, сорвалась с места.

Изнурительное своей монотонностью дежурство закончилось, я с удовольствием скинула хирургическую робу и поплелась домой, чувствуя себя выжатым лимоном. Тишина и спокойствие отнимали больше сил, чем тяжелая работа.

На крохотном пятачке прихожей копошился Зак, собираясь на занятия. Мальчишка удостоил меня сдержанного взгляда и пожелания доброго утра. Он учтиво придержал передо мной дверь, а после так же вежливо попрощался. Глядя в закрытую дверь, я едва сдержалась, чтоб догнать поганца и хорошенько встряхнуть. Вежливость выводит из себя похлестче хамства. Глянув на часы, злорадно ухмыльнулась — осталось продержаться пять часов, а потом в его 'концертах' не будет никакого толку. Чтоб оградить себя от возможных провокаций отключила внешнюю и внутреннюю связь, оставив только пейджер, и завалилась спать, не забыв запереть входные двери на замок.

Оглушительный рев сирены, вклинился в мозг, проламывая тонкую грань меж сном и явью. С секунду я слушала завывания, ожидая, что вот-вот звук смолкнет. Но тут ожил пейджер, лежащий на полу. Свесившись с края, выловила елозящий прибор. Вот голову отвернуть тому, кто придумал эту тревогу, ворчливо подумала я, скатываясь с кровати. Не прошло и минуты, а я уже стояла у входной двери. Поворот ручки и на меня навалился оглушающий, пронзительный вой, до того приглушенный дверями и переборками. Звук вламывался в сознание, круша волю и пробуждая желание забиться в какой-нибудь угол. Всегда яркое освещение потускнело, что означало перевод генераторов на экономичный режим, из потолка выдвинулись проблесковые маячки, озаряя коридор тревожными красными всполохами. Красный. Высшая степень опасности. На лицах людей высыпавших в коридор, читалось недоумение и растерянность. Что-то было не так. Очень не так! Нет, учения бывали и раньше, и тревоги случались, но никогда до этого не ощущалось в окружающем легкого налета нервозности. Я выругалась сквозь зубы и двинулась в сторону резервного блока лифтов, построенных на случай непредвиденных обстоятельств, чтоб обеспечить людям возможность беспрепятственно передвигаться. На моей памяти те лифты ни разу не включали.

Пломбы с решетки, перекрывающей проход к лифтам, были сорваны, болтаясь нелепыми пауками на покалеченной проволоке. На площадке уже собралась достаточно внушительная толпа. Люди с молчаливым напряжением разглядывали панели движения, впрочем, когда динамики разрываются ревом, особо и не наговоришься — себя бы услышать, не то, что соседа.

Портал шахты засветился пронзительно белым светом, показывая, что лифт подошел, высокие двери бесшумно разъехались, открывая почти заполненную грузовую кабину. Я кое-как протиснулась в угол и замерла, со всех сторон стиснутая пассажирами, почти уткнувшись носом в чью-то серую куртку. Двери закрылись, и перегруженная кабина пришла в движение. Сирены, оглушавшие в коридорах, приутихли, давая отдых измученным ушам и позволяя расслышать обрывки разговоров.

— Что за черт? — вопрошал кто-то слева.

— Тревога, — философски ответил сосед справа.

— Какая к той матери тревога?! — воскликнул из толпы совсем молодой голос, в котором сквозили истерические нотки. — Это нападение!

— Да замолкни ты, балабол, — добродушный бас перекрыл все остальные разговоры, — кому на нас нападать?

— Это приграничье... — бросил еще один невидимый собеседник.

В лифте воцарилась настороженная тишина. Приграничье. Да уж от этих малоизученных пространств можно ожидать чего угодно и те, кто считает, что люди-человеки покорили все и вся и неизвестных науке форм жизни быть не может, мягко говоря, ошибается, внушая себе ничем не подкрепленную уверенность. Но с иными формами разумной жизни вполне можно договориться, взять, к примеру, хоть Третичную конфедерацию, граничащую с галактионом на востоке или Северный союз, где живут негуманоидные формы, и вполне себе сотрудничают с гомосапиенс, бойко приторговывая ресурсами, удерживая, однако, последних на значительном удалении, словно чумных за преградой карантина. Впрочем, может, они и правы. Хуже дело обстоит с самими сапиенсами, все-таки насквозь криминальная форма жизни, порочная уже до рождения, а в приграничье и того более. Сюда издревле стекалась всякая человеческая шваль, сбиваясь в новые государства и захватывая, как они уверены, ничейные планеты, куда так и не удосужилась дотянуться твердая длань императора. На деле все эти новопровозглашенные царьки банальные пираты, насильники и прочие головорезы. Оплот работорговцев и контрабандистов. Но ни один из главарей этих планет все же не обладал достаточной наглостью, чтоб мало того напасть на инспекторскую станцию, так еще и предварить нападение угрозой, об этом как раз шепчет перепуганный женский голос справа, наклонившись почти в самое ухо соседа. Честные разбойники, мать их!, словно сошедшие со страниц древних романов — перед нападением громко орать 'иду на вы'. Или очень тупые, или совсем смелые. Лифт едва полз, останавливаясь на каждом уровне, и стоило только открыться створкам, как на уши наваливался заполошный ор сирены, а по глазам неприятно хлестали сполохи маячков, так, что приходилось прикрывать веки. Вот никогда не понимала, зачем вся эта светомузыка — повыли первые десять минут, посверкали и будет — не на дискотеке чай. Но куда ж нам, простым смертным, понять великие инструкции, ничуть не принимающие во внимание, что подобное давление на мозги отнюдь не мобилизует, а сеет панику. Лифт остановился, и я кое-как выбралась из кабины.

В госпитале в отличие от других уровней свето-шумовые эффекты были не так назойливы, и это радовало, работать в условиях дискотеки было бы крайне неприятно. Перед стойкой регистрации собрался, судя по цветам формы, весь персонал. Я пробилась в регистратуру и засвидетельствовала компьютеру свое почтение, отметившись в листке прибытия. По толпе прошло шевеление, разговоры стихли, народ расступался, давая начальнице госпиталя выйти на свободный пятачок у стойки.

— Господа, — коротко прокашлявшись, начала она, голос ее подрагивал от волнения, — на нас совершено нападение, до первого столкновения остается около пятнадцати минут. Мы с вами не раз проходили это на учениях, теперь пришло время проявить себя в реальных боевых действиях...

Речь начальницы носила насквозь патриотический характер, призывая подчиненных, то бишь нас, встретить опасность с честью и не оплошать перед ликом врага и еще что-то в этом роде, призванное поднять боевой дух и задавить панику. Поняв, что из ее речи я вряд ли вынесу что-то новое, позволила себе отвлечься, решая, на мой взгляд, более важную проблему. За всей этой суетой я совсем забыла о Заке и теперь нужно выдумать способ предупредить мальчишку, чтоб тот не высовывался. Не хватало еще в этой сутолоке ловить непоседу, решившего блеснуть героизмом. А он решит. Или я Зака не знаю.

— Я настоятельно прошу не забывать о сортировке, — вещала меж тем начальница, — и отнестись к этому делу с предельной ответственностью.

Несколько человек, стоящих рядом со мной, возмущенно выдохнули и их можно понять — странно слышать подобные речи. Обращайся она к людям с улицы, еще куда не шло, а тут...

— И еще, работать придется в сложных условиях, так как все отводящие коммуникации отключены.

— Что значит — отключены? — неутерпев удивилась я вслух.

— То и значит, доктор Романова, — по мне полоснули холодным взглядом, — что все коммуникации в связи с нападением пришлось заблокировать.

— Сортиры не работают, если проще, — хихикнул сзади один из докторов.

— Что за бред? — хмыкнула я, слабо представляя, чем во время нападения помешает канализация. Чтоб захватчики, завладев станцией, оправиться не смогли, если припрет?! Нет, я понимаю перекрыть подачу кислорода по трубопроводу, я понимаю отключить газ, электричество, но канализацию?! Что-то моих куриных мозгов на это не достает. Кажется, я громко фыркнула, потому как реакция начальницы не заставила себя ждать.

— Если доктору Романовой так смешно, то она может, спустится в ангарный отсек? Тем более у нее, по ее заверению, есть опыт участия в боевых действиях?

— С удовольствием, — вежливо улыбнулась я, ничуть не переживая, что меня возможно посылают на передовую.

Месть со стороны начальницы была, прямо скажем, смешная. В памяти всплыла полуистершаяся строчка из забытой детской сказки 'только не бросай меня в терновый куст' так, кажется, вопил один из ее главных героев. Уж лучше я буду ползать под взрывами, чем слушать те вдохновенные глупости, которыми нас пичкали последние пять минут. Драгоценных минут! Подхватив два объемных чемодана, я снова двинулась к лифтам, тихо радуясь, что уж в ангарах, среди авангарда из суровых мужиков, точно получу хоть какую-то информацию о том, что тут творится. На выходе из госпиталя меня нагнала Наташка. Подруга была бледна и нервно покусывала губы.

— Ань, там Дима внизу... Ань, присмотри за ним, пожалуйста... Если с ним что-то случится, я... я не знаю...

— Наташ, не говори глупостей, ничего с твоим генералом не случится, — твердо проговорила я, — ты Сашку куда дела?

— Сашка с другими детьми в центральном зале.

— Это хорошо, — одобрила я.

Центральный зал, находящийся у самого ядра станции, при нужде герметично изолировался, и из него вели шахты экстренного спуска непосредственно на закрытую площадку со спасательными шлюпами. Вот бы еще знать, что и мой мальчишка там. А если он сбежит и проберется в каюту? Ну, почему я, за всеми мелкими делами, забыла показать ему нишу в коридоре, где хранится пара универсальных скафандров?!

На нижние уровни кабины шли полупустыми, так что я с относительным комфортом нашла себе местечко у стеночки, пристроив под ногами чемоданы. Страха не было, но что неприятнее не было куража, того самого благословенного куража, что предваряет всё неизвестное, новое и помогает очертя голову кидаться в самый эпицентр заварухи, напрочь положив на последствия.

Миновав не менее десятка кордонов, где у меня со всем вниманием проверили документы, придирчиво сверяя личность, достигла главного зала, бурлящего деятельностью. Вся огромная площадь была разделена на две части, в той, что ближе к шлюзам выстроились рядами легкие боевые перехватчики, у которых суетились оранжевые фигурки механиков, заканчивающие последние тесты. Пилоты, одетые в легкие скафандры, стояли каждый у своей машины, ожидая команды.

Во второй половине зала, той, что ближе к лифтам господствовали военные. Не теряя времени на никчемные разговоры, они закончили разворачивать боевые порядки. Вот чем мне нравятся эти ребята — никаких тебе лишних философствований, дело и только дело! На подкрепление военным в ангары спустился весь полицейский отдел, а вон и генерал, неосмотрительно напяливший китель со всеми регалиями, возвышается над своим флангом и даже до меня доносится его рык, успешно соперничающий с командными голосами капитанов и майоров цвета хаки. Поприставав к окружающим, выяснила, где располагается штаб, поспешила отметиться. Выполнив причитающиеся формальности я на время оказалась не у дел и оставив чемоданы на попечение адъютанта, с важным видом застывшего у штабной двери, отправилась оглядеться, стараясь держаться краешка и не лезть в самую гущу. Не думаю, что кто-то обрадуется, начни я толочься под ногами.

Я пробиралась мимо резервного оружия, составленного в аккуратные пирамиды, когда меня окликнули. Я оглянулась, отыскивая звавшего. Витя Грабов махал мне руками, высунувшись из-за какой-то двери. Я обрадовалась старому другу так, будто он был последний представитель человечества во вселенной. Вот он, мой кладезь, занимающий относительно невысокий пост, чтоб его призвали в командный штаб, но достаточно большой, чтоб иметь полную информацию. Я кивнула и быстрым шагом вернулась за своими чемоданами. Лучше дожидаться атаки в компании, чем слоняться по залу.

— Ого, хорошо окопались, — хмыкнула я, рассматривая небольшую комнатушку, где помимо Грабова находились еще два его зама.

На столах вдоль стен, где парни развернули лабораторию, подмигивали готовые к работе датчики и ровно светились мониторы. Хмурый, с вечно недовольной миной на худом лице Айк, отвлекся от своего занятия и мимолетно кивнул, приветствуя. Полная его противоположность грузный и улыбчивый Боря, с вечно расстегнутой на необъятном животе пуговицей, выбрался из своего кресла и, смешно просеменив коротенькими ножками, выдернул из моих рук чемоданы, определил их под один из столов, подскочил, схватил мою ладонь и затряс, расточая комплименты. Вот и кто скажет, что этот смешной толстяк, профессор вирусологии и один из лучших практиков, когда его и всерьез-то воспринимать невозможно!

— Тебя тоже на передовую кинули? — закончив с похвалами моим глазам, поинтересовался Боря.

— Меня сюда сослали, — скорчив скорбную мину, поделилась я.

— О, опять своей начхальнице на фост наступила? — пуще прежнего обрадовался профессор, в своей неподражаемой манере, — Что ты ей сказала на этот раз?

— Ничего, — мотнула я головой, следя за сводкой, поступающей на монитор.

Если верить системе дальнего обнаружения армада вражеских кораблей уже вошла на предельную дальность, еще чуть-чуть и здесь будет жарко. Интересно, кто это у нас такой богатый, что сумел собрать флотилию из... ни фига ж себе! Из шестидесяти тяжелых эсминцев! И это не считая мелочь вроде штурмовых ботов. Ой, что-то, Анна Дмитриевна, неуютно как-то становится. Я сглотнула, отгоняя трусливые мыслишки о самоубийстве. Нет, надо досмотреть эту комедию до конца. Я выдохнула и нашла в себе силы продолжать разговор в шутливом тоне.

— Я просто порадовалась, что сортиры у нас не работают. Не видать вражеским экскрементам нашей канализации! Что. За. Хрень?! — воззвала я, расходясь злостью, -Мы что, вступаем в неравную схватку под девизом: 'Да лопнут их мочевые пузыри! Да разорвет кишечник их! Да захлебнуться вороги в собственном дерьме'?! И где, черт его дери, адмирал?! Я не видела его ни в штабе, ни в зале!

— Анька, ты чего?

Я только мотнула головой. Самой бы знать, чего так разошлась. И дело тут совсем не в том, что мы болтаемся посреди космоса, запертые в консервную банку, которую вот-вот вскроют. Да, черти всех дери — вскроют! Ни одна станция не устоит против двенадцати звеньев боевых кораблей, надо смотреть правде в глаза. Пора бы уже подумать об эвакуации самых незащищенных, которых мы, как в древние времена, спрятали в центр круга, ощетинившись копьями в надежде, что враг уж если не побежит в ужасе, так хоть будет возможность его остановить. Почему до сих пор не отдана команда?! И вообще, в происходящем что-то неправильно, что-то не так! Что? Не знаю!

— Около получаса назад система слежения обнаружила на самой границе ее видимости скопление кораблей, — тихим, загробным голосом заговорил Айк, но как-то так у него получалось, что этот полузадушенный шепот был слышен во всех углах, несмотря на сирену, продолжавшую вопить. — После анализа данных компьютер пришел к выводу, что на нас готовится нападение. Станция была поднята по тревоге, одновременно с этим компьютер распознал нападающих, выяснил, что в случае прямого контакта враги распространятся практически моментально, проводя атакующий бросок непосредственно через канализацию, поэтому вся система отвода была заблокирована, как заблокированы и двери во все туалеты и ванные комнаты. За одной такой дверью оказался наглухо замурован адмирал. Наши компьютерщики вот уже двадцать минут пытаются его вызволить, но компьютер не реагирует ни на команды разблокировать эту дверь, ни на аварийное открытие. Теперь дверь пытаются обесточить и открыть ее механически, а проще взломать.

— Ты хочешь сказать, что главный защитник будет отражать атаку сидя на толчке? — я с силой потерла глаза, пытаясь уложить в мозгах полученную информацию. Происходящее все больше и больше походило на извращенную комедию.

— Ну, примерно так, — ухмыльнулся Грабов. — Нестандартная, прямо скажем, ситуация.

— Да какая, к черту, нестандартная!..

— Тихо! — приказал Витя, читая быстро бегущие строки. — Все, они подходят к зоне атаки. Наши выпускают беспилотных разведчиков.

Мы затаили дыхание, ожидая новой информации. Я раскрыла ближайший чемодан и принялась натягивать перчатки, попутно проверяя закладку. Секунды ползли медленно, в какой-то момент даже показалось, что до слуха отчетливо доносится, как шурша, трутся песчинки в огромных песочных часах, отсчитывающих последние минуты инспекторской станции.

— Есть! — воскликнул Айк, просматривая строки, начавшие бойко выскакивать на мониторе. — К нам подходит враждебно настроенный флот боевых чумичек, им навстречу вышли наши перехватчики...

— Боевых кого?! — опешив, переспросил Боря.

— Чумичек, — пожал плечами Грабовский зам.

— Мужики, — я растерянно разглядывала лица присутствующих, — мне одной кажется, что это бред?

— А кто такие чумички? — нахмурился Витя.

— Половники, — пролепетала я, медленно опускаясь на стоящий у ног чемодан. — На нас движется сводная армада боевых половников.

— Какие такие половники? Ты чего несешь?

— Деревянные, блин, Витя! Деревянные!

— Перехватчики сообщают, что мы одни, — задумчиво проговорил Айк, продолжавший следить за мониторами.

— Конечно одни, — я схватилась за голову, сдерживая истерический хохот, — у половников не может быть флота!

— Что за... — мужчина отпрянул от вспыхнувшего ярким белым светом монитора, потирая ослепленные глаза.

— Не три! — прикрикнула я, копаясь в раскрытом чемодане. — Сейчас закапаю.

Вооружившись нужным тюбиком, я поднялась и... оказалась в кромешной темноте.

— У меня глаза лопнули? — с завидным спокойствием поинтересовался Айк.

— Глаза лопнули у всех, — парировал Витя, — какая-то сука выключила питание, вот сейчас включится резерв!

И действительно, лампочки замигали, неохотно включаясь вполсилы. Тренькнули заработавшие компьютеры, но вместо положенных цифр, строк или на худой конец заставки на всех мониторах медленно вращался хорошо прорисованный трехмерный кукиш! Судя по лицам окружавших меня мужчин многие мысли крутились в их головах в такт этому кукишу. Хотя, положа руку на сердце, в моей голове крутились не менее колоритные идеи на тему, что можно сделать с товарищем, или группой товарищей — расследование покажет — поставивших на уши целую станцию! Томно задышал динамик громкой связи и порыкивающий от помех голос скомандовал отбой.

А потом было полуторачасовое оперативное совещание, куда были приглашены все жители станции, за исключением малолетних детей и вахтенных. Вызволенный из сортира адмирал, долго и нудно восхищался окружающими. В очень вольном переводе речь шла о том, какие все же нехорошие, недальновидные и непрофессиональные люди, работают под его, адмиральским, началом, если какой-то мудрый и находчивый хакер, своими ловкими пальцами, сумел поставить раком всех и вся и вставить тем всем и вся большой и красочный!.. Нет, все-таки верно, что не пустили детей на это собрание, а то их словарный запас мог бы значительно пополниться. Женщины краснели, мужчины сурово сжимали губы, и на всех лицах читалось боевое рвение. Я сидела в последнем ряду и, вполуха слушая адмиральский спитч, думала. Сопоставляла. Рассчитывала. И всякий раз приходила к одному и тому же выводу, прям, как по математическому правилу о суммах и слагаемых. Но! Доказательств-то никаких. Но правдоподобно. Боги, как же правдоподобно! Не дай бестиарий, догадки верны... Вот честное слово — убью!

На трибуну взобрался главный компьютерщик и принялся докладывать, что сбои и ошибки системы, возникшие вследствие атаки взломщиков не так критичны, как показалось на первый взгляд, но в любом случае требуют тщательнейшей проверки и наказании виновных. Далее слово взял генерал Романов, заявивший, что по горячим следам злоумышленника взять не удалось, но сейчас уже совершенно точно известно, что атака проводилась дистанционно, а не с одного из компьютеров станции, как думают коллеги из отдела высоких технологий. Правда, пока они не отследили с какого, но отследят обязательно и примерно накажут виновного каторжными работами, сроком до десяти лет, поскольку это не баловство, а самая натуральная диверсия, которая может быть приравнена к теракту. Но, в любом случае, на станции есть пособник, кто передал злодеям коды доступа к внутренней сети. Дмитрий Петрович обвел ряды своим фирменным взглядом — долгим и проницательным до печенок. Вот восхищают меня эти методы работы. На что надеется? Что вот прямо сейчас виновный выпадет в проход и, посыпая голову пеплом, поползет меж кресел, вымаливая по дороге прощение? Не выпадет и не поползет. И даже не оттого, что вконец бессовестный паршивец, а потому, что, если мои догадки верны, виновного в зале просто нет.

— Я не был бы столь категоричен, — заспорил с ним начальник отдела высоких технологий, — вы не рассматриваете версию, где главный виновник вовсе не передавал никому секретных сведений, а проводил атаку сам, причем непосредственно со станционного компьютера!

— Отчего же, я рассматриваю все версии, — парировал генерал, — и ожидаю от ваших людей содействия в проведении следствия.

— Любое содействие будет всенепременно оказано, — с легким налетом ехидства ответил генеральский соперник.

Я вся издергалась, ожидая окончания дискуссии. Надо срочно бежать, а эти глухари никак не могут остановиться в обоюдных подначках, уйти же, не обратив на себя внимания, никак. А внимание это мне сейчас ну совсем ни к чему. Если все так, как я думаю, мне прямо-таки жизненно необходимо приклеить на рожу милую улыбку и быстро сворачивать дела, благо, сворачивать особо нечего. Генерал глаза на происшествие не закроет, а адмирал тем паче! Не сильно приятно побывать в роли 'толчкового' полководца... Да что ж они никак не угомонятся! У меня каждая секунда на счету, а эти олухи...

— На этом предлагаю окончить собрание и всем вернуться к своим непосредственным делам, — подытожил адмирал, не совсем этично прерывая своих подчиненных, — о результатах расследования будет объявлено позже.

Я, терпеливо осаживая колотящееся сердце, дождалась, когда люди потянутся к выходу и, встав, смешалась с толпой. Но, несмотря на все мои ухищрения, уйти незамеченной не удалось. Отец догнал меня на лифтовой площадке, выругавшись под нос, я вышла из готовой тронуться кабинки.

— Привет, — отец обнял меня за плечи и зачем-то поцеловал в висок.

— Привет, — откликнулась я, стараясь не выказывать удивления этой нежданной нежностью.

— Ты как?

— Нормально, — пожала я плечами, удивляясь все больше. Нет, он не может знать, не может даже догадываться, если я сама толком ничего не знаю. Тем более, отец никогда не воспринимал мальчишку всерьез. Или догадывается? Если так, то дела хреновей, чем я полагала.

— Ну, что ты об этом думаешь?

— Это твоя работа думать, — напомнила я, — моя работа резать и шить. А если честно, то ничего я не думаю, я сейчас слишком устала для этого. Я ж с дежурства, поспать дали от силы полчаса, так что я чуть ноги волоку, а мне еще в госпиталь и объяснительную писать.

— Какую объяснительную? — нахмурился генерал, забывая, или, по крайней мере, делая вид, что забывая, о своем вопросе.

— Почему если не было нападения, реанимационный чемодан оказался разукомплектован, я ж оттуда перчатки достала и физраствор.

— Что за новшества? — нахмурился генерал.

— Ну, ты ж за патроны отчитываешься? А я за перчатки. Хотя, если серьезно, кое-кто хочет себе баллы и премию заработать, экономя на расходке.

— А где твой малец?

Оппа! Неужели все-таки подозревает? Где мальчишка мог засветиться? Фу! Стыдно, Анна Дмитриевна! Стыдно подозревать ребенка, который может и не виноват ни в чем! И на чем основываются твои подозрения? На том, что парень стал вежливым, обходительным и, наконец, взялся за ум?! Так радоваться надо, а ты знай себе, шпионские страсти развела!

— Пап, ну, откуда ж я знаю?! Я здесь, он там и 'жучка' я на него не цепляла, чтоб передвижения отслеживать! Я его видела сегодня ровно полторы минуты, когда пришла с дежурства, а он уходил на занятия. И вообще, к чему такой интерес к моему подкидышу?

— Да... вот это... — генерал вроде как замялся, — мне Наташа сказала, что мы с тобой не особо ладим, вот и...

— Ищешь точки соприкосновения? — понимающе кивнула я. — Тоже надо. А о мальчишке могу сказать только то, что раз он с утра ушел на занятия, то должен был в центральном зале со всеми эвакуированными просидеть всю тревогу, а сейчас, скорее всего, дома, если их, конечно, не оставили после занятий наверстывать. А сейчас, ты меня извини, но мне идти надо бумажки заполнять, а я отдохнуть хочу.

— А ну, да. Иди, конечно.

Я нажала кнопку вызова лифта. Генерал постоял со мной, ожидая кабины. На его роже аршинными буквами был написан вопрос, который он все не решался задать. Двери разъехались, открывая нутро кабины.

— Ну, я пошла, — вместо прощания сообщила я, шагая через порог.

— Ань, — отец придержал двери, — ты на конференцию эту поедешь?

— Нет, — мотнула я головой. — Мне там нечего делать. Да ты не волнуйся, не уведет никто твою женушку, недельки через две вернется отдохнувшая, загоревшая и напичканная знаниями.

— Шутки у тебя! — возмущенно фыркнул генерал в закрывающиеся двери.

Криво улыбнувшись своему исковерканному металлом отражению, подумала, что старый лис все же нашел свою вторую половину, впрочем, мужик имел на это полное право, если уж первая половина жизни не удалась. Пробравшись вглубь, оперлась о стенку и прикрыла глаза, размышляя об упущенных возможностях. До окончательной их утраты оставалось, я приоткрыла один глаз, сверяясь с часами, не более двадцати минут. Хотя, как доказывает жизнь, упущенных возможностей не существует, обязательно на опустевшее место приходит что-то другое, зачастую гораздо интереснее, чем то, что было ранее. Таково извечное, нерушимое равновесие. По крайней мере, очень хочется в это верить.

В который раз за это длинное утро выбравшись из лифта поплелась по оживленному коридору к своей каюте. Люди, возвращавшиеся с общего собрания, двигались, на ходу обсуждая несостоявшееся нападение, строили догадки, спорили, кто горячо, кто по инерции. Я кивала знакомым, не вступая, однако, в полемику.

В зале копошился Зак, что-то мурлыкая под едва слышную мелодию. Я приостановилась на секунду не решаясь переступить порог и чувствуя, как одолевающие меня подозрения рассеиваются сигаретным дымом, а губы растягиваются в глупой улыбке — за последние недели впервые услышав от шалопая, что-то кроме сдержанного и немного безразличного разговора. Оттаивает парень. Скинув обувь, вошла в комнату, улыбка медленно сползла с моего лица. Крайне довольный собой подросток прилаживал на место стенную панель за видеофоном, у его ног разноцветными змеями свернулись провода, с хищными головками зажимов-'крокодилов'. Я проследила за проводами, уходящими под ковер и дальше в его комнату. Даже заглядывать туда без надобности и без того ясно, что провода тянутся к ноутбуку. Ну, вот, а вы, доктор, переживали — нормальный ребенок! Да твою же мать! Мелкий паршивец, закончив с панелью, нагнулся подобрать провода, да так и застыл полусогнутым, уткнувшись носом в пару незапланированных ног. Хотелось устроить отвратительную истерику — визжать, топать ногами и бить посуду. Но ничего из вышеперечисленного я себе позволить не могла.

— Ой, — Зак смотрел снизу вверх честнейшими глазами, а поднятые бровки жалостливо сходились над переносицей.

— Аня, это не то, что ты думаешь... — пролепетал мальчишка, самую универсальную, но от этого не становящуюся менее идиотской, отговорку.

Увесистая оплеуха заставила его заткнуться и со всего маху присесть на задницу. Перестраховка, конечно, но на случай возможной прослушки сойдет. Еще не хватало, чтоб кое-кто слушал чистосердечные признания. К делу не пришьешь, а вот если знаешь в какую сторону крутить, то дело состряпать запросто.

Счет пошел на минуты. Подцепив валявшиеся провода и, с силой рванув, выдрала их из-под ковра, попутно обрушив в соседней комнате что-то очень похожее по звуку на ноутбук. Судя по тому, как страдальчески скривился мальчишка, так оно и было. Провода, скрученные в тугую бухту, отправились в мой нагрудный карман, благо тонкие и из-под ткани особо не выделяются.

Теперь в коридор и, дернув рубильник, обесточить каюту, подсветив себе зажатым меж зубами фонариком вскрыть неприметную панельку и аккуратно отсоединить несколько проводков. Видеонаблюдение в каюте заблокировано еще несколько лет назад, но теперь даже если кто-то и обойдет блокировку не увидит ничего, кроме черных экранов. С отключенными-то камерами!

Включив питание, вернулась в зал. Зак так и сидел на полу, прижимая к роже ладонь, придерживая ею стремительно краснеющее ухо и щеку и растерянно следил за моими действиями.

— Паяльник где?

— Что?! — от удивления Зак аж ладонь от лица отнял.

— Паяльник где? — процедила я.

— В... в комнате, в столе. Ань, а зачем?

— Замолкни! — огрызнулась я.

Влетев в комнату, подхватила с пола ноутбук, с силой захлопнув крышку, сунула его под мышку. Так. Паяльник, припой, кислота, пара-тройка отверток, из ящика с игрушками вытащить чего-то непонятное, которое никогда не дождется завершения. Внимательно оглядеть комнату, все ли панели закрыты, не торчат ли из стены несанкционированные провода. Надо отдать поганцу должное — работал парень всегда аккуратно и не его вина, что не успел прибраться до моего прихода, в школе небось задержали.

В зале я раскидала по столу все, что было в руках, не забыв плеснуть кислотой на столешницу. Антикварную, мать вашу, столешницу! Полюбовавшись, как белесыми пятнами вздувается столетний лак, кинула рядом с ними включенный и успевший разогреться до пары сотен градусов паяльник. Вокруг пышущего жаром жала тут же образовалось стремительно чернеющая отметина, а по комнате поползла вонь тлеющего лакированного дерева. Дождавшись, когда пятно значительно расползется, выключила паяльник. Удовлетворившись разрушениями, перешла в кабинет. Мальчишка провожал свой ноутбук скорбящими глазами. Вскрыв ножом машинку, извлекла блок жесткого диска и, уложив его на стеклянный столик, несколько раз проделала реанимационные мероприятия. Дефибриллятором. Думаю, трех разрядов ему вполне хватило бы, но для пущей уверенности ударила еще пару раз, следя за тем, чтоб внешних признаков воздействия видно не было. Пусть ребятки из полицейского управления, если до них все же дойдет, хоть на стену влезут, пытаясь снять с дисков информацию.

Упаковав ноутбуковские мозги обратно, отнесла убитую машинку в гостиную, где водрузила на испорченный столик и кое-как подсоединила недоработанную игрушку к компьютеру. Ну, что — все? Да, кажется... Глянув на Зака, так и не вставшего с пола, мотнула головой и вышла в кухню. Дернув кран, понаблюдала, как тугой напор воды, падая в раковину, разбивается на капли, веером разлетающиеся по столу, попадают на холодильник, стекая по серебристому боку. Подставив под струю ладони, сложенные лодочкой, набрала пригоршню воды и плеснула в лицо, не заботясь о намокших рукавах. Сейчас это наименьшая из возможных неприятностей. Коротко выдохнув, обошла холодильник. Письмо так и висело на дверце, нагло отсвечивая персиковым боком. Сняв его с холодильника, решительно разорвала конверт, почти физически ощущая, как уходит в пространство сигнал подтверждения. На пол выпала именная карточка утверждающая, что Романова Анна Дмитриевна является почетным гостем медицинской конференции, что будет проходить на славной планете Таурин. Спустя пять минут по краю электронной карты засветилась зеленая полоса. Вот теперь точно — все!

Вернувшись в гостиную, еще раз осмотрела разгром, потирая чуть подрагивающие руки, осознавая, что минуту назад совершила тяжкий проступок, начисто уничтожив улики, тем самым покрывая преступление и преступника. Мои действия потянут на три-четыре года тюрьмы. И это как минимум. Но ни секунды не жалела о содеянном.

— Аня...

— Не смей со мной разговаривать! Иди, собирай вещи. Живо.

— Какие вещи?

— Свои! И пошевеливайся!

Четыре набитые сумки стояли посреди гостиной, готовые к выходу. Ожидая, Зака, застрявшего в туалете, я подсела к видеофону отстучать сообщение начальнице госпиталя. Надо ж человека в известность поставить. Я хмыкнула, заканчивая набирать текст, представляя, как она расстроится, расставшись со своей главной головной болью.

— Зак, поторапливайся! — крикнула я, нажимая на клавишу подтверждения отправки.

— Собрались куда-то? — вкрадчивый голос, раздавшийся за спиной, заставил прикрыть глаза и помянуть генерала Романова по матушке.

— Да, собрались, — подтвердила я, разворачиваясь к незваному, но ожидаемому посетителю.

— Куда, позволь поинтересоваться? — излишне мягкие нотки в генеральском голосе вопили о том, что со мной разговаривает не отец, а полицейский.

— На конференцию, — ответила я чистую правду, — Зак, я не буду тебя ждать!

— Хм... не далее, как полчаса назад на вопрос о конференции я получил отрицательный ответ, что же изменилось?

— Макс, — пожала я плечами.

— Макс?

— Шальнов. Мне позвонил Макс и уговорил ехать.

— На твой номер не поступало никаких внешних звонков, — заметил отец нестыковку.

— На мой стационарный номер, — парировала я, извлекая из кармана наладонник и демонстрируя его генералу.

— Вот как!

— Можешь не трудиться, тыкая кнопки вслепую, — фыркнула я, видя, как отцовская рука нырнула в карман, — этот номер не отслеживается и входящие на него у вас не фиксируются, так что придется поверить на слово.

— Да? А я все же попробую, — ничуть не устыдившись своего недоверия, ответил отец уже в открытую доставая телефон и отдавая экспертам соответствующие указания.

— Знаете, Дмитрий Петрович, это уже шизофрения. Что за проверки? Ты меня в чем-то подозреваешь?

— Не тебя, — на губах генерала заиграла хищная ухмылка, — а твоего...

— Его зовут Зак, — подпустив металла в голос, напомнила я. — Потрудись запомнить, а если не в состоянии — запиши. Так в чем ты подозреваешь мальчишку?

— В диверсии, — внимательный взгляд полицейского тщетно пытался просверлить меня, стараясь найти хотя бы тень неуверенности, на которой можно будет опереться, выстраивая версию.

— А во всемирном заговоре? А то, давай — чего мелочиться.

— Надо будет и в том...

— Генерал, вы утомляете, — цыкнув зубом, поставила я родителя в известность, — ваши претензии к подростку, подкрепленные личной неприязнью и необоснованными подозрениями, уже выглядят не смешными, а жалкими.

— А тут что произошло? — поинтересовался отец, кивая на разгромленный столик.

— Тот, кого вы подозреваете в диверсии, пытался доработать очередную игрушку, все, что из этого вышло вы можете наблюдать на столе.

Я сделала приглашающий жест, смерив строгим взглядом появившегося на пороге Зака, заставляя последнего виновато опустить глаза. Промолчал и то хлеб!

— Я включу ноутбук? — испросил разрешения папаша и, не дожидаясь ответа, открыл крышку.

— Наслаждайся.

— Он не работает, — через некоторое время сообщил отец, после нескольких попыток включения.

— Да, увы. Некий подросток, которого вы, Дмитрий Петрович, с какого-то перепугу считаете гением, попросту спалил дорогую машинку, написав ошибочную программу проверки и дав, как я понимаю, больше напряжения, чем требовалось при проверке ходовых узлов игрушки. И я даже теперь не знаю, подлежит ли ноутбук восстановлению, а там было несколько очень важных документов, которые я собиралась просмотреть.

— Ань, я думал...

— А есть чем? — рассерженной кошкой фыркнула я.

Отец переводил внимательный взгляд с меня на мальчишку, но, судя по выражению лица, был разочарован. Короткая перепалка ничуть не выбивалась из обычной бытовой ссоры, когда суровая мамаша выговаривает не в меру прыткому ребенку. Ох, Закари, вот останемся мы с тобой наедине, да в безопасности... Очевидно, взгляд, брошенный на мальчишку, был настолько красноречив, что даже отца проняло, и тот сочувственно покачал головой.

— Я надеюсь, ты все выяснил? — поинтересовалась я, демонстративно посмотрев на часы, — А то нам вылетать, а времени в обрез.

— Да, извини, — генерал кивнул и торопливо поднялся, — я заберу твой ноутбук? Может, наши сумеют его починить.

— Можешь попробовать, конечно, — горестно вздохнула я, — но маловероятно. Если уж этот молодой человек за что-то взялся, то в сотне случаях из ста оно оказывается не восстановляемым. А лучше сразу выброси, все равно придется новый покупать.

Папенька еще раз изучающе глянул на топтавшегося у порога парня, и водрузил обратно серебристую коробку, в которую моими стараниями превратился вполне новый ноутбук.

Дождавшись, когда несколько пристыженный генерал распрощается с нами и вывалится из каюты, позволив мне, наконец, свободно вздохнуть, прикрикнула на малолетнего преступника:

— Чего встал?

— Как ты догадалась, что это я?— мальчишка смотрел на меня исподлобья, и было ясно, что хоть режь, а с места не двинется, пока не узнает.

— Это значения не имеет, — отрезала я.

— Ты знала, что он придет?

— Предполагала, — неохотно ответила я. — Я все-таки его дочь и кое-чего о нем знаю.

— Ань, спасибо.

— Не за что, — буркнула я. — Так все! Хватит сопли на кулак наматывать, у тебя еще будет для этого повод. Бери сумки и вперед! И не смей рта раскрывать пока до 'Беркута' не доберемся. А вот там уж мы с тобой поговорим.

Зак втащил сумки на борт 'Беркута' всем своим видом демонстрируя покаяние и готовность к любым превратностям судьбы. Знает, чертенок, на что надо надавить, чтоб наказание было не слишком уж суровым.

Разрешение на вылет пришлось ждать около двадцати минут, в свете последних событий диспетчеры и охрана проявляла удвоенное рвение. Вот, правы наши соседи по вселенной, люди — крайне странные существа, из тысячелетия в тысячелетие по каким-то неизвестным миру причинам предпочитающие кулаками махать 'после', а уж никак не 'до'.

— Есть кто? — поинтересовалась мужская голова, просовываясь в открытый входной люк.

— Есть, — откликнулась я, выходя навстречу издерганному военному, — Романова Анна и Закари Фарт. Вылетаем по личным делам.

Парень посмотрел на меня, на Зака, на документы, с особым тщанием разглядывая электронную карту-приглашение, и не найдя в нас ничего крамольного дал разрешение на взлет. Я с несказанным облегчением задраила люк и заняла место командира экипажа.

— Борт полсотни семь 'Беркут', стартовая готовность, — забормотал динамик голосом диспетчера.

— Пристегнись, — бросила я Заку, нахохлившемуся в соседнем кресле, — мы взлетаем.

Спустя пять минут 'Беркут' тяжело осев на малом ходу выпал в черное пространство, усыпанное сахарным конфетти звезд. С мягким толчком включились основные двигатели, увлекая кораблик с беглецами в чернильную пустоту. История повторялась.

Глава 3.

Приглушенный гул двигателей баюкал, заставляя время от времени встряхиваться, разгоняя дрему, тереть глаза и с отвращением поглядывать на полупустую кружку кофе, надежно закрепленную в углублении подлокотника. Нервное напряжение отступало, волоча за собой усталость и непреодолимое желание прилечь. Но толку, если до посадки остается чуть меньше трех часов? Отдохнуть не отдохнешь, а головную боль заиметь запросто. Тем более после такой нервотрепки.

Широко зевнув, выбралась из кресла и поплелась в ванную сполоснуть лицо, надеясь, что холодная вода если и не вернет бодрости, то хоть разгонит муть, царящую в голове. По-хорошему, следовало бы принять душ, но от одной мысли, что придется влезть целиком под ледяную воду, передергивало. На такие подвиги я не способна. Разве что, как несколько лет назад — по принуждению. Да уж, забавный тогда выдался перелет. Знай чем все закончится, не стала бы сдерживать душевный порыв и отбила поганцу руки, чтоб не совал части тела, куда не просят! Ой, отбила бы! Самой-то не смешно, а, доктор? Вон в соседней каюте сидит свежий кандидат на отбивание, между прочим, более заслуженный, чем прежний. Много ты ему руки наотбивала? Вот то-то же! Хотя и следовало, ой, как следовало! Да уж... что-то мне мужики какие-то некачественные попадаются, один другого затейливее.

Тот, кто вполне мог стать если не мужем, так любовником, едва не утопил посреди космоса, а тот, кто почти стал сыном, чуть не подвел под монастырь. Впрочем, еще неизвестно, может и подвел. Официальных-то итогов расследования еще никто не оглашал. Так что сидеть вам, Анна Дмитриевна, аки на раскаленной сковородке вплоть до того светлого момента.

Я подула на озябшие от воды руки, поразглядывала мокрую бледность в зеркале и, вздохнув, отмахнулась от мрачных мыслей, заранее зная, что Зака никому на растерзание не отдам. Скорей уж возьму всю вину на себя, мотивируя поступок скукой и желанием погеройствовать. А что еще ожидать от бывшего инспектора МК, несправедливо к тому же уволенного и обиженного богом и людьми? Вот то-то же! Да и всем известно, что это люди поголовно неуравновешенные и на всю голову ушибленные нервной работой и от того еще более себе на уме, так что нечего тут самоиронию разводить, все будет верно и замотивировано! То, что я при надобности отплююсь от любого суда, было ясно с самого начала, а вот правильно ли я поступаю с Заком, есть самый главный вопрос на данный момент. Парень уже достаточно вырос, чтоб за проступки отделаться шлепком по заднице. Ну, конечно! А довести взрослого, по твоим же словам, мужика до слез, это, по-твоему, нормально?! Я нахмурилась, вспоминая долгий разговор, во время которого пришлось взвешивать каждое слово.

Сразу после взлета я отвела мальчишку в каюту и, усадив на неудобно низкую койку, заявила, что нам стоит обсудить случившееся. Сперва Зак втягивал голову в плечи при любом моем резком жесте, но достаточно быстро сообразил, что я действительно собираюсь только разговаривать, повеселел. Смерив мрачным взглядом расслабившегося подростка, популярно разъяснила великовозрастному шалунишке, сколько весит его выходка с точки зрения уголовного кодекса. На робкое возражение, что его же не поймали, едко бросила 'пока' и продолжила прерванную речь, подсчитала, сколько лет строгого режима полагается мне, как пособнику и укрывателю, в случае, если моя афера так же раскроется. А она раскроется обязательно, потянувшись за делом Зака.

Судя по тому, как бледнело и вытягивалось лицо подростка, становилось ясно, что малолетнему преступнику и в голову не приходило просчитать последствия своих действий до того, как полез 'ломать' систему.

— Теперь, когда ты уяснил все возможные последствия своего проступка, — после короткого молчания, продолжила я, — ответь мне на один простой вопрос — зачем?

— Я... — Зак замялся, глубоко вздохнул, и было видно, как прыгнул кадык на мальчишеской шее, проталкивая невесть откуда взявшийся ком, — я отомстить ему хотел, за то, что меня в камере держали... ну, и силы свои попробовать... Вот.

— Зак, мне за тебя стыдно. Ты вроде уже достаточно взрослый и неглупый парень, чтоб без чьих бы то ни было объяснений понимать — месть не лучший советчик и никогда еще ни к чему хорошему не приводила.

— Ань...

Я взмахнула рукой, призывая его замолчать и заставляя себя дышать глубоко и размерено, не позволяя сорваться в крик и мордобитие. Господи! Глупее мотива и придумать сложно. Мстивец, мать его!

— Значит так, молодой человек, мне слишком дорого обходятся как ваши мстительные порывы, так и пробы сил. Чтоб впредь обезопасить себя от вашего темперамента, я выношу следующее решение — я запрещаю вам пользоваться любым высокотехнологичным прибором, способным подключиться к сети, и плевать, с кнопками он или без, с этого момента и вплоть до вашего совершеннолетия. Компьютеры во всех их проявлениях, мобильные телефоны, калькуляторы и даже пульты от телевизора — всем! Уяснил?!

— А унитазом можно? — перед лицом надвигающейся беды парень нашел в себе силы для иронии, — На нем тоже кнопка есть и он к сети...

— Зак!

— Да понял я, понял! — подозрительно шмыгнув носом, буркнул он.

— Если ты хоть раз посмеешь нарушить запрет, тут же отправишься в закрытую школу при самом дальнем приюте, на вышеозначенный срок, то есть до восемнадцатилетия, так что у тебя будет достаточно времени, чтоб осознать правоту, открытую тебе о мести и о том, какое это нехорошее чувство.

Я замолчала, позволяя ему свыкнуться с предстоящими тяготами.

— Ань, — мальчишка поднял на меня мученические глаза, — а как же я буду учиться? Ведь... все учебники...

— Похвально, что ты вспомнил об учебе, — согласно кивнула я, — но ты забыл, что помимо электронных вариантов существуют так же бумажные.

— Бумажные? — паника слезами увлажнила глаза.

— Да, бумажные. А все, что ты не сможешь найти на бумаге, вполне можешь заказать мне, и я тебе распечатаю. За то тебе представится возможность побыть в шкуре древних, что вовсю пользовались такой формой обучения.

— Спасибо, хоть на глиняных табличках писать не заставляешь, — едко прокомментировал он, часто моргая, не позволяя пролиться накатывающим слезам.

— Надо будет, и на глиняных табличках писать станешь, как миленький, — жестко оборвала я, — теперь пришло время поговорить об ущербе. Будем реалистами. Оплатить поднятие в ружье станции тебе не по силам, даже через несколько лет, при условии, что ты найдешь высокооплачиваемую работу, львиная доля твоих заработков будет уходить на оплату. А с учетом инфляции и возможных потрясений, это займет у тебя половину жизни, но заплатить за испорченный по твоей милости ноутбук ты вполне в состоянии. Не сразу, но в рассрочку.

— Это как? — сердито мазанув по глазам кулаками, поинтересовался он.

— Я устрою тебя на работу, — пожав плечами, сообщила я. — Ноутбук той модели стоил две тысячи кредов, я устрою тебя на работу, скажем, на семнадцать кредов в день, для подростка с четырехчасовым рабочим днем вполне неплохо, плюс два выходных в неделю, так что за полгода, думаю, справишься. Если нигде не проштрафишься.

— На какую работу?

— Еще не знаю, но, думаю, не в твоем положении привередничать. Надо будет — и сортиры общественные мыть пойдешь, тут уж от тебя мало что зависит.

— А если я откажусь?

— Поедешь в закрытую школу, как не выполнивший условия. Тебе решать.

Зак поднял на меня пылающие едва сдерживаемым гневом глаза и несколько минут пристально смотрел снизу вверх. С внешним спокойствием я выдержала этот взгляд, хотя и было желание залепить парню пощечину, уж очень я не люблю такого его взгляда. Не нравится мне как-то ощущение, будто под черепной коробкой кто-то скребет длинными когтистыми пальцами. Остановило понимание, что в этом случае он выиграет наш молчаливый поединок. Даже его способностей вряд ли хватит, чтоб просверлить во мне дыру. Заку пришлось погасить бешенство и опустить глаза, признавая поражение. Я вышла, тихо притворив за собой дверь, из-за которой донеслись сдавленные всхлипы.

Перезвон колокольчика выдернул из задумчивости и заставил поспешить в рубку. Глянув на определитель номера, закатила глаза. Разговаривать с Низой не хотелось, я стоически выждала пять минут, надеясь, что ей надоест. Не надоело. Морщась, ткнула на кнопку приема.

Вместо Низы на экране появился тот, кого меньше всего ожидала увидеть. Начальник службы безопасности собственной персоной. Костюм с иголочки, по военному короткий ежик темных волос, едва заметный изогнутый подковой шрам на скуле, глаза темного янтаря смотрят со спокойной уверенностью, убеждая, что любая проблема разрешима. Тем или иным способом.

— Молчите, — коротко предупредил он, — Сейчас перекодирую.

Я кивнула и, откинувшись в кресле, с интересом наблюдала Лешкины манипуляции с невидимой мне клавиатурой.

— Все, — возвестил он.

Я открыла рот для приветствия, но меня опять прервали.

— Анна Дмитриевна, времени совсем мало, шухер ваших рук дело?

— Зака, — я даже не стала уточнять, откуда Лешке известно о переполохе, но чувствовать его руку на своем пульсе оказалось чертовски приятно.

— Это одно и то же, — отмахнулся безопасник. — Под каким предлогом улетели, куда?

— Под предлогом конференции, — вздохнула я.

— Хорошо. Вы говорили кому-нибудь, что не собираетесь?

— Да, я отцу говорила, за пару часов до вылета.

— Подозрительно, — недовольно цыкнул зубом Алексей.

— Я на Шальнова сослалась, что он позвонил и уговорил.

— Хорошо, скажу Йорду, он звонок проведет. Без надобности, но все-таки, — Лешка черкнул в наладоннике, отправляя приказ. — Наследили много?

— Леш, я не знаю! Я ж не участвовала!

— Зовите Зака, мне нужно точно знать, что и где он делал.

Призванный мальчишка бочком протиснулся в рубку и скромно встал за моим креслом. Припухшие глаза и красный сопливый нос решительно утверждали, что мужчины не плачут.

— Ну, что, уголовинчек, доигрался? — грозно вопросил Лешка.

— Нет еще, — надулся Зак.

— Доиграешься, — уверено напророчил безопасник.

Мальчишка возмущенно вскинулся, но наткнувшись на твердость мужского взгляда, как-то враз выдохся и потух. Я поднялась с кресла, уступая место, сейчас пойдут заумные разговоры, так что лучше отойти в стороночку и не путаться под ногами. Тем более, если в предмете разговора смыслишь на уровне 'вкл/выкл'. Зак молча уселся, исподлобья изучая Лешку, ожидая очередной выволочки. Алексей глупостями заниматься не стал, справедливо полагая, что воспитание трудных подростков в его обязанности не входит. Единственное, что мужчина себе позволил — неодобрительно покачать головой. А потом начался допрос, переполненный цифрами и малопонятными мне словами. Я немного потопталась в рубке, прислушиваясь к их разговору, лицо безопасника светлело. Похоже, все не так плохо, как мне думалось. Конечно, Лешке и компьютерному отделу придется поработать, вполне возможно даже понадобиться еще разок 'ломануть' базу станции, и под видом проникновения подчистить все за мальчишкой, но теперь, по крайней мере, можно спокойно вздохнуть и попытаться получить удовольствие от ситуации.

Я вышла из рубки, пока есть время надо заварить свежего кофе, хотя от него во рту уже горько и подташнивает и вряд ли он прогонит накатывающую сонливую одурь. Нужно еще посадить корабль, нужно разыскать отель, зарегистрироваться... да много чего еще нужно! Нет, можно, конечно, не лететь на Таурин. Можно выбрать местом посадки любую подвернувшуюся планету или просто лечь в дрейф и завалиться спать, зная, что Алексей, бывший военный, найденный Низой в каком-то третьесортном кабаке, в состоянии столь непотребном, что едва мог вспомнить собственное имя, а теперь начальник службы безопасности 'Крыльев ангела', позаботится обо всем. Разрулит, устранит, подчистит. Можно. Но нельзя! Потому что это здорово осложнит мужику работу. Если корабль вылетел из пункта 'А', он непременно должен совершить посадку в пункте 'Т', иначе это будет выглядеть подозрительным.

Думая вязкие, как патока мысли, прислонилась плечом к стене и на секунду закрыла саднящие от напряжения глаза, вновь и вновь повторяя высказанный кем-то довод — Таурин большой, герцог маленький. И, в конце концов, какого черта!? Из-за какого-то козла лишать себя встречи с ребятами!? Обломается! Даже если и увидимся, у меня хватит силы воли не обернуться и не заговорить. А если хорошенько разобраться, благодаря вышеозначенному козлу у меня вся жизнь пошла через задницу. Нет, не то что бы я была чем-то недовольна, совсем нет! За прошедшие годы я приобрела много больше, чем за всю предыдущую жизнь, поняла чего стою и познакомилась с людьми, за которых и умереть не жалко, но... обидно. Обидно, что пришлось рвать связи и прежде всего с Сахиной семьей и пусть они все понимают, и пусть ни полслова упрека это значения не имеет. Да что там, я сына Сенькиного ни разу не видела, только на фотографиях да коротких видеозаписях, добытых пиратскими методами. Так что... Раздалось гневное шипение и камбуз наполнился кофейной вонью. Я в сердцах мотнула головой и, отключив нагреватель, сняла с него турку. Поставив прибор на программу самоочистки, перелила кофе в огромную чашку и поплелась обратно в рубку. Надеюсь, умные разговоры уже закончились.

Я остановилась у приоткрытых дверей. Нет, разговоры не закончились. Поморщилась, прихлебнув из чашки слишком горячий напиток, и уже собиралась вернуться на кухню, когда в размеренный бубнеж двух мужских голосов вклинился звонкий женский. Низа сердилась.

— Где этот... — подруга замычала, пытаясь из словарного запаса выбрать выражение поприличней.

— Здесь я, — недовольно отозвался Зак.

— О, ты посмотри! Он даже сидеть может! Засранец! Вот я б тебя...

— Мы будем мою задницу обсуждать или делами займемся? — ощерился мальчишка.

— А вот наглость свою ты прикрути, пацан, — в голосе Алексея послышались громовое ворчание, — сейчас не тот случай, чтоб гонором своим трясти.

— Да не трясу я ни чем! — голос подростка взвился до высоких нот.

Тааак! Я толкнула плечом дверь и ввалилась в рубку. Вот только скандалов мне сейчас и не хватает.

— Низа, привет. Алексей, вы закончили? Зак, прекрати психовать!

— Я не психую, — пробормотал мальчишка.

— Привет, Ань, зря ты так...

— Нормально.

— Нет, Анна Дмитриевна, нам еще надо кое-что выяснить, это недолго.

— Хорошо, выясняйте. Низа, перезвони мне на мобильный, мне нужно с тобой обсудить кое-что о трудотерапии для безнадежно безголовых подростков.

Зак вытянул шею, возмущенно глядя на меня поверх подголовника кресла. А ты, как думал, родной? Конечно, работать у Низы не сахар, и конечно, три шкуры с тебя будут драть по ее же наущению, и не отпроситься будет, не отлынить, но за свои поступки надо отвечать.

— С удовольствием, — расплылась в улыбке компаньонка, выуживая из кармана наладонник.

...Как бы ни возмущался герцог, как бы ни пытался отстраниться от организации конференции... Пришлось. За неделю до приема управляющий отелем запросил пощады, явившись к Владу, что само по себе было неслыханно. Управляющий, профессионал высочайшего класса, словно собственное чадо обожавший отель, никогда не позволявший себе надоедать герцогу, и с болезненной ревностью отслеживающий начальство, буде оно заявится с инспекцией или покопаться в документах, (все боялся, что герцог наворотит чего и любимое детище по миру пойдет), пришел с самого утра. Скромно усевшись на диванчике в приемной, терпеливо ожидал, когда же Влад соизволит явиться на работу. Влад соизволил только через три часа, и то, потому что особых проблем в лагерях, куда он ездил с плановой проверкой, не случилось. При появлении начальства мужчина подскочил и, глядя на герцога с неподдельной мукой и преданностью во взгляде, попросил аудиенции.

Беда, обрушившаяся на отель, звалась просто — вдовствующая герцогиня. Бабка вытянула у мужика последний нерв своими визитами и светлыми идеями о том, как следует принимать и обустраивать. Цветы, скатерти, официанты, горничные, лучший зал, забронированный аж на две недели. Для начала. Это 'для начала' вызывало у управляющего нервный тик и приступы паники. И Влад его понимал — убытки, понесенные отелем из-за вынужденного простоя, будут неисчислимы и едва ли их удастся покрыть до конца года, а если учесть, что под гостей старушка требует еще два, помимо выделенных трех лучших, этажа, то даже у герцога неприятно заныло в желудке. Пришлось вспоминать давний опыт и все брать в свои руки, ограждая управляющего от взбалмошной карги, а отель от окончательного разорения. Оно, конечно, правильно, никто кроме Влада не посмеет сказать герцогине 'нет!', но крайне неудобно — своих дел навалом!

Площадь, занимаемая гостями сократилась до приемлемых двух этажей, которые Влад по приезде гостей и пересчете последних по головам собирался еще уменьшить, меню урезалось по меньшей мере на три сотни блюд, оставаясь при том достаточно разнообразным, но не до умопомрачения. Да и для оставшихся блюд вовсе необязательно выписывать кулинарных кудесников из самой столицы. Цветы ограничились тридцатью видами, вместо пятидесяти восьми и бригадой флористов, сумевших создать шедевры из предлагаемого разнообразия. И много чего еще по мелочи, попутно Влад стал скрягой, кровопийцей, наступающим мужланским сапогом аккурат на горло песне нежной орхидеи, то бишь бабкиной, отступником, вредителем и много кем еще. Его обещали проклясть, покалечить разнообразными способами, отлучить от титула, лишить законной доли наследства, изгнать и... ну, только что суп сварить не грозились. Влад на все угрозы и оскорбления отвечал вежливо прохладной улыбкой, вещал старушке о своей безграничной любви, и упрямо гнул свою линию. Конечно же, он вышел хоть достаточно потрепанным, но победителем, из всех словесных перепалок и психологических сражений. Но спроси кто герцога напрямую и в приватной обстановке, услышал бы много чего и про старушку, и про медиков, и про загадочную особу императорского дома. А наблюдательный человек, окажись он рядом, и без лишних вопросов обнаружил бы, что бедняга герцог находится где-то между нервным истощением и слепым буйством. Текущие дела, те, которые помимо конференции, никто не отменял. И им, текущим делам, что накапливались ежедневно и которые просто невозможно свалить на бесконечных замов, откровенно плевать на все бабкины затеи. К концу подготовки Влада окончательно замучила бессонница, он потерял аппетит и интерес к окружающему, из всех желаний осталось только одно — устроить геноцид по профессиональному признаку.

Хотелось выходного. Дико, непереносимо хотелось выходного. Про отдых герцог, после известных событий, не заикался, боясь навлечь на свою многострадальную голову еще кучу ненужных проблем. Накануне открытия мужчина не выдержал и, чтоб не сорваться на ни в чем не повинных подчиненных словесно продемонстрировал всем окружающим неприличный жест и с пометкой 'не кантовать, при пожаре выносить первым', забился в свою нору. Ту самую, четырехкомнатную, что недалеко от порта, с непереносимым желанием впервые за последние месяцы позволить себе лишку и упился до полного изумления. Но мечты так и остались мечтами, вместо этого он принял душ, забрался под одеяло и, закрутившись на манер кокона, уснул.

...Кисти и плечи невыносимо ломило, в запястья, пережимая ток крови, врезались кандалы. Он неловко топтался на цыпочках, едва доставая кончиками пальцев до пола, старался дать хоть какой-то отдых рукам. Но отдыха не было, лишь скрежет металла о металл, когда тревожил цепь, на которой висел. От каждого движения маленьким вулканом боли взрывалась изодранная кнутом спина. Раб опустил голову, разглядывая уродливый розовый шрам пересекающий живот, упорно пробивающийся из-под грязных разводов. Вытянутый до отказа палец правой ноги поехал, и раб инстинктивно дернулся, удерживая равновесие. На боках вспухли, прорывая свежую корочку, тяжелые алые капли, помедлили, набирая силу, и нехотя поползли по ребрам. Он выругался сквозь стиснутые зубы и зажмурился.

Сколько он здесь висит? Час? Три? Сутки? Время сминалось, обманывая внутренние часы. Когда за спиной шаркал мучитель — неслось вскачь, а в минуты затишья, вот как сейчас, растягивалось в вечность. Палач умаялся и куда-то ушел, мерзенько посмеиваясь и обещая непременно вернуться и продолжить. По комнате прошелся сквозняк, заставив вздрагивать и шептать беззвучные проклятья. С возвращеньецем! Чтоб у тебя руки-ноги поотсыхали уе... Сквозь одуряющую паузу в ожидании боли, сквозь жалобно-матерные мысли пришло кристально ясное сознание, что совсем зря он здесь дергается, распятый, как бабочка на булавке, что это всего лишь сон. Глупый, надоедливый, хотя и страшный. Стоило только подумать об этом, как руки сами собой дернулись в стороны, разрывая до этого казавшуюся прочной цепь. Влад развернулся к своему палачу, оскалился, сдергивая ошейник. Мучитель издал невразумительное хрипение, попятился, запутываясь в хвосте кнута, его очертания поплыли, секунду спустя перед бывшим рабом предстала вдовствующая герцогиня. Она поджала губы, неодобрительно оглядывая внука, оглушительно щелкнула хлопушкой кнута, каким-то чудом не задев бывшего раба, старушечье лицо стянула отвратительная злобная маска, превратив в нечто жалкое и отталкивающее. Влад инстинктивно отпрянул и уже был готов сжаться в комок, прикрывая руками голову, но вовремя вспомнил, кто он и где. А вспомнив, поймал в полете гибкий кожаный хвост и принялся с показательной медлительностью наматывать кнут на запястье, теперь уж заставив отступать бабку. Рывок на себя и мимолетная жалость, что та не накинула на руку петлю, это было бы очень приятно — вырвать бабке руку, хоть и во сне. Закинув за спину орудие пытки, Влад с превеликим удовольствием продемонстрировал старухе средний палец и приказал убираться с дороги. Не дожидаясь выполнения приказа, направился вперед, шикнул на замешкавшуюся родственницу, грубо двинул плечом, отшвыривая ее от двери, шагнул прочь, и...

Снег, кругом сплошной глубокий снег, в который он провалился по самую грудь. А впереди, в завихрениях злой вьюги, ярким пятном маячит ненавистное алое платье, плотно облегающее девичью фигурку. Он завыл, задрав лицо к багровому, в россыпи белой парши, небу. Надо ж попасть из огня да в полымя, он бы лучше остался в той комнате с каменными стенами и крюком в потолке. Голое тело, прикрытое лишь изношенными до прозрачности штанами, тут же закоченело. Он кое-как поднялся, ругаясь в голос, подышал на замерзшие до судорог пальцы, решив, что не сдвинется с места. Надо же когда-то проявить твердость и пересилить! Что он там собирался пересиливать, не имело никакого значения, потому что Влад вдруг обнаружил себя бредущим по бедра в снегу вслед уходящей девушке, в который раз пытаясь догнать и не надеясь, что нагонит.

— Стой! — заорал он, не ожидая, что будет услышан.

Провалился в сугроб, уйдя в снег с головой, отплевываясь и матерясь, встал на четвереньки, помотал башкой, стряхивая с лица подтаявшие хлопья, а когда поднял глаза, обнаружил совсем рядом с лицом пару остроносых туфель, надетых на женские ножки, над туфлями трепетал пламенными языками алый подол. Влад поднял взгляд выше и натолкнулся на ехидную усмешку, плясавшую в темном сапфире женских глаз. Всё как и раньше — она надсмехается, он униженно смотрит снизу вверх. Ледяной ветер трепал черные ведьмины космы, смешивая их с серебром крутящихся снежинок. Все больше злясь на себя, Влад барахтался в снегу — ему никак не удавалось встать. Ему бы сейчас немного гордости, и величественности, и холодной отстраненности бы чуть-чуть. Чтоб почувствовать, что он с ней на равных, если не сильнее. Но нельзя быть величественным и гордым, стоя на карачках по горло в сугробе. Она застыла, словно статуя, спокойно наблюдая за его возней. Наконец, ему удалось подняться, его глаза оказались напротив ее глаз.

— Что. Тебе. От. Меня. Надо, — припечатывая каждое слово, прорычал он.

— Мне? — левая бровь удивленно поползла вверх, а губы тронула тонкая улыбка. — Ничего.

Она смотрела на него удивленно и насмешливо, как смотрела всегда, когда он делал, или говорил глупости. А сейчас он явно сморозил что-то не то, ведь это он, совсем не она, который год продирался через буран в надежде поймать морок. И от понимания очередной промашки поднялась злость, науськанная обиженным самолюбием. Надо было остановиться, плюнуть, развернуться и уйти, показывая тем самым, что она ничто — пустой звук! А где остановишься, если удила уже закушены и тебя понесло, что того коня бешенного?

— Оставь меня в покое, слышишь?! — слова вылетали из глотки клубами пара, тут же замерзая и осыпаясь ледышками к ногам.

— Бедный глупый Влад, ты, как всегда, все перепутал, — сообщила она, в саркастической ухмылке кривя уголок рта. И подумав, добавила, — мне тебя жаль.

— Я тебя ненавижу, — хрипло выдохнул он, чувствуя, как руки сжимаются в кулаки, а внутри растет дикое желание забить эту ухмылочку ей в глотку.

— Это твои проблемы, — насмешливо выплюнула она и поинтересовалась участливо, кивая на его стиснутые пальцы, — хочешь меня ударить? Уже забыл, как в прошлый раз опозорился и мордой в пол валялся? Да еще и обмочился, стыдобушка.

— Это была вода! — от перехваченного бешенством горла слова выходили хриплыми, похожими на рычание, мигом припомнив свое унизительное поражение в коридоре у лифтов и лопнувшую бутылку.

— Бабке своей расскажи! — глумливой кошкой зафыркала она. — А то я не знаю, что это было!

— С-с-сука! — прошипел он. Подался вперед, выбрасывая тяжелый кулак, вкладывая всю накопившуюся за долгие годы ненависть.

Она с интересом рассматривала летящую в лицо руку, а потом, не убирая с губ мерзкой усмешки, отступила назад, а Влад со всего маху плашмя рухнул лицом в сугроб, вызвав взрыв издевательского хохота, переливами разнесшегося над заснеженной равниной.

Герцог рывком сел на разгромленной кровати, стараясь унять колотящееся сердце, в ушах до сих пор звенел ее смех, а щеки горели от только что пережитого позора. Мужчина свесился с ложа, нащупывая в темноте брошенное на пол полотенце. Отыскав, с силой потер лицо, ругаясь на глупое видение, вовсе не похожее на обычные кошмары, но напрочь прогнавший сон. Часы показывали пять минут второго.

Выбравшись из скомканного одеяла, прошелся по комнатам. Влажная кожа мигом замерзла на гуляющем по коридору сквозняке, будто действительно побывал в ледяном сугробе. Пришлось тянуться в ванную и вслепую отыскивать халат. Свет включать не хотелось. Укутавшись в мягкую теплую ткань, притащился на кухню, и некоторое время наблюдал за плавно садящимися в порту кораблями, это всегда действовало на него успокаивающе. Толстые стекла с тройной изоляцией надежно глушили рокот двигателей, а особые материалы, покрывающие пол и стены— вибрации, так что он мог смотреть за жизнью порта сколько угодно, не ощущая побочных эффектов.

В полчетвертого, окончательно отчаявшийся уснуть, герцог раздраженно откинул с себя одеяло и вновь поплелся на кухню. Издевательский смех черноволосой ведьмы из сна эхом метался в ушах, прогоняя остатки сна. Все известные способы были перепробованы, он смаковал коньяк, смотрел за кораблями, и пил противное теплое молоко с медом (его пришлось заказывать, потому что в холодильнике не оказалось), даже опустился до успокоительных капель, забытых Ольгой пару месяцев назад. Все впустую!

Мужчина прижался лбом к холодному стеклу, мигом затуманившемуся его дыханием, впервые жалея, что не курит, хоть какое-то подобие занятия, кроме бдения в подсвеченной призрачным уличным светом, кухне. Ничего не помогало. Влад никак не мог избавиться от ощущения ее присутствия. Он оттер ладонью запотевшее окно. Невесело усмехнувшись, покачал головой. Так и неврастеником стать недолго, эдак, можно подумать, что она действительно где-то рядом, вот только он никак не поймет где. Ага, щас! Как раз вон на том небольшом кораблике, только что по пологой дуге зашедшем на посадку. Влад фыркнул. Что, самому смешно от того, какие глупости в голову лезут? Он никогда не верил в бред о высоких материях и неких астральных связях, рассуждать о которых обожали начитавшиеся любовных романов дамы, рассевшись на мягких подушках салонных диванов. Нет, он приземленный мужлан, предпочитающий подходить к жизни с более реалистичной позиции и считающий всю эту восторженную мишуру откровенным бредом.

Оторвавшись от окна, дернул скрипучие дверцы шкафчика, вытащил бутылку и плеснул в стакан водки. Вылакал одним глотком и тут же скривился, вспомнив о выпитом ранее молоке, но жалеть уже было поздно. Да к черту все, в конце концов! Что ж он не сможет заставить себя уснуть?! Глупости! Ему ли, бывшему рабу, на это жаловаться? Где упал, там и уснул. Вот так и никак иначе. Герцог развернулся на пятках и промаршировал в спальню, решительно забрался в кровать с твердым намерением выбросить все из головы и уснуть...

Посадка прошла на редкость удачно и без задержек. Те пятнадцать минут, что пришлось провисеть в зоне ожидания, пока дадут координаты и приемлемую траекторию посадки, и задержкой-то не назовешь. Иногда по несколько часов приходилось болтаться. Я отогнала 'Беркут' на частный причал, арендованный Низой для кораблей компании, пощелкала тумблерами, прислушиваясь, как затихает бормотание двигателей, на панели одна за другой гасли контрольные лампочки. Мягко мигнуло освещение, переключаясь на аккумуляторы, минут через десять оно совсем погаснет, если датчики, раскиданные по всему кораблю, не уловят движение. Все. Приехали. Я с облегчением откинулась на спинку кресла, пристраивая на подголовнике гудящую голову.

Минута тишины.

В рубке, освещаемой прожекторами порта, царил приятный для глаз полумрак, изредка прерываемый тревожными всполохами сигнальных огней и глухой стартовой сиреной. В центральном иллюминаторе, словно в телевизоре с выключенным звуком, показывали картинки из чужой жизни чужого порта. Ходили в развалку механики в заляпанных маслом робах; затянутый в нарядный китель помощник какого-то капитана ехал на подножке электрокара; стюардесса ближних линий деловито одергивала узкий пиджачок, дожидаясь, когда проедет электрокар, ее подруга, изящно изогнувшись, рассматривала стройную ножку. Потрогала пальчиком икру и, досадливо поморщившись, что-то сказала стоящей рядом девушке. Очевидно, чулок порвался. Конечно же, я не могла видеть, ни как она поморщилась, ни что случилось с ее чулком. Работник порта, в комбинезоне на голое тело, размахивал планшетом, взахлеб ругаясь с кем-то, втиснутым в неуклюжий экзоскелет погрузчика. От каждого взмаха бумаги на планшете, вспархивали пойманными бабочками, лямка комбинезона постоянно сползала с плеча, и мужчина, не переставая жестикулировать, нервно поддергивал ее на место. Погрузчику надоело, что на него кричат, он протянул к крикуну железную руку и пару раз устрашающе щелкнул захватами, заставив того попятиться и, пригрозив кулаком, сплюнуть под громоздкие ноги. Еще что-то прокричав, надоеда исчез за складкой дюзы ближайшего корабля.

Ну, чего же ты сидишь? Делаешь вид, что тебе это интересно все эти стюардессы, с порванными колготками, орущие дежурные и непослушные погрузчики. Тебе же плевать на них и на суету, царящую в доках и причалах. Ты просто тянешь время. Или ты трусишь? Ты!? Нет, доктор, это даже не смешно! Вставай! И не надо уговаривать себя, что просто собираешься с духом. Тебе ли об этом говорить? Помнится, тебе не надо было никакого духа, когда на брюхе ползла по раскаленным камням или лезла в грозящую обвалом, полузатопленную расщелину, где застрял придурок-турист. И сейчас бы поползла, полезла, не раздумывая и не выскребая из дальних уголков души остатки былой безбашеной храбрости. Туда гораздо проще, чем заставить себя подняться и сойти на эту чертову планету. Там, в душных, запыленных тупиках не было ощущения, что все окончательно. Любую проблему можно было разрешить, отовсюду найти выход. Там и тогда было все просто и понятно — ураганный ветер, пронизывающий холод и удушающая жара. Здесь и сейчас — слишком зыбко и тонко, словно подо мной не бетонные плиты причала, а хрусткий лед, затянувший болотную трясину, который обязательно провалится под теплыми пятками и все полетит к собачьим чертям и уже ничего невозможно будет исправить, поменять или отмотать назад. Если встретившись с доктором Шанталь, я получу прямой и недвусмысленный отказ, мне останется только башкой в петлю. Боюсь, собрать себя я уже не сумею. Черт! Я не просто трушу, я трясусь от страха, и ничего не поможет ни уговоры, ни насмешки, ни ирония. Кому рассказать, так не поверят, что Радагаст...

Черт-черт-черт! Может, спирту дернуть? Ну... типа для храбрости? Немного. Сто грамм всего. Ага, давай, дерни! Где сто, там и двести, а потом уж будет все едино. Подбадривая себя упьешься до положения риз, потеряешь документы, дорогу к отелю и голову до кучи, вот газетчикам будет радости! Уже вижу жирные заголовки — 'Кому мы доверяем?!' или 'Кто нас бережет!?' и текст: 'бывшая инспектор МК, направляющаяся на конференцию, задержана полицией при попытке сопротивления аресту, в ее крови была обнаружена толпа промилле, несовместимая с жизнью! Где гарантии, что она не употребляла, находясь на рабочем посту?' И глупые ток-шоу на эту же тему и отца приплетут, как будьте нате! Как же, не просто какая-то там девица, а целая дочь генерала межгалаткической полиции. Хочешь? Вот именно, что нет. Так что хорош сидеть и ныть над своей загубленной жизнью, слушая глупые предчувствия, порожденные бессонной ночью и вздернутыми нервами. Так что... встала и пошла! И нечего рефлексировать. И раз, два три!.. Я рывком подняла себя из кресла. Сработали датчики, рубка залилась светом, пришлось зажмуриться на несколько секунд и прижать ладони к глазам.

Все оказалось не так уж и страшно. За спиной топтался Зак. Зевал до хруста, тер свободной от сумок рукой заспанные глаза, вздрагивая от ночной прохлады и бурчал под нос, что тянуться в город на ночь глядя и искать отель глупо, что можно доспать на 'Беркуте', а уж утром, выспавшись, отчего бы и не поискать, тем более, номера заказаны и никуда от нас не денутся. Пришлось шикнуть на ворчуна, чтоб поумерил пыл и заткнулся хотя бы на минуту. Я глубоко вдохнула, на секунду задержав дыхание. Теория одного из моих знакомых, что на каждой планете свой воздух, отличный от всех других, не подтвердилась. Воздух, как воздух, перемешанный со знакомыми запахами порта — топлива, масла, раскаленного выхлопа и ночной сырости.

У выхода с причала мы столкнулись со смертельно уставшим управляющим, тут же перепугавшимся, что забыл встретить нас у трапа. Пришлось успокаивать мужика, объясняя, что прогулки после долгого перелета очень даже полезны, к тому же мы сами прекрасно нашли дорогу. Управляющий преисполнился благодарности и за считанные секунды организовал провожатого и такси.

Провожатым оказался тот самый сердитый парень со спадающей лямкой комбинезона, молча нам кивнувший и тут же направившийся раздраженными шагами к провалу таможенного перехода. Я кивком поблагодарила управляющего и потянулась следом, не забывая одним глазом коситься на плетущегося Зака.

Таможенник, как и все представители его породы, был преисполнен служебного рвения и въевшейся под кожу подозрительности. Он долго тер пальцами наши документы, надеясь, что хоть один из них окажется поддельным. Недовольно дергая носом, вводил в компьютер серии и номера паспортов и допытывался о цели нашего прибытия на славную планету Таурин. Я честно, раз уже в десятый, объяснила стражу порядка, что прибыла на конференцию, а молодой человек прибыл со мной, а вон тот молодой человек вовсе не со мной, а совсем работник порта. Нет, мы вас не обманываем, да, это наши отпечатки пальцев, нет, мы не аферисты и к террору никакого отношения не имеем, и, боже упаси, не замыслили ничего противоправного. Хотите проверить наше ДНК? Да, пожалуйста! Зак, перестань фыркать и засунь палец в приемник, это совсем не больно! Нет, молодой человек не мой сын, он вообще ни чей сын, он сирота. Да, под моей опекой. Что-нибудь еще? Простите, что?! Нет, ну это уже за гранью! Знаете что, свяжитесь с генералом Романовым, он подтвердит и мою личность, и личность подростка. Связались? Подтвердил? Мы можем идти? Вот, спасибо большое!

Пройдя через кордон, встали на медленно движущуюся ленту эскалатора, обещавшего, судя по надписям, привести нас к юго-западному выходу из порта. Над головой нависал стеклянный купол, призванный оградить путешествующих по тоннелю от непогоды и всяческих возможных неприятностей в виде случайного выхлопа. Зак обиженно сопел, по-детски посасывая проткнутый иголкой палец.

— И всегда у вас такая канитель с таможней? — поинтересовалась я у аборигена.

— Нет, — парень мотнул головой, пытаясь оттереть с предплечья масляное пятно, — просто ожидают кого-то из императорского дома, вот и усилили меры.

— А, понятно, — кивнула я.

Все действительно становилось понятно, хотя приятнее от этого не становилось и раздражение, ворчливым зверем ворочающееся на донышке души, никак не желало успокаиваться. Остаток пути проделали молча, говорить было не о чем, оставалось только глазеть по сторонам, в этом тоже не было особого интереса. В прозрачные, выпуклые стены можно было разглядеть только темноту и свое, медленно проплывающее отражение — все забивал яркий, белый свет, льющийся с потолка. Впрочем, ничего там любопытного. Порт, как порт, один из многих и почти не отличимый от других. Шумный, цветной, торгующий сувенирами и безналоговым алкоголем только для прошедших регистрацию.

Провожатый довел нас до такси и с явным облегчением сдал в лапы наемного водителя. Низенького, вертлявого человечка, с рыжеватыми лохмами, торчащими из-под форменной фуражки, быстрыми, внимательными глазами. Я могла поклясться, что за один короткий взгляд он до креда оценил наше благосостояние и размеры возможных чаевых. Меня обозвали благородной госпожой, Заку достался титул пониже. Его приняли за моего сына. Мальчишка хмыкнул, но протестовать не стал.

Пока водитель втискивал в багажник наши сумки и рюкзаки, я задрала голову вверх, стараясь разглядеть через мощные прожектора черный провал ночного неба. Нам повезло прибыть на планету ночью и тем самым избежать некоторых побочных эффектов, хорошо известных тем, кто много времени провел в замкнутом пространстве и вдруг оказался без потолка над головой.

Я украдкой вздохнула и едва удержалась, чтоб не потереть усталые глаза, полезла в салон вслед за Заком, уже ерзавшим на мягких подушках сиденья. Только бы не заснуть.

Машина плавно качнулась, принимая водителя, мягко клацнула закрывающаяся дверца, электронный голос протараторил цифровые коды свободных для скорейшего проезда улиц.

Таксист оказался более опытным, чем мне представлялось, стоило крышке багажника захлопнуться, как на нас полились лавины сведений и восхвалений одноименному с планетой городу, перемежающиеся кратким курсом географии и характеристик. Магазины, клубы, бары и рестораны, которые стоит посетить и название кварталов, куда заходить не следует.

Мы узнали, что город, выстроенный на пологих холмах, состоит из десяти районов, но горожане привыкли делить его на три города — верхний, средний и нижний. Что в кварталы нижнего города, притулившиеся у дорожного полотна, опоясывающего мегаполис, заходить не следует даже днем, не говоря уж о ночи. Что самая красивая и привилегированная часть — верхний город. Ядро и душа муравейника, разрезанный аллеями, словно праздничный пирог, на две части — деловую и развлекательную. Деловая часть утыкана небоскребами, где располагаются офисы, банки, залы, центры и прочие мелочи, так необходимые вечно суетящемуся деловому человеку. Если верить водителю, то там была даже посадочная площадка для компактных космических кораблей навроде моего 'Беркута'. Самую большую часть верхнего города занимают увеселительные заведения — казино, бары, рестораны, утонченные магазины с умопомрачительными ценами и шикарными отелями. Наш отель, кстати, один из них. В средней же части города располагались дома попроще, в большинстве своем жилые и скучные.

Заодно нам разъяснили, что если мы ценим время, наземным транспортом лучше не пользоваться, ну, кроме такси, разумеется. После такси наилучший вид транспорта — подземные пневматические трубы. И напрасно вы так пренебрежительно усмехаетесь, благородная госпожа, укорили меня, это совершенно безопасный и удобный вид транспорта, после такси, конечно. Любой житель подтвердит!

Господи, да замолчит он когда-нибудь?! Я зевала, не разжимая челюстей, стараясь не тереть глаза. Мне надо подумать, а этот олух трещит без умолку сбивая с мысли. Какая мне, собственно, разница, где какие магазины находятся и что кабак, гордо именованный баром 'У императора' самый модный в столице?! Как говорят мужчины — вертела я этот город на том, что они обычно в туалете в руках держат, и не задержусь здесь ни единой секунды сверх необходимого. И по магазинам я шляться не собираюсь, и дело здесь не моей жадности, просто не имею подобных дурных наклонностей.

Впрочем, не стоит быть эгоисткой, кроме меня в машине едет еще один пассажир, может статься, ему этот трескучий путеводитель интересен. Я покосилась на мальчишку, тот сидел вполоборота и с нарочито пренебрежительной рожей пялился в окно, на залитую светом копошащуюся улицу. Мол, бывал я и не в таких городах, а у вас тут, так, не город, а хуторок захолустный. С той самой рожей, которую корчат все дети его возраста, когда изо всех силенок скрывают жгучий интерес. А посмотреть было на что. Искусно развешанные по деревцам и фасадам гирлянды вспыхивали диковинными искрами, создавая впечатление, что это сверкает сам воздух. Искры осыпались водопадом света, собирались ручейками, текли огненными потоками по кромке тротуара, соперничали с высокими фонарями, раскрашивая пространство всевозможными цветами. А город не спал. Город патокой тек по мощеной улице, смеялся и приветственно кричал, волновался, изредка выплескивая себя в разверстые двери кафе и баров, растекался по открытым террасам и тонкими ручейками вновь возвращался на улицы. Ночная сырость, вплывающая в открытые окна, мешалась с запахом влажной листвы и цветов в аккуратных вертикальных клумбах, расставленных, едва ли не через каждые пять метров.

Из кафе, возле которого мы остановились, выжидая разрешающего сигнала светофора, пахнуло сдобой, шоколадом, крепким кофе и еще чем-то незнакомым, но заполнившим рот вязкой слюной и заставившим желудок требовательно заурчать, напоминая, что пара литров кофе вовсе не напоминают еду. Чертовы рекламщики хорошо знали свое дело, расставляя пахучие ловушки для припозднившихся гуляк. Зак встрепенулся, мигом растеряв всю пренебрежительность, и умоляюще уставился на меня. Я отрицательно покачала головой. Остановок в маршруте не предусматривалось. До отеля остается всего ничего — потерпит, не маленький. Мальчишка протяжно вздохнул и отвернулся. Обиделся. Ну, ничего на них, как известно, воду возят.

Светофор сменил цвет, машина, повинуясь электронному голосу навигатора, нырнула в переулок и покатила по параллельной улице, ощутимо забирая в гору. Беснующийся, расцвеченный проспект сменился более умеренными видами сонных многоэтажных муравейников с редкой россыпью светящихся окон.

Я потерлась затылком о спинку сиденья, примолкший было водитель, возобновил наше насильственное знакомство с городом. Теперь он хвастливо рассуждал о высшем обществе, да так, будто сам был одним из небожителей и присутствовал на балах и светских раутах. И, кстати, вот эта конференция, куда мы едем, устроена ни кем иным, как... Все! С меня хватит!

Я рывком отлепила гудящую голову от подголовника и резко посоветовала ему заткнуться. Какое мне дело, кто устроил эту конференцию?! Устроил и молодец! Я больше чем уверена, что дивидендов он с этого поимеет куда больше, чем затрат. Начиная с польщенного самолюбия и заканчивая кучей льгот, как по волшебству превращающихся в полновесную монету. А цвет здешнего общества... клала я на них всех с прибором! Очень большим и очень тяжелым. Уж что-что, а аристократия этой богоспасаемой планеты меня интересует даже меньше, чем элитные магазины. Мне просто нужно место, чтоб пересидеть бурю, вызванную неосторожным подростком. Если при этом удастся разрешить мою личную проблему — замечательно. А нет, так нет! В конце концов, Наташка права — давно пора перестать жалеть себя и двигаться дальше. Или, по крайней мере, понять, кто я и чего хочу. На станции снова я не приживусь, факт! И дело тут не в доставучей начальнице. Она, как муха — надоедливая, но не более и сделать ничего действительно неприятного не сможет. Дело во мне. Находясь там, я чувствую себя пойманной и надежно запертой в комфортабельную клетку, а мне нужна свобода. И дождь, мать его, за окном!

Правы древние — дважды не войти в одну воду. Вновь оказавшись на станции, я окончательно осознала — все, связывающее меня с той жизнью, оборванно. А друзья и знакомые чувствуют себя в моем обществе неудобно. Конспираторы хреновы! Будто я не замечаю, как при моем появлении порой замолкают разговоры или с полуслова перескакивают на другие темы. Мои друзья, которых я безмерно люблю, и с которыми вне зависимости от итогов, боле не буду рвать связей, ощущают скованность, не зная, как со мной говорить. Какие темы можно трогать, а какие табу, а уж если и обмолвятся случайно о прошлом, то испуганно замолкают, заискивающе заглядывая в глаза. Даже вечно дерзящая Ника упорно смахивает на канатоходца.

Но проблемы лучше всего решать по мере их поступления и еще будет время подумать о глобальном. А пока, госпожа Романова, у вас остается около пяти минут, чтоб нафантазировать, кто вы есть на этой конкретной конференции. Элитный хирург, с обязательным прочтением лекций и мастер-классов. Деловая женщина, совладелица фармацевтической компании, строгая, алчная и жаждущая больших контрактов. Или списанный приказом спасатель, бомж, по странности попавший на VIP-прием. Кем из этих троих, дорогой доктор, вы желаете быть? Выбирайте. Три минуты. И вот почему нельзя быть собой? Просто собой. Вольным стрелком со скальпелем меж зубами и с зажимом наперевес, стоящим на страже качества жизни. О здоровье не заикаюсь — я не бог. Надо смотреть на вещи реально.

Все-таки один мой знакомый пилот говорил правду, утверждая, что решение нужно принимать за секунды, не отвлекаясь на философствования и долгие раздумья, иначе запросто проскочишь точку возврата, и все потеряет смысл, упершись в пустоту. Закон работал безотказно — машина притормозила у стеклянных дверей отеля, а я так ни до чего не додумалась.

Водитель получил чаевые, на которые рассчитывал и, рассыпавшись едва ли не в поясных поклонах, передал нас с рук на руки швейцару, обряженному в ливрею рубинового цвета, богато расшитую золотым шнуром. Слишком, на мой взгляд, но это не мой работник, так что вполне может напоминать сбежавшего распорядителя манежа.

Зак окинул скептическим взглядом золотошнурного швейцара, хмыкнул тихо, подтверждая, что думаем мы с мальчишкой одинаково, но, слава богам, от комментариев воздержался. Нагнав на себя скучающий вид, задрал голову, изучая вздымающиеся в ночное небо, расцвеченные этажи отеля, пошевелил губами, явно подсчитывая этажи.

— Охренеть! — выдал вердикт подросток, сбившись со счета.

— Зак, рот продезинфицирую, — растянув губы в улыбке, промурлыкала я.

— Не, ну чего? — скулы парня вспыхнули, он быстро стрельнул глазами по сторонам — не услышал ли кто.

— Ничего, — пожала я плечами, жестом отсылая мальчика-носильщика, — сумки возьми.

— Высокий, говорю, отель, — пробурчал Зак.

— В нашем отеле без малого триста этажей, высота его составляет...

О, боги! Мне стоило большого труда не отшатнуться. Еще один гид-затейник на мою голову, от первого только избавились, как сразу второй нарисовался! У них что, стиль жизни такой — всех приезжих доставать?!

Несмотря на свой ознакомительный бубнеж, швейцар первее нас оказался у дверей и предупредительно придержал створку.

— Охренеть! — восхищенно выдохнул Зак, разглядывая водопад, низвергающийся откуда-то из-под потолка, прямо посреди холла.

Водный поток прыгал по уступам порогов, вспенивался легкой белизной, осыпаясь в чашу, стилизованную под озерцо.

— Зак!

— Слушай, а чего сырости нет? И шума почти не слышно?

— Потому что водопад в стеклянной трубке, — нахмурившись, отвлеклась я на объяснения, — у тебя, что — глаз нет?

— Есть, — признался мальчишка, — а можно поближе посмотреть?

— Зак...

— Ну, Ань, ну интересно же! — небесная синь смотрела умоляюще, да так, что отказать не было никакой возможности.

— Ладно, — махнула я рукой, — только отнеси вещи вон к той колонне, не хочу торчать посреди холла, как фурункул на заднице и можешь идти, но недолго, нам еще регистрироваться, а кому-то завтра с утра на работу.

— Ну, Ань! Хотя бы денек... — жалостливо заскулил Зак, поднимая сумки.

— Или в ссылку, — безжалостно оборвала я.

Мальчишка вздохнул, понимая — спорить бесполезно, и потащился разглядывать водопад.

Подавив очередной зевок, я огляделась. Холл был огромен и многолюден. Мужчины и женщины, несмотря на поздний час, прогуливались, шурша вечерними платьями и костюмами. Сидели на диванах, ведя светские беседы, будто это не холл отеля, а респектабельный клуб. Вспыхивали льдистым блеском драгоценные камни в ушах, на шеях, манжетах и галстучных булавках. Н-нда! Мой простецкий рабочий комбинезон, застиранный почти до потери цвета и зеленой камуфлированной майкой, торчащей в распахнутом вороте и грубые ботинки с высокой шнуровкой, здесь явно не котировались. Да и душ бы не помешало принять после перелета-то и духами, что ли сбрызнуться... И почему не переоделась перед выходом? Ну, на крайний случай, хоть лохмы под резинку собрать. Вот уж точно — бомж! А и хорошо! А и определились!

— Эй, ты! Не прикидывайся глухой!

Гневный окрик, выбивающийся из размеренного благообразного гула, заставил вынырнуть из задумчивости и оглянуться. Ко мне спешил мужчина, лет тридцати. Синий деловой костюм, серая с отливом рубашка, строгий галстук, начищенные до блеска туфли. Деловой человек. Я прищурилась, вглядываясь в его покрывающееся красными пятнами гнева, лицо. Прямой нос, высокие скулы, темные глаза, полноватые губы с тонкими ниточками усиков. Нет. Впервые вижу.

— Как ты посмела сюда явиться?!

Я вопросительно вздернула брови и ткнула себя пальцем в грудь, чтоб наверняка исключить ошибку.

— Ну и наглая же ты сука!

Заявление заставило брови приклеиться к волосам. Появилось стойкое ощущение абсурда.

— Я никогда не скрывала ни своих душевных качеств, ни своего пола, — холодно заметила я, коротко стрельнув глазами по сторонам. На нас уже стали оборачиваться, — но все же мы не настолько близко знакомы, молодой человек, чтоб о первом и втором отзываться так прямолинейно.

— Я тебе уже говорил, что если ты еще раз появишься на этой планете — живой не уйдешь! А ты имела наглость сюда явиться!

Он схватил меня за руку. За мою правую, мать ее, покалеченную руку! Хвататься за которую без спросу не рекомендовалось. Категорически! Боль острой спицей кольнула в запястье, скользнула дальше, отдавая в локте, мигом будя ярость.

— Прежде всего, не орите, — предостерегла я, растягивая губы в улыбке, надеясь, что со стороны наша беседа будет выглядеть более пристойно, — вы вносите ненужный ажиотаж, на нас уже оглядываются. Представьтесь и отпустите мою руку, не то придется сломать вашу. А ломать руку незнакомому человеку, согласитесь, невежливо.

— Хочешь сказать, что не помнишь меня?! — его глаза неприятно сузились.

Будь я действительно его врагом, то пришло бы самое время пугаться. Сильно. Но я врагом ему не была и дело мое, как говорится, правое, поэтому делать этого я не стала.

— Я тебе сейчас напомню, шалава, — прорычал он, дернув захваченную руку, с явным намерением выволочь меня на улицу.

Я медленно втянула воздух, старательно глуша булькающую лаву ярости. Злость нам ни к чему. Убивать и лечить надо бесстрастно. Переступила ногами, смещая центр тяжести, чуть отклонилась, перехватив левой рукой мужское запястье, резко надавила на сустав, вынуждая ослабить хватку, и одним плавным шагом перетекла за мужскую спину, уже ему выворачивая руку.

— А теперь, давайте поговорим. Спокойно! Спокойно, молодой человек, не стоит так раздраженно сопеть и дергаться не надо, а то действительно придется ломать. Итак, для начала соблаговолите представиться.

— Я убью тебя... — прохрипел он.

— Ответ неверный, — покачала я головой, сильнее давя на завернутую конечность. Незнакомец вскрикнул.

— Ань, что происходит?! — из-за колонны вывернул Зак, чуть испуганно разглядывая нашу скульптурную группу, но становясь так, чтоб заслонить происходящее своей спиной.

— Аня? — придушено переспросил любитель хамски хватать за чужие руки.

— Да, Аня, — подтвердила я, — ничего, Зак, ничего не происходит. Молодой человек всего лишь обознался.

— И вы теперь мило беседуете?

— Да.

— И поэтому ты ему руку выкручиваешь? Это такой способ вежливого общения, о котором я не знаю?

— Зак, прекрати!

— Я... меня зовут Кайро, — простонал пленник, когда я, раздражаясь на Зака, вздернула его руку, — извините, я действительно обознался. Вы просто очень похожи на одну женщину. Я еще раз прошу прощения.

— Извинения приняты, — буркнула я.

— Тогда, может, отпустите... пожалуйста.

— Да, конечно, извините, — поморщилась я.

Мужчина резво отскочил в сторону, стоило мне разжать захват, и принялся тереть онемевшее запястье.

— Зак, найди в моей сумке наруч, — попросила я, потеряв к напавшему всякий интерес.

— Что он сделал?! — ноздри подростка возмущенно дрогнули, предвещая скандал.

Успевший опуститься на корточки мальчишка резко развернулся, готовый атаковать замешкавшегося мужчину.

— Ничего, схватил меня за руку, — остановила я защитника, баюкая больную руку и излишне морщась, — Зак, просто найди наруч и все.

Подействовало. Парень погасил пламя, полыхающее в очах, и вернулся к поискам.

— Даже если я ошибся, это не дает вам права ломать мне руку! — высокомерно заявил очухавшийся Кайро, — Я на вас в суд подам за оскорбление действием!

— Чего?! Мужик, ты звезданулся совсем? — ласково поинтересовался Зак, вмиг оказавшись на ногах со сжатыми кулаками, готовый к броску.

Я отстраненно прикинула весовые категории и выучку — сметет. Точно от иска не отвертеться.

— Зак, перестань! — устало заныла я, морщась и показательно поглаживая руку.

— Вот! Еще и по-о-опыт... ка... — Кайро стремительно терял боевой задор, глядя куда-то за мою спину и стремительно бледнея.

Очень хотелось оглянуться и поинтересоваться, что ж там такое происходит ужасное, но моей первоочередной задачей оставался мальчишка, удержать которого следовало любой ценой.

Сзади послышался цокот и тяжелое дыхание, по бедру теранулось что-то мощное и мохнатое. Цок-цок. Вперед выступил огромный, черно-белый телок собачьей наружности. Шанс! Переступили колонны ног, послышался смачный, с прискулом зевок, продемонстрировавший заинтересованной стороне красную пасть с набором блестяще белых костяных конусов, кои у других собак именуются зубами. Шанс устрашающе щелкнул челюстями и устроил небольшое землетрясение по щенячьи плюхнув задницу на пол. Уселся. Покосился на меня и снова вперил блюдца глаз в Кайро.

Пес не делал ничего угрожающего — ни рычал, ни лаял, просто сидел, флегматично глядя на человека, вывалив лопату языка, с которого тяжело капала прозрачная слюна. Человек чуть присел, выставив открытые ладони, и попятился на полусогнутых, сюсюкая о хорошей собачке. Натолкнулся на беззвучно, словно из ниоткуда, соткавшуюся фигуру в черном комбинезоне. Лицо пришельца пряталось во мраке глубоко натянутого капюшона. Кайро подскочил и испуганно замер, понимая — обложили качественно.

— Кыш! — шикнула фигура, заставив беднягу улепетывать во все лопатки, перевернув некстати подвернувшуюся под ноги кадку, увенчанную пестрыми стрелками листьев.

Пришелец проводил беглеца обидным улюлюканьем, к которому незамедлительно присоединился Зак. Еще и похлопал для ускорения. Шалунишка!

— Явор! А ну, иди сюда, поганец!

Спасатель повернулся ко мне, стаскивая с головы капюшон, явив миру рыжие космы и забрызганное веснушками лицо с курносым носом и зелеными, плутоватыми глазищами.

— Я хороший! — несогласно мотнул головой парень, раскидывая руки.

— Хороший, — согласилась я, расплывшись в улыбке и хлопая друга по узкой, по-девичьи хрупкой спине.

В следующий миг мы разлетелись в стороны — меж нами тяжелым ледоколом вклинился Шанс, бесцеремонно оттеснив хозяина. Пес басовито гавкнул, устроив передние лапы на моих плечах, сразу став на полторы головы выше и заставив бедного доктора присесть под исполинским весом.

— И ты, и ты хороший, как же без тебя! — я почесала собачьи бока. Шанс раззявил пасть, что у него означало ухмылку, злодейски облизал мне лицо, отгоняя мощными взмахами хвоста скачущего вокруг Явора, старающегося оттянуть собачищу.

Я рассмеялась, впервые с момента возвращения в мир живых почувствовав себя по-настоящему счастливой. От переизбытка чувств расцеловав влажный, кожаный нос, маячивший у лица.

— Вот так-то лучше, — проворчал Зак, опускаясь на колени возле сумки и дергая замки.

— А где Арлекин? — я завертела головой, отыскивая давнишнего напарника Явора.

— Он прилетит завтра. К вечеру. Какие-то дела улаживает, — беспечно махнул рукой спасатель, — Слушай, Анька, пошли отсюда, а то здесь шумно становится. Я за углом видел, есть неплохая забегаловка...

Зак, не удержавшись, фыркнул. На каждой планете, в каждом порту и городе у Явора отыскивалась 'одна неплохая забегаловка'. И пусть планета была незнакомой, это несущественные детали. Явор неизменно находил питейные заведения. Не иначе, как чуйка.

— Пивка попьем, за жисть поговорим, а? — мечтательно закатил глаза спасатель.

— Маленьким спиртные напитки не продают, — строго заметила я.

— Я не маленький! — обиженно надулся Явор, — Мне уже двадцать два исполнилось!

— Я Зака имела в виду, — примирительно улыбнулась я.

Явор — самый младший из нас, прибившийся к Арлекину беглец, на долю которого выпадали все шутки компании на тему возраста, спиртных напитков и отхода ко сну в десять вечера, надоевшие пареньку за столько лет до зубовного скрежета.

— Ну, что — идем? — торопил он, с беспокойством прислушиваясь к скандалу, набиравшему обороты.

Скандалил изобиженный Кайро. Выговаривал метрдотелю свои беды — сперва напали, руки ломали, после травили собаками и в итоге он ушиб ногу о кадку. Метрдотель терпеливо слушал клиента, извинялся, клялся пресечь на корню, именовал 'его Милостью' и обещал компенсировать. Меланхоличный уборщик скреб пол бесшумным пылесосом, стараясь, как бы между делом, зацепить туфли скандалиста.

— И не лень ему позориться? — сморщил нос Явор, наблюдая за балаганом, высунув вышеозначенный орган из-за колонны. — С виду мужик, а истерит, прости Господи, как баба! Извини, Ань.

— Да ладно. Сама таких не терплю. Зак, кидай поиски, пошли в забегаловку.

— И что мне там делать? — заворчал мальчишка, споро клацая застежками и карабинами, — Сами будут пиво лакать, а я...

— Зак, шевелись! — поторопил Явор, — У меня вылет через пару часов!

— Ты улетаешь?! — я не сумела скрыть досаду.

— Да чего ты, Радагаст! Я ненадолго — завтра к вечеру вернусь, — поспешил утешить меня спасатель. — Тут, понимаешь, приют недалеко, всего в одном перелете. Долги отдавать надо.

— Не тот ли приют, который мальчик Ярг покинул, не прощаясь, попутно наличность из директорского сейфа прихватив? — фыркнула я.

Ответом был осуждающий взгляд Зака и вспыхнувшие маковкой скулы Явора. Прямое попадание.

Я выглянула из-за колонны, проверить, на какой стадии находится скандал. До завершения было далеко. На выручку метрдотелю явился управляющий, но Кайро и этого было мало. Он требовал санитарную службу.

— Ноги? — поинтересовался возникший за левым плечом Зак, неприязненно кося глазом на разошедшегося взрослого.

— Ноги, — согласилась я, молча радуясь, что Зак отрезан от компьютерного источника пакостей, а то мужчине не поздоровилось бы. Судя по лицу мальчишки, Кайро вполне мог проснуться поутру и обнаружить, что официально погиб, затраханый вусмерть в подворотне маньяками среднего полу.

— Шанс, огородами! — скомандовал Явор.

Пес тяжко вздохнул и, плюхнувшись на пузо, резво пополз к выходу, держась окон, надежно прикрытый кадками цветов и спинками диванов.

Зак встал по левую руку, Явор по правую. Ни дать, ни взять — два очень суровых телохранителя. Я тихо хохотнула, и напялила на лицо приличествующее выражение. Боги, как же я люблю этих мальчишек!

Забегаловка Явора оказалась весьма уютным баром. И, судя по живому бармену, с видом буддиста, познавшего нирвану, встряхивающего шейкером, панелям из натурального дерева, потянутого темно-вишневым лаком, приглушенному свету над круглыми столами и тихим переборам гитары — не из дешевых. Бармен на секунду отвлекся от своего занятия, покосился на Шанса, скромно жавшегося к ноге хозяина и промолчал. Это приятно, потому как очень не хотелось затевать спор по поводу собаки.

Я завертела головой, отыскивая, откуда доносится звук, ожидая увидеть под потолком цепь колонок, подключенных к проигрывателю.

— Не туда смотришь, — шепнул Явор, глазами указывая направление, куда, по его мнению, мне следовало смотреть.

Я проследила за его взглядом, и мои брови удивленно поползли вверх. В глубине зала, скрытый от сторонних взглядов ширмой барной стойки, в свете мощных прожекторов, словно в перекрестье прицелов, верхом на бочке сидел гитарист, упираясь босой пяткой в жердочку, вбитую на месте крана. Черная кожа жилета, накинутого на голое тело, подчеркивала белизну кожи обнаженных плеч и позволяла беспрепятственно любоваться плавными линиями тренированных мужских рук, нежно обнимающих гитару. Мужчина склонился над гитарным грифом, отрешившись от мира. Крутые локоны длинных волос смолянистой вуалью падали на лицо, не позволяя разглядеть черты. Впрочем, что может значить лицо для мужчины с таким телом и такими волосами? Я почувствовала, как по спине пробегает приятная дрожь, напоминая — все-таки я женщина и женщина молодая, что не откажется от мужского общества длиною в ночь.

Треснула вскрываемая 'липучка' кармана и под моим носом оказался платок с веселенькими синими цветочками, которым Явор с преувеличенной заботой промокнул уголки моих губ. Я закатила глаза и пихнула спасателя локтем.

— Дурак, — беззлобно констатировала я.

— Ой, может, хочешь сказать, что ты не этим занимаешься? — театрально съежившись, поинтересовался он.

— Не-е-е... — благодушно ухмыльнулась я.

— А что ж ты тогда делаешь?

— Завидую.

— О, как! И чему же?

— Волосам.

— Совсем старушка плоха стала, — покачал головой Явор, — будь у тебя такие космы, тебе пришлось бы заказывать колпак, как у поваров или налысо бриться не реже, раза в неделю!

— Дурак ты, Ярг, — коротко вздохнув, повторила я.

— Эй, вы еще долго философию разводить будете? — Зак постучал костяшками пальцев по столешнице, — Я, между прочим, с голода помираю!

В ожидании еды мы заказали по бокалу пива и чай для мальчишки. Ярг степенно потягивал густой, черный 'портер', я остановилась на классическом светлом, удерживая бокал левой рукой. Зак, сделав пару глотков, отставил чашку и с удвоенным рвением принялся за сумки.

— Ха! — обрадовано воскликнул он, шлепая на стол ортез, звякнувший металлическими пряжками.

Может это и пижонство, заменить ортопедический и насквозь медицинский фиксатор на наруч из черной, дубленой до деревянной жесткости, кожи, расшитый серебряной нитью и до боли похожий на доспех лучника или средневекового рыцаря, но пусть лучше меня принимают за выжившую из ума девицу, чем за инвалида.

Я отставила бокал и начала расстегивать ворот комбинезона, узкий манжет не позволит надеть наруч, а ходить с закатанным рукавом и светить, хоть кожаным и декорированным заклепками и красивостями, ортезом, особого желания не было. Приподняв плечо, осторожно освободила руку и, уложив на стол, внимательно оглядела припухшее запястье, пошевелила пальцами. Вроде, ничего непоправимого, но придется походить пару дней с бандажом. Во избежание.

Явор перегнулся через стол и оттянул ворот моей майки, с профессиональным интересом изучая кожу. Я не мешала, меня бы тоже разбирало любопытство. Спасатель, вполне успешно компенсировавший нехватку специального образования практическим опытом, едва ли сумел бы удержать в памяти формулу раствора, интересовался, прежде всего, результатом.

— Ох.. Е..ть! — восхищенно выдохнул Явор.

— А то ж! — самодовольно откликнулась я. Там, где должны быть отвратные рубцы после обширного обморожения, розовела чистая шкурка, без каких-либо шрамов.

— Десятка моя! Арлекин теперь не отвертится. Я ему говорил, что 'ведьмины сопли' это вещь!

— Ведьмины что?! — закашлялась я.

— Сопли, — Ярг смущенно поднял плечо.

— И кто, скажи мне, пожалуйста, дорогой мой Явор, поименовал вещество СВН-113, которому еще и названия-то не придумали, ведьмиными соплями?!

— Я...

— Явор, я тебя убью! — зажмурившись, прохныкала я. — Правда, сперва меня убьет Низа...

— Ну чего ты, Ань?

— А того, — захрюкал от смеха Зак, — что теперь им придется это название лепить на торговую марку, потому, что какую бы глупость ты не придумал, она приклеивается намертво.

— Ой...

— Вот тебе и ой, — вздохнула я и потерла глаза, — ладно, что-нибудь придумаем с этими 'соплями'. Зак, дай мазь.

Открыв зубами поданную тубу, выдавила на кожу белого червячка.

— Дай я, — остановил Явор, осторожно обхватил мою руку и принялся втирать мазь.

Я поморщилась — на коже начался локальный пожар, спасатель улыбнулся уголком рта и подул.

— Вот так, — деловито заключил он, заканчивая с повязкой, — Пойду, руки помою.

— Только не потеряйся, — кивнула я, укладывая забинтованную руку в жесткую кожу наруча.

Зак понаблюдал за моей борьбой с застежками и шнуровкой, закатил глаза и быстро затянул ортез. Я подвигала рукой, удостоверяясь, что ничего не болтается.

— Кисть фиксировать будешь?

— Нет, сними оттуда шнуровку, вполне хватит того, что пол кисти закрывает. В конце концов, он же не ломал мне руку, а так, просто схватил.

— Как скажешь, — пожал плечами Зак, вытягивая и аккуратно сматывая кожаный шнурок, — слушай, когда уже еду принесут?

— Ты нетерпелив, — упрекнула я мальчишку, — прошло не больше пяти минут с момента заказа. Умей ждать, ты не один в этом баре.

— Я терпеливый, но очень голодный.

Вернулся Явор, почти сразу принесли заказанные колбаски, хлеб, овощи и зажаренные до хруста прозрачные лепестки картофеля, присыпанные сырной пылью. Бар постепенно заполнялся, Зак откровенно клевал носом, подперев голову кулаком, под столом вздыхал Шанс. За разговорами время пролетело незаметно и если бы не будильник, выставленный предусмотрительным Явором, он непременно упустил бы время вылета. Резкий звонок заставил Зака подскочить, удивленно глядя на нас.

— Мне пора, — улыбнулся Явор, отодвигая пустой бокал.

— Ты точно вернешься? — широко зевнул Зак.

— Куда ж я денусь? Пропустить такую пьянку, это надо быть последним пингвином.

— Страшно?

— Есть немного, — признался спасатель, вставая и натягивая куртку.

— Погоди секунду, — попросила я, доставая из кармана рюкзака чековую книжку.

— Ань, ты что это делаешь?

— Чек выписываю, — равнодушно пояснила я, ставя свою роспись, — держи, отдашь своим приютским.

— Ань, если ты думаешь, что у меня нет... ты ошалела! — задохнулся он, разглядев сумму.

— Совсем нет. Твой долг это твой долг, и я не собираюсь его оплачивать, а то, что ты держишь в руках — моя благодарность.

— За что? Ты же этот приют не знаешь даже!

— Я знаю тебя и мне этого достаточно. А теперь шагай, а то опоздаешь.

Проводив Явора и убедившись, что он благополучно сел в такси, мы вернулись в отель.

— Дубль два. Попытка зарегистрироваться, — мрачно прокомментировал Зак, дожидаясь, пока я подтяну развязавшийся шнурок.

— И зарегистрируемся, если кое-кто не будет хлопать ушами и плескаться в фонтане.

— Я не плескался, — возмущенно фыркнул мальчишка, — я смотреть ходил!

— Отзынь! — скомандовала я, проходя в распахнутые швейцаром двери.

В холле царила все та же суета, хотя час был поздний и народу должно бы уменьшиться. Надеюсь, на том этаже, куда нас поселят, будет тихо. На этот раз мы не отвлекались на окружающие красоты интерьера, а проследовали прямо к стойке регистрации. Расстояние плевое, всего лишь пересечь по диагонали огромный холл. По мере пересечения местности у меня создавалось впечатление, что окружающие собрались только за тем, чтоб понаблюдать за нами. Можно, конечно, считать себя самовлюбленным параноиком, но у меня сводило затылок, будто я двигаюсь в перекрестье прицела. Назойливые взгляды обволакивали и с почти физическим ощущением липли к коже. Подлец Кайро обеспечил мне скверную рекламу, иначе, откуда столько внимания к бедному, ни кому неизвестному доктору?

У стойки регистрации произошла еще одна досадная заминка — вследствие подрывной деятельности Зака, документы, лежавшие на самом верху, оказались где-то на дне моего рюкзака. Будь я менее уставшей и благодушной после встречи с Явором, непременно нащелкала бы кое-кому по ушам за невнимательность. Ну чего стоило выложить документы на стол в баре, а потом, упаковывая рюкзак, положить их, как лежали? И он еще после этого будет убеждать меня, что самый умный?!

Я принялась выкладывать на стойку документы, выуживаемые мальчишкой. Приглашение, временная виза, два паспорта, разрешение санитарного контроля и еще штуки три какой-то мути, типа заверений моего банкира, что я кредитоспособна — стандартный пакет. Сложно? А что поделать? Будь мы аборигенами, регистрация на этом постоялом дворе заняла бы не более минуты, стоило только показать действующую кредитку и пробормотать первое пришедшее на ум имя. Но мы аборигенами не были, к нам прочно лепилась приставка 'ино'. Именно к этой приставке я отнесла подозрительные, с примесью необъяснимого изумления, взгляды, которыми нас награждал портье — реакция служащего выпадала из рамок столкновения с Кайро. Впрочем, я слишком устала, чтобы удивляться и громоздить версии отчего и почему. Нравится парню глазеть, пущай себе глазеет, дырку чай не провернет. Может, он работает свою первую смену, вот и не привык еще. Ох, доктор, некрасиво быть непоследовательной! Вот только что уверяла, что не любопытна и версии строить не станешь, а сама чего? Ну, что я могу поделать, если это почти профессиональное?!

— А молодой человек так же на конференцию? — просочился в мои мысли голос портье, вертящего в пальцах единственное приглашение.

— Нет, молодой человек не на конференцию, но молодой человек со мной, — терпеливо объяснила я. Если он сейчас заведет ту же песню, что и таможенник...

— Племянники мы ейные, — заявил Зак, возникая над стойкой, наконец справившись с карабинами рюкзака.

— Племянник? — переспросил портье, бросив на меня ну совсем подозрительный взгляд.

— Ага, — мелкий поганец громко шмыгнул и от души утер нос рукавом, — сестры ихей сын.

Мне оставалось только медленно втянуть в себя воздух и прикрыть глаза, чувствуя, как щеки заливает краской.

Выходка мальчишки заставила людей, стоящих у стойки, отодвинуться от нас.

— Зак, заткнись, — спустя десятый счет нашла в себе силы скомандовать я, — а от вас, молодой человек, я все еще надеюсь получить ключи от номера. Если с этим возникли какие-то проблемы, к примеру, приглашение на конференцию не предусматривает проживание в номере человека не занятого в мероприятии, я оплачу постой, как частное лицо. Проблемы есть?

— Нет. Нет, что вы... — пробормотал вспыхнувший, как девица портье.

— А если нет, то, будьте любезны, заканчивайте балаган.

— Да, госпожа Романова, простите за задержку.

Вот он, изумительный эффект холодной, расчетливой ярости — не прошло и двадцати секунд, как перед нами лежали два пластиковых ключа с золотистыми цифрами номера. Я коротким кивком поблагодарила служащего и одним движением смахнула ключи в карман.

— Пошли, — я смерила Зака свирепым взглядом, — племянничек.

— Не, ну Ань, ну чего ты? — парень едва поспевал за мной, то и дело поправляя ремень сползающей с плеча сумки.

— Еще раз откроешь рот — отрежу уши, — улыбаясь во все лицо, промурлыкала я, — и будешь ты у меня красавец!

— Да чего я сделал-то?!

— Ты вообще знаешь, кого племянниками в таких случаях называют?

— Нет, — он энергично замотал лохматой башкой.

— О, боги! Кибернетическое дитя мое, ты классиков читать не пробовал?

— Анька, ну прекрати! Объясни по-человечески!

— В сети поинтересуйся, — отрезала я.

По мере приближения к кровати на меня все больше накатывала усталость, что не улучшало характера, и заниматься просвещением глупых детей не было никаких сил.

— Издеваешься, да? — обиженно засопел Зак, краснея от досады.

Напоминание, что он на ближайшие пару лет отрезан от сети, больно ранило нежную подростковую душу.

— А что — так заметно? — мстительно поинтересовалась я.

Мальчишка засопел еще громче и отстал на полшага.

— Ты простыл?

— Нет!

— Тогда без звуковых эффектов, пожалуйста.

До лифтов оставалось всего ничего, только подняться по широким ступеням, укрытым мягким ковровым покрытием и преодолеть метров пять просторной, полукруглой площадки.

— Госпожа Романова? — тихий, с бархатистыми нотками голос заставил остановиться, так и не дойдя до лестницы.

Да твою же Бога мать! Мне дадут сегодня добраться до постели или предлагают прикорнуть прямо здесь?! Еще немного я так и сделаю!

Я обернулась на голос и уперлась в чуть заискивающую улыбку, игравшую на губах молодой женщины. Не дав себя заморочить, я смерила ее холодным взглядом, делать это было неудобно — приходилось задирать голову — девушка была выше меня. Миловидное личико, светлые волосы, распущенные по плечам. Судя по легкому беспорядку, с которым лежали локоны, время и деньги на парикмахера она не жалела. Хлопнули пушистые ресницы, оттеняющие серый жемчуг глаз. И на визажиста тоже, с некоторым раздражением подумала я, мигом почувствовав себя бомжом. Где там мой рваный носок? Захотелось поглубже спрятать руки в карманы, чтоб никто не разглядел обрезанных по самые корни ногтей, за которыми все недоставало времени ухаживать. Пилочка не считается. Единственное, чем я могла посоперничать с ней, так это фигурой, такой же подтянутой и достаточно спортивной, несмотря на отсутствие в моей жизни инструкторов по фитнесу. Я дольше необходимого задержала взгляд на ее лице — на короткий миг женщина показалась смутно знакомой.

— Вы же Анна Романова? — порозовев щеками, уточнила собеседница.

— Да, я Анна Романова, — подтвердила я, хмыкнув про себя, дурной пример Кайро заразителен — я обозналась, — к вашим услугам. Чем могу?

— Извините за назойливость, — женщина слегка смешалась от слишком пафосного ответа, рассчитанного именно на такой эффект, — меня зовут Ольга. Ольга Вазард.

Вазард? Вазард? Я мысленно защелкала пальцами, подстегивая память. Не так давно кто-то при мне упоминал эту фамилию. Кто? Когда? Ах, да! Ника! Девчонка восхищалась ею, заявляя, что это одна из талантливейших... журналюг! Вот те двести!

— Что же желает от скромного доктора журналистка Вазард?

— Я хотела засвидетельствовать свое почтение, — мне обворожительно улыбнулись, — Не часто удается познакомиться с живой легендой, не так ли, Радагаст?

— Боюсь вас разочаровать, но с легендами это не ко мне, — я растянула губы в ответной улыбке, — а к писателям фантастам, это по их части. Вон, Прокопович, вроде, неплохие легенды лепила. Да вот беда — померла давно.

— Не хотите быть легендой, ваше право, — пошла на попятный собеседница, — но вы же не станете отрицать, что вы и есть та самая Радагаст.

— Что Радагаст, это да, — вынуждена была признать я, — но про ту самую не скажу, не знаю.

— Можно задать вам несколько вопросов для нашего утреннего выпуска?

— Я вас слушаю.

— Трудно ли работать спасателем?

— Не труднее, чем репортером.

— Но как же опасности, риск и...

— Кипятить с утра чайник не менее рискованно, — оскалилась я, — вдруг огонь пыхнет, или обожжетесь?

— Скажите, — журналистка покрутила браслет на запястье, не иначе, как поправляя микрофон, — а вы много за свою практику спасли жизней?

— Да, особенно в последнее время.

— Что — очень много работы?

— Нет, очень мало оперирую, — доверительно призналась я, — Что-нибудь еще?

Если она хотела получить эксклюзивный материал от того, кто из принципа не дает интервью, то здорово просчиталась, но журналистка быстро сумела справиться с разочарованием.

— Нет, ничего, — Ольга вздохнула, не таясь, отключила записывающее устройство, — Я бы хотела сделать цикл передач о спасателях...

— Я не спасатель, — коротко пояснила я, разворачиваясь, чтобы уйти.

— Подождите, доктор.

— Нам не о чем разговаривать. Завтра прибудут настоящие спасатели из группы инспекторов 'Медицины катастроф' вот о них и делайте цикл передач. Зак, пойдем.

— Но без вашего участия картина будет не полной...

— Я сказала — нет, — резко оборвала я, шагнув в лифт, вслед за мальчишкой.

Двери с тихим звоном сомкнулись, отрезая нас от шумного холла и назойливой журналистки. Слава богам, в этой богадельне чтили конфиденциальность, и в кабинке не наблюдалось лифтера. Обществом я на сегодня наелась до самого зоба.

Я ткнула ключом в прорезь под рядком блестящих кнопок, подсвеченных изнутри молочно белым светом. Лифт мягко тронулся, вознося нас на нужный этаж. С четырех зеркальных плоскостей смотрело много меня и заморенных долгим днем Заков, картинно прислонившихся плечами к стеклу стен. Я зевнула, не разжимая челюстей, и потрясла головой, молча сетуя на несовершенство мироустройства. Никакой тебе гармонии — то пусто, то густо. Сегодняшнего дня нормальным людям на неделю хватит, а мне — вона как!

Заки пошевелились, вздохнули, многократно множась в туманных зеркальных лабиринтах. Уши бы надрать дизайнеру и хозяину до кучи, что позволил воплотить это лифтовое безумие.

— Ань, что ей было надо? — все-таки не сдержался от вопроса мальчишка.

— Интервью, — буркнула я.

— Иди ты! — усомнился он.

— Отзынь! — отрезала я.

Будто я сама не понимаю, что разговор был глупым, беспредметным и от того вдвойне подозрительным. Ладно бы действительно потребовала интервью, а так создавалось впечатление, что это не журналистка вовсе, а полицейский, держащий подозреваемого на линии, пока техники судорожно высчитывают местоположение злыдня. Вот и выходит, что она или тянула время, ожидая чьего-то появления, или решила посмотреть на меня поближе, и топталась, задавая глупые вопросы. И сразу же возникает вопрос — а зачем? Ответа я не находила, хотя и чувствовала инстинктивно — он где-то рядом. Что-то я упускаю. Слишком мало материала для анализа, говорил в таких случаях Макс, разглядывая содержимое коробочки.

— Чего отзынь-то? — мальчишке явно хотелось порассуждать, показывая какой он умный и наблюдательный. И желательно вслух.

— Отвали, кому сказала — думать буду!

За левым плечом послышался слабый хрюк и Заки вокруг вскинули руки, прикрывая ладошками рты.

— Что еще? — раздражаясь, прорычала я.

— Да ничего, ничего, — поспешили заверить меня.

— Говори уже, зараза, над чем ржал, — разрешила я, потерев ломящиеся болью виски, с радостью откладывая раздумья.

— Я реферат недавно об истории кино писал. Там был такой старинный фильм, черно-белый еще, про дядьку в такой смешной кучерявой шапке и в плаще с плечами, у него еще вооот такие усы были, — многословный поганец широко развел руки, показывая дикие размеры, — так он своему товарищу все говорил, отвянь, мол, думать буду. Вот и ты, как тот дядька.

— Сам ты шапка кучерявая, — зафыркала я. — Папаха это!

— Чей?

— Что — чей?

— Ну, папаха чей?

— Тьфу, дурень компьютерный! Не в смысле отец, а шапка так называется — папаха!

— А! И все-таки, что же она хотела? — враз становясь серьезным, поинтересовался Зак.

— Не знаю, зайчонок, не знаю...

— Она на тебя так смотрела... как бы это... — мальчишка покрутил рукой, пытаясь объяснить словами ощущения, — будто она тебя узнала, во! И все пыталась понять ты это или не ты. Ты ее знаешь?

— В первый раз вижу, — мотнула я головой.

В словах подростка был смысл. Еще бы понять, какой именно. Что-то от меня ускользало, что-то важное, то, что должна была помнить, а забыла.

Додумать свою мысль я смогла только минут сорок спустя, после того, как определила непоседу спать, а сама устроилась на подоконнике у открытого окна, свесив ноги над пропастью почти трехсотого этажа. Легкое кружево сигаретного дыма лениво уползало в поблекшее рассветом небо, прохладный ветерок приятно шевелил волосы.

Зак прав, журналистка смотрела на меня с каким-то мучительным, жадным интересом, но я могла побиться об заклад — я действительно впервые ее видела. А мальчишка утверждал, что она меня узнала. Узнала... Хм... А если предположить, что он прав, то... М-м-матерь божия! Ну, нет! От пришедшей в голову мысли меня аж дрожью пробрало. Конечно, легче было бы думать, что смотрела она на Радагаста. Легче. На любой другой планете — да, но эта планета зовется Таурин и законы интереса тут совсем другие. Вот он, неучтенный фактор! Забивая себе голову бывшим рабом и страшась встречи с ним, я как-то выпустила из внимания, что именно этим лицом, которое привыкла считать только своим, тут уже наследили до меня. И в эту версию идеально укладываются и неадекватная, с первого взгляда, реакция обознавшегося Кайро, и интерес журналистки. 'И чито ви таки хочете? Тут уже все украдено до вас!', любил в таких случаях восклицать старик Моисей, заведовавший складом в 'МК', когда кто-то из молодых приходил к нему устраивать скандал, требуя выдать сверх положенного.

Ведь знала же, знала — нечего сюда соваться. Мать мою в перехлест через обе ноги! Это ж сколько у тебя тут таких 'крестничков', что попытаются уже из меня душу вытрясти за чужие грехи?! Хоть из номера носу не показывай, потому что переигрывать уже поздно! Низкий поклон поганцу, что сопит в соседней комнате, не представляя до конца, во что именно меня втравил. А все моя скрытность! Все мне покоя хочется и чтоб на вопросы неудобные не отвечать... Впрочем, тут уж неча на дитятю пенять, коли у самой рыло в пуху. Это ты, не он, принимала решение лететь сюда, так что и недосмотр по любому твой. Сама дура. Конечно, сама. И вина только моя. И расхлебывать мне, я ж не спорю. А Зак... что Зак... Даже знай мальчишка всю подноготную, не думаю, что это удержало бы его от сотворенной глупости.

Я нервно раздавила окурок в пепельнице. Кто бы мне теперь рассказал, как пережить эти две недели! Хотелось что-нибудь разбить или броситься головой вниз. Но вряд ли это можно считать решением проблемы. Ладно, к черту! Завтра будет новый день, завтра прилетят ребята, а сейчас спать! Пока действительно не прошла ускоренные курсы летной подготовки башкой об асфальт. Красиво, но недолго.

Втянув ноги в комнату, задернула легкую занавеску, оставляя окно приоткрытым, и на ощупь добралась до предусмотрительно разобранной постели.

...Герцог полулежал в самой настоящей деревянной лохани, исходящая серебристым паром вода источала едва уловимый цветочный аромат. К герцогским бокам нежно прильнули две русалки, самые лучшие из арсенала Мадам. По правую руку русоволосая затейница Эола, нежно перебирающая пальчиками по герцогскому животу, надеясь раззадорить разнежившегося мужчину, сподвигнув на что-нибудь более подвижное, чем валяние в воде. Влад время от времени останавливал чересчур расшалившиеся пальчики, мягко передвигая женскую ладошку подальше от излишне чувствительных мест. Сегодня он слишком устал, чтобы заниматься еще и любовной акробатикой.

Полная противоположность Эоле темноволосая Хлоя, откровенно дремала на мужском плече, в полной мере наслаждаясь проплаченым покоем. В отличие от подруги она знала Влада едва ли не с первых дней его появления на Таурине и тонко чувствовала, когда он приходил за разнузданной страстью, а когда за покоем.

Все верно, моя мудрая девочка, Влад нежно потерся щекой о пахнущий мятой и ванилью пух темных волос, сегодня я пришел за покоем. И плевать, если он купленный.

Он откинулся на борт кадки и умостив голову на покатом крае, против воли перебирая в памяти этот непереносимо длинный день...

Выспаться не получилось, несмотря на приказ самому себе — спать. Нет, он сумел провалиться, но только для того, чтоб подскочить, давясь криком и обливаясь ледяным потом, а следом несся все тот же издевательский хохот. Больше уснуть не пытался, промучившись остаток ночи, тыкаясь из угла в угол кровати. Разглядывал потолок, подсвеченный тревожными портовыми огнями, пробивающимися даже сквозь плотные шторы. Обещал себе, что завтра обязательно займется установкой ставень и тут же забывал об этом.

Привычная комната казалась чужой и безликой, как номер в третьесортном отеле, где порой приходилось останавливаться. Ощущая легкую панику, герцог подумал, что эта комната, равно как и вся квартира, совсем не похожа на то место, которое люди именуют домом. Так, временное пристанище, как жесткое сидение в зале ожидания — его вполне хватает переждать время, но недостаточно для нормального существования.

Влад таращил в полумрак распахнутые бессонницей глаза, с ненавистью косился на светящийся циферблат часов, расплавляясь черной завистью к тем, кто мог сейчас спокойно спать, сладко посапывая в темноте, подоткнув под бок кого-нибудь теплого, нежного и родного. Да хоть плюшевого медвежонка на худой конец! Надо же, у такого важного и влиятельного герцога даже медведика, лохматого искусственным ворсом, нет! Что ж уж говорить о ком-то... Мигом зажалев себя, торжественно поклялся, что утром непременно зайдет в магазин игрушек и купит этого треклятого медведЯ. И весь день будет прятать его в ящике стола, внимательно следя, чтоб ни ухо, ни лапа не вылезли на поверхность, а то ж засмеют! Не в лицо, конечно, но за спиной, как два пальца!

Злясь на глупые мысли, в который раз взбивал подушку, усаживаясь, затолкав ее под спину. И без того зыбкая темнота стала редеть, где-то на далеком востоке занимался новый день. Часы показывали полчетвертого.

Из упрямства заставил себя проваляться еще около часа, а когда стало совсем невыносимо, поднялся и поплелся в душ, надеясь, что водные процедуры хоть немного усмирят непонятное раздражение, граничащее с бешенством. Где там! Вывалился из ванны таким же злым и взъерошенным. Муть, бултыхающаяся в голове, мешалась с тонкой, словно лезвие, болью, не позволяя смотреть на жизнь более благосклонно. Сердито потер воспаленные глаза — под веками чесалось нещадно. Стало только хуже. Теперь глаза напоминали налившиеся кровью упыриные буркалы.

Полотенце, обернутое вокруг бедер, норовило соскользнуть, путалось в ногах, вынуждая постоянно поправлять и окончательно выводя из равновесия. В конце концов, он содрал с себя полотенце и отшвырнул прочь непослушную тряпку. Махровый ком пролетел через кухню, мягко шмякнулся о стену и с издевательским шорохом осыпался на пол. Влад коротко выдохнул и помотал головой.

На сковородке сыто шкворчала яичница в окружении покрывшихся золотистой корочкой ломтиков ветчины. Герцог глотал слюну в предвкушении завтрака, посмеиваясь над собой, что сейчас он, пожалуй, представляет сокровенную мечту большинства женщин — голый мужик на кухне, готовящий завтрак! Склонив голову, он наблюдал, как в турке, взбухая бело-коричневой пеной, по короткому горлышку поднимался закипающий кофе. Надо помешать, пока не полез через край. Влад на миг отвернулся, потянувшись за ложкой. Кофе только и ждал, когда человек ослабит бдительность, чтоб с ехидным шипением выплеснуться на плиту, заливая огонек.

Влад дернулся и, спасая остатки напитка, подхватил турку, забыв, что ручка металлическая и браться за нее голой рукой, мягко говоря, не рекомендуется. Ручка прижарила ладонь, кипящий кофе выплеснулся, заставив герцога нелепо скакать, отставив подальше коварную посудину, спасая от ожогов самое дорогое, что есть у мужчины, пока не догадался бросить турку в раковину. Шипя матом, потряс обожженной ладонью, дернул ручку крана, сунул руку под ледяную струю, прикрыв глаза от блаженства. По кухне поплыла вонь, победно возвещая, что яичница соблаговолила сгореть. Выдернув руку из-под крана, цапнул ручку сковородки, потянул с плиты. Тяжелая сковорода зацепилась за край панели, дернулась, словно живая, выскальзывая из мокрых пальцев, и с грохотом обрушилась на пол, разбросав угольки завтрака по всей кухне.

Несостоявшаяся мечта женщин скорчилась на высоком табурете и тупо глядела перед собой, подоткнув ладони под ляжки, чтоб ни до чего не дотронуться. Влад набирался смелости для второй попытки. Похоже, Его Светлость угодил в день типа 'попробуй, проживи'. Не будь долгой ночи, Влад не обратил бы внимания на такие мелочи, как пропавший завтрак, еще бы посмеялся над своей неуклюжестью, но чувство юмора куда-то запропало. Пока неприятности брали количеством, герцог пошевелил босыми пальцами, измазанными в жиру, страшно подумать, что будет дальше, когда количество превратится в качество. В такой день хорошо заползти с головой под одеяло и переспать вселенский шквал, надеясь, что потолок не рухнет на голову. Но вот беда — Владу, судя по прошедшей ночи, такая роскошь недоступна, а просто лежать, пялясь в стену, не сумеет. Терпения не хватит.

Вода перелилась через край раковины и с мелодичным журчанием полилась на пол. Коротко выдохнув, герцог сполз со стула, постоял секунду, ожидая волны мелких пакостей. Не дождался, тогда маленькими шажками прокрался к низвергающемуся крану и перекрыл воду.

Отчаянное воняющее содержимое сковородки было собрано с пола и отправлено в утилизатор, турка, подло заткнувшая слив, убрана, вода вытерта, а на плите утвердилась кастрюлька с водой и чайник. Чай он сегодня, пожалуй, безопасней кофе будет. Растворимый Влад пить не мог — начинал зверски болеть желудок.

Вторая попытка завтрака отметилась всего одной разбитой кружкой, непонятным образом оказавшейся на краю стола, ее герцог с успехом смахнул на пол, задев локтем. Влад посмотрел на осколки с философским смирением и достал еще одну. Если так пойдет и дальше, то придется заново покупать всю посуду. Выудив из сметанного моря последний пельмень, принялся тщательно его пережевывать, оттягивая время. А ведь еще предстоит побриться. Его передернуло от одной мысли об этом. Отрезанное ухо, конечно, не так страшно, как перерезанное безопасной бритвой горло, что в свете сегодняшнего утра вполне вероятно, но и первое, и второе герцог почему-то нежно любил и рисковать не стал.

Контрольным в голову оказался телефон. Мобильный залился истеричной трелью, заставив подскочить, но пока Влад дошлепал до спальни, где на тумбочке ночевал аппарат, последний успел доскакать до края и, рухнув с метровой высоты, разлететься в хлам, неподлежащий восстановлению. Герцог с минуту пялился на пластмассовые обломки, а потом, аккуратно собрав их в пригоршню, со всей дури швырнул об стену. Полегчало.

С силой потерев колючие от щетины щеки, с неудовольствием подумал, что с нервами у него все же непорядок, раз мелкие недоразумения вывели из себя. Ни о каком походе на работу после этой вспышки не могло быть и речи. Никому не станет лучше, если герцог из-за собственной несдержанности поубивает половину персонала. Самое лучшее, что он может сейчас сделать, это зарыться в какую-нибудь глухую нору и переждать сутки. Проще всего запереться в квартире и отключить телефон. Но не стоит забывать об открытии конференции и есть минимум два человека, кто будет пытаться достать герцога — бабка и управляющий отелем. А старушка может достать кого угодно. Даже при условии выключенного телефона. Значит, надо сбежать. Слава богам, он великий начальник и сможет себе это позволить.

Набрав рабочий номер секретаря, с облегчением выслушал лепет автоответчика и, дождавшись сигнала, заявил, что его сегодня не будет и приказал все встречи перенести. Можно, конечно, позвонить секретарше на личный телефон, но Влад был просто не в состоянии разговаривать с пустоголовой девицей. Покусав ноготь, все же решил позвонить еще и Ольге. Нарвавшись на очередной автоответчик, вознеся еще одну хвалу богам-хранителям, пробубнил, что с ним все нормально, просто пришлось отъехать по очень личным делам и к вечеру он будет дома. Если доживет, конечно. Последнее Влад, естественно, добавлять не стал, чтоб не нервировать сестру.

Рассыпавшийся в руках 'бегунок' ширинки не вызвал прежнего бешенства, только глупый смешок и необходимость менять штаны.

Потертые джинсы, простецкий свитер в широкую полоску и небритая, разбойничья рожа делали потомка аристократического рода похожим на обычного босяка. Впрочем, Влад был не против смены образа.

Выйдя из дома, сощурился на яркое солнце, подставив лицо легкому, приятно прохладному ветерку и, не особо выбирая дорогу, побрел со двора, предоставив ногам самим выбирать дорогу. Ноги завели к ограде порта. Влад простоял с полчаса, любуясь плавными обводами кораблей и вдыхая неповторимый портовый запах.

За оградой царило оживление. Обычно в это время садились пару линейных лайнеров, несколько транспортников ближних рейсов и около трех неповоротливых грузовиков с потускневшими от долгих путешествий бортами. Сегодня по взлетному полю шныряли юркие клипера, тыкались острыми носами, под бдительным руководством диспетчеров, отыскивая положенное место временной швартовки, откуда портовые техники на громоздких тягачах оттаскивали корабли на верфи и в ангары. Конференция. Герцог мог голову дать на отсечение, если вон те изукрашенные жуткими подчас картинками, корабли не были имуществом знаменитых инспекторов Медицины Катастроф.

Одним из последних корабликов, которые наблюдал Влад, была хромающая легкая шхуна с изображением тощего пса с шарами ошалело выпученных глаз. Шхуна, судя по всему, не раз и не два подвергавшаяся враждебному воздействию погоды и человеческого фактора, кое-как доковыляла до предназначенной посадочной площадки. Влад поморщился, разглядывая битый корпус, думая, каким же беспримерным психом надо быть, летая на такой развалине, грозящей рассыпаться не выдержав очередного усилия. Летающее недоразумение подцепили на направляющую балку и отволокли прочь. Герцог постоял еще несколько минут. Больше с неба не свалилось никаких посланцев. И это было просто замечательно, а то он даже не знал бы, куда сунуться упади сейчас из стратосферы яркая серебристая точка с жирным, ленивым драконом на покатом боку, потесненным к дюзам размахнувшей крылья хищной птицей. Несмотря на все коварные замыслы, относительно хозяйки не прилетевшего корабля, встречаться с ней лицом к лицу бывший раб не желал, предпочитая воплощать мстительные планы на расстоянии. Значительном. Тем более, с момента последнего герцогского хода прошло не так уж много времени, и объект еще не успел в должной мере проникнуться.

Влад отлепился от ограды, у которой глазел на порт, и с тихим матерком отправился отыскивать ближайший киоск, где сможет прикупить салфеток и оттереть измазанные голубой краской ладони. И когда только успели окрасить олухи?! На часах еще и семи утра нет! Еще повезло, что схватился за прутья ограды только руками, не прильнув, как пятилетний в зоопарке, рожей и пузом. А ведь хотел. Вот был бы хорош с полосатым рылом!

Кое-как отчистившись от краски, Влад завернул к кассам и купил билет на ближайший рейс. Ему было все равно, куда лететь, главное, чтоб дорога заняла не меньше четырех часов. Расчет был прост — чтоб по возможности без потерь пережить этот незадавшийся день, ему надо сесть и сидеть, желательно никуда не суя пальцы и более уязвимые части тела. Он даже в любимый бордель идти опасался — где гарантия, что снятую девочку не 'замкнет' в самый ответственный момент? Вот то-то же! Нет никакой гарантии. Просто так же герцог сидеть не мог, равно, как и лежать, а когда в дороге ты, вроде как при деле, и сидишь тихонько на одном месте!

Зажав билет в руке, Влад поспешил к стойке регистрации, до вылета оставалось что-то около двадцати минут. Заняв свое место, Влад тщательно пристегнулся и с облегчением откинулся на спинку кресла, не заботясь, что одним своим присутствием может представлять для окружающих потенциальную угрозу. Салон постепенно заполнялся, герцог разглядывал пассажиров из-под опущенных век. Он специально взял билет бизнес класса, вероятность встретить знакомого здесь ничтожно мала, да и вряд ли кто-то обратит на беглеца внимание — боги не ездят в рейсовых автобусах.

Соседом оказался полный, одышливый продавец коллекционного оружия, попытавшийся тут же ввести рядом сидящего в тонкости торговли, но герцог прикрыл глаза, усиленно делая вид, что задремал и от него достаточно быстро отстали.

К своему удивлению Влад действительно задремал и продрых почти всю дорогу, подхватившись от кошмара, минут за двадцать до посадки. Быстро оглядевшись, с облегчением понял, что на этот раз пробуждение прошло без звукового сопровождения. Никто не оглядывался с озабоченно-напуганным видом, никто не вызывал стюардессу, дабы угомонить бесноватого пассажира. Влад осторожно разжал сведенные судорогой пальцы, вцепившиеся в подлокотники, утер рукавом вспотевший лоб и, найдя на панели, справа кнопку вызова, попросил чаю.

Небольшая колониальная планета, названия которой Влад, даже не удосужился узнать, запомнилась чередой унылых зданий, непрекращающимся дождем, под которым тут же вымок до нитки и очередной нервотрепкой. Обратный билет купить оказалось не так-то просто. Ближайший корабль, на который были места, отправлялся только через неделю. В конце концов, собрав в кулак все свое натренированное терпение, герцог сумел вытянуть из неприветливой кассирши право лететь на транзитном грузовом транспорте, переплатив за билет едва ли не втрое! Хотя, если быть честным с собой, ничего другого он определенно не ожидал. Уж где и чем герцог прогневил богов, небеса или иные сущности, он не знал, но смирился с высшей волей и решил лишний раз не дергаться. Весь этот день сплошной закон Мёрфи в действии. Если гадость должна случиться, она непременно произойдет.

Сверившись с местным временем, герцог тоскливо вздохнул, вылета придется ждать пять часов и жизненно необходимо переодеться в сухое. Больницами он уже наелся. В порту не нашлось и намека на прачку, где можно было обсушиться или магазинчики, чтоб купить новую одежду. Впрочем, в том сарае не было даже такого излишества, как буфет, торгующего позапрошлогодними бутербродами и синтетическим кофе. А чего, спрашивается, еще хотеть от захолустья? Пришлось отправляться в город, хорошо хоть недалеко, всего-то и надо, что выйти через глухие двери, над которыми нервически мигала соответствующая надпись...

Легкий сквознячок, шепот простыней, мелодичный перезвон колокольчиков на ножном браслете. Герцог блаженно улыбнулся, не открывая глаз, почувствовав, как в кадку полилась горячая вода. Девушки Мадам строго следили, чтоб клиента окружал наивысший комфорт. Звякнули бокалы, наполняемые золотистым вином. Удаляющиеся колокольчики оповестили, что прислужница удалилась. Влад глотнул из поданного Эолой бокала, поцеловал девушку в ушко и, передвинув повыше шаловливую ручку, вновь устраивая затылок на теплом дереве бортика...

Городок запомнился серой дождевой завесой, узкими улочками, по которым, пенясь, текли мутные потоки воды, хлюпающие в размякших туфлях. Герцог и рад был бы взять такси, но машин с нужной маркировкой не наблюдалось. Да и нужны ли они в городке, который можно от одной границы до другой пересечь за какие-то двадцать минут? Нет, он подозревал, что служба перевозок должна существовать даже в этом захолустье, но рыскать в поисках машины не было сил. Влад, сгорбившись и засунув руки в карманы, чавкал по лужам, не пытаясь отыскать мест посуше, таковых попросту не было, морщился от прилипшей к телу одежды, сдувая капли воды, собирающиеся на носу. Улица привела на базарную площадь, по совместительству являющуюся центром города и сосредоточием цивилизации.

Завернув в ближайший магазин, не особо привередничая, приобрел одежду, следя только за тем, чтоб все подходило по размеру. Продавщица, любовно разглядывая выползающий из кассы чек, рассеянно объяснила приезжему, где находится ближайшая прачечная.

Стихающий дождь превратился в невразумительную водяную пыль, поднявшийся ветер заставил герцога зябко поежиться и поспешить в указанном продавщицей направлении, благо было недалеко, всего-то два дома пройти.

Прачечная, совмещенная с ателье, располагалась в подвале и с виду производила хорошее впечатление — покрытие стен и пола блистало чистой. Оборудование, которое герцог сумел рассмотреть сквозь открытое окно приемки, было достаточно новым, и оставалась надежда, что герцогские вещи тут не изуродуют до неузнаваемости. Запершись в тесной кабинке, Влад с облегчением стащил с себя все, до последней тряпки. Постоял, разглядывая в зеркале продрогшую и покрывшуюся пупырышками гусиной кожи, тушку. Натягивать обновки на мокрого себя не было никакого смысла, сперва следует обсохнуть. И чего не купил полотенце, дурень?!

Откусив зубами этикетки, оделся. Сдав свои вещи в обработку, получил пластиковую карточку, извещающую, что явиться за заказом надо не ранее, чем через два часа, покинул прачечную. Новые вещи раздражали, швы казались жесткими, ткань дубовой, а туфли и вовсе напоминали колодки, отказываясь гнуться в положенных местах. Все время хотелось поправлять, одергивать и почесываться.

Желудок заурчал, призывая хозяина отыскать место, где можно было бы перекусить что-нибудь хоть отдаленно похожее на еду. С придирчивостью столичного жителя, привыкшего питаться в изысканных ресторанах, Влад не ожидал отведать в этой дыре приличную кухню. Максимум, на что можно было рассчитывать — прожаренный до подметочной жесткости кусок мяса, гордо именуемой в меню натуральной котлетой и переваренные в кашу местные овощи. Заранее уговаривая желудок вести себя прилично, завернул к двери, над которой висела лаконичная вывеска 'Кабак'. Вот так, просто и безыскусно, без каких-либо вычурных названий.

Поклонившись низкой притолоке герцог, под звон дверного колокольчика, просочился в обеденный зал, перегороженный рядами грубо отесанных столов, с широкими лавками вместо привычных стульев. Народу в кабаке было немного, так что отыскать пустой стол не составило труда.

К немалому удивлению все оказалось не так уж и плохо. Стоило только опуститься на скамью, как рядом материализовалась вполне толковая официантка, способная не только принять заказ, но и посоветовать, что можно съесть без вреда для здоровья. Пока Влад ожидал заказ, ему принесли планшет с местной газетой. Не сказать, что герцога особо интересовали новости колонии, но он принялся листать страницы только для того, чтоб чем-то занять себя. Неизвестно, как воспримут завсегдатаи кабака человека, что бесцельно пялится по сторонам. Эдак можно прослыть шпиком, а то и вовсе нарваться на конфликт. Неприятностей сегодня и так выше крыши, разбитая морда и, как вероятность, гостевание в местном участке полиции, последнее, чего хотелось герцогу. Он не хотел приключений, он просто хотел дождаться своих вещей и вылета из колонии.

В газете было много рекламы, плоских анекдотов и кроссвордов для умственно отсталых. Еще там сообщалось о мамаше, имевшей неосторожность сходить в ночной клуб и лишившейся из-за этого восьмилетнего сына, который, проснувшись и не обнаружив родительницу дома, решил ее поискать. Запертая дверь его нисколько не остановила, зачем обращать внимание на такую малость, если есть окно? Поганцу даже не пришло в голову, что спускаться с третьего этажа по веревке, привязанной к ножке стола, по меньшей мере, рискованно. Конечно же, веревка была упущена, но постреленок оказался настолько ловок, что сумел уцепиться за кронштейн антенны, торчавшей между этажами, откуда его и сняли вызванные сердобольными гражданами пожарные. Мамашу оштрафовали, временно лишили родительских прав, за то, что оставила почти взрослого мужика одного дома, отправив малолетнего засранца в приют, где с ним работают психологи. Журналист, написавший статью, взахлеб осуждал женщину и сочувствовал пустоголовому. Такое ощущение, что родив ребенка, родители перестают быть людьми со своими желаниями и потребностями, а становятся бесплатным приложением к отпрыску. Влад только неодобрительно покачал головой, на его вкус психологи должны успокаивать как раз таки несчастную мамашу, а мальчишке следовало всыпать так, чтоб и думать забыл подходить к окнам!

Перелистнув несколько страниц, натолкнулся на заметку о себе любимом, сообщавшую, что один из богатейших холостяков по-прежнему свободен и находится в активном поиске, из достоверных источников стало известно, что за последний год герцог сменил не менее пятисот любовниц. О, как! Бровь газетного ловеласа поползла вверх, путем нехитрых вычислений выходило, что на каждую цыпочку тратил что-то около семнадцати с половиной часов. Удивительно, как только не стерся под корень, шествуя победным маршем по чужим койкам. Впору самому себе позавидовать, удивляясь собственным силам и возможностям, когда только спать успевает и в сортир отлучиться, не говоря уж о том, чтоб работать. Злости на подобных писак он уже давно не испытывал, даже желание набить морду, попервости закипавшее в новоиспеченном аристократе, с годами испарилось.

Принесли заказ и Влад несколько суетливо отлистал еще пару страниц, скрывая статью с собственной фотографией. Прикидываться кем-то, похожим на свою рожу желания не было. Поблагодарив официантку, сразу расплатился за еду и взялся за вилку. Отдав должное содержимому тарелки, оказавшемуся, вопреки всем ожиданиям, приятным на вкус, Влад покосился на часы и заказал еще кофе. Заполучив полную кружку, герцог вновь уставился в газету. Теперь статья обозревала местного чиновника, нечистого на руку и арестованного с последующей конфискацией имущества в пользу города. Список отчуждения был внушителен. В него входили банковские счета, доходные дома, несколько торговых предприятий, пара грузовых межпланетных кораблей и четыреста тридцать голов живого товара, все это должно было в ближайшее время пойти с молотка на местном аукционе. Влад скользнул равнодушным взглядом по строчке. Натолкнись герцог на подобную заметку через пару месяцев, непременно заинтересовался бы судьбой рабов, но не сейчас, когда действующие лагеря были забиты под завязку. Он отодвинул от себя газету, потер уставшие глаза и одним глотком допил кофе. У него еще много дел, надо зайти в прачечную, переодеться и не опоздать на посадку.

Спустя полтора часа герцог сидел в жестком кресле, окруженный спартанской обстановкой грузового корабля, не подразумевающей и минимального комфорта для навязавшегося пассажира. На герцогских коленях лежало ровно четыреста тридцать проблем. Перегрузка размазала по креслу, отпустив только через девять долгих секунд. Влад сглотнул, усилием воли возвращая на место подкатившийся к горлу комок протестующего желудка. Ну, не идиот ли вы, Ваша Светлость?! В благотворительность решили поиграть? А дальше что, вы подумали?! Где размещать, кто будет следить, кто станет оказывать помощь? Четыреста не четыре, их так просто не рассуешь по комнатам! Для обслуживания такой оравы нужно как минимум сто человек вспомогательного персонала, который тоже где-то надо поселить!

Ой, ой, ой! Бедный несчастный герцог! Влад презрительно покривил губы, обматерив себя за малодушную истерику. Что, на родной планете мало мест, где можно расселить людей?! Да вон хоть замок в горах, стоит, только место занимает, а там, между прочим, одних спален штук двести. И удаленный он, туда только на вертолете или флаере и добраться. С подвозом продуктов могут быть проблемы, но для их разрешения у герцога целых две недели, а за это время в замковые погреба можно столько запасов натаскать, что на полгода о подобных вещах вспоминать не надо будет. А помощников... помощников, да вон хоть среди освобожденных можно набрать, ни один не откажет.

Единственные, кто мог стать источником реальных проблем — дети и подростки. Судя по документам их не меньше пятидесяти в возрасте от трех месяцев до семнадцати лет. Таких постояльцев в герцогских лагерях еще не бывало. Влад предпочитал иметь дело со взрослыми людьми по двум причинам — они более просты в содержании и их обучение занимает меньшее время. Год, максимум полтора. Когда как с молодняком пришлось бы возиться не меньше десятка лет. А если быть честным с собой, Влад попросту боялся ТАКОЙ ответственности, боялся этих маленьких человеков, поскольку не представлял, как с ними обращаться. Одно дело приехать к знакомым и провозиться с их детьми несколько часов и совсем другое заиметь несколько десятков 'своих'. И пусть непосредственно ему не надо будет заниматься ими круглосуточно, все равно придется появляться и смотреть им в глаза. Шесть лет ему удавалось обходить это стороной, путем строгой фильтрации закупок. А вот сейчас не получилось. Ну, ладно, чего уж тут. Назад-то не отмотаешь...

Легкий сквознячок разогнал клубы пара и по каменному полу процокали каблучки. Влад улыбнулся, не открывая глаз, по шороху одежды, аромату сандала и горьковато-медового вереска, узнавая Мадам. Женщина прошла через комнату, присела на лавочку-ступеньку позади лохани и, кышнув красавиц, помассировала возмущенно изогнувшуюся мужскую шею.

— Ну, ну, не надо сердиться, Твоя Светлость, — мягко пожурила она, — ты сегодня не клиент, а горе одно, прости Господи! Вон вода уже почти остыла, и сам замерз, и девушек заморозил. Вылезай, давай, а то смотри, хвост отрастет...

Порыв ветра растрепал волосы и разогнал тонкую струйку сигаретного дыма. Я мотнула головой, отбрасывая упавшую на глаза прядь, и вернулась к прерванному занятию — созерцанию.

Созерцать особо было нечего — над головой чернильная высота, под ногами бесконечная пропасть, а посередке бомж без роду и племени. Будь я натурой чуток более романтичной и впечатлительной, то мигом начала бы жалеть одинокую, сгорбленную фигурку, приткнувшуюся на каменном выступе, словно в сферу детской игрушки, заплавленую в темноту. Встряхни, и в глицериновой пустоте закружат кусочки фольги, имитирующей снег. Ага, а явно не приклеенная девица сверзется в пустоту к чертям собачьим. Я ухмыльнулась темноте и порадовалась, что натура я насквозь приземленная.

Упершись затылком в шершавую штукатурку оконного откоса, разглядывала незнакомое небо, в россыпи чужих звезд, ощущая нечто близкое к нирване.

Под ногами, словно карикатурное отражение величественного и бесконечного, копошился город, залитый колким светом фонарей и реклам.

Я глубоко затянулась, с удовольствием выпуская дым в небо, смакуя ночь и одиночество. Зак, вытянувший из меня немного наличности, испарился сторону бассейна, обнаруженного им при ознакомлении с путеводителем по отелю.

День, так пугавший вчера, прошел не так уж и плохо. С утра его разнообразил мальчишка, путем симуляции попытавшийся уклониться от трудового подвига во имя убитого ноутбука. Профилактический пинок от еще не проснувшейся меня, разом снявший все болезненные симптомы, позволил возгордиться собой и понять, что я круче библейского мученика. Тот только путем наложения рук лечил, а я вона как могу!

Пока Зак полоскал свои мощи, я занялась добычей завтрака. Слегка опешивший от столь раннего вызова дежурный принял заказ, клятвенно пообещав исполнить все пожелания не позднее, чем через двадцать минут. Ткнув на кнопку отбоя, в замешательстве почесала бровь — что они собираются делать с омлетом, творогом и кофе столько времени, оставалось загадкой. Отключив связь, я до хруста потянулась и отправилась на экскурсию по номеру. Ночью обстановка меня волновала слабо — было бы где упасть.

Обход решила начать со своей комнаты, все равно переодеваться надо, ловя себя на том, что мрачнею с каждой открытой дверью.

Комната при дневном свете выглядела достаточно уютно — широкая кровать на массивных, гнутых ножках, зеркальные створки стенного шкафа, делающие комнату еще больше, отражали синеву за широким, во всю стену окном. Стены, выкрашенные в мягкий, желтый цвет и в тон им банкетка, стоящая напротив кровати, заменяла стул. Мой рюкзак в этой обстановке казался неуместным. На дальней стене дверь. Я сунула туда нос. Ничего интересного, всего лишь совмещенный санузел. Особо впечатлил пульт управления унитазом, лежавший на полочке сбоку от толчка. Угу, все тридцать три удовольствия — подогрев, турбоподдув, будильник, подтанцовка и медицинский экспресс анализ... Большой брат следит за тобой!

Я почесала бровь и отправилась дальше. Центральная комната, окинутая не заспанным взором, вызвала ощущения удара под дых. Теперь, в ярких утренних лучах язык не поворачивался назвать то, что предстало перед глазами просто комнатой, скорей уж гостиной, а точнее залом! Одни ступеньки лестницы, опоясывающей зал, находящийся ниже уровня остальных помещений, чего стоили! И как мы только в темноте шеи не посворачивали — загадка. Единственное, чего тут не доставало — массивных колонн. На мой взгляд, пространства было слишком много для обычного гостиничного номера. Впечатление бесконечности добавляло окно, начавшееся, казалось, в предыдущей комнате. Кажись, я начинаю страдать агорафобией!

Середину помещения занимал диван, повернутый спинкой к окну. Три кресла с высокими спинками по сторонам, низенький столик и длинная банкетка. Я наклонила голову, прикидывая, хватит ли мне посадочных мест, если решу созвать хм... консилиум. Человек пятнадцать сядет, как два пальца, а если потесниться, то и двадцать войдет. Но коль места не хватит, можно из соседних номеров стульев натаскать. Я сдавлено хрюкнула, представив себе, как плебейские инспектора волокут по строгим коридорам стулья и кресла. Бедного владельца кондратий за задницу ущипнет. Ну да не страшно! Помирать, когда у тебя целый набор медиков под боком всех мастей и направленностей, самое оно! И скорую окажут и диагноз распишут с километром рецептов и патологоанатома посоветуют. По знакомству.

Тряхнув головой, отогнала яркую картину инспекторского разгула и разврата, продолжив разглядывать обстановку. В углу гибрид компьютера и видеофона на узком столе, подпертым даже с виду удобным рабочим креслом, судя по конструкции, оснащенное функцией массажа. Вот никогда не понимала этой дурости. Сидишь, разговариваешь, к примеру, а у тебя под задницей все вибрирует и трясется. Такое, на мой взгляд, надо только когда названиваешь по очень оплачиваемым телефонам, а в обычной жизни...

Я пересекла зал, прислушиваясь к фальшивому мурлыканью в огромной ванной. Если верить выкрикам Зака, раздавшимся, когда он только зашел, там была не просто ванна, а целый бассейн. Сунув нос в комнату выбранную мальчишкой, оглядела немудрящую обстановку, состоящую из широкой кровати, царствующей над окружающим пространством, что небольшой столик с круглым зеркалом и пуфик, заменяющий стул, сиротливо жались в уголке. Но, что мне понравилось здесь больше всего — дверцы шкафа были обычными, а не зеркальными, как в моем. Надо попросить мальчишку махнуться комнатами. И окно здесь, вроде, поменьше. Покусав губу, поправила покрывало на кое-как застеленной кровати. Дернула оконную створку, впуская нагретый солнцем воздух и далекое бормотание улицы.

Город казался бесконечным, крыши домов, теряющиеся в туманной дымке, поблескивали секциями солнечных батарей, кое-где потесненных зелеными развалами садиков и серыми квадратами посадочных площадок.

Я перевела глаза вниз. От пропасти меня отделял неширокий край, всего-то сантиметров в семьдесят, того самого бордюра, на котором я устраивала ночной перекур. Опершись ладонями о полированный камень, я выглянула — ничего интересного, только отвесные стены. Вздохнув захлопнула фрамугу и отправилась заканчивать рекогносцировку. В запасе оставалось всего две не открытых двери.

За первой, той, что справа от оккупированной Заком ванной, обнаружилась небольшое помещение, около пяти квадратов площади, отведенное под некое подобие кухни. Полноценный завтрак тут вряд ли изобретешь, а вот кофе сварить при желании очень даже, ну, и немудрящую закуску для посиделок сготовить, тем более, в шкафчике над столом обнаружился ожидаемый набор посуды. Вообще подобные помещения с кофе-машиной, чайником, крохотной микроволновкой и микроскопическим холодильником, в котором едва разминуться батон колбасы и банка с икрой, для отелей нетипичны. Я потянула на себя дверцу. Ну, так и есть. Хвостик сухой колбасы в вакууме, прозрачная банка с красными шариками икры и кусок залитого парафином сыра. И какого, спрашивается, я заказывала завтрак?! Вот потому, что не ожидала увидеть здесь кухню! Обычно все услуги по подносу и подвозу провианта, отель берет на себя, сдирая с постояльца неслабые деньги, при этом не особо в состоянии предоставить еду согласно вкусам. А вкусы, они, как известно разные. Кто-то скоромное потребляет, кто-то кашерное, а третьему подавай три раза на дню сырную нарезку, да такую, от эксклюзивной вони которой пол этажа вымирает сходу, а другая дергает местных чрезвычайщиков докладами о террористической атаке с применением особо удушливых газов. А тут заперся в своем отдельном номере в компании с сыром и душись, сколько душеньке угодно, не изводя соседей. Я усмехнулась, хоть в чем-то отель понравился. Вот привереда стервячья, честное слово! Высоко оценив заботу обо мне, как о постояльце, вышла из кухни.

Четвертая и последняя не обследованная мною комната, оказалась самой маленькой. Коврик на полу, кровать полуторка, комод в уголке и удивительно узкое для этого номера окошко, больше напоминающее вертикальную бойницу и никаких тебе телевизоров, видеофонов и прочих излишеств. Сюда в равной степени можно селить как ребенка, так и сопровождающую обслугу, что, очевидно, в данном обществе имеет немалый вес.

Вернувшись в зал, уселась на ступеньки и с силой потерла глаза. Удобный во всех отношениях номер, вызывал беспокойство и настороженность, уж слишком шикарным выглядело жилище для участника, прямо скажем, рядовой конференции.

Ни раз и не два участвуя в подобных мероприятиях я знала, что участников селят в однокомнатных клетушках, порой даже по двое, если площадь позволяет. Организаторы вечно экономят и их можно понять — деньги с неба не сыплются. И меблировка в таких экономных номерах соответствующая. Кровать да тумбочка, реже встроенный в стену шкаф. И никаких тебе мягких диванов, отдельных душей чуть ли не в каждой комнатушке и охлаждающих мини-баров, стилизованных под пузатую бочку, который я приметила слева от дивана в гостиной. А на конференциях, между прочим, не то, что гостиных, выхода в галактическую сеть порой не допросишься!

Занимайся моим устройством Низа или кто-то из когорты ее секретарей, все было бы понятно. Но подруга не имела к моему месту жительства ровным счетом никакого касательства. За это я могу поручиться хоть рукой, хоть головой. Вот и выходит согласно классику — для Романовой не то, чтобы много, а для Радагаста с лихвой.

— Что, черт возьми, тут происходит?! — пробормотала я, постукивая кулачком по мягкому покрытию ступеньки. Кому понадобилось устраивать подобный далеко не дешевый балаган, а главное — для чего?

Мои раздумья прервал деликатный стук в дверь, возвещающий о доковылявшем, наконец, завтраке.

А дальше сторонние размышления пришлось отложить. День покатился своим чередом. После завтрака Зак с видом 'не хочу, но покоряюсь, потому как не отвяжешься', отбыл на свою первую в жизни рабочую смену. Я, проследив, чтоб мальчишка сел в такси и дав четкие инструкции на обратную дорогу (в отель ему предстояло добираться самостоятельно и на общественном транспорте), вернулась в номер. Включив приобретенный в отельном магазине ноутбук, подсоединилась к местной сети и, введя пароль, указанный на приглашении, вошла на страничку конференции. Поблуждав по вкладкам, нашла расписание. Сегодня планировалось официальное открытие с цветами, фанфарами и долгими приветственными речами. Затем перерыв на обед, предоставленный отелем в одном из банкетных залов, после ознакомительная экскурсия в новейший лечебный центр или, по желанию, прослушивание лекций в местной медицинской академии. Я скользнула равнодушным взглядом по фамилиям лекторов — ничего действительно стоящего, значит, пойдем в центр. Хотя, по правде сказать, идти вообще никуда не хотелось. Интересно, мир рухнет, если я не выйду из номера? Отогнав подленькую мыслишку, вытащила себя из кресла, нет уж, матушка, коли притянулась на мероприятие, изволь соответствовать! Так что в ванну, переодеваться и вперед! Совершать подвиги.

По поводу бассейна Зак, побывавший там первым, не соврал ни на йоту. Не будь я морально подготовлена к тому, что узрею, выпала бы в осадок. Как пить дать. Пол, выложенный плиткой цвета темной бирюзы, проваливался черной полированной чашей ванны. Надеюсь, я что-то перепутала, но это очень похоже на гранит. Судя по размерам, в ней без особых проблем можно разместить пяток меня и на пару Заков еще место останется, вздумай я учудить подобный изврат. Бирюза перехлестывалась на стену, сводясь к потолку в небесную голубизну. И зеркала, уже осточертевшие зеркала на стенах. Единственное место, свободное от зеркал — стена над ванной, занятая рисунком трехмачтового корабля. Если не ошибаюсь, фрегат. Хотя, какая разница?!

Что-то эта роскошь в виде топчанчиков, плетеных креселок, ванночек для ног и прочих финтифлюшек начинает заметно напрягать. Добила душевая кабина, разместившаяся в дальнем углу, рассчитанная минимум на троих. В голове возникал один и тот же вопрос — на фига?! То ли у устроителей крышу сорвало, то ли поспособствовал устроенный мною при регистрации скандальчик (что маловероятно), то ли... и вот тут мысль остановилась, что в дефиците информации вполне нормально.

И почему я не поинтересовалась тремя очень простыми вопросами — кто, зачем и почему, — еще на станции, до того, как решать бежать в эту сторону?! Нет, конечно, и сейчас не поздно. Лешку поднапрячь и всех делов! Уже через четверть часа, а то и раньше, госпожа Романова получит подробный отчет, отвечающий не только на три поставленных вопроса, но и припорошенный сведениями обо всем окружении не исключая друзей и домашних животных. Мысль заманчивая, но я не повелась — стыдно нагружать парня вопросами, на которые ответит любой сетевой поисковик, тем более местный.

Вода, журча и вспениваясь, падала на дно мраморного бассейна. Не удержавшись, простучала сантехнику, убеждаясь, что глаза меня таки не обманывают. Я села на широкий бортик и, опустив ноги в воду, поболтала ими, подняв брызги. Ожидая, когда наберется достаточное количество воды, все-таки заинтересовалась настенным кораблем. Да, это трехмачтовый фрегат, с плавными обводами бортов и гордой осанкой, присущей только парусным кораблям. Выгнутые дугой паруса, наполненные попутным ветром, косые углы выставленных кливеров и, кажущиеся крохотными, дельфины, застывшие под бушпритом. И... твою мать!.. 'Веселый Роджер', победоносно распластанный ветром над грот-мачтой. Извращенец, я покачала головой, мысленно обращаясь к дизайнеру и хозяину этого вертепа.

Немного поспорив с собой и убедив совесть, что мир останется на своем месте, даже если я немного опоздаю к началу открытия, отвела себе на валяние в ванне аж час. Когда еще удастся так шикануть на халяву-то?

Мягко скользнув в горячую воду, с удовольствием вытянулась и блаженно закрыла глаза, слушая, как все еще ноющая после вчерашнего приключения рука начинает успокаиваться. Надо бы будильник поставить, лениво подумала я, а то так и задремать недолго. Да ну его, я пинком прогнала мысль о визжащем кошмаре. Нет ничего хуже, когда тебя набатом выдергивает из дремы.

Мерно капала вода из плохо перекрытого крана, гулким эхом отдаваясь в полупустом помещении. Если не открывать глаз, то можно подумать, что лежишь в теплом источнике прибрежного грота на одной из курортных планет. Я попыталась припомнить, когда в последний раз полноценно отдыхала. Да ничего ж себе! Выходило, что без малого восемь лет назад, потому как поездку на море почти семилетней давности язык не поворачивался так назвать.

Надо после конференции сдать Зака Низе и пока эти двое будут наслаждаться общением, сбежать на курорт. И никаких довесков и необдуманных романов. Только я, тишина и море, а лучше океан. Оно, конечно, осточертеет дня через три, максимум пять, но меня ж никто не неволит! Да, именно так и следует поступить.

Я выгнулась, растягивая мышцы, и потерла о гладкое дно зачесавшейся пяткой, а в следующий миг оказалась на ногах, едва сдерживая позорный визг, готовый исторгнуться из глотки, ужаленная тысячью мелких иголочек. Вокруг вспениваясь, кипела вода, бомбардируя икры мягкими ударами пузырьков, включившегося гидромассажа.

— Зак, поганец! — прорычала я, горзя отсутствующему проказнику кулаком, справедливо подозревая мстительного подростка в том, что выставил таймер гидромассажа так, чтоб у меня сердце встало. Шутник! — Ноги повыдергиваю!

Коротко выдохнула, успокаивая колотящееся сердце, и осторожно опустила себя в бурлящую воду.

Я начала задремывать под неумолчный клекот воды, но не успела провалиться достаточно глубоко, как меня снова вытряхнули в реальность. Сев в воде я несколько секунд мучительно соображала, откуда доносится хныканье коммуникатора. Поняв, выругалась сквозь зубы и, наполовину выползла из ванны, старательно дотягиваясь до полотенца, под которым заходился мобильный. Кое-как обтерев пальцы, ткнула ногтем в экран.

— Ага! Вот, значит как! Я тут в поте лица, а она там, как на курорте!

— Низа, не мельтеши, — хмыкнув, попросила я

— Не мельтешу. Как добрались? Как устроились?

— Добрались нормально, а устроились... странно, — честно призналась я и, в подтверждении своих слов, повертела мобильным, демонстрируя подруге ванну.

— И что странно? — насторожилась она, выпрямляясь в кресле.

— Сама посуди, ты же помнишь, как я на другие конференции летала — клоповник с одним сортиром на этаж, а тут отель посреди города, номер люксовый, а еще, если верить расписанию, нас ожидают балы, приемы и прочие рауты...

— А, совесть заела, что на чужом гербу в рай едете? — со значением протянула Низа. Будто знала что-то, чего не знаю я.

— Ты хотела сказать — горбу? — осторожно поправила я.

— Я сказала именно то, что хотела, — назидательно парировала компаньонка.

— Хм... я чего-то не знаю?

— Да ты кроме своих скальпелей вообще ничего не знаешь и жизнью общества не интересуешься, — с показным превосходством отмахнулись от меня.

— Ну! — поторопила я.

— Да чего тут нукать! Вся эта ваша конфэрэнция лажа чистейшей воды и обставлена так ради одной единственной особы, которой некая благотворительная организация, находящаяся под патронатом местной аристократии, желает оказать максимум почестей... — она набрала воздуху для очередной порции бреда, но я ее перебила.

— Низа, если не начнешь изъясняться конкретным человеческим языком — я тебя придушу!

— Руки коротки! Короче, принцесса к вам прилетает.

— Это которая? — я нахмурилась.

— А то ты много принцесс знаешь!

— Эола что ли?

— Никакая она тебе не Эола, невежа, а Эолларрия! Дочь, короче, нашего всеми любимого императора. А конференцию эту устроили именно для того, чтоб ее заманить и втюхать ей в мужья кого-то из местных, во как!

— Боги мои, боги! Откуда ты только этой дряни понабралась?

— Но-но! Я, в отличие от некоторых, иногда новости просматриваю, а не только сводку штормовых предупреждений, и это не дрянь, а непроверенные сплетни, впрочем, судя по твоему номеру... Ну, да черт с ними, пущай они пытаются подступиться к твоей Эоле, а мы под этот интерес выставку товара организуем. Оборудование я уже выслала, оно должно прибыть с минуты на минуту.

— И кто будет организовывать? — подозревая самое худшее, вопросила я.

— У нас на Таурине только один представитель, — опустилась до ехидства компаньонка, — но ты не волнуйся, тебе и из отеля выходить не надо будет, я уже обо всем договорилась и выбила место рядом с нашими конкурентами из 'Медвекса'. Тебе надо будет только проследить, чтоб полевое оборудование смонтировали так, как положено и проинструктировать Золу и Ваху, которые прилетят вместе с товаром, чтоб те ничего не напутали.

— А потом заключить все возможные контракты? — хмыкнула я.

— Не без этого! Но должна ж ты хоть раз в жизни сделать что-нибудь во благо родной компании!

— Я тебя придушу, — поставила я в известность подругу, радуясь, что поход на открытие отменяется.

— Да лааадно тебе, — легкомысленно ухмыльнулась потенциальная жертва.

Низа вытягивала мне нервы еще минут двадцать, раздавая ценные указания, как лучше следует преподать товар, и вытягивала бы дольше, если бы к ней не заявился один из начальников отделов. Я тут же была забыта и с рассеянным напутствием не пропадать и звонить, если что, выпущена на волю.

Я кинула замолчавший мобильный на полотенце и с головой ушла под воду. Вот оно, значит, как. Бедная, бедная Эола, на тебя, значит, открыли охоту. Ну, что ж, бог охотникам в помощь! Я мысленно хмыкнула, представляя, по каким адресам им придется прогуляться, посланным мелодичным голосом детского хирурга. Путешествие будет долгим и не факт, что вернутся без потерь и специфического опыта, приобретенного в процессе.

Я познакомилась с Эоллой года четыре назад, когда она со сводной бригадой прилетала к нам в усиление. Хрупкая, болезненно бледная девушка, сошедшая с трапа, сперва не внушившая доверия, на деле оказалась двужильным тайфуном, поспевающим везде и всюду, не гнушавшимся крепкого словца и виртуозно проводящим сложные операции в полевых условиях. Помню наше всеобщее замешательство, когда случайно узнали, что она наследная принцесса империи. После этого известия наши перепугавшиеся мужики попытались взять девушку под опеку, но были посланы столь изящно и далеко, что вся охота лезть к доктору отпала. Нет, все равно приглядывали, но издалека и восхищались, что не мешало, правда, за глаза называть девушку Ледянкой, используя устаревшее значение этого слова. Откуда-то Эола услышала свое прозвище и долго бушевала, обещая показать им генеалогическое древо всех матерей Кузьмы, за то, что ее лодкой прозвали. Пришлось успокаивать, разъясняя сходное значение. На Ледышку Эола согласилась. А потом я своими глазами видела, как наша Ледышка прыгала, заливаясь счастливым хохотом, получив известие, что ее очередная мачеха таки родила сына. Радость Эолы была вполне понятной — рождение ребенка мужского пола автоматически снимало с нее приставку 'наследная' и позволяло заниматься любимым делом, не опасаясь, что ее призовут исполнять положенные по титулу обязанности. И еще я знала, что девушка в ближайшие несколько лет не собиралась вступать в какой бы то ни было брак, потому как это означало если и не конец ее карьеры, то существенное ограничение. Любой разговор на эту тему вызывал в принцессе яростное отторжение.

Выбравшись из ванны, встряхнулась по-собачьи и, накинув на шею полотенце, отправилась одеваться во что-то более удобное, чем приготовленный для открытия деловой костюм. За заботами, неизбежной руганью и прочими прелестями день пролетел на одном дыхании, и вот теперь я бездельничала, качая босой ногой над пропастью, жалея только о том, что не нашлось времени сегодня встретиться с ребятами. Можно, конечно, завалиться к ним в гости, но, во-первых, на хождение и ночи не хватит, да и народ только с работы, надо дать отдохнуть — по себе знаю, вывалившись с участка в первые сутки мало кого хочется видеть. Это я бездельничаю, а инспектора работают. Завтра будет прием, там и увидимся.

Тишину прорезал деликатный звонок. Помянув по-матушке Зака и его расхлябанность, перегнулась через подоконник, нащупывая пульт, предусмотрительно захваченный для подобного случая. Подцепив пульт я, не глядя, ткнула в темноту, нажав кнопку разблокировки дверей. Услышав характерный щелчок и вибрацию под пальцами, кинула пульт на пол, возвращаясь к прежнему занятию, предоставляя мальчишке набить в темноте пару шишек.

Несколько секунд послушав тишину, не выдержала — обернулась. Лучик света, проникший из коридора, превратился в широкую полоску. Ну, и чего, спрашивается, на пороге застыл? Перекупался? Я уже собиралась съязвить во весь голос о мужских умственных способностях, когда световая полоска разбавилась темным силуэтом и загробным Наташкиным голосом:

— Аня? Ань, ты здесь?

Подавив соблазн ответить отрицательно, созналась — да, я здесь, а заодно пригласила войти. Дверь закрылась, гася коридорный источник света.

— Ань, а чего так темно?

— Потому что свет выключен, — объяснила я ночному небу очевидные вещи, — выключатель на стене.

Из-за спины хлынул поток света, нагло отгоняя темноту подальше от окна. Я обреченно вздохнула, пошевелив босыми пальцами, заранее смиряясь с испуганными возгласами и очередным потоком глупых вопросов.

— Ань, ты где?

Началось! Я хмыкнула, воображение тут же нарисовало Наташку, стоящую посреди гостиной и растерянно вертящую головой.

— Здесь, — схватив за хвост народившуюся рифму, откликнулась я, даже не повернув головы, чтоб посмотреть, насколько права оказалась чуйка.

— Ты... ты на окне, что ли?!

— Нет. Я за окном, — поправила я, туша сигарету в стоящей у бедра пепельнице.

— Шутки у тебя глупые! — укорили меня, отдергивая плотные портьеры. — Ой!

— Какие шутки? — ухмыльнулась я, в ее ошарашенные глаза, — только правда. У меня вообще с чувством юмора нелады. Ты же знаешь.

— Что ты там делаешь?!

— Выкидываюсь! — но видя, как побледнело лицо женщины, поспешила успокоить, — Да курю я здесь и кофе пью.

В доказательство предъявила полную пепельницу и чашку с растекшейся на дне кофейной гущей. Жестом попросив Наташку сдвинуться, легко спрыгнула в комнату, закрыла фрамугу, провернув ручку в положение 'закрыто'. Услышав облегченный вздох, укоризненно покачала головой. Что-то подруга дюже нервная стала. Хотя, не исключено, что ее драгоценный муж настоятельно попросил приглядывать за взбалмошной падчерицей.

Рассудив, что Романовой неплохо бы подлечить нервишки после пережитого стресса, раскупорила бутылку вина. Пробка проскрипела по горлышку и выскочила с тихим вздохом. Наполнив бокалы где-то на треть, подала Наташке.

— Где твой Зак? — поинтересовалась она, сделав большой глоток.

— Не знаю, — я беспечно пожала плечами, — сказал, что пойдет в бассейн. Должен скоро вернуться, если по дороге никуда не забредет.

Наташка посмотрела на меня с легкой укоризной, считая Зака асоциальной личностью, которую обществу можно показывать только под конвоем. Ладно, пусть живет. Посмотрим, что ей предъявит Сашка годков так эдак через десяток.

— Да у меня проблема небольшая... — Наташка помялась, покрутила бокал, размазывая остатки вина по тонким стенкам.

— Какая? — я усиленно изображала интерес, хотя принимать участие в решении чужих проблем не хотелось.

— Ты же знаешь, что завтра будет банкет в честь открытия?

— Да, что-то слышала, — не стала отнекиваться я, ощущая, как волоски на шее встают дыбом от предчувствия чего-то нехорошего, — а что?

— Ты понимаешь, тут такое дело... я не рассчитывала на приемы и не взяла вечернего платья.

— Печально, — согласилась я и осторожно спросила, — а от меня ты чего хочешь?

— Ну...

— Тебе денег дать что ли? — с надеждой поинтересовалась я, рассчитывая, что отделаюсь сравнительно дешево, — Так это я сейчас!

Отставив бокал, я уже готова была бежать за чековой книжкой.

— Нет! Ты чего?! — подруга обиженно замотала головой, безжалостно обламывая мои ожидания. — Деньги у меня есть. Составь мне компанию, а?

— Наташ! Какая из меня компания, ты чего!? — испугалась я. Волоски на шее зашевелились, подтверждая, — Сама посуди, в моде я ни черта не смыслю, магазины не люблю, да и вообще...В каждом магазине консультант есть, они знаешь какие компанейские?!

— Аня!

— Нет, если деньги надо, это — пожалуйста, — не дала я себя перебить, судорожно размышляя, как отвертеться от похода, — любую сумму. В пределах разумного, конечно. В том смысле, что цена тряпки не должна превышать стоимость клипера, а от похода — уволь! — я выпалила это на одном дыхании, не обращая внимания на сердитое сопение подруги и тоскливо понимая, что не отбрыкаться.

Наташка умела быть упрямой, если чего-то втемяшила себе в голову. А сейчас она жаждала моей постной рожи в шмоточном магазине.

— Ну, пожалуйста, — Наташка скорчила умильно-просительную рожу.

Я героически сражалась с напастью еще минут десять, отстаивая свое конституционное право на свободу воли. А потом плюнула и пошла собираться. С землетрясением договориться и то проще, чем с мачехой. Написав Заку коротенькую записку, прижала ее недопитым бокалом и, закинув на плечо цепочку сумочки, сообщила, что готова. Наташка критически оглядела мои потертые джинсы, простецкую кофточку, особо задержавшись на сумочке — небольшую коробочку, обтянутою кожей и забранную в никелированную клетку, но промолчала.

Выйдя на улицу, отказались от предложенного швейцаром такси и побрели по тротуару в сторону скопления лавок и магазинчиков. Наташка вела уверенно, почти не блуждая на незнакомых улицах, увлеченно рассказывая о пропущенном мною открытии, и удивлялась своему номеру, сетуя, что Диму не отпустили дела, а то можно было устроить второй медовый месяц! Я кивала, поддакивала и почти не слушала, что мне говорят, наслаждаясь пешей прогулкой, и лениво продумывала свой завтрашний день. Надо будет с утра засветиться на каком-нибудь докладе и узнать между делом, когда прилетает Ивона. Если прилетит, конечно. Но должна, судя по расписанию. А еще неплохо бы заглянуть в здание, купленное Низой. Что-то компаньонка жалуется на скорость ремонтных работ. Неплохо бы проконтролировать...

— Аня!

— Что?

— Ты где витаешь? — Наташка пощелкала пальцами перед моим носом, убеждаясь, что я здесь. — Я тебя спросила, в чем ты пойдешь?

— Куда? — нахмурилась я, не понимая, отчего ее заботит, в чем я буду ползать по стройке. — А! Ну, да! В красном.

— Это в том, которое лет на пять старше Сашки? — нос подруги сморщился так, будто мелкому на днях полвека стукнуло.

— Чем тебе не нравится мое красное платье? — я решила быть терпеливой.

— Тем, что оно старое!

— Я ж его не варить собираюсь, а на себя натягивать, — рассудительно ответила я, — и потом, оно вполне прилично выглядит. Я его надела от силы раза три.

— Тебе тоже надо новое платье! — постановила она.

— Наташа! — я резко остановилась и скрестила руки на груди. — Платья нет у тебя, а не у меня и мы идем за платьем тебе! И давай на этом остановимся!

— Нет, давай лучше пойдем, — не согласилась она.

Протестующее загудели машины, требуя, чтоб мы поторапливались с переходом. Откуда-то из подворотни вывернул полицейский и быстрым шагом направился в нашу сторону.

— Хорошо, — Наташка нервно откинула челку, — мы идем за платьем для меня. Только давай уже перейдем дорогу!

Я кивнула и позволила дотащить себя до тротуара.

— Нарушаем? — подошедший страж порядка смотрел сурово нахмурив брови.

— Извините, офицер, — выдала я улыбку, мазнув взглядом по сержантским нашивкам, — у меня нога подвернулась на ровном месте. Так бывает.

— Бывает, — согласился раздувшийся от важности паренек, — больше не нарушайте.

— Постараемся, — влезла Наташка.

...Лед в бокале тихо позвякивал, Влад опирался локтями о стойку, рассеянно глядя на зал, отраженный в зеркале над баром, с теплотой думая о Мадам.

Выловив его из лохани, женщина напоила герцога чаем, заваренным из каких-то экзотических цветов. Чай имел приятный вкус и ни с чем несравнимый пурпурный цвет. Влад украдкой сплевывал лепестки заварки, неизменно попадающие в рот. Он ни в коей мере не возражал против экзотики, но жевать сено не стремился.

Мадам, сидящая напротив, помешивала ложечкой в чашке, делала вид, что не замечает манипуляций Влада, и сочувственно кивала, слушая о напастях, вывалившихся на мужскую голову за этот нескончаемый день. Не то, чтобы Влад собирался кому-то жаловаться, (и в мыслях не было!), вот только у Мадам на этот счет оказалось собственное мнение и он, не заметив, выложил ей все, даже глупость про плюшевую игрушку. Женские брови складывались домиком, переживая его одиночество.

Влад редко кому раскрывался до конца, не говоря уж о том, чтоб изливать душу, презирая подобное нытье, считая это занятие недостойным мужчины, а вот ей, Мадам, поди ж ты — жалился, как обиженный пацаненок! И... становилось легче.

Женщина грустно улыбалась, обнимала за шею, гладила по голове и, с какой-то щемящей нежностью, называла 'мальчиком'. Посмей так кто другой, враз оказался бы размазан герцогским гневом и утоплен в океане сарказма. Впрочем, никто бы и не посмел. Была когда-то еще одна, которой позволялось...

— Не изводи себя, — строго сказала женщина, прошуршала шелком платья, и Влад почувствовал, как его макушки касаются ее губы, — она того не стоит.

— Откуда ты знаешь, что про нее?

— Ты меня обижаешь, — прищелкнув языком, Мадам пригрозила ему пальчиком, — что ж я не вижу, как у тебя скулы свело?

— Извини, — выдохнул грозный герцог.

— Ничего. Ты просто устал. А знаешь, что? Иди-ка ты в бар...

И вот он прилежно выполнял ее приказ — напиться. Получалось из рук вон плохо. Хмель никак не желал забирать. Оставалось только слушать перестук льдинок, ждать, надеясь, что трезвость явление временное. Слева кто-то грузно плюхнулся на высокий табурет. И пьяный голос потребовал выпивку. Влад подгреб свой стакан, намереваясь перебраться за столик. Общение с пьяной аристократией в планы не входило.

— О, Ваша Светлость, — герцога хлопнули по плечу, — п-приветствую!

— И вам не хворать, виконт, — буркнул Влад, отстраняясь от дышащего перегаром молодого человека, старающегося повеситься на герцогское плечо.

— Отдыхаете? Ик! Я вот тоже...

Влад уже хотел послать, куда подальше виконта и его вопросы, но наткнулся на просящий взгляд Мадам, спускающейся с витой лесенки за баром. Похоже, клиент достал всех. Чуть прикрыв веки, показывая, что все понял, поднялся и, прихватив виконта за плечо, настоятельно предложил прогуляться...

Я стояла на небольшом возвышении в примерочной кабине и только что ногами не топала от бешенства. От этого неосмотрительного поступка меня удерживала боязнь самоубиться, растянувшись на синтетическом ковре, покрывающем пол.

— Ой, вы посмотрите, какую стройность ножке придает этот каблучок! — восклицала консультант, ей безмолвно вторила Наташка, удовлетворенно кивая, а я смотрела на них с усердно скрываемой ненавистью, покачиваясь на ходулях каблуков и представляя в красках, как мы вернемся в отель и я выкину подругу из окна.

Нет, ну оно, конечно, сама дура, что позволила себя переодевать, как куклу, но полчаса назад это казалось наилучшим выходом. Пойти навстречу занудству, померить пару платьев, вежливо отказаться, мотивируя тем, что тебе не нравится, как они сидят и с чувством полного исполненного долга отправиться в отель.

После шестой тряпки я начала звереть и поняла — если и дальше буду выбраковывать варианты, мы и к концу конференции отсюда не выберемся. Я все надеялась, что Наташка обзовет меня капризной и отстанет, как бывало когда-то. Не прокатило. Подруга, совместно с рыжеволосой, стриженной почти под ноль фурией в форме консультанта, вошла в раж, решив, во что бы то ни стало, облагодетельствовать меня обновкой. За мои же деньги!

Мне рассказывали про мечтания всех женщин, крутящихся именно вокруг этих дизайнерских шкурок и про последний писк моды, подавая одно непотребство за другим. Почему-то в этом сезоне мода пищала исключительно по прозрачным тканям с разнокалиберными ячейками. Что-то откровенно напоминало рыболовную сеть, что-то казалось бывшей в употреблении марлей или просто хаотичным набором ниток, а некоторые из представленных вариантов напоминали москитную сетку, пусть и плотную, но все одно прозрачную. Крой мог быть разных вариантов от классической туники, прихваченной несколькими стежками по боковым швам, до модернистской асимметрии, но во всех вариациях подол почему-то не опускался до линии приличия. Уж не знаю, об чем пищала мода (подозреваю, об эвтаназии), а главное, кто этот писк слушал, но могу сказать одно — соблазнять мужчин в столь откровенных нарядах дело более чем глупое. Начисто отсекающая саму вероятность мужской фантазии, тряпка, максимум вызывала похоть, но никак не желание. Женщина любит ушами, а мужчина предпочитает пусть крохотный, но кусочек тайны. Модельерам, похоже, никто не рассказывал, что полускрытое вызывает больший интерес, чем нагло выкинутое на показ. Вон Наташке хорошо — у нее после беременности пару растяжек на пузе образовалось, так выбранное ею платье больше походило именно на платье, а не на исподнее, что пихали мне.

— Ань, ну, посмотри, какая красота! — восклицала Наташка, от переизбытка чувств всплескивая руками, с нотками в голосе определенно напоминающими зависть.

— Да, вам очень, очень идет! — вторили ей продавщицы.

Идет, как же! Тонкие бретельки, кружевной лиф, кое-как прикрывающий то, что под ним, а дальше кусок плотной сетки, свободно ниспадающий до бедер и едва прикрывающий задницу, в довершении всего, щедро усыпанный стразами. Нет, это, конечно же, лучше тех крупных ячеек рыболовной сети, которые натягивали на меня до этого, так же утверждая, что они платье... но! Вашу ж мать! Я в этом из ванны не решусь выйти, предварительно не укутавшись по уши в махровый халат, не то, что посетить скопление народа. Я не ханжа и не пуританка, как раз наоборот, человек достаточно широких взглядов и не впаду в ступор, коли душ один на всех, но даже моих куриных мозгов хватает понять — что хорошо для будуара, никак не подойдет к светскому рауту! Представляю хрюканье и комментарии Зака, когда тот меня увидит!

— Ты знаешь, в этом платье ты мне кого-то напоминаешь, — Наташка замычала, щелкая пальцами.

— Портовую шлюху? — невинно хлопнув ресницами, подсказала я, неуверенно переступая ногами.

— Нет! Ну, что ты глупости говоришь! — надулась Наташка и назвала неизвестную мне фамилию.

— Кто это? — буркнула я и три голоса тут же просветили темную, что это какая-то актриса.

Я кивнула, подхватывая подол и собираясь снять с себя блестящее непотребство.

— О, вам не понравилось? — огорчилась продавец. — Может быть, померяете еще вот это?

— Нет, что вы! — перепугалась я, поправляя нитку трусиков, неприятно врезавшуюся в бедро, решив применить иную тактику. — Это мне очень понравилось, я его беру! Где расплатиться?

Наташка удовлетворенно улыбнулась, с видом человека, окончившего трудное дело, а я мечтала только о том, чтоб добраться до отеля и пожертвовать весь комплект ближайшему борделю, где ему самое место. Не переодеваясь из боязни, что на меня напялят что-нибудь еще, не глядя поставила подпись под чеком (к чему лишний раз расстраивать и без того ушибленную психику?), попросила отправить мои вещи в отель и поспешила покинуть магазин.

— Вот видишь, как все замечательно получилось? — радовалась старшая Романова, едва поспевая за ковыляющим по магазинному холлу пингвином.

— Просто великолепно, — согласилась я, глядя только на стеклянные двери, отделяющие меня от свободы.

— Ты что — не рада что ли? — насторожилась подруга, наконец, разглядев подвох за моей сговорчивостью.

— Да как ты могла подумать? — остановив мстительный порыв сказать правду, откликнулась я. К чему человека расстраивать раньше времени?

Наташка подозрительно покосилась на меня и вздохнула.

— Нет, все же ты ничего Анька не понимаешь! Ты посмотри, какая красавица в этом платье, парни все твои будут, еще спасибо скажешь, когда свадьбу играть будем!

— Да за что ж ты меня так не любишь-то? — покачала я головой, — Ну, кой мне мужик, а?

— Мужик нужен всем, — не согласилась подруга.

— Вот на что, к примеру, тебе мужик, — поинтересовалась я, выходя на улицу, — если ты даже сумочкой своей доглядеть не можешь?

— Ой, черт! — Наташка остановилась на пороге, растерянно глядя на одинокий пакет в своих руках.

— Вот тебе и черт, — фыркнула я, слегка поежившись от ночной прохлады.

— Подождешь?

— Нет, блин, уйду! — проворчала я. — Подожду, куда ж я денусь? Купи мне накидку какую-нибудь что ли, а то в этой молевой столовой холодно. Только приличную, слышишь?

Наташка кивнула и, развернувшись на пятках, припустила обратно. Мне оставалось только вздохнуть, надеясь, что меня услышали.

Я разглядывала себя в магазинной витрине, стараясь пониже натянуть подол. Ну, что, доктор, вы вполне можете создать конкуренцию местным ночным бабочкам. Только бы полицейский рядом не образовался, а то он быстренько вам организует дополнительное украшение на запястьях в виде блестящих браслетов с дизайнерской цепочки между! Объясняйся потом в участке, что ты подругу ждала, а не клиентуру приманивала.

Да где она делась-то?! За это время родить можно, не то, что за сумочкой сбегать! Я подняла одну ногу, покрутила ступней, разминая, потом вторую. Чтоб тот сапожник, кто эту обувь придумал, всю жизнь в ней и ходил! Немного подумав, закурила сигарету, не то, чтоб особо хотелось, но хоть с виду при деле.

— О! П-посмотрите, какая красотка! Хотите, я ее для вас сниму? — послышался откуда-то сзади пьяный возглас, — Ну, право, давайте, ее куда-нибудь пригласим. Что такая девочка делает на улице одна?

Начинается! Я глубоко затянулась, выпуская дым из ноздрей, прикидывая свои дальнейшие действия — просто послать или подкрепить посыл чем-то физическим. Благоразумие подсказывало сделать вид, что меня здесь нет, и что конфликты с местным населением не входят в культурную программу вечера.

— Эй! Цыпочка, слышишь, я к тебе об-бращаюсь, пошли с нами, скрасишь господам вечер, мы тебя не обидим! Мы щедрые, — вслед за этим заявлением послышался глумливый смешок.

Нет, без членовредительских разъяснений тут, похоже, не обойтись! Я развернулась, собираясь ответить подобающим образом, но вся пламенная речь позорно застряла в глотке, меня едва хватило на:

— Пошел вон, козел!

Остальные силы ушли на сохранение холодного, отсутствующего взгляда, мазнувшего по спутнику приставалы.

— Боюсь, виконт, эта девочка не продается.

От голоса неприятно заныло внизу живота, и по жилам пробежала леденящая волна. Ну, Наташка, свет Станиславовна! Вот только появись — прибью к чертовой матери! И Зака за компанию! Господи, ну, за что?!

— Вы правы, герцог, — с секундной задержкой подтвердила я, — ваших денег на это не хватит.

Он почти не изменился, только выглядеть стал как-то представительней что ли. Вот только с этой представительностью никак не вяжется испуг, коротко промелькнувший в глубине серых глаз. Хотя, мне могло и показаться. А вот вытянувшаяся и явно трезвеющая рожа мне показаться никак не могла, похоже, он ожидал меня увидеть еще меньше, чем я его.

...Влад где-то читал о том, как от неожиданности в момент слетает хмель, но испытал такое впервые. Прямо перед ним на тротуаре родного города, залитый пронзительным светом магазинной витрины, стоял его оживший кошмар, кривил губы в насмешливой ухмылке, лениво стряхивая под ноги столбик серого пепла с почти докуренной сигареты.

Этого не могло быть, мать вашу за ногу, не могло! Но... было! Он даже сразу и не нашелся, что сказать, как будто мордой об стену размазали. Да, что там — под дых кувалдой! Улица, магазин, надоедливый виконт, которого уже хотелось прибить, весь мир, оказался отброшен куда-то в чернильную пустоту, а в высвеченном круге осталась только она, одетая в нечто невообразимо нагло-неприличное, от которого у всякого нормального мужика разом захватывало дух, и начиналась несанкционированная теснота в штанах. И страх, щелкнувший по нервам не хуже электрического разряда, когда на очень долгий миг показалось, что она его не узнала! Этого, пожалуй, герцогские нервы могли и не выдержать. Все, что угодно — ненавистная ухмылка, сарказм, даже презрение, но не ощущение, что ты настолько ничтожен, что о тебе и не вспомнили! Но равнодушно брошенное 'вы правы, герцог', развеяли страх, заставив привычные негодование вперемежку с ненавистью, раскаленным железом потечь по венам.

— Анна Дмитриевна, — жестко контролируя голос, злясь на себя за смятение и замешательство, и на Рома, который не предупредил, поприветствовал он, чуть подавшись вперед, обозначая поклон.

— Владислав Серафимович, — не осталась она в долгу, повторив его действия и сверкая ледяным сапфиром глаз.

— Аня, посмотри какую... Оп-па!

Выскочившая из магазина Наташка остановилась, словно натолкнувшись на невидимый барьер, растерянно переводя взгляд с Влада на его бывшую хозяйку, прижав к груди магазинные пакеты.

— Здравствуй, Влад, — после секундной паузы пролепетала она, обращаясь к герцогу.

— Ты как с герцогом разговариваешь!? — взвился молчавший до поры виконт.

— Заткнись! — приказали ему в унисон три голоса, при этом ни один из троих даже не посмотрел в сторону мужчины...

— Наташа, ты купила накидку? — спросила я, чувствуя, как подгибаются колени и меня непреодолимо тянет присесть.

— А? Да! — Наташка зашуршала пакетами, отыскивая покупку.

Я приказала себе стоять прямо. Не хватало еще опозориться на глазах своего бывшего имущества. Что делать? Что мне делать!? Бежать! Да-да! Бросить все и сломя голову бежать с этой чертовой планеты. Да ты что! А кто-то совсем недавно убеждал себя, что больше не позволит 'этому козлу' портить себе жизнь. Вы не подскажете, доктор, кто бы это мог быть? Ну, я! Я! И что?! Черт, ну, чего он уставился, как голодный на тарелку с супом?! Или соскучился до умопомрачения?

— Какого черта ты здесь делаешь? — буднично поинтересовался герцог, мрачнея на глазах.

— Планета без ограничений на визу, — пожала я плечами, принимая от Наташки накидку и, не сводя с герцога взгляда, пережгла кончиком сигареты веревочку этикетки.

— У тебя есть двадцать четыре часа...

— Будьте здоровы, герцог, — ухмыльнулась я, не позволив ему закончить угрозу, накинула на плечи плотную накидку из черного шелка, тут же почувствовав себя куда увереннее и, подцепив за руку застывшую столбом подругу, потащила в сторону стоянки такси, оставляя герцога в компании пьяного виконта.

Господи, только бы дойти, только бы не споткнуться! Я чувствовала между лопаток сверлящий взгляд, вовсю молясь на удачу, чтоб он не кинулся следом, не схватил за руку, не остановил. Тогда скандала точно не миновать. Я смогла выдохнуть, только свалившись в мягкий салон машины. Тихо, тихо, девочка, все хорошо.

— Куда желаете? — поинтересовался обернувшийся к нам водитель.

— Вперед, — бросила я, — все потом, а пока — поехали!

...Осталоп! Придурок! Сиятельный, бля, герцог! Взбираясь по лестнице родного подъезда, Влад костерил себя на все лады. Ты шесть лет вынашивал планы, а когда столкнулся нос к носу, и представилась возможность очень даже не фигурально плюнуть в рожу, стоял и чего-то мямлил, как последний идиот! От ее взгляда до сих пор по спине пробегали мурашки, и оставалось утешать себя только тем, что встреча вышла действительно неожиданной и поэтому не смог найти нужных слов, опустившись до прямой угрозы. Ну, ничего, ничего! Завтра же он узнает, где она остановилась и вышвырнет ее с планеты. В конце концов, он дома или где?!

Влад остановился между этажами, переводя дух. Хорошо, что лифт не работает, у него бы нервов не хватило постоять спокойно несколько секунд, дожидаясь своего этажа. Плюнув под ноги, продолжил восхождение. До квартиры оставалось еще семь этажей.

Вывернув на финишную прямую, остановился. У дверей лежал огромный бумажный сверток коричневого цвета. Эт-то еще что за?! Влад преодолел оставшиеся ступеньки и, обойдя, осторожно потыкал подношение носком ботинка. Первая мысль была вызвать Рома с его спецами — чем черт не шутит, может, герцога кто решил взорвать, к такой-то матери! А что? Вполне закономерное окончание чертового дня!

Сверток, опиравшийся о дверь, поехал и, шурша упаковкой, завалился на бок. Влад и сам не понял, как оказался лежащим за шахтой лифта, уткнувшись лицом в пыльный подъездный пол, прикрывая ладонями затылок. Ничего! Досчитав до пяти, осторожно приподнял голову, разглядывая разлегшийся у порога гостинец.

Полежав еще с минуту, соскреб остатки смелости и медленно поднялся, готовый в любой момент вернуться в упор лежа, некстати вспомнив, что никого на помощь позвать не сможет в виду отсутствия под рукой видеофона. Сверток вел себя вполне мирно — ни тикал, ни полз, да вообще не проявлял никакой активности. Отряхивая по пути собранную пузом пыль, Влад вернулся к своей двери и только теперь заметил малюсенькую открытку, прикрепленную к коричневой бумаге, на которой подчерком Мадам было выведено его имя. Выругавшись под нос, герцог подхватил подарок и отпер дверь.

В квартире было тихо, только нервно подмигивал лампочкой автоответчик, заявляя, что в отсутствие хозяина впахивал, как лошадь, принимая звонки. Влад нажал на воспроизведение, а сам занялся разрыванием бумаги. Тишину прорезал бабкин голос, возмущавшийся Владовой безответственностью, мужчина автоматически поставил на перемотку. Второй по счету была Ольга, заявлявшая, что ей нужно срочно с Владом поговорить, потому как у нее образовались неприятные новости, она требовала перезвонить, как только герцог появится. Потом шла мишура от секретарши, рапортовавшей, что дела в офисе идут хорошо и встречи перенесены. Опять Ольга. Бабка. И, в довершении, Ром.

'Ваша Светлость, — голос безопасника звучал встревожено, — Романова Анна Дмитриевна зарегистрировалась в отеле'

— Очень вовремя, Ром, очень вовремя, — горько вздохнул Влад, выключая автоответчик. Впрочем, сам дурак — нечего было телефон разбивать, тогда бы позориться не пришлось, вовремя получив информацию.

Нетерпеливо рванув неподдающуюся упаковку Влад, не сдержавшись, захохотал. У него в руках оказалась мечта — плюшевый медведь в пол герцогского роста. Весь такой мягкий, с шоколадного цвета шерстью и брюхом медового оттенка, кожаным черным носом и кожаными же когтями на толстых лапах. Записка, приколотая булавкой к плюшевому плечу, заявляла: 'Теперь ты не один!'

— Это точно, — пробормотал Влад, потершись лицом о широкий медвежий лоб, мысленно поблагодарил свое нечаянное любопытство, а то хорош бы он был в компании безопасников и... плюшевого медведя!..

Глава 4.

Солнце настойчиво лезло в глаза, я отогнала его подушкой, водруженной на голову. Случившееся вчера, сперва напоминало дурной сон, а после подернулось колдовским туманом и вспоминалось при свете дня несколько маетно.

Неожиданная встреча с герцогом оказалась меньшим из зол. Основную порцию счастья принес неподражаемый в этом деле Зак в который раз подтвердивший высокое звание асоциального типа, затеяв потасовку с кем-то из богатых аборигенов. Дело происходило в кафе, что располагалось в соседнем с бассейном помещении, а целью учиненной возни было доказать, что уважения достойны все девушки без исключения, даже если они официантки отеля. Заодно Зак постарался в очень доступной форме объяснить молодым людям простую истину, даже если клиент всегда и прав, это не дает ему автоматического права быть козлом. Парни точку зрения Зака, мягко говоря, не разделяли и с удовольствием вступили в дискуссию. Победителем спора вышел Арлекин, заглянувший выпить стакан сока после заплыва и успокоивший спорщиков четырьмя короткими ударами, незадолго до прибытия замешкавшейся охраны.

По свидетельству Явора, забредшего в кафе, в поисках напарника, и заставшего самый финал, когда спорщики уже отдыхали в картинных позах на кафельном полу. Арлекин невозмутимо допил свой сок и только после этого при помощи ласковых подзатыльников, привел лежавших в чувство, подхватил их за шкирки, и рассадил за одним столиком. Когда, наконец, объявилась охрана во главе с управляющим, спасатель на правах старшего, взялся объяснять произошедшее.

Управляющий горестно вздыхал над разгромленной обстановкой и в объяснениях не нуждался — инцидент во всех подробностях зафиксировали камеры слежения — а, судя по счету в последствии мне предъявленному, сокрушался, что драка закончилась слишком быстро. Окончив расстраиваться, управляющий принялся за обвинения. Виноватым, естественно и безоговорочно, был признан безродный чужак. Все еще слегка оглушенные оппоненты были отпущены с извинениями, а Зак препровожден в пустующее складское помещение, для ожидания полиции и дальнейших разбирательств. Арлекину и Явору пришлось задействовать все свое красноречие, убеждая не вызывать стражей порядка хотя бы до того, как появлюсь я.

В холле, куда я ввалилась злая, что твой черт, болтался Тор, одним своим присутствием мигом поднявший мне настроение. Светлоглазый и белоголовый спасатель, получивший свое прозвище за внешнюю схожесть с одним из богов древности и нежную любовь к холодному оружию, и без того выделялся высоким ростом и разворотом плеч, вытягивал шею, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, едва ли не подпрыгивая от нетерпения, высматривал кого-то в толпе праздношатающихся гостей.

Поведение было настолько несвойственно всегда выдержанному Тору, что меня разобрало жгучее любопытство. Пользуясь своим резко изменившимся имиджем, прокралась к мужчине и, став за спиной, бесцеремонно потыкала пальцем под его лопатку. Тор подскочил выше прежнего и, разворачиваясь еще в полете, изобразил зверскую рожу.

— Твою мать, Радагаст! — взревел он, забыв, что мы в обществе, а не где-нибудь на обледенелых просторах Андуанского архипелага, — Где тебя носит?! Что ты на себя напялила? Что с рукой?

На первые два вопроса я лишь пожала плечами, а на третий равнодушно ответила, что схватил один нехороший человек.

— Ясно, — Тор коротко кивнул, — нехорошего человека потом покажешь, а сейчас пошли! Я тебя и так уже пятнадцать минут дожидаюсь.

Спасатель схватил меня за здоровое запястье и потянул за собой.

— Да подожди ж ты! — возмутилась я, едва успевая перебирать ногами.

— Некогда! — отрезал Тор, но все же остановился, смерил меня придирчивым взглядом, пробормотав, — Так мы далеко не уйдем! — подхватил на руки.

Я выглянула из-за мужского плеча, извиняясь улыбнулась ошарашено хлопающей глазами Наташке и, устраиваясь поудобней, обхватила спасательскую шею.

Пренебрегши лифтом Тор уверенно двинулся в сторону лестниц, ловко огибая препятствия, встречающиеся на пути. На нас оглядывались, кто удивленно, а некоторые дамы и завистливо, так что у меня даже был повод немного возгордиться. Вряд ли кого-то из здешних длинноногих селедок вот такой вот мужик запросто при честном народе будет на руках таскать. Я возгордилась, но очень быстро забросила заниматься глупостями и принялась выпытывать у скачущего через ступеньку Тора, куда мы, собственно, спешим.

— Зак влип, — буркнул спасатель и замолчал, сберегая дыхание.

Я выматерилась.

— Вот-вот! — поддержал меня Тор, резко заворачивая на следующий пролет. Теперь мне казалось, что мы чуть плетемся.

— Какой этаж?

— Все, пришли, — спасатель толкнул плечом дверь и ввалился в технический коридор, лишенный каких бы то ни было красивостей, присущих гостевым помещениям.

— Где вас носит?! — возмутился спешащий навстречу Себастьяно, сходу оценивший высоту моих каблуков и подставил руки, на которые тут же сгрузили мою бесценную тушку.

— Дела у нее были, — ответил за меня Тор, встряхивая кистями.

— Где ты надыбала эту похабень? — поинтересовался очередной носильщик.

— Это платье! — обиделась я за тряпку.

— Разве? Радагаст, тебя жестоко обманули. Что с рукой?

— Э-э-э! — запротестовал Тор. — В очередь!

— Во, дурные! — хмыкнула я, потершись носом о мужское плечо.

Операция по извлечению Зака из плена заняла ровно столько времени, сколько необходимо на проставление суммы и подписание чека. На мой взгляд, поцарапанный стол, разбитое зеркало и пара бутылок из-под напитка, запущенные кем-то из спорщиков в бар, стоили значительно дешевле, но не в моем положении было крутить носом. Без официальных обвинений бы обойтись и то хлеб! По крайней мере, теперь становилась понятна нерасторопность местной охраны.

Управляющий с милой улыбкой принял чек и посоветовал получше следить за подростком, с чем я согласилась. Если так и дальше пойдет, недолго и разориться на детских забавах. Но с другой стороны, ругать его вроде как и не за что. Он поступил, как мужик — заступился за беззащитную девушку. Пат, Анна Дмитриевна? Похоже на то.

— Быстро ты, — удивился поджидавший меня Себастьяно.

— А чего тянуть? — пожала я плечами, — Чек выписала и всех делов.

— Значит, вопрос исчерпан?

— А то ж!

Из-за поворота показался Зак в сопровождении конвоя спасателей. Увидев меня, он притормозил, за что получил легкий тычок в спину от Арлекина, идущего следом.

— Ты только парня не ругай, — вполголоса попросил Себастьяно.

— Попробую, — пообещала я, но, не удержавшись, многозначительно посмотрела на Зака.

Мелкий окончательно скис и вроде бы стал ниже ростом, удовлетворившись эффектом, кивком указала в сторону лифта. Мальчишка все время старался держаться так, чтоб между нами был кто-то из спасателей.

Я едва сдерживалась от хохота, наблюдая в зеркалах лифта восемь суровых мужских рож и одну перепуганную мальчишескую, иногда высовывающуюся из-за плеча стоящего впереди Явора.

— Красивая хоть? — поинтересовалась я у потолка.

— Очень! — пискнул Зак.

— Значит, оно того стоило, — подвела я итог.

— Чего? — виноватая мордочка вновь на секунду показалась в просвете.

— Запрета выходить из номера без присмотра и долга, который после сегодняшнего залета, размером уже напоминает государственный.

— Но Аня! — мальчишеские ресницы обескуражено хлопнули.

— Еще одно слово и кое-кто закончит вечер, разглядывая угол,— пригрозила я, заставив почти взрослого мужчину густо покраснеть. — Ты не знаешь, кто бы это мог быть, а, Закари?

Тяжкий вздох, больше похожий на всхлип подтвердил — да, он догадывается кто. Явор сдавлено хрюкнул; Арлекин наступил ему на ногу, чтоб не нарушал торжественность момента, случайно пихнув Тора, за что заработал щелчок; Лель, отодвигаясь от зарождающейся возни, толкнул меня, заставив заплясать на месте, стараясь сохранить равновесие. Двери лифта разъехались и я выпала на руки Макса.

— О, все в сборе! — возрадовался Шальнов, инстинктивно подхватывая меня. — А я-то думаю, куда расползлись. Анька, ты как всегда обворожительна, даже в ночнушке.

Чопорную тишину этажа разорвал оглушительный хохот.

— Зак, — позвала я, переждав звуковой удар.

Парень выдвинулся из-за мужских спин и приблизился осторожными шажками, преданно заглядывая в глаза. Я оперлась о его плечо, со вздохом облегчения стягивая туфли, а после поманила мелкого пальцем, вынуждая наклониться. С силой ухватила близкое ухо. Зак ойкнул, умоляюще кося на старательно отводящих глаза мужиков.

— Если ты не угомонишься, видит Бог, я спущу с тебя шкуру и отправлю обрастать в приют, — монотонным голосом сообщила я, дергая зажатое в пальцах ухо, — усек?

— Усек, — смаргивая выступившие слезы, прохныкал он, и свел на нет всю глубину воспитательного момента советом, — Ань, с рукой аккуратнее.

— Вот чертяка, — рыкнула я, отпуская изрядно покрасневшее ухо, — туфли возьми. Ну, чего встали? Пошли к нам.

Зак, во избежание дальнейших неприятностей, растворился за дверью своей комнаты, едва переступил порог номера.

— И надолго хватит внушения? — поинтересовался Макс, плюхаясь на диван.

— Дня на два, — беспечно пожала я плечами. — Иногда мне кажется, что он никогда не успокоится.

— Перерастет, — отмахнулся от моих опасений Тор и похвастался, — я в его возрасте ни одной драки не пропускал.

— Конечно, — поддел его Арлекин, изучая содержимое бара, — где ж тебе пропустить, если ты сам их и затевал.

— Ну, не все, процентов, скажем, — Тор сделал вид, что задумался, — девяносто пять. Нас угощать чем-нибудь будут?

Предложенное мною вино было забраковано заявлением, что этот напиток годиться только для слабых здоровьем женщин. На стол горделиво взгромоздилась двухлитровая бутыль спирта, из личных запасов Себастьяно. Первая, как водится, за встречу, вторая за живых, третья за тех, кто не вернулся, четвертая за то, чтоб все возвращались, после пятой никто особо не обозначал, просто пили под разговор. Потом оказалось, что просто пить спирт не интересно и к нему присоединилось пиво, сливаясь в древнейший коктейль 'чпок'. Парни немного поспорили, как правильнее готовить божественный нектар. Основным предметом спора стал порядок вливания — спирт в пиво или наоборот. Экспериментальным путем определили, что все-таки наоборот. Я продолжала пить чистый, потому как чпокать о коленку левой рукой зажатую ладонью рюмку было несподручно. Компания разрасталась, подпитываемая все новыми инспекторами, на инстинктивном уровне чуявших попойку. Спирт как-то быстро закончился, и уже изрядно хмельной Шмель заявил — гулять, так гулять — метнулся на кухоньку и вернулся с ведерком для охлаждения шампанского.

— Красная река! — торжественно провозгласил он название коктейля и принялся сливать содержимое бутылок в трехлитровую емкость.

Я заворожено наблюдала, как льется восьмидесятиградусный ром, смешиваясь с текилой и водкой.

— Тут главное — пропорция, — важно вещал Шмель, — если б в стакане, так по тридцать грамм каждого, а так по бутылке и все в ажуре.

— Процент выживаемости? — заинтересовался пока еще трезвый Еж, подтянувшийся с последней партией.

— А какая хрен разница, если в этом отеле медиков больше, чем в больнице? — резонно заметил Шмель, тягучим движением разливая адскую смесь по выстроенным в два ряда рюмкам и умудряясь не пролить ни капли. Твердая рука в нашем деле, что ни говори, штука важная.

Потом тридцать спасательских глоток дружно орали похабные песни. Кто-то кому-то с пеной у рта доказывал, что один тип датчиков лучше другого и почти приключилась драка, но повздоривших быстро растащили, приведя в чувство парочкой прямых в челюсть. Я нагнулась, пропуская пролетающего над спинкой моего кресла Явора, доказывающего подтрунивавшим над ним товарищам, что в легкую и без разбега перемахнет трехметровое расстояние. Три метра парень явно не преодолел, но повеселил окружающих, сбив стоящую за креслом банкетку, которую и обвинил в провале. Макс пошутил насчет моего платья, которое я так и не удосужилась снять. Я предложила махнуться не глядя. Макс махаться со мной отказался, заявив, что в последний раз, когда я предлагала ему подобный обмен у него чуть вся жизнь не рухнула. Но идея почему-то парням показалась занимательной и за платьем выстроилась очередь. Предотвращая назревающее мордобитие, тряпку решили разыграть в карты.

Выиграл Кроха и я, царственным жестом, скинула обновку, получив взамен его рубашку, но тут же забыла о ней, залюбовавшись на подпитую компанию, натягивающую тряпку на сто двадцатикилограммовую тушу, наплевав, что платье могло налезть парню разве что на голову. Лель, известный дамский угодник и признанный эксперт по вытряхиванию слабого пола из всевозможных покровов, болезненно морщась, наблюдал за коллективными потугами, не принимая участие в забаве. Нежное спасательское сердце не выдержало издевательств и он, обозвав всех безмозглыми, с видом явного превосходства прощупал швы, что-то помял, что-то потянул и платье таинственным образом увеличилось на несколько размеров.

— Вот так-то! — он тряхнул головой, откидывая упавшую на глаза челку, и попытался упасть, но был подхвачен стоящим позади Максом.

— Даже не надейся, противный! — строго заявил Лель.

— Больно надо, — оскалился Шальнов, усаживая растекающегося инспектора на диван, — тощие не в моем вкусе.

— Но! Но! Я не тощий, я поджарый!

— Ну-ка, зацените!

Кроха, соблазнительно покачивая бедрами, провернулся вокруг своей оси, взблескивая стразами.

— Мужчина, я вас хочу! — восхитилась я.

Небритая разбойничья рожа и мужественная поросль на груди, обильно выбивающаяся из откровенного декольте, изумительно гармонировали с черными кружевами. Особую пикантность наряду придавали разношенные до состояния юбки трусы, усыпанные круглыми рожицами, кокетливо выглядывающие из-под подола.

— Руки прочь! И вообще, почему здесь сухо? — Кроха обижено потряс пустой рюмкой.

Кое-как растолкав благополучно проспавшего цирк Шмеля, потребовали замешать следующую порцию.

— Радагаст, ты хорошеешь с каждой минутой, но того... эпиляцию бы сделала что ли, — заметил спец по коктейлям, сонно разглядывая Кроху.

Я взяла протянутую рюмку и с удовольствием опрокинула, умиленно оглядываясь вокруг думая, что почти три десятка пьяных мужиков по определению не могут походить на счастье, но именно им они и есть. Что теперь по чьей-то злой воле я буду лишена всего этого и вряд ли когда-нибудь увижу всех их, собранных в одну кучу. А еще о том, что злодею хорошо бы поглубже спрятаться, потому что если узнаю кто — убью с особой жестокостью.

— Аня, что здесь происходит?! — возмущенное восклицание заставило компанию повернуться на голос.

— Оргия и разврат, но в основном пьянка, — широко улыбнулась я опешившей Наташке.

— А почему ты голая?

— Я не голая, это на мне платье такое — очень прозрачное, — съерничала я, — так что только трусы и видно. Последний, мать его, писк!

— Радагаст, это кто? — почти трезвым голосом поинтересовался Себастьяно.

— Жена моего отца, — пожала я плечами, натягивая рубашку Крохи.

— У тебя есть отец? — безмерно удивился Арлекин, как бы между делом отгораживая меня от незнакомой ему женщины.

— Она слишком молода, — недоверчиво цыкнул зубом Еж, вставая рядом с Арлекином.

Остальные мужики подобрались, пока еще настороженно глядя на досадную помеху веселью, но в любую секунду готовые перейти в боевое состояние.

— Здравствуйте, Наталья Станиславовна, — в голосе Макса не было и капли дружелюбия.

— Да ладно тебе, Макс, — остановила я Шальнова, — дело-то прошлое. Наташ, коктейля хочешь?

— А что за дело? — подозрительно сощурился Явор.

— Ярг, оставь в покое мое темное прошлое, — окончательно прикрутила я тему, исподтишка показав Шалому кулак, — налей лучше даме выпить.

— Ладно, — нехотя согласился самый младший из нас, но было видно, что любопытство парня зацепило крепко и он обязательно дознается. Если к утру вспомнит, как его самого зовут. Остается только надеяться, что сыщецкий зуд рассосется, вытесненный похмельем.

А с Шалым неплохо бы поговорить отдельно, чтоб не болтал лишнего. Наши с Владом дела должны таковыми и остаться. Очень мне сомнительно, что для репутации Куприна будет полезно, если в герцогскую дверь постучится прошлое в виде пары десятков суровых спасательских рыл и устроит разборку на пленэре с разъяснениями и дополнениями. Парень у нас, как-никак, лицо публичное, за которым, могу ручаться, неусыпно следит местная журналистская братия, охочая до чужого исподнего и не думаю, что всем и каждому на этой планете рассказано о его, Влада, подневольном прошлом. Так что стоит быть великодушной и не портить парню жизнь из-за пары-тройки обидных слов, сказанных в расстроенных чувствах аж шесть лет назад.

— Если дама решила остаться, то следует ей поднести штрафную, — плотоядно ухмыляясь заявил Тор, перехватывая руку Явора и втискивая в Наташкину ладонь заполненный до краев стакан, — для равновесия, так сказать.

— Тор! — я неодобрительно покачала головой.

— Нет, отчего же, — с не к месту разыгравшейся бравадой, отмахнулась Наташка, — я выпью!

Смело ухватив предложенную выпивку, одним махом вылила содержимое в рот. Мужики с интересом исследователей наблюдали за метаморфозами, кривляющими лицо гостьи. Кто-то даже предложил постучать по спине, когда ее глаза полезли из орбит, а по лицу потекли обильные слезы.

— От, изверги, — беззлобно проворчала я и, не особо церемонясь, разжала Наташкины зубы, вталкивая меж ними край стакана и приказала, — пей! Да не бойся, это вода!

Наташка сделала пару жадных глотков, проталкивая застрявшее в глотке спиртное, оттерла катящиеся слезы и обалдело уставилась на меня.

— Что это было? — просипела она.

— Коктейль. Ничего смертельного, просто водка, текила и ром.

— Да эту дрянь надо внести в конвенцию о защите прав человека, как запрещенное вещество!

— Ань, ну я ж не думал, что она все вылакает, — Тор изобразил виноватую рожу, — а вам, девушка, на будущее стоит запомнить, что в незнакомой компании тянуть, что не попадя в рот может быть смертельно опасным!

— Это он перед тобой так извиняется, — подсказала я наливающейся гневом Наташке.

Потом кто-то предложил станцевать сиртаки, для укрепления, так сказать, начинающейся дружбы. Сиртаки получилось странным и почему-то смахивало на канкан, даже Зак высунул нос из своей комнаты, неодобрительно покачал головой и снова спрятался. Где-то посередине танца в номер заглянул управляющий и попросил вести себя потише, упирая на то, что уже глубокая ночь, и мы мешаем другим постояльцам, но был дружно послан. Через секунду в дверь снова настойчиво постучали и Кроха, обиженный, что нам все время мешают, вознамерился спустить управляющего с лестницы, протопал к двери, забыв, что в женском платье сложно быть грозным.

— П... в... ваше... — донеслось из коридора его громогласное бульканье.

— Мое, — прервал его звонкий женский голос, — иди сюда, морда, дай я тебя расцелую. У-у-у! Что ж ты такое пил, родной? Тут еще осталась хоть капля той амброзии, коей разит от рыцаря в женской шкурке? Кстати, где ты достал эту прелесть? Я тоже такое хочу.

В комнату ворвалась Эолла, мимоходом здороваясь со всеми.

— Конечно, принцесса, — пробудившийся Шмель потрясал ведерком, в котором на дне болтался коктейль.

— Ну, так чего ж ты ждешь?! Или тебе интересно смотреть, как мое высочество погибает от жажды?

— Не стоит это пить! — попыталась предостеречь принцессу от опрометчивого поступка Наташка, за что была удостоена снисходительного взгляда.

Я развалилась в кресле, с глупой ухмылкой созерцая набирающее обороты веселье, уже не в состоянии полноценно в нем участвовать. У доктора подозрительно подкашивались ноги, и слегка плыло в глазах, подозреваю от того, что орешки, коими мы закусывали, были несвежими.

Наташка присела на подлокотник моего кресла и, прикурив из брошенной на стол пачки, подала мне сигарету, я с удовольствием затянулась, неженственно выпустив дым из ноздрей.

— Ань, — голос подруги был серьезен, заставляя меня скривиться, в ожидании нотаций, — я хотела спросить — кто все эти люди?

— Инспектора МК, кроме принцессы, конечно, она так, — я покрутила зажженной сигаретой, пытаясь определить, кем же является для нас Эолла, — она просто хороший практик.

— А почему здесь одни мужики?

— Они не одни, — хмыкнула я, — они со мной!

— Нет, ты не поняла...

— Да все я поняла! Я была единственной женщиной инспектором. Была, мать твою! Не перебивай! — пьяные слезы подкатили к глазам, завтра я об этом пожалею, но сегодня имею право на выговориться, — Мало кто из теток выдерживает — слишком тяжело и нервно и для того, чтоб так работать, нельзя иметь привязанностей. Тебя, очевидно, интересует, как я, вся такая культурная, могла трясти голыми сиськами не стесняясь? Я тебе расскажу. Вон, видишь парня, который налил тебе штрафную? Это Тор, прошу любить и жаловать. Я вытаскивала его из пекла, где его завалило тлеющими балками, наплевав на все его визги, призывающие спасаться самой, потому что к нам ползет лавовый поток. Знаешь, как выглядит проснувшийся во льдах вулкан? О, лучше тебе этого не знать!.. А вон тот, худощавый и взъерошенный, это Еж, он уже вытаскивал меня из расщелины, когда твоя покорная слуга почти попрощалась с жизнью, потому что страховка лопнула, а я не могла выбраться самостоятельно, удерживая двух потеряшек. Со Шмелем мы копались в завалах после землетрясения, на двоих около ста пятидесяти спасенных. А вон те, Арлекин и Явор...

Я говорила быстро и зло, неосознанно накручивая себя и чувствуя, как трезвею. Рассказывала о каждом, с кем имела честь работать эти шесть лет, особо не вдаваясь в подробности, но и урывков с лихвой хватило, чтоб Наташкино лицо вытянулось и побледнело. Подруга никогда не страдала отсутствием воображения.

— Все мы повязаны покрепче, чем кровные, так кого ты предлагаешь стесняться? Вот то-то же! Но сейчас, я скажу только одно — я не знаю, кто меня заказал, но я выясню, уж поверь. Найду и пришибу. Моли Бога, чтоб это был не генерал. Шмель, стакан! За то, чтоб возвращались!

Парни на мгновение застыли, по традиции вспоминая тех, кого нет, а после выпили за себя. Дальнейшее припоминалось с некоторым трудом. Все-таки третье ведерко коктейля было лишним. Затрудняюсь сказать, кто заканчивал за меня ночь, но, по большому счету, это не важно, главное, что мою тушку оттащили в сторону спальни, раздели и воткнули под одеяло.

Скинув с лица надоевшую подушку, с трудом поднялась и поплелась в душ, вспомнив, что собиралась посетить ремонтирующийся приют.

...Влад не стал подниматься в свой кабинет, остановив лифт на этаже, где размещалась служба безопасности. Гулкий широкий коридор, тянувшийся мимо закрытых дверей, свернул направо и уперся в кабинет начальника. Герцог толкнул тяжелую створку, за которой открылась мрачноватая комната с увешанными мониторами стенами и строгим столом. Ром, оторвался от документа, лежащего перед ним, и привстал, приветствуя начальство.

— Мне надо, чтоб ты организовал охрану 'Ворот неба' и подобрал персонал для работы. У нас будут очень необычные постояльцы, — Влад передал мужчине документы, выданные на купленных вчера рабов.

— Позволено ли будет мне заметить, Ваша Светлость, что селить людей в семейном замке хм... несколько недальновидно?

— Заметить позволено, но рассмотрению не подлежит, — недовольно дернул плечом герцог.

— Ваша Светлость, — Ром побарабанил пальцами по столу, отыскивая более весомые аргументы, — нельзя заниматься реабилитацией в 'Воротах' хотя бы потому, что туда могут нагрянуть ваши родственники или их друзья, понимаете? Весь проект может оказаться под угрозой.

— Спасибо, конечно, за столь ценные советы, — Влад чуть улыбнулся, показывая, что принял во внимание высказанные доводы, — но родственники это моя забота, а твоя — не допустить в замок никого постороннего и если что сразу связываться со мной.

— Кстати о связи, — начальник службы безопасности помрачнел, — если вы не берете с собой телохранителя, я настаиваю, чтобы носили маячок. Я вчера уже собирался организовывать поиски — ваш телефон был выключен, никто не знал, где вас найти. Владислав Серафимович, так не делается! Я уж грешным делом решил, что вас в очередной раз похитили.

— В последний раз меня не похищали, — буркнул Влад, стыдясь от того, что Ром прав, — я всего лишь загремел в больницу. И я очень тебе благодарен, что ты не стал предпринимать никаких действий к моим поискам, но... Ром, мы об этом уже ни раз, и ни два говорили — я не позволю вешать на себя ни маячки, ни следящие браслеты...

— Да зачем же вешать! — безопасник задумчиво побарабанил ногтями по столу, уговаривая взрослого мужчину, словно малого ребенка, — Вполне хватит вживить маячок под кожу, вы его даже не почувствуете, а я...

— Ну, еще чего придумаешь?! — возмутился герцог.

— Это наилучший выход, — продолжал настаивать Ром.

Спор был давний и беспредметный, доходящий порой до настоящей ругани, начавшийся несколько лет назад, аккурат после попытки похитить наследника фамилии и потребовать за него миллиардный выкуп. Тогда Влад пережил несколько крайне неприятных часов, лежа в сыром подвале с обледеневшими стенами, связанный по рукам и ногам, с вонючей тряпкой, затолканной почти в глотку. Вполне возможно похитителям и удалось бы отхватить жирный кусок. Единственное, чего они не взяли в расчет, это мнение самого пленника, не на шутку перепугавшегося, что его снова собираются продать. Пока злодеи связывались с семьей и выставляли требования, Влад занимался собственным освобождением.

Он терпеливо ослаблял путы, наплевав, что стирает запястья до мяса, благо опыта в этом деле хватало с лихвой, и тихо радовался, что злодеи пренебрегли наручниками и кандалами. Вот от этого освободиться было бы проблематично. Он, конечно, мужчина крепкий и достаточно подготовленный, но отнюдь не киношный герой и вряд ли удалось бы разорвать цепи. Когда почти отчаялся, одна из веревок поддалась и позволила вытянуть руку. Первое, что сделал — выдернул мешающую дышать тряпку. Его долго и мучительно рвало — во рту еще долго ощущался мерзостный привкус. Кое-как продышавшись и освободив ноги, Влад на четвереньках подполз к двери, не собираясь рисковать и заранее нагружать затекшие мышцы. Если он рухнет по дороге, а те, кто за дверью раньше времени услышат возню, все усилия могут пойти прахом. Приклеившись ухом к холодному металлу двери и стараясь уловить происходящее в соседней комнате, решал, как станет выбираться.

О том, что случилось дальше, вспоминать не любил. Он убивал и ранее и не то, чтобы это тревожило его по ночам. В его багаже имелись пугалки пострашнее, что гарантированно выводили из равновесия, но Влад, тем не менее, прилежно вытряхивал из памяти давнее происшествие и настолько успешно, что теперь остались только обрывки. Хруст шейных позвонков... Аккуратно уложенное на пол тело похитителя... Тяжелое дыхание, слышное, казалось, в дальних уголках помещения...

Осторожная разведка... Ползущая по хребту капля пота... Еще двое, успокоенных с тем же хладнокровием... Один на лестнице, другой в небольшой комнате наверху... Убогая комнатушка с пузырящейся от старости краской на стенах и обвалившейся кое-где штукатуркой... Безнадежно мертвый старенький видеофон в окружении объедков на пыльном, обшарпанном столе... Тупое отчаяние от вида бесконечной степи, ограниченной лишь линией горизонта, подкрепленное безрезультатным обыском бывших охранников — ни у одного из трех не отыскалось даже завалящего мобильника...Терпеливая подготовка засады и долгое, в несколько часов, ожидание, во время которого Влад разорвал на узкие полоски рукава рубашки, ценою в несколько сотен кредов, и забинтовал изодранные запястья, предварительно окропив их единственно доступным природным антисептиком...

Беспокойство от того, что где-то ошибся и никакого четвертого в природе не существует и уверения себя же, что он есть, обязан быть — не свалились же похитители с неба с герцогской тушкой наперевес... Едва слышный шепот мотора и яркий луч света, полоснувший по грязным стеклам окна, заливая комнату призрачным светом... Яростная схватка, в которой нельзя оставлять противника в живых... Осколки мобильного, обнаруженные при обыске трупа... Езда по ночной степи без карты и направления с единственной надеждой, что движется правильно, сквозь зубы матеря упокоенных похитителей, что не озаботились оборудовать машину простейшим навигатором.

Он добрался до какой-то деревеньки, только к рассвету. Ничего особенного, с десяток скособоченных домишек, скудные огородики и похожий на бездну колодец, аккурат посередке селенья, прикрытый от песка щелястым щитом. Ни в одном из домов не оказалось телефона, к чему герцог уже начал потихоньку привыкать, похоже, в этой местности люди не были знакомы с этим достижением техники. Влад поменял машину, у которой все равно заканчивалось топливо, на тарелку жидкой похлебки и на то, что как обещали местные, довезет его до ближайшего города. Влад надеялся на что-нибудь механическое и относительно быстрое. Реальность превзошла все ожидания, он даже похлебку на штаны пролил, когда привели транспортное средство. Нечто огромное, лохматое, о шести ногах и невыносимо воняющее. Местные назвали это носта и клятвенно заверяли, что оно быстро, как ветер и не позднее заката Влад будет в городе, если будет ехать отсюда и... строго за солнцем. Никуда не сворачивая. Куда, мать вашу, можно свернуть в степи?! В ближайший бар?

Чумазые ребятишки, выбежавшие посмотреть на чужака, звонко смеялись, глядя, как безмерно уставший герцог пытался взгромоздиться на покрытую колтунами спину своего нового транспортного средства. Носта трясла губастой мордой, издавала режущий слух рев и косила на неумелого наездника влажным насмешливым глазом. Цирк продолжался, пока из дома не вышла молодая женщина, кышнула детей, фыркнула на неуклюжего гостя и щелкнула животному по лбу, заставив того грузно опуститься на поросшую жесткой, желтоватой травой, землю.

Аборигены не соврали, носта действительно по скорости превзошла полуденный штиль и Влад дотрясся до города ровнехонько к ночи. По улице удалось пропутешествовать не более двух кварталов, как был арестован местной полицией. Оказалось, что он, на пару с животным, нарушил с десяток правил дорожного движения. Мало того, что у Влада не нашлось документа, подтверждающего право на управление верховым транспортом, так оно грязное, вонючее, издающее звуковые сигналы недопустимой громкости и не оснащенное габаритными огнями.

Герцогу было откровенно наплевать, какие обвинения ему предъявляли, навешивая на распухшие запястья наручники, он, наконец, добрался до цивилизации и согласен на все. Только дайте воды. И чтоб под натертой до мозолей задницей больше не тряслась ненавистная лохматая спина. А еще поспать, можно даже и без душа... да черт с ним с поспать, хотя бы прилечь. Но перед тем как прилечь его ожидали долгие полтора часа выяснений в полицейском участке. Сперва измазали пальцы, снимая отпечатки, а после отправили в кабинет для допросов. Инспектор таращил на арестованного красные с недосыпу глаза и монотонно задавал одни и те же вопросы. Влад, стараясь не ерзать на жестком стуле, с не меньшей монотонностью отвечал на них, изредка прося разрешения позвонить, особо не протестуя, получив очередной отказ, прекрасно понимая инспектора. Сам в бытность полицейским, вряд ли поверил бы невесть откуда явившемуся мужику, запыленному, провонявшемуся потом и запахом животного, облаченному в замусоленные штаны и похожую на лохмотья, рубашку, твердящему, что он ни много ни мало — герцог. Слишком неправдоподобно. Глупая история. Единственное, что позволяло оставаться спокойным — вот-вот должен был поступить ответ по отпечаткам. Нужно просто подождать. Когда от терпения почти ничего не осталось, и Влад был готов впасть в бешенство, его опознали. Точнее, почти опознали. Спасибо той самой рубашке и... журналистам.

В кабинет вошла одна из коллег инспектора, окинула задержанного заинтересованным взглядом, подошла, бесцеремонно оттянув ворот, потерла между пальцами ткань и, наклонившись, всмотрелась в заросшую щетиной рожу. Женские брови удивленно шевельнулись, она оглянулась на инспектора и молча кивнула на дверь. Оставшись в одиночестве, не стал сроить догадок, а широко зевнул и потер ладонями слипающиеся глаза, раздумывая, будет ли уместным немного подремать прямо здесь за столом. Додумать ему не дали. В кабинет заявился дежурный и, ни слова не говоря, вздернул герцога на ноги и отволок в камеру. Одиночную. То ли его узнали, то ли решили, что очень опасный преступник. Плевать. Какие же, оказывается, в местном участке удобные нары! Жесткие, застеленные чем-то очень похожим на одеяло, но главное — горизонтальные! Влад блаженно вытянулся, впервые за долгие сутки позволив себе расслабиться.

А всего через два часа герцог застонал сквозь сон, услышав за дверью раскатистый рык своего начальника безопасности, явившегося лично освободить работодателя. Вообще-то Влад предпочел бы услышать Рома на пару-тройку часов позже, но не прогонять же, в самом-то деле!

— Ваша светлость! — с явным облегчением воскликнул мужчина.

— Моя, моя светлость, — согласился герцог, жмурясь от слишком яркого света и всеми силами стараясь не завалиться обратно на нары.

Именно тогда и начался этот спор. В номере небольшого отеля, где они остановились, в ожидании окончательного разрешения формальностей. Влад брился после душа, а Ром сидел в комнате и через приоткрытую дверь объяснял, как герцогу в этот раз повезло, что тот сумел освободиться, что в следующий раз все может обернуться гораздо плачевнее и поэтому следует носить маячок.

— Ром, ты же знаешь, кем я был? — хмуро поинтересовался мужчина, выходя из ванны и непроизвольно почесывая обезображенное бедро.

— Естественно знаю, — пожал тот плечами, — и на вашем месте прикрыл бы клейма, раз уж не желаете их сводить. Хотя, я на данном этапе и благодарен журналистам, что размещают ваши фото везде, где только можно, но не стоит забывать — мы все-таки в отеле и не хотелось бы, чтоб ваша задница появилась на первых полосах.

Влад рассеянно оглядел голого себя, рассерженно цыкнул зубом и пошел одеваться.

Тогда они ни о чем не договорились. Рому пришлось задействовать все свои связи, чтоб оградить герцога от обвинений в убийстве четверых человек, сведя все к необходимой самообороне, взамен за это выторговав у Влада разрешение приставить телохранителя. От которого, впрочем, несознательный подопечный избавлялся при первой же возможности.

— Хорошо, — Ром по обыкновению отступился после положенных десяти минут препирательств, — если не желаете носить маячок — не носите. Но будьте любезны пользоваться хотя бы этим.

Грохнул, отодвигаясь, ящик стола и перед Владом лег новенький наладонник, матово поблескивающий сверхпрочным металлическим корпусом.

— У него ваш старый номер, восстановлены все базы данных, кроме личного блокнота, конечно.

— Спасибо, — кивком поблагодарил герцог, — а то мой вчера разбился.

— Я так и понял, когда не сумел с вами созвониться и поэтому не сумел передать вам достаточно важную для вас информацию.

— Да, я знаю, спасибо. Прослушал вчера автоответчик. И что ты об этом думаешь?

— Пока трудно сказать, — Ром тронул кнопку пульта и на одном из экранов появилась Романова в сопровождении какого-то сопляка, тащившего сумки. — Романова Анна Дмитриевна прибыла на Таурин вчера в ночь на личном транспорте. На такси добралась до отеля. В ее компании прибыл некий Закари Фарт шестнадцати лет от роду...

По мере отчета начальника службы безопасности загорался один экран за другим, показывая передвижения бывшей хозяйки. У Романовой выдался насыщенный вечер. Вот она, после недолгой беседы, заламывает руку скандалисту Кайро. На донышке души шевельнулась зависть — сам герцог так сделать не мог, хотя порой очень хотел. Откуда-то из-за колонны вынырнул давешний парнишка и едва не кинулся на обидчика спутницы. Дальше и вовсе стало весело, когда в поле зрения камеры материализовалась, не пойми откуда взявшаяся, собачища. Изображение разделилось, показывая запись с другой камеры, позволяя разглядеть еще одного персонажа в полевой форме инспекторов МК, бросившегося на помощь бывшей коллеге.

— Конфликт, как вы видите, был исчерпан, — монотонно комментировал Ром, — после чего Кайро рвался заявить на вашу знакомую в полицию за нападение. Но так как свидетелей не было — все обошлось, а наши записи, как вы знаете, секретны. Однако при необходимости мы можем это использовать. Итак, после конфликта с Кайро, Романова отправилась с мужчиной, явно ее знакомым, в бар, где и провела около двух часов.

Следующая запись велась с камеры над стойкой портье, у которой стояла бывшая хозяйка и что-то объясняла дежурному. Периодически из-за стойки появлялась чья-то рука и шлепала на высокую перегородку бумаги.

— При регистрации в отеле, Фарт отрекомендовался племянником, — уточнил начальник службы безопасности, видя заинтересованный взгляд начальства, — однако, при более внимательном расследовании, никаких родственных, формальных или любых других связей не выявлено.

Непонятный парень, вынырнув из-под стойки, демонстративно утер нос и что-то сказал дежурному консьержу. Влад отчетливо видел, как дрогнули, раздуваясь, крылья носа бывшей хозяйки, похоже, мальчишке удалось взбесить доктора одной только фразой. Высший пилотаж! Даже у него, в бытность имуществом, так не получалось. А парень достоин уважения! Но Романова достаточно быстро взяла себя в руки и, коротко отчитав портье, получила ключ.

Запись с камеры у лифтов заставила Влада вздрогнуть — бывшая хозяйка разговаривала с Ольгой. Судя по выражению лица, Романова, по привычке язвила, балансируя на грани хамства. Похоже, именно про этот разговор спешила сообщить сестра, которой Влад, к своему стыду, так и не перезвонил.

— Большую часть вчерашнего дня Романова провела на выставочном стенде фирмы 'Крылья ангела', что подтверждает наши сведения о том, что она имеет партнерские отношения с главой этой компании. Вечером она со своей мачехой вышла из отеля на прогулку и вернулась через полтора часа.

Герцог кивнул, чувствуя, как подрагивает уголок рта — куда бывшая хозяйка прошлым вечером совершала променад, ему было известно даже лучше, чем Рому.

— По возвращению в отель Романову встретил ее знакомый...

Очередной монитор вспыхнул, показывая высокого светловолосого мужчину, выбивающегося из толпы не только ростом, но и необычной для дорогого отеля одеждой, не иначе как купленной на барахолке. Здоровяк осмотрел подкравшуюся хирургицу, потыкал пальцем в кожаное украшение, закрывающее ее предплечье, покачал головой, а потом подхватил на руки и потащил в сторону лестниц, заставив герцогские брови взлететь от брезгливого удивления. До него доходили обрывки сведений о ее разнообразных увлечениях, но чтоб вот так — на глазах у всех влезть на руки к мужику...

— И проводил к управляющему отеля, поскольку ее малолетний спутник устроил небольшую потасовку в баре бассейна.

В служебном коридоре Романову и ее носильщика, которого она, между прочим, нежно обнимала за шею, встречал еще один. Влад не сумел разглядеть, момент, когда бывшая хозяйка оказалась в объятьях поджидавшего. Раз, и она уже на руках чернявого. А недотрога-то по рукам пошла, фыркнул про себя Влад.

— Романова, не споря, оплатила нанесенный ущерб, после чего со своими знакомыми отправилась в свой номер, где они устроили небольшой праздник, к которому позже присоединилась и принцесса Эоллария. Естественно, когда пришла принцесса, их никто не посмел побеспокоить, несмотря на то, что вели они себя более чем шумно. Теперь, что касается спутника Романовой, Фарта. С раннего утра он покинул отель и отправился в порт, где и провел почти весь день, работая в доках. Что интересно, молодой человек отправился туда на такси, а вернулся на общественном транспорте. Таковы факты. Что я могу сказать? На первый взгляд это спокойная и рассудительная особа, но способная на необдуманные, резкие поступки и, судя по всему, она нервничает, что не добавляет ситуации стабильности. Я бы советовал Вашей Светлости не приближаться к ней, чтоб не спровоцировать конфликт или, хуже того, ее интерес.

— Понятно, — Влад задумчиво почесал бровь, — а этот Фарт, он вообще кто? Почему мне о нем не говорили?

— Ваша Светлость, вы, конечно, извините, но вы не просили информации о ее окружении, — Ром потер лоб, думая, что сейчас-то он своих подчиненных прикроет, но как только герцог уйдет, обязательно устроит разнос всем, кто работал по сбору информации о Романовой. Мальчишка действительно мог оказаться одной из ключевых фигур, при помощи которых можно было давить на женщину, принуждая ее молчать.

— Разве? — герцог с удивлением оглянулся на безопасника.

— Да, — решительно ответил тот, — вы просили информацию только о работе и передвижениях.

— Ладно. Но теперь я прошу все, что по нему есть.

— О нем вообще мало что известно. Как я уже говорил, при регистрации он представился племянником, но мы точно знаем, что родственными узами он с ней не связан. Единственное, что слово 'племянник' может использоваться в извращенном его значении.

— Любовник? — хмыкнул Влад, и с сомнением покачал головой, — Нет, не думаю. Она, конечно, не совсем нормальна, но вряд ли ее потянет на совращение малолетних, хотя... Да, нет, вот посмотри, — Влад подошел к одному из экранов и отмотал запись на тот момент, когда в служебный коридор в сопровождении четырех инспекторских лбов выводят виновника переполоха, — ты посмотри, как он старается держаться от нее подальше. Он ее боится!

— И не диво, — Ром пожал плечами, включая очередной экран.

Владу вновь показали ту же компанию, но коридор на этот раз был гостевой зоны и Романову за локоток поддерживал ни кто иной, как Макс Шальнов. Герцог непроизвольно передернул плечами, вот поди ж ты — столько лет прошло и делить уже вроде нечего, а неприязнь к этому человеку, так и осталась неизменной. Бывший раб моргнул, заставляя себя сосредоточиться на записи. Спасатели веселились, нет, точнее они ржали. Еще один повод для зависти, вздохнул про себя он. Романова, сдержанно улыбаясь, оглядела спутников, а потом подозвала мальчишку и... оттаскала за ухо! Сильно. Влад нахмурился. Та Романова, которую он знал, не стала бы заниматься рукоприкладством не просто на людях, но и в гостиничном коридоре, оснащенном видеокамерами. Похоже, парень ей настолько насолил, что бывшая хозяйка наплевала на собственные правила.

— А это может быть наш клиент? — пробормотал Ром, останавливая запись.

— Нет, — Влад покачал головой, — определенно нет. Ты посмотри, как он себя ведет. Он напуган, что ему влетит? Да. Но похож ли на человека, который постоянно живет в страхе? Нет.

— Или он уже привык так жить, — возразил Ром, — знаете, есть такие люди...

— Мазохисты? Знаю, но опять мимо.

— Если мы сможем доказать, что он ее любовник, у вас будет возможность засадить ее за совращение несовершеннолетних. И надолго.

— Ром, я тебя, конечно, очень ценю, и как профессионал ты незаменим, но даже ты порой несешь откровенную чушь! У меня никогда не было желания упечь ее за решетку.

— Оно у вас появится, — мрачно предрек мужчина, — как только она узнает, кто поучаствовал в ее увольнении и решит отомстить уже вам. Надеюсь, Ваша Светлость не забыл, насколько опасна эта женщина и как она может осложнить жизнь не только вам, но и вашим хм... клиентам?

— Ты меня запугиваешь, что ли? — хохотнул Влад.

— Нет, — в тон ему хмыкнул Ром, — пытаюсь просчитать ситуацию и возможности выйти с малыми потерями.

— Ладно, давай будем решать проблемы по мере, — подвел герцог итог их разговору, — но, тем не менее, пусть твои люди проверят этого Фарта. Я хочу, чтоб к вечеру у меня была вся возможная информация о молодом человеке и, надеюсь, ты меня не разочаруешь.

— Сделаю все, что в моих силах, — кивнул безопасник.

Влад прикрыл за собой дверь и, сунув руки в карманы, двинулся к лифтам. Даже начал тихо насвистывать на ходу, обдумывая немного авантюрный план, что созрел во время разговора с безопасником. Не сомневаясь в людях Рома, тем не менее, не желал тихо сидеть в стороне. В кои-то веки появилась возможность встретиться с Романовой на своем поле и немного повеселиться, увидев в ее глазах смятение, впрочем, он даже согласен на неуверенность.

Усевшись в свое кресло, крутанулся к окну, разглядывая город. Да! Именно так он и сделает — свалится, как снег на голову к своей бывшей хозяйке и посмотрит, что из этого выйдет. Предупреждения Рома благополучно выветрились из головы. Влад до конца не верил, что Анька может опуститься до перетряхивания грязного белья перед журналистами, поскольку это ей самой грозит судебным иском за нарушение закона о владении движимым имуществом и, что еще хуже, использовании рабского труда на космических станциях, имеющих статус секретных объектов. Там даже наличие домашней крысы надо согласовывать через комиссию, что уж говорить о рабе. Даже если ей наплевать на себя, она не станет так подставлять обожаемого адмирала.

Тихий стук в дверь отвлек от посторонних мыслей и заставил сосредоточиться на работе...

Низа была права в своих опасениях — ремонт за последний месяц не продвинулся ни на йоту. Четырехэтажное здание зияло оконными провалами, через которые виднелись кое-как ободранные стены. Похрустывая строительным мусором, валявшимся под ногами, я обошла все помещения, натыкаясь только на эхо собственных шагов.

Строители обнаружились в чердачном помещении, где обедали, уютно устроившись на тюках утеплителя. Я оглядела долгим взглядом немудрящий стол, собранный из стопки мешков штукатурки, с положенным наверх куском фанеры, захламленный обертками от покупной еды. На то, чтоб привести, осоловевших от сытости и безделья, мужчин в чувство потребовалось не так уж много времени, стоило только доходчиво разъяснить им, кто я и щедро поделиться собственным плохим настроением. Не прошло и пятнадцати минут, как передо мной возник взъерошенный прораб, сбивчиво объяснявший, что ремонтные работы не могут продолжаться, пока не будет получено разрешение из местной мэрии, архитектурного бюро, санитарной инспекции и еще десятка инстанций, на переоборудование здания и замены коммуникаций. На мой удивленный вопрос, почему до сих пор об этом не сообщилось компании, нанявшей строителей, прораб замялся. В итоге, рассвирепев, я уволила этих увальней, и отзвонилась Низе. Та посоветовала расслабиться и подыскать новую бригаду, а с документами она разберется сама.

Пришлось немного помотаться по городу, выполняя поручение, впрочем, я была не против — возвращаться в отель категорически не хотелось, а одно только воспоминание о семинарах вызывало тошноту. Единственное место, куда я не отказалась бы сходить — операционная, но рука все еще побаливала. Чертов Кайро!

Покончив с делами, глянула на часы и отправилась в доки — Зак как раз должен был окончить работу. Мальчишка моему появлению не порадовался.

— Теперь ты будешь везде меня конвоировать? — хмуро поинтересовался он, забираясь на заднее сиденье.

— Посмотрим на твое поведение, — не собираясь его разочаровывать, хмыкнула я.

Парень надулся и отвернулся к окну. Я не возражала, пристраивая гудящую голову на спинке сиденья, мечтая только о бутылке холодного пива, которая, как я помнила, дожидалась меня в номере. Выпить пива и завалиться поспать. Интересно, обязательно тащиться на сегодняшний прием?

Зак так и не проронил ни звука и, как только мы поднялись в номер, ушел в ванну, преувеличенно громко хлопнув дверью. Ну и не больно-то и хотелось! Раздраженно морщась, я оглядела вычищенное помещение. В мое отсутствие заходила горничная, изничтожив следы вчерашнего загула. Терпеть не могу, когда по моему жилищу таскаются чужие люди, пусть и с самыми лучшими намерениями. Надо будет позвонить в администрацию и попросить, чтоб такого больше не повторялось без моего разрешения, но это позже, а пока — пиво. Темная, ледяная бутылка, вспотевшая испариной с капелькой влаги, ползущей по крутому боку...

Стук в дверь заставил вздрогнуть. Кого еще черти принесли? Зарычав, я развернулась, так и не дойдя до кухоньки, и поплелась открывать. Рывком распахнув дверь, практически уткнулась носом в грудь того, кого меньше всего хотела видеть.

Влад стоял, привалившись плечом к дверному косяку, скрестив руки на груди, самодовольно скалился. Надо было сразу захлопнуть дверь, от души щелкнув по любопытному носу, но я словно окаменела, и момент был упущен. Отодвинув меня в сторону, с хозяйской наглостью прошелся по номеру, засовывая свой нос во все углы. Я с недоумением и возрастающим негодованием наблюдала за его передвижениями. Когда же он опустился на четвереньки, заглянул под диван и с видом сыщика-идиота принялся шарить там, я не выдержала и поинтересовалась:

— Можно спросить, что вы здесь делаете?

— Спросить всегда можно, — со смехом заявил Влад, — вот получить нужный ответ, это сложнее.

— Извольте ответить на мой вопрос, милорд, — резко проговорила я, неожиданно для себя самой, съехав на иронию произнося титул.

— Решил проверить, хорошо ли устроилась моя гостья и горячо любимая бывшая хозяйка, — ничуть не сконфузившись моей интонации, дурашливо пропел Влад.

— Твоя гостья? — с еле сдерживаемым раздражением переспросила я, пропуская мимо ушей реплику о совместном прошлом, тут же приняв боевую стойку — широко расставила ноги и уперла сжатые кулаки в бока.

— Ага, — хохотнул Влад и, не обращая на меня внимания, заглянул в кухоньку, где беспардонно разжился из холодильника последней бутылкой пива. Моей бутылкой!

— Положи на место и убирайся вон! — прошипела я, гневно указывая на дверь.

— Тебе никто не говорил, что в гневе ты неподражаема и обворожительна? — Влад внаглую развалился в кресле и, закинув ноги на подлокотник, принялся разглядывать меня поверх бутылки.

— Заткнись!

— И не подумаю! Да, кстати, как поживает твой любовничек? Что-то тебя на маленьких совсем потянуло!

— Кто прости? — я нахмурилась, всеми силами стараясь понять о чем, а главное о ком идет речь.

— Ой, не делай такое недоуменное лицо, такое ощущение, что ты не понимаешь, о ком я говорю! — вдруг, не понятно отчего, разозлился Влад. — Не понимаешь? Я говорю тебе о том щенке, твоем любовнике, что таскается за тобой, и имя у него такое короткое, как собачья кличка!

Непонимание медленно сменялось изумлением, а потом истерическим хохотом, от этого Влад пришел в еще большее бешенство.

— Зак мой кто? — задохнулась я от восторга. — Вы ведь говорите о нем, не так ли, герцог? О том темноволосом пятнадцатилетнем мальчишке?

— Я не понимаю, почему это тебя так веселит!

— Да просто так, — немного успокоившись, пожала я плечами.

Внимательно разглядывая собеседника, я никак не могла решить — то ли его фантазия слишком извращенная, то ли слишком убогая, что, впрочем, одно и то же. Это ж надо было такое ляпнуть — Зак мой любовник! Как только не называли мальчишку — хвост, прилипала, ходячая неприятность, но что бы любовник! Нет, господа покорные, подобное впервые! Я прислушалась к шуму воды в ванной и с облегчением вздохнула — Зак не слышит нашего разговора продолжая плескаться в ванне. Надо выставлять этого незваного гостя, иначе придется переживать военные действия в отдельно взятом гостиничном номере. Я кое-как собрала в кулак свой необузданный характер, поняв, что криками его не напугать. Необходимо срочно менять тактику.

— Милорд герцог, вам никто не говорил, что заваливаться в покои дамы не очень-то прилично? — сладким голосом осведомилась я, с удовольствием отметив, как он поморщился от моего обращения.

— А вы разве дама? — невинно осведомился он, ставя бутылку возле кресла.

— Милорд, вы — хам, — озвучила я свои наблюдения.

— Желаете заняться моим воспитанием, госпожа? — серьезно поинтересовался Влад. — Я мог бы посоветовать вам один незатейливый способ, как призвать к порядку хама...

— Милорд! — предупредила я, интересно, он догадывается, что я несколько изменилась с нашей последней встречи и он играет с огнем?

— Я! — он вскочил и слегка поклонился, свернув бутылку и пролив пиво на ковер. — Только вам необходимо найти предмет, которым вы собираетесь хама, то есть меня, воспитывать, подойдет все что угодно, но лучше всего использовать брючный ремень, желательно кожаный и узкий...

Руки герцога потянулись к поясу брюк. Я с интересом наблюдала, насколько же его хватит. Хватило надолго. Влад расстегнул ремень и принялся за замки. Еще немного и брюки соскользнут с бедер.

— Прекрати сейчас же этот балаган! — почесывая бровь, попросила я, глядя, как он, поворачивается ко мне спиной и собирается стянуть с себя одежду, пряжка тихо звякнула.

— Что, опять не угодил? — вроде бы разочаровался он, и к моей великой радости оставил в покое подол рубашки, который натягивал на голову, оголяя спину. — А я-то думал, что вы собираетесь заняться моим воспитанием! Да уж, госпожа, вас все так же трудно понять, как и шесть лет назад.

— Влад, — спокойно и твердо перебила я, — приведи в порядок свою одежду и убирайся вон.

— Я рад, моя госпожа, — бросая кривляться, заявил он и, слава богам, одернул рубашку и принялся застегивать брюки, — что вы отказались от своей идеи повоспитывать меня. Не у всякого, поднимется рука на почти тридцатилетнего мужчину — это, знаете ли, попахивает извращением. За это даже статья в уголовном кодексе имеется! Хотя, покорно прошу меня простить, я запамятовал — моя госпожа занимается рукоприкладством крайне редко, ей больше по нраву задушить морально, это больнее и руки чистые.

— С тобой это не извращение, а жизненная необходимость, — еле слышно пробормотала я.

— Что прости? — сощурился мой собеседник.

— Заканчивай приводить себя в порядок и проваливай, — в который раз попросила я.

— А если нет? — поинтересовался он, склонив голову набок и став в миг совершенно серьезным, продолжил, — Что ты сделаешь, если я не уйду? Прикажешь мне? Так кто ты такая, что б приказывать? Хозяйка или госпожа? Твое мнение для меня стоит не более чем мнение подзаборной девки в порту. А что ты еще можешь сделать? Охрану вызовешь? Так они не придут, их мой телохранитель, Седерик, не пустит, — Влад явно наслаждался, издеваясь над моей беспомощностью. — А может, ты надеешься вызвать доброго папочку или отправить меня к своему полоумному Сахе? Так их тоже нет поблизости и спасать тебя будет некому. Или ты призовешь на помощь своего инспектора гея? Так он мужчин не...

— Влад, — тихо попросила я, — уходи, не доводи до греха.

— Какой грех! — расхохотался он. — Что ты сделаешь? Поднять на меня руку ты все так же не можешь, мы это с тобой только что выяснили. У тебя даже не хватит духу влепить мне пощечину!

Решение пришло само собой, припомнились все обидные слова, услышанные мною шесть лет назад, к глазам подкатили злые слезы, и я шагнула навстречу своему прошлому, протянула руки. Влад, завидев такую перемену, расплылся в довольной улыбке, решив, что я признала поражение. Подойдя вплотную, изобразила виноватую улыбку. Потянулась к нему, положив руки на мужскую грудь. Объект расслабился и, как раз в этот момент, моя коленка со всего маху въехала ему между ног, давая Владу в полной мере почувствовать себя самым настоящим мужчиной. Он на несколько секунд перестал дышать, и сложился почти пополам, не издавая ни звука, уставясь на меня глазами полными смятения.

— Я с тобой полностью согласна — руку на тебя я поднять не могу, — отметила я, глядя в широко распахнутые от боли и удивления, серые глаза.

Взор герцога помутился. Парень томно задышал, слегка постанывая, и стало совершенно ясно — я задела самые тонкие струны его души и теперь человека переполняют бурные чувства. Не давая ему опомниться и продолжить наш милый разговор, опустила локоть между его лопаток, заставляя согнуться еще больше. Забыв о болях в собственной руке, цепко перехватила его запястье, с силой вывернула руку за спину, что исторгло еще один приглушенный стон из мужской глотки. Таким вот образом мы и вышли из номера — я, не дающая ему разогнуться, и он — позорно скуля и передвигаясь в наклонном состоянии и на полусогнутых. Седерик при нашем появлении подскочил на месте, и кинулся к хозяину.

— Стой, где стоишь, родной, иначе твоему хозяину совсем худо будет, позору потом не оберетесь!

Седерик благоразумно остановился, сверля меня взглядом, и даже отступил на шаг. Я уже хотела его похвалить, как заметила движение мужской руки по направлению к поясной кобуре.

— А вот этого делать совсем не стоит, — мягко проговорила я, — милорд, подтверди!

Я дернула завернутую руку немного вверх, и парень издал какие-то нечленораздельные звуки, а потом достаточно четко пробормотал: 'Уйди в сторону!' Седерик кивнул и отступил.

— Вот молодцы! — обрадовалась я, — Какие понятливые сегодня мужчины, прямо загляденье. А теперь шагайте мальчики к лестнице, сначала вы, Седерик, а уж затем мы с милордом.

Добравшись до ступенек, приказала Седерику спуститься на один лестничный пролет, мой приказ был исполнен, охранник застыл у стены со скрещенными за спиной руками, к нему навстречу был отправлен его хозяин, получивший достаточно сильное ускорение по мягкому месту. Влад добросовестно пересчитал хребтом все ступеньки, остановившись только у ног своего телохранителя. Я понаблюдала сначала его полет, а затем вставание на ноги и только после этого покинула черную лестницу, пообещав Владу точно такое же обращение, если он вздумает посетить меня еще раз.

Ай, ай, ай, доктор, как не стыдно? Некрасиво наслаждаться чьим-то падением! Да причем здесь наслаждение и какой-то стыд? Наблюдала я за ним не из праздного любопытства, а затем, чтобы убедиться, что он не свернул себе шею во время экстремального спуска. Влад хоть свинья и герцог, но все же человек, и оставлять его без неотложной помощи не совсем этично.

Из ванной по-прежнему слышался шум воды. Отыскав пачку сигарет в кармане брошенной на диван куртки, закурила, чуть приоткрыв окно. Я смотрела на город, раскинувшийся под моими ногами, залитый ярким солнечным светом многократно отраженным солнечными зайчиками от окон рядом стоящих зданий.

Интересно, зачем все-таки приходил Влад и откуда ему известно, что я живу именно в этом номере конкретно этого отеля? По здравому размышлению выяснить эту информацию для человека его положения пара пустяков. Надо лишь знать, где именно расположилась неприметная медицинская конференция, на которую слетелись ведущие врачи из трех галактик и инспектора 'Медицины катастроф', хотя я не уверена, что Влад осведомлен об этой части моей жизни, но раз встретил меня в городе... Еще и про Зака наплел черте чего! Что же это все-таки было — обыкновенное желание досадить или застарелая, привычная обида? Или он собрался мне мстить? А если так, то за что? За то, что я имела неосторожность напиться семь лет назад и купить никому не нужный, откровенно порченный и полудохлый товар? За то, что в течение года носилась с ним, как дурень с писаной торбой? За все ночи, что сидела у его постели и успокаивала, когда ему снились кошмары? За сытую спокойную жизнь? За каждую болячку, которую лечила, как свою? Наконец, за последнее клеймо, которое вынуждена была на нем поставить, иначе не получилось бы освободить? Не слишком ли много поводов для одной маленькой мести локального значения? Хотя, немногие простят человека, который видел, как ты стоял на коленях.

Или это ревность? Обычная, мужская, глупая ревность? Тогда это вообще ни в какие ворота! Это не вписывается ни в одну схему поведения! Он, что, хочешь сказать, пронес через все эти долгие годы большое и светлое чувство? Чушь! Утопия! Такого не бывает! Очнитесь, доктор! Это суровая правда жизни, а не один из глупых сопливых романов, прочитанных вами от нечего делать во время перелета с одной планеты на другую, когда уже выспалась на несколько недель вперед и от одного вида кровати начинает тошнить, душа настоятельно требует свершений, а делать совершенно нечего!

Значит, все-таки месть. Махонькая месть вселенского масштаба. А что, собственно, он может мне сделать? А ничего! Меня нет, я не существую — без работы я никто! Даже глупый Зак это понимает. А работы у меня нет, так что даже лишить меня нечего. А как еще он может отомстить? Превратить мою жизнь в ад? Да страшнее чем то, что я уже пережила на своей работе, ничего быть не может. Впрочем, Влад может лишить меня лицензии на врачебную практику, да вот только и здесь промашка — у меня все равно останется куда отступать. У меня есть Зак, есть Низа и 'Крылья ангела'! А поссорить меня с Низой, кишка тонка. Это не он, а я просидела почти семьдесят пять часов с напуганной девчонкой четыре года назад в темном, пыльном подвале, где нас завалило во время землетрясения. Тут шансов нет даже близко. Хотя, вот пиво он мое все-таки выхлебал, так что вполне может считать себя отмщенным.

— Аня, кто это был?

— А? — я шмыгнула носом, одним движением утерев глаза,и обернулась. Мальчишка выскочил из ванны, даже не вытершись. — Один очень старый знакомый.

— Это был он? Да?

— Да, — оспаривать очевидное бессмысленно.

— Что ему было надо?

— Ничего.

— И ты плачешь из-за этого ничего? — мокрые волосы мальчишки топорщились, как ежиные колючки.

— Нет, это дым в глаза попал, — улыбнулась я, — ты же знаешь, так бывает.

— Бывает, — буркнул Зак, — но этому дыму я все-таки морду набью!

— Лучше вытритесь, мой рыцарь, не то околеете.

— Надсмехаешься?

— И в мыслях не было!

— Хорошо, я вытрусь, — мальчишка чихнул и помотал головой, — но морду я твоему херцоху все же набью, хотя бы за то, что он обозвал меня любовником. Идиот!

Зак тряхнул волосами, обдав меня холодными брызгами и, развернувшись через левое плечо, промаршировал к себе в комнату, гордо расправив плечи.

Ну, что, Анна Дмитриевна, как вы, интересно собираетесь разруливать эту ситуацию? Я смотрела вслед мальчишке, чувствуя, как все внутри сжимается от тихого ужаса. Герцог, похоже, нашел себе врага. Сколько ж раз говорилось — следи за языком?! Вот, прав был Саха, ох, прав — надо было не за ушком почесывать, а драть, как пацаненка. Господи, ну мне-то это за что?! Каждого по отдельности я еще могу вытерпеть, но если они схлестнуться... Придется из кожи вон вывернуться, чтоб эти двое не встречались. Думаю, будет не очень-то красиво, если герцогу разобьют нос, как обещано. А от Зака, как я уже успела не единожды убедиться, можно ожидать чего угодно, ему ж закон не писан.

Я так бы и продолжила грызть ногти, пытаясь разобраться в неизвестных мне мотивах, если бы не появление Наташки. Мачеха просочилась в номер, деликатно постучав перед этим.

— О, ты еще не готова? -удивилась она.

— А я должна быть готова? — уточнила я.

— Ну, да. Ты же сама мне звонила и спрашивала, куда бы мы могли сходить пообедать, — нахмурилась подруга.

— Я лично тебе позвонила и спросила? — подозрительно сощурилась я.

— Не совсем лично, — Наташка пожала плечами, — от тебя пришло сообщение, минут пятнадцать назад. А что?

— Да так, ничего... — я мотнула головой, чувствуя, как дернулось левое веко, — Закари!

— А? — кристально честная рожица высунулась из-за двери.

— Мне бы очень хотелось услышать ваши оправдания, молодой человек. До вашего отъезда.

— Какого отъезда, моя леди? — оскорбленная невинность удивленно вздернула брови.

— Ты нарушил договоренность, — веско проговорила я, — и отправляешься в приют.

— Вот уж нет! Я никакой договоренности не нарушал! У отельного телефона голосовой набор, специально для слепых, между мной и телефоном было около четырех метров. Так что формально никаких договоров...

— Марш в комнату! — рыкнула я, чувствуя, еще немного и этот мелкий засранец окончательно заморочит мне голову.

— Iuppiter, iratusergonefas, — мальчишка скучающе осмотрел свои ногти, поражая нас знанием латыни.

— Я те дам, Юпитера, — пригрозила я, — я те дам — неправа! Марш в комнату, я сказала!

— Как будет угодно, — Зак козырнул двумя пальцами и преувеличено громко хлопнул дверью.

— Зараза! — прошипела я.

— Ань, что это было? — Наташка ошарашено хлопала ресницами.

— Ничего, — я потерла подбородок, стараясь унять бешенство, чтоб ненароком не покалечить паршивца, — а ты знаешь, пообедать это неплохая мысль, только я сперва кое-что сделаю. Погоди минуту.

Оставив Наташку в гостиной, скрылась в своей комнате и, перетряхнув рюкзак, отыскала запасную пару широких браслетов, используемых для дополнительной фиксации пострадавшего. Сцепив их большим карабином и, намертво застопорив, получила достаточно крепкие наручники. Жаль, нет цепочки, но ее роль вполне сыграет альпинистский трос. Отмерив от бухты пару локтей не жалея отсекла конец. Увязав на карабине 'заячьи уши', усилила 'контролькой' и, наступив на карабин, подергала за свободный конец, затягивая узлы. Никогда нельзя быть уверенной в надежности, если дело касается такого скользкого типа, как Зак.

— Еще секунду, — попросила я Наташку, проходя через зал.

Гостья проводила меня изумленным взглядом.

Дернув за ручку и обнаружив, что дверь заперта, грохнула кулаком по полированной поверхности.

— Открой сейчас же!

— Не открою, — отказался гаденыш, — ты злая.

— Закари, открой дверь, — подпустив в голос угрозы, потребовала я, — или я сама это сделаю!

— Ладно, уговорила, — пискнул из-за двери Зак, — уже открываю.

Щелкнул замок, и дверь распахнулась, не дожидаясь, пока я поучаствую. Зак отскочил к кровати.

— Помнишь, о чем мы вчера говорили?

Зак замотал головой, отступая еще на пару шажков.

— Помнишь, — не согласилась я и поманила его пальцем, — иди-ка сюда, родной.

— Ах, так не честно! — затараторил мальчишка, одним прыжком перемахивая кровать, спасаясь от разъяренной фурии,— Тебе нельзя было оставаться одной. Ты бы продолжала думать и у тебя бы лопнула голова. Тебе нужно, чтоб кто-то взрослый побыл с тобой, а я не подхожу, вот я и...

— Линь или ремень? — поинтересовалась я, двигаясь так, чтоб загнать его в ванну.

— Ты не можешь меня отлупить, — занервничал он, нашаривая дверную ручку за своей спиной, — это противозаконно!

— Ничего, я переживу, — ласково пообещала я, стопоря ногой дверь, которую пытался захлопнуть мальчишка, — так линь или ремень?

— Черт! Ремень! Довольна?!

— Довольна, — оскалилась я, делая подсечку, заставляя Зака плюхнуться на унитаз.

На то, чтоб скрутить ему руки и примотать свободный конец к поручню на стене потребовалось не более минуты.

— Так ты никуда не влезешь, — я похлопала парня по загривку.

— Ты самая отвратительная и жестокая женщина, которую я когда-либо знал! — Зак шмыгнул носом и, утерев вспотевший лоб плечом, подергал веревку, туже затягивая узел.

— Это я тоже переживу, — хмыкнула я, — а ты посиди и подумай над своим поведением. В следующий раз можешь так легко не отделаться. Если захочешь в туалет, не забывай, что сидишь на унитазе, ладно?

— Иди отсюда, видеть тебя не могу, — буркнул мальчишка, сверля меня сердитым взглядом.

— Не скучай, и помни, о чем я тебя просила.

Я прикрыла за собой дверь, оставляя рассерженного мальчишку в одиночестве. Может быть, он был прав, может быть, так было нельзя, может быть... Но даже самые благие намерения не оправдывают нарушение договоренностей. Со своими проблемами я как-нибудь сама разберусь, безо всяких сопливых мальчишек, пусть и наделенных кое-каким даром предвидения.

— Ты его убила? — поинтересовалась Наташка.

— Нет, просто связала, — взъерошив волосы, проворчала я.

— Хм... уголовное преступление против заведомо несовершеннолетнего с применением насилия. На шесть лет каторжных работ тянет.

— Убийство более тяжкое и тянет от пятнадцати до пожизненного, — возразила я. — Н-да, тлетворное влияние генерала на лицо. Пошли, я готова, только давай поедим где-нибудь в отеле, не хочу далеко тащиться. И еще просьба — давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Хорошо, — легко согласилась она, — мне тут присоветовали один ресторан в отеле. Хорошая кухня...

Отмотав пару десятков этажей вниз, вышли в просторное фойе, стены которого украшали драпировки терракотового цвета, гармонируя с темным паркетом на полу. Брызги света, стекающего с пятиярусных люстр, увешанных хрустальными подвесками, отраженные паркетным лаком, были похожи на солнечных зайчиков. Мрачность помещения разбавляли парные белые полу-колоны у стен и легкая арочная решетка, искусно увитая плющом, отделяющая фойе от ресторана.

— Несколько траурно, — поделилась Наташка наблюдением.

— Извращенец! — откликнулась я.

— Кто?

— Хозяин этой богадельни, — пожала я плечами, обращая внимание подруги на изогнутую по линии арки надпись, гласящую, что нас приветствует ресторан 'У Медичи', — разве нормальному человеку это придет в голову?

— Ресторан у кого?! — поперхнулась моя спутница.

— У Медичи, — мрачно оповестила я, двигаясь к входу в обеденный зал, — ты еще хочешь здесь пообедать?

...Влад закинул в рот таблетку обезболивающего и, запив большим глотком воды, принялся осторожно стаскивать с себя рубашку, стараясь по возможности не шевелить плечами. Помассировав ломящее плечо, повернулся к зеркалу спиной. Приходилось признать правоту Рома — не следовало ходить к Романовой. На плечах и спине наливались синяки, саднила оцарапанная поясница. Вдобавок ребра давали о себе знать, отзываясь болью при каждом вдохе. Как бы ни трещина. Хорошо еще шею не свернул, считая собой чертовы восемь ступенек, но, будучи за свою жизнь не единожды битым, знал, что к вечеру он об этом пожалеет. К вечеру будет только хуже. Черт! Сегодня же прием и на него придется тянуться. И ведь отвертеться не получится не привлекая лишнего внимания. В такие моменты герцог ненавидел свое происхождение с его вечными ограничениями, условностями и прочим этикетом.

Зачерпнув горсть воды, плеснул в лицо. Хорошо хоть морду не подпортила шалая баба, а ведь могла. От этой психованной можно ожидать чего угодно. Как бы ни хотелось скрыть сотворенную глупость, но, по крайней мере, одному человеку признаться придется, если он, конечно, хочет без потерь пережить вечерний выход. Выдохнув и покрепче сцепив зубы, рывком натянул халат и, поплотнее запахнувшись, проковылял в коридор.

Покосившись на телохранителя, понуро топчущегося у порога, едва сдержался, чтоб не фыркнуть. По-хорошему, этого раздолбая, не сумевшего выполнить свою работу, следовало уволить в тот момент, когда смог подняться после падения. Но Влад был несколько ошарашен тем, как с ним обошлись, что решил повременить, отдав его на растерзание Рому, твердо пообещавший себе, что отныне каждый будет делать свою работу. Начальник службы безопасности давать мудрые советы, а он, герцог, благоговейно внимать им и, по возможности, выполнять.

— Позвони доктору Кодараг, телефон на быстром наборе, попроси приехать, — приказал Влад, — как только появится, проводи в спальню. И закрой эту чертову входную дверь!

Кое-как разместив себя на кровати, потерся щекой о плюшевый медвежачий бок и устало прикрыл глаза, ожидая, когда лекарство начнет действовать, радуясь, что все важные дела на сегодня сделаны и на работе его не хватятся. И почему с ним вечно случаются какие-то недоразумения? Ведь задумка была проста и в его фантазиях граничила с гениальностью. Романова, увидев его на своем пороге, должна была смутиться, а в идеале перепугаться, ведь он, Влад, воплощение ее вины, кошмаров, эдакий черный рыцарь возмездия, завернутый в долгополый плащ. Нет, что греха таить, помимо напугать, он хотел похвастать тем, что его жизнь не кончилась после ее подлости, как раз наоборот, он сумел встать на ноги и даже стал достаточно успешен и чуточку великодушен к своему прошлому. Настолько великодушен, что позволяет ей разговаривать с собой. Ну и поиздеваться немного, чего уж там...И что получил на выходе?! Нет, она смутилась, а потом была озабочена только тем, чтоб сопляк, плещущийся в ванной, ничего не увидел и не услышал. Герцог прекрасно видел, как она, пропуская мимо ушей то, что ей говорит Влад, прислушиваясь только к происходящему за тонкой створкой двери, и злился, что она ломает все его планы. К тому же, избалованный женским вниманием, не принял в расчет, что эта маленькая стерва попросту не пожелает восхититься им, проникшись торжественностью момента и... и он взбесился, устроив балаган. Но кто мог подумать, что его спустят с лестницы, протащив, словно нашкодившего щенка за шкирку, по всему коридору?! Хорошо еще пустому, а то мог бы стать сенсацией.

Из состояния дремы его выдернул женский голос, заставивший скрипнуть зубами.

— Ну, и где тут болящий? — вслед за насмешливым вопросом в комнату ворвалась Лешка. — Чего зыркаешь? Думал Юзеф приедет?

— Да. Надеялся, — не стал спорить герцог, тяжело садясь на постели и внутренне готовясь к перепалке.

Она поставила на пол свой рюкзачок и, поддернув узкие джинсы, принялась закатывать рукава розовой рубашки. Синий и розовый по-прежнему оставались ее любимыми цветами и невероятно ей шли, хотя Влада до сих пор передергивало от подобного сочетания. Все казалось, что к нему патологоанатом пожаловал. Алексия увязала темно-русые волосы в хвост и только после этого снизошла до ответа.

— Он на дежурстве, придется довольствоваться мной, так что закрой глаза, вдохни поглубже и прими меня подобающе — это я, твоя злая карма! О, я смотрю, герцог решил остепениться, — усмехнулась она, кивая на медведя, сидящего на соседней подушке, — надеюсь, этот постельный партнер теперь будет единственным?

— А ты никогда не пыталась заменить скальпель своим языком? — буркнул он, как бы невзначай скидывая игрушку на пол, — Сэкономила бы на инструментах.

— Ну, так что приключилось, милорд? С виду вполне здоров, хотя и двигаешься, как развалина.

— Вот что, — вздохнул Влад, выползая из халата.

— Ого! Не уж то ж тебя, наконец, отловил один из ревнивых мужей? — вжикнул замок рюкзака, послышались хлопки натягиваемых перчаток и к спине прикоснулись чужие пальцы.

— Нет, просто упал.

— Что-то ты темнишь, герцог. Когда падают просто, то разбивают коленку, а ты, похоже, кувыркался с лестницы. Не дергайся! Не так уж и больно. Руки подними. Можешь опускать. К сожалению, переломов нет, только ушибы.

— Вот спасибо, добрая женщина, — хмыкнул Влад и тут же взвыл, когда она взялась обрабатывать царапины чем-то по-медицински вонючим и обжигающим.

— Штаны спускай.

— Это еще зачем?

— Собираюсь отсечь корень всех твоих проблем, чем уберечь в будущем от падений и венерических заболеваний.

— Чего?!

— Шучу! Но задницу ты, похоже, тоже ссадил. Не стесняйтесь, герцог, не думаю, что ваш аристократический зад чем-то отличается от миллиарда плебейских.

— Которые ты перещупала? — хмыкнул Влад, расстегивая ремень и осторожно укладываясь на живот.

— Музыку включить?

— Отстань!

— Герцог, если вы надеетесь, что я буду засовывать купюры в ваши трусы, то жестоко ошибаетесь, так что прекращайте изображать стриптизера и поторапливайтесь, у меня есть еще дела, кроме созерцания вашей задницы!

— Черт тебя побери, Алексия, обрати внимание, я пострадавший, твой пациент и мне больно!

— Мне сегодня привезли пару, попавшую в аварию. Тридцатилетнего мужчину и его беременную жену. Ее травмы были слишком тяжелыми, она умерла у меня на столе в приемном, единственное, что я успела — провести кесарево, спасая шестимесячного ребенка. Мужу повезло чуть больше — у него всего лишь сломан позвоночник и он в коме. Выйдет ли — не знаю! Сможем ли выходить малыша? Не уверена. Вот им больно, а вы, герцог — наглый симулянт!

Лешка обошла кровать и, подняв медведя, усадила его рядом с распластанным мужчиной.

— Извини.

— Да ничего. Это ты меня извини, не стоило на тебя так набрасываться, я просто с дежурства только. Ну, что ж, по виду все не так уж плохо. Полежи спокойно, кости посмотрю.

— Надеюсь, не визуально, — проворчал он в подушку.

— Соблазн, конечно, велик, — хмыкнула доктор, упираясь коленом в кровать, рядом с мужским бедром и с силой надавливая на крестец, — но боюсь запачкать дорогие простыни.

— Твою мать, Алексия! У меня нет хвоста, что там можно столько ощупывать?!

— Да, хвост определенно отвалился, — согласилась доктор, — может, не так давно, как ты думаешь, но... У тебя сегодня какой-то выход?

— Ты следишь за светскими новостями? — Влад удивленно оглянулся, — Вот уж не подумал бы.

— Еще чего! У меня слишком много дел, — Алексия закончила замазывать царапины и, покрыв их салфеткой, сосредоточено набирала шприц, — но, если бы милорду не нужно было куда-то идти, он заперся бы в этой своей норе и, хныкая, перележал пару дней, пожирая обезболивающее, что твои конфеты и не нуждаясь в моих услугах. Не так ли, милорд?

— Так ли. О, черт!

— Не ной, не маленький! Это всего лишь укол, он поможет тебе отдохнуть до вечера, а вот это, — она положила уже наполненный шприц на прикроватную тумбочку, — вколешь перед выходом, не раньше. Сможешь сам это сделать?

— Думаю — да.

— Коктейль поможет тебе вполне сносно пережить последующие шесть часов, а потом...

— Моя голова превратится в тыкву? — предположил Влад.

— Тебе это точно не грозит, в моей практике еще не было случая отрастания второй.

— Язва! Можно мне, наконец, надеть штаны?

— Уже давно. Так вот, через шесть часов после укола ты почувствуешь себя настолько паршиво, что лучше бы рядом оказалась кровать и желательно, чтоб кроме герцога в ней никого не было. Уяснил?

— Да, — он широко зевнул и принялся колупаться в своем наладоннике, выставляя будильник.

— Все, теперь отдыхай и медведя сильно не мучай.

— Ах, ты!

— Спать! — приказала Алексия, мягко толкнув его в грудь, заваливая на подушки.

Сквозь накатывающую дрему слышал, как его прикрыли краешком покрывала, и едва слышный хлопок двери...

Глава 5.

Я с облегчением захлопнула дверь номера, отгородившись от мира тонкой преградой. Обед оказался основательно подпорчен, и отнюдь не кухня тому виной. Кухня, как раз была очень приличной, неприличным было общество, в большинстве состоявшее из жителей города. Насколько я поняла, гостей отеля можно пересчитать по пальцам. Столики у стен и отдельные кабинеты оказались заняты, так что пришлось занять место едва ли не в центре зала, на глазах у городского сброда, обряженного в дорогие шмотки. Черт! Да в любой забегаловке проявляли больше такта и почтения. Ну да, я заходила, они замолкали, особенно, если заходила в хм... боевой ипостаси, как называл мою рабочую экипировку Зак, замолкали, провожали взглядами, но очень быстро теряли интерес. В таких местах не принято лезть в чужую душу, а уж в дела и подавно. А хваленые, обремененные этикетом аристократы, пялились, шаря жадными глазами — любая уличная девка позавидует — вели, как беспризорник в базарной толчее ведет пузатый бумажник. Что-то как-то не привыкла я к такому шквалу внимания. Первым желанием было развернуться на пятках и бежать во все лопатки прямо до порта. Оставалось только усмехаться и поздравлять себя с тем, что портовые кабаки оказались роднее и ближе, чем дорогие рестораны. Падают чего-то у вас нравы, доктор. Как жить-то будете?

— Ань, ты не знаешь, чего им всем надо? — улыбаясь во весь рот, тихо поинтересовалась Наташка, которую происходящее нервировало не меньше меня.

— Погоди, они сейчас еще шептаться начнут, — предрекла я, выглядывая из-за папки меню.

— Да? — подруга приподняла бровь, демонстрируя удивление. Холодно, аристократично, добавив к взгляду каплю едкой иронии. Ни дать, ни взять — королева в изгнании. За спиной кто-то засипел, поперхнувшись.

— Представь себе, — хмыкнула я, по привычке прислушиваясь, — и это нормально.

— С чего бы? — Наташка откинулась на спинку стула, бросив папку на стол, — Ты или я?

— Ты забыла, чью вывеску я ношу? Я, мне ближе.

— Чью? — непонимание было до того искренно, что, с моей точки зрения, граничило с идиотизмом.

— Наташ, ну мозг немного подключи, пожалуйста, — попросила я, поднимаясь и, не прекращая разговора, обняла сзади жертву мелких кусков, с силой надавила на желудок сгибом большого пальца. Страдалец квакнул, ягодка, очень похожая на оливку, шлепнулась на блюдо, стоящее посередке стола, а я вернулась за наш столик, — У меня лицо небезызвестного здесь криминального элемента. О, официант! Любезнейший, принесите мне, пожалуйста, кусок жареного мяса и какие-нибудь свежие овощи, желательно опознаваемые среднестатистическим жителем галактиона. У меня от местных деликатесов изжога. Нет, мне не надо блюдо дня, спасибо. Молодой человек, я понимаю, что ваш шеф-повар кудесник, но будьте добры кусок жареного мяса. Что буду пить? — обведя сияющим взором прислушивающуюся публику, лучезарно улыбнулась, — спирту, конечно, чистого. У вас спирту не подают? Только эксклюзивные вина? Печалька какая! Ну, тогда 'Черного доктора', но только Альтеросского и никакого другого, желательно урожая двенадцатого года. Наташ, ты дыши, а то гипоксия и все такое. Что будет моя подруга? Так у нее и поинтересуйтесь.

Когда все еще обескуражено хлопающий глазами официант отвалился в сторону кухни, Наташка позволила себе фыркнуть, осуждающе покачав головой.

— От, шалунья! Спирту ей!

Оставалось только легкомысленно пожать плечами, ловя отголоски шепота, обсуждавшего животрепещущие темы. Она — не она...Нет, не она, та постарше должна быть...А если не она, то кто... Да нет же, она, пластику просто сделала... Не, ту на каторжные сослали, после них ни одна пластика... А наш герцог-то, слышали?..

Разговоры медленно перекочевали на очередное похождение какого-то бедолаги и предположений, ради кого же все-таки устроили всю эту конференцию из-за которой сюда поналетело столько невоспитанного отребья, вон вишь ли, спирту потребовала, а это, между прочим, элитный ресторан, а не... И дальше по кругу.

— Теперь ты понимаешь, почему я не хотела сюда лететь? — поинтересовалась я, пододвигая принесенную мне тарелку с исходящим паром невразумительным кусочком прожаренного мяса в компании овощей, картинно размазанных по краям тарелки, больше походящей на блюдо. Чтоб нормально поесть, таких порций с пяток слопать надо.

— Но ты сама их спровоцировала, — укорила меня мачеха, ковыряя вилкой нечто с трудно произносимым названием.

— Поверь, им и без этого было, что обсудить, я просто придала направленности разговорам.

— Ань, я честно не думала, что твое появление вызовет такую реакцию, — все-таки повинилась Наташка.

— Да ладно, — смиряясь, махнула я вилкой, и плеснула в бокал вина, жестом прогнав сунувшегося сомелье, — ты просто запамятовала, что она была не последней рожей в этом городе и на этой планете, и только-то...

При всей моей веселости и откровенном пофигизме, сохранять маску хладнокровной невозмутимости оказалось не так уж просто. Даже проскочила малодушная мыслишка о пропуске всех мало-мальски официальных мероприятий. Если бы не опасения, что меня могут обвинить в трусости... К счастью, небольшая порция еды способствовала скорому уходу из ресторана, но осадок-то остался!

Я провернула ручку до щелчка, закрывая дверь. Заходящее солнце заливало гостиную золотистым светом с легкой примесью сирени. Отдернув занавеску, я распахнула фрамугу, шагнув на бордюр. На удивление свежий ветерок потрогал теплой лапой, откинув волосы за спину. У горизонта, где городские строения ныряли с холма, стираясь у различимой глазом грани, собиралась легкая вата облаков, окаймляя город причудливой оправой. При всей моей нелюбви к городам, приходилось признавать, что это место обладало некоторым очарованием, Владу стоило поблагодарить меня, что постаралась с поисками и он попал именно сюда, а не в какую-нибудь скучную дыру... При воспоминании о старом друге, настроение значительно подпортилось, а городской пейзаж потерял львиную долю красок. Я спрыгнула с окна и поплелась в ванную, где томился арестованный Зак.

Парень времени не терял, устраивая седалище со всеми удобствами на закрытой крышке унитаза, умудрившись со связанными руками мало того, что разжиться полотенцами, так еще и подстелить под себя, для мягкости. Умаявшись от тяжких трудов, дремал, просунув руку под поручень и устроив голову на плече. Не решившись будить мелкого хулигана, обошла вытянутые ноги, уселась в плетеное кресло, настроившись ждать. Если и опоздаю на предстоящий прием, у меня будет уважительная причина, а не какая-то там позорная трусость. Упершись затылком в стену, прикрыла глаза.

Шорох одежды и позвякивание карабина заставили приоткрыть один глаз.

— Надеюсь, у тебя достаточно веская причина, раз ты посмела явиться и побеспокоить меня, — с царственной надменностью вопросил он.

...Герцог проснулся в состоянии некоего умиротворения, давненько такого не случалось. Обычно его вздергивал будильник, визгливыми трелями подгоняя в душ, заставляя сходу выпрягаться в деловую карусель.

Разглядывая заретушированный сумерками потолок, отчаянно старался не вспоминать, какого черта проснулся и чего кому должен, изо всех сил ловя секунды дремотного счастья.

Приглушенный смех где-то в глубине квартиры заставил удивленно повернуть голову. Ох, зря! Простое движение плеснуло болью, напоминая, что герцогам по лестнице следует все же ногами, а не кувырком. Счастье растворилось в подступающей темноте, действительность ехидно напомнила о предстоящем мероприятии, заставив застонать сквозь зубы.

— О, проснулся, — констатировала тень в углу.

— Привет, Тим, — проскрипел Влад, соскребая решимость, что позволит поднять ушибленный организм, и воздерживаясь от глупых вопросов.

К чему интересоваться очевидным? Кони, в числе прочих, приглашена на прием и, конечно же, притащила Тимофея. Приехали загодя, избрав залом ожидания, по устоявшейся традиции, квартиру Влада. А там и Ольга подтянулась, так же как и Кони, предпочитающая посещать официальные мероприятия, опираясь на твердое мужское плечо.

— И горазд же ты спать, Твоя Светлость!

— Это не я, это Лешка мне чего-то подсуетила. А чего это девицы так веселятся?

— Статью в газете изучают. Я свет включу?

— Давай. Что за статья?

— О падении аристократии, — хмыкнул Тим, щелкая выключателем.

— О, как! — поднял левую бровь Влад.

— Ага, — кивнул Тим, с любопытством наблюдая, как герцог с осторожностью сползает с ложа.

Влад помассировал поясницу, пошевелил плечами, выгнул спину. Н-да, до идеала очень далеко. Тут ноет, там болит. Стареет что ли? Или изнежился вконец? Вот раньше...

— Лешка для тебя подарок оставила, — Тим шевельнулся и извлек из-за кресла нечто среднее между орудием пыток и обрезанной поверху кирасой. Но, если уж быть честным с собой, вещь скорее напоминала известный предмет женского туалета.

— Это корсет, — уже откровенно веселясь, пояснил Тимофей, глядя на беззвучно высказывающего свое мнение Влада, — и доктор настоятельно просила проследить, чтоб ты это надел, потому как твой позвоночник вызывает у нее беспокойство. И, если ты решишь повторить утренний подвиг, хотя бы не переломаешься окончательно.

— Знаешь что, Твоя Милость, иди-ка ты на... — Влад любезно пояснил Тиму как, куда и каким способом передвижения тому следует направиться. Незамедлительно. Прихватив в компанию зловредную докторицу.

— Алексия меня предупредила, что Ваша Светлость направит нас именно туда и просила напомнить, что герцогу так же придется прогуляться по вышеозначенному адресу, поскольку оказывать медицинскую помощь из тех отдаленных мест не представляется возможным.

Эк, научился языком-то молоть, подлец, любезно так... послал. Нет, с одной стороны, они, может, и правы, но герцог продолжал артачиться из банального упрямства, любви к противоречию и ненависти к приказам. Тим понимающе склонил голову к плечу, но при этом можно быть уверенным, что проследит, а при надобности и сам затянет чертову штуковину, свято веря -игнорировать советы доктора не рекомендуется. Влад сокрушенно вздохнул, смиряясь со своей участью и треклятым корсетом. Выхватив из пальцев Тимофея медицинскую приспособу, поплелся в душ, надеясь, что ни одной из оккупирующих кухню красавиц не взбредет в голову выглянуть в коридор.

— А тебе точно помощь не нужна будет? — поинтересовался Тим, возникая в дверном проеме.

— Спинку потереть хочешь, извращенец? — рыкнул Влад.

— К сожалению, я не сумею воплотить твои фантазии, — с торжественной печалью возвестил гость, — просто боюсь, что ты забудешь...

Влад закатил глаза и показал Тиму неприличный жест. Нянек на его герцогскую светлость еще не хватало.

Захлопнув дверь перед сочувствующим баронским носом, швырнул корсет на корзину с грязным бельем. У герцога были все основания полагать, что Лешка над ним попросту издевается. Окончательно утвердился в этом мнении, когда, скинув халат, рассмотрел себя в зеркало. На груди, боках и спине белели заплатки салфеток, изуверски прилепленные пластырем прямиком на мужественную поросль. А ведь могла же забинтовать! Но когда это Алексия искала для герцога легких путей?! Кривясь и порыкивая, принялся за насильственную эпиляцию. Можно было бы пожалеть себя и оставить, как есть, ограничившись мокрым полотенцем вместо душа, но едва представил, как взмокает под корсетом тело и салфетки от движения начинают скручиваться и натирать мужественные торс и задницу...

— Влад, не время рукоблудием заниматься, вылезай! — позвала Ольга, бесцеремонно подергав дверную ручку. — Разговор есть.

— Идите все к черту! — пробормотал он, принимаясь за очередную салфетку и чувствуя, жаркую волну, прилившую к щекам. Будто и в самом деле занимался чем-то предосудительным.

— Оль, не стесняй парня, — зафыркала Кони, — может, он занят совсем не тем.

— Как это не тем? С чего еще он так томно постанывает? — из-за двери донеслись сдавленное фырканье.

Над ним подтрунивали, и ничего страшного в этом не было, и в другой раз охотно поддержал бы шутку, но сейчас он чувствовал себя слишком несчастным и обделенным, чтоб реагировать спокойно. Бешенство вспыхнуло спичкой и Влад, кинув свое занятие, рванул дверь, забыв, что она заперта.

— Кнопочку, мой герцог, — подсказала Ольга.

Невинное замечание окончательно вывело из себя, порождая желание вышвырнуть всех лишних из квартиры, а чертова кнопка никак не желала находиться. Зловредная сидела где-то на ручке, похихикивая над рассерженным мужчиной и ловко уворачиваясь от неуклюжих пальцев. Нашлась. Замок щелкнул, и дверь распахнулась от богатырского пинка. Ничуть не напуганные девицы стояли в полутьме коридора, освещенные лишь светом, падающим из ванной, и откровенно веселились.

— Пошли отсюда вон, — прорычал герцог, для верности указывая в сторону входной двери. Ну не за шкирку ж их выкидывать в самом-то деле!

— Я ж тебе говорила — не рукоблудил. Так... мазохизьмой увлекался, — возвестила змея, ловко прикидывающаяся Констанцией, кивая на несорванную повязку.

— Ага, — хмыкнула вторая.

Кони, широко улыбнувшись и, честно глядя в глаза, протянула руку, подцепила пальчиками повисшую салфетку, рванула, заставив мужчину взвыть.

— Дурные, — обиженно шмыгнул носом Влад, захлопывая дверь.

Бешенства не было, только растерянное бессилие. В такие моменты он чувствовал глубокое родство с Жоркиным сторожевым псом. Огромный, лохматый Шторм, ночной кошмар нарушителей, способный ударом лап сбить с ног любого и вооруженный набором смертоносных зубов, превращался в кроткого агнца, буде Жоркиным сорванцам взбредет в голову вскарабкаться на пыльный собачий загривок или проверить, как в клыкастой пасти язык крепится. Шторм сносил проказы со смирением великомученика, кося на приставал влажным карим глазом, изредка ворча, если кто-нибудь из оккупантов проявлял излишнее рвение. А когда псу надоедало, он поднимался на лапы, стряхивал с себя мелюзгу и, погромыхивая массивной цепью, удалялся в дальний угол двора. Вот так и Влад — бывший раб, а нынешний аристократ и промышленник, прекрасно знал, как отвоевать себе место, убить противника с одного удара, выудить нужные сведения, придавив морально или заткнуть оппонентов единственным холодным взглядом, но так и не научившийся справляться с этими извергинями. Хуже того, даже не представлял КАК! Все наработанные годами навыки пасовали перед двумя пигалицами — драться с ними нет никакой возможности, девушки как-никак, а свирепые взгляды вызывают только задушенные смешки. Впору позавидовать собаке — даже малости отхода герцог лишен. Нет, он пытался спорить, не соглашаться, отстаивать, но ясно читал в их глазах терпеливое ожидание, когда же перестанет капризничать и возьмется за ум.

Влад сердито шлепнул по кнопке крана, отключая воду, и выбрался из душа, жалея, что нельзя следом за пеной просочиться в отверстия слива. А какой бы был замечательный предлог пропустить прием! Наскоро побрившись, взвесил в руке Лешкин подарок. Легкий, похожий на тонкую ленту, вряд ли будет заметен под рубашкой. Это, пожалуй, единственное, что примирило герцога с необходимостью напяливать медицинскую приспособу. Но это последний раз, когда он идет у кого-то на поводу! Успокоив себя обещанием, принялся прилаживать корсет. Умная штуковина змеей обвила тело, прикрывая от бедер до груди, автоматически выбирая жесткость. Спина к поддержке отнеслась благосклонно и, вроде, стала меньше болеть.

— Эффект плацебо, — хмуро сообщил он спине, из принципа не признавая чужую правоту.

Вернувшись в комнату, вытянул из шкафа одежный чехол, взвесив его в руке, разочарованно фыркнул. Последняя надежда на достойный повод остаться дома рухнула. Вот почему перед важной встречей работники химчистки могут забыть положить костюм, а сейчас нет?! Покосившись на часы, Влад тряхнул головой и провел ногтем по замку, расстегивая чехол...

Мальчишка, обряженный в темно-синий смокинг, с недовольным видом восседал на столе и, покачивая ногой, наблюдал за моими метаниями, галстук-бабочка, которому надлежало быть на шее охламона, дохлой змеей болтался на коленке.

— Мне неудобно, — двадцатый раз за пятнадцать минут поставили меня в известность.

— Что тебе неудобно? — буркнула я, вытряхивая вещи из рюкзака, и сосредоточено расковыривая образовавшийся могильник.

— Костюм неудобный, он жмет, давит, и дышать тяжело!

— Брюхо втяни и дыши грудью, — посоветовала я и, подобрав подол, чтоб не растянуться на ступеньках, пересекла гостиную.

— А чем я, по-твоему, дышу?! Задницей? — проорал он вслед.

— Дыши, чем хочешь! — разрешила я, от безнадеги перетряхивая рюкзак мальчишки.

— Что тебе надо в моих вещах?

— Туфли!

— А зачем тебе туфли?

— На ноги надену, — контролируя эмоции, пояснила я.

— Мои?! — Зак поперхнулся и едва не скатился со стола.

— Да на черта мне твои, если мне мои нужны! — не сдерживаясь, взвыла я.

— Анечка, — голос Зака звучал бархатисто и вкрадчиво, — ты мне, конечно же, не поверишь, но я не фетишист.

— Что?! — на секунду прервав мародерство, вскинулась я.

— Ты главное не нервничай, ладно? Мне очень жаль тебя разочаровывать, но я не фетишист, — скромно повторил он.

— Что ты несешь? — растерянно моргнула я.

— Я ничего не несу, — доверительно сообщил мальчишка, появляясь в дверях и в доказательство показывая пустые ладони, — я просто говорю, что только геи и фетишисты, носят мало того, что женские туфли, так еще и не своего размера. К тому же...

— Заткнись! Вот просто заткнись! — жалобно попросила я, бессильно опускаясь на кровать и обхватывая голову руками.

— Да легко, — пообещал мальчишка, приваливаясь плечом к косяку, наматывая галстук на палец.

Как же я терпеть не могу эти мелкие жизненные пакости! Впрочем, не такие уж и мелкие, с учетом того, что я должна пойти на этот чертов прием, а туфлей нет! Но я же не могла их забыть? Или могла? Собирались-то в спешке.

— Да чего ты так нервничаешь? — долго молчать у Зака никогда не получалось. — Ну, нету их и ладно, не пойдешь на прием. Ты ж их все равно не любишь. А я костюм этот чертов сниму, закажем ужин, фильм посмотрим, я тут рекламу видел...

— Я Низе обещала!

— Вот это хуже, — мальчишка изобразил на лице мрачное сочувствие и работу мысли, — а хочешь, я прямо сейчас закажу тебе хоть десять пар?

— Во-первых, ни одна разумная женщина не надевает неразношенную пару на такое мероприятие, во-вторых, если ты еще раз обманом попытаешься... — меня прервал звонок.

— Это Низа, — сообщил мальчишка, глянув на экран через плечо.

— Ты меня понял! — погрозила я пальцем, поднимаясь.

— Понял, понял, — буркнул он, отодвигаясь, чтоб пропустить меня.

— И завяжи галстук, — я уселась в кресло и, коротко выдохнув, ткнула на кнопку ответа, — привет!

— Тебе идет это платье! — Низа расплылась в улыбке.

— Низа, не юродствуй! Ты видела меня в нем уже черте сколько раз! — ухмыльнулась я, откидываясь на спинку и шевеля босыми пальцами.

— Да, — не стала отпираться подруга, — Я просто решила напомнить тебе о приеме, зная твою любовь к официальным мероприятиям...

— Ты постоянно меня пытаешься на них заслать, — закончила я за нее.

— Анька, не будь божьей коровой! Ради дела можно и в куклу пару часов поиграть, только спрячь эту седину, а то как бы клиент не перепугался. Его зовут Анри Ханен, ты не забыла?

— Маленький, толстый с жидкими серыми волосами?

— Нет же! Он выше среднего роста, шатен... — Низа запнулась, глянув на мою честную рожу, — да иди ты к черту, Романова!

— Алексей ничего для меня не передавал?

— Передавал, — Низа кивнула, глядя над моей головой, — что очень ждет встречи с одним молодым человеком, чтоб основательно надрать ему уши.

— Врешь ты все! — буркнул Зак, — Алексей никогда такого не скажет и не сделает!

— А ты прилетай ко мне и проверь, — гостеприимно развела руками подруга. — Ладно, не буду вас отрывать, а то потом скажете, что на прием из-за меня попасть не смогли.

Связь прервалась, а я сосредоточенно пожевала губу, глядя в темный экран. Если обувь была взята, то остается только одно место, которое я не обыскала.

— Зак, — позвала я мальчишку, — я тебе сейчас дам денег, смотаешься в порт и обыщешь 'Беркут'.

— А что искать-то?

— Зак!

— Понял, понял! — мальчишка перемахнул через диванную спинку, благоразумно увеличивая расстояние между нами, — Туфли искать. Красные.

— Вот именно. Времени тебе полчаса, так что на крыло!

Мальчишка мстительно затолкал галстук в брючный карман, побожившись, завязать по дороге и, приняв денежное подношение, ускакал. Не прошло и двух минут, в номер постучались, я, кляня малолетнего склеротика, пошла открывать. На пороге вместо Зака стояло нечто косматое, рыжее и взлохмаченное, обряженное в некое подобие просторной туники, из-под которой выглядывали потертые джинсы, заправленные в расхлябанные высокие ботинки. Я наклонила голову, стараясь рассмотреть лицо, надежно скрытое под огненными лохмами.

— Э... Простите, с кем имею честь? — поинтересовалась я, отчаявшись угадать пол стоящего в коридоре существа.

— А? — существо тряхнуло головой, длинная челка съехала в сторону, открывая легкую россыпь веснушек на бледной щеке и задорно блестящий зеленый глаз. — А! Да! Вы Анна Романова?

Голос существа звучал весьма приятно.

— Да, — опрометчиво подтвердила я, не иначе, как от неожиданности.

— Меня Денис зовут, я визажист и косметолог, — в доказательство он подпихнул ногой блестящий ящик, стоящий у стены, — мне вас заказали!

— Что, простите? — поперхнулась я. Фраза прозвучала несколько зловеще.

Почувствовав в своих словах что-то не то, парень поспешил поправиться:

— Нет. Меня вам заказали, — от этого стало только хуже, — Нет... опять не так.

— Вас попросили сделать мне макияж и прическу? — поспешила подсказать я, глядя на донельзя расстроенного парня, пока тот не сморозил еще чего-нибудь похлеще.

— Да, именно так! — возрадовался косметолог, подхватывая свой ящик и с легкостью забрасывая ремешок на плечо.

— А кто вас прислал, можно узнать? — проявляя законную осторожность, поинтересовалась я, не торопясь впускать представившегося незнакомца.

Денис растерянно моргнул единственным видным глазом, задумался на мгновение и, бухнув жалобно звякнувший ящик на пол, зашарил по карманам, высоко задрав подол туники. Спустя несколько секунд судорожных поисков из карманов были извлечены пара чеков, леденец в мятой обертке, огромный носовой платок, поломанная заколка и что-то крайне похожее на гвозди, парень просиял, вытянув из заднего кармана прямоугольничек плотного картона.

— Госпожа Эоллария! — облегченно выдохнул он, выбрасывая руку вперед, с явным намерением сунуть визитку мне под нос.

— Ну, если госпожа Эоллария, тогда заходите, — хмыкнула я, делая приглашающий жест, умело увиливая от прочтения. Отказываться от услуг профессионала, тем более присланного Эоллой, было глупо. Максимум, что я могла бы изобразить самостоятельно — несимметрично подведенные глаза.

...Смокинг сотворил чудеса со старой развалиной, проснувшейся час назад — спина выпрямилась, развернулись плечи и куда-то подевался живот. С галстуком, как всегда, вышли разногласия. Когда-то ему пообещали, что к старости он непременно научится укрощать эти жесткие полоски ткани. С того времени прошло около шести лет, а Влад так и не научился. С одной стороны это внушало оптимизм — он еще недостаточно стар, но с другой бесило безмерно. Всякий раз приходилось клянчить помощь. Раздраженно посмотрев на неприступную деталь костюма, зажатую в горсти, поплелся к обществу.

В кухне его встретил очередной взрыв женского хохота. Стоящий у окна Тимофей оторвался от задумчивого разглядывания содержимого чашки и, посмотрев на Влада поверх склоненных девичьих голов, философски пожал плечами.

— Вот, послушай, что здесь — известный своими любовными похождениями богатый холостяк впервые за историю наблюдений получил яростный отпор! — захлебываясь восторгом, прочитала Кони.

— Кто рискнул так непочтительно отвергнуть герцога, пока остается тайной, но нашей редакции стало известно, что это был мужчина! Может в этом кроется нежелание наследника фамилии связывать себя узами брака? — хрюкая от смеха, продолжила Ольга, поддергивая полу герцогского халата, накинутого поверх вечернего платья.

Один из тонких листков, ворохом наваленных на столе, соскользнул на пол, задетый локтем Ольги и, прошуршав по полу, ткнулся в носки Влада. Герцог сгреб гибкий пластик газеты и поднял к глазам. На развороте красовался заголовок 'Невероятный обвал самого богатого жениха!'. Пробежавшись взглядом по статье, Влад не узнал ничего нового, по крайней мере, в этой газете не предполагали смены ориентации, что, впрочем, не помешало заподозрить герцога в мазохизме. Кто-то из просматривавших запись разглядел блаженную улыбку, когда тот пролетал между шестой и четвертой ступенью.

Заинтригованный герцог щелкнул ногтем по кадру над статьей, запуская, и полюбовался хаотичным мельканием своих ног и рук. Никакой улыбки на перекошенной морде то и дело проскакивающей перед объективом, не заметил. Скрипнув зубами, скомкал листок и швырнул в сторону мусорки. В полете газета расправилась и аккуратно спланировала в раковину, вызвав придушенные девичьи смешки.

Влад пошарил по карманам, отыскивая наладонник, собственный позор с упоением пережевывающийся желтой прессой интересовал его куда меньше, чем факт использования в статье видеоматериалов с боковой камеры охранной системы отеля. Хотя, многие газетчики, надо отдать им должное, пытались выдать блеклые картинки за видеосъемку очевидца, даже давшего интервью одному из изданий. В карманах только что надетого смокинга ничего кроме пустоты не обнаружилось. Тим, наблюдающий безмолвную ярость друга, с флегматичным спокойствием выудил из кармана свой и перебросил его герцогу, удостоившись яростного шипения жены, считавшей, что карманы парадного костюма не предназначены для таскания всякого мусора.

— А где мне еще его носить? — переждав штормовые раскаты, поинтересовался Тимофей, — На лбу?

— Я тебе уже давно говорила купить нормальный коммуникатор, — шторм успокаиваться не пожелал, Кони вскинула руку, демонстрируя мужу запястье с элегантным золотым браслетом с кристаллом экрана, надетым по случаю выхода. Обычно девушка пользовалась более дешевой и неубиваемой моделью, в обшарпанном металлическом корпусе.

— А я тебе давно сказал — нет! — в спокойном голосе заупрямившегося Тима послышался отголосок волчьего рыка.

Барон испытывал к браслетам классовую ненависть, впрочем, как и к другим украшениям, даже в цепочке подозревая ошейник, но предпочитая не говорить об этом вслух. По известным причинам Влад его в этом всецело поддерживал.

— Тимофей, это глупость и мальчишество! — холодно отчитала его жена.

— Пусть так, — не стал спорить мужчина и отвернулся к окну, показывая, что разговор окончен.

— Не смей от меня отворачиваться, — пришла очередь Кони рычать.

Оставив спорщиков на попечение Ольги, которая не позволит им разодрать друг друга в клочья, прикрыл за собой кухонную дверь, на ходу набирая номер Рома...

Парень оказался даже лучше, чем можно было предполагать, за какие-то сорок минут превратив бледную немочь в весьма симпатичную девушку, умудрившись даже спрятать упрямую седину, рассыпав по распущенным волосам бриллиантовые искры заколок-пружинок.

— Я надеюсь, они не настоящие? — подозрительно поинтересовалась я, заворожено глядя на вспыхивающие льдистым блеском камешки, не хватало еще каждый поворот головы отслеживать.

— Н-настоящие, — разочаровал меня стилист.

— С каких это пор приходящие стилисты таскают в кофре бриллиантовые заколки? — сурово сдвинув искусно подведенные брови, поинтересовалась я.

— Не таскают, — повинился Денис, потирая запястье, будто там что-то мешало, — Это госпожа Эоллария...

— Тогда снимайте, сейчас же! — перебив его, приказала я, с ужасом подсчитывая состояние, красующееся на пустой голове.

— Вам не нравится? — не понятно с чего перепугался он.

— Нравится, — пришлось признаться мне, парень с явным облегчением расплылся в улыбке, — но если я их потеряю...

— О, не волнуйтесь! Я хорошо закрепил, но... — парень замялся, — госпожа Эоллария...просила...

— Вернуть их по возможности, — хмыкнула я, поворачивая голову, чтобы ему было удобнее орудовать мягкой кистью, нанося на щеку румяна.

Вечно принцесса ставит окружающих в неудобное положение, относясь с возмутительным равнодушием ко всяческим украшательствам. До сих пор инспектора посмеиваются, припоминая выражение лица Урса и его новоиспеченной жены, когда среди свадебных подарков, по-походному наваленных на кусок брезента, в распотрошенной коробке оказалось рубиновое колье, а Элла извинилась, что не нашла ничего более подобающего.

Я вздохнула, очень хотелось почесать лоб, но побоялась испортить наведенную Денисом красоту. Парень потянулся за следующей склянкой, рукав задрался, обнажая то, что молодой человек прятал под тканью. Шрам, довольно старый, охватывающий запястье неровной воспалившейся лентой. Обцарапал, небось, нежную кожицу и заразу какую занес, аж пара желтоватых крупинок гнойничков на тыльной стороне имеется.

— Сильно чешется? — усиленно растягивая губы, чтоб их удобнее было красить, спросила я, не успев заткнуть профессиональную деформацию.

— Что? — Денис, вздрогнув, торопливо одернул рукав.

Я выругалась про себя, глядя на вытянувшееся под челкой лицо. Кадык парня судорожно вздрогнул, наждаком проехав по пересохшей глотке, и он принялся, не глядя, сгребать разбросанные мелочи, неловко пихая их в кофр, заставив меня пожалеть о не к месту заданном вопросе. Ну, чего стоило промолчать?! Какое тебе дело до чужих шрамов, пусть и воспалившихся? Тебя уже как-то спрашивали — какого черта ты свой пятак к каждому суешь, тем более, если не просят? Еще хочешь?! Что ты ответишь на этот раз? Что ушедших в разы меньше, чем оставшихся и клятва, данная с десяток лет назад, обязывает? Да и черт с ней с клятвой, это просто слова, которые бормочут, отдавая дань древнему старцу, ты сама просто не имеешь права иначе, держа на ладонях профессию, что часто путают с даром, не смеешь пройти мимо, отвернуться, забыть. Давай, попробуй! Промямли оправдания по крупицам собранные за шесть лет, да так и не сказанные. Не поверили тогда, так с чего поверят теперь?

А если парню помощь нужна? Как тогда Заку? Что было бы с ним не остановись я тогда?! Шрам уж больно характерный, да и зашуганный парнишка не в меру... А вот мальчишку сюда приплетать не смей, там было все ясно и понятно, тут же ты лезешь грязными сапогами в чужую жизнь, вообразив, что имеешь на это право. Может парень обычный ненормальный, ну, в смысле мазохист. У тебя кто-нибудь помощи просил?! Нет? Так какого черта?! Не навреди, помнишь? Но слово уже было сказано и отступать, в общем-то, некуда. Черти бы драли мою двойную профессиональную деформацию и длинный язык.

— Сильно чешется, спрашиваю, — со вздохом повторила я, глядя на напрягшуюся спину.

— Нет, госпожа.

— Что? — пришла моя очередь переспрашивать, заслышав подозрительно знакомую, но хорошенько подзабытую интонацию. Ну, что ты скажешь на это теперь, а? Что скажу, что скажу... что Низа потерпит со своей сделкой, — Так. Ну-ка, садись.

Парень покорно сел на указанную банкетку, бессильно свесив руки между коленей, ссутулившись, загодя смиряясь со всеми грехами.

— Ты сбежал?

— Нет, госпожа, что вы! — он отчаянно замотал головой, и с какой-то безнадегой добавил, — Я... я свободный человек!

Волосы откинулись назад, открывая обезображенную сеткой шрамов щеку.

— И давно? — хмыкнула я, бесцеремонно вылавливая его руку и задирая рукав туники до локтя, рассматривая воспаленную кожу.

— Два месяца, — безнадежно пробормотал Денис, глядя куда-то в сторону и, словно утопая, ухватился за скользкие камни берега, в последнем рывке срывая ногти, выпалил — хотите, клеймо покажу?

— Оно тоже беспокоит? — вскинулась я, отвлекаясь от рюкзака, в котором копалась, костеря себя, что в поисках туфлей перемешала вещи, попутно стараясь скрыть досаду — подленький повод пропустить прием с треском провалился. — Нет? Тогда оставь его при себе. Потерпи, укол это не страшно.

— А я и не боюсь, — несколько обиженно буркнул он, следя, как игла прокалывает кожу.

— Это хорошо, — одобрила я, кидая пустой шприц в пепельницу и принимаясь за обработку, — и не пугайся так. Ты мне, конечно же, не поверишь, но свободные... как бы это тебе поделикатней сказать... они тоже люди.

— Разве? — парень позволил себе усмехнуться, с интересом наблюдая за обработкой.

— Вот представь себе! Я и сама в это не очень верю, но так говорят. И как же тебе за два месяца удалось в такой отель устроиться? Сюда ж не каждого возьмут.

— А... — Денис махнул свободной рукой, — меня хозяин... бывший хозяин сюда пристроил. Договорился со здешним управляющим. Взяли с испытательным сроком.

— Видать, хороший человек, — уголком губ улыбнулась я.

— Не худший уж точно, — пожал плечами парень.

— А живешь ты где?

— Мне комнату при отеле выделили, — на мой удивленный взгляд Денис смутился и поспешно добавил, — на минусовом этаже.

— М-м-м, понятно. У тебя паспорт есть?

— А что?

— Да что ж ты так пугаешься? Мне очень понравилось, что ты со мной сделал и мне очень не хочется, чтоб ты из-за своей челки без глаз остался. Слепой стилист это, я тебе скажу — извращенное извращение, — заметила я, накладывая на запястье парня широкую повязку, — Но ты ж волосы с глаз не уберешь из-за шрамов, я права? Вот. А шрамы носить совсем не обязательно, ну, если только они тебе не дороги, как память.

— Не дороги, — подтвердил он, одергивая рукав.

— Я почему-то так и подумала, — хмыкнула я, набрасывая короткую записку с адресом и рекомендациями, — если будут какие-то проблемы, свяжись со мной.

— А сколько это будет стоить?

— Тебе? Билет туда и обратно.

— За что? — парень подозрительно нахмурился, видать, уже столкнулся с расценками.

— По нескольким причинам, — пожала я плечами, занятая запихиванием вещей в рюкзак, — во-первых, потому, что мне действительно понравилась девушка в зеркале, и я надеюсь еще пару раз воспользоваться твоими услугами, во-вторых, потому, что я могу, а в-третьих, потому, что я хочу. Устраивает?

— Вполне, — фыркнул Денис, встряхивая головой и возвращая челку обратно.

— Это радует. И еще, не называй свободных господами, если не используешь при этом их фамилию или, в крайнем случае, имя, этим ты выдаешь себя с потрохами. Просто помни — свободные тоже люди. Держись уверенно, но не наглей и все будет нормально.

— Спасибо, — парень собрал свой ящик и возился с замками.

— Не за что. И не забывай брать оплату за услуги, — я вручила ему чек, — а то тебя быстренько сдадут в психушку. Этого хватит?

— Да. Еще раз спасибо, госпожа... — парень смутился, забыв мою фамилию.

— Романова, — подсказала я, ничуть не обидевшись.

Черт с ней с фамилией, главное, чтоб оттенки туши не путал, а память на имена приложится. Надо не забыть пока с ним пластики работать будут психолога подослать. Терпеть не могу недоделанных дел — выпустить выпустили, а как жить не научили. Да и психиатрам работы давать не хочется.

— Но лучше — Аня. Привычнее. Если не против — я к тебе завтра загляну. Повязку поменяю.

— Как вам будет угодно,— видимая мне часть щеки покрылась густым румянцем, заставляя нахмуриться, но выяснить, что он себе придумал, я не успела.

Дверь номера распахнулась, предположительно с ноги, с треском въехав ручкой в стену.

— Анька, я вернулся, — проорал Зак, перепугав и меня, и Дениса, шарахнувшегося от вопящего подростка с торчащим из кармана галстуком.

...Разговор с Ромом вышел по-деловому короткий. Упрекать начальника безопасности в упущении было глупо. Уследить за всем одному нереально, тем более, у отеля есть своя охрана, но когда у нее из-под носа уводят записи с внутренних камер, приходится привлекать тяжелую артиллерию. Так же Ром взялся пошевелить пресс-службу компании, чтоб та занялась ночным запугиванием редакторов, чтоб успеть с опровержением к утреннему выпуску. Похоже, этой ночью не спать не только Владу. Герцог отключил наладонник, отчаянно желая поменяться с Ромом местами, он, по крайней мере, будет занят делом, а не изображать из себя разряженного клоуна. Газетные сплетни, проштудированные гостями с еще большим рвением, чем Ольгой и Кони, помогут сделать вечер незабываемым. Нет, конечно, в глаза ему ничего не скажут — воспитание не позволит, они будут мило улыбаться, рассказывая, как рады присутствовать, не забывая шепотом перемыть кости, едва герцог отойдет в сторону. Влад устало помассировал виски, прислушиваясь к затихающей ссоре и, покосившись на часы, беззвучно выругался. Если они не выйдут в ближайшие десять минут, бабка четвертует его прямо перед гостями. Вот потеха-то будет.

— Ольга, если они еще не добили друг друга, поторопи их, пожалуйста, — крикнул Влад в сторону кухни.

— Я тебя сейчас самого добью! — сердечно пообещала баронесса.

— Влад, ты уже закончил свои секретные переговоры? — поскреблась в закрытую дверь Ольга, — Нам уже выходить пора.

— Или в твоем доме окажется труп, — пригрозил Тим.

— Чей? — рассеянно отозвался герцог, все еще размышляя о разговоре с начальником службы безопасности.

— Мой! — придушенно просипел мужчина. — Не забывай — я нахожусь в замкнутом пространстве с двумя злобными курицами, и мне сейчас выклюют мозг. А без мозга...

В кухне послышался возня и подозрительный шлепок.

— Ты прекрасно живешь последние лет двадцать пять, — успокоила его Кони.

— Так выходи, кто ж тебе мешает? — откликнулся Влад, примериваясь все же самостоятельно завязать галстук.

— Оль, можно я его побью? — заканючила Констанция.

— Нельзя, женщина! — высокомерно отказал за Ольгу Тимофей.

— Это почему это?! — возмутилась Кони, — И вообще, кого ты женщиной обозвал?

— Потому что бить его буду я, — любезно разъяснил Тим, — а ты женщина и есть, с мужчиной я бы точно жить не стал.

— Оль, выгоняй их, а то действительно опознаем, — поторопил Влад, обращаясь к сестре, как к самой вменяемой.

— Нет, господа, герцог не достанется никому из вас, — голос сестры был мрачен и суров, — потому что бить его буду я, как только этот аристократический паршивец соизволит отомкнуть дверь!

— Черт! Опять захлопнулась, — пробормотал герцог, воюя с заклинившим замком.

— Ты не чертыхайся, а открывай, давай, — поторопила Кони.

Герцог только покривился в ответ, справившись, наконец, с замком. Поглядев на выбравшуюся из кухонного плена компанию и, к своему сожалению, не обнаружив физических следов конфликта, сообщил, что скоро будет, ретировался в комнату. Пренебрегать Лешкиным советом он не собирался, только надеялся, что снадобье, заправленное в шприц, его не доконает.

Потрогал пальцем прозрачный цилиндрик, одиноко лежавший на тумбочке, малодушно раздумывая, не попросить ли помощи. Идею пришлось с сожалением отвергнуть, опасаясь нарваться на очередную лавину насмешек. Да ладно! Ничего сложного в этом нет, вон сопливые девчонки, только выпустившиеся из медицинской школы, ставят внутримышечные с закрытыми глазами. Всего-то и надо — снять колпачок, всадить иглу и нажать на поршень.

Плечо, как объект вливания, отпадало сразу, тут опыт нужен — велика вероятность попасть в артерию или нервный узел. И неизвестно еще, что хуже. Почесав отвергнутое плечо, расстегнул пояс и, спустив штаны, уселся на кровать, рассматривая тут же покрывшееся мурашками гусиной кожи бедро, ощетинившееся на хозяина мелкими волосками. Влад с сомнением оглядел бледное поле деятельности, со скрипом припоминая, что для инъекции в бедро, место нужно выбрать не менее тщательно. Если память не изменяет, для этого нужно положить ладонь с оттопыренным в сторону большим пальцем на пару сантиметров выше колена, соединив с оттопыренным пальцем другой. В окошке между ладонями и будет искомое. Все бы ничего, но с какой именно стороны бедра — внешней или внутренней — нужно выстраивать 'окошко' припомнить никак не мог. Подвигав ладони туда-сюда, запутался окончательно. Оставалось самое неудобное и всю жизнь страдающее за проказы место, до которого еще предстояло добраться. С Владовой-то сегодняшней гибкостью.

Вооружившись шприцом, встал перед зеркалом, задрал повыше рубашку и приспустил белье. Извернулся на левую сторону, слыша, как в спине что-то подозрительно щелкает и вроде даже шелестит, болезненно осыпаясь. Очень надеясь, что это не остатки позвоночника, зажал шприц в кулаке, размахнулся и... игла наткнулась на рефлекторно сжавшуюся в камень мышцу. Организм отчаянно сопротивлялся замышляемому злодейству. Выругавшись, поддернул белье и, путаясь в штанах, поплелся к тумбочке, где в нижнем ящике уже пару месяцев валялся ветеринарный пистолет, забытый приезжавшей на закупки баронессой.

Зарядить пистолет медицинский оказалось не сложнее, чем боевой — откинуть клапан, залить резервуар и взвести до щелчка. Покрутив в руках 'оружие', вернулся к зеркалу. Состроив своему отражению унылую рожу, развернулся и, ориентируясь по зеркалу, приставил холодный ствол. Так, вроде нормально, осталось нажать спусковую кнопку, плавно, на вдохе...

— Этот человек может сделать хоть что-нибудь толком?! — простонала Кони.

Влад дернулся, с силой вдавливая кнопку, пневматика выстрелила иглой, лекарство под давлением болезненно выплеснулось в мышцу, аж в пятку током отдало.

— Твою мать! — взвыл застигнутый врасплох герцог, потирая ужаленную ягодицу.

— Тим, объясни хоть ты ему, что нормальные люди стреляются в голову, а не в жопу! — всхлипнула Ольга.

— А чего объяснять-то? У кого, где мозги, тот туда и стреляется, — философски заметил Тим, выпроваживая загибающихся от хохота девиц из комнаты.

— Спасибо, — буркнул Влад, застегиваясь.

— Не за что, — передразнил его Тимофей, — кстати, петля у тебя на шее знатная, хоть сейчас на виселицу. Надеюсь, повеситься тебе удастся лучше, чем застрелиться.

— Ха. Ха. Ха, — мрачно откликнулся Влад, — Вот взял бы и завязал нормально.

— Это не ко мне, — протестующе мотнул головой Тим, пропуская приведшего себя в порядок герцога вперед, — это к Ольге.

Похихикивающая сестра перевязала галстук, повела плечами, скидывая мужской халат, мигом превращаясь из ехидины в утонченную леди. С Констанцией произошли не менее разительные перемены и хоть в глубине девичьих глаз еще скакали бесенята, девушка уже мало напоминала грубоватую лошадницу. Тимофей смотрел на жену обожающим взглядом и, не удержавшись, прикоснулся губами к голубоватой жилке на ее виске, едва не порушив затейливо заплетенный локон.

— Осторожнее, паразит, — промурлыкала Кони, шутливо отталкивая мужа.

Герцог саркастически закатил глаза, скрывая привычно всколыхнувшуюся зависть, и открыл входную дверь, первым выходя из квартиры...

Глава 6.

...Водитель, мирно подремывал в мягком кресле длинной, слишком дорогой для этого квартала машине, чувствуя себя в каменном колодце убогого портового квартала спокойнее, чем на освещенной стоянке центра города. Лихие люди, промышляющие в этом районе, и близко не подойдут к машине с герцогским гербом на дверях. Кого-то отвадил сам молодой герцог — водитель своими глазами видел, как тот, совсем не аристократично разогнал компанию очень даже бандитского вида, решившую, что машина слишком хороша для ее хозяина. Мужчина тогда изрядно перепугался за своего работодателя, но пока успел выбраться из салона, нашаривая монтировку, на растрескавшемся асфальте мирно постанывали все шестеро нападавших, а герцог широкими шагами пересекал двор, раздраженно щупая распоротый рукав. С усмешкой покосившись на орудие самозащиты всех шоферов, герцог, не дожидаясь посторонней помощи, рванул дверцу, вручив опешившему работнику пару внушительных тесаков, отобранных у разбойников и, как ни в чем не бывало, приказал ехать в центр. Остальных охотников до чужого добра настращали ребятки Лиса, как за глаза работники называли начальника службы безопасности.

Холодный ветер скользнул в приоткрытое окно, потрогал загривок, скатываясь за воротник водительской куртки, заставив мужчину зябко поежиться и спешно прикрутить стекло. Ветер, вобравший в себя стужу близких горных перевалов и глубоких овражных трещин, словно озлившись на жалкого человечишку посмевшего запереться в железной коробке, с силой сыпанул мелким сором по неприступному убежищу, прошуршал песком и сорванными с деревьев листьями по лакированным бокам машины и унесся, недовольно ворча, в переулок, искать более легкую жертву. Привычно прокатится по лабиринту улиц, продерет до костей одетого по дневному легкомысленного горожанина, наплевав на посланные следом проклятия и, довольный своей шалостью, полетит дальше, прожарившись у многочисленных кофеин, растеряет всю свирепость пройдется по главному проспекту приятным теплым ветерком.

Здесь всегда так — днем, начиная с ранней весны, жара не продохнуть, а ночью такой холод, что даже летом без куртки не выйдешь. На окраинах это особо чувствуется, тем более у открытого летного поля. Вот из-за этих перепадов температур город и зовут туманным или облачным. Смотря из какой части города наблюдать.

Потянувшись, потер лицо, удивляясь, что молодой герцог до сих пор не появился, опаздывать он не любил, а время уже подбиралось к критической отметке, гнать придется, а движение вечером плотное, как бы ни застрять. Мужчина пощелкал кнопками, загодя прокладывая трассу на навигаторе, во избежание. Водитель недовольно шмыгнул носом, возвращаться придется глубоко за полночь — вот пить дать в плотный туман вляпаются и будут плестись медленнее черепахи, прощупывая белую промозглую мглу желтыми противотуманными фарами. Это хозяину, устало развалившемуся на широком диване заднего сиденья, можно подремывать, а ему, водителю, придется слепо продираться сквозь ватную пелену, чувствуя себя капитаном пассажирского лайнера, совершающего экстренную посадку на неизвестной планете.

Впрочем, ему грех жаловаться. Подобные ночные выезды редки, да и работа с появлением молодого герцога — не бей лежачего. Это старый любил шататься по ночам и непременно на машине с водителем, чтоб и привез, и пьяного, при надобности, загрузил. Молодой же предпочитал управлять всем сам, что делами, что машиной, по какой-то неясной причине доверяя окружающим только в случае крайней необходимости, за что ему частенько от бабки перепадало. Водитель сам слышал, как старая карга на парня бранилась. Молодой герцог только отмахивался от этого ворчания и водитель был совершенно уверен, что если бы хозяину было не зазорно на прием приехать самому, то работник сейчас бы сладко посапывал в своей постели, бережно прижимая рукой кряхтящего во сне младенца. Полуторамесячный чертенок успокаивался только на теплой отцовской груди, на которой устраивался не хуже, чем сам папаша на двуспальном супружеском ложе. Вспомнив о сыне, мужчина расплылся в глупой, мечтательной улыбке. Ох и достанется сегодня его бедной Ирме, вынужденной всю ночь таскать на руках безостановочно орущего отпрыска, аж семи килограммов весом. Не надорвалась бы, она ж такая худенькая и хрупкая...

Хлопнула подъездная дверь, над двором пронесся звонкий смех и смущенное мужское ворчание. Водитель подвигал плечами, разминая затекшую спину, и провел рукой над панелью управления, будто кота погладил. Через секунду кот сыто заурчал прогревающимся двигателем.

Водитель вышел, намереваясь, как и положено, открыть дверцу, но был остановлен герцогом. На правах хозяина Влад сам занялся этим, подавая дамам руку и следя, чтоб пышные юбки не оказались под ногами. Если девушки обнаружат след ботинка на подоле, будет маленький скандал и большие неприятности. Тиму подавать руку не было необходимости, но Влад, не удержавшись, в заботливом полицейском стиле придержал парня за голову, советуя не ушибиться, и получил шутливый тычок под ребра.

— Поехали, Роб, — нажав кнопку интеркома, распорядился Влад.

— Да, Ваша Светлость.

Машина плавно тронулась, Влад, отвернувшись от остальной компании, уставился в окно, настраиваясь на клоунаду и мрачнея с каждым поворотом колес.

— Лицо попроще, мой герцог, — шепотом посоветовала Ольга, наклонившись к самому уху брата, — эдак вы всех гостей распугаете.

— Вот и хорошо, — холодно усмехнулся тот, — раньше домой вернемся.

— Этот человек невыносим, — пожаловалась Кони, — сам развлечения не хочет и другим испортить норовит. Откуда ж ты такой свалился на наши головы?

— Из вшивого барака, — буркнул Влад, ощущая непреодолимую тягу полаяться хоть с кем-нибудь. Пусть даже это будет Кони.

Присутствующие не единожды сталкивавшиеся с подобным его настроением тему предпочли не поддерживать ни заверениями в обратном, ни руганью на длинный герцогский язык и тем паче обид на него, не давая Владу поводу к дальнейшему проявлению отвратного характера. Вместо этого завели какую-то отвлеченную беседу, выключив его из разговора, без лишних телодвижений ожидая, когда мужчина молча перебесится.

Машина затормозила у празднично прибранного отельного крыльца. Подскочивший мальчишка в форме с лихо заломленной на затылок фуражке грума, открыл дверцу. Влад пересел на соседний диван, позволяя друзьям выйти, а сам постучал в стеклянную перегородку.

— Да, Ваша Светлость? — водитель почтительно обернулся.

— Роб, поставь машину в гараж отеля и можешь отправляться домой.

— Спасибо, Ваша Светлость, — искренне поблагодарил Роб.

— Не за что. Как сын?

— Хорошо, Ваша Светлость, спасибо. Только по ночам спать не дает, — с горделивым смущением признался молодой отец.

— Ну, это у него работа такая, — Влад на секунду оттаял, позволив себе улыбнуться, но в следующий миг водителю послышался лязг опустившегося забрала, лицо герцога вновь сковало отстраненной холодностью.

Поравнявшись с друзьями, поймал вопросительно недовольные взгляды, мол, чего так долго.

— Шофера отпускал, — пояснил герцог.

— Но, как же...

— Мы здесь зависнем часа на четыре, — перебил возражения Влад, неприязненно покосившись на перемигивающиеся огоньки гирлянды, — если не на все шесть. Так что ждать смысла не имеет. Нас отвезет кто-нибудь из обслуги отеля. Графиня, руку.

Ольга неодобрительно покачала головой, но положила ладошку на услужливо подставленный локоть. Появление двух пар вызвало привычный ажиотаж, головы присутствующих, как по команде повернулись к высоким дверям. Представителями высшего общества заинтересовались не только местные, но и бывшие на планете впервые. Первенство сегодня принадлежало не Тимофею, которому так до конца и не простили происхождение, а Владу. Спасибо журналистам, чтоб им пальцы клавиатурой переломало! Ну, как же! Когда еще увидишь в живую героя газетных передовиц.

— Надо было через черный ход заходить, — процедил Влад, старательно растягивая губы в улыбке и не забывая кивать, приветствуя знакомых, при этом лавируя так, чтоб между ними было как можно больше препятствий.

Слышавшая его Ольга только фыркнула, представив, как владелец, вздрагивая от каждого шороха и надолго застывая за мусорными баками, тайком пробирается в собственный отель.

Рядом, словно из воздуха, соткался старший дежурной службы и, сдержанно раскланявшись с начальством, повел их к отдельному лифту, открывающемуся личным ключом.

— А все-таки приятно, когда не на тебя пялятся, — заметил Тимофей, прислоняясь плечом к зеркальной панели кабины и нацеливаясь почистить несуществующую грязь под ногтями.

— Ты еще в носу поковыряйся! — возмутилась Кони.

— А что — можно? — живо заинтересовался он, однако, пряча руки, чтоб, чего доброго, не шлепнули.

— Тим! Вынь руки из карманов, — ноздри баронессы раздраженно дрогнули, почище, чем у норовистой лошадки.

— Мне нравится, когда она сердится, — признался Тимофей Владу, — она такая смешная.

— Ты смотри поаккуратнее, а то ногой топнет и застрянем, — заметил герцог, пряча улыбку.

— Мальчишки! — фыркнула Ольга, осуждающе покачав головой.

Двери лифта разъехались, положив конец перепалке и глупым шуткам. Влад одним взглядом окинул пока еще пустое помещение. Паркет, тщательно натертый мастикой, казался застывшим озером, колонны, увитые цветочными гирляндами — древесными стволами, подпирающими высокий потолок, разливающий не режущий глаза приятный свет. За колоннами, не мешая проходу, потянулись укрытые длинными скатертями столы, уже уставленные блюдами у которых суетились официанты во главе с распорядителем, проверяя, всего ли достаточно. В противоположном конце зала, на небольшом возвышении, заканчивал настройку инструментов небольшой оркестр. Немногочисленные стулья и низкие диванчики расставлены со строго отмеренной хаотичностью, позволяющей не только присесть, когда устанут ноги от топтания и танцев, но и уединиться под призрачными вуалями гирлянд, образующих небольшие альковы, скрытые от любопытных взоров. Ветер, залетающий в приоткрытые балконные двери, лениво шевелил паутинки занавесок.

— Рановато приехали, — с легким сожалением констатировала Ольга, не любившая в первых рядах встречать гостей, отдавая эту честь Владу и бабке.

Герцог уже готовился ворчать, что сестра могла бы хоть раз постоять рядом, но его перебили сразу в два голоса.

— Ваша Светлость! — донеслось из разных концов зала.

Первый голос высокий, чуть трескучий, сопровождался раздраженным постукиванием трости по полу, второй, низкий, мужской с необходимой толикой почтительности. Выбирать, на чей зов откликнуться, не пришлось, всяко герцог предпочел общение с управляющим, против разговора со старой перечницей.

— Чуть позже, миледи, — Влад обозначил поклон в бабкину сторону и тут же повернулся к мужчине, — господин Куно, думаю, нам следует поговорить.

— Да, милорд, — хотя управляющий старался сохранить невозмутимость, Влад видел, как тот нервничал. И не диво. После подобного происшествия коллеги Куно обычно теряли работу.

— В вашем кабинете, — предложил герцог и в мыслях не державший увольнять столь ценного работника.

— Ты не посмеешь нас тут кинуть, — угрожающе прошипела Ольга, продолжая удерживать герцога под руку.

— Я вынужден, — Влад изобразил на лице вселенскую грусть, — ты же знаешь...

— Ольга! — требовательный возглас старой герцогини заставил девушку покривиться.

— Я тебя убью, — одними губами пообещала сестра, отпуская герцогский локоть.

Герцог бросил взгляд на часы и тихо выругался. Разговор с управляющим занял не так уж много времени, так что Влад вполне успевал ко встрече гостей. По большому счету герцогское присутствие в директорском кабинете требовалось только чтоб сказать свое веское 'нет', когда управляющий попытался подать в отставку. А так... там и без него было достаточно народу, даже Ром нашел время заскочить. Виновником переполоха оказался двадцатилетний сопляк из временного персонала в спешке и по настоянию бабки набранного для обеспечения конференции. Парнишка был перепуган до икоты от столь пристального внимания, но до просьб о прощении не опустился и старался вести себя дерзко. По крайней мере, ему самому так казалось. На самом же деле он выглядел смешным и жалким.

Влад наблюдал тягостную сцену дознания, размышляя о том, что все складывается не так уж и плохо, как предполагалось. С вдовствующей герцогиней придется серьезно побеседовать, постаравшись вдолбить в ее седую голову, что нельзя влазить в работу отлаженного механизма и навязывать свои агентства. И теперь бабка не посмеет попрекнуть его скандалом. Влад усмехнулся, подумав, что будь он более подозрительным, то решил бы, что бабка из пакостности натуры сама подстроила инцидент с фотографиями. Помаявшись еще немного, Влад едва заметно кивнул Рому. Безопасник моргнул в ответ и выставил нерадивого работника вон под присмотр дюжих охранников. Влад почесал бровь и посоветовал отпустить охламона, отвесив ему воспитательных пинков и снабдив должными рекомендациями. С которыми тому останется только бежать с этой планете, ибо его не возьмут ни на одну работу. Это только кажется, что Таурин планета большая, а на деле стоит облажаться на одном континенте, так и на двух других места станет мало. Глупо, устраиваясь на работу под настоящим именем и с подлинными документами, совершать подобные необдуманные поступки. Молодо — зелено. Ну да ничего — сейчас его Ром быстренько вылечит от излишней пустоголовости.

Цифры на табло лифта поменялись. Герцог бросил короткий взгляд на свое отражение и коротко выдохнул, цепляя на лицо холодную сдержанность, которую едва смягчала легкая полуулыбка, щелкнул по пиджачному плечу, сбрасывая невидимую соринку, поправил чуть покосившуюся розу в петлице. Вовремя. Звякнул колокольчик, и двери разошлись.

Зал был уже полон, но бабка, собрав около себя стайку престарелых дев, расположилась в алькове. Место засады было выбрано по всем правилам военной науки и располагалось не на виду, чтоб никто чего плохого о герцогине не подумал, но и недалеко от входа в зал, дабы оказать почтение высоким гостям. Гости помельче проникали в зал безо всяких приветствий. Впрочем, большая часть присутствующих на сегодняшнем приеме в церемониях не нуждались, мало того, как подозревал Влад, даже не слышали ни о чем подобном. Скорбным изваянием, рядом со старушечьим клубом, стояла Ольга, скромно теребя вышивку перчатки, усиленно делала вид, что внимательно слушает одну из бабкиных подруг. Герцог долгим взглядом окинул зал, изредка кивая, когда видел знакомых, и с некоторой долей разочарования не обнаружил своего единственного врага. Неужели забоялась и решила не приходить? Или таким образом демонстрирует свое пренебрежение протоколом? С нее станется. Жаль, жаль. Ее присутствие могло бы значительно разнообразить вечер. Заметившая его Кони, отсалютовала бокалом, и глазами показала на Ольгу, призывая спасать. Влад на долю секунды изобразил недовольство. Кони нахмурила брови и, положив руку на локоть Тимофея, заставляя того отвлечься от разговора со знакомым, начала движение в сторону Ольги, ловко лавируя между группок гостей. Герцог хмыкнул и спустился в зал.

— Дамы, — поприветствовал Влад старых аристократок легким поклоном. От количества бриллиантов и излишне глубоких декольте зарябило в глазах. Подруги герцогини отчаянно хватались за почившую молодость, упрямо не желая понимать, что глубокие декольте хороши ровно до того момента, пока в него мечтает заглянуть мужчина от четырнадцати до девяносто, а дальше все же следует быть поскромнее.

— О, Ваша Светлость, где же вы так долго были? — баронесса Раккот, известная змея и сплетница, томно повела густо накрашенными ресницами.

— Дела, Ваша Милость, дела, — Влад улыбнулся, целуя поочередно подставленные лапки, затянутые в атлас перчаток.

— Не бережете вы себя, Владислав, — с шутливой укоризной покачала головой старейшина клуба, княгиня Эльжбетта, любительница сигарет, коньяка и крепкого словца, настолько древняя и уважаемая, что могла себе позволить пренебречь протоколом и единственная из бабкиных знакомых, с которой можно было поговорить. Ей герцог улыбнулся вполне искренне.

— Ваша Светлость, я надеюсь, вы составите нам компанию? — строго поинтересовалась бабка, чтоб дорогой внук и не думал сбежать, едва показавшись.

— Да на что ему наша компания, Августа? — ответила за Влада княгиня, едва заметно подмигнув мужчине, — Если только в гололед перед собой пустить. Чтоб посыпали.

Почтенные дамы возмущенно выдохнули, прикрываясь веерами, но выказать недовольство словами княгини поостереглись, ибо та, если верить легендам, и в более молодые годы не отличалась особой выдержанностью и могла ужалить почище кобры.

— Идите, молодой человек, — строго приказала Эльжбетта и даже веером махнула, словно веником прогоняя назойливого котенка, — нечего вам нафталин нюхать, ваше время еще не пришло. И сестру свою заберите, а то бедняжка, едва не уснула, слушая наши глупости. Идите, идите! Развлекайтесь. Молодость слишком скоропортящийся продукт, чтоб растрачивать ее на иссохшихся мумий.

— Дамы, — Влад поклонился ниже обычного, стараясь вернуть лицу отстраненное выражение и, подхватив Ольгу под руку, поспешил выполнить княжеский приказ, опасаясь не сдержать рвущийся из глотки хохот.

Едва они отошли от старушек на несколько шагов, Ольга взяла инициативу в свои руки и быстро развернула герцога в сторону альковов, где еще не толклась очередь желающих присесть. Владу эта идея не особо приглянулась, и он решительно затормозил у накрытых столов.

— Влад, ты что себе позволяешь? — делая вид, что выбирает между тарталетками и канапе поинтересовалась Ольга.

— А что я себе позволяю? — герцог вытянул из стопки пустую тарелку и сосредоточился на изучении выставленных блюд.

— Кони, между прочим, замужняя жена, а ты на глазах у всего зала в гляделки с ней устроил!

Она на секунду прервалась, поприветствовать знакомых. Владу так же пришлось оторваться от своего увлекательного занятия, следуя Ольгиному примеру, раскланяться с подошедшей парой.

— Ну, устроил и устроил, — пожал плечами мужчина, не забывая мило улыбаться сестре.

— Совсем сдурел? — не менее обворожительно улыбаясь, прошипела Ольга, — Одного скандала недостаточно?

— Ему просто одиноко на пьедестале позора, — предположил предмет перепалки, выворачивая из-за колонны — вот и нас туда утянуть хочет.

— Оно мне надо? — беззлобно огрызнулся Влад, возвращаясь к заполнению своей тарелки, — Вы ж как птицы — позорный пьедестал и тот загадите.

— Хам. Всыпать бы тебе с полсотни розог, — мечтательно прикрыв глаза, промурлыкала баронесса, — глядишь, и характер поправится.

— Рискни, — разрешил Влад, осторожно прислоняя сырную лодочку, заполненную икрой к пузатому профитролю, посмеиваясь над размечтавшейся баронессой.

— Ох, доведешь ты меня когда-нибудь до греха, — пообещала Кони, наблюдая, как Влад, делая вид, что занят тарелкой, исподволь оглядывает зал. Ждет кого-то? Да нет, вряд ли. Скорее опасается, что нынешняя пассия объявится и испортит вечер.

— Хорош собачиться, на вас люди смотрят, — хмуро перебил их Тим, поведя шеей в попытке ослабить галстук. Бедняге явно хотелось чего-нибудь выпить, но кроме шампанского у официантов на подносах ничего не было, а эту 'пупырчатую воду' бывший раб презирал и как напиток не рассматривал.

— Вы только гляньте на этих нахалов, — спеша закрыть тему, заметила Ольга, указывая глазами на группу означенных нахалов, не вписывающихся в рамки высокосветского приема.

— А по-моему, нормальные люди, — не согласился с ней Тим с плохо скрываемой завистью глядя на галдящую и смеющуюся во весь голос компанию инспекторов, своей непосредственностью нагло попирающих все возможные правила.

Мнение Тима разделяли лишь экзальтированные единицы, даже приглашенные медики, изо всех сил стремящиеся соответствовать высокому обществу, чопорно поджимали губы, что уж говорить о местных аристократах в ужасе взирающих на происходящее, откровенно недоумевая — кто пустил в зал эту ватагу невоспитанных варваров. А варварам было плевать. Варвары, по какому-то недоразумению обряженные в вечерние костюмы, громко приветствовали опоздавших, хлопали друг друга по спинам и казались странно живыми среди благовоспитанного общества, зажатого границами этикета. Их словно накрывала невидимая сфера, что успешно ограждала от окружающего неодобрения. Герцогу подумалось, что если повнимательнее приглядеться, то вполне можно будет разглядеть ее радужное сияние, по которому с успехом стекают грязевые потоки, помешанные с ядом. Но, как уже отмечалось, варварам было плевать. И Влад им завидовал. Ему тоже хотелось под эту сферу, где можно, ни на кого не оглядываясь, стянуть с шеи надоевший галстук и непринужденно запихать в карман, как вон тот парнишка, к примеру, который еще слишком молод для вина, но уже достаточно подрос, чтоб спасать жизни.

Недовольно цыкнув, отвернулся от развеселой компании и... Время споткнулось, останавливаясь. Несчастный герцог судорожно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как проваливается, будто в невесомости, пришлось даже опереться плечом о близкую колонну, из боязни, что подведут ставшие ватными ноги. Реальность раскололась ровнехонько по краю верхней ступеньки, сминаясь и проваливаясь в привычный, почти родной, кошмар. Ведь бывают же такие правдоподобные сны, правда? Особенно после химии, которой накачала его добрая доктор.

Она спускалась по лестнице, медленно и величественно, поддерживая длинный алый подол, норовящий запутаться в ногах. Сверкали и таяли льдинки, запутавшиеся в черных локонах волос. Сейчас она вскинет голову, обведет зал своими чертовыми нечеловеческими глазами, безошибочно находя его в толпе, ее губы изогнутся в ироничной ухмылке и он, словно привязанный, погонится за ней не отставая, но и не приближаясь ни на шаг. Рядом с ней увивался малолетний провожатый, не знающий, куда девать руки и постоянно теребящий галстук. Ну, хоть что-то новое, обреченно подумал Влад...

Нечто острое пребольно врезалось в ступню, заставляя зашипеть и основательно прикусить язык, чтоб не выматериться в голос. Выдох. Время пошло. Черт!

— Рот прикрой и верни глаза на место, — промурлыкала Ольга, убирая каблучок с его ноги и подавая бокал шампанского, снятый с проплывающего мимо подноса, — пришел в себя или еще раз наступить?

— Нет, спасибо, — Влад единым глотком ополовинил бокал, глядя на сестру с искренним обожанием и благодарностью, торопливо отступая за колонну, хмыкая про себя, что вынужден прятаться в собственном отеле.

— Не за что, — она сделала короткий глоток из своего бокала, — только веди себя прилично и в ступор больше не впадай. Ты что ж думал, что не придет?

— Да, — честно ответил Влад, но никому бы не сумел объяснить, отчего именно так решил.

— Ты себе льстишь, — усмехнулась Ольга.

— А кто не должен был прийти и все-таки пришел? — поинтересовалась Кони, с нескрываемым любопытством наблюдавшая развернувшуюся перед ней сцену.

— Не приставай, — одернул ее муж, — я тебе потом объясню.

— А ты знаешь? — удивилась Ольга.

— Нет, — Тимофей безразлично пожал плечами, — но догадался. Это несложно.

— Расскажи, — тут же пристала к нему Кони.

— Дома, — отрезал не в меру догадливый муж и украдкой чмокнул жену в нос, смягчая отказ, — и то, если будешь хорошо себя вести и не приставать к Владу с расспросами.

— Ну и ладно, — фыркнула она, — не больно-то и хотелось! То же мне — умник выискался. И чтоб с бухгалтерией ко мне больше не подходил!

— Ваша милость, а вам кто-нибудь рассказывал, что шантажом заниматься противозаконно?

— Пять лет, между прочим, за это дают, — поддакнул Влад, следя за алым пятном, перемещающимся по залу в направлении той самой развеселой компании, спутник приотстал на шаг, стараясь держаться вне поля зрения и, судя по движениям его плеч, — Влад мог свои клейма прозакладывать — еще один галстук сейчас окажется в кармане.

— Н-да? — правая бровь баронессы приподнялась, изображая удивление, — Значит, шантажировать не буду. Обойдусь. Лучше и быстрее у нее самой спросить.

Кони одарила мужчин снисходительным взглядом и отставила пустой бокал.

— Только посмей, — прошипел Влад, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не схватить подругу за руку и не отпускать до конца вечера. А то ж с нее станется — пойдет и спросит.

— Владушка, тебе бы к специалисту обратиться да успокоительное попить, — сочувственно покачала головой Кони, — а то ж ты от бесконечного стресса и работы все чувство юмора растерял. Так и до психушки недалеко.

— А не пошла бы ты... танцевать, — внес более дельное предложение Влад, обиженно отворачиваясь от баронессы.

— И пойду, не переживай, — ничуть не обиделась на подобный посыл Кони, — а ты насчет успокоительного все же подумай...

На секунду приостановившись на верхней ступеньке, подбирая путающийся в ногах подол, мимолетным взглядом окинула зал, автоматически пересчитывая открывшуюся роскошь на единицы антибиотиков, перевязочный материал и прочие полезности, которых зачастую не хватает в поле. Цифры получились дикие, заставляющие болезненно морщиться. Доктор, вы можете хотя бы на некоторое время забыть о работе? Вон, смотрите, люди веселятся, болтают, разбиваются на группки, занимая время разговорами, а кто-то уже танцует под мелодичные звуки живого оркестра, шампанское опять же, да и закуски на столах, имейте совесть! Не портите окружающим праздник своей постной рожей. Я попытаюсь, честно пообещала я совести, не особо, однако, себе веря. Не люблю я такие праздники. Топавший следом Зак мнение мое о праздниках разделял и всеми доступными средствами доносил до меня, как ему, бедному, плохо. И туфли жмут, и галстук давит и вообще — жизнь поганая штука.

— О, смотри, вон наши! — обрадовалась я, осторожно ступая по ступеням и старательно игнорируя скорбное сопение за спиной.

А жизнь действительно поганая штука, тем более, если ты слишком похожа на кого-то, кто принес окружающим массу неприятностей. Я шла по залу, чувствуя вспышки неприязненного, грубоватого любопытства, слабо припорошенного этикетом и натянутыми улыбками. Чужое любопытство липло к коже, проникало в поры, назойливой мошкарой набивалось под волосы, неприятно щекоча затылок, заставляя волоски на загривке вставать дыбом. Неприятное ощущение. Гаже только пристальный взгляд исподтишка, словно сквозь оптику снайперской винтовки. Кто эта сволочь!? Кто-то из знакомцев мамаши? Легкий поворот головы, для лучшего обзора, быстрый взгляд в поисках навязчивого поклонника... А нет, это мой личный крестничек, вон он, родной. Маячит за колонной, будто нет его здесь совсем, а сам высматривает, вынюхивает, гадость очередную измышляет. Пшеть пошел, кОта помойная! Обнимайся со своей колонной, болтай с сестрой, шампанское пей, веди умные беседы, девиц в темных углах лапай, в конце концов, или что там еще герцогам на подобных мероприятиях делать положено. Главное, держись от меня подальше. Не подходи. Иначе беда будет.

Сопение за спиной стало не таким скорбным. Вот зараза!

— Засунешь галстук в карман — пришибу! — не оборачиваясь, пообещала я.

— А почему Явору можно, а мне нельзя?! — возмутился прохиндей, успевший не только распустить крепкий узел, но и скомкать надоевшую деталь костюма.

— Потому что он — Явор, а ты Зак! — прошипела я, не забывая удерживать на лице вежливую улыбку и спеша добраться до компании спасателей, — Так что — будь любезен...

— О, Анна Дмитриевна!

Оклик заставил прервать воспитательную деятельность и вопросительно обернуться на незнакомый голос. Уже то, что признали во мне меня, показалось достойным поводом для знакомства. Я жестом отослала Зака к спасателям, на прощанье посулив ободрать уши, если вздумает хоть на шаг от них отойти. Мальчишка обещал. Даже руку к сердцу клятвенно приложил. Негодник!

— С кем имею честь? — вежливо поинтересовалась я, дождавшись, когда мужчина проберется поближе.

— Я Анри, Анри Ханен, — выдохнул он, сграбастывая мою руку и прикладываясь к ней губами, — я так рад с вами познакомиться! Я ознакомился с выводами моей комиссии и ваша партнер, обворожительная Низа, мне уже все рассказала о вашей продукции, но, вы же сама понимаете, я все-таки хотел переговорить с вами, прежде чем заключать контракт, как с человеком более... хм... близко знакомым с оборудованием!

Не отпуская моей руки, мужчина увлек меня к одному из столиков, по дороге рассказывая, как восхищен нашим оборудованием, компанией и мною в частности. Мне оставалось только улыбаться и кивать, в надежде, что его красноречие рано или поздно иссякнет, и мы сможем пообщаться более продуктивно.

Анри оказался весьма приятным парнем, прекрасно разбирающимся в своем деле и умеющим задавать верные вопросы. Бывали в моей практике администраторы, надутые осознанием своей важности, не хуже жабы через соломинку, на деле способные отличить один вид оборудования от другого на уровне 'красненький' или 'синенький'. Я, не таясь, отвечала на всё с той же обстоятельностью, с какой вопросы были заданы, не скрывая возможных минусов при работе с той или иной техникой. Нет, конечно, можно было бы расписать нашу продукцию золотом в платиновом напылении, но смысл, если огрехи при работе, скажем, с полевой лапароскопической установкой, в условиях пониженной гравитации, всплывут, едва эта установка будет введена в работу? Тем более, когда на карту поставлено нечто большее, чем деловая репутация отдельно взятого производителя. После получасовой беседы, приправленной шампанским, мы расстались вполне довольные друг другом. Анри тут же исчез, растворившись в водовороте пышных юбок и строгих смокингов — мужчина без сожаления покинул праздник, чтобы успеть к утру подготовить контракт.

Я поставила на столик ополовиненный бокал, раздумывая, стоит ли последовать примеру новоиспеченного партнера или все же остаться. Если парни, заскучав, чего-нибудь эдакое отчебучат, а я пропущу, будет крайне обидно.

— О, Анна Дмитриевна, и вы здесь, — трескучий голос заставил расплыться в улыбке, — До меня доходили слухи, что вы все же стали врачом?

— Слухи, как всегда нагло врут, профессор, — я с нежностью обняла старика, в свое время здорово поддержавшего наглую пятнадцатилетнюю соплячку, возомнившую, что уже доросла до хирургического халата, — а вы до сих пор практикуете?

— О, нет, что ты! — с хорошо скрываемой печалью мотнул он растрепанной седой головой, — Глаза мои уже не те, да и руки... вот, пришлось уйти на покой. А здесь я так... меня внук решил выгулять, а то говорит — засиделся ты дед на своем огороде, людей не видишь. Его Стасом зовут, весьма неплохой офтальмолог, так что если вдруг чего...

Он кивнул на парня, скромно стоящего за левым плечом. Щеки молодого человека мигом окрасились румянцем, и мужчина пробасил что-то вроде — ну, что ты, дед!

— А это, Анна Дмитриевна Романова, девица самоуверенная, но толковая и, кое-где можно даже сказать — героическая.

Вот тут уж пришла моя очередь смущаться и мямлить — ну что вы, профессор...

— Не скромничайте, — хмыкнул старик и, обращаясь к внуку добавил, — мало кто посмеет спорить с твоим дедом, тем более в том сопливом возрасте, я тебе не рассказывал, как...

Старик, щурясь от удовольствия, поведал внуку несколько историй из моего темного прошлого. Я с любопытством послушала историю о непомерно наглой малолетке, завязавшейся спорить с профессором. Всегда интересно, как одно и то же событие выглядит с разных сторон. Конечно, мне теперешней, взрослой и профессиональной, было немного неловко за себя десятилетней давности, но ведь это не страшно, если спорный пациент все же выжил.

Кроме умения увлекательно рассказывать, профессор обладал способностью собирать вокруг себя восторженную толпу, и не имело значения сопливые ли это студенты, или маститые мужи, все без исключения слушали, изумленно раскрыв рты, как в детстве слушают сказки. Не прошло и десяти минут, как наше трио пополнилось еще десятком слушателей. Еще бы нет! Всегда полезно послушать, что говорит мировая знаменитость, даже травя байки, профессор умудрялся вкладывать в неразумные головы младших коллег частицу своего бесценного опыта.

Меня достаточно ощутимо дернули за рукав, отвлекая от профессорских разглагольствований.

— Ань, ты мне нужна, — шепнул Зак, наклонившись к моему уху.

...Влад старался не следить за ней, но как бы ни отворачивался, ярко-алое пятно ее платья так и лезло на глаза. Степенно кивая в ответ на неторопливую речь барона, помешанного на старинных рецептах виноделия, заставил себя сосредоточиться на перемещениях спутника бывшей хозяйки. Подросток, как и всякая неразгаданная тайна, сейчас занимал Влада куда больше, деревянных бочек высотой в два герцогских роста, где барон предпочитал настаивать свои вина.

Мальчишка, сперва отиравшийся возле компании спасателей, постепенно отдалился от взрослых, затерявшись в пестрой толпе, герцог едва не упустил его, но парень очень быстро отыскался недалеко от столов с едой, на которую, впрочем, не обращал ровным счетом никакого внимания, больше интересуясь официанткой, как раз в этот момент меняющей тарелки. Владу не пришлось долго напрягать память, где он мог видеть девицу. Ну, конечно, это та самая, за чью честь не далее суток назад юнец подрался в баре бассейна.

Парень, наплевав на все приличия, не отрываясь, смотрел на девушку, та, закончив с расстановкой полных блюд, сгрузила опустевшие на поднос и подняла на нахала глаза. Со своего места герцог не мог четко видеть, что происходит между этими двумя, но мог прозакладывать что угодно, что щеки девушки окрасились нежным румянцем, а парень приподнял бровь, как в старину мужчины приподнимали шляпу, здороваясь с женщинами, и она, конечно же, улыбнулась, отвечая. Показалось, еще мгновение и грудь парня раздуется так, что самцы вороватой птицы фрегат массово удавятся от зависти. Мальчишка открыто флиртовал, откровенно наплевав на почтеннейшую публику, нагло заявляя об ошибке мудрого Рома о роли юноши в жизни бывшей хозяйки. Какой бы бесшабашной ни была молодость, Влад крайне сомневался, что будь парень тем, кого они себе придумали, он осмелился бы вот так заигрывать с девчонкой. Впрочем, нет, одернул себя Влад, Ром не ошибся, всего лишь рассыпалась одна из версий, а версии они на то и предназначены, чтоб рассыпаться, когда появляется чуть больше информации.

— Ваша Светлость, позвольте познакомить вас с моей дочерью, — воркующий женский голос отвлек Влада от наблюдений за молодой парочкой.

Светлость улыбнулась и безукоризненно оттанцевала все ритуальные пляски знакомства — чуть наклонила голову, стараясь не смущать пятнадцатилетнюю девицу прямым взглядом, едва заметно коснулась губами затянутой в перчатку руки. Сдержано высказала восхищение красотой, хотя, на его взгляд, до красоты там было пока далековато. Миловидное личико еще не очистилось от подростковых прыщей, искусно замазанных косметикой, фигурка обещала окончательно оформиться только через пару лет, а пока тощенькие ручки, выпирающие ключицы и тоненькая, наивная в своей хрупкости, шейка, не возымели того эффекта на который надеялась предприимчивая мамаша. Может, Влад и производил на окружающих странное впечатление широтой своих взглядов, но педофилия в списке его извращений точно не значилась.

Прерванный на полуслове барон обиженно засопел, косясь на охотниц за самым богатым холостяком здешнего общества, но выказывать недовольство более явно не стал, предоставляя герцогу в одиночку расхлебывать свалившееся счастье. И Влад расхлебывал, прилагая все приобретенные за последние семь лет навыки, чтоб не послать откровенно всех в то волшебное место, куда, при должной дерзости посылающего, ходят даже аристократы. Мамаша, очевидно чувствуя, что герцог вот-вот ускользнет, впутывала его в совершенно пустой разговор, давая бедняге шанс повнимательнее приглядеться к юному созданию. Вдруг чего с первого взгляда не разглядел! Создание же хранило каменное молчание, уставясь куда-то в район герцогского галстука, чем изрядно нервировало — все время хотелось посмотреть, нет ли там чего компрометирующего. Жирного пятна, к примеру. А еще взгляд напоминал жабу, охоту которой бывший раб как-то наблюдал, лежа на нагретых, чуть влажных досках причала егерского озера, холодную и скользкую, только и ждущую неосмотрительного движения бедной жертвы, чтоб тут же выплюнуть липкий язык и с жирным чавком схарчить. Фантазия, помешанная на воспоминании оказалась настолько живой, что Владу показалось, что он чует запах прелых водорослей и размокшего дерева, слышит треск стрекозиных крыльев. Вот только стрекозой сейчас был он сам. Это за ним охотились, его завораживали неподвижным, царапающим холодом взглядом. Тьфу ты черт! Герцог мысленно плюнул и послал себя вместе со своими фантазиями туда, куда не решился послать обеих приставучих баб. Это все она виновата — стерва в алом платье! До ее появления ни о каких жабах Боры Влад не вспоминал. Даже не подозревал, что помнит. Разозлился. Встряхнулся. И в считанные минуты отделался от надоедливых собеседниц. Галантно и вежливо. Обиженный барон куда-то испарился, видать нашел более внимательные уши для своих дубовых бочек. Ну и ладно!

Влад подцепил проплывающий мимо бокал и основательно к нему приложился, за что тут же был наказан неприятным щекотанием в носу и навернувшимися на глаза слезами. Кто ж залпом-то шампанское хлебает? Поискал глазами спутника стервы и досадливо прищелкнул языком, увидев лишь белый бант на черном платье официантки, да костюмный рукав, когда мальчишка придерживал дверь служебного входа, чтоб та не щелкнула даму сердца по затянутому в узкую юбку заду. Мужчина почесал бровь, усилием отгоняя заманчивую мысль выскользнуть из зала и прогуляться в сторону службы безопасности отеля, где можно, не скрываясь, продолжить наблюдение за интересующим объектом. Да и чего там, собственно, наблюдать — пообжимаются в темном углу подсобки и все. Дело в общем понятное и молодое. Но не прошло и десяти минут, как подросток вновь оказался в зале. Странно, быстро он что-то. Влад придирчиво оглядел хозяйского 'сожителя'. Мальчишка на несколько мгновений замер, быстро оглядывая зал, а потом напролом двинулся к найденной цели, не обращая никакого внимания на возмущенное шипение расталкиваемых гостей. Добравшись до Романовой, что-то шепнул ей на ухо и та, не задавая лишних вопросов, пошла следом, заставив герцога забеспокоиться и потянуть из кармана коммуникатор, напомнив себе об обещании, что отныне всеми непонятками будет разбираться Ром...

Зак по-хозяйски распахнул дверь служебного входа, пропуская меня в безликий длинный коридор, заканчивающийся резким поворотом.

— Нам сюда, — мальчишка указал на одну из многочисленных закрытых дверей.

— Может, ты мне все-таки объяснишь, что случилось?

— Ань, некогда, пошли скорее, — взмолился он.

— Надеюсь, мне не придется утилизировать труп, — пробормотала я.

Мальчишка только возмущенно мотнул головой. Пришлось верить на слово. Переступив через порог, я оказалась в просторной комнате, выполненной в багровых тонах, с несколькими умывальниками вдоль стены, и вполне удобными диванчиками, расставленными полукругом. За приоткрытой в глубине комнаты дверью поблескивал кафель и виднелись туалетные кабинки. Я уже собиралась упереть руки в бока и грозно поинтересоваться, за каким чертом меня притащили в уборную, да еще таким обходным манером, когда в соседней комнате послышался приглушенный стон и раздраженное бормотание. Спустя мгновение дверь туалета распахнулась во всю ширь и в комнату зашла девушка в темном вечернем платье. Точнее, не совсем зашла, ее завела официантка, осторожно поддерживая согнутую в три погибели гостью.

— Да убери ты руки, — раздраженно прошипела девица.

Официантка отдернула руки, и гостья недвусмысленно пошатнулась.

— Вот видишь, — с легкой обидой в голосе возвестил Зак, — вполне себе живая.

— Вижу, — согласилась я, приближаясь к болящей, — что с вами произошло?

— Меня отравили, — простонала та, попытавшись упасть, но Зак, обогнавший меня, весьма неделикатно ухватил ее за бока.

— Отравили? — переспросила я, жестом приказывая мальчишке подвести девушку к дивану.

Что-то здесь было не так. Нет, то, что девице было больно, это без сомнения, но вот факт отравления вызывал недоверие. Если бы подали некачественные продукты, то клиентов в сортире было бы гораздо больше. А отравить кого-то одного в условиях фуршета крайне проблематично. Хотя, бывали прецеденты... Но в этом случае девица должна представлять для кого-то действительно реальную опасность, чтоб такую сложную комбинацию вертеть. А воющая и плюющая проклятиями красавица на серьезного противника не тянула. Значит, хирургия? Аппендицит? А вот это скорее всего. Или индивидуальная аллергическая реакция. Или...

— Да! Я подам на этот отель в су-у-уд!

— Это ваше право, — пожала я плечами, — но сперва я все же предлагаю вам прилечь, чтоб я могла вас осмотреть.

— А ты что — врач, что ли? — не поверили мне, делая все возможное, чтоб усложнить Заку задачу по укладыванию скандальной пациентки на диванчик, — я не буду никуда ложиться! Отстаньте от меня-а-а!

— Может, 'скорую'? — робко предложила молчавшая до этой поры официантка.

— Твою мать! — рыкнула я, поддергивая подол своего платья, спасая от неминуемого намокания. Ошибочка, доктор, совсем не хирургия. — Похоже, у нас роды.

— Что?! — девица вырвалась из рук парня и даже выпрямилась, — Ты в своем уме?! Как я могу рожать, если не беременна?!

— Рыба моя, вы только что излились на мои ботинки, — я недвусмысленно пошлепала носком по хлюпающему ковру, — так что вопросы 'как' и 'почему' стоит отложить на полчасика и задать их предполагаемому отцу. Мое дело — помочь вам родить. Здесь есть более спокойное помещение?

— Д-да, — пролепетала изрядно струхнувшая официантка, указывая куда-то на стену, — там... комната отдыха персонала.

— Так веди, хорошая моя, веди! — поторопила я.

— Я никуда не пойдууу!

— Придется, — жестко отрезала я, пристраиваясь с другой стороны и помогая Заку вести роженицу, — вы же не хотите разродиться мало того, что в сортире, так и в компании журналистов? А они набегут, ибо это место общественное и рано или поздно кому-то припрет его посетить. Хотите попасть на первые полосы? Нет? Тогда ножками, ножками отсюда.

Идти было недалеко, всего пару метров по коридору, заминка вышла с открытием двери, перепуганная официантка никак не могла справиться с карточкой ключа, не желающей попадать в замочную прорезь.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась я у подрагивающих плечиков.

— Лика, — всхлипнула она.

— Красивое имя. И ты хорошая девочка. Не надо нервничать, просто открой дверь. Это же не сложно, ведь так? Не спеша и спокойно.

Лика судорожно кивнула, и непослушная карточка скользнула в гнездо, едва слышно щелкнул замок.

— Куда ее? — пропыхтел Зак, оглядывая спартанскую обстановку, состоящую из небольшого дивана, квадратного стола и железных шкафчиков.

— На пол, — скомандовала я, — только подстелить что-нибудь.

Мы осторожно опустили женщину на расстеленный Ликой плед.

— Зак, поддержи, — мальчишка коротко кивнул, и плюхнулся на пол позади женщины, заставив ее опереться на себя, как на спинку кресла, — Лика, принеси чистые полотенца, а после выйди в зал...

...Герцог все больше хмурился, наблюдая подозрительное шевеление. Из боковой двери служебного входа, где скрылись бывшая хозяйка и ее все еще неопознанный малолетний друг, вывалилась бледная и явно паникующая официантка, заметавшаяся по залу, как ошпаренная. Заполошная девица подскочила к одному из спасателей и чуть ли не повисла на его локте, что обслуге делать категорически запрещено, за такое и с работы вылететь недолго. Инспектор, тот самый огромный блондин, что так бесстыдно таскал Романову на руках, наклонился к девушке, выслушал ее, с непробиваемым спокойствием, сунул свой бокал одному из товарищей и жестом предложил официантке показывать дорогу, на ходу что-то нашептывая в мобильный.

— Ваша Светлость, — рядом бесшумно возник официант, — вас хочет видеть герцогиня.

— Да, спасибо.

Влад с сожалением покинул свой наблюдательный пост, утешая себя тем, что Рому он позвонил и тот, непременно, разберется со всеми непонятностями. Или добродушно пожурит начальство за паранойю. Герцог вполне бы согласился на второе. Одного скандала ему на сегодня за глаза. А в том, что Романова обязательно выкинет что-нибудь эдакое и спровоцирует скандал, чтоб еще раз хорошенько опозорить своего бывшего раба, мужчина ни в коей мере не сомневался.

Бабка нашлась на том же месте, где он ее оставил. Герцогиня критично осмотрела внука, чуть поморщилась, увидав, что из бокового кармана торчит уголок наладонника. Влад тронул ухо, извлекая из него шарик гарнитуры. Не хватает еще на нотацию нарваться.

— Владислав, будьте любезны составить нам компанию, — ледяным тоном приказала бабка, заранее давя возможное сопротивление малолетнего оболтуса, — я бы хотела вас кое с кем познакомить.

— Конечно, герцогиня, с удовольствием, — Владу пришлось сильно постараться, чтоб в голосе не прозвучало обреченности.

Теперь придется изображать примерного внука, переминаться с ноги на ногу, стоя, как на аукционе, в ожидании 'кое-кого', кому герцога непременно нужно не только продемонстрировать, но и познакомить. Остается только надеяться, что это будет действительно кто-то полезный, а не очередной отпрыск уважаемой фамилии или, не приведи боги, девица...

— О, а вот и она! — выдохнула бабка и проворно поднялась, изрядно озадачив Влада этим порывом. Обычно гости шли к герцогине, а не наоборот.

На ступеньках застыла хрупкая девичья фигурка. Влад слегка нахмурился, стараясь припомнить, где мог ее видеть. Быстро, но от этого не менее детально, оглядывая представшую перед ним красоту, от едва заметного сапфирового веночка в светлых волосах, простенького коктейльного платьица, персикового оттенка, стоимость которого Влад даже не пытался подсчитать — нервы целее будут, до остроносой бежевой туфельки, кокетливо выглядывающей из-под подола. Миленькая, но на герцогский вкус ничего особенного. И чего это бабка так переполошилась?

— Ваше Высочество, — герцогиня поклонилась с таким изяществом, которого внук за старой каргой и ожидать не мог, — позвольте приветствовать вас на нашем скромном празднике и представить вам моего внука, Владислава, герцога Куприна.

Бедный герцог чуть не поперхнулся, осознавая, почему эта девушка показалась знакомой. Выдвинулся вперед, судорожно припоминая, как следует приветствовать особ королевской крови. Переломился в поклоне, чуть коснулся губами кружевной перчатки. Судя по милой улыбке, тронувшей губы девушки, сделал все верно.

— Если можно, без титулов, — скромно попросила принцесса герцогиню, приветствуя членов бабкиного клуба, — хочется еще немного сохранить инкогнито.

— Боюсь, у вас это недолго получится, милая моя Эоллария, — княгиня Эльжбетта чуть приподнялась с диванчика.

— О, княгиня, я буду стараться, — девушка поддержала старую даму под локоть, когда та пошатнулась.

— Чертов корсет, — посетовала княгиня, вызвав очередную улыбку девушки.

— У вас прекрасный отель, герцог, — похвалила принцесса.

— Я рад, что вам нравится, — Влад еще раз поклонился.

— Владислав, покажите Ее Высочеству зал, — приказала неугомонная старуха, не думая, в каком свете выставляет внука.

— Да, Ваша Светлость, — покорно согласился он.

Разговор прервал мелодичный перезвон и принцесса, чуть шевельнув бровью, извинилась перед окружающими, нажала на кнопку комма. Постояла немного с отсутствующим видом человека, выслушивающего сообщение.

— Да, дорогой герцог, покажите мне зал, — попросила она, возвращаясь к обществу.

— С удовольствием, — Влад постарался изгнать из голоса унылые нотки и галантно предложил даме руку.

Принцесса еще раз улыбнулась старым дамам и цепко ухватилась за мужской локоть. Влад с некоторым удивлением покосился на девушку, никак не ожидая, что у нее окажутся такие сильные пальцы.

— С чего бы вы хотели начать? — вежливо осведомился герцог.

— Говорят, вам особенно удались подсобные помещения, вот с них и начнем, — бодро заявила Эоллария и уверенно потащила герцога в направлении злополучной двери...

Тор, заглянувший в комнату, и убедившийся, что у нас все идет по плану и помощь не требуется, сообщил, что подмогу уже вызвал и подождет ее в коридоре. К горестным мольбам Зака его заменить, спасатель остался глух. Роженица взвыла сквозь стиснутые зубы и вцепилась в согнутые колени парня, как в поручни родильного стола, заставив того болезненно кривиться и даже, кажется, материться шепотом.

— Анька, она мне ноги сломает! — пожаловался мальчишка, обиженно глядя на закрывшуюся за спасателем дверь.

— Я больше не могу! — тяжело дыша, заявила девица.

— Можешь, — не согласилась я.

— Отпустите меня, я не хочу больше, я лучше пойду...

— И куда ж ты пойдешь, неугомонная моя?

— Домой, — заныла девица, будто действительно могла вот так просто встать и уйти, — полежу, и все пройдет.

— Угу, само собой рассосется, — проворчала я и пообещала, — Вот родишь и пойдешь. Немного осталось, уже головка прорезалась, так что хорош отлынивать, нужно немного поработать. Давай, родная, глубокий вдох и потужилась.

— Я не могу... я не хочу!

— Что ты не можешь и не хочешь? — поинтересовалась я, опасаясь, что если эта красавица прямо сейчас не настроится на нужный лад, то придется звать на помощь Тора, а он рожениц откровенно побаивается. Угораздило же Лику именно его позвать! Не могла никого другого найти что ли!?

— Я же уже объясняла, я не могу быть беременной! Не могу! Вы это понимаете?! И рожать я не хочу! Не хочу и не буду!

— Слушай, девонька, — отбрасывая остатки вежливости, жестко проговорила я, — единственное, что могу констатировать совершенно точно: раз мы имеем следствие, как то — роды, то причина, то бишь зачатие, была совершенно точно! И мне некогда разбирать каким оно было -порочным или нет, но если ты сейчас же, сию секунду не прекратишь истерить и не начнешь работать, то у тебя пропадет родовая деятельность, и ты сама угробишься и ребенка убьешь. А его жалко, он маленький. Но в любом случае я обязана одного из вас спасти, в идеале обоих. Так как инструментов у меня под руками нет, то придется покопаться в памяти и вспомнить запрещенное пособие Крестеллера. Знаешь, как это будет выглядеть? Я позову того громилу, что топчется в коридоре, он будет давить тебе на живот, подталкивая ребенка, а я командовать и принимать. Убить не убьет, но тебе пару-тройку ребер сломает, а твой ребенок получит родовую травму, и я даю процентов восемьдесят, что останется идиотом. Выбирай. Ну, что — я зову Тора или мы рожаем?

— Р... рожаем, — заикаясь пролепетала она.

— Вот и хорошо, — одобрила я, — Зак, приподними ее. Вдохнули...

...Принцесса дотащила герцога до вожделенной двери, мило хлопнув ресницами, попросила открыть и... едва не отпихнула, когда попытался сунуться следом. Дверь нагло захлопнулась перед герцогским носом, оставив Куприна, словно лакея, переминаться с ноги на ногу. В кармане пиджака завозился коммуникатор и Влад, от всей души благодаря звонящего, поспешил заткнуть ухо гарнитурой, украдкой оглядываясь — не видел ли кто, как поступили с владельцем отеля. То, что это проделала особа королевских кровей, положения нисколько не улучшало.

— Ваша Светлость, у нас возникли небольшие проблемы, — сообщила гарнитура, голосом одного из заместителей Рома, обеспечивающего безопасность на мероприятии.

— Что случилось? — герцог обреченно посмотрел на дверь, за которой скрылась принцесса, так и не решаясь проникнуть следом, мигом увязав ее, Романову и неприятности.

— Одна из ваших гостей... она... рожает, — призналась гарнитура.

— Как рожает?! — шепотом рявкнул Влад и даже головой мотнул, словно пытаясь вытряхнуть из уха те глупости, что придушенным голосом сообщал безопасник. Как бы Романова не желала втравить герцога в очередной скандал, обрушив его репутацию, но даже для нее это слишком! Тем более, он не далее как сегодня ее видел, она выглядела разъяренной, но уж точно не на сносях. Да, на ней была какая-то просторная блузка, но не до такой же степени, чтоб скрыть выпирающий живот.

— Судя по тому, что я вижу... — в ухе шумно сглотнули, — вполне успешно. Я хотел с вами посоветоваться — кому лучше встретить бригаду врачей, чтоб было меньше огласки?

— Пусть управляющий встретит, — после недолгого раздумья, распорядился Влад, заходя в подсобный коридор, где мыкался тот самый спасатель.

— Вам чего? — недружелюбно нахмурился он, оглядывая герцога подозрительным взглядом.

— Я владелец отеля, — бросил Влад.

— А, понятно, — кивнул белобрысый гигант и, видя, что Влад собирается сунуться в комнату, у которой он отирался, предупредил, — я бы не советовал...

Влад нетерпеливо дернул плечом, и распахнул дверь и тут же ее захлопнул. Не то, чтоб увиденное напугало, да и не увидел он ничего особенного — всего лишь младшую баронессу Гросс с неприлично раздвинутыми ногами, парня со страдальчески перекошенным лицом, принцессу, успевшую натянуть задом наперед халат горничной, не иначе, как спасая платье, да напряженную спину Романовой, перекрывшую основное хм... зрелище.

— Я ж сказал — не лезь, — ухмыльнулся спасатель.

Герцог отмахнулся от непрошеного советчика, принялся раздавать указания служащим, каким коридором лучше проводить подоспевшую бригаду, куда следует везти так не к месту захворавшую баронессу, и самое главное — что говорить журналистам, если кто-то из них заинтересовался проскользнувшей в подземный гараж машиной медиков...

Эоллария с интересом оглядела роженицу, страдающего Зака и принялась натягивать задом наперед поданный Ликой халат, весело сообщив:

— Романова, я с тобой не играю!

— Это почему это? — с притворным возмущением спросила я.

— Потому что все нормальные люди собрались на бал, веселиться и пить вино, — любезно разъяснила принцесса, — а ты, чертов энтузиаст трудоголик, и здесь нашла работу по специальности.

— Поклеп, — не согласилась я, дождавшись окончания потуги, — родовспоможение вовсе не моя специальность.

Кто-то любопытный сунул нос в комнату, но тут же ретировался. Надеюсь, он получил незабываемые впечатления. А главное — что там делает Тор, если в комнату суются все, кому не лень!?

— А какая у нее специальность? — дрожащим голосом вопросила роженица, напряженно глядя на принцессу, даже не обратив внимания на постороннего.

— Сантехник! — на полном серьезе заявила я.

— Что?! — девица возмущенно приподнялась, мышцы живота напряглись, и мне на руки выскользнула сиреневая обезьянка, щедро покрытая белесым налетом.

— Доктор шутить изволит, — успокоила Эола паникершу, внимательно следя за тем, как я, перекладываю младенца личиком вниз и легонько тормошу между лопаток. Секунда, три, пять... и комнату огласил вполне здоровый, протестующий рев.

— Она дипломированный хирург, — коллега выдохнула с едва заметным облегчением и подала мне большую салфетку.

— Ну, что, мамочка, давайте с ребеночком знакомиться, — предложила я.

— С каким еще ребеночком? — подозрительно прищурилась пациентка.

— С тем, который только что родился, — терпеливо разъяснила я, разворачивая дитя лицом к мамаше, и, покачав ребенка на руках, прикинула вес, — килограмма три с половиной, если не больше.

— У меня не может быть ребенка! — завела девушка прежнюю песню, заставив Эолу саркастически хмыкнуть, — Я не была беременна и родить не могла! Вы его подкинули! Еще и килограммы какие-то придумали!

— Даже так? Что ж, извольте, — я подняла левую бровь и легонько потянула за все еще пульсирующую пуповину, — Чувствуете?

— Д... да... что это!?

— Это пуповина. Она одним концом в вас сидит, а другим прикреплена к ребенку, — терпеливо проговорила я, — а что это значит? Правильно, что ребенок это ваш.

-Этого не может быть... — простонала девушка, обессилено откидывая голову на плечо возмущенно сопящего Зака.

Глава 7.

Я одернула чуть влажное платье, очищенное от последствий моего подвига заботливой служащей отеля. Злой и взъерошенный Зак утопал куда-то со своей подружкой. Утешаться. Только бы глупостей каких не придумали. И гипотетическое уединение парочки в каком-нибудь темном углу волновало меня в последнюю очередь. Зак парень умный, несмотря на все лихачества, и не позволит ничего такого, чего не одобрит девушка. Я как раз больше боялась, что они придумают что-то еще, с первого взгляда более невинное, чем неуклюжие подростковые объятия. Эола и та упорхнула, заявив, что дожидаться пока я приведу себя в порядок почти преступление, когда в зале вот-вот начнутся танцы.

Еще раз крутанулась перед зеркалом, проверяя все ли в порядке, и поймала себя на мысли, что мне совершенно не хочется возвращаться в зал. На меня опять будут глазеть с гаденьким любопытством, гадая, кто же я на самом деле. Тебе совсем не обязательно возвращаться, прошептала трусость, пугливо выглядывая из дальнего закоулка, ты же уже все сделала и можешь... Я тряхнула головой и, резко проведя ладонями по бокам, расправила несуществующие складки, решительно шагнула в коридор.

В зале действительно произошли некоторые изменения. Толпа, что совсем недавно шушукалась, шурша дорогими платьями, рукоплескала герцогу, только что завершившему речь. Мужчина, коротко поклонившись, сбежал по ступеням, опоясывающим возвышение, где расположился оркестр. Предательница Эола сдержанно похлопала по руке державшей ополовиненный бокал и что-то благосклонно сказала герцогу. Уж не он ли загонщик? Как там Низа говорила — заманить и втюхать? А, нет, не он. Герцог скорее приманка, а главный загонщик вон он — одобрительно кивает седой головой, украшенной бриллиантовой диадемой, глядя, как принцесса легонько прижимается к мужскому боку. Вдовствующая герцогиня, а по совместительству бабушка. Бог в помощь. Я отвернулась, разыскивая ребят, с которыми так и не успела поздороваться.

Музыка подхватывала, влекла, заставляя разгорячено биться сердце, задыхаться и парить. Яркий свет люстр сливался в сияющие полосы с впаянными в них ослепительными хрустальными всполохами. Кроха вел осторожно, бережно поддерживая за талию и внимательно следя, чтоб не наступить на ногу партнерши. Более легкий и пластичный Явор, напротив, откровенно дурачился, страстно припадая к ушку отпускал довольно скабрезные замечания о соседних парах. Эола, танцующая с герцогом (поди ж ты — научился наконец!), неаристократично фыркнула, уловив обрывок фразы. Себастьяно, в свободно распущенном галстуке, благосклонно наблюдал за происходящим, привалившись плечом к колонне покачивая бокалом в такт и неизменно отвергая приглашения на белый танец. Как я не старалась танцевать только со своими, все же пришлось пройти один танец с не в меру предприимчивым местным.

— Вы очень смелая особа, — проворковал мой партнер, по правилам, но чересчур резко, поворачивая меня в танце, только бы ребята не заметили, а то будет скандал. Будем надеяться, что Себастьяно прищурился от яркого света, а не от увиденного.

— Из чего вы делаете подобный вывод? — вполне дружелюбно поинтересовалась я.

— Вы слишком похожи на одну неприятную особу, что даже можно заподозрить, что... — мужчина многозначительно замолчал.

— Молодой человек, — нараспев проговорила я, — пора бы разучиться делать выводы на пустом месте. Я же не бегу звонить в межгалактическую полицию, правда?

— А чего бы это вам туда звонить? — озадачился мужчина, начисто забывая о вежливости.

— Вы подозрительно похожи на один фоторобот, расклеенный по всем участкам, то ли альфонса и мошенника, то ли маньяка-педофила, уж не помню точно. Признавайтесь, вы это он?

— Да как ты смеешь, безродная хамка, такое предполагать?! — потеряв всяческое самообладание, зашипел он, он резко дернул, заставляя меня развернуться к нему спиной, и больно прижал рукой поперек живота, — Я — потомок древнего рода...

— Сломаю руку, — вкрадчиво ласковый голос заставил меня прикусить губу, а моего партнера мелко задрожать. Угроза прозвучала буднично, но от этого еще более страшно. Страх заставил мужчину буквально швырнуть меня в руки спасателю.

— Привет, Сереж, — я уткнулась лбом в атласный отворот прокатного смокинга Волка.

Мужчина посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся, отчего шрам, пересекающий правую щеку, изломился, придавая лицу зловещий вид. Сережка полностью соответствовал своему прозвищу — поджарый, жилистый, пепельно-седой в свои небольшие тридцать шесть, с исполосованной шрамами шкурой. И одинокий. Вся его семья погибла в одночасье, перемолотая неуправляемой ракетой, попавшей в их дом во время очередного военного конфликта, развязанного добывающими корпорациями в попытке подмять под себя богатые залежами руды земли. Волков выжил, лишь потому, что в тот момент находился не в безопасности собственного дома, а в самой горячей точке передовой. Когда он пару лет назад зеленым стажером появился в МК, меня вызвали к координатору и буквально всучили ершистого бирюка, безапелляционно заявив — принимай напарника. И кого интересовало, что я всегда работаю одна? Мы посмотрели друг на друга, я — заинтересованно, он — холодно и колюче. Отогревать его пришлось долго и старательно. Снова улыбаться Сережка научился только через полгода и, хотя по-прежнему слыл одиночкой, но дичиться и шарахаться почти перестал.

— Испугалась?

— Нет, что ты, — почти не соврала я, — я же знаю, что вы рядом.

— Что-то вокруг тебя вертится непонятное, — поделился мужчина наблюдениями.

— Прошлое, Сереж, прошлое, — вздохнула я, недовольно скривившись на его вопросительный взгляд.

Сережка покладисто кивнул, воздерживаясь от вертевшихся на языке вопросов, сосредоточился на танце. Музыка закончилась и мужчина, решив, что танцев с меня хватит, отвел к колонне, где ленивым котом щурился Себастьяно. Я нагло облапала карманы Тора, отыскивая сигареты и зажигалку.

— Тебя проводить? — встрепенулся Еж, выныривая из полумрака ниши.

— Ребят, вы чего — ошалели? — я покрутила головой, — Да чего мне здесь угрожать-то может?

— Например, тот, из-за кого у тебя вот эта штука на руке, — Явор многозначительно постучал пальцем по моему наручу.

— Кстати, ты так и не показала того нехорошего человека, — напомнил Тор, хмурым взглядом окидывая зал, будто мог сам вычислить неизвестного злодея.

— Тор, это было недоразумение, — со всей возможной серьезностью объяснила я.

— Так он и не возражает, — подал голос Себастьяно, — просто Тор желает предотвратить подобную рассеянность в будущем. Превентивно.

— Не мелите глупостей, — строго приказала я незваным защитникам, — все, я курить.

Балкон, выложенный нетесаным камнем и увитый плющом, освещенный лишь светом, проникающим через стекло двери, казался украденным из старинного замка. Я перегнулась через широкие перила с интересом разглядывая город, казавшийся почти сказочным из-за легкой туманной дымки. Надо бы сказать мальчишке, чтоб куртку надевал, если на улицу вечером будет выходить, а то простудится, эта ленивая мысль заставила ухмыльнуться, мигом разрушая таинственный флер.

Огонек зажигалки нервно заплясал, борясь с порывом ветра, залетевшим в балконный закуток. Я поежилась, складывая ладошки лодочкой, торопясь прикурить.

Прикрыв глаза, прислушивалась к убаюкивающему людскому гомону, приправленному нежными переливами мелодии. Сигарета давно докурена, а почерневший по краям фильтр воровато запихан в щель между камнями — урны на балконе были дефиците. Возвращаться в зал не хотелось, я стояла, упершись локтями в гладкий камень и, рассеянно теребя шнуровку ортеза, раздумывала о том, что уже сегодня придется тянуться на глупый семинар, а Ивона так и не приехала. Ребята говорили, что должна, а ее нет, и если она не приедет, все моральные издержки, понесенные от этой поездки, окажутся напрасными.

Мое уединение было грубо нарушено тихим стуком двери, я не стала оборачиваться — это или кто-то из ребят, пришедших поинтересоваться, не выбросилась ли я с двухсотого этажа, или кто-то чужой... ну что ж, места у перил предостаточно. Пришелец не спешил заговаривать, предпочитая полюбоваться моей задницей, значит, чужой.

— Не помешаю? — поинтересовался незнакомый мужской голос.

Я лишь пожала плечами, чуть отодвигаясь, освобождая больше места и всем своим видом показывая, что на разговоры не настроена. Пришелец вальяжно облокотился о перила, прилагая видимые усилия, чтоб удерживать равновесие. На меня пахнуло мужским парфюмом, дорогим, но на мой вкус излишне приторным. Мужчина может пахнуть резко, терпко, горьковато, но уж никак не сладко.

— А что такая красавица скучает в одиночестве? — снова подал он голос, не понимая молчаливых намеков.

Я покосилась на хмельного претендента в кавалеры с брезгливой жалостью. На ногах едва стоит, а все туда же — по бабам! Тьфу! И чего вы все ко мне лезете? Намазано что ли?! Хм... доктор, а что, позвольте, вы еще хотели? Весь вечер торгуете, так сказать, своей предосудительной рожей, а потом еще и стоите вся такая задумчивая и печальная в сумраке балкона и буквально провоцируете пьяных юнцов скрасить ваше одиночество непринужденной беседой. И не только.

— Я не скучаю, — холодно отрезала я, — а вам, молодой человек, следует отправиться домой и прилечь.

— Только если составишь мне компанию, — понизив голос, прохрипел он, решив, что я так скорее оценю подарок судьбы. Не оценила.

— Пойдите прочь, — пока еще попросила я.

— Ты вообще знаешь, с кем разговариваешь?! — возмутился несостоявшийся ловелас, выпячивая грудь.

— Мне как-то по фигу, — закатив глаза, пробормотала я, мысленно разъясняя себе, что утреннее похмелье, длинный день, визит герцога, ссора с Заком и принятие случайных родов совсем не повод выходить из себя, что я спокойная и рассудительная...

— Да не кабенься ты, — со снисходительной небрежностью предложили мне.

Ручонки, до того спокойно лежавшие на перилах, споро перекочевали на мою талию, схватили, грубо развернули, плотно прижав к стене. Лицо обдало смесью перегара и мяты. Доктор, кажись, вас того... хотят охально изобидеть.

— Яйца вырву, — удивленно пообещала я. В голове Радагаста, да и Романовой, пожалуй, тоже, подобный поворот как-то не укладывался.

— От тебя чего — убудет, что ли? — слегка обиделся кандидат в камикадзе, потянул на себя и попытался обслюнявить.

Р-раз! Откинуться чуть назад. Два! Сложенными крюком пальцами левой точнехонько под душу. Задохнулся голубчик. Резко оттолкнуть и наотмашь по роже предплечьем правой, памятуя о том, что пальцы жалко, оставляя на щеке затейливый рисунок заклепок. Ой, а чего это? Кровушка? Еще и по носу задела? Ну что ж, бывает. Три! Излюбленным женским, острой коленочкой, чтоб окончательно потерялся в пространстве. И... четыре. Развернуть это жалкое и скрюченное башкой в сторону освещенного прямоугольника и придать ускорение, но не сильно, а так, чтоб головушкой дверку открыл, не принеся излишних разрушений, и выкатился в зал без ненужного ажиотажа.

Без ажиотажа не вышло. Соблазнителя поджидало некоторое количество наглецов, тех самых, что по идее должны были за мою честь вступиться. Какое там! Гады с интересом наблюдали за нашими плясками через дверное стекло, загораживая, однако, происходящее от широкой публики. За спасательскими плечами то и дело мелькал любопытный нос принцессы в сопровождении герцога, его сестрицы и еще какой-то пары. Коротко стриженая девушка смотрела чуть насмешливо, а ее спутник озадаченно почесывал бровь пересеченную тонкой полоской шрама.

— Чего уставились?! — ощерилась раскрасневшаяся фурия, обжигая взглядом неспешных защитников.

— Да тебе под руку лезть, только портить, — объяснился за всех смелый Арлекин.

— Мы видели, что ты и так справляешься, — меланхолично пожал плечами Себастьяно, доставая из кармашка платок и протягивая мне, — постояли рядышком. На подстраховке.

— Подстрахуи, мля! — рыкнула я, вытирая руки и едва удерживаясь, чтоб не сплюнуть.

— Это они не тебя страховали, а его, — заявил вынырнувший из-за плеча Крохи Зак, — чтоб ты ему агрегатное состояние того... не поменяла.

Мне оставалось только закатить глаза и тихонько застонать от такого признания. Ёж меж тем заинтересовался моим еще не до конца оклемавшимся спарринг партнером.

— Суицидник, — прищелкнув языком, вынес он вердикт, потыкав носком ботинка встрепывающего головой парня.

— Нет, просто дурак, — не согласился с ним неизвестно откуда взявшийся подтянутый, смуглый мужчина, в котором с ходу, по повадкам и цепкому взгляду, угадывался представитель славного племени безопасников.

— Ром Лотяну, начальник службы безопасности, — представился он, чуть поведя бровью, на что тут же материализовались два неприметных молодца, подхвативших с пола трезвеющее недоразумение и тут же растворившихся за ближайшей колонной, — от своего имени и от имени управляющего, а так же владельца отеля приношу вам, госпожа Романова, искренние извинения. К сожалению не все молодые представители известных семейств отличаются хорошими манерами, надеюсь, недоразумение не испортило вашего впечатления о нашем отеле и городе, но если вы сочтете нужным обратиться в полицию...

Я ярко представила дружное нашествие в отель сперва старинных папашиных однополчан из уголовной полиции, а потом самого генерала Романова и раздосадованного Алексея до кучи, давно стремящегося прилепить ко мне телохранителя... От открывшихся перспектив меня передернуло и я поспешила уверить милейшего господина Лотяну, что считаю инцидент исчерпанным и беспокоить полицию по таким пустякам не очень удобно. Со мной тут же согласились, еще раз рассыпались извинениях и предложениях обращаться при малейшей необходимости, торжественно вручили визитки с личным номером управляющего и самого начальника службы безопасности, что безмерно меня удивило. Управляющего это понятно, а для безопасника странно — что-то не припомню я случаев, чтоб Лешка раздавал свои визитки первым попавшимся девицам. Даже обиженным. Прощаясь с безопасником, успела уловить досадливую гримасу на лице Влада, так и не отважившегося составить подчиненному компанию, пока тот извинялся перед обиженной гостьей. О, дорогой герцог, да вы к тому же еще и трус! Насмешливый взгляд, на секунду остановившийся на Куприне, заставил того отвернуться.

...Влад покосился на принцессу с интересом наблюдавшую неприятную сцену. Девушка ухмылялась, глядя на спасателей, словно не замечая истинного виновника переполоха, но герцог все же счел своим долгом извиниться.

— Прошу прощение у Вашего Высочества, что вам пришлось все это видеть. Я бы с большим удовольствием запретил некоторым молодым людям появляться в обществе, но, к сожалению, как вы понимаете, это не всегда возможно...

— А что это вы передо мной извиняетесь? — разыгрывая удивление, перебила его принцесса, — Логичнее было бы извиниться перед доктором Романовой, ведь она, а не я, пострадавшая сторона.

— Перед ней уже извинился мой начальник безопасности, — пояснил герцог, — я считаю, что этого вполне достаточно.

Не рассказывать же ей, что он ни за что не подойдет к этой женщине, уж тем более извиняться, и что ему, ни единожды сталкивающемуся с разъяренной Романовой, чисто по-мужски больше жаль незадачливого ловеласа, ошибившегося в выборе объекта. Впрочем, будь на месте бывшей хозяйки какая другая, Влад собственноручно освободил молодого человека от некоторых частей тела, наплевав на возможные разрывы деловых отношений с его отцом, а так...

— Тем более, что доктор Романова не кажется мне ни пострадавшей, ни напуганной.

— Да, пострадавшим и напуганным скорее выглядел молодой человек, — задумчиво согласилась принцесса, глядя куда-то за спину герцога, — но, все же вашей светлости следовало бы извиниться перед девушкой, поскольку неприятный эпизод... о! Сейчас что-то будет!

Ее высочество Эоллария улыбнулась с тем же задором, с каким улыбаются дети, задумавшие и почти провернувшие весьма удачную шалость, Влад поспешил оглянуться, от этих ненормальных спасателей можно было ожидать чего угодно.

Один друзей доктора Романовой, еще в начале вечера удививший Влада своей молодостью, забрался на оркестровый подиум и что-то быстро говорил музыкантам, будто находился не на приеме высокого ранга, а в каком-то кабаке. По толпе гостей пронесся удивленный шепот. Музыка на таких вечерах обычно не прерывалась, плавно перетекая из одной композиции в другую. Влад дернулся пресечь назревающее безобразие, но его удержала принцесса, задав какой-то глупый вопрос и цепко удерживая несчастного владельца отеля за рукав. Пришлось останавливаться и отвечать. Этих секунд юнцу вполне хватило, чтоб завладеть гитарой и, споро забросив гитарный ремень на плечо, ударить по струнам, беря первый аккорд. Зал наполнился дробными, словно перестук лошадиных копыт, будоражащими звуками. Группа мужиков до того то ли утешавших, то ли подсмеивающихся над Романовой, разошлась в стороны, оттесняя остальных танцующих к краям и освобождая достаточно места. В опустевшем кругу остались только Романова и похожий на пирата спасатель. Все это было проделано настолько быстро и четко, будто давно отрепетированный номер.

Романова протестующе притопнула ногой, а мужчина лишь улыбнулся, подхватив ее одной рукой за талию, развернул резко, так, что растревоженным пламенем взметнулась алая юбка. И девушка, к непередаваемому удивлению бывшего раба, подчинилась. И пошла за мужчиной, то на секунду замирая, то стекая к его ногам и распластываясь на полу кровавым пятном. Он делал с ней, что вздумается, а она даже не думала протестовать, кружил ее неправильно, властно и с виду грубовато удерживая рукой за шею превращая партнершу в сплошной всполох. Герцог никогда не видел, чтоб его бывшая хозяйка хоть кому-то настолько доверяла, что переставала контролировать происходящее. Девушка доверчиво обвила шею партнера одной рукой, и спасатель крутанулся, полностью оторвав ее от пола. Взметнулась длинная юбка, открывая изящные ножки, обутые в... Влад даже головой мотнул от удивления... тяжелые, изрядно потрепанные ботинки с высокой шнуровкой.

— Извращенка! — хрипло процедил он сквозь зубы, с удивлением почувствовав, как что-то болезненно кольнуло под сердцем. Скорее всего, чертов корсет.

— Вы за что-то не любите нашего маленького доктора? — глаза принцессы смотрели излишне пристально. Похоже, этот сумасбродный номер, что откалывали сейчас ее знакомые, она уже видела, а вот реакция спутника ее крайне заинтересовала.

— Нет, что вы, — поспешил откреститься Влад, с трудом отводя взгляд от пары, — просто ни одна нормальная женщина не пойдет на бал в берцах. Это, по крайней мере, странно и...

— Они спасатели, — пожала плечами принцесса, будто это все объясняло, и зааплодировала замолкшей гитаре.

Пара, на секунду замершая в странной, неудобной позе, распалась, раскланялась перед подхватившим аплодисменты залом. Выпендрежники! Герцог поморщился, стараясь не думать, как выходка гостей будет освещена в утренних газетах. От унылых мыслей отвлекла Кони.

— У вас замечательные гости, Ваша светлость, — мурлыкнула она, едва слышно дотрагиваясь до рукава герцогского пиджака.

— Спасибо, баронесса Невин, позвольте представить еще одну гостью, — Влад чуть поклонился в сторону принцессы, — госпожу...

— Доктора, — мягко перебила его Ее высочество, — доктора Эолларию.

— Доктора? — чуть приподнимая брови улыбнулась Кони, как и все светские дамы знакомая с фоторепортажами, массово поставляемыми свободной прессой.

— Да, — кивнула принцесса, улыбнувшись чуть смущенно и обезоруживающе, — окружающие часто замечают мое определенное сходство с представительницей монаршей семьи, но, я вас уверяю, я всего лишь детский доктор.

— О, простите, — тут же отступилась баронесса, оставляя, однако, свое мнение при себе, — ваше сходство действительно поражает.

Кони не хуже Влада знает его бабку и мигом сопоставила размах конференции с внешностью гостьи. Впрочем, баронесса никогда не страдала излишним любопытством, если дело не касалось лошадей.

— Ваш прием, герцог, как всегда восхитителен, но, увы, мы с мужем вынуждены вас покинуть.

— Что-то случилось? — обеспокоился Влад, памятуя о таланте своего имущества устраивать локальные катастрофы.

— Нет-нет, по крайней мере, не в этот раз, — улыбнулась Кони, мигом разгадывая беспокойство герцога, — одной из моих лошадок приспичило разродиться. Я должна присутствовать.

— Я прикажу подать машину, — предложил Влад.

— О, не беспокойтесь, мы возьмем такси...

— Доктор Эоллария, — рядом возник давешний гитарист, успевший вернуть инструмент владельцу и перекинуться парой слов со своей шайкой, — наши говорят, что здесь скучно и собираются заглянуть в соседний бар. Вы с нами?

— Похоже, баронесса перехвалила ваших гостей, дорогой кузен, — хмыкнула подошедшая Ольга, — некоторые из них не знают основ этикета. Ольга, Ольга Вазард.

— Ну, по крайней мере, ЭТИ гости, — принцесса, кивнула на смутившегося парня, пожимая протянутую Ольгой руку, — не нападают на других с целью изнасиловать. Да, Ярг, я иду с вами...

Зак укоризненно смотрел на меня, упрямо наклонив голову.

— Вы, значит, пойдете в 'Сумеречного кота', а я в номер!? — все еще пытался сопротивляться он.

— Да, мы идем в бар, а ты спать, — терпеливо подтвердила я, — если ты забыл, напомню две вещи — первое, тебе шестнадцать и бар, где подают спиртное, не то место, где тебе стоит быть после полуночи. И, потом, кое-кому с утра на работу.

— Аня, так не честно...

— Заккари Фарт, вы меня утомляете! — взрываясь, прошипела я, — Если вы намекаете на прошлый раз, это был форс-мажор. Поэтому вы сейчас же, сию секунду, поднимаетесь в номер и ложитесь спать. И не вам, молодой человек, говорить о честности! Доходчиво?!

— Доходчиво, — скулы парня вспыхнули, — я уже иду. Только не злись.

— Извини, — выдохнула я, чувствуя неловкость за виновато сведенные брови и побитый взгляд, — я сержусь не на тебя. Иди ко мне.

Притянув мальчишку к себе, поцеловала в челку.

— Ну, вот, — шмыгнул он, выворачиваясь, — в лоб! Как покойничка.

— Иди уже... покойничек, — я подтолкнула парня к открывшимся дверям лифта, и только убедившись, что непоседа действительно отчалил, вернулась к поджидающей компании. Среди которой заметила... Влада. Твою мать! А этому что здесь понадобилось?! Но так как герцог вел себя вполне пристойно, скромно стоя позади принцессы, предъявить ему, кроме моей личной неприязни было нечего.

Лифтовая кабина, к моей радости, не смогла вместить всех, а у меня появилось несколько минут, чтоб прояснить обстановку.

— Какого черта вы потащили с собой этого... герцога? — в который раз прорычала я, бросая на Явора обвиняющие взгляды.

— Ее высочество сказала, что бросить ее спутника будет не совсем вежливо, — буркнул краснеющий Ярг, вынужденный оправдываться с самого начала поездки, — я не посмел возражать.

— Ой-ой-ой! Он не посмел возражать! — покривлялась я и с пяток докторов в алом платье покривлялись следом, — А портить мне настроение ты посмел?!

— Да чем, Аня?! — Серега попытался заступиться за мелкого.

Вот именно, чем испортил вам настроение ни в чем не повинный Явор, а, доктор? Не желаете посвятить своих бывших коллег в свою грустную историю? Нет? Тогда будьте любезны за оставшиеся секунды выдумать действительно достойный повод для расстройства.

— Анна Дмитриевна не любит чужих, — подал голос Макс.

— Не чужих, а лишних, тем более титулованных — я бросила на старого друга благодарный взгляд. Надеюсь, благоразумия Шальнова хватит и дальше, чтоб сохранить чужие секреты.

— Да ладно тебе, — ухмыльнулся Кроха, — это всего лишь герцог. Если ему что-то не понравится или он станет нос воротить, так его никто и не держит — может катиться на все четыре стороны.

Я кивнула, однако подумав, что этот аристократический пройдоха ни за что не упустит возможности окончательно испортить мне вечер и будет торчать в баре до последнего празднующего. Черт! В чем он прокололся? Где проявил неосмотрительность, заинтересовав Эолларию настолько, что она потащила его с собой, хотя и сама не очень приемлет людей не нашего круга? Где повел себя настолько неосторожно, что раззадорил любопытство Ее Высочества? Принцесса обожает тайны и не упускает возможности разгадать головоломку и ей все равно, искать 'нулевого пациента' в разгар эпидемии или наблюдать за титулованным болваном. Надеюсь, она не возьмется за дело с присущим ей упорством, потому что это может грозить кое-кому весьма неприятным разоблачением. Эжен и Никита хорошо поработали шесть лет назад, заметая следы. Теперь, даже если кто-то и проследит герцога до 'Алкионы', то обнаружит, что некий молодой человек, то ли Ваня Иванов, то ли Джон Доу, прибыл в госпиталь станции, где пробыл чуть больше трех суток и улетел на герцогском шлюпе, после того, как тест ДНК подтвердил его родство с герцогской семьей. Анализ ДНК прилагается. Все! Впрочем, если кто-то захочет проследить дальше — пожалуйста, следы парня потеряются где-то в районе одного оживленного порта, где детективы задержали неизвестного очень похожего на фоторобот. Что и послужило причиной проверки личности. Но остается нерешенным лишь один вопрос — стоит ли мне беспокоиться о качестве подделки? Ведь ее никто не проверял. Я даже Лешку не могла об этом попросить...

Стоп! Доктор! А тебе-то какая разница, а?! Ты сделала все, что от тебя зависело. Ты шесть лет бережно хранила не свою тайну, подбила друзей совершить должностной проступок, сфальсифицировать данные и устроить подлог и если теперь кто-то по собственной глупости собирается разрушить с таким тщанием выстроенный карточный домик, то кто ты, чтоб ему помешать? Потому что, по здравому размышлению, какими бы ни были профессиональными ухищрения майора и капитана, им нечего противопоставить имперской службе безопасности, а эта контора легко может запросить видеосъемку со всех станционных камер какой угодно давности. Но ребятам, в любом случае, за их маленькие шалости ничего не грозит, потому что на этот случай у меня давненько ожидает запуска еще одна легенда. Что лицо случайно увиденного раба показалось мне знакомым, и парень был куплен, как возможная улика в деле... Доктор, спрашиваю еще раз — а тебе какая разница? Успокойся! Это не твоя забота. Хватит волноваться и забивать себе голову. Мальчик уже достаточно взрослый, и за прошедшие шесть лет должен был научиться самостоятельно решать проблемы, которые с успехом и создает. Ну, судя по тому, что до сих пор жив и не пошел по миру.

— А куда ты подевала Зака? — поинтересовался Шальнов, отвлекая меня от мрачных мыслей.

— В номер. Ему на работу рано вставать.

— Прости, куда?! — вполне натурально изумился Кроха, слабо совмещая понятие 'работа' и малолетнего оболтуса.

— На работу, — пожала я плечами.

— Я восхищен твоими педагогическими талантами, — расхохотался Макс, — никогда бы не подумал, что мальчишка решит стать законопослушным... гражданином.

— А он ничего и не решал, — фыркнула я, — у нас договор. Он отрабатывает разгром, я не отсылаю его в приют.

— М-м-м! Использование детского труда... Да ты преступница!

— Да-а-а, это я!

— Только не говори это вслух, — покачал головой Волк, выходя из лифта.

Сегодня в 'Сумеречном коте', где мы с Явором гостевали позапрошлой ночью, было многолюдно, и свободных мест едва хватило для нашей немалой компании. Лель, покрутив головой, сложил бровки домиком и спустя секунду растворился в толпе, нагло увильнув от обязанности помогать сдвигать столы. Впрочем, его бегство заметил, пожалуй, лишь герцог, с интересом отслеживая передвижения спасателя. А чего за ним следить-то? Спустя несколько секунд Лель обнаружится у барной стойки, мягко подтолкнет под локоть грустящую незнакомку, безукоризненно извинится и предложит даме выпить. Не пройдет пяти минут, как девушка окажется за нашим столом, сооруженным из нескольких сдвинутых столиков. Будет много комплементов и рука поверх руки, и обещание в глазах чего-то неземного, и проблемы, сперва казавшиеся неразрешимыми, отступят, пугаясь шепота на ушко, а потом будут танцы, но очень скоро Лель со спутницей исчезнут. И будет утро, хмельное и прекрасное, с мохнатым солнышком, запутавшимся в занавесках и самым лучшим на свете мужчиной. А потом этот мужчина испарится так же внезапно, как появился, оставляя щемящую грусть и... веру в свою, женскую, исключительность. Не будет слез в подушку и разбитого сердца, только легкая улыбка и мечтательно прикрытые глаза. Такой уж он, Лель. Ветреный, непостоянный обольститель. Я улыбаюсь, немного завидуя темноволосой девушке у стойки. Как-то на одном из шабашей я выпила до неуместных вопросов. Лель тогда посмотрел немного печально, нежно поправил прядку волос, упавшую мне на глаза, и с очень серьезным видом объяснил, что соблазнение близкого друга, пусть даже и противоположного пола, сродни инцесту. Так что, доктор, вы вполне можете гордиться отказом.

Столы сдвинуты, стулья расставлены, а философски глядящий на наши дизайнерские вмешательства бармен, флегматично смешивает напитки по секретному рецепту Шмеля, отирающегося у стойки, зорко наблюдая за действом. Макс предупредительно отодвигает для меня стул, и усаживает между Себастьяно и Сережкой. Эоллария вместе со своим спутником, благодаря стараниям Шальнова, оказываются едва ли не на противоположном конце стола. Ну, все, можно расслабиться и выдохнуть. Я с нескрываемой нежностью смотрю на старого друга, старающегося хоть так уберечь меня от лишней нервотрепки.

Ребята, оказавшиеся в более привычной для себя обстановке, разговаривают громко, перекрикивая гитарные переборы, доносящиеся с небольшой сцены, смеются, обмениваясь шутками, что могут показаться неподготовленному слушателю фривольными. Спутница Леля слегка краснеет, опускает глаза, а потом и вовсе прячет лицо на плече спасателя, но все же хихикает. После первого бокала обстановка становится еще непринужденнее и большая часть галстуков, отравляющая им вечер, запихивается в карманы, пиджаки небрежно перебрасываются через спинки стульев. Верхние пуговицы рубах расстегнуты, еще немного и начнут закатывать рукава, для удобства. Герцог держится напряженно, не поддаваясь всеобщему расслабленному настроению, с настороженным любопытством разглядывая компанию, а я нет-нет да ловлю на себе его косые надменные взгляды, когда он преувеличенно заботливо ухаживает за принцессой. И чего, спрашивается, тебе от меня надо?! Хочешь показать, что выжил и без меня? Так я и не сомневалась ни на вот столечко! Ни тогда, ни сейчас. Что за детские игры, а? Влад меж тем презрительно поджал губы и отвернулся, заметив, как на спинку стула легла рука Себастьяно, привычно обнимая меня за плечи. Оп-па! Товарищ Куприн, а это что было!? Решив немного пошалить, а заодно прояснить ситуацию, дождалась очередного косого взгляда и, криво ухмыльнувшись, отсалютовала герцогу полным бокалом, не забыв удобно устроить затылок на спасательском плече. Мужские скулы мигом побелели, а уголок рта едва заметно дернулся. Влад в ярости. Я почти физически ощутила волну... ненависти? Мне захотелось расхохотаться. О, боги! Да будь на то герцогская воля, мне б верно пришлось поджариваться на медленном огне. Долго. Нет, господа и дамы, это и вправду смешно. Но ты, мальчик, играй, да не заигрывайся, мрачно подумала я, хочешь меня ненавидеть? Пожалуйста! А вот мстить мне за свои выдуманные глупости не вздумай — раздавлю! Хотя и не понимаю, за что в твоей отбитой головушке могло созреть подобное извращение. У тебя было долгих шесть лет, чтоб во всем разобраться и холодно все взвесить и понять, что иначе я поступить все равно не могла. Как ни крути.

...Влад был в бешенстве, ощущая почти неуправляемое желание свернуть ей шею. На черта она явилась? Что ей надо в его жизни?! Он изо всех сил старался не смотреть на бывшую хозяйку, сосредоточившись на принцессе, но неизменно ловил себя на том, что украдкой посматривает на Романову, а все его ухаживания пусть и безукоризненны с точки зрения этикета и приличий, но автоматичны. Даже слова и те продиктованы строгими правилами. Будь он сам на месте девушки уже давно бы надел бессовестному кавалеру салатницу на голову и ушел, громко хлопнув дверью. Но, по большому счету, ему было плевать, почует ли Ее Высочество фальшь, когда нахалка в алом чувствует себя в его городе вполне комфортно, и нагло смеется, глядя ему в глаза, сводя на нет все его потуги казаться гордым, неприступным и... достойным, что ли! То, что Романова смеется именно над ним, у Влада не осталось никаких сомнений после того, как она поймала его взгляд и ее губы изогнула кривая усмешка. Как же он ненавидел эту наглую стерву! Ох, если бы он только мог — раздавил бы Романову, как докучливое насекомое... Он в который раз насильно заставил себя отвести взгляд и одним махом опрокинул бокал, что мгновение назад принес один из спасателей. Словно напиток сумел бы загасить темное пламя, что бушевало сейчас в душе. Твою мать! В бокале оказалось совсем не вода, а что-то сильно алкогольное, заставившее бедного герцога задохнуться и совсем не аристократично закашляться, разбрызгивая то, что не успел проглотить. Уголки губ принцессы слегка приподнялись в сдерживаемой улыбке, она участливо подала незадачливому кавалеру салфетку, легонько постучала по спине и посоветовала дышать носом...

— Чего ему от тебя надо? — наклонившись к моему уху, поинтересовался Себастьяно.

— Да так... — я заставила себя улыбнуться и ослабить хватку, а то еще мгновение и бокал в моей руке вполне мог превратиться в осколки, — не понравилась я ему с первого взгляда. Так бывает.

— Угу, — согласился спасатель, — но если он тебя раздражает, мы его быстренько попросим.

— Нет, что ты! — тряхнула я головой, улыбаясь еще шире и напоминая себе, что драки в сегодняшнем меню уж точно не было, — Да и принцесса обидится, что у нее отобрали законно добытого кавалера.

Себастьяно фыркнул, выражая свое отношение к таким кавалерам, и откровенно оскалился, встретившись глазами с Владом. Надо отдать герцогу должное, тот глаз не отвел, ответив не менее твердым взглядом. Впрочем, Куприн даже будучи рабом, не очень-то дружил с инстинктом самосохранения, а сейчас и подавно. Заметив назревающее напряжение, Эолла неодобрительно покачала головой и, погрозив спасателю пальцем, утащила своего спутника на танцпол.

Заметно развеселившийся Ярг, лихо опрокинул свою стопку и отправился клянчить гитару. Волк, внимательно следящий за перемещениями захмелевшего коллеги, лишь неодобрительно покачал головой, но с места не тронулся. Если душа требует играть, надо играть, даже если гитару придется забирать с боем. У нашего брата каждый день может оказаться последним. Тем более, Ярг, что трезвый, что пьяный по струнам не промахивается.

Длинноволосый музыкант, выслушав просьбу, лишь шевельнул плечами, мол, почему бы и нет, правда, своей гитары не отдал, а кивнул бармену. Спустя несколько минут на сцене появился высокий стул и еще один инструмент. Явор взял пару аккордов, примериваясь к инструменту и... Закачалась, выплескиваясь морскими волнами из динамиков, румба. Нежная, страстная, неторопливая и сладкая, словно патока. На этот раз меня не надо было упрашивать, настроение было самое то, и я, поднявшись, протянула руку Себастьяно.

Разноцветные огни сливались то в радужные цыганские кольца, то вспыхивали огненными всполохами костров и сердце бьется в такт музыке и начинаешь понимать древних шаманов, чувствуя, как душа взмывает куда-то за грани возможного, переполняясь едва ли не священным светом. И становятся незначительными и мелкими неприятности, преследовавшие последние месяцы, и вполне можно поверить, что счастье не просто возможно, а очень даже есть. Вот оно — в сильных мужских руках твердо обнимающих за талию, и плевать, что вы, доктор, не помните имени так понравившегося вам мужчины. Вы о нем мечтали? Получите! Желания порой сбываются, наплевав на все условности.

Хлопок двери, отодвигающий на задний план громкие звуки зала... Хриплое дыхание... жар сплетенных тел... незнакомый горьковатый запах и чуть солоноватый вкус разгоряченной кожи... Диван? Какой, к черту, диван?! Ты разве дотерпишь? Стол тоже неплохо, очень даже! Шорох разлетающихся по полу бумаг, небрежно скинутых со стола... Нетерпеливые губы, быстрыми поцелуями покрывающие шею... И неуклюжие пальцы, сражающиеся с ременной пряжкой... Оставь ты в покое застежки этого чертового платья, просто задери!.. Бархат мужской кожи под пальцами и приглушенный стон, вырванный острым, почти болезненным желанием... Только не останавливайся! И свободное падение в мягкие облака... И долгая сладкая судорога в унисон, заставляющая выгибаться и прикусывать мужское плечо, глуша рвущийся крик... и осколки двух вселенных у ног...

— Все было так плохо? — шепот застал врасплох.

— Нет. С чего ты взял? — улыбнулась я, перебирая в пальцах длинные пряди, не спеша убирать ноги с мужской талии.

— Ты плачешь, — мягко усмехнулся он, губами подбирая ползущую к виску слезинку и осторожно выпрямляясь, освобождая меня от приятной тяжести мужского тела.

— Мне просто очень хорошо, — улыбнулась я, удерживая сожалеющий вздох и, приподнявшись, обвила руками шею сбегающего кавалера, заставив приблизить лицо.

Шум в коридоре и последовательное простукивание дверей заставили нас замереть и удивленно посмотреть друг на друга.

— Нас здесь нет, — не сговариваясь, решили мы, почти хором выдохнув эту фразу, возвращаясь к прерванному поцелую.

Стук в дверь громовым раскатом прокатился по комнате, заставляя вздрогнуть. Настойчивый нахал подергал ручку запертой двери и голосом Макса воззвал:

— Романова, твою мать! Вылезай, я знаю, что ты там! Я тебя хочу!

Мужчина в моих объятьях удивленно шевельнул бровью. Мне осталось только закатить глаза и покачать головой и мечтать об одной свернутой шее.

— Шальнов, отвали! — рыкнула я, — Я тебе все равно не дам.

— Больно надо, — фыркнули из-за двери, — я тебя хочу, как профессионала. Вылезай!

А это что-то новенькое! Они там что — перепелись все, и кроме меня никто не может решить профессиональных вопросов? Учитывая, что там как минимум два десятка врачей, не считая принцессу, которая педиатр. Хозяин бара только разочаровано вздохнул и, поцеловав напоследок, отодвинулся. Протянул руку, помогая подняться. Вот так просто. Не требуя ни извинений, ни уточнений, куда срывается взбалмошная дама. Не ожидая ни прощаний, ни продолжения. Не мужчина, а мечта. Я наскоро поправила платье и провела ладонями по растрепавшимся волосам. Может, стоит познакомиться поближе и все же узнать, как его зовут? Впрочем, нет. Не стоит. Пусть это милое приключение таковым и остается, к чему портить волшебные воспоминания?

Одного взгляда на рожу мающегося под дверью Шальнова было достаточно, чтоб ощутить нешуточное беспокойство.

— Зак? — выдохнула я первое, что пришло на ум.

— Хуже, — мотнул головой дорогой друг, заставив меня нахмуриться.

— Что может быть хуже? — вопрос вырвался сам собой.

— Это твой давний пациент, — уклончиво ответил Макс, сделав ударение на 'твой' и уверенно завернул в очередной служебный тупичок, заканчивающийся неприметной дверью.

— Шальнов... — прошипела я, подозревая, что надо мной попросту хотят глупо подшутить, но Макс просто распахнул дверь, заставив меня остолбенеть, запутавшись в дежавю и безжалостно давя зарождающуюся панику. Я не хочу! Не хочу снова!

В комнатушке без окон толпилось человек пять делая и без того небольшое помещение еще теснее и явно мешали друг другу. Непривычно растерянная Эоллария хлопотала над лежащим на полу герцогом, тщетно пытаясь привести того в чувство. Но ни сдернутый галстук, ни расстегнутый воротничок рубахи, обильно политый водой из валяющегося рядом стакана, не помогали. Они что — издеваются?!

— Что здесь происходит? — строго контролируя голос, поинтересовалась я.

— Он сидел за столом, а потом 'отъехал' и все... — отчитался смущенный Кроха.

— Думали, из-за духоты.

— Что он пил?

— Да то же, что и остальные! — в голосе принцессы прорезались истерические нотки. Оно и понятно — кому приятно, когда твой кавалер посреди вечеринки теряет сознание, аки благородная девица и возвращаться назад никак не желает.

— Понятно... пусти. Ребята, на стол его.

Я отодвинула Эолларию, пытаясь с ходу просчитать, что мог с собой сделать этот оболтус, чтоб так качественно вырубиться, морщась от неприятного открытия, что распластанный на столе мужчина мне не так уж и безразличен, как я старалась себя убедить. Ладно, к черту! Что мы имеем? Пульс ровный, хорошего наполнения. Дыхание глубокое. Конечности холодные. Кожные покровы бледные. Зацокали по полу вырванные пуговицы рубашки. Костяшки пальцев на грудину и резкое нажатие... ага, есть контакт! Но в сознание так и не пришел.

— Это еще что такое?

— Корсет. Макс, не тупи! — рыкнула я, заглядывая бывшему рабу в глотку. Ни рвотных масс, ни иных инородный предметов не замечено. Это радует.

— Что корсет, это я вижу, не понимаю только на хрена?!

— Его кто-то сегодня с лестницы спустил, — поделился знаниями Еж, любящий на досуге полистать местную прессу.

— Вона как! — Макс бросил на меня хитрый взгляд.

— Может, это все из-за корсета? — нахмурилась взявшая себя в руки принцесса.

— Шальнов, ты сюда сплетни собирать явился? Нет, корсет здесь не причем, он дыханию не мешает. Так, мужики, помогите. Приподнимите этого балбеса, нужно с него всю эту конструкцию снять.

Ну, что ты с собой на этот раз сделал, подлец? Синяки, ссадины — неприятные, но не серьезные. Переломов нет, внутренних кровотечений тоже. Все гораздо лучше, чем шесть лет назад на Леоне. На Леоне... шум разогреваемых двигателей, яркий свет в салоне транспортника, проступающие алые полосы на режущей глаз белизне повязки, умиротворенное мужское лицо, плотно сомкнутые веки, попытки разбудить и зарождающаяся паника, помешанная на непривычной беспомощности... Я тряхнула головой, прогоняя непрошенные воспоминания. О! А вот это уже что-то! На сгибе локтя едва заметный след, как от комариного укуса. Рывком повернув безвольное тело на бок, приспустила мужские брюки, не обращая внимание на комментарии, отпускаемые окружающими, обследовала герцогскую задницу. А вот и еще один. Ровнехонько посреди наливающего лиловым синяка. Ха-ра-ктер-ный. Что ж за садист тебя уколол?

Ну, доктор, и что ты выяснила? Пока ничего. Я прикусила губу, раздумывая, следует ли вызвать местных медиков или, несмотря на все предупреждения интуиции, призывающей бежать отсюда как можно дальше, попробовать разобраться самой? Наладонник! Мне нужен его наладонник, сама я здесь не разберусь. Я ничего о нем не знаю, тщательно затертые воспоминания шестилетней давности не имеют ничего общего с ним теперешним. Кто даст гарантию, что за прошедшие годы герцог не приобрел какой-нибудь труднопроизносимый диагноз, а то и парочку.

Подцепив небрежно брошенный на ближайший стул пиджак, похлопала по карманам, отыскивая коммуникатор. И кому вы собрались звонить, доктор? Уж явно не милому господину Лотяну. Нечего тревожить занятого человека. Выйдя в коридор, чтоб не мешал лишний звуковой фон, быстро просмотрела список контактов. А вот это мне, пожалуй, подойдет. Надеюсь, под короткой записью 'Седерик' скрывается именно тот, о ком я думаю. Телохранитель (слава богам, я не ошиблась), откликнулся после первого же гудка. Увидев на экране чужую тетку, несколько обеспокоился.

— Здравствуйте, Седерик, это доктор Романова, — затараторила я, — вы со своим работодателем сегодня ко мне заходили. Вы знаете, как можно связаться с лечащим врачом герцога?

— С ним все в порядке? — задергался бедный телохранитель.

— В целом да, — ушла я от прямого ответа, — просто он почувствовал себя немного нехорошо... Нет, я не могу его сейчас позвать, он, понимаете ли... хм... над унитазом он, короче, висит... да... вот я и хочу поговорить с его доктором. Нет, не волнуйтесь, приезжать не надо...

Спустя три минуты обалдевший от моего напора парень выложил не только номер телефона нужного мне врача, но и адрес обитания герцога, куда последнего я клятвенно обещала доставить в целости и сохранности. Наскоро попрощавшись с растерянным парнем, набрала следующий номер. Тут ответа пришлось ждать куда дольше.

— Простите за беспокойство доктор Кодараг, меня зовут доктор Романова, я бы хотела кое-что уточнить насчет вашего пациента, — быстро заговорила я, едва на экране появилось заспанное женское личико.

— А доктор Романова, которую я вижу впервые в жизни, слышала что-нибудь о врачебной этике?

Пришлось признать — да, слышала. И долго убеждать подозрительную докторшу, что я действительно ее коллега, а не какая-нибудь охочая до сенсации журналистка, стянувшая герцогский наладонник, и сведения мне нужны не из праздного любопытства. А так же набраться терпения, пока недоверчивая доктор быстро щелкала клавиатурой ноутбука, проверяя меня по базам медицинского персонала.

— Извините мою осторожность, доктор Романова... — девушка выглядела немного смущенной.

— Ничего, все правильно, — поторопилась перебить ее я, — мне не нужны извинения, мне нужна информация.

— Что он опять с собой сделал? — широко зевнув, обреченно поинтересовалась она.

— Ничего, кроме того, что отключился посреди вечеринки. Я видела следы от уколов и хотела бы узнать...

Все еще переживающая из-за собственной нерасторопности коллега, щедро поделилась нужной информацией. Едва я услышала название препарата, все стало понятно. Коктейль обезболивающего и стимулятора. Категорически не совмещающийся со спиртным. Точнее, совмещающийся. И дающий вот такой замечательный снотворный эффект. Очаровательно! И это еще повезло — двенадцать часов здорового сна, наутро дурная голова и сильная жажда, не опасны для жизни. Хотя, следовало бы обоим надавать по шее: доктору, что назначила безответственному пациенту препарат и не вдолбила в его пустую голову чего можно, а чего нельзя, а пациенту, что понадобилось переться на этот никому ненужный прием. Больной должен лежать в постели, а не шляться, где не попадя! Да ладно вам, доктор, не ворчите! Будь это один из аналогов, герцог мог и остыть по дурости, а так обойдется даже без реанимации и капельниц.

— Извините, доктор Романова, можно ли попросить вас о небольшом одолжении? — вклинилась в мои размышления доктор Кодараг.

— Какого рода? — пришла моя очередь быть недоверчивой.

— Мне нужна консультация, у меня в клинике есть один пациент...

Ну, что ж, консультация действительно дело небольшое и отказать в такой малости попросту не повернулся язык. Договорившись об утренней встрече, попрощалась с доктором и поспешила к нашему незадачливому пациенту.

Вернувшись в комнату, изрядно повеселила народ причиной такого странного поведения герцога. Дождавшись, когда они отсмеются, вызвала такси, послала Ежа договориться с хозяином бара, чтоб позволил воспользоваться черным ходом. Нечего светить страдальца, да и рекламы бару это не добавит. Кто пойдет в заведение, откуда клиентов волоком вытаскивают? А мы с принцессой попытались привести Влада в приемлемый вид. Конечно, пиджак на голое тело выглядел забавно, но рубашку мы решили не натягивать. Во-первых, это никому ненужные усилия, а во-вторых, она все равно бесполезна без пуговиц.

Парни помогли утрамбовать герцога в такси, а после оттранспортировать до постели. Отправив наших грузчиков праздновать дальше, я решила составить Эолларии компанию, несмотря на неуместные мысли 'а что я здесь делаю'.

Вытряхнув беспробудно дрыхнущего мужчину из остатков одежды и устроив со всеми возможными удобствами, мы переглянулись с принцессой, чувствуя себя несколько неловко в чужом жилище, куда нас не приглашали.

— Пошли, что ли чаю попьем, — предложила я, смущенно отводя глаза от плюшевого медведя, чинно восседающего на прикроватной тумбочке, — а потом посмотрим, где можно на ночь устроиться.

Глава 8.

...Серый свет киселем затапливал комнату, сглаживая очертания предметов и делая их призрачно-нереальными. Веселенькие желтые шторы, в солнечный день раздражающие своим задорным сиянием, не могли побороть эту холодную муть. Впрочем, всклоченный мужчина, сидящий на кровати в обрамлении скомканного одеяла и бесцельно пялящийся на полировку шкафа, ничуть не возражал. Это освещение как раз подходило под его паршивое состояние. Мало того, что все ссадины и ушибы напоминали о себе при каждом движении, так еще и мозг, кажется, за ночь переплавился в жидкий металл, гулко бьющийся о борта черепной коробки. Он провел языком по пересохшим губам и тяжко вздохнул, стараясь подавить зарождающееся беспокойство от того, что никак не мог вспомнить, где, а главное — с кем, закончился вчерашний праздник. А это вспомнить необходимо. Во-первых, всякая неизвестность сама по себе неприятна, а во-вторых, надо же как-то отблагодарить того (ту?) доброхота, кто мало того, что доставил герцога до его квартиры, так еще и раздел... до гола... прежде чем уложить в постель. Или он разделся сам? А если сам, то ночевал ли он один или... Черт! Вспомнить теперь стало первостепенной важностью — надо же знать как себя вести если...

Он повернул голову для лучшего обзора, надеясь обнаружить хоть что-то, что натолкнет его на какую-нибудь мысль. Ртуть, заполнившая голову, тут же скрутилась в огромный шар, покатилась по оголенным нервам, с силой бухнувшись о хрупкие кости. Аж слезы на глазах выступили. Подвиг оказался напрасным, кроме собственной одежды, небрежно сброшенной на стуле, ничего не обнаружил. Так, надо всего лишь сосредоточиться и вспомнить. С бала он бессовестно сбежал в сопровождении принцессы Эолларии, после того, как его там бросили самые близкие люди. Дальше, они с принцессой оказались в баре, где Влад себя чувствовал серийным убийцей, по недоразумению попавшим на полицейский бал — все, сидящие за столом, смотрели на чужака с подозрением, а тот танцор, что сидел рядом с черноволосой бестией и вовсе, будто Влад как минимум задолжал ему денег. Неприятная компания. И что они все в ней нашли!? Неужели не догадываются, что она пустышка, фальшивка, только и умеющая, что играть чужими жизнями? Похоже, нет. Это еще повезло, что им не хватает информации. Пожалуй, Влад впервые за прошедшие несколько лет ощутил отголосок самого натурального страха. Принцесса укротила пламенные взоры спасателя, погрозив тому пальчиком. Ее попытка защитить бедного герцога, со стороны выглядела мило и трогательно. Влад мрачно усмехнулся воспоминаниям и покачал головой, едва не застонав от прокатившейся боли. Потом они, кажется, танцевали, и он честно пытался забыть о неприятном соседстве, сосредоточившись на своей спутнице. А как можно забыть, если это чертово алое пятно так и мелькало вокруг? Но когда источник его плохого настроения скрылся за неприметной дверью служебного входа в компании патлатого мужика, вместо положенного облегчения, почему-то почувствовал неуместное раздражение. Впрочем, весь вчерашний вечер был каким-то нескладным. А потом... битву с собственной памятью Влад позорно продул: сколько бы ни старался, напрягая больную головушку, так ничего и не вспомнил. Тим именовал такое состояние — пленка закончилась. Остается надеяться, что дальше герцог не совершил ничего, о чем сегодня прочтет в газетах.

Где-то в глубине квартиры хлопнула дверь, в коридоре послышались чьи-то шаги. Судя по легкости, должно быть женские. Герцог замер, опасливо косясь на дверь, пытаясь убедить себя, что незнакомка за дверью, кем бы она ни была, угрозы представлять не может. А значит, и волноваться не о чем. Главное — он у себя дома, на своей территории, со всем остальным как-нибудь справится, просто нужно вести себя уверенно, подстраиваясь по ситуации. Шаги приблизились, тихонько скрипнула открывающаяся дверь...

— Милый, ты наконец-то проснулся, — жизнерадостно провозгласила появившаяся на пороге... принцесса, облаченная только в драную футболку. Его драную футболку!

Милый?! Проснуться?! Уже одного ее вида — ее обнаженных бедер, едва прикрытых застиранным подолом, плавной линии талии и манящей округлости груди, ясно угадывающейся под мужской футболкой, задорно сползшей с одного плечика, выставляя напоказ белизну кожи — с головой бы хватило, чтоб начисто лишить хозяина той самой футболки с таким трудом обретенного равновесия. Но после позорного провала в памяти и 'милого' впору начинать паниковать. И Влад послушно запаниковал. Он, конечно, не праведник, но и не скотина какая, чтоб упившись тянуть такую девушку в постель всего после пары танцев... Черт, да это даже знакомством-то назвать нельзя!

— Доброе утро, Ваше высочество, — голос больше напоминал хриплое карканье.

— О, какие могут быть условности после такой ночи...— отмахнулась она, мечтательно закатывая глаза, а Влад едва успел прикусить язык, чтоб не уточнить, после какой.

— Надеюсь, вы хорошо отдохнули? — герцог предпринял осторожную попытку выяснить, что же все-таки было, не спеша воспользоваться предложенной возможностью, пока не разберется с неподатливой памятью.

— Ночь была... незабываемой, — промурлыкала девушка, приближаясь к кровати, грациозно покачивая бедрами. Интересно, если она поднимет руки и ткань, повинуясь движению, поднимется следом, что он увидит? Есть ли на ней белье? Тьфу, придурок, нашел о чем думать.

— Мой мужчина чем-то рассержен? — губы принцессы дрогнули в едва заметной улыбке, она опустилась на кровать, а Влад поспешил поджать под себя ноги, освобождая ей место.

— Ох, какой недотрога, — мягко пожурила его принцесса, укладывая ладошку на мужское колено, скрытое одеялом, — а ночью так обнимал... так прижимался...

— Извините меня, Ваше высочество, — проговорил Влад, подпустив в голос смущения и раскаяния, осторожно высвободив колено из женских пальчиков, отодвинулся от девушки и, отчаявшись что-то вытянуть из контекста, повинился, — мне крайне неудобно в том признаваться, но я, увы, не слишком отчетливо помню события прошедшей ночи и...

— Ох, как завернули! — фыркнула она, и передразнила, — Не слишком отчетливо помню! Вы, герцог, профессиональный лгун. Так бы сразу и сказал, мол, умница, красавица, лапушка и ласточка, свет мой Эоллария, простите меня, засранца, ни черта, де, я не помню из того, что ночью вытворял. М-м-м?

Женщины! Лишь бы поглумиться над несчастным мужиком. Хотя... если таким образом можно добыть необходимую информацию, отчего же не пойти навстречу странным женским желаниям? Чай не убудет.

— Умница, красавица, лапушка и ласточка, — послушно повторил он, — свет мой Эоллария, простите меня, засранца, ни черта я не помню из того, что ночью вытворял.

— Мало того, что лгун, так еще и бессовестный льстец, — с притворной укоризной покачала она головой, — И что же мне с вами делать? Конечно же, ничего не помните! Вы же изволили смешать стимулятор, обезболивающее и спиртное. Удивительно, как вообще живы остались! Хотя по ночи вы были очень даже ничего...

Очевидно, на его лице отразилось действительно вселенское отчаяние, что над ним все-таки сжалились и опустились до объяснений.

— Да не паникуйте вы так, все было пристойно и даже, можно сказать, благостно. Мы с вами немного потанцевали, вы сами много выпили и около часа ночи нагло симулировали собственную кончину. Проще говоря, после очередной рюмки пали к моим ногам. Я, конечно, не против, когда мужчина оказывается у моих ног, но предпочитаю, чтоб он при этом был в сознании и рассыпался в комплементах.

— И... и что было потом? — герцог внутренне содрогнулся, представив, какое это было позорище.

— Ничего особенного... — отмахнулась от вопроса девушка так, будто ничего необычного не произошло.

Да уж, действительно! Что может быть особенного, когда одного из влиятельных жителей города мешком картошки перетаскивают в задние комнаты бара и всем миром пытаются откачать? И все это длится ровно до того момента, пока кому-то не приходит в голову светлая идея воспользоваться его коммуникатором. При упоминании об этом бедного герцога перекосило, и он спешно сжал пальцами виски, надеясь, что гримаса сойдет за утреннюю головную боль и дополнительных вопросов не вызовет. Не объяснять же гостье, что достойного представителя высшего общества совсем недостойно будет материть вредная докторица.

— А потом мы загрузили ваше бездыханное тело в такси и доставили сюда, — сияя улыбкой, закончила Эоллария.

— Мы?

— Ну, да. Я и еще парочка спасателей.

— А... понятно...

— Не расстраивайтесь, герцог, с кем не бывает, — с похвальной снисходительностью ободрила его принцесса, — вам сейчас необходимо подняться, сходить в душ и выпить похмельный коктейль. Я буду ждать вас в кухне.

Оставшись в одиночестве, мужчина осторожно спустил ноги на пол и все-таки дотянулся до телефона, погребенного под кучей одежды. На удивление, пропущенных вызовов не было, а в последних исходящих, как он и предполагал, значилась Алексия и... Седерик! Нет, он все-таки уволит засранца! Хотя бы за то, что раздает адрес герцогской квартиры всем, кому не лень. Какой он после этого телохранитель!?.

На встречу с доктором Кодараг я прибыла в далеко не радужном настроении. Во-первых, ночью долго не могла уснуть и, как следствие, проспала, заезжать в отель переодеваться, попросту не было времени, а во-вторых, в поисках такси пришлось тащиться аж до самого порта. Вызывать такси на адрес я поостереглась, подозревая, что мышиная нора, где мы с принцессой провели ночь в компании храпящего герцогского тела, есть не что иное, как конспиративная квартира. А иначе, зачем наследнику известной фамилии приобретать подобную жилплощадь, да еще и в таком неподходящем для его статуса месте?

Так уж повелось, что припортовые улицы издревле считались самыми криминальными и находиться на них молодой девушке, да еще в одиночестве и вечернем платье, крайне опрометчиво и небезопасно даже ранним утром. О чем мне поспешили сообщить не менее четырех раз некие доброхоты маргинальной наружности, требуя за консультацию поделиться малой толикой наличности, парочкой украшений или, на крайний случай, чем-то более натуральным. Пришлось страждущих разочаровать, благо обошлось без рукоприкладства — хватало всего лишь взгляда и гневного рычания. На стоянке такси я появилась кипя яростью так, что таксист, к которому я плюхнулась в машину, повез меня прямо по названному адресу, а не стал катать кругами по району. Скрепив оплату электронной подписью на услужливо поданном планшете и коротко поблагодарив водителя, выбралась из машины.

Просторный больничный двор с большой стоянкой для спецтранспорта, все равно напоминал колодец, накрытый лоскутом неба, возвышающимся над отвесными стенами прилепленных друг к другу корпусов. Я недовольно цыкнула зубом — выход из этого закутка всего один и именно его сейчас перекрыла машина, раскрашенная в традицонно бело-красные цвета с посохом Асклепия увитым змеей. На крыше машины заполошно вспыхивали красно-синие маячки. Случись пожар или еще какая беда и все, кто оказался во дворе, будут заперты в этой мышеловке. Машина лихо развернулась, останавливаясь в паре метров от дверей приемного покоя, стеклянные створки которых бесшумно разъехались, выпуская бригаду встречающих медиков. Я посторонилась, пропуская каталку с лежащим на ней мужчиной, против воли слушая доклад скорой и привычно считывая показания диагноста, лежащего на каталке у колена пациента.

— Мужчина, сорок лет, забрали из дома, жалобы на острую головную боль и боль за грудиной, цианоз, затрудненное дыхание, пульс нитевидный, брадикардия, без сознания, зрачки реагируют...

— В пятую его, — скомандовал доктор, стягивая с лица пациента кислородную маску, осматривая кожные покровы, — прежде всего, нужно исключить инсульт...

— Извините, вы родственница? — меня осторожно тронули за локоть, во взгляде медсестры читалось сочувствие.

— Я? А... нет.

— Вам нельзя здесь находиться, — сочувствие сменилось подозрением.

— О... — я оглянулась, осознавая, что по рассеянности доплелась до той самой пятой смотровой и покаянно пробормотала, вытягивая шею в попытке рассмотреть показания анализатора, — извините, я сейчас уйду, только одну секундочку...

— Никаких секундочек, — сурово заявила медсестра, тесня меня вон из отсека.

— Да-да, — согласилась я, послушно делая шаг назад, — только передайте доктору, пожалуйста, что это отравление и пациенту срочно необходим антидот номер двенадцать, витамин К и, по-моему, барокамера.

— Что? А вы вообще кто?!

— Я — доктор Романова, — скромно призналась я.

— А, так это вас ждет доктор Кодараг?

— Да, — не стала отпираться я.

— Подождите минутку, я сейчас вас провожу, — пообещала медсестра, возвращаясь в смотровую и что-то быстро нашептывая на ухо работающему там доктору.

Мужчина на секунду отвлекся от больного, чтоб бросить на меня острый заинтересованный взгляд. Я только виновато пожала плечами, надеясь, что он не обиделся на мое неожиданное вмешательство. Доктора, они, знаете ли, поревнивей супругов будут.

Вернувшаяся медсестра отрекомендовалась Алей и, пообещав, что доктор Кодараг вот-вот освободится, подхватила меня под локоть и поволокла куда-то вглубь приемного отделения. Мимо коек, окруженных пищащей аппаратурой, и отгороженных одна от другой легкими ширмами; очереди больных, проводивших нас подозрительными взглядами; закутка с аптекой, отгороженной от остального отделения забранным в решетку ударопрочным пластиком и стойки регистратуры. Аля трещала без умолку, отчаянно гордясь своим местом работы. Я покорно топала следом замечая трещинки на плитках пола; и что диагностическое оборудование есть далеко не у всех коек; что зал ожидания отделяется от стойки регистрации не только прозрачной до невидимости стеной, но и укреплен силовым пологом, а на стекле аптеки виднеются царапины, будто сюда заходил пошалить альдебаранский коас, чьи когти славились на всю галактику своей прочностью. Впрочем, судя по небольшой глубине царапин, кот был все же двуногий и отчаянно страдающий от ломки. Экскурсия закончилась у таких же распашных дверей смотровой, примерно где и началась, но уже с другой стороны коридора, откуда вывозили пациентку до подбородка укутанную в компенсирующее одеяло из-под которого торчали трубки капельниц и выводящих систем.

— В четвертую хирургию, там уже ждут!— наставляла санитаров выскочившая следом доктор, на ходу сдирающая с себя забрызганный кровью халат, под которым скрывалась темно-синий хирургический костюм, разбавленный яркой розовой водолазкой и дикой расцветки шапочкой, скрывающей волосы. Сочетание цветов заставило меня сдержанно усмехнуться.

— Доктор... — позвала Аля. Доктор порывисто обернулась, нахмурилась, глядя на меня, но спустя секунду ее лицо просветлело.

— Доктор Романова, — девушка приветливо улыбнулась.

— Доктор Кодараг, — я чуть наклонила голову, пожимая протянутую мне руку, — вы просили о консультации.

— Да, и я рада, что вы пришли. Аля, спасибо большое и вы можете возвращаться к своим делам, дальше мы сами. Как вам наша больница, коллега?

— Не сказала бы, что на высшем уровне, — осторожно, но честно ответила я, привычно прикидывая на себя рабочее пространство — годится, — но для муниципальной клиники очень даже.

— Я рада, что вам понравилось, — усмехнулась доктор Кодараг, — у нас действительно не все так плохо. А вот в нескольких кварталах от порта... Ну, да ладно, у вас, наверное, времени в обрез, так что давайте заглянем к тому больному...

Но консультацию пришлось отложить, отвлекшись на бригаду скорой, привезшей женщину после автокатастрофы. Я с интересом разглядывала пострадавшую, по уверению бригады скорой являющуюся суицидницей. А вот и черта с два — люди, возжелавшие самовольно на тот свет, ремнем безопасности не пользуются, а у девушки характерная гематома поперек груди. А вот едва заметное косоглазие и разный размер зрачков это уже интереснее.

— Кажется, пора вызывать нейрохирурга, — предположила я, скромно останавливаясь в сторонке, — у нас разрыв аневризмы.

— Даже так? — с интересом вскинулась доктор, глядя на меня поверх ларингоскопа. Я лишь пожала плечами, мол, это мое частное мнение.

— Поучаствуете? — будто приглашая выпить кофе, буднично поинтересовалась госпожа Кодараг.

— Если ваше начальство не станет возражать и вы дадите халат, — я приподняла пальцами подол своего платья.

— Халат коллеге! — повелительно приказала доктор, не отвлекаясь от осмотра пациентки.

... ...Телохранитель вытянулся по стойке смирно и старался смотреть строго перед собой, а не провожать взглядом мрачно вышагивающего перед ним работодателя. Седерик изначально подозревал — вызвали его отнюдь не благодарности раздавать за честно выполненную работу, а увидев герцога, откровенно струхнул, порадовавшись, что он наемный работник, а не один из рабов. Это оставляет призрачную надежду, что бить не будут. Впрочем, могут уволить, а места жалко — зарплата хорошая, плюс доплата за риск. Допрос продолжался вот уже полчаса и явно заходил на второй круг. Хозяин пребывал в отвратительном настроении и, время от времени, раздраженно морщился, потирая громко урчащий живот. Похмельный коктейль, смешанный принцессой с самого начала вызывал подозрение и на вкус оказался еще хуже, чем на зеленовато-серый тягучий вид. Из чего сделали эту гадость, Влад уточнять не стал, побоявшись услышать жуткие подробности. Мозги отчаянно воняющее месиво прочистило, а вот желудок принялся активно протестовать, то и дело буквально пронзая своего хозяина приступами острой боли и оглашая окрестности оглушающим бурлением.

— Как ты посмел, засранец, чужим людям мой адрес давать?! — рыкнул Влад, останавливаясь напротив проштрафившегося телохранителя.

— Я дал ваш адрес в связи со служебной необходимостью, милорд, — глядя в одну точку отчеканил Седерик, из последних сил удерживая невозмутимое выражение лица, когда хозяйский живот ответил на это заявление телохранителя особо громким бульком.

— С какой служебной необходимостью, сучий ты потрох?! — ласково поинтересовался герцог, и телохранителю пришлось собрать всю свою смелость в кулак, чтоб не втянуть голову в плечи.

— Вашей Светлости грозила опасность. Мне позвонили с вашего видеофона и сообщили, что вы находитесь в бессознательном состоянии. На этот счет у меня четкие инструкции от господина Лотяну, оказывать звонящим всякое содействие, пока угроза вашей жизни не будет устранена, милорд, — Седерик стрельнул глазами на разгневанного мужчину и вновь застыл.

— Почему же сам не пришел? — криво ухмыльнулся Влад, потирая резанувший новым приступом боли живот.

— Выполнял ваш приказ, держаться подальше и не показываться на глаза, милорд, тем более в моем личном присутствии необходимости не было, доктор Романова...

Удар, короткий и злой, пришелся ровнехонько в скулу, заставив заткнуться и мотнуть головой. Рот наполнился кровью из порезанной о скол зуба щеки. Надо было еще месяц назад к стоматологу сходить. Седерик переступил ногами, сохраняя равновесие, мотнул головой, прогоняя с глаз вскипевшие от боли слезы и, уже намерено беся работодателя — терять-то уже нечего — снова уставился в пространство. Но кто же знал, что хозяин именно так отреагирует на это имя?!

— Убирайся вон, ты уволен, — серые глаза еще секунду назад переполненные бешенством смотрели холодно и равнодушно. И Седерик со всей ясностью понял — пришла пора собирать вещи и отправляться с родной планеты, куда глаза глядят, с той рекомендацией, что он получит от теперь уже бывшего работодателя никто на приличную работу не возьмет. Да чего там приличную — хоть какую бы найти! Герцог такой мелочевкой, как месть бывшему телохранителю, заниматься не станет, а вот его бабка очень даже. А денег-то на счету едва на неделю хватит. И то если не шиковать. Парень развернулся на левое плечо и, больше ни слова не говоря, вышел из комнаты. В коридоре на секунду замешкался у полки, выкладывая из карманов ненужные теперь карточки ключей. Глянул в зеркало, потрогал холодными пальцами стремительно опухающую скулу, сглотнул помешанную на крови слюну и вышел из квартиры, тихонько притворив за собой дверь.

Влад встряхнул ушибленной о бывшего работника кистью и раздраженно потер подбородок. Нехорошо получилось, некрасиво. Не то чтоб он испытывал стыд за свой срыв и за последующее увольнение, а все равно как-то гаденько. Да, он уже давно собирался уволить этого наглеца, но не так. Совсем не так. Но с другой стороны за подобный проступок и убить мало — дать чужим людям адрес охраняемого объекта, за такое не просто увольняют, а с 'волчьим билетом' в плечи. Впрочем, об этом позаботится бабка, поганец как-никак ее протеже. А с Романовой пора что-то делать, из-за ее присутствия Влад уже сам себя начинал бояться и срыв на телохранителе это показал во всей красе.

Мужчина уселся в свое рабочее кресло, задумчиво покрутился, и решительно набрал номер начальника кадастрового агентства. Пусть его помощники и упустили сделку, не все еще потеряно — ее еще можно признать ничтожной, если найдется какой-нибудь спорный момент или, что еще лучше, лазейка при которой продать этот десяток гектаров только тому, кто проживает на этой планете. А потом он еще придумает, как раздавить эту стерву... ...

Машина 'скорой' мягко притормозила примерно в квартале от отеля, парни предлагали подвезти к самому входу, но я отказалась. Я и так произведу фурор своим мятым платьем, так к чему усугублять? Попрощавшись с гостеприимной бригадой и пообещав, что обязательно найду время и загляну в больницу еще раз, спрыгнула с высокой подножки. Ребята на прощанье мигнули проблесковыми маячками и, секунду спустя лихо вклинившись в транспортный поток, исчезли за поворотом. Я покрутила кистью, расправляя чуть сбившуюся под наручем повязку. Не разнойся рука так не вовремя, можно было и задержаться в отделении еще на пару часов. Консультация, ради которой меня зазывала доктор с неженским именем Лешка, заняла не более десяти минут. Да и требовалась там никакая консультация, если разобраться. Диагноз верный, план лечения тоже. В какой-то момент закралось подозрение, что меня позвали просто, чтоб рассмотреть поближе, но я предпочла беспечно от него отмахнуться.

Поудобней перехватив пакет, собранный Алексией по моей просьбе, зашагала по залитой солнцем улице, наслаждаясь внеплановой прогулкой. Приостановилась у перекрестка, дожидаясь разрешающего сигнала светофора, когда дорогу загородила громоздкая черная машина, нестерпимо поблескивающая на солнце лакированными боками. Тонированное ветровое стекло медленно поползло вниз, и из салона донесся хриплый голос:

— Куда это девушка так спешит?

Девушка наклонилась к открывшемуся окну и, щурясь от яркого солнца, заглянула в салон.

— Эоллария, ты вообще о правилах дорожного движения слышала? — устало поинтересовалась я у подруги, важно восседающей на водительском месте.

— Ну так забирайся скорее, пока меня не оштрафовали! — дверца призывно приоткрылась, мягко ткнув меня в живот. Пришлось споро нырять в салон — светофор уже начал нервно подмигивать желтым.

— Ох, Анька, страшный ты человек, — попеняла мне принцесса, выкручивая руль и уверенно направляясь в сторону отеля, — вечно себе проблем ищешь! Как ты собралась с этой стороны в отель проникнуть?

— Карточку гостя показала бы!

— У хозяйственного входа? — хохотнула принцесса.

— А где сказано, что гость не может с него заходить? — задала я провокационный вопрос.

— Да на каждой двери написано что-то типа 'посторонним вход воспрещен' или 'только для персонала'.

— А я безграмотная, — отмахнулась я, уверенная, что сумею пройти в любую дверь, если очень захочу.

— Вот скажи мне, непосредственное дитя природы, зачем ты машину за квартал отпустила, неужели сложно было заехать на такси в гараж, если уж в мятом платье светиться не хотела?

— Я не на такси, — хмыкнула я, работники отеля мой лихой заезд на 'скорой' оценили бы еще меньше, чем попытку захода пешком.

— Неужто пешком? — не поверила принцесса.

— Не, меня ребята со 'скорой' подкинули.

— Ого! Так ты только из больницы? — мигом посерьезнела она, притормаживая у пандуса на въезде в гараж, — Что — совсем тяжелый?

— Тяжелый и только ждать, — пожала я плечами, и, смущенно, как в тяжком грехе, призналась, — я просто там немножко поработала.

— Забесплатно, — как само собой разумеющееся констатировала она, показывая выскочившему из будки охраннику карточку пропуска, — вот не быть тебе богатой, Романова!

— Ну почему забесплатно?! — возмутилась я, дождавшись, когда машина остановится на ближайшем парковочном месте и потрясла тощим пакетиком перед носом у повернувшейся ко мне девушки.

— За еду?! — принцесса картинно схватилась за голову и тут же строго напомнила, — Ты, кстати, на конференцию прилетела, а не по местным больницам шастать! А сама сегодня интересную лекцию по детской психологии пропустила!

— Да зачем мне это?! — искренне удивилась я, — Зак уже почти взрослый, а других детей у меня не намечается. В ближайшие лет несколько.

— А если заведется что-то вдруг? — Эолла бросила на меня лукавый взгляд, — Что-нибудь такое... м-м-м... смугленькое, да черноволосое?

— Завидуй молча, — хмыкнула я, сладко потягиваясь и с улыбкой вспоминая владельца 'Сумеречного кота', — да и тебе ли жаловаться, вон какого кавалера вчера отхватила! Видного со всех сторон!

— Издевайся, издевайся! Вот вечно мне мужики никчемушные попадаются, — притворно пожаловалась принцесса, хлопая по рулю ладонями, — или замуж затащить норовят или к ногам валятся. Спящими. Хорошо хоть сон не вечный.

— Кстати, как он там? Прочухался?

— Да прочухался, чего с ним станется! Ай, — она махнула рукой, — одно расстройство, а не мужик. Проснулся, не помнит ни черта, глазоньками на меня таращится, ресничками хлопает, а когда я к нему на кровать присоседилась, ноженьки так отдернул, будто я его насильничать собралась. Стеснительный, мать его!

— А ты что? — заинтересовалась я.

— А что я? Задницей соблазнительно так повертела — ноль реакции. Плюнула. Умыла, завтраком накормила, да коктейль похмельный приготовила. Но тут уж не сказать — силен мужик! Выпил весь стакан, даже не сблеванул...

Я покачала головой, ухмыляясь и в красках представляя, как бедняга герцог проклял все на свете, открыв утром глаза. А потом еще коктейль этот! Парня сейчас, небось, в бараний рог скручивает из-за составляющих. Желудок я ему в свое время, конечно, подлечила, но все равно не рекомендовала бы вливать в него всякую гадость. А что выпил, так ничего удивительного — Влад и не такое в жизни пил.

— Ладно, Анька, выметайся из машины! Поеду я, меня за город позвали, — Эоллария завела двигатель и взялась за ручку переключения передач.

— А как же конференция? — я иронично подняла бровь, возвращая подруге шпильку и от греха закрывая дверцу с той стороны, а то еще утащит с собой, решив, что одной ехать скучно.

— Язва! — мне пригрозили пальцем. — Пусть молодые в залах сидят, а я вот на конюшню съезжу. Баронесса Невин вчера приглашала. Если хочешь, мальчишку твоего прихвачу, а то он исстрадался, небось, лапушка, взаперти сидевши!

— Во-первых, он не лапушка, а вредитель и диверсант, во-вторых, страдать ему некогда, потому как отрабатывает трудовую повинность в портовом складе, который мы под свою продукцию арендовали...

— А в третьих, он тоже имеет права на отдых, — отмахнулась от моих воспитательных потуг принцесса, — конституционное, между прочим! Ну чего он в последнее время видел? Бараки, да больницы. Радагаст, имей совесть! И вообще! Слушай мою высочайшую волю — я заеду за ним в порт, и мы поедем кататься на коняшках, а ты сиди здесь и плесневей в одиночестве! С собой мы тебя не берем, чтоб ты не портила нам развлечение, а то опять найдешь какую-нибудь рожающую дуру и превратишь отдых в героический подвиг. Так что к ужину его можешь не ждать!

— Разбалуешь! — пришла моя очередь грозить ей пальцем. — И смотри, за все его выходки сегодня несешь ответственность ты!

— Да нормальный у тебя ребенок, очень даже сознательный, а мужчин надо иногда баловать, — беспечно рассмеялась она и, помахав рукой, осторожно тронула машину с места.

Помахав отъехавшей машине, повертела головой, отыскивая лифт для персонала, откуда всяко проще попасть на нужный мне минусовой этаж. Обещания, даже данные вскользь, надо исполнять.

...Успешно заморозив сделку Романовой по покупке земли, Влад почувствовал, как настроение заметно улучшается, несмотря на все еще болящий живот, договориться с которым у герцога не получалось. Желудок же не припугнешь, как несговорчивого чиновника, а потом, чтоб немного смягчить ситуацию, не пообещаешь поспособствовать устройству его сына на одну из добывающих станций, ибо нет у желудка никаких сыновей. А жаль. Пришлось довольствоваться сладковатой суспензией, добытой в глубине аптечного шкафа и надеяться, что закончившийся пару месяцев назад срок годности ничем особо страшным не грозит.

Следующим в списке звонков значился некий господин по фамилии Ханен, прилетевший, если верить сводкам Рома, на эту медицинскую конференцию как раз, чтоб встретиться с представителем 'Крыльев ангела' ради заключения сделки на поставку медицинского оборудования и остановившемся в герцогском отеле. Главным поводом для разговора значилось выражение почтения к гостю города и собрату по бизнесу. Хорошо хоть для этого не обязательно встречаться лично, как было пяток столетий назад. Влад об этом знал от бабки и ее салонных сплетниц и активно сопротивлялся возрождению вековых традиций гостеприимства. Господин Ханен согласился поговорить. Разговор вышел хм... бесполезным. Интересы бизнесмена и Влада хоть и пересекались, но не настолько, чтоб сделать мужчин врагами. Обсудив достоинства и недостатки планетарной и астероидной добычи руды, разговор сполз на жилые модули, оснащение и, конечно же, медицинское оборудование. Внутренне морщась, пришлось выслушать хвалебные оды продукции 'Крыльев ангела' '...представляете, у них сейчас проходят испытания саморазворачивающегося госпиталя, который может успешно работать не только в агрессивной атмосферной среде, но и в условиях безвоздушного пространства!..' От попытки Влада понизить градус восторга, напомнив, что испытание не значит производство, нетерпеливо отмахнулись, а вскользь брошенное замечание о вероятной нечистоплотности фирмы, так и вовсе вызвало бурю негодования. Так что пришлось скромно потупить глазки и примирительно пробормотать, мол, это не он, герцог, придумал, а некая сорока на хвосте принесла, и выслушать великодушный совет выщипать этой самой сороке ее никудышный хвост. Так как собственный хвост Влад, за неимением такового, выщипывать не собирался, пришлось повертеться, изобретая более приемлемую тему для разговора, чтоб успокоить разгневанного собеседника. От дальнейшего разговора Влада спас невесть когда и зачем выставленный будильник. Состроив на роже озабоченное выражение, герцог 'вспомнил' об очень важном звонке, который нужно сделать непременно в это время и, не теряя достоинства, попрощался с Ханеном.

Погрустив о неудавшейся пакости (а так было бы приятно подпортить Романовой деловую репутацию!), потрогал успокоившийся вроде живот и решил, что неплохо было бы поесть чего-нибудь легкого и нейтрального, чтоб не дай бог не раздражать паршивца. Из нейтрального в кладовке обнаружилась банка консервированного куриного бульона, на жестяных боках которой красовались категорические заявления производителя об отсутствии в продукте консервантов, красителей, усилителей, модификаций и прочих страшностей, отпугивающих потребителя.

— Хорошо бы там обнаружился сам бульон, — пробормотал Влад, обращаясь к банке. Банка гордо промолчала.

Не доверяя саморазогревающемуся элементу, Влад вскрыл банку консервным ножом и слил содержимое в кастрюлю, и только поставив на плиту, запоздало подумал, что быстрее было бы разогреть в печке, но переливать из кастрюли в чашку поленился. От созерцания переливающихся золотом жиринок на поверхности подогревающейся жидкости его оторвал звонок видеофона. Раздраженно посмотрев на молчавший мобильный, обругал звонившего, что выбрал для связи стационарную точку, уменьшил нагрев до предела, поплелся отвечать. Зловредным абонентом оказалась Алексия.

Докторица смерила мигом смутившегося пациента цепким взглядом, громко сделала вывод, что Влад выглядит паршиво. А потом, не щадя мужского самолюбия, проехалась по его умственным способностям, а точнее, по полному отсутствию таковых. Герцог вяло огрызался, сожалея, что эту собеседницу нельзя ни послать во всем известные места, ни разорвать связь. Точнее, связь разорвать можно, но тогда разъяренная подобным обращением врачиха сперва явится к несознательному пациенту, чтоб лично высказать возмущение, а потом откажется сотрудничать с 'этим неблагодарным болваном'. В прошлый раз, когда Влад необдуманно это сделал, ему пришлось не меньше месяца умасливать строптивую девицу. А он в Алексии, как бы это ни было противно сознавать, нуждался гораздо больше, чем она в нем.

Ругательного запала у доктора хватило минут на двадцать, а потом над отчаянно изображающим раскаяние шкодником все же сжалились и засыпали полезными советами, что и как тому следует принимать от захворавшего желудка, порекомендовали дня два питаться чем-нибудь легким, бульончиками, к примеру... Бульончиками! Матерное озарение, мелькнувшее в мужских глазах, вызвало удивление, а что она подумала на скомканное прощание, Владу и вовсе стало все равно. За дверью, ведущей в коридор, его встретила сизая дымная стена, нестерпимо воняющая горелой курицей.

— Без усилителей и добавок, мать твою! — прорычал герцог, отважно ныряя в дымные клубы, прикрыв нос согнутой в локте рукой, наощупь побрел в сторону кухни. Где-то над головой крякнуло, и квартиру сотряс рев противопожарной сигнализации.

Масштаб трагедии оказался не так уж и велик. Глухо ворчала вентиляция, работая практически на пределе возможностей, очищая квартиру от дымной завесы. На раскаленной плите, оплывая радужными разводами, догорала злосчастная кастрюлька с намертво прикипевшими черными потеками. Матерясь сквозь зубы, Влад приспустил рукав рубашки и, подцепив кастрюлю за ручку, с почестями отправил прогоревшую посудину в утилизатор...

Раздвижная дверь с грозной надписью 'Только для персонала', бегущей по портальному косяку, отыскалась в глубине гаражной пещеры. Единственное, что не учла сердобольная доктор, как заставить заветную дверь открыться. Гостевой пропуск здесь не сработает, а карточку персонала мне выдавать никто не собирался. Впрочем, поправила я себя, почесав в затылке, далеко не единственное — еще надо как-то разыскать рыжего парня, у которого некая рассеянная девица не удосужилась спросить даже фамилию, не говоря о точном адресе. Покусав губу, внимательно осмотрела ближайшие косяки и швы декоративно грубой каменной кладки стен, стараясь не думать, как выглядит со стороны разряженная в вечернее платье девица, тыкающаяся носом в стены и, надеясь, что в помещении, где работает больше полутысячи человек, обязательно найдется кто-нибудь забывчивый, кто хранит ключик 'под ковриком'.

— Доктор Романова? — удивленный оклик заставил меня выпрямиться — увлекшись поисками, я пропустила едва слышный шорох открывшихся дверей.

— Да? — я вопросительно подняла бровь, разглядывая смутно знакомую девушку, с интересом глядящую на меня из глубин вожделенного лифта и лихорадочно соображая, чего бы такого убедительного соврать.

— Я Лика, вы меня помните? — по-своему истолковала девушка затянувшуюся паузу, — Официантка.

— Да, конечно, Лика, я помню, — я одарила официантку широкой улыбкой, разглядывая уже с легкой ревностью объект мальчишкиного интереса, — как вы после вчерашнего?

И ничего особенного. Тощенькая, глазки серенькие, волосики русые, собранные в скромную косичку, из-за салатного топика и темного джинсового комбинезона кожа кажется еще более бледной, чем есть. Мышка серенькая. Э-э-э! Руки-то прочь, раз Зак что-то в ней нашел! Свекровь тут, понимаешь ли, выискалась.

— Ой, как вспомню, так до сих пор дрожь берет! — бесхитростно поделились со мной.

— Это с непривычки, — ободрила я Лику.

— Да, Закари мне вчера говорил, но все равно... — худенькие плечики передернулись, лямка рюкзака поползла вниз и девушка согнула руку в локте, торопясь поймать, чтоб тот не шлепнулся на пол, — А вы здесь кого-то ждете?

— Нет, я к кому-то иду, — сообщила я, раздумывая, следует ли посвящать эту милую официантку в цель моего визита. Конечно, это здорово поможет в поиске, не думаю, что в отеле так много визажистов со столь приметной внешностью, но не будет ли это грозить стеснительному рыжику неприятностями?

— А... понятно, — в голосе девушки проскользнуло что-то очень похожее на разочарование, Лика заметно смутилась, и выскользнула из лифта, придержав для меня дверь, — доктор...

— Анна, — поправила я.

— Да. Анна, — Лика старалась не смотреть в мою сторону, — вы не могли бы передать Закари, что мы сегодня не сможем увидеться? Он мне своего номера не оставил, а меня на смену вызвали.

— Да, конечно, передам, — слегка удивленная реакцией девушки, пообещала я в закрывающуюся дверь.

Лифт для персонала порадовал отсутствием зеркал, обычная типовая кабинка. Рассмотрев панель управления, всего с минусовыми значениями оказалось десять кнопок, нажала на самую нижнюю. С десятой по седьмую кнопки не срабатывали, зато загоралось диалоговой окошко с сердитым требованием ввода кода доступа. Уж не знаю, что герцог хранит на тех этажах, но явно не персонал. Кнопка, подписанная '— 6' мягко утонула в пазу и кабинка, едва заметно качнувшись, поползла вниз. Вот замечательно, доктор, я ухмыльнулась и тряхнула головой, вы проникли в лифт, но это не снимает главного вопроса — как вы собираетесь, отказавшись от помощи аборигенов, разыскать парня, о котором вам известно, что тот бывший раб, о чем, по ясным причинам, не стоит говорить вслух, рыжий, и живет на минусовом этаже? А еще он классный визажист! О, да, весьма полезное знание.

Двери лифта разъехались, открывая небольшой полукруглый холл с лучами трех коридоров. Шагнула из кабинки, благоразумно заблокировав ногой дверь, с интересом покрутила головой. Тоннели строгих пустынных коридоров, по обе стороны расчерченные штрихами одинаковых дверей, терялись за дальними поворотами. Такой объем без карты и путеводителя черта с два осилишь! Я уже была готова сдаться и забросить безнадежное предприятие и зайти попозже, когда разживусь более точной информацией из базы отеля, когда мое внимание привлекли золотистые таблички, сперва показавшиеся декоративными настенными элементами холла. А приглядевшись более внимательно, облегченно выдохнула — таблички были испещрены черной вязью имен, фамилий и цифр, насколько я поняла, означающих номера комнат. Внимательно перечитав списки, шагнула обратно в лифт — на этом этаже мне делать нечего. Нужное имя отыскалось на минус третьем этаже, но для очистки совести обследовала оставшиеся, исключая ошибку. А то как-то нехорошо получится, если припрусь к незнакомому парню. Объясняйся потом.

Остановившись у двери с номером минус триста двадцать один и услужливой надписью, утверждающей, что за ней скрывается некий 'Денис Флейц', едва удержалась от желания приложить ухо к серой панели. Не удивлюсь, если внутри никого не окажется. И с чего я решила, что парень находится дома посреди дня? Тряхнула головой, отгоняя непрошеные сомнения, нажала на кнопку звонка. Не прошло и секунды, как мягко щелкнул замок, приглашая меня самостоятельно войти.

Шагнув через порог, оказалась в прихожей, залитой мягким светом полукруглого бра, прилепившегося сбоку от узкого зеркала, зрительно увеличивающего небольшое помещение. Выкрашенные темно-бордовой краской стены единственным светлым пятном двери, ведущей в основное помещение, производили гнетущее впечатление. Слегка смущенная тем, что встречать меня так никто и не вышел, тихонько постучала и нажала на дверную ручку.

После мрачноватой прихожей было удивительно оказаться в просторной светлой комнате с огромным экраном, имитирующим окно и транслирующим вид с внешней камеры. Громоздкий зеленый плюшевый диван, перегораживающий комнату, упирался гнутыми ножками в веселенький лоскутный коврик. Простенький журнальный столик, заваленный мелочевкой, а судя по тарелке с недоеденным бутербродом, служащий хозяину заодно и обеденным, рядом с роскошным плюшевым монстром казался сиротой. Сам хозяин помещения был чрезвычайно занят, сидя на высоком стуле у ярко освещенного столика, увлеченно возя кисточкой по щеке манекеновой головы, и отвлекаться от творческого процесса ради какой-то там гостьи не собирался. Сегодня сомневаться в его половой принадлежности не приходилось, даже несмотря на хвостик, кокетливой пальмочкой венчающий рыжую башку. Денис сменил бесформенные тунику и джинсы на грубоватые льняные штаны и белую майку, выгодно подчеркивающую мускулатуру плеч и спины.

— Кхм... — подала я голос, решив, что молча пялиться на человека не очень прилично.

— Поставьте там, пожалуйста, — парень, не оборачиваясь, указал зажатой в пальцах широкой кистью на захламленный столик. Повязка на его запястье за сутки растрепалась и съехала, открывая так и не прошедшую красноту.

— Денис, — позвала я, поняв, что меня приняли за кого-то другого.

Парень вскинулся, услышав чужой голос, а в следующий миг уже стоял, опустив руки по швам, смущенно комкая в пальцах сдернутую с волос резинку.

— Я не вовремя? — осторожно осведомилась я, глядя на рассыпавшиеся рыжие лохмы склоненной головы.

— Нет, госпожа... Аня, — пробормотал он, не поднимая головы.

— Я не хотела мешать, — поспешила я извиниться за свое вторжение, — но мы вчера договаривались, что я зайду. Помнишь?

— Да, госпожа Аня, — с непонятной мне обреченностью согласился он.

— Не покажешь, где ванная?

Денис молча кивнул и, сделав несколько шагов, распахнул дверь, мастерски замаскированную под стену. В открывшемся проеме оказалась еще одна комната с глухими стенами, широкой, небрежно застеленной пледом кроватью.

— Ванная там, — парень махнул в сторону двери в глубине комнаты.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила я, переступая порог.

Санузел был чуть больше, чем на 'Беркуте', я и не ожидала, что у персонала удобства будут такими же, как в моем номере, но хотя бы ванну вместо тесной душевой кабинки поставить можно было бы! Пустив воду в крохотную раковину, отыскала среди теснившихся на полочке баночек с шампунями и бальзамами, жидкое мыло. Тщательно намылила и оттерла каждый палец, будто собиралась делать операцию, а не поменять повязку. На самом же деле попросту тянула время, мой визит, похоже, выбил парня из колеи. Пусть немного успокоится. Вытерла руки, воспользовавшись хозяйским полотенцем, а потом еще прогрела их под феном, памятуя, как неприятно, когда тебя трогают ледяными пальцами. Аккуратно развесив полотенце, сочла, что отсутствовала достаточно, чтоб он взял себя в руки.

— Давай посмотрим, что... — бодро начала я, появляясь на пороге, — хм...

Мне понадобилось пара секунд и все мое хваленое хладнокровие, чтоб не выматериться в голос при виде открывшегося зрелища.

— Сильно, — признала я, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, глядя на голого мужчину, смущенно переминающегося у развороченной постели, — а ты всех так встречаешь или только я удостоилась?

— А вы разве не... не за этим? — удивленно спросил он, указывая рукой на постель и впервые за все время поднимая на меня глаза.

— О, боги! Да с чего ты взял?! — возмущенно выдохнула я, лихорадочно прокручивая в памяти вчерашний разговор, в попытках вспомнить, не ляпнула ли чего, что могло бы сойти за намек.

— Ну... один мой знакомый... он меня предупреждал, что своб... богатые женщины... они...

— Все понятно, — я вскинула руку, останавливая сбивчивые объяснения, — Ты решил, раз я тебе вчера помогла, то пришла требовать оплаты натурой?

Он кивнул, густо краснея и неловко пытаясь прикрыться. Угу, знакомый тебя предупреждал, как же! Ну, вот что за сукой надо быть, чтоб домогаться этого растерянного и испуганного мальчика?!

— Н-да, — я почесала бровь, — уж не знаю, кто тот друг и с какими су... хм... женщинами он общался и мне жаль, что я вынуждена тебя разочаровывать, но спать я с тобой не буду ни так, ни за деньги, ни за услуги. Впрочем, раз уж ты все равно разделся, то... ты позволишь?

— Что?

— Осмотреть тебя. Постой пару минут спокойно, хорошо?

Я обошла парня, внимательно разглядывая, но пока не дотрагиваясь. Судя по редкой россыпи старых шрамов, биография Дениса была не настолько бурной, как у моего бывшего имущества. Впрочем, вариантов здесь всего три: или хозяева парню попадались не такие сволочные, или он умел лучше подстраиваться, или инстинкт самосохранения более развит. Хотя нет, обезображенное лицо исключает первый вариант. А вот его последний хозяин, несмотря на некоторую неподготовленность Дениса к жизни, был действительно хорошим человеком, о чем красноречиво говорят качественно залеченные, почти незаметные рубцы недавних — я присмотрелась, не старше года — ранений. Но за 'отпускное' клеймо ему голову оторвать не грех! Я присела на корточки, разглядывая ожог в ярко алом ореоле воспаления. Если интенсивно не лечить ожог в первые трое суток, а потом соответствующе не ухаживать, то можно заполучить большие неприятности, что, похоже, и произошло. Я осторожно потрогала горячую кожу вокруг клейма, нащупывая мягкое уплотнение, заставив Дениса вздрогнуть и напрячься. Думаю, если посильнее нажать, из-под корки, в которую превратился выжженный рисунок, польется гной. Парень вчера соврал, заявив, что клеймо его не беспокоит — болеть должно зверски.

— Тихо-тихо, родной, потерпи, — ласково заворковала я, успокаивая нервничающего пациента, накидывая ему на плечи поднятый с пола плед.

'Родной' настороженно рассматривал содержимое пакета, высыпанное на одеяло. Противовоспалительная мазь, антисептик в маленьком баллончике, пара шприцов с обезболивающим и антибиотиком, перевязочный материал... вот если бы еще перчатки и скальпель! Но я шла обрабатывать воспалённое запястье, а никак не глубокие раны.

— У тебя есть острый нож? — не особо надеясь на положительный ответ, спросила я, раздумывая, как лучше поступить — дойти до аптеки и закупиться недостающим или попытаться заманить Дениса на 'Беркут', где уж точно есть все необходимое. Самый простой вариант — позвонить кому-нибудь из ребят и попросить принести, не рассматривался из нежелания раскрывать происхождение парня.

— Да. Скальпель подойдет? Я им кисти подравниваю, — пожал плечами косметолог, покрепче кутаясь в плед.

— Вандал! — покачала я головой. — Где он?

— В верхнем ящике рабочего столика, — хоть какая-то польза от его прошлого — рабу следует отвечать не задумываясь и не задавая лишних вопросов.

— Никуда не уходи, — шутливо пригрозила я пальцем и отправилась на поиски.

Помимо искомого скальпеля, точнее съемного лезвия, явно одолженного, а то и стянутого у какого-то врача, в ящике нашлось еще кое-что подходящее. Баллончик с косметическим латексом вполне заменит перчатки, а моток гибкой трубки, которую парень использует для защиты кистей, при правильной обработке, сойдет за дренаж.

Вернувшись в комнату, разложила трофеи на кровати, принялась за изготовление простейшего, хоть и грубого, дренажа. Отрезав небольшой кусочек трубки, проделала в ней небольшое отверстие, срезала кончик под острым углом и щедро залила получившийся инструмент антисептиком. Этой же обработке подвергся и скальпель. Денис наблюдал за моими действиями со всевозрастающей тревогой.

— Что вы собираетесь делать? — победив свою нерешительность, осторожно поинтересовался он.

— У тебя клеймо воспалилось, его надо обработать...

— Скальпелем?!

— В том числе, — не стала я врать, распыляя латекс на руки, — ложись на кровать. Не на спину, на бок. Я сделаю первичную обработку, но потом тебе все равно понадобится врач. У тебя есть?

— Да, и она будет недовольна, — буркнул он, утыкаясь в согнутую в локте руку, стойко пережидая болезненный укол.

— Это уж точно, — хмыкнула я, убеждаясь, что лекарство подействовало и делая небольшой надрез, ожидаемо брызнуло розово-желтым, и я быстро прикрыла рану салфеткой, чтоб не испачкать простыни, — больше того, думаю, она будет в ярости, поскольку ты не соблюдал предписанного лечения, хотя не хуже меня знаешь, что клейма заживают по полгода и ей очень захочется тебя побить, но она ограничится длинной нотацией о своевременном обращении, а знаешь почему?

— Почему? — послушно переспросил он, приподнимая голову и пытаясь рассмотреть, что я делаю.

— Потому что таких взрослых и свободных мальчиков не бьют. Их воспитывают занудством. Лежи смирно, ты мешаешь, — я помассировала кожу вокруг клейма, залила рану новой дозой антисептика и отбросив на пол очередную промокшую салфетку, приладила трубку в ране, закрепляя ее пластырем.

— Не расскажешь, что случилось с твоим лицом? — я потянулась и поправила волосы, упавшие ему на глаза.

— А... это... один из моих хозяев, — не слишком охотно объяснил он, — я еще подростком был. В доме работал. Ему показалось, что его молодая жена на меня... как это правильно сказать?

— Засматривается? — подсказала я, заглядывая под край салфетки.

— Да! Засматривается! Спасибо, — вежливо поблагодарил он, — Хозяин выпил тогда крепко и решил, что рабу иметь симпатичную рожу ни к чему, схватил нож ну и...

— Хорошо хоть глаз не достал, — стараясь, чтоб голос звучал ровно, констатировала я, не удержавшись и все-таки прощупав его скулу, выясняя, насколько глубокими были порезы.

— Да, хорошо, — согласился он и некоторое время помолчав, поинтересовался, — Мне еще долго так лежать?

— Куда-то спешишь?

— Да, спешу. У меня на сегодня три клиентки, после пяти вечера, — вопреки своим словам Денис подгреб подушку и устроил ее под щеку.

— Сейчас только... — я сверилась с часами, — три. Но я все равно не советовала бы тебе куда-то ходить, кроме врача. Да и его лучше вызвать на дом. Рану надо промыть и по-человечески обработать, а еще назначить курс антибиотиков, иначе можешь добегаться до того, что придется, в лучшем случае, вырезать кусок ноги. Понимаешь?

— Понимаю, но придется идти, — с сожалением отверг он мои рекомендации.

— Послушай, даже если есть запись, ты можешь ее отменить. Никто тебя за это не накажет.

— Да знаю, — досадливо поморщился парень, — но управляющий, когда брал меня на работу, ясно дал понять, что прогульщиков здесь не любят, а если я не выйду на смену, меня уволят и выгонят на улицу.

— И поэтому ты не обратился к врачу и ходил на работу?! — Денис только дернул плечом, подтверждая — да, поэтому, а мне пришлось вздохнуть и наскоро объяснить некоторые нюансы трудовых взаимоотношений свободного мира, по ходу принимаясь за обработку запястья, — Э, нет, друг мой. Управляющий тебя немножко обманул. Он не имеет права тебя уволить лишь по той причине, что ты из-за болезни не вышел на работу, но только если об этом будет официальное медицинское заключение. Или врач, который тебя наблюдает, не может выдать заключение официально?

— Не знаю, — растерялся он.

— Вот и узнай, — посоветовала я, заканчивая с повязкой, — где твой видеофон?

— Я потом позвоню, — постарался отвертеться он.

— Ага, конечно, — согласилась я, обдирая с рук 'перчатки' — латекс застыл неравномерно и теперь слазил клоками. — Так где, говоришь, видеофон?

— На столе, — сдался он.

Выйдя в соседнюю комнату, принялась за раскопки чужого хлама. Видеофон обнаружился под скомканным кухонным полотенцем.

— Держи, — я бросила видеофон перед Денисом.

Он поднял аппарат, покрутил в руках и уже собирался отложить, но наткнулся на мой выжидающий взгляд. Парень прикрыл глаза, всем своим видом показывая, что покоряется неизбежному.

— А что я ей скажу?

— Прежде всего — 'здравствуйте', — ободряюще посоветовала я.

...Закончив убирать кухню, заварил чаю и вернулся в кабинет, решив, что сегодня вполне переживет без обеда, а на ужин закажет что-нибудь в доставке. Следующие несколько часов герцог закопался в работе. Бесконечные доклады, договора и отчеты, пока от цифр не зарябило в глазах. Влад откинулся на спинку кресла и потер уставшие глаза, нащупал кружку и, сделав глоток, поморщился — чай безнадежно остыл.

Мелодично звякнул коммуникатор, принимая сообщение. Герцог тряхнул головой и снова потянулся к компьютеру, выводя сообщение на монитор. Письмо было от чиновника из кадастрового агентства. Низа Аманатиди не согласилась с решением о заморозке сделки и собирается подавать судебный иск. Чиновник отчаянно трусил, что чертова баба наделает дел. Герцог лениво удивился столь скорой реакции от партнерши Романовой, он-то рассчитывал хотя бы на сутки форы, но нет, так нет. Он давно привык, что обстоятельства могут меняться молниеносно и работать с тем, что есть. Не погнушавшись, самостоятельно отправил ответ, где успокаивал паникера. Покончив с развлечениями, вернулся к работе.

Последним делом на сегодня значились отчеты по лагерям. Влад перезагрузил компьютер, подключаясь к другому серверу и, привычно продравшись через десяток паролей, вошел в базу. Хозяину предстояло просмотреть несколько заявок на закупку одежды, медикаментов и продовольствия, дело текущее и Влад утвердил их, лишь бегло просмотрев. Лагерь 'Сонная долина' подал прошение на расширение лазарета с тридцати коек до пятидесяти. Влад задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, просчитывая, на сколько предполагаемая перестройка затормозит открытие лагеря для новых постояльцев. 'Сонная долина' лагерь выпускной и после выдачи вольных закрывается на два месяца для подготовки следующего приема. Перемещение рабов между лагерями должно быть синхронным.

Распределение людей строится по принципу пирамиды, во главе которой стоит 'Заводской', он же основной, далее идут промежуточные 'Южный' и 'Приют', и только после 'Сонная долина' и 'Веселый угол'. И если первые три больше похожи на студенческие городки с многоэтажными общежитиями, пищеблоками, лазаретами и учебными корпусами, то 'Долина' и 'Угол' уже маленькие деревеньки с отдельными домами, магазинами, работой и всем, что к этому прилагается, включая плату за проживание, где люди могут подготовиться к самостоятельной жизни. Путь от 'Заводского' до той же 'Долины' занимает примерно полтора года. И очень не хочется ломать устоявшийся порядок из-за внеплановой стройки.

Основной, самый большой лагерь, принимает только что купленных новичков, где их держат около полугода, за который людей приводят в порядок физически, дают базовые навыки пользования такими обычными предметами, как койка, ложка, ванна, туалет, выбор одежды, начинают обучение, там же постепенно снимают ошейники и чипируют. Обычные хозяева обходятся без подобного изыска — слишком дорого и ненадежно. Чипировать хорошо дорогих во всех смыслах котиков, собачек или не в меру самостоятельных детишек, да и тех только ради спокойствия родителей, но никак не рабов. Чип не ощущается, а клеймо можно пощупать и оно постоянно напоминает рабу, что он вещь. И потом, чип вытаскивается на раз при помощи обычного ножа, а вот клеймо черта с два сведешь, только вырезав кусок мышцы, что без должного ухода неминуемо приведет к смерти беглеца. Но даже если тот каким-то чудом и выживет, все равно будет до конца своих дней жить в постоянном страхе поимки — сканеры полицейских и охотников за беглыми рабами реагируют даже на мизерные крохи впаянного в клеймо металла. 'Отпускное' клеймо нейтрализует наночастицы металла предыдущих клейм и надежно хранит владельца, поэтому же и не рекомендуется эти позорные ожоги даже прикрывать куском новой кожи, не то, что пытаться свести более глубоким способом. Именно поэтому герцог предпочитает мучиться с пластырями.

К идее чипировать рабов Ром отнесся скептически, к тому же объяснение данному поступку герцог дал более чем странное — электронный 'поводок' необходим не столько для наблюдения за перемещениями рабов, сколько для их защиты. Даже спустя столько лет Влад не был уверен, согласился ли Ром тогда с этим странным доводом или просто покорился воле работодателя. Но, как бы то ни было, безопасник молча подсчитал расходы и предъявил заявку для подтверждения. От суммы, пропечатанной в графе 'итого' у, еще непривыкшего к подобным цифрам, Влада пересохло в горле, тем более что компания в тот момент испытывала финансовые трудности и дополнительные расходы на закупку почти полутысячи чипов, отслеживающих не только местонахождение, но и биометрию, а так же оборудования к ним, если и не приведут к краху, все равно проделают в бюджете незапланированную дыру. Новоиспеченный герцог хлебнул воды из графинного горлышка и недрогнувшей рукой подписал заявку.

Прозорливость герцога оправдалась месяцев семь спустя, когда Влад принял решение поселить некоторых рабов, делающих определенные успехи, в городе, под видом свободных граждан. Людям надо было дать почувствовать самостоятельность, для этого было снято несколько квартир, а на карточки перечислены небольшие суммы, как раз рассчитанные на две недели проживания. Антею, тихую и ласковую девушку, похитили, когда та вышла за продуктами на ближайший рынок. Сообщение о пропаже рабыни пришло Владу посреди важных переговоров, и герцог сорвался на поиски, наплевав на возмущение деловых партнеров и яростные протесты Рома.

Несмотря на все технические ухищрения, они нашли ее только спустя пять часов — девушку все время перевозили, и связь с чипом рвалась, когда перевозчики скрывались в тоннелях подземных автострад. Но стоило похитителям остановиться, как сигнал уверенно направил поисковую группу в соседний город.

Безумная гонка во флаере, сквозь набирающую обороты бурю... частная взлетная площадка... рифленый железный ангар, гудящий под порывами ураганного ветра... лихой маневр и душераздирающий скрежет сминаемой обшивки флаера, когда, на ходу оценив прочность ворот, пошли на таран, намертво блокируя чужой катер... Влад, оказавшийся ближе всех к аварийному люку, кубарем выкатился на заляпанный маслянистыми пятнами бетон пола... Похитителю следовало бы сразу задраивать шлюз, а не проявлять любопытство, но он, на свою беду сперва выглянул на шум и... напоролся на разъяренного бывшего раба, тем самым не оставив себе и подельникам мизерного шанса к спасению.

Ребятам Рома, подоспевшим всего через пару минут только и осталось, что созерцать разгромные результаты герцогской деятельности, с уважением и опаской косясь на работодателя. В их взглядах ясно читался невысказанный вопрос 'а на черта мы здесь нужны?!'. И над всем этим бардаком и забрызганными чужой кровью переборками, ровный голос Рома, мягко журящего не в меру прыткое начальство:

— Ваша Светлость, и к чему было мараться самому? Погодите крушить чужую собственность, сейчас я... — Ром присел на корточки у сложенных рядком похитителей, посмотрел одного, забраковал. И правильно — со свернутой челюстью на вопросы отвечать сложно.

— И зачем всех вырубать? Надо было хоть одного в сознании оставить, — посетовал Ром и герцог стыдливо потупился. Господин Лотяну нашел наименее потрепанного и привел в чувство, вылив в лицо услужливо поданный подчиненным стакан воды.

— Ну, что, друг мой, — приветливо улыбнулся Ром шумно сопящему мужчине, ласково придерживая его за глотку, — сам скажешь, где девушка?

— Какая девушка? — округлил глаза мужчина, пытаясь разыгрывать оскорбленную невинность, — Здесь только я и кха...

Ноги, обутые в потрепанные кеды, судорожно задергались, когда Ром все с тем же деловитым спокойствием придавил шею пленника.

— Спрашиваю еще раз, — размеренно повторил он, чуть ослабляя хватку...

Похититель оказался слабее, чем сам предполагал. Впрочем, трудно быть сильным в компании четырех мужчин, кровно заинтересованных в правильных ответах и необременённых излишним гуманизмом.

Вскрывая технологическую полость, скрытую под палубой, Влад ожидал увидеть многое, даже морально готовился к тому, что Антея мертва, но никак не рассчитывал на пятерых напуганных девчонок, с заткнутыми кляпами ртами, надежно спеленатых по рукам и ногам липкой лентой и уложенных так плотно, что едва могли дышать. Однако когда в открывшуюся нишу сунулись незнакомые мужские рожи, их встретило напуганное мычание и попытки продавиться сквозь палубу. Ох, и намучились бы их доставая, не будь девушки связаны. Последней из-под палубы извлекли почти задохнувшуюся, бледную Антею. Девушку здорово прижало и похитители сильно рисковали не довезти ее до конечной точки. Если эти сволочи сломали ей ребра, видит бог — бывший раб переломает их похитителям. Методично и все тридцать шесть. И плевать, что об этом подумает Ром. Влад поднял ее на руки, голова рабыни безвольно откинулась и герцог поспешил удобнее перехватить Антею, оглядываясь, куда бы сесть. Отпускать девушку почему-то не хотелось.

На секунду вскинув глаза, увидел, что его люди застыли в нерешительности и смотрят на него, ожидая указаний, даже Ром и тот бессовестно переложил принятие решения на работодателя. Хотелось крикнуть — ну, чего смотрите, делайте хоть что-нибудь! А еще лучше — скажите МНЕ, что делать дальше! Пока выискивали и гнались, Влад знал, что от него необходимо, а сейчас... На какой-то безумный миг пожалел о свободе, которая порой далеко не так увлекательна и проста, как думалось под прикрытием ошейника. Ох, как хотелось сейчас вернуться к своему рабскому прошлому, где от Влада требовалось только исполнять, а груз решения и ответственности принадлежал кому-то другому...

— Вэд, вызывай скорую и полицию, — скомандовал герцог, усаживаясь в капитанское кресло, бережно придерживая свою ношу, — Антон, пошарь в кухне и каютах на предмет пледов и мешков.

— Это еще зачем? — не удержался от вопроса молодой сотрудник Рома.

— Его Светлость старается сохранить улики, — губы господина Лотяну дрогнули в едва заметной улыбке, одобряя решение начальства.

— Да, поэтому старайтесь лишний раз не лапать кляпы и ленту, срезайте осторожно.

Вэд набрал нужный номер, одновременно протягивая герцогу нож. Бывший полицейский осторожно перерезал пластик ленты, удерживающей кляп, а потом и остальные путы, стараясь не задеть узлы. Экспертам это понравится. Антею, в отличие от остальных девушек, почему-то связали веревкой. Похоже, девушка отчаянно сопротивлялась — кожа на запястьях и лодыжках оказалась сильно потертой. Подхватив срезанные веревки кончиками пальцев, осторожно опустил их в пакет, услужливо раскрытый Антоном. Последним Влад вытащил кляп. В левом уголке губ свежая ссадина, в фиолетовом ореоле синяка. Герцог приоткрыл рот девушки — резец ожидаемо сколот и шатается. Мужчина легонько помассировал щеки рабыни, не спеша, однако, приводить ее в сознание, предстояло сделать еще кое-что и Влад повернулся вместе с креслом, отгораживаясь от подчиненных высокой спинкой.

Осторожно провел ладонью по девичьей ножке, поднимая подол платья. И почувствовал, как бешенство стягивает кожу на скулах, от вида подсохших кровавых разводов на внутренней стороне бедра. С-скоты! Потянул за брелок замка платья и, строго контролируя каждое движение, освободил девушку от одежды. На беззащитной белизне кожи живота и боков чернели, наливаясь, следы чужих пальцев. За плечом раздалось сопение, герцог медленно оглянулся, чтоб увидеть отражение собственной ярости в серо-зеленых глазах Вэда. Безопасник раскрыл пакет, куда опустилось снятое с девушки платье, и подал развернутый плед. Мужчины переглянулись, и Влад коротко кивнул на незаданный вопрос. Герцог бережно укутывал Антею в покрывало, со злой благосклонностью слушая, как за спиной Вэд выволакивает пленников в шлюз.

Тишину рубки разорвал отчаянный женский визг, настолько неожиданный, что заставил вздрогнуть и, инстинктивно прикрывая собой рабыню, развернуться на звук.

— Ты чего орешь, дурочка? — добродушно осведомился Ром у забившейся в истерике девицы, закрывая пакет с кляпом и ладонью 'выключая' бьющую по нервам сирену, превращая ее в задушенное мычание, — Уже все закончилось. Возьми себя в руки! Я сейчас уберу руку, а ты не кричи, хорошо?

Девушка мелко закивала, мычание стало спокойнее.

— Хозяин? — недоверчиво прошелестело у самого уха и все мигом отошло на второй план: и сбившиеся в кучку девицы, и успокоительные уговоры Рома, и заглушенная толстой переборкой возня в шлюзе, в которой бывший раб с удовольствием бы принял самое горячее участие. Осталась только перепуганная, избитая девушка в его руках, которую срочно требовалось успокоить.

— Да, Антея, — Влад заставил себя улыбнуться, снова отворачиваясь от остальных, — все в порядке, не переживай. Все уже закончилось.

— Я не сбегала, господин, — пересохшими губами прошептала она, глядя куда-то в пространство широко раскрытыми глазами, — Простите меня, господин...

— Нет, это ты меня прости, — мягко попросил он.

— За что, господин? — удивленный взгляд сфокусировался на его лице.

— За то, что недоглядел и слишком медленно искал, — покаялся Влад, расправляя складку пледа у ее шеи.

— Но... ведь вы... нашли, господин, — слабо улыбнулась она, отметая любую его вину.

— Нашел, — согласился герцог и мягко попросил, — не называй меня господином, пожалуйста. Мы же договаривались, помнишь?

— Да, помню... — помедлив, подтвердила она и, проглотив очередного 'господина', поинтересовалась, — что теперь со мной будет?

— С тобой все будет хорошо, — заверил ее Влад, — сейчас мы дождемся полицейских, а потом полетим домой. Позовем доктора, тебя посмотрят, и ты сможешь умыться, поесть и поспать. Пить хочешь?

— Да.

Влад шевельнулся, собираясь подняться, пересадив девушку в кресло.

— Нет! — всполошилась она, вцепляясь в хозяйскую рубашку.

— Тише-тише, глупая, — Влад погладил напрягшиеся плечи, — я никуда не денусь, я просто схожу за водой, а ты посидишь в кресле. Тебя больше никто не обидит, вот смотри, здесь все свои.

Скрипнуло, разворачиваясь, кресло, и Антея смогла убедиться, что хозяин не врет. Ободряюще улыбнулся Ром, подмигнул Антон, на миг оторвавшись от потерпевших.

— Они здесь из-за... меня?! — недоверчиво прошептала девушка, быстро заморгав от набежавших на глаза слез.

— А-га! Мы все искали тебя. Теперь посидишь? Вот и молодец.

Антея позволила ссадить себя в кресло, и герцог лично потопал на камбуз добывать для нее воду. Возвращаясь с полным стаканом, мельком глянул на остальных девушек и заинтересованно остановился.

— Передай, — сунул стакан подвернувшемуся Антону, а сам присел на корточки, уже более внимательно рассматривая бывших пленниц.

Примерно одинаковый возраст, телосложение, тип лица... если бы не некоторые, неуловимые с ходу различия, их можно было бы принять за сестер. Кому могли понадобиться пять похожих друг на друга девушек?

— Вот и мне интересно, — поддакнул Ром, заставляя Влада удивленно оглянуться и осознать, что задал свой вопрос вслух.

— Да, любопытно, но... это дело не наше, а полиции, — с некоторым сожалением отметил герцог. Расследование обещало быть интересным, — Все, что мы могли, уже сделали. Теперь пусть они разбираются. Но... господин Лотяну... не могли бы вы...

— Да, я присмотрю за этим делом, — задумчиво согласился Ром.

— Если почувствуете, что наши следователи не справляются, обратитесь к... генералу Романову. Только не в открытую. У него очень хорошая команда. Я думаю, это их заинтересует.

— Как прикажет Ваша Светлость, — Ром кивнул, не отрывая от девушек взгляда.

В ожидании полицейских и врачей, запаздывающих из-за бури, Вэд и Антон занялись освобождением ангарных ворот от перегородившего их флаера и даже успели провести аварийный ремонт покореженной носовой части. Выглядеть машина лучше не стала, но, по крайней мере, сможет доплетюхать до родного ремонтного дока. Ребята с удовольствием занялись бы и капитальным, только бы подольше побыть вдали от разгневанного начальства, увидевшего, во что превратились похитители после короткого, но обстоятельного разговора. Ром был в ярости, а Влад только хмыкнул и пожал плечами, не разделяя чувств безопасника — то, что предстояло передавать полицейским, было хм... трудоноопознаваемо, но определенно живо. Жаль только не узнали ничего дельного.

Похитители всего лишь выполняли заказ, полученный по закрытым каналам. Девушки должны быть одного типа, одного возраста и обязательно свободные. Вот тут-то похитители здорово промахнулись, прихватив Антею, но время их поджимало — оказалось, не так-то просто найти пятерых одинаковых даже в таком большом городе, как Таурин. Обнаружили ошибку только на катере и, озлясь, немного позабавились с девчонкой (а чего с рабыней-то станется, а им хм... компенсация), решив перед передачей сполоснуть девицу, а потом разыграть перед заказчиком недоумение и оскорбленную невинность.

Заказчика, ожидаемо, не видели и не знали. Общались короткими сообщениями, а гонорар получали через запутанную банковскую схему, когда деньги кочуют со счета на счет, проходя не меньше десятка транзакций, пока доберутся до исполнителей. Зачем заказчику именно пять похожих друг на друга девушек бандиты не знали, да и знать не хотели. Их дело было выследить, схватить и доставить, причем, конечная точка маршрута им так же была неизвестна, девушек следовало оставить, как посылку, в контейнере склада астероида 'Дельта-20', что в двухдневном перелете от Таурина. Впрочем, даже за эти крохи полиция должна быть благодарна — у Вэда на все про все ушло около пятнадцати минут, когда как обремененные законом и инструкциями полицейским на это же понадобилось бы несколько часов, если не суток. А повреждения... да это похитители сами, не иначе как в порыве раскаяния, побились о флаер герцога. Вон даже заплатки на обшивку пришлось приваривать!

Первыми появились полицейские, как водится, с гиканьем, посвистом и всполохами проблесковых маячков. Влад с облегчением передал дело в их руки. Единственное, чего ему в тот момент хотелось — увезти свою рабыню подальше от их назойливого интереса. Впрочем, бывший стажер, не понаслышке знакомый с полицейскими процедурами, особо не обольщался и был морально готов к тому, что улететь можно будет не раньше, чем через пару часов, несмотря на все свои хотения. И то, если дополнительных вопросов не возникнет.

Мужики, предъявившие свои удостоверения вновь высунувшемуся в первые ряды герцогу, долго недоумевали, как такое могло произойти на вверенной им территории, и почему какая-то чужая гражданская светлость узнала обо всем раньше тех, кому это по долгу службы положено. Заявлений-то о пропаже девушек не поступало. Владу, сделавшему своим подчиненным знак молчать, пришлось правдиво объяснить причину столь рьяных поисков.

— Так она ваша рабыня? — переспросил полицейский в звании капитана, придирчиво глядя на заметно занервничавшую и скорчившеюся в кресле Антею.

— Да, — кивнул герцог, жалея, что не может встать перед девушкой, загородив от чужого внимания.

— А почему на ней нет ошейника? — вопрос был задан равнодушным тоном, ясно дающим понять, что ответ мало волнует полицейского и он примет любой.

— Это вы у похитителей спросите, — пожал плечами Влад.

— Так она что — рабыня?! — брезгливо кривясь, взвизгнула одна из потерпевших, мигом потеряв всякое сочувствие со стороны команды герцога.

— Да, — ответил за Влада капитан, трезво оценивавший ситуацию и не имеющий претензий ни к рабыне, ни к ее хозяину, — и вы, девушка, должны быть ей за это здорово благодарны.

— В чем это?!

— В том, что кроме нее никого не искали, — жестко проговорил полицейский, делая приглашающий жест эксперту.

Допрос, снятие отпечатков и прочие формальности были улажены в рекордный час. Где-то к середине этого времени до ангаров наконец добрались медики, принявшиеся кудахтать над потерпевшими, даже преступники, чьи гражданские права пусть и были ущемлены арестом, удостоились первой помощи. Вся эта заботливая суета обошла только Антею, застывшую хрупким изваянием в своем коконе из одеяла. Рабыня глядела в пол, молча ожидая, когда хозяин заберет ее. Было невыносимо стыдно, стыдился, казалось, даже полицейский капитан, но ни Влад, ни кто-либо другой не мог изменить сложившийся порядок вещей. И бывший раб мимолетно позавидовал последней хозяйке, отмахивающейся от правил, как от чего-то несущественного, ломая с маниакальной непосредственностью ребенка любую систему.

Капитан пояснил герцогу, что не может принять платье и путы рабыни, как улику в деле о похищении и изнасиловании, на что его светлость только беспечно отмахнулся, потребовав принять заявление по форме двести тридцать шесть. Слегка удивленный полицейский безропотно подал планшет с нужной формой. Влад с мстительным удовольствием форму заполнил, не пропуская ни единой графы. Капитан, читая творение, где полицейское управление оповещалось о краже и порче герцогского имущества, только хмыкнул, дойдя до нужной строки. Влад оценил Антею в пару десятков тысяч кредов, что автоматически делало кражу особо крупной, одномоментно повышая предстоящий срок лет на восемь, не меньше, и это если штраф в пользу потерпевшего будет выплачен в полном объеме.

— Она не может столько стоить, — корректно заметил капитан.

— Кто сказал? — оскалился Влад, — Я продаю ее именно за эту сумму, значит, стоит!

Полицейский только пожал плечами, но заявление принял и разрешил, наконец, убраться восвояси. Вэд сунувшийся было за девушкой, был отогнан герцогом, осторожно поднявшим рабыню на руки, лишний раз убеждая свидетелей в ее ценности. И пусть Ром потом проклевал начальнику мозг, рассказывая о недопустимости подобного поведения, оно того стоило! Стоило уходящее напряжение в сжатых пружиной мышцах, и доверчиво склоненная к хозяйскому плечу девичья головка тоже стоила.

После короткого совещания с Ромом было решено девушку ни в лагерь, ни в съемную квартиру не возвращать — нужно дать несколько дней, чтоб пришла в себя. Единственное место, где это можно сделать спокойно — герцогская квартира, пусть еще не совсем приспособленная для жизни из-за ремонта, но одна комната уже готова и даже кой-какую мебель успели завезти. Да и им ли, двум рабам, бывшему и настоящей, привередничать?

У двери в квартиру поджидал заранее вызванный Юзеф, которому хватило одного взгляда на Антею, чтоб преисполниться профессионального рвения. Доктор Кодараг обнял смущенную девушку за плечи и увел вглубь квартиры, оставив герцога изнывать в ожидании. Влад попрощался с безопасниками и окопался в кухне, коротая время за приготовлением ужина. Он как раз подлил воды в котлеты, когда на пороге появился Юзеф. Он был полной противоположностью жене, в том смысле, что понапрасну не злился, никогда герцога ни в чем не обвинял и к сарказму без дела не прибегал.

— Ну что, могло быть и хуже, — ответил доктор на молчаливый вопрос герцога, — а так... там больше испуга, чем повреждений. Ребра не сломаны, как вы опасались, внутренние травмы незначительные, хоть и болезненные, а зуб я советовал бы вырвать и вырастить новый. Я ее сейчас в душ отправил, а после рекомендовал бы полный покой, хороший сон, легкое успокоительное и, не подумайте ничего такого, ласковое обращение.

— Ясно, постараюсь. Ужинать будете?

Юзеф забавно подергал носом, принюхиваясь к тушащимся котлетам и, с сожалением, отказался, пожаловавшись на Алексию, излишне озаботившуюся здоровьем мужа. И первой жертвой этой борьбы стало меню. Влад посочувствовал несчастному мужу деятельной жены и не стал больше задерживать. Проводил до двери, снабдив на прощание увесистым чеком.

Герцог выждал не меньше часа, прежде чем осторожно постучать в дверь ванны. Ответа не последовало. Хозяин помялся у двери, но все же, решился нажать ручку. Антея до того сидевшая на бортике ванны, при виде вошедшего мужчины вскочила. От резкого движения ненадежно закрепленное на груди полотенце ссыпалось к ее ногам. Девушка проводила его взглядом, не пытаясь поднять. Влад почти физически почувствовал, как внутренняя пружина Антеи сжимается, превращая девушку в напряженный комок. Бывший раб, словно свои, знал мысли рабыни. Знал, что сейчас она мечется, пытаясь разгадать, чего ожидать от мужчины, стоящего перед ней. Что решит бог? Возьмет то же, что и похитители? Рассердится, глядя на отметины чужих пальцев? Накажет, за то, что позволила оставить их на себе? Хозяева порой так непредсказуемы в своем гневе! Их совершенно не заботит, что рабыня не может ни отказать, ни вырваться. Рабыню нельзя изнасиловать, только взять то, что свободному принадлежит по праву и в той форме, в какой захочется. Или брезгливо отвернется и выставит на продажу, не зря же цену озвучил! Бог, не отрывая глаз от испуганной девушки, медленно присел на корточки, поднял полотенце и так же медленно выпрямился, осторожно прикрывая ее махровой тканью.

— Вот так будет лучше, — старался произнести как можно тише, а все равно напугал, — давай-ка отнесем тебя в постель.

— В постель? — Антея старалась выглядеть бесстрастной, но все равно упустила болезненную гримасу.

— У-гу. Хватайся за шею, а то пол грязный, — Влад перенес девушку в комнату и, усадив на кровать, принялся ковыряться в сумке. Герцог еще не успел натаскать в квартиру достаточно вещей, чтоб начать забивать шкаф.

Обряженная в хозяйскую футболку и накормленная Антея полулежала на подушках, на одной только силе воли не позволяя себе уснуть, наблюдала за хлопочущим хозяином. Сосредоточенно сопя, господин расправлял простыню, подворачивая под матрас, взбивал подушку и воевал с мешком пододеяльника. Мужчина готовил себе ложе. На полу.

— Господин... — все-таки решившись позвала она.

— У-ум, — отрицательно промычал бог, встряхивая непокорное одеяло, никак не желающее правильно расправляться.

— В-владислав?

— У-гу, — одобрил он, запуская руку в дыру мешка и насильно разворачивая непослушный угол одеяла.

— Вы собираетесь... спать на полу?

— Определенно, — согласился Влад, критически оглядывая получившуюся постель. Уютно.

— Вы... меня продадите?

— Да нет же! С чего ты взяла?

— Вы привели меня в свой дом, но на меня не смотрите, уложили в постель, а сами не... — она замолчала, не зная, как сказать словами то, что вертится в голове, не рассердив этого странного мужчину, не похожего ни на одного из предыдущих хозяина.

— О, боги! Девочка! — почти простонал Влад, мигом уловив и разобрав ее страхи и, бросив свое занятие, плавным движением присел на кровать, накрывая своей рукой женские пальцы, комкающие одеяло.

Конечно же! Хозяин привел рабыню в свою спальню, но не собирается брать то, что его по праву, значит, брезгует. А когда брезгует, то дело труба. Но... черт ее возьми!, как ей объяснить, что и в мыслях не было?! Что лечь с ней невозможно, даже если она готова отдать сама, не по долгу и положению, а в благодарность за спасение или потому что хозяин действительно понравился... Каковы бы ни были мотивы, это станет ее ошибкой и его преступлением, потому что ничем не лучше изнасилования и так же гадко, как подпоить молоденькую девчонку и, воспользовавшись беспомощностью, завалить в ближайшие кусты... Статья триста двадцать один уголовного кодекса галлактиона, часть третья, пункт 'б', от восьми до пятнадцати лет лишения свободы... Где-то на краю памяти прошелестел отчаянный приказ 'Только посмей извиниться!' и блеснула выкатившаяся из уголка женского глаза медленная слезинка, ползущая по бледной коже...

— Чему вы улыбаетесь? — ее губы тронула слабая улыбка.

— Да так... ничему, — хмыкнул Влад, вытряхивая из головы юридическую чушь и непрошенные воспоминания, — Давай лучше спать. День был долгий.

Антея прожила в его квартире около недели и вернулась в лагерь. Происшествие начало забываться, как что-то страшное, но благополучно завершенное. За ежедневными заботами Влад успел позабыть о разговоре с Ромом и просьбе приглядеть за полицейскими, но те напомнили о себе сами. Обращаться к генералу Романову не пришлось. На Таурине оказались профессионалы не хуже, чем на 'Алкионе' и смогли раскрутить дело без посторонней помощи. Тот самый полицейский капитан позвонил как-то вечером и попросил о встрече.

На нейтральной территории придорожного кафе было безлюдно, обед уже закончился, а до ужина еще далеко. Влад выбрал угловой столик в глубине зала. Полицейский понимающе улыбнулся, оглядывая немудрящую обстановку, и пожал протянутую герцогом ладонь.

— Я рад сообщить, милорд, что расследование по вашему заявлению окончено, — высокопарно начал он, включая планшет.

— Можно без церемоний, — поморщился Влад, жестом подзывая официантку и подавая ей меню с отмеченными блюдами заказа, — надеюсь, кража и порча моего имущества доказана?

— Да, дело уже готово для передачи в суд, — подтвердил полицейский, показывая герцогу обвинительное заключение, — и я считаю себя вправе ознакомить вас, как потерпевшего, с результатами расследования.

— Заказчиков похищения нашли?

— Ваша светлость, при всем уважении...

— Капитан, вы же прекрасно знаете, что добыть нужную информацию для меня не составит труда.

— Знаю, — вздохнул полицейский, разворачивая к герцогу планшет, — но и вы поймите тоже... тайна следствия, как-никак.

— Но следствие уже завершено, — напомнил Влад, быстро просматривая материалы дела, — к тому же, мои интересы затронуты не меньше, чем интересы потерпевших.

— Прикажите своим юристам сделать официальный запрос, — посоветовал капитан, — и если мое руководство сочтет нужным, даст вам разрешение на ознакомление с материалами дела, поскольку ваши интересы затрагивает только кража, но не похищение.

— Да, спасибо, я подумаю над вашим советом, — согласился герцог, щелчком пальца гася экран.

Больше о деле они не говорили, занявшись принесенным заказом. Спустя полчаса герцог попрощался с капитаном и, удобно развалившись на заднем сиденье своей машины, приказал водителю возвращаться домой.

Расследование привело полицейских на планету Аннар, что в пятидневном перелете от Таурина, жаркую, гористую и пустынную, где дождь бывает раз в полгода, а возделывать землю можно только вдоль редких рек. Переселенцы, прибывшие на Аннар без малого полтора века назад, обосновались в одной из долин, укрытых от внешнего мира горными хребтами. Их привлекло не только уединенность выбранного места, но и огромное озеро на дне долины. Селение со временем разрослось до полторы сотни дворов, оставаясь по-прежнему закрытым для соседних селений и городов. Оттуда почти не приходили люди, а чужаки не очень-то стремились в захолустье и о деревне почти забыли. Даже налоговые инспекторы обходили селение стороной, община считалась религиозной и, значит, налогом не облагалась. Шло время и поселенцы стали замечать, что озеро, питающее их землю водой, обмелело. Эти извращенцы порылись в каких-то своих книгах и нашли предсказание, что селение спасет пришедший извне, но рожденный на их земле. Ребенок пяти матерей. Антее и еще четырем девушкам предстояло выносить детей, но только один из них может стать спасителем. Как это собирались определять сектанты так и не ответили, ссылаясь на ожидаемый знак, а когда выбор будет сделан, остальных четырех детей умертвят и омоют пятого в их крови, давая ему силу, затем, откроют чрево чужим женщинам, включая мать, и попеременно опустят туда, наделяя мощью пяти рождений. После этого вода в озеро должна вернуться... Антея была в четвертой пятерке несчастных. К горлу подкатила тошнота, когда смотрел на фотографии вскрытых на месте преступления могил. Эти психи, уверенные в правдивости предсказания, пробовали бы снова и снова. Если бы их не остановили.

Бывший раб, видевший в своей жизни немало планет и творящихся на них странностей, был абсолютно уверен, что никаких пророчеств не существовало. Только больная фантазия руководителей секты, после ареста старающихся выглядеть психически нездоровыми фанатиками, к которым суды относятся снисходительно, вместо должного наказания назначая лечение в комфортабельных клиниках. Влад очень надеялся, что обвинителю и судебным медикам удастся доказать вменяемость преступников. Но это уже не его дело, он и так сделал больше, чем мог.

А спустя пару месяцев в лагере состоялся первый выпуск. Когда же лагерь пополнился новыми постояльцами, чипирование стало рутинным.

Сперва было сложно устраивать жизнь освобожденных и Влад не придумал ничего лучшего, чем заполнить вакантные места бывшими рабами. Антее досталось место горничной в отеле. Она проработала там около двух лет, а потом вышла замуж за уволившегося безопасника и переехала с мужем на другую планету, изредка давая о себе знать яркими фотографиями без подписи, неожиданно приходящими на почту бывшему хозяину.

Конечно, далеко не все покупки были такими, как Антея. Среди рабов, как и среди свободных, встречались всякие. И агрессивные, и подлые. Но пакостность натуры в лагерях лечилась быстро и самими же постояльцами. Порой, на утренней перекличке можно было увидеть несанкционированные синяки и ссадины на лицах некоторых. В подобные конфликты охрана практически не влезала, хотя и тщательно отслеживала. Людей же с неустойчивой психикой неотступно наблюдали психологи, которых Влад, скрепя сердце, все же нанял. Психологи решали, куда направлять людей из 'Заводского' лагеря — в 'Южный', принимающий быстро адаптирующихся и спокойных или в 'Приют', лагерь с более жесткими порядками и работающий с клиентами буйными, а значит и времени на них тратящий больше. Как-то пришлось задержать одного из постояльцев 'Приюта' на два срока, пока психологи не разрешили перевести его в 'Веселый угол'.

На спорной земле, которую пыталась отжать Романова с компаньонкой, герцог намеревался построить еще один лагерь, дело и раньше настоятельно требовало расширения, а уж сейчас, когда на подходе малолетние клиенты, вопрос о расширении становился и вовсе неотложным.

Герцог открыл программу слежения за недавно купленным живым грузом. Судебные приставы окончили процедуру изъятия имущества у обвиняемого в растрате, на оформление бумаг на уже оплаченный герцогом товар уйдет еще пара дней, потом рабов погрузят на тихоходный почтовый грузовик, которому на дорогу до Таурина понадобится не менее четырех дней. Итого, в запасе у герцога еще около недели...

Ровный пучок палочек, зажатых в горсти, с приятным шорохом рассыпался по столу, стоило раскрыть пальцы. Отодвинув в сторону отдельно упавшие палочки, внимательно осмотрела образовавшуюся кучку, решая, какую вытянуть первой да так, чтоб не шелохнуть остальные. Палочки, одинаковые по длине, разные по форме — прямые, закругленные на концах и крючки. Вытягивать следовало не абы какую, а именно с крючочком. Прикусив губу, несколько раз сжала и разжала пальцы больной руки, подмериваясь. Подцепив кончиками пальцев выбранную палочку, осторожно потянула на себя. Остальные палочки даже не дрогнули. Ухмыльнувшись своей первой удаче, перехватила вытащенную палочку на манер медицинского манипулятора. Осталось вытянуть еще сорок пять.

Я нетерпеливо мотнула головой, стряхивая со лба выступившие капельки пота. На столе оставалось всего четыре палочки, но лежащие в крайне неудобном положении. Какую не тронь, остальные повалятся. Покрутив немеющей кистью, поудобнее перехватила крючок и уже занесла над облюбованной палочкой, когда дверь с шумом распахнулась, в номер едва ли не вприпрыжку ворвался Зак.

— Анька, я на лошади ездил! — проорал он.

— Надеюсь, с лошадью все порядке? — ровным голосом спросила я, не позволяя себе пугаться и вздрагивать.

— Фу, ну и язва ты, Романова, — ухмыльнулась вошедшая следом принцесса, — чем это ты занимаешься?

— В бирюльки играет, — пояснил за меня Зак, внимательно наблюдая, как я цепляю крючком палочку с кольцами на концах.

— И кто выигрывает? — поинтересовалась Эолла, но посмотрев на мою руку, нахмурилась, — Что — все так плохо?

— Немеет с-скотина, — прошипела я, все-таки удачно вытаскивая фишку и с облегчением откидываясь на спинку дивана, отдохнуть перед последним рывком.

— Не получится, — прищелкнула языком гостья, оценив поле боя, с беспокойством глядя, как я перекатываю в пальцах несуществующие массажные шарики.

— Получится, — не согласилась я, снова берясь за крючок.

Подцепить и потянуть. Осторожно. Очень осторожно. И не дышать! Оп-па! Прямая палочка отправилась в отбой, а принцессе только и оставалось, что пару раз хлопнуть в ладоши, изображая аплодисменты.

— Дальше играть неинтересно, — вздохнула я, сгребая бирюльки в мешочек, — а вы что выездили?

— Да ничего особенного, — пожала плечами принцесса, падая в кресло и закидывая ногу на ногу, — кроме того, что твой мальчишка не умеет ездить на лошади, но умеет с нее падать, а еще...

— Ну, ва-аше высочество! — смущенно протянул подросток, заливаясь краской.

— Что он натворил, — подозрительно сощурилась я, глядя на занервничавшего Зака.

— К сожалению, ничего особенного, — вздохнула Эолла, — просто поддался эффекту толпы.

— Объясняйте толком! — потребовала я, начиная нервничать.

— Там у них есть хм... парнишка, которого шпыняют все, кому не лень. Ну, вот Зак и поддался общему настроению...

— Он раб, — поежился парень под моим укоризненным взглядом, осуждающе посмотрев Эолларию, сделавшую вид, что этого не заметила.

— А я смотрю, ваше высочество не одобряет, — с невеселой усмешкой заметила я, отвлекая внимание от мальчишки. Я ему потом сама все объясню. Без лишних ушей, — Зак, свари нам кофе.

— Не одобряю, — не стала спорить принцесса, — вот только не надо так смотреть! Я не могу с этим ничего поделать. Знаешь, сколько раз я спорила об этом с отцом! Но он говорит, что отмена рабства не приведет ни к чему хорошему. Пострадает экономика, рабство уйдет в теневой сектор, что значительно повысит количество преступлений, и еще штук десять аргументов... тьфу!

— Такое ощущение, что сейчас оно не в теневом секторе, — фыркнула я, — хочешь, расскажу историю, когда маленького мальчишку продали в рабство, чтоб скрыть преступление? Да и за долги продают, так что это не довод.

— Дочь полицейского в тебе неистребима, — улыбнулась принцесса, принимая у Зака чашку кофе, — но закон хотя бы ограничил действия преступников, запретив продавать в рабство и клеймить свободных граждан.

— Эолла! Ты же взрослая девочка, ты-то сама веришь в то, что говоришь?! Вот тот и оно! Лучше бы вы пересмотрели закон по освобождению, — проворчала я, — а то захочешь, фиг отпустишь! Один налог чего стоит.

— О, а откуда у доктора такие познания в тонкостях рабовладения?

— Я дочь полицейского, как ваше высочество успело заметить, — пожала я плечами.

— Еще раз обзовешь высочеством, и я с тобой дружить не буду, — пригрозила принцесса и, ко всеобщему удовольствию, ушла от неприятной темы. — Я была сегодня на вашей выставке. Мне понравилось, как вы усовершенствовали тару для жидкого кислорода.

— Да, баллон с инжектором гораздо практичнее и испортить его при эксплуатации сложнее, — согласилась я, — нашим техникам еще удалось повысить концентрацию, что позволило увеличить объем с пятидесяти до ста миллилитров в стандартном баллоне, при том вес остался прежним, но фора возросла с получаса до часа двадцати.

— А способ введения?

— К сожалению, как был, так и остался внутривенным, хотели сделать капиллярным, но что-то не срослось, зато место впрыска определяется прибором автоматически, так что воспользоваться может и ребенок, отдаленно не знакомый с анатомией. Достаточно прижать распылитель к телу, нажать на кнопку и подержать три секунды, программа сама отыщет ближайшую вену, определит процент гипоксии и количество вводимого препарата, а так же поставит меняющую цвет метку, чтоб медик или сопровождающий видел, когда надо добавить еще.

Эолла уважительно качнула головой, уже представляя, как применит новое оборудование на практике, а мне осталось только ей позавидовать.

— Не знаешь, когда Шанталь прилетает?

— Дня через четыре должна, может, чуть позже. Думаешь, что-нибудь получится?

— Я ничего не думаю, — призналась я, — просто хочу с ней встретиться...

— Ань, а давай я...

— Нет, — я резко тряхнула головой, — еще не хватало, чтоб за меня просили!

— Это ребячество!

— Пусть!

Наш разговор прервала шайка инспекторов, без предупреждения ввалившейся номер с воплями 'Анька, спасай!'.

— От чего вас спасать? — я оглядела абсолютно здоровых и счастливых оболтусов.

— Нас зовут на интервью для какой-то сопливой программы, — пояснил Себастьяно, а остальные вразнобой закивали, подтверждая слова главаря.

— Всех сразу? — не поверила принцесса.

— Не, только одного.

— А я тут при чем? — нахмурилась я.

— Ты будешь? — скорее утвердительно, чем вопросительно заявили мне.

— С каких это радостей?

— Ну... потому что мы твои друзья, а друзьям положено помогать, — честно поведал Явор.

— Сама подумай, кто, кроме тебя?

— Да кто угодно! — начала я злиться.

— Не, кто угодно не получится. Вот сама посуди — Явор еще маленький, — поганец охотно закивал, поддерживая напарника, хотя всю жизнь протестовал против подобного определения, — Тор, когда волнуется, матерится почем зря, Крохой только маленьких детей пугать, страшон же, как сто подвалов!

— Себастьяно симпатичный, — подсказала я.

— Я не могу! — Себ даже ладони перед собой выставил, защищаясь, — я ж двух слов не свяжу! Ты ж помнишь, как я в прошлый раз опозорился, до сих пор ролики по сети гуляют, как я мямлил! Арлекина можно было бы, но он же шут гороховый, потому и Арлекин. Леля тоже нельзя — забудется и начнет ведущую охмурять и будет тогда передача не про бравых спасателей, а эротическое шоу двадцать пять плюс!

— Эолларию... — я посмотрела на едва сдерживающую улыбку принцессу.

— Побойся бога, Радагаст, она ж не спасатель, кухни нашей не знает, плюс к тому инкогнито!

— Я тоже не спасатель, — коварно напомнила я, — меня с позором, считайте, уволили, хорошо хоть практику не отобрали, вы меня на весь галактион ославить собрались?!

— Да, то, что ты не спасатель было особенно заметно на балу, когда ты в подсобке родовспоможением занималась, — вставила свои пять кредов принцесса.

— За что и как тебя уволили, положим, никто не знает, — подхватил Арлекин.

— Я не даю интервью и не участвую в программах, — я бросила на парня убийственный взгляд, заставивших храброго мужчину смутиться и отступить.

— Ань, — ко мне подсел Лель и, со свойственной ему нежностью, обнял за плечи, — то, что какой-то идиот тебя уволил, совсем не значит, что он сумел тебя изменить. Ты осталась тем, кто ты есть и кому, как не тебе рассказать обо всех? Ты это сможешь так, как никто из нас. Не хочешь говорить о себе — не надо, говори о других. У тебя же язык подвешен правильно, расскажи пару историй, как ты это умеешь, а то действительно, будет как у Себастьяно, когда интервью вместо рассказа о спасательной операции скатилось на тактико-технические характеристики домкрата!

Лель еще долго расписывал, какая я вся из себя замечательная и добрая, как люди давно хотят со мной познакомиться, как всем повезет увидеть именно меня, а не толпу мужланов, и как мужики, взглянув на меня всю такую героическую и профессиональную, пачками ломанутся записываться в ряды 'Медицины катастроф'. Я слушала и злилась, как злилась всегда, когда меня пытались вынудить сделать что-то против воли.

— Еще скажи, что я красавица писанная, — рыкнула я, прерывая это словоблудие, всем своим видом показывая, что на мне штучки Леля ни черта не работают.

— Конечно, красавица, — в один голос завели подлецы, наперебой принявшись расписывать неземную мою красоту.

— Ох, Анька, — протянула принцесса, откровенно наслаждавшаяся спектаклем, — я прямо завидую тебе! Чтоб меня так куча мужиков на что-то уговаривала...

— Соглашайся, Радагаст, — вразнобой закивала означенная куча, чем окончательно вывела меня из себя.

— Не пойду я ни на какие передачи, ясно вам? Если кому-то хочется позориться — добро вам пожаловать во всю спину, а от меня отстаньте! Можете на пальцах кидать, кто пойдет на передачу, можете бумажки из шапки тянуть, мне все равно. Мне некогда глупостями заниматься.

— А чем ты собралась заниматься? — поинтересовался молчавший до этого Шальнов, бессовестно намекая, что кроме глупостей у меня не осталось ничего.

— Знаете, что, ребятушки, — ласково проворковала я, хлопнув ладонью по столу, разобидившись на друга, — Пойду-ка я в спортзал, а вы пойдете ко всем чертям. Доходчиво?!

И, противореча самой себе, резко поднявшись, ушла. В комнату переодеться.

— Чего это она? — смущенно пробормотал Макс.

— А ты поменьше языком ляпай! — зашипела на проштрафившегося мужчину Эолла.

— А чего я такого сказал? — удивился он.

— Я тебе потом объясню, — мрачно пообещал Себастьяно.

— Вы еще подеритесь, придурки! — рявкнула я в приоткрытую дверь, раздраженно вытирая выступившие слезы, натянула футболку и спортивные штаны.

В комнате заговорили тише, так что разобрать слова стало невозможно, а спустя несколько секунд в дверь тихонько шкрябнули. В открывшуюся небольшую щель просочился Зак, похоже, назначенный парламентером. Ну, конечно, смелые дяденьки не нашли ничего лучшего, чем возложить опасную миссию общения с бешеным драконом на ребенка.

— Ты прям так и пойдешь? — поинтересовался он у дракона, рывком затягивающего шнурки кроссовок.

— Тебя что-то не устраивает? — вскидываясь, прошипел ящер и, для пущей убедительности, прищурил глаза, готовясь плюнуть огнем.

— Да мне-то все равно, — пожал плечами отважный ребенок, однако отступая на полшажка к двери, — но в этом отеле, вроде как, так не ходят...

— А не плевать ли всем, как я буду ходить в этом трижды траханном отеле?! — пророкотало чудище, капая ядом с оскаленных клыков.

— Не знаю, — стушевался Зак и, посторонившись, пропустил меня к двери.

Чеканя шаг, промаршировала мимо притихших спасателей, не удостоив взглядом ни их, ни удрученно качающую головой принцессу. Оказавшись же в коридоре, тряхнула головой и побежала в сторону лестниц, шуганув пожилую пару, направляющуюся к лифтам. Мужчина шагнул в сторону, увлекая за собой спутницу, а та не преминула прошипеть вслед бегущей девице что-то неодобрительное.

...Влад закрыл все программы и уже собирался отключать компьютер, когда динамики ожили звуком тяжелой капли, упавшей на гулкую жесть, слишком громким для тишины квартиры, заставившим герцога вздрогнуть. Давно пора сменить звук, оповещающий о входящей почте, да все руки не доходили. Проворчав ругательство, щелкнул пальцами, разворачивая письмо. Управляющий гневно сообщал начальству, что протеже герцога не вышел на работу под выдуманным предлогом плохого самочувствия, и господину Куно пришлось в срочном порядке искать замену. Управляющий нагнетал обстановку сетуя на подорванную репутацию отеля и требовал разобраться с нерадивым работником, а так же ставил начальство в известность, что если бездельник визажист вздумает загулять еще раз, то будет уволен без предупреждения. Влад почесал бровь и все-таки выключил компьютер, малодушно решив не отвечать на письмо управляющего, а сделать пометку в расписании, отложив все разборки с Денисом на завтра, а пока — тихие вечерние радости. Заказанный ужин и полное одиночество.

В ожидании доставки герцог переоделся и занялся сервировкой, ограничившейся тарелкой, водруженной на стол и вилкой, небрежно брошенной сбоку. Полюбовавшись на получившуюся красоту, добавил к ней толстостенную кружку с пузатым драконом изуверски совокупляющимся с флаером. Благодушно кивнув дверному звонку, потопал открывать, по дороге прихватив кошелек.

— Здравствуйте, — завел вежливый герцог, открывая дверь, но разглядев визитера, попытался закрыть.

— Ай-яй-яй, герцог! — нога гостьи, обутая в крепкий ботинок резво вклинилась между дверью и косяком. — Открывай, живо!

— Я не открываю дверь чужим злым тетям, — заявил Влад, стараясь вытолкнуть незваную конечность со своей жилплощади, подозревая, что его ожидает еще одна выволочка. Для закрепления успеха.

— Открывай, кому сказано! Я твой ужин принесла, — послышалось шуршание и по подъезду разнесся аппетитный запах, заставивший герцога сглотнуть, — А впрочем... можешь не открывать, но тогда мне придется съесть ужин. Чтоб не пропал. Что тут у нас...

— Отстань от моей еды! — возмутился герцог, распахивая дверь и отбирая у вредной докторицы пакет. — Ты убила и ограбила курьера?

Влад придирчиво пересчитал контейнеры и пакетики, убеждаясь, что все на месте.

— Ты должен мне сто семьдесят четыре креда за заказ и пять на чаевые.

— Чеком возьмешь?

— Иди к черту! Только наличными! Впрочем... судя по твоему виду — плакали мои денежки, — она выразительно посмотрела на полицейскую футболку, застиранную до ветхости в россыпи разнокалиберных дырок, но почему-то нежно любимую.

— Я в своем доме, — напомнил Влад, намекая, что может ходить хоть голым и не незваным гостьям делать замечания, — А ты чего пришла? Я тебя не ждал.

— Навещать больных мой долг, — надменно напомнила докторица, стягивая обувь и добавила, подтверждая опасения, — а ругать безголовых болванов моя святая обязанность!

— Я не болен, — буркнул Влад и развернулся, намереваясь сбежать в кухню, но был пойман за воротник. Как нашкодивший мальчишка.

— Куда?!

— Пусти! — рыкнул мужчина, и чужая рука тут же отпустила зажатую ткань. Алексия, при всем своем пренебрежении к его титулу и вольностях общения, прекрасно чувствовала, когда следует отступить.

— А ты на меня не рявкай! — начала заводиться девушка и напомнила, — Вы позволили себе опозорить меня перед коллегами, ваша светлость!

— Я не позорил тебя перед коллегами! — возмутился Влад.

— Да ладно! — фыркнула она. — Значит, то, что меня разбудили среди ночи, мне привиделось?

— А мне по чем знать? Я с тобой не сплю! — раздраженно бросил он через плечо, скрываясь в кухне, где водрузил принесенный пакет на рабочий стол и принялся доставать контейнеры, тщательно их осматривая. Открыл один из них и подцепив пальцами кусочек мяса, отправил в рот, притопнув от удовольствия, когда осознал, что желудок благосклонно принял подношение. Слопав еще один кусочек, продолжил копаться в контейнерах, умышленно игнорируя пришедшую следом Алексию, всем своим видом показывая, что не намерен еще раз выслушивать одни и те же претензии, какими бы обоснованными они не были.

— Закрой контейнер, помой руки и иди в комнату.

— Это приказ? — заинтересованно переспросил герцог, оборачиваясь к нахалке, посмевшей им покомандовать.

— Нет, — усмехаясь, покачала головой Алексия, — это просьба.

— Таким тоном? — мужская бровь скептически поползла вверх, — А где 'пожалуйста'?

— Пожалуйста, закрой контейнер, пожалуйста, помой руки и, пожалуйста, иди в комнату, — подпустив побольше сиропа в голос, промурлыкала Лешка, — Так лучше?

— Определенно, — пришлось согласиться герцогу, и он тут же решил покапризничать, — но я голоден.

— Владислав Серафимович... — из сиропной реки подняла голову змея.

Влад усмехнулся контейнеру и все-таки закрыл крышку. Дальше дразнить Алексию было небезопасно, пусть лучше уж польстит собственному самолюбию и еще раз прочтет неразумному пациенту нотацию, чем разобится и уйдет. Герцог тщательно вытер мокрые руки и повернулся к рассерженной тиранше. И как только Юзеф ее терпит?

— И что дальше?

— В комнату, — Лешка ткнула пальцем себе за спину.

Лежа уткнувшись носом в подушку с задранной на шею футболкой, изредка морщился, когда сердитая докторица сильнее необходимого нажимала на расползающиеся синяки, втирая в кожу рассасывающую мазь, вспоминал утреннюю принцессу и лениво раздумывал, такая же она гадкая со своими пациентами, или вредность зависит от специальности?

— Можешь подниматься, — хмуро разрешили ему.

— На что ты так злишься? — все-таки рискнул спросить Влад, садясь на кровати и осторожно расправляя футболку, — Я уже говорил, что мне очень жаль, что тебя разбудили среди ночи из-за моей неосмотрительности...

— Меня разбудили среди ночи и ты еще жив из-за моей осмотрительности! — отмахнулась Лешка, — Я прекрасно знала, что ты обо всем забудешь и потянешь в рот алкоголь, несмотря на то, что прекрасно знаешь, что этого делать не следует.

Влад посмотрел исподлобья, собрав бровки домиком, изо всех сил стараясь, чтоб взгляд был жалостливым. Был шанс схлопотать подзатыльник, но, как правило, срабатывало. Даже с Лешкой.

— Прекрати кривляться! — раздраженно потребовала она. Не прокатило.

— Так что стряслось? — мигом посерьезнев, спросил Влад.

— Что стряслось? — задумчиво переспросила она, — Знаете, ваша светлость, я могу спокойно смотреть, как вы пытаетесь самоубиться на лестнице, меня почти не раздражают ночные звонки, тем более от доктора Романовой, но меня бесит, когда у меня пытаются увести пациента!

— В смысле? — потребовал объяснений герцог, пряча поглубже раздражение, всколыхнувшееся от произнесенного Алексией имени.

— Меня сегодня вызвали к пациенту, некоему Денису Флейцу, помнишь такого? Жалобы на боли в бедре. Я приезжаю, и что я вижу? Над моим пациентом кто-то уже поработал! Ему вскрыли и обработали воспалившийся ожог на правом бедре. Подручными материалами, но профессионально. Понимаешь, что это значит?

— Это ничего не значит, — пожал плечами Влад, — Это мог быть Юзеф?

— Нет, не мог.

— Но, в любом случае, ничего катастрофического не случилось. Денис — свободный человек. Кстати, что говорит этот самый свободный человек? Кто это был?

— Это была женщина, темноволосая, живет в отеле, доктор, добрая, — прилежно перечислила Алексия все, что сумела вытянуть из стеснительного и скрытного парня, — его вчера к ней вызывали красоту наводить и она увидела, что у него воспалилось запястье, поэтому пришла сегодня, проведать больного. Так же ее очень интересовали его шрамы на лице, она даже записку какую-то накарябала, но он мне не показал. Постеснялся. Сказал только, что ему пообещали сделать новое лицо. Но просил не беспокоиться — он ей не поверил. А еще она сегодня пришла к нему в том же платье, в каком вчера уходила на бал, чем его удивила.

— В каком платье? — спросил Влад, почесывая голой пяткой о ковер и после короткого раздумья теряя к делу всякий интерес. Лагерям появление сердобольного доктора ничем не грозило кем бы она не была, а значит, можно не дергаться.

— Красном... Твою мать! — обрушившееся озарение заставило лицо Лешки вытянуться. — Черт! Я, кажется, знаю кто это... но... когда она успела?!

— Я кажется тоже, — едва слышно пробормотал Влад, с легким удивлением осознавая, что раздражения Алексии по поводу проникновения на ее территорию не разделяет, как раз наоборот — испытывает что-то сродни облегчению.

— Что, прости?

— Ничего. Передай Денису, что он может воспользоваться той запиской.

— М-м-м... я чего-то не знаю? — насторожилась гостья.

— Ты знаешь все, что тебе нужно, — улыбнувшись заверил ее мужчина, — и, если ты не возражаешь, я бы поел. Ты со мной? Во рту ничего со вчерашнего вечера не было. Кроме той пакости, которой меня с утра напоили.

— Вот еще одна причина для нагоняя одному глупому герцогу, — заворчала доктор идя следом за Владом, — как ты мог это выпить? Тебе что — глаза застило? Не видел, что в стакане налито? А если бы эта девица хотела тебя отравить?

— Ты считаешь? — Влад отодвинул стул, приглашая Лешку за стол, — Странно, раньше за представителями императорской семьи криминальных наклонностей не замечалось. Хотя, судя по ощущениям, очень даже похоже!

— Хорош врать, — поморщилась недоверчивая доктор, принимая тарелку, — никто из императорского дома не мог ночевать в этой дыре! Подцепил, небось, какую-то девицу в баре, решившую на утро приворожить одного простофилю, вот и намешала какой-то дряни, чтоб его скрутило и он не сумел сбежать. Признайся, ты ее в этом заподозрил, убил, а тело распылил в утилизаторе?

— Вы как всегда проницательны, госпожа доктор, вот только я расчленил ее в ванне, а потом спустил в унитаз. А то утилизатор полиция проверит в первую очередь, а ванну, при удаче, проверять не станет.

— Да ну тебя, — Алексия отмахнулась вилкой от злого гения, — Кстати, давно хотела у тебя спросить, почему Денису дали такую странную фамилию — Флейц?

— Это забавная история, — улыбнулся Влад, подкладывая на тарелку Алексии салата, — его только перевели в 'Южный', он пробыл там неделю или около того, когда в женском общежитии случилась протечка...

— Протечка!? — Алексия фыркнула, — Да там был натуральный потоп!

— Ну... да, потоп. Дениса и еще нескольких парней отрядили делать ремонт. Он должен был красить стены в комнате отдыха. И вот приходит этот охламон в обнимку с кисточками и пульверизатором в комнату, а там девчонки собрались, пожитки свои промокшие перебирают. Денис тихонько в своем углу краски раскладывает, работать готовится, и тут в комнате появляется Ксеня. Помнишь, у нее еще нос был сломан и кривой шрам под глазом? Ей одна из работниц косметичку свою старую подарила и сказала, что та сможет косметикой лицо поправить. Девчонки вытряхнули косметичку на стол и давай копаться, там ничего особенного не было, так... тени, остатки румян, огрызки карандашиков.

— Дурной вы, ваша светлость, — хохотнула Лешка, — это для тебя ничего, а для твоих девчонок — целое сокровище!

— Не знаю, может быть. Ну, так вот, взялись девчонки лицо Ксене разукрашивать. Денис даже про работу свою забыл, стоит на них пялится. Те заметили и давай на парня кричать, чего, мол, смотришь. А он, дурачок, возьми да и скажи — это же страх какой-то!

— Они его не побили?

— Хотели, уже и в угол зажали. Но тут Ксеня, обидевшаяся больше всех, заявила — сделай лучше, если такой умный! Еще и пригрозили, что если не сделает, они его слегка изувечат. И вот этот засранец вместо того, чтоб красить стены рисует девице лицо. Широкой малярной кистью. Флейцем. Потому что, видишь ли, кисточки из набора теней ни на что негодная дрянь. И нарисовал, гаденыш, да так, что повреждения стали почти незаметны. Потом его заставили нарисовать еще одну рожицу и еще одну. И так до вечера.

— А стены?

— А стены остались не крашенными, так что пришлось парня наказывать.

— Бессовестные, — осуждающе покачала головой Алексия, — он всего лишь хотел помочь, и делал это под давлением обстоятельств, а вы, небось, беднягу высекли.

— Да ну тебя! — возмутился Влад, — Зачем же высекли? Не такой уж это серьезный проступок, чтоб бить. В карцер на три дня посадили, за саботаж.

— Все равно — бедняга, — осталась при своем Алексия, промокая губы салфеткой...

Разбойничьего вида мужчина, раза в полтора меня больше, одетый лишь в широкие холщевые штаны и кожаную безрукавку, злобно оскалился и перешел в контратаку. Пришлось отскакивать, уворачиваясь от пудового кулака, метившего в грудную клетку. Резко присев, проскользнула под увлекаемым инерцией телом и, мягко развернувшись на носках, взмыла на ноги, оказавшись за мужской спиной, ткнула сложенными птичьим клювом пальцами, целя в нервный узел почки. Противник крякнул и пропахал носом пол. Попала. Не давая поверженному великану очухаться, прыгнула на спину, уперев пальцы в болевые точки шеи. Теперь только два выхода — кричать бравых полицейских или добивать... Я на секунду замешкалась, решая какой выход будет для меня оптимальным, а противник, обманывая ожидания, покрылся рябью, замерцал и... исчез. Время боя окончилось.

Раздосадовано тряхнув головой, поднялась с колен и стянула с лица интерактивную маску, попутно сдирая с рук липучки датчиков. Хорошая игрушка, вот только выбор целей и сценариев несколько однообразен. Противники, за исключением пары-тройки, неповоротливые громилы. В жизни так не бывает. Полицейский тренажер мне нравился больше. Впрочем, даже такой забавы может быть достаточно для отработки приемов боя с превосходящим противником, в который раз подтверждая житейскую мудрость одного из отцовских коллег поучавшего сопливую девчонку 'не смотри на размер, учи физику, не дай себя припереть, а там... чем больше шкаф, тем громче падает'.

— Кхм... — робко прозвучало за спиной, заставив резко обернуться. Молоденький парнишка, в форме служащего отеля, скромно дожидавшийся, когда гостья закончит развлекаться, попятился, щитом выставив перед собой прямоугольник видеофона.

— Чего надо? — буркнула я, раздосадованная такой реакцией и, скрывая смущение, наклонилась за валявшимся на полу полотенцем.

— Вы же доктор Романова? — на всякий случай уточнил он.

— Да, я.

— В-вам госпожа Аманатиди звонит, — парень протянул видеофон.

Я воззрилась тяжелым взглядом на аппарат, подозревая, что Эолла наябедничала на капризную меня, отказывающуюся участвовать в цирке с интервью. Вот только мне завываний Низы о пользе дармовой рекламы не хватает!

— Вы меня не нашли, — внушительно проговорила я и, по широкой дуге обойдя застывшего с видеофоном служащего, выскользнула из тренажерки.

Целенаправленно промаршировав мимо четырех залов, заполненных разномастными тренажерами и отгороженных от коридора противоударным стеклом, толкнула двойные двери.

Под высоким потолком металось приглушенное эхо, отражаясь от водной глади бассейна, прилежно повторяя размеренные всплески пловцов и радостный визг детишек, резвившихся на отмели, предусмотрительно ограниченной сетью загородки. Приятно пахло водой, приправленной ароматической ноткой антисептика, и натуральными ковриками, сплетенными из волокнистого мха, моментально впитывающего влагу, не позволяя посетителям растянуться на скользкой плитке.

Получив у приветливой служащей одноразовый купальник и пару больших полотенец, отправилась в раздевалку. Заняв пустой шкафчик, аккуратно разложила на выдвижных полочках пропитанные потом вещи. Нет, можно, конечно и покидать абы как, но тогда придется натягивать на себя отвратительно влажную ткань — вещи, обработанные паром из встроенных в стенки распылителей, попросту не успеют просохнуть. Наскоро ополоснувшись в душе, влезла в купальник.

Дойдя посуху до самого глубокого места бассейна, где сквозь темно-синюю воду даже дно не просматривалось, бросила свои полотенца на ближайший лежак и не стала утруждать себя обратным путешествием к торчащим из воды гнутым перилам лесенки. Подойдя к самому краешку, пошевелила над водой босыми пальцами ног и, глубоко вдохнув, ласточкой нырнула в воду.

Глубина отозвалась легкой болью в ушах, а обожженные нехваткой воздуха легкие забили тревогу, вынуждая рваться к поверхности. Оглянувшись на преодоленное под водой расстояние, по прикидкам выходило что-то около сорока метров. Но это без ничего. Без цели и амуниции. Вряд ли я сумела бы преодолеть это расстояние, будь на мне спасательское оборудование или спасаемый... И вот о чем вы думаете, доктор? Уже ни о чем, печально вздохнув, пришлось констатировать мне. Сделав пару глубоких вдохов, снова ушла на глубину и поплыла в обратном направлении.

Вынырнув у бортика, мотнула головой, стряхивая с лица воду, а открыв глаза, уперлась взглядом в подозрительно знакомые ботинки.

— Ань, ты хочешь, чтоб Низа сюда прилетела? — строго поинтересовался у меня обладатель тех самых ботинок.

— Нет! — честно испугалась я грозящему мне счастью.

— Тогда тебе стоит ей перезвонить, — мальчишка сердито тряхнул головой, всем своим видом демонстрируя раздражение глупыми взрослыми, — а то она уже и через принцессу тебя искала и через инспекторов. Так что лучше перезвони!

Не желая вылезать из воды, потребовала видеофон к бассейну, мстительно заявив оператору, что звонок за счет собеседника. Низа была раздосадована, деловита и, забыв поздороваться, потребовала заверений, что у меня все в порядке. А добившись этих самых заверений с коротким отчетом о выставке и ремонте, печально поведала, что сделку с землей тормознули и она даже подозревает кто науськал на это дело чиновника из кадастрового агентства, но мне говорить не станет, чтоб я глупостей не наделала. Успокоив подругу, что делать глупости в мои планы не входит, передала предусмотрительно молчавшему Заку видеофон и, рывком подтянувшись, уселась на бортик. Задумчиво поболтав ногами в воде и полюбовавшись на расходящиеся по кругу волны, отобрала у мальчишки аппарат и по памяти набрала номер.

— Себ, привет! Что ты там говорил об интервью?

Сквозняк украдкой пробирался в приоткрытое окно, путался в шторах и все-таки проползал в комнату рассеянной прохладой. Я поправила одеяло и тронула экран, перелистывая страницу. В дверь тихонько поскреблись и, получив разрешение войти, в комнату проскользнул Зак. Повертел головой, осматриваясь и, без спроса, заполз ко мне под бок, устроившись поверх одеяла. Я перехватила книгу в правую руку, а левой привычно почесала парня между лопаток.

— Ты на меня сердишься? — поинтересовался мальчишка, заставляя отложить книгу.

— Нет, — помолчав, все-таки решила я, — что ты сделал?

— Накричал на того раба, — нехотя признался Зак, — обозвал его придурком.

— Только накричал? Не ударил?

— Ты чего?! С ума сошла? — возмущенно вскинулся парень, — Нет, конечно!

— Хорошо. За что накричал?

— Он слишком высоко затянул стремена и я чуть не вывернул ногу, когда влезал на коня. Вот я и...

— Ты посмотрел, что все срываются на парня, — подсказала я, — и решил, что тоже можешь? Так? Зак, помнишь, как тебя размазывали по асфальту в порту? — парень судорожно кивнул, ткнувшись лбом в мой бок. — Как думаешь, что было бы, поступи я тогда так же, как ты сегодня?

— Меня бы убили, — буркнул Зак, рывком переворачиваясь на спину, глядя на меня снизу вверх.

— Убили бы, — жестко подтвердила я, легонько щелкнув его по носу, — даже если бы я просто прошла мимо. И я хочу, чтоб ты помнил об этом. Нельзя обижать того, кто по тем или иным причинам слабее, только потому что ты можешь или тебе так хочется.

— Да понял я, понял, — проворчал он, вспыхивая скулами, — и мне стыдно. Не! Ну честно — стыдно!

— Я надеюсь, — улыбнулась я.

— А зачем ты согласилась на интервью? Ты же всегда была против.

— Отчасти из-за Низы, она расстроена, думаю, если я пару раз упомяну о 'Крыльях' это ее немного утешит, отчасти для парней, от них журналисты не отстанут, ты же помнишь, что сказала Вазард, а отчасти для себя...

— Решила рассказать свою длинную грустную историю? — лукавые глазенки блеснули из-под ресниц.

— Иди ты к черту! — от души пожелала я, водрузив подушку ему на голову.

Глава 9.

...Молодой мужчина, фальшиво насвистывая, открыл багажник флаера и, крякнув, с заметным усилием, дернул продолговатый сверток, лежащий внутри. Тот едва слышно замычал, шлепнувшись на металлическую платформу грузовой тележки. Подтолкнув завозившуюся кладь носком ботинка на середину тележки, чтоб не потерялся при транспортировке, мужчина захлопнул дверцу. Обойдя транспорт, сунулся в кабину и, открыв крышку ноутбука, отстучал сообщение. Проще было бы воспользоваться видеофоном, но ему так нравился этот ноутбук, что никак не мог удержаться, настолько машинка была хороша. Штучная модель, что ж ты хочешь! На свою зарплату он вряд ли бы купил такую же и за пять лет и если бы не оказия... Убедившись, что сообщение благополучно отправлено, мужчина почти нежно закрыл крышку, прихватил из бардачка папку с документами и попятился, выбираясь из флаера.

Пока возился с почтой, груз, лежащий на тележке, решил, что он червяк и наполовину сполз с платформы. Мужчина выругался на похрипывающем языке далеких предков, суровых корабелов и любителей тюльпанов, и, не церемонясь, мощным пинком зашвырнул беглеца обратно. Груз замычал громче и скорчился.

Мужчина ухватился за ребристую ручку, резко дернул, срывая тележку со стопора и, помахивая папкой, без особого труда поволок платформу к пологому съезду в гараж кособокого домика, прятавшегося в зарослях одичавшего кустарника. Чужих глаз грузчик не опасался, надежно укрытый высоким глухим забором.

Гаражная дверь, повинуясь пульту управления, с шорохом отвалилась в сторону, открывая темный прямоугольный провал, но стоило лишь переступить порог, как датчики движения услужливо включили тусклые потолочные светильники. Дотащившись до противоположной стены гаража, открыл обшарпанную, под стать дому, дверь, наклонив тележку, сгрузил посылку прямо на пол. Отлепив самоклеющийся край упаковки, вытряхнул завернутого в нее человека. Связанный по рукам и ногам пленник, поспешил откатиться подальше от своего захватчика. Неуклюже уселся, оглядываясь ошалелыми глазами. Мужчина, склонив голову к плечу, с брезгливым интересом рассматривал скорчившегося на полу человека. Больше-то в комнате смотреть все равно не на что — глухие стены, в разводах неумелых мазков застывшего раствора, темный потолок со свисающей на шнуре лампочкой, да пол, застеленный куском шелестящей пленки. Пленник подался вперед и что-то истово мычал, вращая глазами. Заинтересовавшись, захватчик подошел и, зацепив кляп ногтем, дернул липкую ленту.

— Отпусти меня, — провыл пленный, — зачем я тебе? Я заплачу, у меня есть деньги, много денег, они все твои. А если не отпустишь, то...

Мужчина поморщился и прилепил ленту обратно, выключая звук, не собираясь выслушивать как соблазнительные предложения, так и угрозы. Гадливо обтерев пальцы о плечо связанного, поднялся с корточек и пошел к выходу. До приезда работодателя и заказчика оставалось около получаса, так что самое время выпить чаю.

Поднявшись из гаража в жилую зону, достал из кармана шуршащий комок бахил, натянул на ноги, спасая обувь, и только после этого уверенно повернул в сторону кухни, с особой аккуратностью обходя кучи строительного мусора и вскрытые мешки стройматериалов. Не хватало влезть в какой-нибудь штукатурный раствор, потом черта с два отстираешь. Вон в прошлый раз пришлось ботинки почти новые выкидывать, так подошву ухайдокал. Нет, то, что работодатель не спешит с окончанием ремонта в 'особняке' это понятно, очень уж он удобен — на отшибе, за чертой города, забор, опять же, глухой, да и антураж благоразумию гостей... хм... способствует. Но на черта грязь такую разводить, что самим поджавшись ходить приходится?!

Вопреки этим ворчливым мыслям, снял бахилы, едва переступив порог кухни, теперь чтоб не затоптать чистый кафельный пол. Хозяин дома вряд ли обрадуется грязным следам на новой плитке. Еще и отмывать заставит. С него станется.

Положив папку на дальний край стола, открыл шкафчик и достал первую попавшуюся кружку, забросил в нее щепотку чайных листов. В ожидании вскипевшего чайника, сунулся в холодильник, где разжился колбасой, сыром и хлебом из хозяйских запасов. Фыркнул, выключаясь, чайник. Журча полился кипяток на мигом размокающие чайные листочки, окрашивающие воду красно-коричневым цветом. Мужчина, усевшись на высокий стул, обхватил ладонями, нагревающиеся бока чашки. При всей своей суровости и склонности использовать работника его квалификации не совсем по назначению, работодатель никогда не возражал, если этот самый работник уполовинит запасы провианта или, при необходимости, воспользуется удобствами единственной отремонтированной жилой комнаты на втором этаже и примыкающей к ней ванной, требуя только оставлять за собой порядок и за забытую в раковине грязную кружку, можно на пару недель стать посудомойкой при ресторане. Не трудно, но унизительно. Впрочем, несмотря на эти странные методы воспитания, никогда бы не ушел от работодателя и не потому, что платили хорошо...

Безбашенному подростку, не хватающему звезд с неба, не имеющему денег на образование и живущему в умирающем городке, построенном вокруг некогда процветающего, а теперь наглухо закрытого завода, есть только два пути, чтоб выбраться из окружающей трясины — податься в бандиты или наняться в солдаты. К уголовному миру, несмотря на все романтические дворовые песни, прославляющие жизнь вольного бродяги, относился весьма скептически. Скорее всего, из-за этих самых песен, где благородный бандит, убивающий, без зазрения совести, грабящий караваны и занимающийся иной романтической деятельностью, а потом просаживающий полученную долю в кабаке, неизменно оказывался пойман злодеями-полицейскими и заточен на несколько десятков лет за решетку, где не менее возвышенно страдал, а то и вовсе — отправлялся на эшафот. Да ну ее, такую романтику! Так что, только в солдаты.

Отслужив положенные годы в пограничье и посетив несколько горячих точек, где несколько раз почти натурально умирал, вернулся в родной город, имея из багажа худой рюкзак, хранящий поношенную форму сержанта, грошовый банковский счет, накопивший пару тысяч кредов, пару кое-как залеченных полковыми лекарями ран, неизменно ноющими на погоду, и, идущие бонусом, ночные кошмары.

В мирную жизнь вписаться оказалось сложнее, чем думалось в казарменных стенах — работы нет, да и делать толком ничего не умеет, только убивать. Но здесь эти умения были не востребованы. Особенно огорчало, что мать с сестренкой смотрели на него с ужасом и жалостью, старались при нем вести себя, как мышки, лишний раз не задевая забредшего в их, и без того не сладкую, жизнь чужака. Сперва он честно пытался искать работу, потом пить от безысходности, проматывая остатки армейских денег и взревывая хмельным голосом, что никто его не понимает. А в одно похмельное утро, вернувшись домой, обнаружил у дверей квартиры свой рюкзак, выставленный на пыльные подъездные ступеньки. Озверев, ломился в ободранную дверь, требовал впустить, но дверь, видно подпертая чем-то тяжелым, не поддавалась, а мать, срывающимся от страха и паники голосом, требовала уходить, грозя полицией. Отбив о дверь руки и выплеснув истерику, послал всех к черту, подхватил рюкзак и ушел в сторону порта. Здесь ему ловить было нечего. Оставшихся грошиков впритык хватило на самый дешевый билет до ближайшего космического порта и немудрящий дорожный паек.

В пункте назначения его, естественно, никто не ждал и не спешил давать работу отставному сержанту. Помыкавшись с месяц по порту, перебиваясь случайными заработками, сумел пристроиться на побитый жизнью транспортник, в основном за кормежку и переборку над головой, только в глубоком космосе узнав, куда угораздило вляпаться, но было поздно. Теперь он стал тем, чьей судьбы пытался избежать, ввязавшись в армию — бандитом. С полгода он вполне сносно путешествовал по галактиону, участвуя в не блещущих особым размахом делах команды. А потом приключилось странное — после очередной стоянки на борт не вернулась добрая половина команды. Капитан был в бешенстве и отправил оставшихся на поиски. Ему бы тогда прислушаться к внутреннему голосу и рвать когти, но, привыкший за время службы, дисциплинированно исполнять приказы, поперся искать. Его карьера бандита враз закончилась, прерванная крепким ударом доски по затылку в очередном закоулоке порта.

Очнувшись в каменном мешке, привязанным за руки к потолочному крюку, тряс разламывающейся от боли башкой и пытался сфокусировать плавающую перед глазами картинку. А потом пришли пленители, наголо бритые здоровенные мужики, одетые в околовоенные черные комбинезоны, и принялись бить. Молча. Первый вопрос задали только спустя полчаса экзекуции, когда в комнату зашел щупленький мужичок, в накинутом поверх дорогого костюма плаще. Не иначе, как чтобы не запачкаться случайно в крови. Оказывается, капитан попер что-то у уважаемого босса и не желал возвращать. Что, он так и не разобрал, но вещь была относительно небольшой, чтоб ее можно было надежно спрятать на борту. Уважаемый босс жаловался на невозможность обратиться к капитану, поскольку тот окопался в порту и носа оттуда не кажет, и что ему приходится вылавливать поодиночке его немногочисленную команду, теряя драгоценное время. Единственное, что контуженный пленник осознал совершенно четко — один из потерявшихся членов экипажа указал (он подозревал канонира, с которым отношения как-то не сложились), что именно отставной сержант в команде особо доверенное лицо и прочие части тела. Как объяснить уважаемому боссу, что его пленник стоит на нижней ступени в иерархии экипажа и никаких серьезных дел, а уж тем более тайн, ему не доверяют?! Посетовав на упрямство почти трупа босс сделал знак продолжать и вышел вон. С пленником развлекались еще несколько часов, в ход шло все, от кастета, до тяжелой пряжки ремня, оставляющей на коже замысловатый узор, а потом сняли с крюка и бросили в угол. Отдыхать. Избили крепко, так что двинуться не мог, да и смысл двигаться — по рукам и ногам связан! В сложившейся ситуации радовало только одно — руки-ноги-пальцы остались на месте. Пока.

Мучители возвращались несколько раз, хватали, подвешивали, 'спрашивали' и, утомившись, уходили. Так что когда вновь скрипнула дверь, у сержанта даже не хватило сил пожалеть, что не сдох во время короткой передышки. В этот раз его точно добьют, как два пальца... Но шагов не было, была какая-то возня, сопровождаемая приглушенными ругательствами вперемешку на нескольких языках. Не сумев погасить ненужное любопытство с усилием приоткрыл заплывающий глаз. В нескольких метрах от него копошился незнакомец, вот он сел, опираясь спиной о стену, выдохнул, промокнул плечом подтекающую ссадину на виске и принялся теребить пуговицу штанов. Сержант поглубже вжался в свой угол, заслышав торжествующий возглас, справившегося с пуговицей мужчины. Что будет дальше он знать не хотел и устало отвернулся. А спустя несколько минут его осторожно тронули за плечо. Руки сами собой вскинулись, защищая голову от удара.

— Эк тебя, — прищелкнул языком новоприбывший, переворачивая на избитую спину и вынуждая придушенно взвыть. Не обращая на это внимание мужчина, зашарил по его телу, подергал руки, ткнул в зубы заляпанной бурым веревкой.

— Кусай, — приказал незнакомец, мимолетно оглянувшись на дверь, — ну же!

И он прикусил, царапая о волокна распухший язык, чувствуя солоновато металлический привкус.

— Только не ори! — шепотом предупредили его и принялись с силой растирать затекшие от пут руки, заставляя сопеть и крепче прикусывать кляп.

Руки неохотно оживали, отзываясь на действия мириадами болезненных уколов, будто под кожей прорастали тысячи иголочек. От рук отстали только когда смог пошевелить распухшими пальцами, дальше тому же издевательству подверглись освобожденные ноги.

— Идти сможешь?

Он не стал отвечать, сосредоточившись на том, чтоб подняться, неловко завалившись на бок.

— Не боевая единица, — констатировал незнакомец, поднимаясь и заправляя за ремень неприлично распахнутый пояс джинсов, на котором не доставало пуговки, — ладно. Я сейчас вернусь, ты не спеши, попробуй встать.

Бывший сержант потянулся, ухватив уходящего за рукав.

— Я сейчас вернусь, — строго напомнил тот, похлопав по вцепившейся в рукав свитера руке, — а потом мы уйдем.

Он отпустил руку этого странного человека, ведшего себя настолько спокойно, будто быть похищенным и закинутым в какой-то подвал для него так же обыденно и привычно, как чаю с утра выпить. Вон наручники как-то расстегнул... Незнакомец остановился у двери, оглянулся на бывшего сержанта, оскалился, и, задорно подмигнув, заколотил в дверь, истерически вереща, чтоб его выпустили.

Дверь открылась и он непроизвольно сжался, ожидая тихого хлопка выстрела и мысленно прощаясь с этим лихим человеком, так и не ставшим спасителем. Но вместо хлопка услышал невразумительный хрип и стук закрывшейся двери.

Взъерошенный незнакомец вернулся, когда он сумел кое-как доковылять до выхода.

— А, уже дошел? Хорошо, — кивнул он, приглаживая пятерней растрепавшиеся темные лохмы и горячечно блестя серыми глазами, и пообещал, — сейчас пойдем.

Покопался в кармане, выуживая из него проволочку, скептически осмотрел ее и, обтерев о рукав, расстегнул ременную пряжку. Теперь уже, кажется, бывший, пленник таращился на него во весь свой не заплывший глаз, наблюдая, как этот сумасшедший спокойно и деловито прилаживает к поясу вынутую из другого кармана пуговку, закрепляя ее той самой проволочкой. Так, будто у него в запасе минимум вечность и спешить им уже некуда.

— Ну, что — готов? — спросил он, закончив с ремонтом одежды и, дождавшись неуверенного кивка, бесцеремонно закинул его руку себе на шею, — Вот и замечательно, теперь валим отсюда!

Отставной сержант потом пытался более-менее связно вспомнить, как они выбирались и не мог. Очевидно, во время бегства он несколько раз терял сознание, но его продолжали упрямо тащить за собой. Бегство вспоминалось короткими урывками. Вот они, трогательно обнявшись, бредут по длинному каменному коридору, мимо лежащих в странных позах охранников, вот стена, забрызганная чем-то подозрительно красным... Вывалились на улицу и ветер неприятно лезет под изодранную рубашку... Пришлось тяжело опуститься на колени, потому что самостоятельно стоять не мог, а, служившему опорой, незнакомцу понадобились обе его руки, чтоб открыть двери приткнувшейся за мусорными баками машины... При каждом повороте под ребра больно впивается фиксатор ремня безопасности, выпирающий между подушками заднего сиденья, а повернуться, чтоб убрать его, нет никаких сил... Визжат, тормозя, колеса и чертов фиксатор в последний раз пытается проткнуть бок... Его бесцеремонно выволакивают из салона, за шкирку, как нашкодившего щенка, скептически, как давешнюю проволоку, оглядывают и обещают отдохнуть, вот только по трапу...

В следующий раз открыл глаза уже будучи в салоне дорогой яхты, кулем валяясь под стеночкой, пятная своей кровью бесценное дерево палубы. Спаситель, успевший переодеться в чистое и, судя по влажным волосам, даже принять душ, расхаживал по салону, позвякивая льдинками в бокале, ругаясь с кем-то в гарнитуру телефона. Заметив шевеление, владелец яхты бросил в гарнитуру короткое 'Потом!', сдернул ее с уха.

— Ну, что — прочухался? — миролюбиво поинтересовался он, присаживаясь рядом на корточки. И дождавшись молчаливого кивка, спросил, — Как тебя зовут?

— Меня... зовут? — переспросил он, чувствуя себя идиотом, но, видно, удары по голове не прошли даром, так что вспомнить собственное имя оказалось непосильной задачей.

— Ого, это серьезно, — хохотнул спаситель, — Ладно, с именем потом разберемся. Вставай, покажу, где душ.

Кое-как смыв с себя кровь и грязь, промокнул ссадины антисептиком, оставленным на полочке над раковиной, влез в одолженную пижаму, у которой пришлось подворачивать рукава и штанины. И долго не мог решиться выйти из ванны, досидевшись до того, что в дверь постучали. Пришлось выходить. Благодетель и спаситель, имя которого так и не спросил, скептически осмотрел гостя и предложил поесть, когда тот отказался, настаивать не стал, только кивнул понимающе, отвел в каюту, предложив располагаться и почти сразу ушел. Оставшись в одиночестве, подошел к кровати, откинул одеяло, провел дрожащей рукой по простыне, убеждаясь, что это все настоящее. Распухшая, покрытая коркой запекшейся крови, кисть на белизне ткани смотрелась неуместно и... в нем что-то... сломалось. Опустившись на колени рядом с постелью, ткнулся лицом в подушку, глуша задушенные всхлипы. За время проведенное в подвале успел попрощаться с жизнью — никто не придет вытаскивать пропащего... отставного сержанта Даана Коула... Всплывшее в памяти имя повлияло благотворно, погася недостойную мужчины истерику, и тут же захотелось увидеть единственного живого человека, в который раз убеждаясь, что все это правда, что он, Даан, здесь, а не продолжает медленно умирать в том подвале.

Выбравшись из каюты, услышал голоса и пошел на них, как бестолковая крыса на звук дудочки.

— Это был неразумный поступок, — строго высказался незнакомый голос.

— Чей? — фыркнул спаситель.

— Общий, — отрезал собеседник, — Ваша светлость, вам надо было дождаться...

— Дождаться чего, Ром? Пока тебе не пришлют мой палец с требованием выкупа остального?

— И скольких вы там хм... оставили?

— Шестерых, — после короткой паузы спокойно отчитался он, — троих в подвале, одного на лестнице и двоих на этаже.

— Посмотрите, кто из них, — потребовал Ром.

— Пятый, восьмой, двенадцатый... — принялся прилежно перечислять безымянная светлость.

Дальше послышались какие-то щелчки, приглушенно, но от души выругался Ром.

— Я что-то не так сделал? — любезно поинтересовался спаситель.

— Вот этого среди них точно не было? — проигнорировав вопрос, осведомился Ром.

— Не, я бы запомнил. А кто это?

— Кривой Гато. Что вы там вообще делали?! — на взгляд подслушивающего этот вопрос следовало задать первым.

— Товар приехал посмотреть, — безразлично объяснили Рому, — остановился в подворотне, там меня и прихватили, обозвав сюрпризом для кого-то.

— Владислав Серафимович, когда вы приучитесь покупать товар в менее экзотических местах и так, чтоб потом ни мне, ни полиции не пришлось за вами прибираться?!

— В менее экзотических местах и товар менее интересный, — обстоятельно пояснил названный Владиславом Серафимовичем.

— Так... вам придется задержаться на планете на пару дней, пока не прилетит сопровождение.

— Мне не нужно сопровождение! — попробовал возмутиться спаситель.

— Вы задержитесь на планете, — с нажимом повторил Ром, — иначе принимайте мою отставку.

— Фу, господин Лотяну, это шантаж? Как не стыдно! Но я вынужден подчиниться, тем более, что я кое-что прихватил из подвала...

— Что?!

— Да не пугайся ты так, — фыркнул Владислав Серафимович, — там в подвале был парень, связанный, избитый, я ж не мог его там кинуть!

— То есть, вы хотите сказать, что вас похитили люди Кривого Гато, вы их... зачистили и в свою очередь похитили у Гато его пленника? Очаровательно! — Даан никогда не слышал, чтоб подчиненный рычал на начальство, но в описанном случае гнев этого самого господина Лотяну полностью разделял, похоже, его светлость думал так же, раз не стал возражать или одергивать. — Значит так. Вы сидите и не высовываете носа со своей яхты, активируйте охранную систему, всю! Сидите, никуда, слышите меня, никуда!, не выходите и тихо ждете, когда за вами прилетят. Если... когда придет полиция, старательно с ней сотрудничаете. Вам ясно? А я пока проверю то, что вы прихватили в подвале и легкомысленно притащили на свою яхту, не подумав, может, он головорез или маньяк. Имя?

— А я не знаю, — подтверждая заявление Рома о легкомысленности, безразлично ответил Владислав Серафимович.

Не дожидаясь, когда у господина Лотяну из-за балбеса-начальника, за которого тот, судя по всему, отвечал и просто по-человечески беспокоился, случится инфаркт, Коул шагнул в комнату, решив облегчить всем жизнь.

— Меня зовут Даан Коул, я не маньяк... — из-за опухшей челюсти говорил он невнятно, но его, похоже, поняли.

— Вот видишь, — развеселился его светлость Владислав Серафимович, — он Даан Коул и он не маньяк...

Яркий свет фар подъехавшей машины, заставил моргнуть, возвращаясь к реальности. Даан отставил чашку к тарелке так и не тронутых бутербродов и поднялся, встречая прибывшее начальство. Судя по походке герцога сегодня у него не было настроения паясничать, как в первую встречу, его светлость был в ярости, господин Лотяну, в отличие от начальства, излучал доброжелательное спокойствие, но Даан не решился бы заступить дорогу начальнику службы безопасности 'Мега', пока тот в таком хм... добродушном настроении. Впрочем, Коул не советовал бы заступать дорогу этому человеку и в любом другом случае.

— Где бумаги? — Владислав Серафимович требовательно протянул руку и тут же получил желаемое.

— Там все, милорд, — отчитался Коул, — счета, транзакции, деятельность.

— Хорошо, — быстро просматривая документы, — дождись, когда я закончу, потом отвезешь его на 'Пегас' и можешь быть свободен.

— Да, ваша светлость, — чуть склонил голову Даан.

— Не стой столбом, — рыкнул герцог, — или доедай свой ужин, или пакуй с собой. Я надолго не задержусь.

Под подошвами герцогских ботинок захрустел строительный мусор, скрипнули ступеньки гаража.

— Ваша светлость, вы обещали держать себя в руках, — тихо проговорил Ром.

— Я помню, — огрызнулся Влад, толкая дверь в гаражный чулан.

Над потолком тускло вспыхнула лампа, связанный человек, сидящий посреди комнаты, отпрянул, подслеповато щурясь на вошедших, а признав их остервенело замычал. Герцог открыл папку с отчетом, демонстративно погрузившись в чтение, пока Ром прошелся по комнате, многозначительно приподнимая края пленки и заворачивая их на стену. Пленник вертел головой, следя за этим страшным человеком.

— Чтоб стены не забрызгать, — любезно пояснил свои действия начальник службы безопасности.

Куприн медленно закрыл папку и смерил сидящего перед ним человека долгим, тяжелым взглядом, тягучим, как айсорская смола. Человек под этим взглядом сжался, уставившись на свои связанные руки. Герцогу стало противно при взгляде на лысоватого мужчину, не смеющего поднять глаза на разъяренное начальство. Влад постучал ногтем по тощей папке отчета, прилежно составленного следователем Рома. Грозный управляющий, державший в страхе шахтеров Ценсы, выглядел жалким. Залысины украсились бисеринками пота, а просвечивающая под светлым пушком кожа головы приобрела малиновый оттенок.

— Итак, — усилием воли гася ярость, холодно проговорил Влад, — господин Кандо, я жду объяснений. А именно — как заявленные в накладной высокотехнологические костюмы для геологов системы 'Науз' превратились в хлам с вышедшим сроком службы? Куда растворились деньги, выделенные на оборудование для шахтеров и геологов, отчего люди работали в легких костюмах. Почему при разведке один человек погиб, а другому понадобится длительное лечение. И самое главное — кто позволил вам препятствовать работе спасательных служб?

— Ваша светлость, похоже он не может говорить, — участливо заметил Ром и, сделав стремительный шаг к пленнику, резко дернул за клейкую ленту, вызвав болезненный вскрик, — теперь — может.

— В-ваша с-светлость, выслушайте меня! Компания, которой я всецело предан, терпела убытки, поэтому... — попытался оправдаться бывший управляющий, выбрав из всех заданных начальством самый безопасный, на его взгляд, вопрос.

— Вы положили пару сотен тысяч, разницу за костюмы и оборудование, себе в карман? — с живейшим интересом спросил Ром, ненавязчиво потыкав Кандо носком ботинка.

Непонятно на что надеющийся управляющий с негодованием отверг это гнусное предположение и принялся выгораживать себя, с жаром убеждая герцога и начальника службы безопасности, что все его действия были направлены только на благо компании, что шахтеры из-за небольшого снежка пытались саботировать работу, а так называемые спасатели науськивали работников против сиятельного герцога в его, управляющего, лице.

— Так что там с деньгами, — напомнил Ром, прерывая этот поток сознания, видя, что Влад вот-вот сорвется.

— Я... я сохранил их для вас, ваша светлость, — прерывающимся голосом провыл Кандо, — я все верну...

— Конечно, вернешь, — оскалился Влад, — и даже больше. Можно было бы отдать тебя полиции, потому что по твоей вине пострадали люди. Некоторые погибли. Полицейские затеют расследование, докажут виновность, максимум что они смогут сделать, отдать тебя под суд и посадить. Но ты наймешь адвокатов, скостишь срок... Какая мне от того выгода? Тем более из-за решетки ты не сможешь ни вернуть долга, ни оплачивать лечение того парнишки, что стал из-за тебя инвалидом...

— Милорд...

— Молчать, — проронил герцог, — тебя отвезут на Брегетту, на добывающую платформу и ты не покинешь ее, пока не отдашь все долги до последнего креда. Все, что ты заработаешь будет в равных долях отправляться мне и тому парнишке...

— Рори, Ваша Светлость, — услужливо подсказал Ром.

— Да, Рори, спасибо, господин Лотяну.

— Но, Ваша Светлость... мои счета...

— Господин Лотяну? — вопросительно поднял бровь Влад.

— У него нет никаких счетов, ваша светлость, — проинформировал начальство Ром, — как только вскрылась недостача, так согласно пункту сорок три, подпункту шесть, заключенного контракта, все счета растратчика переходят корпорации 'Мега' в счет погашения растраты и всех ее последствий.

— Последствия растраты покрыты?

— Нет, ваша светлость. Убытки составили триста тысяч кредов, не считая тридцати на похороны и двухсот тысяч на компенсацию семье погибшего. Итого долг составляет пятьсот тридцать тысяч без учета лечения молодого человека, сумму которого на данный момент подсчитать не представляется возможным.

— Вы все слышали, Кандо, — герцог позволил себе усмехнуться, — отправляетесь сегодня же.

Влад развернулся, собираясь уходить, а ему вслед полетели истерические выкрики:

— Вы не имеете права! Это...

Крик захлебнулся, когда Ром вернул кляп на место, приговаривая:

— Имеет, имеет. А вот закон к его светлости не имеет никаких претензий. Надо внимательно читать контракт, перед тем, как подписывать.

Влад выбрался на свежий воздух, вдохнул вечернюю прохладу, помешанную на терпком запахе борющихся за выживание цветущих кустов странта. После разговора с бывшим управляющим герцога вполне натурально подташнивало. Отставной сержант специально пошумел, подходя к начальству, не желая получить в лоб от задумавшегося герцога, буде тот решит, что к нему подкрадываются.

— Можете отправляться, господин Коул.

— Да, ваша светлость.

— Как ваша матушка?

— Все так же, ваша светлость — пожаловался Даан, — уж и не знаю, что с ней делать.

Ситуация с матерью Даана Влада одновременно и раздражала, и развлекала. Бедняга ежемесячно посылал ей чек, начиная с первой зарплаты, но чеки неизменно возвращались адресату. Добрая женщина, гордо живущая вместе с дочерью на грошовую зарплату, объясняла это сыну тем, что они люди честные и не нуждаются в его бандитских подачках. А где еще можно такие деньжищи заработать, кроме как не темными делишками?! Не иначе, как грабит, а то и убивает таких же честных тружеников, не приведи господи! Доведенный до отчаяния сын даже отправил ей, заверенную личной подписью Влада, копию своего контракта. На что получил не менее гневное, чем раньше послание о том, что тем более теперь не желает видеть сыновних грязных денег, ибо тот цепной пёс у промышленника и аристократа, по определению не могущего быть добропорядочным человеком, а самым что ни на есть злодеем, сидящим в своем комфортабельном замке, откуда, собственно и пьет кровь тех самых тружеников и младенцев, подгребая попутно их кровные гроши, а сам за день палец о палец не ударит! Тем более, все эти аристократы сплошь развратники, извращенцы, наркоманы и пьяницы, это все знают, достаточно в любой журнал заглянуть.

Вот так оно и тянулось уже два года. Даан отправлял чеки, мать чеки возвращала. А нерадивый сын считал дни, когда сестре исполнится тринадцать и она получит паспорт, а он, уже совершенно законно, сможет забрать девочку к себе, чтоб устроить ее в хороший колледж. Тем более, злодей-аристократ-промышленник-работодатель обещал оказать всю посильную для этого помощь и от своих слов отказываться не собирался.

Из гаража появился Ром, вытирая руки влажной салфеткой и разговор свернулся сам собой...

Лель осмотрел меня и мучительно поморщился. Я не спорю — строительная труха, припорошившая волосы, и перемазанная невесть в чем одежда не добавляли мне очарования.

— Ты похожа на черта, — вынес он заключение.

— Скорей уж на поросюшку, — не согласилась я, тщетно пытаясь отряхнуть штаны, — что ты тут делаешь?

— Беспокоюсь, — оскалился он, протягивая мне руку и помогая перебраться через кучу битого кирпича, — у тебя интервью сегодня. Ты собираешься его сорвать, ползая по стройке?

— Интервью через три часа, — пожала я плечами, — так что успею.

Мое заявление было встречено фырканьем, показавшись Лелю излишне самоуверенным.

— Ты не фыркай, а вези меня в отель.

— Анька! Ну, куда ж ты прямо в машину лезешь?! Погоди, дай хоть пакет постелю!

Во второй раз попасть на подземный этаж отеля оказалось гораздо сложнее. Пришлось отправить Леля к охраннику гаража. Не знаю, что парень ему наплел, но охранник все же покинул свой пост у ворот и согласился открыть для нас лифт. Правда, пока пихал в приемник карточку ключа, косился на меня так, что я едва сдерживалась, чтоб не пуститься в длинные объяснения, что я ни какая-то там босячка, подобранная за мусорным баком, а очень даже гостья отеля...

Минус третий этаж был так же пустынен, как и в прошлый раз, только из-за некоторых дверей слышались невнятные звуки музыки и разговоров. Остановившись у знакомой двери, я уверено нажала на кнопку звонка. На этот раз дверь открыл сам хозяин. Разглядев незваных гостей, парень отступил на шаг и, думаю, лишь усилием воли не поднял руки, защищаясь.

— Госпожа Аня? — уточнил он, даже челку свою приподнял, чтоб получше разглядеть всклоченное нечто, топчущееся на пороге и рассыпающее вокруг строительную пыль.

— Да, Денис, мне помощь твоя нужна, — расплылась я в улыбке, радуясь, что парень уже не спотыкается, называя мое имя, осталось только отучить его от 'госпожи'.

— Моя? — смутился он, — Ну... хорошо. Проходите. Что случилось?

В крохотной прихожей места на троих не хватило, так что хозяину пришлось отступить в комнату, и уже оттуда дожидаться ответа.

— Я смотрю, ты все-таки взял больничный? — не спеша отвечать на заданный вопрос, поинтересовалась я, кивая на его рваную у ворота майку, в ней парень выглядел совсем по-домашнему.

— Да, госпожа Аня. Спасибо.

— Не за что. Как твой ожег?

— Уже лучше, спасибо, — еще раз вежливо поблагодарили меня, вопросительно косясь на моего спутника.

— Аня, ты тянешь время, — неодобрительно высказался Лель, заходя в комнату и протягивая хозяину ладонь, — привет, я — Лин Рокот.

— Денис, — сглотнув, представился рыжий и, поборов неуверенность, пожал протянутую руку.

— Ты уж извини, Денис, что мы к тебе ввалились, но вот она, — Лель некультурно ткнул в меня пальцем, — утверждает, что ты сможешь сделать из порося женщину. У нее интервью сегодня.

— Когда? — визажист окинул меня цепким взглядом профессионала, просчитывающего варианты.

— Через два часа.

— Вы чего — с ума сошли?! — дернулся парень беспомощно глядя на посмеивающегося Леля, на эмоциях забывая о вежливости и прошлом, — Что я за два часа успею?! В ванне ее отмыть!?

— Спокойно, — усмехнулась я, останавливая запаниковавшего парня, — в ванне я отмоюсь сама и гораздо быстрее, тебе останется только на голове мне что-нибудь сделать несложное, но приличное и лицо нарисовать. Можно тоже не сложное...

— Так. Все! — вскинул рыжий ладонь, затыкая меня на полуслове, — Душ вы знаете где, свежие полотенца и новая мочалка в шкафчике слева от раковины. Шампунь, мыло, бальзам на полке. Халат... придется воспользоваться моим... извините.

— Как скажешь, — расплылась я в улыбке, и потопала в направлении душа под скупые аплодисменты Леля и замечание, что восхищен храбрецом, посмевшим покомандовать самой Романовой. Тьфу, балабол!

— П-простите... — пробормотал Денис, вдруг вспомнив, кем был не так давно.

— Не смей извиняться, — приостановившись на пороге, пригрозила я пальцем, — к тебе в дом вломились не пойми кто, оторвали от дел, вынудили помогать, так что твои извинения здесь лишние. Понял?

— Да, — Денис покачал головой, словно стараясь уложить в голове новое знание и, судя по улыбке, оно ему понравилось.

— И еще, — я потерла лоб, не зная, как объяснить свою просьбу, — Денис, у тебя пищевая пленка найдется?

— Да, — кивнул тот и на секунду скрывшись в кухоньке, протянул мне распечатанный рулон.

Вот так просто, не спросив зачем — надо, значит, надо. И никакого любопытства.

Паника Дениса, как я и полагала, оказалась беспочвенной. Парень управился меньше чем за полтора часа. Не участвующий в приготовлениях Лель самостоятельно раздобыл чашку чаю из хозяйских запасов и, усевшись на диван, со скуки доставал Дениса разговорами. Когда с нейтральных тем любопытный спасатель добрался до семьи бедняги, я почувствовала себя последней скотиной и была готова друга, не принимающего уклончивых ответов, прибить. И ничуть не осудила бы рыжего, буде тот воплотит в жизнь мои молчаливые желания. Но к счастью Леля выдержка Дениса, в отличие от моей, была натренирована хозяевами до полной непробиваемости. И в конце концов он признался гостю, что сирота и родителей своих не помнит, поэтому и ответить не может, и почти всю жизнь скитался по приемным семьям о которых вспоминать, с позволения гостей, не будет. Вот тут уже пришло время Лину сгорать со стыда и неловко извиняться перед парнем.

— Вот, кажется, и все, — неуверенно произнес Денис и, вопреки своим словам, схватил кисточку и провел по моим скулам, — да, теперь точно все!

Меня повернули к зеркалу, давая возможность полюбоваться на плоды тяжкой работы визажиста. Я подалась вперед, разглядывая отражение, совсем не культурно сглотнув. Хорош, шельмец! Из стеклянной зеркальной глубины на меня сурово смотрела решительная женщина, совсем не похожая на вчерашнюю мягкую, женственную леди. Сегодняшняя пугала и одновременно завораживала. Не допускала и мысли, что ей можно перечить, но при том порождала ощущение спокойствия и уверенности. В ее присутствии становилось ясно, что нерешаемых проблем не существует, какими глобальными они бы не показались с первого взгляда. Я осторожно потрогала волосы, уложенные в искусном беспорядке, будто их обладательница только что находилась на ураганном ветру.

— Ты меня, конечно, извини, — вкрадчиво обратился Лель к визажисту, — но мне очень хочется узнать — какого черта ты здесь делаешь?!

— В-в смысле? — перепугался тот, нервно тиская зажатую в руке кисточку и неосознанно отступая от спасателя.

— Мне очень интересно, что держит тебя в этом затрапезном отеле, когда тебе цены нет?

— Я что-то не так сделал? — Денис жалобно посмотрел на меня.

— Лин, перестань пугать парня, — строго одернула я друга, — лучше поднимись ко мне и принеси что-нибудь из одежды. Мне, конечно, все равно, но, боюсь, зрители не оценят, если я явлюсь в студию в грязной одежде.

— Она замечательно дополнит твой образ, — хохотнул спасатель, но отставил чашку и промаршировал через комнату.

Дождавшись, когда за Лелем закроется входная дверь, повернулась к Денису, спеша успокоить встревоженного парня.

— Денис, прекращай паниковать, — мягко проговорила я, невесомо касаясь его руки. Он посмотрел на мою ладонь на своем рукаве и... сдержался, не отдернув руку, хотя, я голову могла прозакладывать, что ему это стоило немалых усилий, — Лин просто хотел спросить, отчего ты, как крот живешь под землей, если мог бы заработать себе на просторный, а главное свой, дом. Отчего, служишь в отеле, если с легкостью мог бы устроиться куда угодно, хоть в императорский дворец, где платят не в пример больше.

— А разве я могу уйти? — он все-таки убрал руку и принялся бесцельно перекладывать свой инструмент.

— Можешь, — пожала я плечами, — ты же свободен. Но я бы тебе не советовала делать это прямо сейчас. Подожди пару месяцев, а лучше полгода, обживись, подкопи денег, чтоб за душой было что-то на первое время, найди место и только после этого уходи, если решишься.

Парень кивал головой, аккуратно расставляя кисточки по ранжиру в вертикальную подставку, куда те опускались с приятным костяным перестуком.

— А если я не захочу? — тихо спросил он, не поднимая глаз от своих нервных пальцев.

— Значит, не уйдешь, — мягко улыбнулась я, — это должно быть только твоим решением и никто не в праве тебя заставить. Ты же свободный. Помнишь?

— Да. Спасибо.

— Не за что, — рассмеялась я, — а теперь прекращай хандрить и предложи даме чаю. Если только я не испорчу этим твою работу.

— Испортите? — удивился Денис.

— Помада, — напомнила я.

— А! Не беспокойтесь, я использовал стойкую, так что вы можете совершенно спокойно выпить чаю, — успокоил меня парень, удаляясь в крохотную кухоньку, откуда послышался шум воды, наливаемой в чайник, — главное не забудьте вечером снять макияж. К сожалению даже самая натуральная косметика плохо влияет на кожу...

Дожидаясь Леля, успели не только выпить чаю, но и мило поболтать. Когда рыжий забылся, увлекшись разговором, он оказался весьма приятным собеседником, обладающим мягким чувством юмора и удивляющим отсутствием вполне объяснимой злости, которой меня в свое время до колик пугал нынешний герцог. Денис казался маленьким, робким солнышком, способным обогреть любого, кто к нему прикоснется, но я не сомневалась, что при необходимости солнышко полыхнет пожаром. Он разительно отличался от Влада, тот был ледяной, злой, ершистый, в любой момент готовый перейти в атаку, даже в минуты полной безопасности это напряжение не отпускало моего бывшего раба, у Дениса же злости не было. Он воспринимал происходящее с философским смирением, поэтому же, наверное, был так спокоен, несмотря на резкие перемены в собственной жизни. Я больше чем уверена, что оказавшись у нового хозяина, парень с таким же деловитым спокойствием принимался налаживать отношения с окружающими, с каким обживал свою новую жизнь. Нет, он не был уверенным в себе, по-прежнему боялся хозяйского гнева и остро переживал свои возможные ошибки. Пройдет еще не один месяц, прежде чем этот милый, ласковый мальчик разделается со своими монстрами. Девушку бы ему, мысленно вздохнула я, такую, чтоб приняла таким и не требовала чего-то большего.

Наши посиделки прервал дверной звонок, возвестивший возвращение Леля. Взглянув на шкодливо-довольную спасательскую рожу, я немедленно начала паниковать и потребовала поскорее предъявить содержимое туго набитой сумки. Противный Лель принялся паясничать, делая вид, что не хочет отдавать мне сумку, прижимал ее к груди и требовал заверений в собственной безопасности, доводя меня до паники. Что может оказаться в сумочном нутре?! А ведь может быть все, что угодно от идиотской кигуруми-лошадки, до тяжелого бархатного платья из личных запасов принцессы. И почему я не пошла за одеждой сама?! Ну, подумаешь, надела бы перепачканные вещи, неприятно коловшиеся обрушившейся на меня лавиной утеплителя из расковырянного строителями ложного потолка. Потерпела бы! Ага, а потом все интервью ерзала бы на студийном стуле нашкодившей школьницей, а, доктор? Черт! Я раздраженно потерла нос изгибом кисти. Так что, доктор, придется надевать то, что принесли. Денис, отставив чашку, с интересом наблюдал за нашей возней по перетягиванию сумки, благоразумно не вставая ни на чью сторону и будто открывал для себя что-то неизведанное. Исследователь хренов!

Доведя меня почти до натуральной ярости, Лель наконец отпустил сумку, позволив ее распотрошить. Первым на диван вывалился черный бюстгальтер, видно сунутый впопыхах предусмотрительным Заком, за ним тонкой струйкой вытек вязанный бежевый бадлон, часть спасательской экипировки, что надевается в холоде под верхний костюм и позволяет сам по себе, без всяких нанодополнений, сохранить достаточно тепла, кубарем выкатились брюки-карго, позвякивая массивной пряжкой широкого ремня, а поверх шлепнулась кожаная жилетка.

Я оглядела образовавшуюся кучу и медленно подняла лицо, щерясь на Лина, сделавшего пару шагов назад.

— Что это за хрень?! — сквозь зубы прорычала я.

— Одежда, — собрав все свое мужество, ответил Лель.

— Я вижу, что не макароны. Какого хера она такая?! Я вам кто — садист-маразматик!? — бушевала я, подхватывая двумя пальцами жилет и тряся им перед спасательским носом.

— Госпожа Аня... — подал голос зритель, заставив обернуться всем корпусом, а Дениса инстинктивно отпрянуть, несмотря на разделяющее нас расстояние.

— Еще раз обзовешь госпожой — кадык вырву, — пообещала взбешенная докторица, глаза парня на секунду испуганно расширились, но он быстро совладал с собой.

— Извините, Аня. Я не знал, что это так вас раздражает, — повинился он, своей робкой улыбкой усмиряя дьяволицу и гася мой гнев.

— Это ты меня извини, я не хотела тебя... — пробормотала я, вовремя глотая неподходящее слово 'пугать'.

— Ничего, — опять та же умиротворяющая улыбка на конопатой физиономии, — я не стал бы так расстраиваться из-за принесенных вещей. И я бы попросил вас это надеть, чтоб мы могли оценить...

— Черт с вами! — все-таки рыкнула я, сгребая в охапку валяющиеся вещи и направляясь в хозяйскую спальню, — Времени искать другое все равно уже нет.

Скинув халат, принялась одеваться. Бадлон, как ему и положено, лег, словно вторая кожа, мягко очерчивая грудь и подчеркивая женственную гибкость спины. Черные карго, в противоположность, были широки, воинственно топорщась в стороны многочисленными карманами, вот только брючины оказались длиннее, чем необходимо и я немного с ними повоевала, пытаясь заставить их хотя бы не путаться в ногах. Остановившись у зеркала, уныло посмотрела на себя. Плотно облегающий свитер создавал впечатление обнаженности и мне ничего не оставалось, кроме как надеть жилетку. Лучше не стало, но хотя бы пропало ощущение, что я порно звезда. Наруч, скрытый рукавом, топорщился, превращая руку в мутантскую клешню. Улегшееся было раздражение поднялось вновь, вместе с поддернутыми до локтей рукавами. И на черта я во все это лезу!?

Все еще сердясь на друзей за подставу с одеждой, вышла из комнаты, нервно одергивая полы жилета, то поправляя тяжелую пряжку, давящую на живот. При моем появлении Денис поднялся, внимательно осмотрел с головы до ног, обошел кругом и деловито поинтересовался:

— А на ноги что?

— Берцы, а что ж еще? — виновато поглядывая на меня промямлил Лель.

— С собой?

— Да.

— Тащи.

Лин метнулся в прихожую и вернулся с объемным пакетом, из которого выглядывали черные голенища. Денис молча подхватил ботинки и опустился передо мной на колени. Можно было бы покочевряжиться, развести демагогию, что свободные так не делают, но я только вздохнула и, опершись ладонью о его плечо, сунула ноги в услужливо подставленные ботинки. Сосредоточенно сопя он сперва отвернул голенища, а после зашнуровал так, что шнурки прихватывали всего пару люверсов над стопой. Штанины Денис небрежно заправил в ботинки, собрав ткань гармошкой, этим нехитрым способом скрадывая лишнюю длину. Поднявшись еще раз осмотрел меня, склоняя голову то к одному, то к другому плечу, будто от смены ракурсов могло что-то измениться! Коротко кивнув самому себе, поправил ворот и подергал за пряжку ремня, сдвигая ее чуть на бок.

— Вот, теперь точно — все, — выдал свою коронную фразу Денис, отступая от меня на пару шагов и предлагая Лелю полюбоваться на плоды своих трудов.

— Хышница, — одобрительно усмехнулся спасатель, а я неодобрительно покосилась на часы, до начала интервью оставалось каких-то полчаса. Лин, заметив мой взгляд, только легкомысленно махнул рукой — успеем!

Прощаясь с Денисом, клятвенно заверила застеснявшегося парня, что вечером переведу гонорар на его счет. Рыжий покраснел и не очень уверенно отнекивался, заявляя, что ему и так было приятно и не сложно совсем и вообще — он все равно на больничном и... Наши расшаркивания прервал Лель, чуть ли не за шиворот вытянув меня из подземного жилища визажиста.

На этот раз в машину меня пустили без предварительной подготовки и спасатель, несмотря на спешку, завел мотор, только дождавшись, когда я пристегнусь. Вынырнув из гаражных ворот, машина с легкостью вписалась в вечерний поток. Час пик уже миновал, но движение все еще было оживленным, так что машина петляла бешеным зайцем, спеша к зданию телестудии.

— Так чем вам не угодил мой серый костюм? — поинтересовалась я, глядя на дорогу и крепко держась за поручень над дверью.

— Эолла сказала, что ты в нем будешь выглядеть, как строгая училка, которую к детям подпускать нельзя, а только в фильмах про воспитание плохих мальчиков снимать, — пояснил Лин, с легкостью перекладывая свою вину на хрупкие женские плечи.

— И вы с азартом подхватили эту глупость? — прошипела я, — И теперь, вашими стараниями, я буду выглядеть, как байкерша-нимфоманка! И что, если Эолла скажет вам идти кидаться головой в выгребную яму, вы дружным стадом понесетесь искать соответствующий сортир?!

— Если такова будет воля Ее Высочества, — смиренно ответил Лин.

— Засранец, — покачала я головой, — и как только совести хватает, а?

— Не я один, — усмехнулся Лель.

— Толпа засранцев, — поправилась я.

— Ну, хватит уже ругаться, Радага-а-аст, — примирительно прохныкал Лин, уверенно выворачивая руль и выискивая, где припарковаться около высокого здания, слепленного из сплошных окон, хрустальным сталагмитом пропарывающим посеревшее небо.

— Будешь должен, — буркнула я, отстегивая ремень и выбираясь из салона.

— Натурой возьмешь? — встрепенулся Лин.

— Ширинку застегни, копьеносец, мммать твою!

— Злая, злая женщина! — понесся вслед плаксивый голос спасателя. — Я буду ждать тебя здесь.

— Я постараюсь побыстрее, — на бегу пообещала я.

Вестибюль встретил меня полированными каменными полами, квадратными колонами, подпирающими высокий потолок и людской толпой, движущейся одновременно в разных направлениях.

Пробившись к стеклу, за которым маячил охранник, я назвалась и сообщила, что мне назначено. Охранник, смерив меня подозрительным взглядом, все-таки постучал по ушной гарнитуре и перебросился с кем-то парой фраз, которых я не расслышала из-за перегородки. Не прошло и минуты, как за спиной охранника в глубине холла разъехались двери лифта и оттуда вылетела высокая девица, одетая в узкие штаны и широкую шелковую блузу, переливающуюся радужными разводами и обвешанная, как новогодняя елка бусами, кольцами, фенечками и какими-то тряпочками. Все это хозяйство должно трещать и дребезжать от каждого движения. Ну, что, доктор, по сравнению с ней вы скромны и добропорядочны. Я с завистью наблюдала, как девица стремительно приближается к охраннику, искусно управляясь с ходулями высоченных каблуков.

— Вы Романова? Анна Романова? — издалека начала она. Я ее не слышала, но свое имя по губам читала отчетливо, поэтому кивнула.

Ходячая сигнализация нетерпеливо подскочила, умудрившись при этом не сбиться с шага и продолжила что-то гневно высказывать. Я помахала рукой у уха, показывая, что не слышу, а она лишь нетерпеливо взмахнула рукой, не переставая говорить. Я почесала бровь, терпеливо дожидаясь, когда она подойдет достаточно близко. Охранник посмотрел на несущийся и кричащий смерч, на меня и нажал кнопку на своем пульте, часть стекла отъехала в сторону.

— ...Это безответственно с вашей стороны, — бушевала девица, — до эфира остается всего десять минут!

— С кем имею честь? — тяжело роняя слова, поинтересовалась я, не делая и попытки перешагнуть заветную линию.

— Со мной... — девица налетела на мой взгляд, как на стену и заметно растерялась.

— Очаровательно, — мои губы помимо воли искривились в ироничной улыбке, чувствуя, как шевельнулось раздражение. Пока несмело, но грозя в любой момент захлестнуть с головой.

— Я помощник режиссера Сара Гольд, — красавица взяла себя в руки и заметно сбавила тон.

— Мне очень приятно, но эфир начинается через восемь минут, — из вредности напомнила я, заставив ее торопиться.

— Мы не успеем вас загримировать, — сетовала Сара, нервно нажимая на кнопку нужного этажа.

— Меня не нужно гримировать, — спокойно заявила я, радуясь, что приехала под самый эфир

— Конечно же, нужно, — отмахнулась Сара, — на вас совсем нет макияжа, это ужасно!

— Милая девушка, все, что необходимо на мне есть, — далеким горным обвалом пророкотала Радагаст, обидевшись на низкую оценку работы Дениса.

Если все работники студии такие же безапелляционные, к концу интервью я кого-нибудь прикончу. Надеюсь, ведущая воздержится от глупых вопросов. Для ее же блага.

— Как скажите, госпожа Романова, — тут же сориентировалась помощник режиссера и предпочла отступить, — нам направо.

Огромный студийный зал кипел какой-то бестолковой суетой. Так, будто до эфира осталось не пять минут, а минимум час. Сновали техники, под яркой лампой девушка в сером переднике с торчащими из кармана кисточками возила пуховкой по лбу кукольной блондинке в бордовом костюме, бородатый оператор сосредоточено настраивал фокус камеры на два кресла и столик между ними, один из помощников звукорежиссера подскочил ко мне, убедившись, что я это я, навесил микрофон и попросил сказать несколько фраз для проверки. Судя по тому, как расцвел парень, проверка прошла успешно.

По студии прибойной волной прошелся едва уловимый единый вздох, будто окружающие меня люди услышали им одним понятный сигнал и заспешили, засуетились еще быстрее и бестолковее, чем раньше. Впрочем, сигнал все-таки был, только мне, обделенной наушником и связью с режиссерским пультом, расположенным в соседнем помещении, этого сигнала услышать было не дано, поэтому окружающие и походили на неразумных зверьков, почуявших раздражающий ультразвук. Истерия толпы меня не тронула, но я все равно оказалась вовлечена в бушующий водоворот, вышвырнувший к тем самым креслам, на которые настраивался оператор. Из ярко вспыхнувшего света прожекторов материализовалась давешняя блондинка, смерила меня страдающим взглядом. Ну, да, все верно — не похожа я на бравого спасателя с обветренным ураганом лицом и обожженными вулканом бровями.

— Я — Май Ясемин, — шепотом представилась она, — ведущая. Присаживайтесь.

— Романова Анна, — сдержанно улыбнулась я, опускаясь в кресло. Коварная мебель оказалась настолько мягкой, что тут же прочно засосала меня в подушки. Чертыхнувшись я неловко дернулась, выбираясь из плюшевых объятий.

— Вы читали вопросы? — поинтересовалась девушка со странным именем, неодобрительно наблюдая за моими подергиваниями.

— Нет, — рыкнула я, наконец сумев справиться с несговорчивой мебелью и прочно угнездилась на самом краешке кресла.

— Но, как же так... — возмущению ведущей пролиться не удалось — объявили десятисекундную готовность и ей пришлось налепить на лицо широкую улыбку.

— Здравствуйте! Я — Май Ясемин с ежевечерней программой 'Откровенный разговор' сегодня со мной в студии...

Вступительная речь превозносила до небес работу спасателей, окутывая ее сопливым героико-романтическим флером. Пришлось сбивать градус восторга, объясняя, что ничего героического в этой работе нет. Нет, среди нас нет героев одиночек, от них избавляются после первой же операции, поскольку те норовят, из героического порыва, влезть в такую за... хм... пропасть, где спасатель становится спасаемым. А это недопустимо. Нет, повторю — мы не работаем одни. Вам же для выхода в эфир тоже нужна куча народа — электрики, гримеры, режиссеры, сценаристы... вот и нашу работу обеспечивает целая армия специалистов. Каких? Черт! Всяких. Синоптики, сейсмологи, геологи, связисты, аналитики, диспетчеры, пилоты, инженеры. В смысле, зачем нам инженеры? Инженер не работает непосредственно в 'Медицине Катастроф', он, к примеру, сидит в лаборатории... да вот хотя бы... (доктор, не забудьте закатить глаза, делая вид, что вспоминаете!)... 'Крыльев ангела' и разрабатывает снаряжение, безотказное и надежное, которым воспользуются мои коллеги и спасут пару-тройку жизней.

Что делает инспектор МК? Из кожи вон лезет, чтоб оставить спасателя без работы. Да, вы правы, это была шутка. Инспектор нужен для того, чтоб свести к минимуму возможные жертвы. Мы прилетаем на планету до катастрофы, а не после, как рядовые спасатели. Мы должны предусмотреть возможную опасность, оборудовать убежища, проследить, чтоб хранилища были заполнены свежей водой и запасом продовольствия, вещами, одеялами, разработать схему эвакуации. Для отделений чрезвычайных ситуаций обжитых планет мы вредные проверяющие, а для новоосвоенных те, кто помогает подстилать соломку. Откуда знаем, где стелить? (о, боги, других что ли вопросов не нашлось?! Это же очевидно!) Сейчас объясню. Селясь на берегу океана вы как минимум должны предвидеть возможность сезонных ураганов, а как максимум — подозревать цунами. Давно прошли те времена, когда на планету плюхался корабль и космический волк, вывалившись из шлюза, втыкал в почву знамя императора, объявляя земли собственностью галактиона. Сейчас, прежде чем заселить планету, проводится тщательная ее разведка и подготовка. Если все пойдет идеально, то наша помощь может не понадобиться, но, как вы знаете, редко что проходит идеально.

— А когда не удается добиться идеала, то что происходит? — ведущая явно была раздосадована моими ответами, рушащими все ее потуги выставить нас в героическом свете, не понимая одного — героический свет это, конечно, замечательно, но после таких программ к нам всякий раз тянется толпа болванов, желающих погреться в этих лучах и хапнуть славы. А мне и моим парням потом вместо того, чтоб спасать настоящих пострадавших приходится вытягивать этих простофиль изо всех доступных им щелей.

— Прибываем на место, оцениваем масштаб катастрофы, устанавливаем связь с местными службами, координируем действия, подвоз и распределение гуманитарных грузов, количество и специфику спасательских бригад, медиков.

— Так неужели службы, находящиеся на планетах не могут с этим справиться в одиночку?

— Могут, — не стала я спорить, — но с нами это сделать не в пример проще, быстрее и снижает количество жертв, что является для нас приоритетом. Вот, к примеру, у вас в здании находится человек, отвечающий за пожарную безопасность. Он следит за тем, чтоб оборудование было отлажено, работали системы оповещения и пожаротушения. Если загорится корзина для бумаг, чайник или кто-то закурит в неположенном месте, то он вполне может с этим справиться, а когда случится что-то более серьезное, вы вызываете пожарных. Профессионалов, у которых имеются как навыки, так и амуниция. Теперь, думаю, понятно?

— Да, — ведущая едва заметно побледнела, — а скажите, Анна Дмитриевна, мы все слышали, что у спасателей есть хм... клички...

— Позывные, — терпеливо поправила я, — согласитесь, было бы крайне неудобно кричать через завал 'Сергей Викторович, будьте так любезны, подайте домкрат', проще позвать 'Волк'. Экономичнее.

— А что за грузы, доставляемые вашей службой к местам катастроф, в чем они состоят?

— То, что поможет наладить быт на разрушенных территориях — еда, вода, одеяла, палатки. То, что поможет оказывать помощь — мобильные госпиталя, операционные, диагностическое оборудование. То, что поможет спасать.

— Анна Дмитриевна, а правда ли, что у инспекторов время работы ограничено полугодом?

— Правда. Несмотря на такую высокую награду, как спасенные жизни, наша работа все же тяжелое испытание. В большинстве случаев это боль, страх, кровь, грязь и бесконечная гонка наперегонки со смертью. К этому нельзя привыкнуть и всякий раз ты остро воспринимаешь происходящее, но при этом жестко контролируешь себя. В нашей работе нельзя не сострадать, но и сострадать невозможно. Если не будешь сострадать, не сумеешь заставить себя войти в разрушенный город, если начнешь сострадать и усядешься рыдать над придавленным плитой человеком, то зачем ты там нужен? Вот и приходится рваться надвое, а это крайне неполезно для психики. Полгода как раз то время, за которое не успеваешь сойти с ума от подобного раздвоения и не набираешься лишней лихости, чтоб начать совершать ошибки. Так говорят психологи.

— Вы упомянули о страхе, — ведущая сверкнула глазами, надеясь уязвить меня за то, что я бессовестно рушила придуманную редакторами канву, — вам страшно?

— А вам? — я вопросительно подняла бровь.

— В смысле?

— В самом прямом. Мы подвергаемся опасности даже ставя на плиту чайник. Наша работа не более опасна, чем работа полицейского и не более героична, чем работа военного корреспондента. Испытывать страх можно и нужно, главное, не паниковать.

— Как скоро спасатели прибывают на место после поступления вызова?

— Все зависит от удаленности и доступности района, — пожала я плечами, — если инспектор находится на месте предполагаемого стихийного бедствия, а так бывает нередко, спасибо системе контроля, то в считанные секунды, а если на орбите, то от одного часа, но координировать операцию мы начинаем уже на подлете. Главное, чтоб была устойчивая связь. Но даже в случаях перебоев, люди знают, что мы идем. Нам некогда раздумывать, как раздумывает прохожий, видя тонущего ребенка, некогда сомневаться, задумываться о собственной безопасности, мы заранее готовы к ответственности за принятые решения и к риску. Главное, верно оценить этот самый риск.

— Ваша последняя операция была на Ценсе?

— Да, — согласилась я, душа всколыхнувшееся раздражение.

— Это была не самая удачная ваша операция?

— Отчего же, — равнодушно возразила я, — летальных исходов, если я верно помню, не было. Команда спасателей на Ценсе, которую я в тот момент курировала, сработала слажено и четко, что позволило избежать жертв среди гражданского населения.

— Но, по словам свидетелей, вы покинули укрытие ради спасения сына проверяющего. Вы пошли в одиночку. Как же это согласуется с вашими заявлениями о работе в команде?

— Ребенок выжил? — впервые за время разговора я посмотрела ей в глаза, заставив ведущую заметно напрячься.

— Да.

— Я выжила?

— Да.

— Вот это и называется правильной оценкой рисков. Я пошла туда одна, потому что не имела права подвергать опасности кого-то из моей команды и отдать приказ на сопровождение так же не имела права. Тут каждый решает для себя сам. Это и есть ответственность. Я оценила опасность, взвесила за и против. Осознала, что вероятность спасения жизни ребенка достаточно высока и приняла решение. Это не было сумасбродным порывом, как бы это не виделось со стороны, это был хладнокровный расчет.

Говоря это старательно умалчивала о другом ребенке, ради спасения которого шагнула в ледяной ад без всякого расчета и оценок, четко сознавая только одно — счет идет не на секунды, на мгновения. И наши жизни спасло только то, что моя тогдашняя команда приняла верное решение, выйдя вытягивать безрассудное начальство.

— Анна Дмитриевна, скажите, а на ваш выбор профессии повлияло то, что вы дочь генерала Романова?

— Мне не очень ясен вопрос, — призналась я, — он был бы уместен, пойди я по стопам отца и стань полицейским детективом, но я хирург, так что ни о каком влиянии тут речи быть не может.

— Анна Дмитриевна, а можно личный вопрос?

— Можно, — разрешила я. Терпите, доктор, раз уж пришли. Впрочем, программу минимум я выполнила. Надеюсь, хоть Низу этот балаган порадует, потому что меня все это уже, кажется, начинает бесить.

— А правда, что герцогиня Куприна ваша родственница?

Твою мать! Это еще откуда вылезло?! Кто этой курице вопросы писал?! А впрочем... если немного напрячь мозги очень даже понятно откуда. Кто там рвался взять у меня интервью? Госпожа Вазард. Двоюродная сестрица нашего любимого герцога. Чтоб всю их семейку...

— Вы не поверите, — чуть наклонившись к ведущей, доверительно проговорила я, — даже не однофамилица. С чего вы взяли, что мы родственники?

— Ну, как же... — несколько стушевалась она, — вы с ней так похожи...

— Мне жаль всех разочаровывать, но мы с этой женщиной действительно просто похожи. Феномен 'тайного родства'. Слышали о таком? На самом деле это не такое уж редкое явление.

— Анна Дмитриевна, — журналистка мило улыбнулась профессиональной улыбкой, споро отступая от скользкой темы и возвращаясь к вопросам околопрофессиональным, — вы каждый день имеете дело с жизнью и смертью, ведь так?

— Нет, — я невинно хлопнула ресницами, — каждый день я имею дело с пациентами.

— А... хм... вы, как врач много людей спасли?

— Понятия не имею, — повинилась я, чувствуя, что сил сдерживать вскипающее раздражение почти не осталось, — мне как-то не приходило в голову считать.

— А для вас имеет значение кого спасать?

— Надеюсь, вы спрашивали не о стоимости маникюра, потому что если так, то вопрос звучит кощунственно и в ответе не нуждается. Мне и моим коллегам абсолютно наплевать, что болтается на вашей шее. Да-да, пусть это шокирует ваших телезрителей, но мы спасаем не разбирая социального положения и статуса, руководствуясь только и исключительно голой и жестокой целесообразностью. Передо мной не стоит дилеммы — спасать роженицу или младенца. Спасать следует роженицу. Если есть возможность эвакуации или ресурсов достаточно, то после сортировки пострадавших первоочередные тяжелые, далее средней тяжести и только потом легко травмированные. Если эвакуация невозможна и ресурсы жестко ограничены, то очередь меняется — сперва легкие пациенты, потом средней тяжести и в последнюю очередь тяжелые. Так и никак иначе. И, чтоб совсем стало понятно — если передо мной будет молодой дворник с травмами средней тяжести и старый богач в тяжелом состоянии, помощь будет оказываться молодому человеку — у него больше шансов выжить и он потребует меньших ресурсов для спасения. Когда на чаше весов лежит одна жизнь против, скажем, пяти, то выбор очевиден. Хотя задача изначально стоит спасти всех. Это к вопросу об ответственности и тяжелых решениях. Ваша ошибка в том, что вы пытаетесь мерить чрезвычайное положение привычными буднями, забывая, что в момент чрезвычайной ситуации или стихийного бедствия начинают действовать совсем иные, более жесткие законы. А вот когда у человека, так или иначе связанного с сохранением чужой жизни, возникает заданный вами вопрос, то такого человека следует гнать из профессии поганой метлой, что бы он о себе не думал.

Скулы журналистки окрасились легким румянцем, но она быстро взяла себя в руки, а помощник режиссера, на миг вынырнувший из ослепляющего света прожектора, прикрыл рукой глаза.

— К сожалению, время нашей беседы ограничено. И, последний вопрос — скажите, как вы считаете, сколько стоит жизнь человека?

— Принято считать, что она бесценна, — я посмотрела прямо в объектив камеры, намеренно упуская ухмылку, — Но вообще-то жизнь стоит немного. Пятнадцать кредов. Но лишь в том случае, если у вас хватит глупости их заплатить.

Я видела, как в глазах ведущей появился немой вопрос 'Почему пятнадцать?!', но к моей радости время, отведенное в эфире истекло и ведущая, сморгнув, привычно растянула губы в улыбке и сообщила телезрителям, что с ними была Май Ясемин...

Резкий свет прожекторов померк, погружая студию в успокаивающий полумрак. Я сидела в ожидании, когда с меня снимут микрофон, равнодушно наблюдая за причитаниями ведущей, что это был форменный провал и ни капельки не жалела о том, что стала причиной этого провала. Ольга Вазард, или как ее там, должна понять — если человек не желает давать интервью, принуждать его к этому может быть опасным для дела.

...Влад ударил по кнопке, стопоря лифт между подземными этажами. Сука, вот сука! Кулак со всей герцогской дури впечатывался в металлическую стену кабины, оставляя отчетливые вмятины, пока руку ожидаемо не прострелило до самого плеча, заставляя зажать меж ног ушибленную кисть, успокаивая боль и медленно сползая спиной по стенке, сквозь зубы подвывая от боли и бессильной ярости. 'В следующий раз так же, только головой' насмешливо посоветовала женским голосом некстати расшалившаяся память, добивая и без того расстроенного мужчину.

Сразу после посещения особнячка на окраине города, герцог заехал в отель и, помня об обещании управляющему, заглянул к Флейцу, собираясь сделать своему бывшему имуществу строгое внушение об осторожности и возможном вреде неосмотрительного пользования незнакомыми докторами.

Дверь подземного жилища оказалась приоткрытой и Влад отчего-то перепугался, вопреки всем доводам разума. На автомате натянул на пальцы рукав свитера осторожно толкнул дверь ребром ладони. Из комнаты слышались женские голоса, один из которых был знаком до рези в желудке. Первый голос звучал несколько неестественно, а второй, тот самый, переворачивающий все внутри, заставляя дрожать от бешенства, отвечал ровно и отрешенно, однако бывший раб отчетливо слышал и усмиряемую ярость, и придушенный сарказм, и раздражение глупыми вопросами. В первый момент захотелось развернуться и дать деру. К своему облегчению опозориться бегством не успел, распознав вскользь упомянутое Ольгой интервью.

Посмеявшись над собой решительно шагнул в комнату. Герцога неприятно царапнуло, что при его появлении Денис, до того поглощенный оправкой очередной кисти, бросил свое занятие и оказался на ногах, едва ли не вытянувшись по стойке смирно, кидая на незваного гостя встревоженные взгляды, умудряясь при этом не поднимать глаз. Глядя на это безобразие, будто и не было долгих месяцев работы его команды и отпускного клейма не было, Влад впервые за последние годы усомнился — а все ли верно он делает, раз человек в его присутствии ведет себя так же, как и полтора года назад. Рыжий не дергался, не пытался задавать вопросов, стоял, не шелохнувшись, словно заледенев, настороженно слушая молчащего герцога.

— Сядь ты уже, — с едва скрываемой досадой бросил Влад. Денис все так же не глядя на бывшего хозяина, четко выполнил команду, примостив задницу на самый краешек дивана, в любой момент готовый вскочить.

Герцог раздраженно взъерошил волосы и, под ироничное бормотание бывшей хозяйки, постарался как можно мягче разъяснить причину своего появления, что не следует так безоговорочно доверять первым встречным, что нужно быть осторожнее, что даже самый безвредный, с первого взгляда, человек, может оказаться опасным, заодно пожурив за пренебрежение здоровьем, напомнив, что к доктору следует ходить своевременно. К своему доктору, слышишь меня, Денис?! Его слушали и даже понимали, судя по чуть расслабившимся плечам, но по прежнему хранили гробовое молчание...

— Денис, посмотри на меня!

Парень вскинулся, прилежно уставясь на герцога. Вот и не поймешь, что этот чертяка думает, щурится от раздражения, что взрослому человеку элементарные вещи разъясняют или длинная челка в глаза попала.

— Принеси мне воды, — попросил Влад, просто чтоб не молчать — что говорить дальше не знал, а фантазия на нотации закончилась, влезать же в герцогский монолог рыжий посчитал лишним, решив, что бывший хозяин пришел отчитывать за промахи. Хоть прощения не просит и то хорошо, с горькой усмешкой подумал его несчастная светлость.

Денис протянул запрошенный стакан, понаблюдал, как герцог делает большой глоток и все же решился заговорить.

— Вы все верно говорили, ваша светлость, — парень снова почтительно склонил голову, пряча глаза под упавшей челкой, — но можно ли мне продолжить общение с госпожой Анной?

Герцогу, прилипшему к стакану, едва не повезло утопиться в ложке воды, каким-то чудом включившийся инстинкт самосохранения сумел заставить протолкнуть в глотку набранную в рот воду.

— Что?!

— Мне кажется, что все, что вы говорили к доктору Анне не относится, — слегка смутился Денис, отступая под полыхнувшим яростью взглядом серых глаз, — она не такая, она д... добрая...

— ... Но вообще-то жизнь стоит немного. Пятнадцать кредов. Но лишь в том случае, если у вас хватит глупости их заплатить... — насмешливо откликнулась с экрана 'добрая' госпожа Анна, а герцогу на долгое мгновение показалось, что ему заехали под дых чем-то тяжелым и угловатым, пробив заодно и хрупкие кости грудины, плеснув в развороченную грудь расплавленного свинца.

Строго контролируя каждое движение Влад осторожно поставил на столик полупустой стакан, опасаясь, что его хваленой выдержки не хватит и посудина полетит прямо в огромный экран, с которого щурилась на яркий свет доктор Романова, рассеянно перебирая в пальцах длинные концы шнуровки своего пижонского наруча, а следом за стаканом отправится и рыжий, ни в чем не повинный, засранец.

— Поступай, как знаешь, — задушено рыкнул герцог, изрядно перепугав собеседника и, буркнув скомканное прощание, выскочил из жилища свободного человека.

Где-то над головой обеспокоенно забарабанили в сомкнутые двери шахты лифта, требуя отозваться, если есть кто живой. Влад матерно посоветовал убираться по всем известному адресу и, тяжело поднявшись с холодного пола, кулаком оттер выступившие слезы. Боли. А вы что подумали?! После вспышки в голове было пусто, сил не хватало даже на злость. Он подумает обо всем утром. Оценит. Решит...

Двери разъехались, являя перед герцогские очи слегка встревоженного господина Лотяну, одним взглядом оценившего как взъерошенного работодателя, так и вмятины обшивки.

— Клаустрофобия, — ощерился Влад на вопросительно поднятую бровь безопасника.

Мужчина понимающе кивнул и махнул парковщику, чтоб подгонял машину. Расстроенное начальство под чутким руководством господина Лотяну покорно уселось на пассажирское сиденье, а место водителя занял сам Ром. В другое время Влад бы поспорил, но сегодня у него попросту не было сил, так что он равнодушно откинулся на сиденье и позволил отвезти себя домой и даже проводить до квартиры, что и вовсе было неслыханным и порядочно встревожило безопасника. Так что герцогу, вполне пришедшему в себя в окружении родных стен, стоило больших усилий отвязаться от столь сурового няня, на которого не действовали никакие увещевания и даже торжественные клятвы, что сиятельный герцог не будет кидаться из окна, а, как примерный мальчик, маханет стакан коньяку и ляжет спать. Не подействовало. Лекарство пришлось принимать под пристальным контролем и под контролем же плестись в спальню, по дороге пересчитав плечами косяки и стены...

Лель, как и обещал, смиренно дожидался, когда я соизволю разделаться с возложенной на меня миссией и стоило мне показаться из дверей, как выскочил из машины, приветственно махая рукой. Я ответила кивком головы не спеша бежать навстречу, обстоятельно обхлопала карманы в поисках сигарет. Прикурив, сделала глубокую затяжку и только после этого поплелась на парковку. Пустая говорильня вымотала сильнее операции на открытом сердце.

— Анна Дмитриевна, ты была неподражаема, я восхищен, — вполне серьезно заявил Рокот.

— Спасибо, Лин.

— Хотя я ни черта не понял при чем тут пятнадцать кредов, но это было сильно.

Твою мать, мой длинный язык! Ну, что, доктор — выкручивайтесь. Не озвучивать же истинный смысл сказанного!

— Лель, тебе ли не знать цену на презервативы, — криво усмехнулась я, представляя реакцию герцога, узнай тот с чем уравновесили его стоимость.

— А чего такие дорогие? — озадачился Лель, — За эти деньги можно три пачки купить!

— Элитные, — пожала я плечами, стряхивая пепел под ноги.

— Ну-ка, ну-ка!

— С подсветкой и легким виброэффектом, — тоном рыночного зазывалы проконсультировала я, доверительно понизив голос.

— Да вы шалунья, доктор, — уважительно протянул наш штатный бабник, пальцем указав на урну, в поисках которой я тщетно оглядывалась.

— Я такая, — беспомощно улыбнувшись, призналась я, разворачиваясь в указанную сторону.

— Не, ну в общем то правильно, — Лель продолжил развивать понравившуюся тему, не замечая несоответствия между сказанным и придуманным, — не заплатил — получил человека. Устала?

— Есть немного, — не стала отпираться я, да и как отопрешься, когда и менее наблюдательный собеседник мог заметить, как меня периодически потряхивает.

Лель услужливо открыл дверь машины и галантно подал руку, помогая мне усесться.

— Куда тебя отвезти? — поинтересовался он, искоса наблюдая, как я сражаюсь с заевшим ремнем безопасности.

А действительно — куда? Очень хотелось сказать 'домой', да вот только дома у доктора Романовой нет, не называть же домом побитую жизнью жестянку именуемую 'Беркут'.

— Отвези меня в отель.

— Как скажешь, — коротко кивнул он, заводя двигатель.

Вопреки договоренности, Лин сразу в отель не поехал, а не меньше часа крутился по городу, бесцельно сворачивая то на одном, то на другом перекрестке. Я без особого интереса наблюдала за проплывающими за окном улицами. В сгущающихся сумерках редкими светляками зажигалась подсветка магазинов и кафе, еще немного и по городу прокатится световая волна, окутывая помрачневшие улицы праздничным сиянием. Лель выкрутил руль, направляя машину на широкий проспект. Спустя несколько минут стали попадаться знакомые места и машина, проехав мимо парадного входа нырнула в провал подземного гаража.

Попрощавшись с Лелем поднялась в номер, с облегчением чувствуя накатывающую усталость, значит, есть шанс заснуть самой, не прибегая к успокоительным средствам в виде пары бокалов вина. На диване перед выключенным телевизором сидел Зак. Глаза мальчишки были закрыты, а голова уютно откинулась на высокую диванную спинку. Я уселась рядом с ним с удовольствием вытягивая ноги и устало прикрывая глаза.

— Про пятнадцать кредов было грубо, — заметил мальчишка.

Я неопределенно хмыкнула, не желая развивать эту тему.

— Ань... я тут думаю...

— Остановись!

— В смысле?

— Ни к чему хорошему это не приведет, — предостерегла я, — Когда ты начинаешь думать, я начинаю пугаться.

— Да иди ты! — он помолчал, но все же решился задать придуманный вопрос, — А мне бы ты сказала, что освободишь?

— Нет.

— Почему?

— Потому что сказать, что я тебя освобожу и не сказать о сроках — издевательство. А как можно сказать о сроках, если я не могу сказать, когда ты будешь к этому готов? А сказать о сроках и не освободить, потому что еще не созрел, значит обмануть.

— Сложно, — прищелкнул языком Зак, — но не подкопаешься.

Мальчишка одним движением стек на подушки, устроил голову на моих коленях, наглым котом требуя ласки. Я ухмыльнулась, но не споря почесала его за ухом.

— А когда освободила тоже прогнала бы? — он повернул голову, подставляя затылок.

— Обязательно.

— Но почему?!

— Потому что останься ты при мне, навсегда застрянешь на одном месте. Останешься моим рабом, как для себя, так и для окружающих, что гораздо страшнее — с собой ты справиться сумеешь, а людям рта не заткнешь. За спиной шептаться будут, пальцем показывать. Ты никогда не сможешь стать таким, каким должен, потому что тебя всегда будут воспринимать 'Анькиной игрушкой' или еще хуже... Ай! Ты же школу оканчивая в ней не остаешься? Вот. Выпускаясь надо уходить. Это помогает вырасти и понять, чего стоишь...

— А меня прогонишь? — Зак резко повернулся, чтоб посмотреть мне в глаза и позволив схватить себя за любопытный нос. Что я с удовольствием и проделала.

— Нет. С чего бы я должна тебя гнать? Ты не раб, ты сирота, а гнать сироту последнее дело. Ты сам уйдешь, когда придет время. Поступишь учиться, найдешь работу, жену, появятся дети. Тебя закрутят дела и твой уютный мирок, который ты для себя выстроишь. И тогда уже мне не будет там места.

— Фу! Дурная, — возмутился он, позволяя потаскать себя за нос, — куда ты от меня денешься?!

— Ты прав, — рассмеялась я, чувствуя, как возвращается хорошее настроение, — никуда!