Около десятка колечек Торик забраковал с ходу, туманно разъяснив, что они слишком мало весят, а Кармина отвергла еще пяток, поражаясь их вульгарности.
Одурев от вида сотни практически одинаковых золотых колец, Аткас украдкой стал оглядываться вокруг.
Подняв глаза, он увидел позади хозяина, непрерывно жужжавшего насчет изумительности своего товара, постамент из дорогого красного дерева, на котором покоилась бархатная подушечка.
— Скажите, пожалуйста, уважаемый, что это у вас там такое? — полюбопытствовал Аткас, прерывая хозяина на полуслове.
Тот встрепенулся, пронзительно посмотрел на юношу, затем перевел взгляд на Кармину... Видимо, осмотр его удовлетворил, потому что он повернулся, снял подушечку с постамента и бережно положил ее перед посетителями.
Кармина ахнула, Торик восхищенно прицокнул языком, а Аткас молча уставился на самый красивый из когда-либо виденных им браслетов.
Прежде всего, в глаза бросалась удивительная форма. Два тела, одно из серебра, другое из золота, переплелись в нескромном объятии. Чтобы замкнуть браслет, неведомому ювелиру пришлось удлинить руки, ноги и торсы до неправдоподобия, но эта деформация отнюдь не была уродливой, напротив, тела смотрелись естественно. Каждый изгиб, каждая черточка были сделаны с необычайным тщанием, приглядевшись, можно было увидеть каждый ноготок на крошечных пальцах.
В глазах золотого мужчины сверкали изумруды, у серебряной женщины на лице мягко излучали загадочный свет рубины.
— Необыкновенно! Это просто чудо! — восхитилась Кармина и потянулась к украшению, намереваясь примерить его на руку, но хозяин торопливо накрыл браслет ладонью.
— Не продается, нет! И трогайте осторожно! Эта вещица слишком дорога мне, да. Бережнее, госпожа, прошу вас!
Хозяин медленно убрал руку от своего сокровища. Кармина осторожно взяла браслет, но надеть его не рискнула, просто стала вертеть в руках. На Аткаса хозяин кидал столь убийственные взгляды, что юноша понял: приближаться к Кармине не стоит. Торик тоже склонился над браслетом, с вожделением разглядывая вещицу.
— Ой, смотрите, тут клеймо придворного ювелира! — вдруг воскликнула Кармина, указывая пальцем на внутреннюю сторону браслета.
На выгнутой серебряной спине и впрямь шла тонкая гравировка нескольких рун, обрамленных стилизованным подсолнухом.
— Ювелир Наместника? — не поняв, переспросил Аткас. — Там что-то написано?
— Какого Наместника, балда! — снисходительно улыбнулась Кармина. — Тут изображен подсолнух, а это — часть герба самого Сариуса Дэктера, короля Твердикана.
Торик пальцем провел по серебряной спине:
— Странные руны. Что они означают?
— Понятия не имею, — пожал плечами хозяин. — Думаю, оберегающие знаки. Уже много зим этот браслет — талисман моего дела. Он мне приносит удачу в делах.
— Вы его приобрели в столице? — с живейшим любопытством спросила Кармина.
— Нет, что вы, госпожа. Я в Силвердале никогда не бывал, да и что мне там делать? Эту лавку мне в наследство оставил отец, и нужды уезжать из Вусэнта я не вижу. А браслет и еще несколько дорогих вещичек мне продал давным-давно один из местных рыцарей. Должно быть, наделал долгов и принялся распродавать фамильные драгоценности. Хотя внешне был очень милым, пристойным молодым человеком, и имя у него было хорошее, Эруланд. Или нет? Да я уж и не упомню, ведь сколько лет прошло!
— Быть может, Экроланд? — уточнила Кармина, удивленно переглядываясь с Аткасом. — Экроланд Гурд?
— Чего не помню, того не помню, — насупился хозяин. — Говорю же, двадцать лет прошло.
Убрав браслет обратно на постамент, он обернулся к ним с натянутой улыбкой:
— Так вы уже выбрали кольцо?
Покупку пришлось делать наспех, поскольку хозяин видимо тяготился излишне любопытными посетителями. Выбранное колечко было скромным, но изящным, а крохотный сапфир в нем Аткас специально выбрал под цвет глаз Цилы.
Когда они провожали Кармину до особняка Улинов, она, возбужденно сверкая глазами, заявила:
— Слушай, Аткас, а ведь Эри приехал в Вусэнт ровно двадцать лет назад! Как ты думаешь, это был он?
Аткас замялся с ответом, но Кармина самозабвенно продолжала болтать, в подробностях вспоминая вид браслета, сплетничая о странном хозяине и подшучивая над Ториком.
Стоило Кармине скрыться за тяжелыми дверями, Торик повернулся к Аткасу и спросил:
— Помнишь, я рассказывал про таверну, где было изображение твоего хозяина? И награда за его голову назначалась немыслимая?
— Что-то такое припоминаю, — нахмурился Аткас. Он долго обдумывал те слова Торика и, в конце концов, пришел к выводу, что его друг ошибся, в таверне речь шла совсем не о Гурде.
— А я вот о чем подумал, — понижая голос, сказал Торик. — Твой Экроланд того... Свистнул королевские бирюльки и был таков.
— Да ты что! — воскликнул Аткас, тряся головой. Как такая абсурдная идея могла прийти Торику в голову? — Сэр Эри совсем не из тех, кто способен что-то стащить, понял? Он благородный!
Торик насмешливо прищурился, так, что его глаза совсем потонули в валиках жира, и его лицо стало напоминать рыхлый лик луны:
— Да ну? Извини, дружочек, но я думаю, что Экроланд не зря, ох не зря выбрал себе в оруженосцы такого скользкого типчика, как ты. Может, он грабитель высокого полета и ему нужен ученик, а?
Аткас открывал и закрывал рот, словно рыба, волной выброшенная на берег. Мало того, что Торик обозвал его "скользким типчиком", так еще и посмел предположить, что сэр Экроланд...
— Кстати, а откуда у твоего хозяина деньги? — Нанес смертельный удар Торик.
— Как всякий рыцарь, — неуверенно заговорил Аткас, — он зарабатывает их в походах...
Тут же перед его глазами встали Медовые Лужайки. Огромные владения, протянувшиеся на несколько миль, с озерами, лесом, деревнями и лугами. Откуда это все? Да, рыцари отнюдь не бедствуют, но и в роскоши не купаются.
В крайнем смятении Аткас быстро распрощался с Ториком, попросив его передать Циле колечко и деньги.
Он шел к конюшне, где оставил Солемну, а в голове у него вертелся чудный браслет от королевского ювелира и множество вопросов, на которые не было ответов.
Глава 12
Приход весны в Вусэнт сопровождался громадными лужами прямо посреди улиц, окраины залепила непролазная грязь, а в каждой канаве плескались десятки черных, взъерошенных птиц, прилетевших из неведомых краев, где в самые лютые зимы с деревьев не облетает зеленая листва. Горожане к этим обстоятельствам относились с похвальным спокойствием, стараясь замечать только хорошее: нежные, сочные цвета вокруг, теплоту солнечных лучей, льющихся с неба, махонькие росточки травы, пробивающейся повсюду...
Но то и дело среди людей стремительно, словно смерч, зарождались и неслись тревожные слухи: штормы на море еще не утихли; кто знает, когда смогут зайти в порт корабли с зерном из дальних южных земель? Казна Наместника, поговаривали, опустела. Пока еще он покупает еду у купцов в долг, но их терпение не бесконечно, и как бы сильно они не радели за собственный город, тяга к золоту может оказаться сильнее. О том, что будет тогда, решались заикаться немногие.
Оскудел поток крестьян на Вусэнтовский рынок. Быстро уразумев, что если где и остались съестные припасы, то уж точно не в городе с тысячами прожорливых глоток, крестьяне предпочли запастись терпением и попробовать пережить самые тяжелые недели у себя в деревнях. Там, глядишь, пойдет ранняя зелень, — из нее самое милое дело варить супы, да и скоту она придется по душе: молоденькая, сладенькая. Полегче будет. Только жадностью деревенских жителей можно объяснить то, что некоторые все же приезжали и с малой корзиной картошки или репы вставали в ряд на рынке. "Денег у них будет, конечно, много, — рассуждали некоторые крестьяне, поглаживая бороду. — Но сами-то что кушать будут? А ну как придут заморозки? Да и варвары эти... Нет, даже если сейчас за горсть муки горсть серебра отвешивают, отдавать последнее не стоит".
У стражника на восточных городских воротах от скуки челюсть сводило зевотой. Его друзья сидели себе в караулке, резались в кости да попивали прохладное винцо, на вкус отвратительное ровно настолько, насколько была мала его цена. За все утро ворота миновало едва ли с десяток людей и вдвое меньше повозок. Стражник уже всерьез было задумался, а не бросить ли ему пост на произвол судьбы да рвануть к товарищам в караулку, как в воротах появилось двое конных рыцарей.
Стражник многое повидал на своем веку, да сие и немудрено, коли живешь в большом порту на пересечении стольких дорог и трактов, но вот столь удивительную пару видел впервые. Стараясь сохранять на лице невозмутимое выражение, он кидал на них внимательные взгляды и дивился про себя.
Большой конь со шкурой в рыжину едва не прогибался под тяжестью седока, настоящего гиганта. Из-за спины у него торчала рукоять здоровенного молота, а стоило заглянуть рыцарю в бешеные синие глаза, сверкавшие ярко-ярко на фоне смуглой кожи, и сомнений не оставалось: в любой момент он может пустить молот в дело. По необычному для этих краев оружию, медным волосам и цвету глаз стражник опознал во всаднике выходца из Выжженных равнин — земель, располагающихся на юго-востоке Твердикана, и присвистнул про себя: последний раз он видел степняка лет пять назад.
Но стоило стражнику перевести любопытный взор на спутника гиганта, как он и вовсе чуть не раскрыл в изумлении рот, а рукой сотворил еле заметный охранный жест.
На лице второго всадника мерцала серебряная полумаска без прорезей для глаз. На серебре выделялись выпуклые руны, окруженные затейливой вязью узоров.
"Рыцарь-то слеп! — жалостливо подумал стражник. — И где беднягу эдак угораздило? Как он чует, куда править, загадка, право слово".
Разумеется, никаких препятствий он им чинить не стал, хотя и разглядел, что на их доспехах нет изображения красного клинка, а знаки на попонах ему совершенно незнакомы. Но как можно не пускать рыцарей Талуса, рассудил он, будь они даже из иного ордена?
Рыцари тем временем ехали, не торопясь, по главной улице Вусэнта и негромко беседовали.
— Девушки здесь просто на славу, так бы и съел, — заметил басовитым голосом гигант, глуповато улыбаясь стайке женщин, по виду — приличных замужних дам.
— Замолчи, Син, — коротко ответил слепой рыцарь.
Гигант покорно замолк, но не перестал крутить головой по сторонам, с любопытством озираясь.
— Похоже, слухи о войне — не пустая брехня, Тьего, — заметил он наконец.
Слепой рыцарь медленно повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую, с силой втянул тонкими ноздрями воздух и, слегка кивнув своим мыслям, повелительно обратился к другу:
— Какие ты видишь признаки?
— Вон там во дворе какой-то старик, по виду — сущая развалина, точит меч, — начал старательно перечислять гигант, накинув поводья на сгиб руки и загибая пальцы. — Да и мечу этому место в музее, удивительно, как он под точильным кругом не разваливается в прах. Еще впереди нас дорогу пересек отряд солдат, а идут они не в склад не в лад — явные новобранцы. На лицах, впрочем, радость, видно, никогда не воевали. Ну а как бабы за некоторыми заборами ревут, ты и сам можешь слышать.
Этих доказательств слепому рыцарю показалось мало. Над маской лоб у него собрался морщинами, он отрывисто бросил:
— Как знать, может, и обойдется. В любом случае, нас это касаться не должно. Упрямец Наместник еще пожалеет о своем решении, и не раз. Кстати, что это такое на площади впереди? Сияет, даже мне видно. Уж не дворец ли?
Миновав последние дома на улице, принадлежавшие знати и богачам, рыцари въехали на площадь и одновременно склонили головы при виде Храма Талуса. Гигант искоса глянул на спутника, в который раз удивляясь, как тот может безошибочно отличить твердыню света от прочих зданий.
— Нет, ты ошибаешься. Там не дворец, — наконец ответил он, любуясь золотистым сиянием, которое могло бы поспорить с солнечным светом. — Это тот самый Холл, о котором донеслись слухи аж до Силвердаля и дальше. И, скажу я тебе, он действительно стоит каждого доброго слова, которое о нем было сказано. И недоброго, впрочем, тоже. Для захолустного ордена он слишком шикарен, вот что.
— Орден Красного Клинка не таков, — возразил слепой рыцарь, привычным движением поправляя маску. — Я, в отличии от тебя, слушал все, что говорили на постоялых дворах.
— Прислушиваться к словам простолюдинов! — фыркнул гигант.
— А там говорили, — продолжал Тьего, словно не замечая обидных слов, — что орден за каких-нибудь десять-двадцать лет сумел выжечь всех последователей Темного на много миль вокруг. И хотя на деньги, на которые был возведен этот Холл, можно купить полгорода, я считаю, что Наместник построил его совсем не зря. Каждый, кто увидит этот Холл, преисполнится в душе уважением и к ордену.
— Да уж, могу себе представить, какие здесь налоги. Чтобы содержать такой огромный город в красоте да порядке, нужна целая армия архитекторов, строителей, чиновников, уборщиков, наконец... А местные жители совсем не выглядят так, словно на них давит непомерное бремя налогов.
— Шахты в Вишневых горах, Син, — терпеливо, как маленькому, объяснил Тьего. — Вот где пополняется казна Вусэнта. Думаю, и порт приносит определенный, и весьма немалый доход. Но знаешь, может, в Силвердале и не так чисто на улицах, но уж голодная смерть, слава Талусу и Его Величеству, никому не грозит, как и нашествие варваров.
— Ну ладно, — нетерпеливо отозвался гигант, жалея, что ввязался в спор, — налоги, не налоги, но дворец тоже ничего так себе. Его построили, чтобы народ преисполнялся уважением к Наместникам, не иначе. Готов спорить, что внутри там и бассейны, и фонтаны, и гарем...
— Син!
— Ну... Возможно, не гарем, но жена-то у Наместника имеется?
— Нет, он не женат. Кстати, у него на воспитании находится очень интересная девушка, Ирада. Ее бабка была сестрой Дэктера, а Наместнику она приходится племянницей. Улавливаешь, откуда ветер дует?
Гигант не успел ответить: они уже приблизились к воротам в парк, окружающий дворец Наместника. Тут случилась небольшая заминка. На страже стояли двое безусых юношей, которые принялись изучать бумаги рыцарей с необычайным тщанием.
Случайно выглянувший капитан пришел в ужас и, принося тысячу извинений, взялся их проводить. Бумаги он у стражников отобрал и с легким поклоном отдал. Уже внутри дворца он признался, багровея от смущения:
— Вы уж простите их, ребята читать не умеют, вот и проявляют рвение не там, где надо. Виданное ли это дело — задерживать королевских паладинов!
И неловко хихикнул.
* * *
Запыхавшись, в кабинет Наместника вбежал его личный слуга и, проглатывая от волнения слоги и целые слова, выпалил на одном дыхании:
— Ваша светлость! Прибыли! Паладины здесь!
Наместник, сидевший, как обычно, над кипой бумаг, поднял глаза. В них какое-то мгновение еще плескались столбики цифр, но через секунду его взор стал чист, в нем отразилось глубочайшее удовлетворение и легкая тревога. Подумав еще секунду, он приказал:
