По пути во множестве разбросаны истерзанные тела павших воинов. Некоторые особенно интересуют волшебника. Рихард пускает коня вокруг трупа, присматриваясь к нашивкам на одежде. Поверх черной туники красуется белый череп.
— Узнал кого-то? — спрашивает Ярополк, осаживая коня и оборачиваясь.
— Узнал, — мрачно буркнул Рихард, не предвещая добрую встречу старых сослуживцев, — нужно поторопиться.
В дальнейшем юноша практически не учувствует. Тяжеловооруженные всадники огибают деревушку с флангов, с гиканьем и свистом врываясь на улицы со всех сторон. Несколько и без того порядком напуганных происходящим вояк падают пронзенные стрелами. Но в основном в ход идут арканы. Кочевники по одному отлавливают разбегающихся солдат.
— Вяжите всех и тащите на площадь, — распоряжается Ярополк.
Рихард торопится спешиться, перебегая от одного пленника к другому.
— А я знал, что ты далеко пойдешь, Умник, — Гамильтона, связанного с другими наемника "Мертвой Головы", находит в центре деревушки. — Хотя я как-то иначе представлял нашу последующую встречу.
— Я тоже, — сухо роняет Рихард, дрожащий от переполнявшей ярости.
Верциния сожжена дотла. И теперь бывший ополченец папских земель понимает, за что люди Гамильтона получают столь громкое название. Закопченные, отсеченные головы ни в чем не повинных жителей насажены на колья и расставлены по всем улицам и даже крышам домов. Вороны и крысы дерутся друг с другом, терзая и без того обезображенные лики.
— Ты снова обыграл меня, малец, — Гамильтон, будто не замечает пут, связавших руки и лезвия сабель, царапающих до крови шею. Наемник смотрит на волшебника снизу вверх, открыто улыбаясь, словно и правда рад встрече с давним приятелем.
— Мы не у Лунного форта, — резко обрывает наемника юноша, — и это не игра в "Короли и Императоры"
— Ошибаешься, — все с той же улыбкой говорит Гамильтон, негромко посмеиваясь.
Чародей заносит кулак над наемником, но глядя в глаза, от чего-то опускает руку. Предводителю "Мертвой Головы" действительно все равно. На истерзанных горцев, собственных людей и даже свою, неизбежную кончину.
— Рихард! — как бы издали звучит голос ведьмы подоспевшей с остальными. — Подойди.
Воины стоят кругом у кутающейся в тряпки девушки. Очень грязная, некогда роскошные локоны спутаны и косо обрезаны. Из-за ссадин и синяков трудно узнать некогда лучшею ученицу факультета демонологии.
— Катара, — с дрожащим голосом юноша торопится к давней подруге. — Это я. Ты слышишь меня? Узнаешь?
— Никого она больше не слышит, — обреченно говорит Арегунда, поглаживая смотрящую в пустоту девушку по волосам.
— Ее изнасиловали, — обыденным голосом произносит Радегунда, как вещь осматривая бедняжку, — и, похоже, много раз.
Но, не смотря на показное безразличие, дочь ярла в бешенстве. Воительница извлекает кинжал, намереваясь добраться до портков Гамильтона.
— Нравиться слабых обижать? — нордка тычет острием меж ног. — Я тебе яйца отрежу.
Воин, хотя можно ли называть убийцу и насильника столь громким именем, молчит и смотрит отстраненно с улыбкой куда-то в сторону. Радегунда и правда собирается воплотить угрозу, но неожиданно девушку останавливает Рихард.
— Не так просто, — хрипит он, теряя над собой контроль. — Наама, помоги подготовить все для ритуала...
Академия
Управляемый магами город предоставляет особое положение не только отмеченным Даром, но и каждому горожанину. Жители Академии пусть в подавляющем большинстве не имеют титулов, образом жизни мало чем от последних отличаются. В выходные дни простолюдины вместе с акколитами и магами рука об руку ходят по многочисленным рынкам, ни в чем не зная недостатка. Обычное зрелище — щеголяющая новенькой шубкой с окантовкой из лисьего хвоста на шее, хозяюшка выбирает к обеду лучшую мясную вырезку. До блеска вымытые таверны приглашают прохожих ароматами выдержанных вин. Не будет ошибочным утверждение — Академия живет в некоем сладком, сонном забвении, проводя дни беспечно и праздно.
Когда в королевстве не хватает зерна — горожане пируют в тени садовых деревьев. Приходит чума — маги отведут беду. Любой враг, будь то оголтелая орда кочевников или уходящие порой вглубь страны норды — пройдут благоразумно мимо.
"Так что же, — думает ректор Академии Артур, глядя с вершины башни на бушующее людское море, — что могло побудить их на бунт?"
Сперва ползут слухи о недовольных. Кем — магами? Люди их благотворят и (да простит Безначальный) едва не обожествляют — в этот опиумный бред не верят. Затем на стенах обнаруживают надписи с угрозами и характерными рисунками — волшебниками на кострах. В ректорате беспокоятся, но все еще опьяненные размеренной жизнью, откладывают решение проблемы "на потом". И просчитываются. Вчера, прямо посреди бела дня, на рынке неизвестный зарезал студента. Толпа тянет тело по улицам, всячески глумясь на глазах всей Академии.
Сегодня, рано утром восставшие приходят к кварталам магов.
— Это возмутительно, — все утро декан алхимиков Хронос не отстает от Артура, действуя на нервы и напрашиваясь уже не на грубость, а на кулак, — моя аптечная лавка. И магазин парфюмерии — я год трудился над этими ароматами, мои духи покупали высшие дома во многих странах. И это не считая рыночных лотков с зельями и травами. Все уничтожено! Все! Я разорен.
Ректор потирает раскалывающиеся от мигрени виски.
— Боюсь, мэтр Хронос, — архимаг собирает остатки смирения, что бы голос звучал ровно, правда для этого приходится шептать, едва шевеля губами, — у нас проблемы несколько более широко спектра. Не могли бы вы...
От рядов войск городского гарнизона раздаются предостерегающие крики:
— Берегись!
— У них катапульта!
Раздается скрип давно не ухоженных, покрытых ржавчиной лебедок. Под восторженный вопль толпы смазанное алхимической смесью (вот куда пошли зелья Хроноса) ядро перелетает через стены учебного корпуса.
— Боже храни нас, — алхимик впервые видит подобное и, обмякший, падает на руки подоспевших стражников.
Объятый огнем камень врезается в самый высокий шпиль, прямо в куранты — гордость и краса Академии. С оглушительным звоном, серпантин разноцветного стекла разлетается над улицами. Обломки кирпича хоронят под собой крыши домов, пламя быстро охватывает кровлю.
— Где стихийники? — быстро распоряжается Артур. — Немедленно потушите пожар. И уведите мэтра Хроноса в его покои.
Хоть одной головной болью меньше — едва остающийся в сознании алхимик до сих пор мешком виснет на руках воинов.
С рассвета минует несколько часов, а толпа у железной ограды не унимает пыла и наоборот лишь пребывает в количестве. Страже не позавидуешь. Должность гарнизонных солдат всегда считается почетной и скорее церемониальной, нежели боевой. Всегда улыбчивые и вежливые, аккуратно подстриженные в пестрых одежах поверх начищенных парадных доспехов. Сейчас жидкий строй солдат, необычайно хмурых, едва сдерживает беснующихся бунтовщиков. Люди пытаются перелезть через ограду, швыряются камнями и подвернувшимся под руку мусором.
— Господин ректор, — раздается за спиной.
— Ну что там еще! — срывается таки на крик Артур. — А...это вы, Теодомер.
Декан боевой магии единственный не теряет духа перед лицом опасности. Волшебник чеканит шаг, сцепив руки за спиной, гордая осанка и взгляд не оставляют ни малейшего сомнения в твердости намерений. Теодомер предстает в облике воина, подчеркивая суть кафедры. Оставив преподавательский плащ, облачается в кожу и метал, вооружаясь мечом. Большая часть старшекурсников следует за учителем.
— Что тут делают ученики? — спрашивает ничего не понимающий Артур. — Немедленно разойдитесь по корпусам. Тут опасно.
Никто из студентов не шевелится.
— Артур, — несколько фамильярно, с вызовом заявляет боевой маг, — я и мои люди готовы к бою.
— Ты с ума сошел? — шипит ректор и, схватив декана за локоть, отводит подальше. — Хотите применить магию против людей?
Восставшие перезаряжают катапульту и с ходу пытаются повторить первый успех. К их сожалению ядро разбивается о магический щит.
— Бертрих, — произносит Теодомер, даже не глядя на выстрел.
— Что? — не понимает архимаг.
— Имя убитого студента, — так же спокойно говорит декан, вот только глаза дергаются, наливаясь кровью, а из под сжатых ладоней сочится кровь. — Хороший мальчик, очень талантливый... был. Ему едва исполнилось шестнадцать. Он был патриотом и хотел служить в армии. Можно удивляться, но это был чистый благородный порыв юноши, любящего свою страну. Считал, что сделает мир лучше, встанет на защиту слабых. Ему всадили нож в живот. Он был еще жив, когда эти неблагодарные твари, смеясь, наматывали на палку кишки.
Артур переводит взгляд с декана, на студентов. Дети. Некоторые младше убитого вчера Бертриха. Нет никого старше восемнадцати. Но решимость и кипящая ярость печатью ложится на лица. Они готовы убивать тут и сейчас.
— Теодомер, — архимаг с силой сжимает плечи мужчины, несколько раз тряхнув, — не вздумай, — и видя, что до боевого мага не доходит, понижая голос тихо шепчет, — прошу...
Ничего не ответив, волшебник подходи к парапету и некоторое время отстраненно смотрит на бунтовщиков.
— Кто-то выяснил, чего они хотят? — не оборачиваясь, говорит он.
— Нет, — отрезает Артур. — Они не предъявили ни претензий, ни требований. Я понимаю, так не бывает, но восстание будто стихийное, никем не контролируемое.
— Хочешь сказать, у них нет лидера? — впервые удивляется Теодомер.
На это ректор не отвечает. Кое-какие догадки в свете расползающихся слухов не дают архимагу покоя. И подтверждение внизу, среди толпы. Повстанцы из подручных материалов, при помощи бечевок и палок, грубо мастерят религиозные символы, размахивают, выкрикивая помесь молитв с яростными проклятиями.
"Неужели дело в этом мальчике из Луизианы", — думает ректор.
По спине колдуна проходит холодок. Он проводит рукавом мантии по лбу, смахивая влагу.
"Если из слухов о темном волшебнике хоть что-то правда нам всем конец"
Мрачные размышления главы Академии прерывает удар главного колокола городского собора. Раздается одинокий и грозный звон, будто сорванная Ангелом апокалипсиса печать. Разом замолкают повстанцы, принявшись истово, чего не обыграть, осенятся молитвенными жестами. Стражники тоже что-то чувствуют, перехватывая копья, пятясь и с опаской озираясь по сторонам. А затем кто-то в толпе затягивает песнь из богослужебного канона. Не лишенный певучести голос захватывает внимание в гробовой тишине, возбуждая души дивным наречием мертвого имперского языка.
— Смотрите, — указывает Теодомер.
Флаги. Сотни и тысячи разноцветных стягов сплошным речным потоком заливают широкие академические улицы. Гремят сапоги чеканящей шаг пехоты, цокают копытами по мостовой лошади кавалерии. В один миг посреди Академии оказывается целая армия.
— Войско королевы, — вздыхает облегченно Артур, от переизбытка чувств даже устало облокачиваясь о бойницу. — Наконец, мы спасены. Капитан! — громко зовет, не скрывая радости. — Открыть ворота!
Приказ спешно передается по инстанциям и перед марширующим войском распахиваются створки кованой калитки. Бунтовщики и не помышляют более о неповиновении. Среди толпы царит неестественное в свете еще недавней агрессии смирение. Люди падают на колени перед проходящими воинами, подхватывая молитвенное пение и протягивая руки в попытке дотронуться до плащей.
Артур чуть не бегом первый торопится встретить у ограды освободителей.
— Тебе не кажется, — перепрыгивая через ступени, боевой маг поспевает следом, — что как-то слишком быстро королева Хильда собрала эту армию?
— Ее высочество была нашей ученицей, — отмахивается запыхавшийся ректор, — и ее забота о Академии вполне объяснима. Так что...
Закончить мысль старый волшебник не успевает — через широкие ворота проезжают первые ряды войска. Блестят золотом гербы, перекрещивая на папской тиаре меч и ключ.
— Орден храма святого Себастьяна, — узнает Артур, совершенно сбитый с толку и ничего не понимающий.
— Храмовники, — цедит сквозь зубы Теодомер. — Папскя армия. Что они тут делают?
Вслед за первым духовно-рыцарским орденом следуют другие. Черные одежды с белеющими на груди и плечах мечами. Меченосцы все как один принявшие монашеский постриг, искушенные в тайнах священной магии. Как на параде марширует папская стража, набранная из отборнейших солдат — даже алебарды, покоящиеся на плечах колышутся как единое целое. Проходят с песней рыцари ордена Крови Безначального — ярко красные плащи церковников, будто спустившимся с небес нерукотворным огнем заливают улицу.
Ну и конечно — белое бельмо припорошенных дорожной пылью, посеревших паладинов. Чистюли в кое то веки соизволили испачкаться в обоих смыслах. Пересечь границу соседа и друга с оружием — от такого не отмыться.
Не счесть растянувшихся через весь город колон спешно мобилизованной пехоты. Рука об руку с простыми солдатами идут монахи и священники. Поднимают головы долго остававшиеся в тени благородные дома Папских земель, откликаясь на зов святого престола. Но если бы это было все. Парят в небе десятки грифонов, вынырнув из облаков и сделав круг почета, едва не касаясь брюхами шпилей главного учебного корпуса. Никогда еще, даже во времена Пограничной войны, паписты не выставляли столь грозную силу.
— Да тут вся сила папского престола, — ректор беспомощно, как ребенок наблюдает за шествием чужой армии.
— Черт бы тебя побрал! — не унимается за спиной декан боевых волшебников. — Неужели ты забыл о гордости? Это же наша земля, наша Академия, страна, в конечном счете. Делайте же что-то!
— Если вы, мэтр, не уйметесь, — официальным тоном говорит Артур, поправляя съехавшую на бок мантию и разглаживая бороду, — я посажу вас под замок. Я глава городского совета и ректор. И я сам решу, что делать.
Надев маску хозяина, Артур с важным видом выходит навстречу паладинам. Среди многих быстро ловит надменный взгляд предводителя.
— Гроссмейстер де Обри, — волшебник отвешивает церемониальный поклон, — как глава Академии я протестую против вашего военного вмешательства.
Паладин останавливает коня и некоторое время молча изучает заводящего тираду чародея. Совершенно спокойно, без лишних слов и дерганья, вынимает ногу из стремени. А затем от души, до хрустнувшей кости, расквашивает ректору нос.
— Артур! — завалившегося старика, прижимающего обильно кровоточащий, явно сломанный нос едва успевает подхватить Теодоберт.
Взгляд боевого мага говорит сам за себя. Неизвестно, что думает рыцарь, но бесцветное лицо не выражает никаких эмоций. Гнев далеко не слабого колдуна нисколько церковника не заботит.
— Не надо, — хлюпает неразборчиво Артур. — Не усугубляй, прошу.
Теодомер смотрит на рыцаря и наверняка представляет, как бледные волосы покроет красная мантия собственной крови святоши. Маг до скрежета от обиды стискивает зубы. Ректор прав, завяжи драку и резни не миновать.
Гилберт и Альфонсо, следующие в числе прочих, чуть отстают. Старый монах до сих пор слишком слаб для лошадиного седла. Но даже долгий путь в крытой от солнца повозке изнуряет инквизитора. Альфонсо откидывается на козлы сильно потея и дыша через раз. Лишь выдавливает улыбку при обеспокоенных взглядах юноши.
