'Да ... окуеть !!!', -думал я, продвигаясь через Южную сторону Севастополя почти к самой передовой. Я видел заброшенные деревни, сёла, разрушающиеся заводы и конечно кинохронику, фотографии разрушенных городов во время войны. Но, то фотографии, а тут явь. Всё, что было ближе к позициям было, разбито, сожжено, разрушено, обстрелами, сильно или частично. Я увидел ещё одну картину из серии под названием 'Война'. Грустная картина. Но, в данный момент она была она была наполнена радостью, я даже сказал восторгом.
На передовую меня адмиралы и генералы не пустили. Можно сказать, костьми готовы были лечь. Но, не пустить меня на укрепления и окопы. Хотя все мы были в кирасах и касках. Сильно спорить я с ними не стал. Потом опять от всех выслушивать нотации, закамуфлированные в заботу о моей персоне. Поэтому объезжал я позиции на удалении от передовой, останавливался, и выслушивал доклады начальников, командиров, линий, бастионов, батарей.
Смотря на этих офицеров, героев обороны Севастополя. А героями были все, кто пробыл хотя бы месяц на линии укреплений. Я увидел ещё больше разницу между столичными, паркетными, штабными, гарнизонными офицерами и ими, севастопольцами. Другие лица, выражения глаз, речь, движения. Вот они, боевые офицеры! Настоящий костяк армии! 'Да, армию надо чистить. Начинать сейчас. Не был в действующей армии? Даже рапорта не подавал для этого? При этом ты здоров и не старый. Всё на выход. С минимальным соцпакетом', -такие мысли возникли у меня в ходе поездки по Севастополю. Кстати, со всех небедных можно будет спросить, как он во время войны помогал Отечеству, царю. Составить опросник, и всех, у кого доход более тысячи рублей в год прогнать через фильтр. Не взирая на титулы, звания и заслуги. И дать конечно возможность исправить недоразумение.
Не знаю, как было до моего приезда, но, я сам видел, что работа по улучшению укреплений шла. Сделали и продолжали делать блиндажи, сам в них заходил. Траншеи к передовой открытые и крытые, так же вдоль укреплений. Перекрывали пороховые склады. Увидел даже местную бетономешалку. Рама на упорах, два вала с ручкой, бочка с раствором. И несколько солдат или матросов поздоровее в качестве привода. Мешали и заливали сразу на месте. Понятно, что не железобетон, но, всяко лучше, камней с землёй. Оборудовали закрытые позиции для мортир и осадных единорогов. Их делали на поворотных платформах. Таким образом несколько батарей перекрывали всю линию оборону, позволяли сосредотачивать огонь в нужном направлении, не двигая сами орудия. Тем более намеривались активно применять эксцентрики, а они должны были бить дальше и точнее. Сравниться по количеству тяжёлых мортир с союзниками, наверно не получиться, но, увеличить их число у нас необходимо, причём ощутимо. В первую очередь для противника. Снижать эффективность обстрелов ответным огнём необходимо. По ближе к морю в безопасных местах располагались медсанбаты, места для ночевки, отдыха, бани, постирочные, мастерские по мелочи.
Так я и провёл первый день на Южной стороне, объезжая линию обороны. Которая из-за этого весь день стояла на ушах, и гремела 'ура' в мою честь. Встречи с известными людьми в будущем, и нужными для будущего я распределил на последующие дни. А встретился и поговорить было с кем, и о чём.
Он участвовал в русско-турецкой войне 1828-1829, а после неё преподавал фортификацию в различных военно-учебных заведениях, принимая участие в строительстве крепостей. Был автором капитальных трудов по фортификации. Его "Фортификация" была переведена почти на все европейские языки, в том числе на шведский, датский и даже испанский, и принята как руководство во многих военных школах Запада, в том числе и в Сен-Сире. Президент Французской республики, будущий Наполеон III, в 1852 г. прислал в подарок Николаю I книгу Теляковского на французском языке. Очевидно, это было одной из причин производства А. З. Теляковского в генерал-майоры. Человека оценили в Европе , а он в полковниках всё ходит.
Его идеи, которые он излагал в своих работах, отличались от принятого классического изложения курса фортификации тем, что в них предлагается рассматривать фортификационные системы во взаимосвязи с тактикой и стратегией. Теоретическими положениями Теляковского были: связь фортификации с военной тактикой и стратегией, действиями артиллерии, необходимость сочетания укреплений с местностью и потребностями войск, разработка новых типов оборонительных сооружений, необходимость разделения инженерных работ по очереди исполнения и многие другое. То есть точно и делалось теперь в Севастополе и будет делаться в Керчи, Еникале, Кинбурне, Очакове.
Поэтому Теляковский вместе с офицерами, военными инженерами, был по моему приказу изъят из Главного штаба и процесса преподавания фортификации в военных училищах, и отправлен в Севастополь. Так ему будет чему поучиться у своего ученика, Тотлебена, затем генерала Теляковского, прошедшего курсы повышения квалификации и практику, ждала Керчь. А после войны он переработает полученный опыт и русская армия обретёт самую современную теорию и практику, по фортификации как долговременной, так и полевой. Что для будущих войн важней. А вот делиться с мировым сообществом полученными кровью и потом, знаниями, более не будем. Хотя они парни не промах, сейчас под Севастополем занимаются тем же. Приобретают знания и опыт. Прям методика взаимного обучения и проверки знаний. Только проверяющие с обеих сторон очень строгие для обучающихся попались.
В Севастополе я провёл двенадцать дней, проводя большую часть времени на Южной стороне. Но, не передовую меня так и не пустили. Когда начиналась какая либо мало-мальская активность со стороны противника, охрана без лишних слов практически брала меня на руки, и уводила в безопасное место, к мосту или причалам где стоял по парами сразу два портовых парохода. В городе я наблюдал за жизнью гарнизона, войск, города, работами. Где считал нужным вмешивался и требовал с целью сделать ещё лучше, чем было. Делали. В основном по линии снабжения, медицины и быта.
Войска гарнизона, население Севастополя за эти дни приободрились, стали чувствовать себя уверенней. Это отмечали и сообщали мне Нахимов, Тотлебен. Ну, отчасти я для этого прибыл в Севастополь, чтоб показать, что Россия с ним. И он сейчас главный город в России, а, они его защитники и жители.
Каждый день я встречался помимо командования, с офицерами гарнизона, солдатами, матросами, жителями, медперсоналом. Разговаривал, спрашивал, отвечал на вопросы, заходил в землянки, блиндажи, медсанбаты, пробовал еду. Раза два с охраной поучаствовал в транспортировки орудий к месту установки. Мужики то мы здоровые. Охрана у меня была вся ростом за метр восемьдесят, подковы гнули. Надо отметить, что, унтера и солдаты старались при моей персоне, матом выражаться меньше. Бледнели и с опаской смотрели на офицеров, и меня, когда, так сказать всё-таки у них вылетали выражения. Были у меня встречи запланированные и нет, с людьми, которых я знал заочно.
В первый же день мне попался, Михаи́л Григо́рьевич Черня́ев,капитан. По прибытию в Крым с 4-м корпусом сразу стал участником Инкерманской битвы, во время которой отличился своими действиями, личной храбростью и решительностью. За это сражение Черняев был награжден орденом Святого Владимира четвертой степени. Затем находился на Малаховом кургане под командованием генерала Хрулева.
Я смотрел на него, и думал, то ли это Черняев ? 'Ташкентский лев'. Который в 1865 году по собственному почину взял Ташкент. Хотели под суд отдать, но, потом наградили. Победитель же. В 1875 году, по официальной версии добровольцем уехал в Сербию, и несколько месяцев командовал сербской армией. Судя по уже имеющемуся послужному списку это был он. То самый Черняев. И он был мне нужен. Живой. В той войне он выжил, а, как сложиться в этой неизвестно.
-Михаил Григорьевич, я, не могу заставить вас уйти с передовой. Но, прошу вас быть предельно осторожным ... храбрецом. Обещайте мне. Такие офицеры, как вы, России очень будут нужны для будущих дел, -сказал я ему. Сам Черняев и окружающие конечно удивились, моему вниманию, пусть и не совсем обычному, но, всё же просто капитану. Нахимовым моя просьба была тоже услышана и понята, на мой взгляд он слегка кивнул.
-Буду стараться уцелеть, Ваше императорское величество! — ответил мне будущий покоритель Средней Азии. А Ташкент он снова будет брать, чтоб не всё менять в истории, если это возможно. Только сделает это раньше, чем в той истории. Помнил я и о Кауфмане, наверно скорее всего фон Кауфмане. Первом генерал-губернаторе Туркестана и командующим войсками Туркестанского военного округа. Он толковый был военный и администратор. Так, что и теперь, его подготовим для дел азиатских, и вновь туда же отправим. Как и пока ещё наверно даже не полковника Ломакина. А вот этого будущего генерала, и усмирителя гордых туркмен, Михаила Дмитриевича Скобелева уже нашли по моему распоряжению. Ему было сейчас всего одиннадцать лет. Ровесник цесаревича Николая, оба сентябрьские. Как кстати и я ... в той жизни. Девы мы всё втроём. Скобелев по отцу из семьи военных, пока на домашнем обучении. Наверно определю его в класс где будет Николай учиться. А далее конечно путь дорога в военное училище. На Кавказ и Туркестан он наверно здесь уже не успеет, а вот с поляками в бою встретиться. В США наверно рано будет его посылать.
Была у меня встреча и разговор с Пётром Ма́рковичем Ко́шкой, квартирмейстером линейного корабля 'Ягудиил', одним из самых известных героев обороны Севастополя из рядового состава гарнизона. На моё время моего появления в Севастополе за его плечами уже было дюжина вылазок охотником, с отрядами, в группе и одиночку. Кроме него я помнил с рисунка, ещё Афанасия Елисеева, и Заику, как оказалось Федора и Аксентия. По имени запомнил, а фамилия у него оказалась Рыбаков.
По моему приказу отданному ещё в феврале их нашли, ещё других охотников, которые в вылазках показали самые лучшие результаты в плане уничтожения живой силы противника, его материальной части и по захвату пленных. Вот такие бойцы получили приказ подобрать себе по десять человек каждый, ловких, сильных, смелых, сообразительных, находчивых и обучить их всем своим премудростям. То есть создать прообраз диверсионно-разведывательных группы (ДРГ). Команды пластунов Черноморского казачьего войска были в Севастополе с сентября 1854 года. В боях они понесли немалые потери, поэтому их пополнили земляками. Охотники и пластуны давали друг другу мастер-классы, появился конечно соревновательный момент. Как в обучении, так и в результатах вылазок. ДРГ нацелили на разведку, вылазки в группе, секреты, дозоры. Застрельщиков и снайперов выделили отдельно. В снайпера так же брали всех, кто ими уже был и мог стать. Умел выбирать позицию, скрытно ждать, попадать в цель с первого раза, и продолжать быть незамеченным для противника. Настреляли они уже немало, заставив противника днём вжиматься и зарываться в землю. Даже произошло уже несколько снайперских дуэлей. Счёт был пока в нашу пользу. Плюс ко всему ДРГ начали обучать минному делу. В их группы включать минёров. Чтоб ставить мины там, где их не ждёт противник, и как можно ближе к его позициям. Так же обучали азам военной топографии. И надо честно сказать, я намекнул Барятинскому ещё в письмах, что надо поощрять взятие в плен. Негласный прейскурант был таков: рубль за рядового, два за капрала или унтера и пять за офицера. Серебром. Всё, что принесёт с собой с выхода охотник, его, кроме винтовки. За неё давали двадцать пять копеек. Тоже аргентумом. И как докладывал Нахимов пленных стало больше. Что ж бойцам прибыток, командирам сведения о противнике. Хотя несли, чаще всего конечно винтовки. Судьба их хозяев была скорее всего трагична для их родных.
Мы стояли смотрели друг на друга. Я, в теле императора Александра Второго и Пётр Кошка. Он стоял, как и полагается во фрунт, ел меня глаза и имел вид лихой. Роста был среднего, но,тело имел поджарое, видно, что сильное и ловкое. Смотрел на меня с озорным любопытством в глазах, но, без вызова. Было видно, что он из породы молодцов, лихих, шаристых бойцов. Смотрел я на него, и видел, что он не Кошка, а скорее ... ягуар. Было это в его взгляде. Интересно сколько от душ уже упокоил и сколько ещё возьмёт жизней? Сам и со своей группой. А ведь как я помнил он сможет после войны вернуться к нормальной мирной жизни, семья у него будет. И без всяких психологов. Да, другое время, другие люди.
— Скажи, Пётр, в пользу пошла вам, охотниками, новая амуниция? -спросил я, когда была команда вольно.
-Так точно Ваше императорское величество!, — ответил он.
— Что именно?, — спросил я. Тут он немного замялся.
-Ты, и вы, -обратился я к самым опытным охотникам и пластунам, которые тоже были здесь.
-Должны, рассказать, что в амуниции хорошо, что плохо. Нам ещё воевать неизвестно сколько. Надо для себя удобно сделать и для других. Поэтому мне расскажите, потом моим офицерам. Ясно?
-Так, точно Ваше императорское величество !!!, -рявкнул в ответ взвод самых лучших солдат в русской армии по своему профилю. После это мы сели на скамьи, и Пётр Кошка и другие ответили на мой вопрос.
Пришлась им по вкусу конечно воздушка, их просили побольше, ручной арбалет, финка, нож типа стилета, метательные ножи. Хвалили маскхалаты, точнее комбинезоны или штаны и куртку, ременно-плечевую систему, разгрузки, легкий броник, перчатки, защиту колен и локтей, медицинский пакет, бандану. Балаклаву почему-то нет.
-А так вы делаете для скрытности? — спросил я.
Бойцы на меня с вопросительно посмотрели. Мол: 'Как?'
-Так. Принесите как сажу, -распорядился я.
— Вот так, квартирмейстер, Петр Кошка. Подойди ко мне, -сказал я, и начал мазать лицо замершего матроса сажей. Он стоял спиной к остальным, и все с интересом наблюдали за моими движениями. Когда Кошка повернулся, народ стал смеяться.
-Ты, Петруша, теперь не, Кошка, а скорее тигра, — удачно пошутил Афанасий Елисеев. Я, офицеры, бойцы уже захохотали. Матрос, сообразив, как он сейчас выглядит, тоже рассмеялся. Нынешние мои спецы, дргшники, это шаблон с раскраской лица в то, моё время, оценили. А Кошку в Севастополе стали шутя назвать 'Тигрой', и шутить, раз царь к нему руку приложил, то он теперь рукоприложённый, персона теперь важная и даже приближённая к моей особе.
На Кошку, Елисеева, Заику, Рыбакова, пластунов, и тех, кого они подготовят и они пройдут войну у меня был свой резон. К ним добавят таких же 'кавказцев', и будут они готовить уже армейский спецназ, в направлении ДРГ и спецопераций, как для передовой, так и в тылу противника. Так, что ждут их после войны учёба, экзамены, повышение и дальнейшая служба. А также приятный сюрприз от императора для их родни.
Ещё одного человека я отметил и приблизил к себе. Дашу Севастопольскую. Кого если не её. Ведь она олицетворение служения родине.
Молодая девушка, всего восемнадцать лет, как моей дочки в том будущем времени. Не зная её фамилии, долгое время её называли Дашей Севастопольской. Её настоящие имя и в самом деле была Дарья, отчество, Лавре́нтьевна и фамилия, Миха́йлова. Родилась она в селе Ключищи возле Казани в семье матроса 10-го ластового экипажа Лаврентия Михайлова. В 1853 году её отец погиб во время Синопского сражения. В Севастополь она пришла с армейский обозом с Альмы. В городе в числе первых среди 'севастопольских патриоток' — жен, сестёр, дочерей участников обороны, оказывала помощь раненым и больным защитникам Севастополя. На свои средства она оборудовала первый походный перевязочный пункт. У неё в повозке нашлось белье для перевязки, уксус, вино было роздано для подкрепления ослабевших. С тех пор она почти постоянно находилась на Южной стороне, помогала выносить раненых, оказывала им первую помощью, ухаживала за за ними. Её бескорыстное служение людям с риском для себя было отмечено ещё Николаем Первым, золотой медалью с надписью 'За усердие' на Владимирской ленте для ношения на груди. Сверх того, ей было даровано пятьсот рублей серебром и заявлено, что 'по выходу её в замужество [Государь] пожалует ещё 1 000 рублей серебром на обзаведение'. Кстати, золотой медалью 'За усердие' награждались лишь имеющие три серебряные медали. Приказ о награждении во исполнение воли Его Величества был объявлен по всему Черноморскому флоту.
