— Спасибо, Николай Сергеевич, — поблагодарил Косыгин. — Ждём вашу программу. Когда будете готовы, сообщите Владимиру Владимировичу, мы её рассмотрим. Теперь выслушаем вас, Мстислав Всеволодович.
— Исследованием новых технологий в области полупроводниковой техники и микроэлектроники по предложенной белорусами программе занято тридцать два научных учреждения, — сказал Келдыш. — В основном это академические институты, но есть и несколько отраслевых и специальные конструкторские бюро. Хочу поблагодарить Совет министров за большую и своевременную помощь в приобретении необходимого оборудования. Проведена очень большая работа, но на выходе только две темы, по остальным предстоит работать два-три года, а потом начнём внедрять в производство. Отдача будет очень большой, но не раньше чем через пять лет. Приходится решать очень много сложных вопросов. Но без этого этапа нечего даже и думать подходить к изучению и реализации второго пакета научно-технической информации. Пока мы не испытываем необходимости в дополнительном финансировании, вполне достаточно отпущенных средств.
— А если ускорить? — спросил Суслов.
— Если начнём подгонять учёных, получим на выходе сырой материал, — ответил Келдыш. — Это потом аукнется в производстве. Там всё цепляется одно за другое. Я сам хотел бы быстрее получить многие виды изделий, но, этого нельзя сделать, пока не отработана технология.
— Спасибо, Мстислав Всеволодович, — сказал Косыгин. — Давайте выслушаем Владимира Фёдоровича.
— В нашем министерстве рассмотрели те мероприятия, которые были отданы на экспертизу, — сказал Жигалин. — Большинство из них не по нашему профилю, но специалисты дали свою оценку. Реализация предложенных планов приведёт к экономии миллионов тонн металла, в основном чугуна и стали, и к снижению металлоёмкости изделий во многих отраслях производства. Но пока это только лозунги. Не существует оборудования для производства нужных материалов, в первую очередь высококачественных пластмасс. Необходимо заняться исследованиями свойств заявленных материалов и разработкой технологических процессов их получения. Мы рекомендовали институты соответствующего профиля. Часть работ можно провести в плане ОКР специализированных КБ Минхимпрома.
— Хорошо, передайте докладную записку секретарю. Всё, товарищи, на этом закончим.
Все, кроме Суслова и Косыгина, покинули комнату совещаний.
— Что будем делать с Чехословакией? — спросил Суслов. — В Политбюро мнения разделились.
— А что думает Леонид Ильич? — спросил Косыгин. — На последнем заседании он не высказал своё мнение, только слушал других. Вы обсуждали с ним этот вопрос?
— Он пока не определился, — ответил Суслов. — В Министерстве иностранных дел считают, что Дубчека и его окружение не удастся контролировать. В международном отделе ЦК очень скептически относятся к тому, что Новотный под нашим давлением оставит свои посты. Пономарёв считает, что у нас мало возможностей влиять на оппозицию.
— Значит, силовой вариант? — спросил Косыгин. — Реформы отставляем?
— Ему легко предлагать, — раздражённо сказал Суслов. — Контролируемые реформы! А как мы будем их контролировать? Через Гусака? Так ведь он был лояльным под прицелом наших танков. Хватит ли одной угрозы? И потом там надо убирать человек двадцать. Техническая возможность есть, но на такой падёж в рядах оппозиции не отреагирует только идиот, как бы это ни маскировалось под естественные причины!
— А если ввести танки не в шестьдесят восьмом, а сейчас? — предложил Косыгин. — Поговорить с Дзуром, он поддержит. Да и Новотный не должен сильно возражать. Оправдания можно придумать, а наличие наших сил должно остудить горячие головы. А если кого не остудит, можно будет ими заняться. А Новотного будем менять. Вот кем, нужно подумать, возможно, и не Гусаком. Надо посоветоваться с чехословацкими товарищами. Пусть Пономарёв пошлёт туда кого-нибудь из тех, кто курирует Чехословакию. Время ещё есть, хоть и немного.
Глава 15
Среда, седьмого декабря, была особым днём. Люся сдавала последний экзамен за девятый класс, и этим экзаменом была история. Я обратился к директору с просьбой, чтобы экзамен принимала не завуч, а другая учительница, которая тоже вела этот предмет, но получил отказ.
— Как бы Надежда Семёновна не относилась к Черзаровой, она не станет специально занижать оценку, — сказал он мне, — а ты хочешь, чтобы я выразил ей недоверие. Вы уйдёте, а мне с ней работать. Единственное, что могу сделать, — это присутствовать на экзамене.
Люся уехала в школу, и сейчас я ждал её возвращения. Меня по-прежнему по утрам возили на борьбу, но уже к половине первого был дома, обедал и садился писать. Два часа уходили на работу с документами, которые хранились в сейфе, потом давал себе отдых и садился дописывать книгу. Когда мне привезли документы, у куратора поселили двух крепких парней. У всех в наших семьях, кроме Ольги, взяли подписку о неразглашении любых сведений, касающихся меня и проекта в целом. Со времени последнего визита к Брежневу не было ни одной консультации, да и Леонид Ильич тоже не вызывал. Наверное, для работы хватало тех записей, в которых я давал подробные комментарии к событиям. За ними раз в два дня приезжала Белова. За прошедшие две недели мы так никуда и не выбрались отдохнуть. Люся, не разгибая спины, сидела за учебниками, да и у меня было много работы. Один раз пригласил её пройтись по улице. Дул небольшой ветер, а с неба густо сыпался крупный, пушистый снег. Я люблю такую погоду, поэтому решил погулять и сначала позвонил подруге, а потом — куратору. Сам он с нами не пошёл, а послал одного из парней. Этот тип пристроился в трёх метрах за нами и получилась не прогулка, а конвоирование. Вернувшись домой, подумал, что вопрос с охраной нужно решить как-то иначе, а пока придётся обойтись без прогулок.
Я посмотрел на часы и начал одеваться. Вот-вот должна была приехать подруга, и я хотел встретить её на улице. Сильного мороза не было, только градусов пять, да и ветер стих, поэтому с удовольствием стоял у подъезда и дышал свежим воздухом. Ожидание затянулось, и я уже начал волноваться, когда с улицы во двор въехала знакомая "Волга". Машина остановилась возле подъезда, и из неё вышла уставшая, но довольная Люся.
— Всё! — объявила она, отдавая мне портфель. — Я уже десятиклассница. По истории пять, и больше не нужно никуда ездить. Сказали, что документы будут через две недели, а заявление на экстернат по десятому классу напишу после каникул.
— Молодец! — сказал я. — Дома поцелую, сейчас слишком много свидетелей. Пошли быстрее, а то я уже давно жду и немного замёрз.
Я помахал рукой Сергею с Виктором, и мы зашли в подъезд.
— Я не виновата в задержке, — начала оправдываться Люся. — Это Надежда прицепилась. Я рассказала без ошибок, а она начала задавать дополнительные вопросы. Стерва она и есть стерва! Хорошо, что на экзамене присутствовал директор, а то она точно снизила бы оценку. Ему пришлось вмешаться.
— Чёрт с ней, — непочтительно отозвался я о завуче. — Чем думаешь заняться, свободная женщина?
— Если ты намекаешь на то, что я должна опять сесть за учебники, то объявляю забастовку! Даёшь развлечения!
— Хочешь в цирк?
— И в цирк хочу, и в театр, и в кино! Согласна даже на музей, только бы не сидеть в комнате! Сколько можно? Разве мы с тобой не заслужили? Заходи в квартиру, не обсуждать же это на лестничной площадке.
— Отдохнём, — согласился я, — а потом займёмся делом. Не бойся, заниматься с учебниками начнёшь после каникул. Мне Брежнев кое-что подсказал, и я думаю воспользоваться его предложением.
— И что он предложил?
— Больше выступать и писать книг. С точки зрения любой разведки, люди с моими знаниями должны охраняться не хуже ядерных секретов. Примерно так охраняют белорусского деда. За нами только присматривают, и я постараюсь сделать этот присмотр ещё более ненавязчивым. Во-первых, к лету дам развёрнутые комментарии лет на тридцать вперёд и уже не буду настолько незаменим, а во-вторых, смогу самостоятельно начистить рыло двум-трём противникам. Кроме того, со следующей недели у меня начинается стрелковая подготовка, а после неё пообещали выдать серьёзный ствол. Так что за нами будут присматривать, уже не наступая на пятки. И машину нужно закрепить за какой-нибудь цивильной конторой. Водитель вооружён, поэтому не вижу надобности во втором охраннике. По мнению генсека, вокруг нас должно быть как можно больше шума. Самая несерьёзная часть общества — это люди искусства, то есть мы, а у него слабость к молодым дарованиям. В проект вовлечены сотни людей, поэтому рано или поздно о нём узнают. Вначале посмеются, потом задумаются, а дальше начнут искать и разбираться, из какого источника льются знания о будущем. Понятно, что захотят захватить такую полезную вещь, а если это не получится, так хотя бы заткнуть, чтобы не пользовались другие. Леонид Ильич пообещал придумать что-то ещё, помимо центра в Белоруссии, но и мы с тобой поработаем. Приготовим концертную программу и выступим. К Новому году не успеем, а к майским праздникам — запросто. Если разучим пять-шесть песен, то, с учётом уже имеющихся в репертуаре, наберётся на полноценный концерт. Разбавим его шутками на основе моих анекдотов и нескольких юмористических рассказов, и народ будет в экстазе. Я думаю, что шума после такого концерта будет намного больше, чем если мы будем участвовать в каком-нибудь другом. А сцену Суслов обеспечит.
— Мне читать юмористические рассказы?
— А что в этом такого? Это сейчас их читают почти одни мужчины, а в моё время были женщины-комики и пародисты. Ну что, даёшь концерт!
— Я тебя люблю! — Она повисла у меня на шее.
— Вы долго будете топтаться в прихожей? — спросила из комнаты Надежда. — И не кричите так сильно. У нас никто дверь не менял, и ваши крики слышны на лестничной площадке.
— Извините, — сказал я. — Мы будем вести себя тихо-тихо.
— Мам! — сказала Люся. — У меня пятёрка по истории и перевод в десятый класс!
— Я уже поняла. Раз нет слёз и вы обсуждаете творческие планы на весну, значит, всё в порядке. Гена, вам действительно может угрожать опасность?
— Может, — ответил я, — но не сейчас. И руководство делает всё для того, чтобы на нас никто не вышел, а если выйдет, чтобы мы этого не заметили.
— Тогда зачем тебе пистолет?
— Действительно, расшумелись, — с досадой сказал я. — Оружие — это только дополнительная подстраховка, да и у нас будет больше свободы, если я смогу сам постоять за себя и свою подругу. Не ходить же повсюду в окружении телохранителей. С охраной быстрее привлечём внимание. Я влез во всё это не для того, чтобы водить дружбу с Брежневым и разъезжать на "Волгах", но не могу рассказать о своих делах.
— И знать ничего не хочу, — ответила Надежда. — Не нужны мне ваши секреты, за вас только боязно.
— Ладно, мам, мы пойдём в мою комнату, — сказала Люся.
Мы прошли через гостиную, где на диване с книжкой в руках лежала мать Люси, и вошли в комнату подруги.
— Моя мама приохотила твою к детективам и книгам о разведчиках, — заметил я, рассмотрев обложку книги. — Я не видел у вас "И один в поле воин".
— Да, это ваша книга. Сегодня вся школа шумела и спорила о сбитых американских самолётах. Никто не верит таким цифрам. То сбивали по одному-два, пусть даже пять, и не каждый день, а то сразу пятьдесят два!
— Помнишь, что я говорил о массовых бомбежках Ханоя? — напомнил я. — Американцы и раньше бомбили Северный Вьетнам, но не так сильно. Так вот, реальность уже изменилась и не только у нас. Я не знаю, что сделали наши, но, скорее всего, подбросили вьетнамцам ракетные установки в дополнение к тем, которые уже были, или разместили там наши части ПВО. Я думаю, что сделали второе, потому что не получится быстро научить местных. Начиная с середины ноября, потери американской авиации постоянно растут. А вчера массово бомбили Ханой и порт в Хайфоне и пытались уничтожить мосты. В моей реальности это произошло на неделю позже и сбили только один самолёт. Видимо, было сильное прикрытие и вьетнамцы не поднимали головы, а тех, кто поднял, раздолбали. Сейчас, наоборот, американцам не дали отбомбиться и из полёта не вернулась треть самолётов. Это очень чувствительный удар. И дело не только в технике. Каждый второй самолёт взлетел с одного из авианосцев. Пилоты морской авиации — это элита военно-воздушных сил США, и на их обучение тратятся много времени и средств. Посмотрим, какая на это будет реакция в Штатах. Американцев не интересует никто, кроме них самих. Это уже позже они убедят всех в том, что борются за права человека, сейчас им плевать на эти права, главное — национальные интересы США. И на гибель вьетнамцев большинству из них тоже плевать. Массовые выступления против войны начнутся только тогда, когда в Америку хлынут гробы с их мужьями и детьми. Похоже, что теперь это случится раньше. Ладно, это не наше с тобой дело, хотя я буду только рад, если этим сволочам надерут задницы.
— А ведь ты сильно их не любишь, — заметила Люся.
— Не за что их любить, — ответил я. — Отдельные американцы могут быть прекрасными людьми: умными, добрыми, талантливыми, а вот вся нация в целом... Пока они строили американскую мечту и не лезли наводить свои порядки в мире, всё было нормально, а потом... Вся послевоенная история прошла в попытках подгрести под себя как можно больше ресурсов, выстроить всех остальных в шеренгу и уничтожить Советский Союз, который мешал им устанавливать свои порядки. В конце концов это у них получилось, хоть и не полностью. Россия тоже постоянно мешала. И вменяемыми становились только тогда, когда получали по морде. Ну их к чёрту, давай лучше подумаем, куда пойдём в первую очередь.
— В нашем кинотеатре показывают фильм "Операция ы", — сказала Люся. — Даже ездить никуда не нужно. В классе многие ходили смотреть второй раз.
— В нашем фильме тоже снялись Никулин, Вицин и Моргунов, — сказал я. — Жаль, что все эпизоды снимались порознь, было бы интересно на них посмотреть. Давай посмотрим "Операцию", а потом можно сходить в цирк. А о театрах... Нужно сначала узнать, что в них идёт, а потом заказать билеты. Не знаю, как с этим сейчас, но в моё время было трудно попасть в Большой театр. Озадачим Елену цирком и театром, когда приедет за очередной порцией писанины, и пусть организует билеты и транспорт. Можно подкинуть идею, чтобы она нас там охраняла. Пусть женщина хоть немного отдохнёт в рабочее время за государственный счёт. Да, совсем забыл. Сегодня звонил Сааков. Не забыла такого? Приняли у него весь фильм без правок, так что в нём остались два защитника прав малолетних зрителей и ты сможешь на себя полюбоваться. И бывший наш класс посмотрит. Жаль, что у меня не будет ничьих адресов, кроме Сергея. Хотя вру! Я же переписывался в той жизни с Ленкой, и помню её адрес в Уфе. Можешь послать ей поздравительную открытку к Новому году. Только делай это пораньше: кто его знает, сколько времени проверяют нашу почту.
На следующий день я поговорил с Беловой, а куратор выделил охрану в кинотеатр. Через два дня мы съездили в цирк, а ещё через день попали в Большой театр на "Лебединое озеро". Я с удовольствием посмотрел балет, а подруга получила столько впечатлений, что пришлось на день отставить наши собственные репетиции.
