Однако мой первоначальный план провести исцеление за несколько сеансов рухнул. Рассказ и даже показ — это одно, а когда самому приходится делать, ощущения совсем другие. Я был уверен, как во всех предыдущих случаях, что восстановленные ткани дальнейшего моего внимания не требуют. Это оказалось совсем не так. Измененные пауком части тела сопротивлялись восстановлению — стоило оставить узор без подпитки и жесткого контроля, как они стремились вернуться обратно в измененное состояние. Словно паук был живым неразумным организмом — чужим! для тела, внутри которого обосновался. Я вновь и вновь настойчиво атаковал эту тварь, где-то даже выжигая его тело вместе со здоровой тканью, восстанавливая поврежденную структуру и изменяя структуру паука, но... все это в-одиночку. Сотрудничества с пациентом не получалось. Его организм почему-то воспринимал измененные ткани как свои, и даже не пытался отторгать. С настойчивостью мухи, пробивающейся через прозрачное стекло на свободу, я отчаянно пытался подсказать телу егеря, его сознательному и бессознательному, где его враг и как с ним бороться. Долгое время мои потуги оставались безуспешными. В этой ситуации мне недостаточно было того уровня слияния, на котором я исцелил воинов графа. Тогда "всего лишь" надо было построить правильный узор; направить силы и ресурсы к нужным органам; далее только поддерживать и подправлять процесс. Мне было очень трудно. Разумеется, я в любой момент мог прервать исцеление, развести руками и пособолезновать вдове, но решил: пока есть шанс — буду бороться, бороться до конца. Прервать сеанс и отложить его на некоторое время я боялся — вдруг все, чего я добился сейчас, пойдет прахом, и завтра все придется начинать сначала.
Глубина моего самососредоточения достигла недостижимого ранее уровня. "Если долго мучиться — что-нибудь получится", — говорил один мой одногруппник. Я вдруг испытал те же ощущения, что и при отправке части моего сознания по лучу. Единственно, конечной точкой оказалось тело егеря, а луча... не было. Это было озарение — инсайт. Муха пробила стекло и вылетела из душной комнатушки в большой мир. В это мгновение телом егеря — со всеми его навыками и умениями, знаниями и воспоминаниями, эмоциями и рефлексами, даже памятью — я мог управлять, как своим. Изумленный открытием, шевельнул его правой рукой и убедился в реальности происходящего. Казалось, вечность тому назад и буквально вчера я научился копировать узоры навыков и умений — сейчас мне стали доступны знания и воспоминания другого человека. Я четко знал, как их можно присоединить к своей структуре и в то же время не смешать с собственными. Вообще-то, пока я не узнал, как оставить, например, знания о тактике действия егерей в горной местности и отбросить сведения о заначке вина, спрятанной в сарае за пустыми корзинами, мне они были ни к чему, да и не ко времени. Потом — все потом.
С этого момента дело пошло гораздо веселее. Теперь нас было двое. Я до предела усилил желание жить у егеря. Указал на врага и фактически сказал солдату: "В бой! Победа или смерть!".
Наконец, объединенными усилиями — пациент проявил незаурядную волю к жизни — мы буквально задушили последний очаг болезни. Напоследок я еще раз тщательно просмотрел узор организма и, не обнаружив больше дефектов, добавил еще немного магии в основные нити.
Вернулся в реальность уже с некоторым трудом и на грани полного истощения. Слава Богам, что идея с капельницей дала мне возможность не тратить собственные ресурсы на подпитку организма больного. Тяжело дыша, весь мокрый от пота и слабый, как младенец, я вымученно улыбнулся егерю, который пришел в сознание и открыл глаза.
— Ну что, егерь, — почти прошептал я ему, — жить будем? — подмигнул и отключился.
Лучик Солано игриво скользнул по закрытым глазам, заставил поморщиться, проморгаться и, наконец, проснуться. Мое полностью обнаженное тело лежало на больничной койке в пустой палате, до подбородка укрытое двумя байковыми одеялами. Просмотрев организм магическим зрением, установил сильное истощение ресурсов, но, в остальном, мое бессознательное успешно справилось с задачей самоисцеления. Ни малейших дефектов структуры; магическая составляющая в норме; вещественную сейчас поправим тройным обедом; моральная... — апатия и вялость присутствовали, но, к моему удивлению, не так сильно давили, как в Лопере. В общем, прямо огурчик... зеленый, длинный и тощий.
Дверь палаты приоткрылась, кто-то сказал "Ой!", захлопнулась, впрочем, вскоре снова распахнулась и ко мне в гости заглянула Миринилла, осторожно неся в руках тяжелый поднос. Запах горячей пищи пробудил во мне зверя. Медведя или тигра не берусь сказать, но голо-о-о-одного... Желудок, в соответствии с образом, выдал то ли рык, то ли рев; я же, не в силах сопротивляться основному инстинкту — перекусить, а не то, что некоторые, наверняка, подумали — отбросил оба одеяла и начал подниматься. В этот момент сознание цивилизованного человека, в которого долго и нудно вбивали правила поведения воспитанного дворянина, вежливо проинформировало меня, что означенный дворянин несколько не одет, а рядом дама, и не просто дама, а молодая девушка... — тут, несмотря на вялость и слабость, мое тело шустро юркнуло обратно в койку.
Девушка заливисто рассмеялась.
— Ой, господин лекарь. Вы так смущаетесь... сразу видно, что самому пациентом не доводилось бывать. Мы-то с девушками раз пять за ночь вам белье меняли и тело обтирали — поздновато уже прятаться... — лукаво улыбнулась она. — Вот вам простынка, я отвернусь, а вы накиньте ее на себя. Ваша одежда была вся мокрая, так мы ее постирали. Сейчас вот высушится, погладим и принесем. А вы кушайте пока. Кушайте, — она затараторила, спеша вывалить на меня местные новости. — А больной-то наш, как операция закончилась, кушать! запросил. Ночь уже. Поздно. А он кушать. Так жена его, девчонки говорили, всю операцию под дверями операционной просидевши, сразу так домой и кинулась. Еды ему нанесла... На неделю хватит. А Норбиано, — я догадался, что это наш егерь, — так даже говорить с ней смог, чего уже неделю, как с ним не случалось. Спят теперь оба. А это надолго ему облегчение такое, господин лекарь?
— Филлиниан меня зовут, — проворчал я. — На полгода точно хватит. Потом лекарю надо будет показаться. Пусть осмотрит — это не дорого. Но если что опять начнется, пусть обязательно находит деньги и лечится. В самом начале болезни излечение у лекаря стоит гораздо дешевле, чем в запущенной стадии.
— А, господин Филлиниан, вот так вот, чтоб баночки с зельями летали и зелья те, как по шнурочку, прямо в больного впивались — это каждый лекарь может? — таинственным шепотом спросила у меня помощница. — Вы для этого спрашивали про магический договор? Так я, если что, ни словечка! Ни-ко-му.
— Это новая методика, еще не опробованная даже в столице, поэтому пока никому не рассказывай. Если бы были иголки для капельницы, я бы ни за что не рискнул ее применять, — абсолютно честно ответил я, потом вдруг вспомнил, что говорила помощница, и в тревоге чуть не подпрыгнул. — А много съел егерь?! Ему же осторожно есть надо, после такого истощения!
— Не беспокойтесь так, господин лекарь, — легко махнула рукой Миринилла. — Неужели мы здесь не имели дело с истощенными и так и не знаем, как их выхаживать? Бывало уже, то рудокоп в горах заблудился, то вот недавно охотник ногу сломал; пока егеря его нашли — отощал, страсть смотреть. Конечно же, все его жене объяснили: что давать; как давать; куд..., то есть, когда давать...
— Благодарю. Все было очень вкусно.
— Вот и охранникам вашим тоже понравилось. Мы уже их покормили, а то пока они там до своего обеда досидят...
Я даже встрепенулся. Мои! Охранники. Так быстро? Не может быть.
— Какие охранники?
— Да егеря же. Вчера какие-то напряженные были, что одна пара, что другая. Не разговаривают; по сторонам зыркают; с ними здороваются, а они, как чужие, прямо — кивнут, молча, и опять будто ждут чего. А сегодня, будто подменили их... Ну-у-у-у, подменили, конечно, новая пара пришла. Да старая тоже не уходила. Так вчетвером в палату к Норбиано и заявились. Вышли оттуда, ну, снова парни, как парни — смеются, шутят, с девушками шуры-муры навостряют...
Весь этот день я так и пролежал в палате: двигаться не хотелось, думать и тренироваться тоже. На постоялом дворе мои спутники разберутся сами, тем более "госпоже" Олисии есть о чем поразмыслить.
Наступил новый день. Я проснулся бодрым и свежим. Позавтракал — и на обход. Первой мы навестили палату безнадежных. Сразу при входе я отметил, что изменилась эмоциональная атмосфера этого помещения. Женщина все также сидела около постели мужа; гладила его, но уже не с тоской и болью; егерь полусидел и тихо о чем-то с ней разговаривал. Дедка не было. Он, оказывается, был известным в городе "ходоком" — "седина в бороду — демон в бок" — и в данный момент вовсю увивался за кладовщицей, по его словам, поразившей его прямо в сердце. Дескать, это ее неземная краса, поразив самое сердце деда, привела его в палату безнадежных и, кабы не столичный лекарь, он ушел бы в чертоги Богов с ее именем на устах. Ну, как такому поэту местного розлива может отказать чуткое женское сердце?
Я проявил нечуткость и распорядился гнать ловеласа домой. С нашим появлением супружеская чета несколько насторожилась, прекратила разговоры и две пары встревоженных глаз стали следить за каждым моим движением. Услышав распоряжение гнать деда, высказанное моим самым строгим голосом — каюсь, иногда репетировал перед зеркалом, а то в больнице королевы Сенлины ни персонал, ни больные никак не хотели верить, что я и наказать могу — супруги как будто еще больше испугались. Даже дышать стали через раз: вдох... — пауза... — выдох... — пауза... — вдох... Помощница деликатно хихикнула, понимая, что любвеобильного старичка надо было еще вчера выписать и строгость моя показная.
Скажите, ну почему девушки каким-то образом мгновенно начинают разбираться в моем характере, порой лучше меня самого? Загадка.
Кроме тревоги, эта парочка прямо фонтанировала счастьем, радостью и надеждой. Мне совсем не нравился в этом букете привкус непонятного мне страха. С чем он был связан, я не мог себе представить, как ни ломал голову. Решив, что все как-нибудь само прояснится в скором времени, попросил женщину пересесть, а сам магическим взглядом осмотрел больного — вроде все в порядке. Восстановление идет хорошо, рецидивов не заметно. На мой взгляд, исцеление прошло успешно, но осмотр опытного лекаря через полгода не повредит.
— Ну, что ж, господин Норбиано. Теперь восстанавливать силы. Питаться получше, гулять побольше — сначала до конца коридора, потом на улице вокруг больницы. Если все пойдет хорошо, дней через шесть-семь выпишем. Но обязательно после нового года покажитесь лекарю. Обязательно.
Я назначил несколько укрепляющих снадобий и собрался уходить, когда женщина вдруг встрепенулась, бросилась ко мне, обхватила руками и зарыдала на моей груди.
— Господин... лекарь,... мы... вам очень...очень благодарны. Я его очень... очень люблю! А дети... дети бы без отца... Кого из Богов благодарить, что вы здесь оказались?
Я стоял в растерянности и не знал, что делать. На помощь пришла Миринилла. Она обхватила женщину за плечи, отвела к пустой кровати, усадила и стала успокаивать.
— Ну что вы. Все ведь хорошо, — ласково журчал ее голос. — Господин лекарь сильный маг. Так он и поборол болячку вашего мужа. Теперь все будет хорошо. Не надо плакать.
— Это... от счастья... простите меня, — всхлипывая, проговорила подопечная моей помощницы.
Норбиано прокашлялся и все еще слабым голосом, тревожно глядя на меня, тихо спросил.
— Сколько мы вам должны, господин лекарь? Я прошу меня извинить, но у нас сейчас нет столько денег,... я знаю, сколько это стоит,... интересовался... — с затруднением, через силу говорил егерь. Дело было не в жадности — я чувствовал, что его беспокоит только невозможность в ближайшее время расплатиться. — Мы продадим дом, займем у друзей... Мы постараемся побыстрее...
— Вот что, милейший, — бессознательно повторил я интонацию учителя Лабриано, когда он бывал недоволен, — когда вас везли в операционную, про деньги спрашивали? И сейчас никто не спрашивает! Дело в том, — пояснил я, — что я сейчас на практике и опробовал на вас один новый метод, который только недавно стали испытывать столичные лекари. Так что ваше лечение проходит, можно сказать, как испытательное, а за него денег не берут.
С минуту стояла тишина, а потом напряжение и тревога ощутимо развеялись.
— Вот разве что, после выписки угостите меня домашним вином... — улыбнувшись, сказал я.
— Да я... мы... Весь подвал к вашим услугам! Забирайте!
— Благодарю. Весь подвал мне не нужен — хватит и бутылочки.
Пожелав егерю скорейшего выздоровления, мы с Мириниллой продолжили обход.
На восьмую ночь нашего пребывания в Бардиносе я, как обычно, связался с женой, но настроение у нее было совсем не обычное. Описать его очень не просто. Смесь счастья, радости восторга, любви... злости, ярости и подозрительности. Гонец добрался до столицы.
Глава 35
-...И что это значит?! После каждой твоей практики за тобой тянется шлейф восторженных девиц! Кот похотливый!! — яростно сверкая изумрудными лезвиями глаз, допрашивала меня дражайшая половина. — Почему ты не сказал мне, что идешь не один?! Зачем ты их вообще с собой потащил? Никак не мог расстаться? Хотел по-тихому отправить их обратно, а там — шито-крыто...?
— Свента, милая! Послушай меня. Я поклялся графу, что спасу его дочь. Не мог же я там ее оставить.
— Да что бы ей сделали? Замуж выдали?
— Там все не просто было. Поверь мне! Ну-у-у-у-у..., а не говорил, чтобы не волновать по пустякам.
— Ла-а-а-адно, — угрожающе-обещающе протянула жена, — потом разберемся.
Собственно, радость и счастье в ее глазах объяснялись просто — она так и не верила до конца, что я жив, и с ней общается не дух, отпущенный на каникулы. Когда травник привез ее кинжал; подробно описал меня и рассказал об излечении почек господина дознавателя — тогда только все и поверили. Обе мамочки были вне себя от счастья: закатили пир горой; немедленно отправили гонцов к мужьям с радостной вестью; рыжего настолько замучили расспросами, что бедняга уснул прямо в кресле с бокалом вина в руке.
Свента, не откладывая дела, отправилась прямиком к генералу КСОР, который, к счастью, оказался на месте, и, выслушав рассказ, немедленно назначил своего личного порученца сопровождать мою супругу в поездке. Секретарь срочно подготовил, а генерал тут же подписал необходимые документы. Таким образом, завтра с утра делегация во главе со Свентой под охраной трех пятерок гвардейцев и двух пятерок невидимок выедет в Бардинос.
Утром перед самым обходом в ординаторскую заглянула госпожа Торсилеза, исполняющая обязанности заведующей больницей.
— У меня к вам серьезный разговор, господин Филлиниан. Дело в том, что наступает время выплаты жалования персоналу, в том числе и господину травнику, которого вы замещаете... А официально вы не оформлены...
