— Забавно. У нас нет такого выражения. Есть противоположное по смыслу — про музыкально одаренных детей говорят "На него лютня упала".
— О, ну в таком случае на вас, наверное, концертный рояль свалился.
— Что такое "рояль"? Должно быть, что-то очень большое?
— Угу. Особенно концертный.
— Я так и подумал. Нет, рояль на меня не падал. А вот лютней по спине доводилось получать, и не раз.
— Страсти какие, — содрогнулась я, живо представив себе эту картинку. — Кто это вас так... любил?
— Отчим. Граф белль Гьерра полагал, что бренчание на лютне недостойно настоящего воина, каким должен быть единственный наследник графства. И только в четырнадцать лет, когда я продемонстрировал блестящие успехи в фехтовании, одолев его в тренировочном поединке, мне было позволено учиться музыке — и то с условием, чтобы он этого не видел и не слышал.
— Да, детство у вас не задалось, — посочувствовала я. — Дедуля пытается угробить, папенька охаживает лютней по хребтине...
— Я не в обиде на отчима, — серьезно возразил Вереск. — Думаю, он меня по-своему любил. В тот день, когда меня — вернее, то, что от меня осталось, — вытащили из расщелины и врачи развели руками, признавая свое бессилие, я — единственный раз в жизни — видел слезы в его глазах. Правда, это не помешало ему гонять меня хлыстом вокруг замка, едва я снова начал ходить... Кстати, Юлия, раз уж мы все равно остановились, как вы смотрите на то, чтобы выпить вина? — он помахал глиняной бутылью. — Гостеприимный трактирщик пытался в качестве платы за выступление всучить мне целый бочонок, я не хотел брать ничего, в итоге сторговались на бутылке. Бокалов, правда, нет. Будете?
— То есть вы предлагаете мне пить прямо из горла? — с деланным возмущением воскликнула я. — Без закуски? В этой негигиеничной обстановке? Без белоснежной скатерти? Без слуг? — Вереск нахмурился, отчаянно пытаясь понять, шучу я или это шевелит усиками какой-то из многочисленных тараканов у меня в голове. Я сжалилась. — Конечно, буду.
— Тогда давайте сядем, — предложил полуэльф. — Вот здесь, где сухо.
Мы отошли от линии прибоя и расположились на песке. Вино, на мой вкус, было чересчур сладким и тягучим, но богатый букет с миндальной горчинкой и ярким цитрусовым послевкусием сглаживал этот недостаток.
Я откинулась назад и с удовольствием вытянула натруженные танцами ноги. Мелкий белый песок, уже не раскаленный, как днем, но все еще хранящий тепло знойного южного солнца, приятно грел спину. Ласково шелестел прибой. Звезды дружелюбно подмигивали с неба, и казалось, если вглядываться в него достаточно внимательно, можно различить очертания знакомых созвездий... Но это было обманчивое ощущение. Надо мной раскинулось чужое небо чужого мира. Я лениво повернула голову влево.
— Вереск, а вы в астрономии разбираетесь?
— Хотите, чтобы я показал вам созвездия? — догадался полуэльф.
— Угу. Только давайте лучше я покажу, а вы скажете, угадала я или нет, — приподнявшись, я отхлебнула из бутылки и машинально поставила ее справа от себя. — Вот эти раз... два... три... восемь звезд — это, наверное, какой-нибудь зверь. Медведь?
— Почти угадали, — улыбнулся Вереск, тоже растягиваясь на песке. — Это Заяц. Видите вон ту маленькую звездочку? Это его хвост. А вот эти две — уши.
— Ничего себе зайчик, — поразилась я. — Каким же должен быть охотник, чтоб такого зверюгу загнать?
— Охотника нет. Зайца гонит Стая Волков. Это звездное скопление, — Вереск указал на группу из нескольких мелких звезд недалеко от заячьего хвоста. — По легенде когда-то давно, еще до Смутной Эпохи, жили два брата, два великих мага Воды. И однажды они поспорили, кто из них более могущественный. Младший брат взял зайца и при помощи колдовства сделал его самым быстрым в мире. Старший пустил в погоню стаю волков. Братья так хотели победить, что израсходовали всю свою Силу и умерли в один миг. А заколдованные звери так и бегают по небу не в силах остановиться.
— Как негуманно, — фыркнула я. — Общества защиты животных на них не было... Так, что у нас тут еще есть? О, вот это просто обязан быть лук. Древко, тетива. А это, наверное, стрела.
— В точку. Это действительно Эльфийский Лук. А сами эльфы называют это созвездие Небесный Парусник.
— А гуманоиды — в смысле люди или эльфы — у вас на небосводе есть?
— Есть, — Вереск повернул голову и испытующе посмотрел на меня. — Найдете?
— Сейчас, — приняв вызов, я с удвоенным усердием предалась изучению звездного неба. — Вот! Вижу голову... тело... с талией у него, конечно, туговато. Вот одна нога, вот вторая. Это должен быть какой-нибудь веселый персонаж, — я прищелкнула пальцами, пытаясь поймать ускользающий образ. — Шут, например.
Я не смотрела на полуэльфа, но по голосу поняла, что он улыбается:
— Почему Шут?
— Вот эти две голубые звезды рядом — они очень похожи, но одна чуть меньше другой. Как будто он подмигивает. Ну а кто может подмигивать, если не шут?
— Это Виночерпий.
— Тоже неплохо.
И кстати о вине!
Эта мысль пришла нам в голову одновременно.
Я приподнялась на локтях, полуэльф потянулся через меня к бутылке. Тонкий пьянящий запах лесного вереска ударил в ноздри, вызывая знакомое головокружение. Время застыло, и Вереск застыл вместе с ним, так и не достигнув своей цели.
Что-то неуловимо изменилось. Еще мгновение назад мы были полуврагами-полуприятелями, светски болтали о несущественном, стараясь не думать о пропасти недосказанности между нами. И вдруг — социальные маски осыпались, как сухой песок, обнажая природную суть: мужчина и женщина. И все стало кристально ясно. Кинопленка ожила. Самым естественным образом продолжая движение — словно и не было у него других намерений — Вереск коснулся моих губ.
Я знала, что это правильно — единственно правильное, что он мог сделать — и все же на долю мгновения меня пронзил страх. Это последний шаг. Шаг в пропасть... Какая пропасть, о чем речь?!.
Страх мелькнул — и исчез, и все снова стало предельно просто...
...просто я теряю голову, когда ты рядом...
...и тело подается вперед, беззастенчиво и жадно требуя новых прикосновений...
...и выдох, жаркий и мучительный, на грани стона, зарождается где-то в низу живота и рвется наружу, почти обжигая губы...
...и сердце замирает. И плавится, разливаясь болезненно-сладкой истомой...
...и кажется, я сейчас расплавлюсь целиком и лужицей уйду в песок, если ты не...
Поздно.
Моего секундного замешательства Вереску хватило, чтобы придти в себя. Он отпрянул — так резко, словно моя близость причиняла ему физическую боль. На мгновение прикрыл глаза, безуспешно пытаясь спрятать смятение за сомкнутыми веками.
— Простите, Юлия... — голос прозвучал глухо и надтреснуто. — Мне... лучше уйти.
Избегая встречаться со мной взглядом, он поднялся, взял сандали, закинул на спину гитару и торопливо пошел в сторону бунгало.
Я растерянно смотрела ему вслед. Что это было? Вереск совсем не похож на парня, который стесняется поцеловать девушку только из опасения получить отказ. У него кто-то есть? Но кто эта мифическая возлюбленная, о которой не знает даже его лучший друг?
Или дело не в нем, а во мне? Может, у меня на лбу написано что-то такое, что заставляет небезразличных мне мужчин ревностно оберегать мое целомудрие? Или это какой-то странный мужской заговор: один может — но не хочет, другой хочет — но не может? А мне-то что делать?
"Вернемся к юному натуралисту?" — услужливо предложил Умник.
Губы еще хранили тепло прикосновения, неуловимый медвяно-горький аромат блуждал в лабиринте носовых раковин. Сердце сжималось и ныло мучительно-сладко, грозя снова провалиться туда, где ему совсем не место. Я представила, что до меня будут дотрагиваться другие руки — и содрогнулась от отвращения. Это ловушка. Укротить демона под силу только тому, кто его создал... А ему не до меня — он слишком занят борьбой с демонами в своей голове.
Бесприютно блуждающий взгляд упал на початую бутыль вина на песке. Кажется, я знаю, чем займусь сегодняшней ночью.
Виночерпий заговорщицки подмигнул с неба голубым глазом.
* * *
Когда я проснулась и осознала себя в пространстве, первая мысль была: "Ничего. Жить буду." Потом я имела неосторожность пошевелиться, и следом за ней пришла вторая: "Но недолго и очень хреново."
Слабым утешением служило то, что на сей раз похмелье было вполне заслуженным. Если выпить литр эля, а потом заполировать его изрядным количеством полусладкого — расплата неизбежна.
Воспоминания возвращались толчками. Первым делом почему-то вспомнилось, как я заинтересованно поглядывала в сторону Женьки. Позорище. Но он тоже хорош: заигрывать с пьяной женщиной — это ж соображать надо. Хотя, кажется, когда мы уходили с праздника, я была еще достаточно трезва. А набраться успела уже потом, после сцены на пляже...
Уйййй... Я невольно зажмурила глаза и вжалась в подушку в тщетной попытке провалиться сквозь землю. Сейчас вчерашняя ситуация с Вереском казалась примитивной до пошлости: парень хотел девушку поцеловать, она на поцелуй не ответила, он встал и ушел. Какие еще вопросы?
Дура.
Дорогое мироздание, где я была, когда раздавали мозги? И нельзя ли мне все-таки получить свою порцию? Может, хоть бракованные на складе остались? Или закатились под прилавок? А то ведь никакой личной жизни.
Я откинула одеяло, осторожно села и спустила ноги с постели. Справилась с подкатившей тошнотой. Оглядела комнату. Платье небрежно валялось на полу в изножье кровати. Превосходно. Значит, раздевалась я, по крайней мере, сама.
Из соседней комнаты доносился приглушенный Женькин голос. Наш бравый командир был явно не в духе. Я прислушалась.
— ... ведете себя как подростки. Хуже Вероники, честное слово, — разорялся он. — Я бы еще понял, если бы вы это делали вместе. Так ведь нет: одна напивается в одиночку, как завзятый алкоголик, другой курит какую-то невообразимую дурь!
— Эта невообразимая дурь стоит пять золотых за грамм, — глуховато, но спокойно отозвался Вереск. — Если бы я был чистокровным эльфом, я бы проснулся с абсолютно ясной головой.
— А если бы ты был чистокровным человеком, вообще бы не проснулся. Нашел золотую середину. Молодец. Поздравляю! — сарказма в Женькином голосе хватило бы на десятерых.
— Чтобы добиться смертельного эффекта, эту траву надо жевать, а не курить, — все так же невозмутимо пояснил полуэльф. — Вообще-то, я ее для этого с собой и ношу.
— Как удачно! Предложи Юльке. Думаю, в том состоянии, в каком она проснется, подобное предложение будет воспринято с благодарностью... Ладно, ладно, молчу, — буркнул Женя тоном ниже после некоторой паузы. — Не надо на меня так смотреть.
На несколько секунд я почти всерьез задумалась над его словами: идея о яде казалась чертовски заманчивой. Но главная беда похмелья — вовсе не тошнота и головная боль, а муки стыда. А избавит ли от них смерть — еще вопрос.
Я наспех оделась и на цыпочках выскользнула из хижины. Душа здесь нет, зато можно искупаться в море, благо до него всего пятьдесят метров. По-хорошему, конечно, стоило бы отойти за тот мысок, подальше от посторонних глаз, но до него тащиться еще добрых метров двести... пешком... по жаре... Нет, на такой подвиг я сейчас не способна.
Раздевшись донага, я зашла в воду по колено и сразу поплыла. Стайки любопытных мальков испуганно прыснули в разные стороны. После некоторых колебаний нырнула с головой. О приличной укладке все равно можно забыть, а прохладная вода дарила невероятно облегчение гудящей черепушке.
Ну вот. Десять минут бодрого плавания — и я снова похожа на человека. Ну, может быть, не очень здорового...
Одежда с трудом налезала на влажное тело. Рубаха моментально намокла. Мысль о полотенце пришла с безнадежным опозданием.
Я снова зашла в дом и в нерешительности замерла перед дверью, из-за которой все еще доносились мужские голоса. Интересно, какой образ безопаснее выбрать? "Пожалейте меня, мне так плохо" или "Я бодра, весела и готова к подвигам"? Ладно, разберемся по ходу дела.
При моем появлении парни прервали разговор.
— С добрым утречком, Юля, — с преувеличенным радушием поприветствовал меня Женя. — Чего тебе предложить? Чаю? Кофе? "Алка-Зельтцер", к сожалению, не держим. Но вот у Вереска случайно завалялся быстродействующий яд. Не желаешь?
— Не трудись, я уже слышала эту шутку, — мрачно сообщила я, усаживаясь за стол напротив полуэльфа.
— Доброе утро, Юлия, — негромко сказал Вереск. И поспешно отвел глаза.
Интересно, ему тоже стыдно? Или просто не хочет со мной общаться после вчерашнего? Разочаровался? Или... у нас все-таки что-то было?
Черт. Я помню, как в одиночестве сидела на берегу, там же, где мы расстались с Вереском, пила вино, слушала плеск волн и смотрела на звезды. Сначала мне было очень весело. Я порывалась пойти немедленно проверить гипотезу о влиянии алкоголя на стихийные эмпатические способности. Умник меня отговаривал. (Спасибо тебе, дорогой!) Потом мне стало очень грустно. И тогда я, кажется, решила, что пора завязывать. Вскоре после этого начинался провал в памяти. Но ведь я как-то добралась до хижины, и Вереск, скорее всего, был там. Что если...?
Щеки вспыхнули от стыда, а спина, напротив, покрылась испариной ужаса. Только не это. Пожалуйста, только не так.
"Расслабься, ничего у вас с ним не было", — недовольно пробурчал Умник.
Ну-ка, ну-ка. А вот с этого места поподробнее.
"Ты что, помнишь все, что со мной вчера происходило? Может, зачитаешь список операций? Кратенько, без лишних деталей?"
"Я помню ровно столько же, сколько и ты. Но если бы кто-то покусился на твое, с позволения сказать, целомудрие, я бы знал."
— Ты чего такая мокрая? — удивился Женька, только сейчас заценив мой видок. — Купалась, что ли?
— Нет, блин, под дождь попала, — буркнула я, страдальчески морщась. Во время разговора голова начинала болеть сильнее.
— Вот! — Женька обернулся к Вереску и с торжествующим видом ткнул пальцем в мою сторону. — А ты еще спрашиваешь, чем я недоволен. Мне придется провести целый день в компании злобных похмельных типов, к тому же старательно пытающихся делать вид, что они не замечают друг друга. По-твоему, я должен находить во всем этом повод для радости?
Я хотела заметить, что один из этих типов и раньше был не сильно разговорчив, а к тому что мы старательно не замечаем друг друга, мог бы вообще уже давно привыкнуть и расслабиться. Но в висках снова что-то стрельнуло, и я поспешно закрыла рот, опасаясь нового приступа мигрени.
— Поверь мне, Женя, из всех твоих сегодняшних неприятностей эта — самая меньшая, — усмехнулся Вереск.
— Да неужели? Что может быть хуже?
— Например, необходимость идти в Зингар и общаться с вампирами.
— А что в этом такого сложного? — искренне удивился Женька. — Мне Мигель дал медальон Фар-Леирато.
Он машинально потрогал цепочку на шее.
— Возможно, медальон был бы хорошим подспорьем в общении с Фар-Леирато. Но он, как ты сам верно заметил, скорее всего, мертв.
