Юноша едва удержался от вскрика и поторопился ответить, хотя язык ему не подчинялся:
— Она была такой... Такой красивой... Я таких и не видел никогда! И она звала меня, просто-таки кричала, чтобы я подошел и схватил ее, понимаете? Устоять было невозможно... Мне очень жаль, что так вышло. Я больше никогда так не буду, честное слово!
— Ваше Величество! — перебил Сегрик. — Клянусь, нам плевать на мальчишку. Делайте с ним что хотите, но дайте, пожалуйста, ответ на просьбу Наместника...
— Мне дела нет ни до Наместника, ни до его вшивого городишки, — рявкнул царь. Встав, Толлирен обвел всех суровым взглядом, словно решая, кого казнить, чтоб другим неповадно было.
Аткас машинально отметил, что он говорит о Вусэнте точь-в-точь как простые гномы из таверны.
— Я сам решу, что мне делать, без ваших указок, сэр Теллер! Или вы полагаете, что ваши бумажки заставят меня плясать под дудку Наместника? Ну уж нет. При все моем уважении к Эри, я не дам вам ни единого гнома латать вусэнтовские стены! Я понятно изъясняюсь, сэр Теллер? Вы, люди, слишком досаждаете мне! Не успел один из вас войти в мой город, как сразу чуть было не украл одну из наших главных реликвий! Скажите спасибо Эри, что я не казнил вас всех...
Сегрик отошел на два шага назад и склонил голову, однако Аткас расслышал, как заскрипели зубы.
— Ваше Величество! — с мольбой обратился к царю Экроланд, и когда тот милостиво кивнул, продолжал, — Аткас не мог уйти в тень, да к тому же в храме Мондара! Его Силы не хватит на это, уж поверьте мне! Я прошу, чтобы вы посмотрели на него волшебным зрением. Он не может и яблока стащить с рынка!
— Я посмотрел на него, Эри, — тяжело ответил царь. — Думаю, он искусно перед тобой притворялся. Мне очень жаль, но его казнят.
Рыцарь посмотрел на Аткаса, и его дыхание прервалось. От юноши исходила аура такой Силы, что было странно, как он до сих пор не предпринял попытки сбежать. Экроланд был готов дать голову на отсечение, что с такой Силой ему бы это удалось, ведь в арсенале у воров так много всяких заклинаний!
Тер, спутник Тенефора, стремительно взмыл вверх и восхищенно облетел вокруг Аткаса. Экроланд поймал укоризненный взгляд царя и вовремя вспомнил, что гномы ненавидят драконов и считают их исконными врагами. Он мысленно призвал ящерку к себе на плечо. Она нехотя подчинилась.
— Я съел аслатиновой крошки, — едва слышно сказал Аткас, но чудом царь его услышал.
— Повтори-ка, что ты сказал?!
— Я съел аслатиновой крошки, — более уверенно и громко повторил Аткас. — Когда Галдрин зашел к себе домой за плащами, я остался на улице. Ко мне подошел гном и продал... э-э-э... шарик этой самой крошки.
В разговор вступил советник царя, гном в расшитой золотыми нитями куртке. Он вначале поклонился царю, и только затем обратился к Аткасу:
— Возможно, ты сумеешь припомнить внешность этого гнома, мальчик?
"Ну конечно, этому трехсотлетнему гному я и впрямь кажусь сопляком", — раздосадовано подумал Аткас, но сейчас было не время обижаться, поэтому он сосредоточился и стал вспоминать.
— Полоска на брови... Кажется, порез или даже шрам, но не очень давний — сказал он наконец, когда молчание слишком затянулось.
— Лицо! — громко воскликнул Сегрик. На него все обернулись, но он с жаром продолжил, — не вы ли мне сказали, что Прикс был ранен в лицо?
— Да, на Приксе и впрямь должна быть отметина или шрам, возможно, даже на брови, — рассудительно заметил советник. — Но знаете ли вы, у скольких гномов есть подобные?
— Мы точно знаем, что еще час назад гном, похожий на Прикса, торговал аслатиновой крошкой прямо здесь, в подгорном городе, — подвел итог царь. — Пусть запрут все входы и выходы. Послать стражников прочесывать таверны на улице, где живет Галдрин, — возможно, Прикс веселится в одной из них. Найдите и приведите его сюда!
Тут же зал опустел. По крайней мере четверть гномов разбежались выполнять царский приказ, остальные сгрудились вокруг Аткаса и любопытствовали, не болит ли у него живот и может ли он показать что-нибудь эдакое, волшебное. Юноша, слишком испуганный, чтобы отвечать, только мотал головой.
Царь расслабленно откинулся на спинку трона и сложил ладони на белом ремне:
— Прикс... Это полностью меняет дело. Эй, вы, там, отойдите от него! Суд, как-никак, продолжается. Значит, Аткас, ты не вор и не последователь Секлара, а только обладаешь начатками умений?
— Не знаю, — соврал Аткас, стараясь не смотреть на Экроланда. Он знал, что рыцарь его не выдаст, ну а Сегрик, к счастью, не знал об эпизоде на рыночной площади Стипота. — Я ни разу ничего такого за собой не замечал...
Толлирен важно кивнул и продолжил:
— В подгорном городе запрещена аслатиновая крошка. Думаю, все же не твоя вина, что ты ее съел. Хотя, погоди-ка. Ты знал, что случится, если ты ее съешь?
— Нет, — вновь соврал Аткас. Только бы Слэм промолчал! Следопыт его не подвел, как стоял, так и стоит, только улыбка играет на губах.
Следующий вопрос царь задать не успел: в тронный зал вошли стражники, за собой волочившие гнома в темном плаще.
Аткас вскочил, не обращая внимания на угрожающий рык гнома позади стула:
— Это он! Точно он!
Ответом ему был взгляд, полный ненависти, со стороны пленного гнома. Выглядел он не слишком хорошо. Плащ в нескольких местах оказался порван, а из носа на пышные усы текла кровь.
— Это и есть Прикс, Ваше величество, — угодливо доложил стражник, самодовольно поправляя воротник кожаной куртки. — Необыкновенная удача сопутствовала нам в поимке этого негодяя. Думаю, не побеги он прочь при нашем появлении на улице, мы и внимания бы на него не обратили. Вот что мы нашли при нем.
Стражник подошел ближе и расшнуровал завязки небольшого мешочка. Советник царя подставил ладонь, и на нее сверкающим дождем посыпались мелкие камушки.
— Аслатин, — благоговейно зашептались в толпе.
— И еще вот это! — добавил стражник, присовокупляя к горсти камней с десяток черных шариков, похожих на бусинки.
Стоявшие рядом гномы невольно сделали шаг назад, а советник чуть не отдернул руку, на его лице появилось выражение ужаса, словно ему в руки всунули ядовитую змею.
— Аслатиновая крошка, Ваше величество! — несчастным голосом проговорил он, тыкая пальцем себе в ладонь. — Никаких сомнений нет.
Толлирен доверился мнению советника и кивнул стражникам.
Лицо Прикса, искаженное ужасом, отразилось ему навстречу в начищенном до зеркального блеска полу, когда его грубо швырнули к ногам царя. Шрам над бровью потемнел от прилившей крови. Гном заскулил и попытался отползти назад, но ближайший стражник грубо пнул его ногой, так что он еще дальше проехал по скользкому полу вперед, чуть не уткнувшись головой в изящные белые ботинки Толлирена.
— Предатель! — загремел царский голос, многократно отраженный стенами. — Безумец, посмевший красть у нас аслатин и продавать его кому? Людям! Отродьям тени! Не жди пощады, мерзкий отщепенец... Ты будешь казнен сегодня же, сейчас же!
Среди столпившихся придворных поднялся переполох, когда, грубо отпихивая окружающих локтями, вперед пробился Сегрик с искаженным лицом. Он пытался держать себя в руках, однако его голос дрожал от ярости:
— Ваше величество! В данный момент я говорю от имени Наместника Вусэнта. Он поручил мне привезти Прикса в город, дабы свершить над ним правосудие. Уверен, решение Наместника будет таким же, как и ваше. Позвольте мне увезти этого гнома с собой, и он будет казнен!
Толлирен нехотя отвернул лицо от Прикса и сквозь зубы бросил:
— Мы сами творим правосудие над преступниками... Едва ли нам нужна для этого помощь Наместника. Сэр Теллер, мы казним Прикса здесь и сейчас.
— Нет! Невозможно! — попытался было возразить Сегрик, но дюжие стражники поспешили оттащить его вглубь толпы, так что негодующие возгласы рыцаря потонули в общем шуме.
— Мастер топора, прошу вас, — негромко молвил царь.
Возле дверей толпа загомонила, стала расходиться в две стороны, очищая проход неторопливо идущему гному, вооруженному простой, безо всяких узоров и украшений, секирой. Лицо гнома скрывала тень черного капюшона, и лишь белоснежные потоки бороды струились вниз по скромному черному камзолу с единственной серебряной нитью по обшлагу рукавов.
Раздался придушенный визг. Катаясь по полу, верещал от ужаса Прикс, но никто и бровью не повел. Аткас с дрожью подумал, что сам мог быть на его месте. Горячая волна благодарности затопила его изнутри, благодарности к Экроланду и Слэму, — за то, что они не выдали его царю.
Позади мастера топора семенили двое совсем юных гномов, у которых вместо солидных бород торчали во все стороны смешные кустики. Один с важностью тащил круглую деревянную колоду, второй сосредоточено нес небольшой мешок, стараясь не глядеть по сторонам.
Толлирен подал знак. Придворные и прочие гномы быстро расступились, увлекая за собой людей. На очистившийся круг вступил мастер топора со своими помощниками. Деревянную колоду установили посредине, а юный гном расстелил вокруг тряпки.
Вопль, громче всех предыдущих, захлебнулся у Прикса в груди, когда стражники поволокли его к колоде. Мастер топора равнодушно стоял поодаль, терпеливо ожидая, когда преступника расположат удобным для него образом.
Аткас сглотнул и почувствовал, как волоски на руках становятся дыбом. Он и желал бы отвернуться, но какое-то мерзкое любопытство заставляло его пошире распахнуть глаза, чтобы не пропустить ни единой детали казни.
Меньше чем через минуту все было кончено. В самый последний момент Аткас все-таки зажмурился, но громкий чмокающий звук, раздавшийся, когда голова отделилась от тела, еще долго стоял у него в ушах. Помощники мастера топора деловито убрались, вымыли пол, а стражники унесли тело прочь.
Казалось, в зале ничего такого и не произошло, разве только пол, где стояла колода, блестел чуть больше обычного, да лица присутствующих слегка побледнели.
— Вам придется ответить за это! — кричал откуда-то сзади Сегрик, совсем потерявший голову; по счастью, царь его не слышал или же делал вид, что не слышит. Стражники вытолкали разбушевавшегося рыцаря из зала и плотно закрыли за ним дверь.
— Аткас... Что же мне с тобой делать? — спросил себе под нос царь. Он поколебался, но затем принял решение, — я освобождаю Аткаса, но предупреждаю, что отныне ему запрещен вход в подземное царство.
Царевна подбежала к отцу и вжалась головой ему в грудь. Толлирен рассеянно пропускал между пальцев прядки волос любимой дочурки и казался расслабленным и спокойным. Задумчиво глядя на Экроланда, он медленно сказал:
— Я еще раз благодарю вас за спасение моей Тсеи. А Наместнику передай, что в Твердикане горы слишком высоки, чтобы он смел мне угрожать. Пусть ищет других строителей, хотя, между нами говоря, те хлипкие стены и за год не поправить.
Экроланд приложил руку к доспеху у сердца и низко-низко склонился:
— Спасибо, Толлирен, за твою доброту, которую ты проявил к Аткасу.
Царь усмехнулся:
— Может, Эри, он и хороший оруженосец, но я бы на твоем месте не слишком на него полагался. Кажется, он и вправду трус, да к тому же у него ветер в голове.
— Я знаю, — просто сказал рыцарь, — прощай. Надеюсь, мы еще свидимся.
Когда они выходили из зала, царь негромко сказал им вслед:
— Да, еще, Эри. Спасибо за Трогина...
* * *
Сегрика в тот день они так и не видели. Он предпочел забрать коня и уехать в Вусэнт, даже не попрощавшись. Видимо, боялся в ярости натворить глупостей.
После блужданий по подземным лабиринтам Аткасу казалось, что его словно выпустили из тюрьмы, настолько здорово было вновь увидеть небо, солнце и облака, клубившиеся белым туманом где-то под ногами.
— Ну, брат, — ухмыльнулся Слэм, идя рядом, — сегодня ты врал чаще, чем дышал!
— Простите, мастер Слэм, но я совсем не хотел умирать, — огрызнулся Аткас, — мне совершенно не хотелось ничего красть, просто гномы напичкали меня этим своим порошком, и я...
— Ага, — расхохотался Слэм. — Насильно небось кормили?
Надувшись, Аткас замолчал. Он испытывал сильное облегчение оттого, что их больше ничего не держит в подгорном городе. Он совершенно не жалел, что отныне ему закрыт доступ под землю. Откровенно говоря, он радовался этому.
Его хозяин тоже проявил себя самым достойным образом. Ни слова упрека Аткас от него не услышал, хотя был достоин изрядного количества пинков и оплеух. Экроланд, словно жалея его, сам вызвался забрать коней из платной конюшни и сейчас шел к ним, ведя всех троих за собой.
— Ума не приложу, как сказать Наместнику о словах Толлирена, — сказал Экроланд, подходя к ним.
— Ха! Об этом стоит побеспокоиться в последнюю очередь. Вон как Сегрик удрал отсюда — только пыль столбом стояла. Он, небось, не упустит случая доложить своему разлюбезному Наместнику в подробностях, как все было, — воскликнул Слэм. — Так что не тревожься и выкинь из башки дурные мысли. Вообще-то говоря, я думаю, что на самом деле голова у тебя болит совсем по другому поводу.
— Да ну? Это по какому же?
— Ну как же? А королевские паладины, которые прибудут в Вусэнт со дня на день? Я бы уже от страха умер, будь я в таком же положении!
— И верно, не Наместник заботит меня прежде всего, — признал Экроланд, устраиваясь удобнее в седле. — Но и о королевских паладинах я тревожусь мало. Меня беспокоит только судьба Вила. Март на исходе... Скоро варвары предпримут решительные действия.
Слэм примолк. Потом он резко вскинул голову:
— Но что будет с городом? Для них взять Вусэнт, что раз плюнуть!
— Не торопись, Слэм, — ответил Экроланд, — не торопись.
Тер, спутник Тенефора, раскинул крылышки и наклонил голову к глазу рыцаря, словно стремясь его подбодрить. Экроланд мысленно почесал ему надбровные дуги, и Тер блаженно прижался к его щеке. "Хорошо иметь друга, который всегда рядом с тобой", — подумал рыцарь.
* * *
У Престона была своя, удивительная жизнь. В тайне ото всех, когда заканчивались поручения, дворецкий спешил в свою комнатку, выбирался оттуда с футляром в руках и чуть ли не бегом бежал за пределы Медовых Лужаек, на весенние луга.
Там он распаковывал футляр и доставал оттуда сачок, прижимные стеклышки (купленные за целое состояние у одного алхимика из Вусэнта) и прочие хитрые штучки. Потом он проводил немало времени, веселясь, как ребенок, в прыжках и пируэтах за непоседливыми и пугливыми бабочками.
Но охотиться за крылатыми созданиями отнюдь не было главным в этом безобидном увлечении. Самый захватывающий этап начинался уже потом, когда Престон возвращался домой с уловом, стряхивал с высоких сапог пыльцу и с замиранием сердца сортировал бабочек. Подмогой ему служила книжища в переплете красной кожи, написанная известным по всему Твердикану ученым, философом и священником Теодором Камеником. Фолиант был озаглавлен так: "О тварях бессловесных учение, в совокупности с подробнейшим описанием и иллюстрациями трех цветов". Разумеется, Престона не интересовали ни домашние животные, ни дикие; не листал он страниц, посвященных жабам, ящерицам и прочим гадам; даже в какой-то мере родственные его любимым созданиям стрекозы, мушки и жуки ничуть не трогали его сердце; только те жалкие сорок страниц, что были посвящены бабочкам, занимали его воображение.
