Императорскую коронацию провели 8 ноября, в день моего юбилея. Прошла она в Успенском соборе в основном также, как когда-то на царствование, только с большей торжественностью, в присутствии многочисленных гостей — своих и зарубежных. Но было в ней особое отличие — впервые в истории русского государства короновали не только меня, но и супругу, Оленьку. Такое решение далось не просто, многие, среди них и мои ближайшие соратники, не сразу приняли мои резоны — зачем это нужно. Несмотря на принятые мною меры с наделением женщин большими правами, немало государственных мужей все еще считали их недостойными серьезного внимания и уважения. Правда, кое-какие подвижки произошли — Государственная дума и сменивший ее Сенат приняли законы о защите достоинства и свободы женщин, а местные власти следили за их исполнением.

Запретили выдавать замуж девушек по принуждению родителей — на венчании священнослужители обязательно спрашивали молодых, по взаимному ли согласию заключают семейный союз. Также под страхом наказания не допускалось избивать и унижать женщин, держать их под замком. Новые порядки в народе вводились трудно, не раз суды карали нарушителей, продолжавших вести дикий Домострой. Но все же за многие годы они постепенно привились, стали среди большинства семей нормой. Теперь я предпринял новый шаг, собственным примером дал понять всем — женщина заслуживает равного отношения. Неуважение к ней приму как оскорбление своему достоинству. После немалых убеждений и разъяснений, а иногда и давлением своего авторитета мне удалось переломить реакцию высших государственных и церковных чинов к нововведению.

Процедуру коронации и помазания вел патриарх Иоасаф. После совершения литургии Владыка прочел малую ектению, взывая ко мне как пастырю народа своего, помазал грудь елеем, а после возложил короны на меня и Оленьку. Их изготовили кремлевские ювелиры по моему эскизу, украсили крупными бриллиантами и другими ценными каменьями из царской сокровищницы. Следом Головин от имени Сената вручил мне другие регалии императора — державу, скипетр и золотую цепь. Я выступил с ответной речью, поклялся крепить и оборонять страну, радеть о народе своем и православной вере. Молвила свое слово и Оленька, дрожа от волнения, но не сбиваясь, прочла молитву "Символ веры". В завершении церемонии соборный хор исполнил гимн "Боже, храни царя" — его мы, в отличии от герба и флага, не стали менять, оставили как прежде.

Все время, пока в соборе шло освящение власти над огромной страной, старался не показывать обуревавшие меня чувства. Происходило событие, венчающее четверть вековые труды на благо отчизны. Многое за эти годы пришлось пережить — Смуту, раздирающую страну, нашествия иноземных ворогов, противодействие не желающего терять свою власть и привилегий боярства, закостеневшие устои, которые тяжким грузом давили на нас в проводимых реформах. А потом долгие войны, по сути идущие до сих пор. Но мы все преодолели, сумели поднять страну из глубокой разрухи до всемирного признания великой державой. И сейчас, когда Россия стала империей, внушающей страх врагам и надежды друзьям, с гордостью признаю — я сделал все, что должен был перед своей совестью и народом.

После коронации продолжили торжество пиром в Грановитой палате. Рядом со мной по левую руку восседала на троне Оленька, все еще переживающая свою коронованную ипостась. Справа расположились наследник и другие взрослые дети, вместе с ними Сашенька. Начал застольную речь я, высказал приветствия гостям, после в нескольких словах выразил значимость для страны прошедшего действа. Завершил выступление, как и подобает на таком празднестве, пожеланиями присутствующим доброго здоровья и приятного пирования с наказом — всем есть, пить и веселиться на радость себе и людям. Устроители пира постарались на славу — стол ломился от изысканных угощений и вин, гостей развлекали званные артисты с цирковыми и танцевальными номерами, певцы услаждали слух песнями и балладами. А после начали бал, который открыли мы с Оленькой.

Пировали три дня, на второй и третий добавил интереса гостям награждением и новыми назначениями в честь столь важного события. Дополнил и внес поправки в табель о рангах по имперскому статусу, ввел новые ордена и другие награды за служебные и воинские достижения. На пиру и чествовали лучших мужей, ставшими первыми кавалерами высоких званий. Наградил не только действующих чиновников, офицеров и высших должностных лиц, но и тех, кто четверть века назад начинал со мной великие преобразования. Трогательно было наблюдать за постаревшими соратниками, ушедшими в отставку и сейчас прибывшими по моему приглашению на празднество. Вручал им ордена, обнимал, а они, расчувствовавшись, едва не плакали, бормоча слова благодарности.

После торжеств занялся переустройством государственных служб и новыми проектами, давно назревшими и оставленными на будущее из-за военных хлопот и других срочных нужд последних лет. Они касались многих сторон в жизни государства и людей — от вооружения до земельных отношений и семейных вопросов. Особое внимание уделил социальному пакету, как выразились бы потомки — введению минимальной пенсии и домов призрения для стариков и инвалидов, бесплатной медицинской помощи, пенсионов для студентов и еще многое другое. Отслужившим ветеранам, а также инвалидам, получившим увечья в боевых действиях, установил дополнительные бенефиции — бесплатное наделение земельным участком, льготные ссуды, освобождение от податей. Страна богатела, в казне хватало средств для заботы о нуждающихся и поощрения народа, заслужившего честным трудов и ратным подвигом достойного содержания.

Серьезные преобразования наметил в армии и флоте, исходя из предпосылки перехода на мирное время. Поставил задачу существенного их сокращения, но при том не снижая боеспособности. Разумным путем ее достижения видел повышение выучки регулярных частей, вооружение новейшим оружием и техникой. Особую надежду возлагал на пулеметы и самозарядные винтовки, разработку которых начали вновь созданные оружейные институты и конструкторские бюро. Приступили к проектированию первого танка, самоходного артиллерийского тягача для тяжелых орудий. Задумок и планов с боевой техникой и оружием у меня хватало с лихвой, дал задание пока на первостепенные проекты. Как справятся с ними — дойдет очередь и к другим. Много предложений поступало от инженеров и рабочих как по совершенствованию имеющихся средств, так и созданию совершенно новых.

С такими Кулибиными я встречался не раз, когда навещал оружейные заводы и бюро. Выслушивал внимательно их проекты, зачастую нереальные вроде вечного двигателя, сапогов-скороходов или шапки-невидимки. Но находились интересные конструктивные решения, которые я поддерживал, давая указания проработать и испытать их. Одно из них меня особо привлекло — многоствольный пистолет с общим ударным механизмом. Предложил автору изобретения — совсем еще молодому инженеру, только недавно закончившему промышленную академию, — поменять принцип действия его детища: ствол оставить один, сделать же вращающийся магазин с ячейками для патронов. У меня уже был вариант создания револьвера наподобие знаменитого нагана, но оставил его на будущее. Коль юный конструктор с примечательной фамилией — Токарев, загорелся таким оружием, то пусть работает с ним.

Во флоте реальную перспективу представляли пароходы — два опытных образца этой осенью вышли на ходовые испытания в море. Для них переоборудовали корветы — убрали всю парусную оснастку, установили двигатели от паровоза и приводной винт, бак с мазутом, для защиты от пожара и дополнительной герметичности обшили моторный отсек металлическим листом. По сведениям, поступившим из Риги, первые испытания дали обнадеживающие результаты. По скорости пароходы почти не уступали парусным аналогам даже при попутном ветре — в форсированном режиме достигли около десяти узлов, в маневренности и вовсе превзошли. Конечно, выявились какие-то неполадки и конструктивные недоработки, но они не оказались непреодолимыми. Многое исправили в ходе проб, устранение других потребовало более существенной переделки в заводских условиях. Перед самым ледоставом суда поставили в доки судостроительного завода на доработку, весной снова выйдут в море.

Постепенно рождался железнодорожный транспорт. Год назад на паровозостроительном заводе в Коломне приступили к производству локомотивов, другие предприятия освоили выпуск вагонов, рельс, шпал, путевого оборудования. Уже проложили ветки на Урале и в Тюменской губернии от месторождений к перерабатывающим и машиностроительным заводам. Начали прокладку магистралей — от Москвы к Риге, западным губерниям и вдоль Сибирского тракта на восток. Летом этого года на пробном запуске первого построенного участка от столицы до Твери самолично проехал пару перегонов в составе из локомотива и двух пассажирских вагонов. Скорость по меркам моей прошлой жизни представлялась весьма скромной — сорок верст в час на прямом пути, но для нынешнего времени стала ошеломляющей. Люди сбегались к железной дороге, громко кричали и махали руками, а машинист в ответ гудел паровым свистком.

Вся страна, как тот поезд, стремительно шла вперед к лучшей жизни, когда весной 1637 года пришла беда и не одна — сыпной тиф, а за ней и засуха, охватившие западные и центральные губернии. Эпидемия зародилась в считающей себя цивилизованной, но вконец завшивевшей Европе. За считанные недели распространилась почти по всем ее странам, обошла стороной только скандинавские, унося многочисленные жертвы в десятки и сотни тысяч человек. Набрав силу и размах, дошла и до наших границ. При первых вестях о страшном недуге срочно сформировали эпидемиологическую службу, придали ей в помощь воинские части, мобилизовали медицинский персонал. В приграничной зоне от Балтики до Черного моря спешно открыли сотни карантинных лагерей, пропускные пункты с санитарными кордонами.

Приготовления носили характер боевой операции — потери от эпидемии могли быть сопоставимы с фронтовыми. Я и все руководство страны делали все возможное для снижения ее тяжести, спасения жизни и здоровья людей. Ожидали массового перехода на нашу землю бегущих от страшной заразы населения из сопредельных и дальних стран. На совете Чрезвычайного штаба под моим ведением приняли ряд мер для приема вынужденных гостей. Закрывать границу и силой перекрывать доступ отчаявшимся беженцам не стали. Но и бесконтрольного перемещения возможных переносчиков заразы тоже не могли допустить. Учли опыт борьбы с прежней эпидемией десятилетней давности, дополнили новыми мерами по дезинфекции и санитарной обработке предполагаемого контингента.

Снабдили весь медицинский и обслуживающий персонал лагерей и пропускных пунктов защитными средствами, подготовленными в войсках для химической защиты. Передали запасы медикаментов, разработанных нашими учеными медиками и химиками за последние годы — простейших антибиотиков на основе грибной плесени, противовоспалительных препаратов, анестетиков и анальгетиков из эфира и новокаина. Часть из них — аналоги того же аспирина или пенициллина, — только проходили клинические испытания, до широкого применения еще не дошли, но весь имеющийся резерв отдали на лечение пораженных тифом. Так же из новых средств в арсенале врачей появились ртутный градусник, стетоскоп, хирургические инструменты и принадлежности — от скальпеля до катетера, стерильные перевязочные средства.

В западных губерниях ввели особый санитарный режим, предписали местным органам проведение среди населения профилактических мер — поддержание чистоты, правил личной и общественной гигиены, подворный обход и медицинский осмотр всех жителей. Для сбора и утилизации отходов с подворий и предприятий организовали специальную коммунальную службу. Учредили штат санитарных инспекторов, наделили их весьма широкими полномочиями — от наложения штрафов на нерадивых хозяев до объявления на подконтрольной территории карантина с соответствующим ограничением перемещения людей и грузов. Подобные меры вводились впервые, принимались в чрезвычайном порядке из-за приближающейся эпидемии. Но со временем они должны стать нормой по всей стране, такое задание я дал своим помощникам, повторяя уже известную всем истину: чистота — залог здоровья, барьер для инфекционных заболеваний и эпидемий.

Реальный наплыв беженцев превзошел ожидаемое. С середины мая карантинные лагеря не успевали принимать всех, прошедших через пропускные пункты — каждый день на нашу сторону прибывали десятки тысяч человек. Уже некуда стало размещать вынужденных гостей, все бараки и палатки оказались забиты до отказа. Люди спали под открытым небом, благо еще, что весна оказалась жаркой, без дождей. Не хватало врачей, медикаментов, а самое худшее — не успевали проводить дезинфекцию, зараза вырвалась из-под контроля. То в одном, то в другом лагере начинался мор среди прибывших, от них заражались врачи и санитары. В панике люди бежали через заграждения, унося эпидемию в глубь страны. Страх перед невидимой смертью гнал их через колючую проволоку и рвы, бросал под огонь воинских частей, блокировавших лагеря. Кому-то удавалось прорываться сквозь цепи солдат — не у каждого поднималась рука стрелять по обезумевшей толпе, бегущей прямо на них.

Чрезвычайный штаб и его службы на местах предприняли экстренные меры — ограничили прием беженцев, спешно организовывали новые лагеря, мобилизовали дополнительно медицинский персонал, привлекли всех, кто хоть немного имел представление о первой помощи больным. Объявили полный карантин в губерниях и уездах, где эпидемия распространилась среди местного населения. Запретили всякое передвижение за пределы поселений, на всех дорогах поставили воинские посты и санитарные кордоны. Им дали право насильно задерживать бегущих из родных краев вплоть до применения оружия, отправлять в карантинные пункты, открывшиеся в каждой волости и уезде. В течении месяца всеми принятыми усилиями удалось обуздать эпидемию, распространившуюся по западным и части центральных губерний, заражение и смерть от тифа пошли на спад.

До конца июля страшный недуг унес по стране более двадцати тысяч жизней — никогда за мое правление не было столь губительных последствий мора. Правда, на две трети они пришлись на беженцев из чужих краев, но все же размеры потерь для нас стали слишком большими. Пусть они оказались намного меньше, чем в других странах, откуда пришла беда, но не снимал ответственности за допущенные жертвы ни с себя, ни со своих помощников. Не все мы предусмотрели, принятые нами меры оказались недостаточными, чтобы свести последствия к минимально возможным. Уже после завершения противоэпидемической компании провел совещание в Кремле с высшим руководством страны и губернаторами. Вместе разобрали свои ошибки и упущения, еще раз проработали комплекс необходимых действий и планов на будущее. Стало почти закономерностью, что примерно каждые десять лет в Европе происходят подобные эпидемии, прежде всего по причине полной антисанитарии, как с нынешней — переносимой вшами.

Но нет худа без добра — приток людей из-за рубежа многократно превысил убыль от мора. Часть из них после отмены карантина решила вернуться обратно, но большая попросилась остаться у нас. Не отказали им, но предупредили о соблюдении наших порядков и законов, а затем отправили на осваиваемые земли. Помогли ссудами на обзаведение хозяйством, на местах выделили земельные участки, так что создали новоявленным переселенцам вполне приемлемые условия для врастания в новую жизнь. Не все гладко сложилось с ними, нередко происходили конфликты и недоразумения с местными жителями и властями, но с годами притерлись и обвыкли. А с теми, кто не смог или не захотел жить по нашим правилам, решали без сожаления — вот бог, вот порог, насильно не держим. Тех же, кто преступил закон, отправляли на принудительные работы в рудники, строительство дорог и каналов.