— Склонен согласиться, — вздохнул Калькройт. — Что ж, по-видимому, таланты Криптмана оказались переоценены в последний раз. Ну, что бы ни делалось, все к...
На мгновение экран исчез в белой ряби, так, что инквизитор даже подумал о неисправности. В следующее мгновение 'молоко' начало дробиться прямоугольниками, что уменьшались по мере того как мощный когитатор обрабатывал транслируемое изображение, фильтруя помехи. Сначала Калькройту показалось, что конечный вагон 'Радиального-12' взорвался, но когда изображение стало чуть более разборчивым, наблюдатели поняли, что вагон пылает, как огромный костер или прометиевая цистерна.
— Умный мальчик, — пробормотал Шметтау и заинтересованно склонился вперед. — Прилежно изучал наследие отца, — решил инквизитор. — Хотя мог и сам догадаться.
— Простите?.. — рискнул нарушить молчание Эссен.
— Однажды Криптман-старший добыл некий архив, где помимо прочего имелись сведения о торговле пиратов с эльдарами. Обычная контрабанда Фидуса не интересовала, но там были любопытные заметки насчет обмена запретными артефактами. Враги вовремя подсуетились, корабль был перехвачен и взят на абордаж. Криптман успел послать зов о помощи, но абордажная группа превосходила защитников кратно. Инквизиторская команда отступала с боем от капитанского мостика до кормовых отсеков, взрывая за собой палубу за палубой, когда те заполнялись врагами. И Фидус продержался до моего прихода. Судя по тому, что я вижу, сын творчески переосмыслил опыт пращура. Или догадался сам.
— Ему, похоже, нечем взрывать что-либо, — заметил Эссен, потирая челюсть.
— Да, очевидно. Поэтому он поджигает вагоны, один за другим, ставя огненную завесу.
— Это не поможет. Сами корпуса огнеупорны, а топливо прогорает быстро.
— По крайней мере, задержит врагов. Вопрос в том, придет ли кто-нибудь на помощь.
— Это будем не мы? — уточнил Пале.
— Эх, молодец! — не удержался от возгласа Шметтау, глядя, как полыхнул второй вагон. — Вот ведь молодец!
— Господин, — пробормотал сбитый с толку Пале. — Я думал... вы и Криптман-младший...
— Ну да, — в пол-оборота сказал Шметтау. — Ничего не изменилось.
— Не понимаю...
— Сейчас Фидус бьется с еретиками, будто настоящий инквизитор, — разъяснил Калькройт, не отрывая взгляд от экрана. — И делает это неплохо, как умеет и может. Можно сказать, что я болею за него, как подобает слуге Императора. Когда и если Криптман отобьется, что маловероятно, я по-прежнему буду желать ему страшной и мучительной смерти. Что здесь непонятного?
— Вы сложная и противоречивая натура, — покачал головой Пале, кажется, он сам был шокирован глубиной сентенции, что была высказана экспромтом.
— Это факт, — Шметтау настолько увлекся экраном, что не обратил внимания на уникальное событие — проявление у верного слуги философского импульса мышления.
— Какие будут указания? — Эссен опять вытянулся во фрунт и вернул себе вид туповатого исполнительного бойца, живущего по принципу 'не фигурять, исполнять!'
Глядя, как разгорается заградительное пламя, Шметтау нахмурился в раздумьях. Обычных противников адский огонь обогащенного прометия притормозил бы надолго. Этих тоже задерживало, но точки с безумным упорством лезли вперед, буквально закидывая огонь собственными телами. Так, словно мостили дорогу кому-то более сильному и важному.
— Осталось не больше пары минут, — предостерег Эссен. — Сцепка выходит из пределов обзора.
Экран мигнул и погас. Вернее сначала показалось, что гладкая стеклянная поверхность умерла, вернувшись к изначальному состоянию белого стекла. Лишь спустя пару мгновений люди поняли, что все просматриваемое со спутника поле оказалось засвечено вспышкой немыслимой яркости.
— Паровоз, — пробормотал архивариус. Старый мастер не без оснований полагал, что видел в жизни многое, так что удивить его больше нечем. Однако даже архивариуса захватила бешеная погоня с неожиданными поворотами, так что дед изрядно растерял степенную важность. — Ушатали-таки...
— Там что-нибудь могло остаться? — быстро задал вопрос Пале.
— Только Омниссия скажет, — покачал шелушащейся лысиной архивариус. — Обычно паровые котлы, если взрываются, разносят корпус вместилища по винтикам, но радиус дальнейшего поражения невелик. Здесь же... Может быть все, что угодно. Не удивлюсь, если оба бронепоезда уехали прямиком в Варп.
Эссен обратил немигающий взор на патрона, по-прежнему ожидая команды.
— Торопись медленно, — процитировал, наконец, древнюю мудрость инквизитор. — Пусть мостик рассчитает самый быстрый уход на высокую орбиту. Думаю, сорока тысяч будет достаточно. Здесь кораблю делать больше нечего. Топливо не экономить, скорость важнее.
— Понял, — Эссен отступил на шаг, если помощник и был не согласен, мнение он оставил при себе. — Передаю приказ. Понадобится сложное маневрирование, чтобы не столкнуться с орбитальными сооружениями.
— Так пусть маневрируют! — рявкнул инквизитор. — И побыстрее.
Глава 27
Паровоз, освобожденный от уз многотонного состава, ринулся вперед, как тяжеловесная птица, что бросается со скалы, дабы набрать скорость и поймать крыльями ветер. Человеческий язык слишком беден, чтобы описать гамму эмоций, которые испытал машинный дух в последние мгновения своего существования... или жизни. И пусть — опять же с точки зрения человека — это была скорее эмуляция чувств в самозародившемся конструкте — они оказались настоящими, с непередаваемым напряжением и подъемом. Механизм, рожденный в огне и для войны — посреди боя в огонь и уходил, неожиданно и ярко послужив своему божеству, памяти, давней славе.
Когда 'Двенадцатый' и тягач разделило метров сто или около того, Материум, наконец, окончательно утратил власть над паровозом, и сингулярная точка энергии, образовавшаяся вместо котла, взорвалась. К большой удаче окружающих выброс был направлен сам в себя, иначе эффект превзошел бы ядерный 'тактик', но и без того мало никому не показалось.
На свое счастье, разъединив сцепку, Люкт повернулся спиной к паровозу, ожидая приказов — по воксу от техножрицы или словами от Криптмана — поэтому, когда механическое чудовище отправилось к Омниссии, сервитору не выжгло оптику вспышкой. Ударная волна швырнула слугу инквизитора прямо сквозь люк тамбура, пробив его телом сантиметровый лист металла, затем прокатилась через 'Двенадцатый', как при столкновении за несколько минут до того, но в обратном направлении.
Сам паровоз буквально испарился, распавшись на атомы, а возможно и покинув Материум, этого никому не дано было знать. Снег и наледь в радиусе полукилометра сдуло напрочь, рельсы под тягачом уцелели, но оплавились. Сцепленный состав 'Двенадцатого и 'Шестьдесят четвертого' на скорости более двухсот километров промчался сквозь протуберанец ослепительно желтого яростного пламени. Слава Императору, катастрофа случилась на прямом участке, иначе длинная гусеница сошла бы с рельс на самом слабом повороте.
Люкт поднялся, цепляясь ручищами за стенки, самодиагностика показала множественные, однако не критичные повреждения с утратой примерно тридцати процентов комплексной боеспособности. Пошатываясь из-за сбоящих гироскопов, сервитор затопал в штабной вагон, подволакивая ноги.
— Это уже перебор, — пробормотала Берта, слизывая кровь с губ.
От второго толчка в штабе окончательно доломалось и оторвалось все незакрепленное, по счастью таких вещей было немного. Людям пришлось хуже, Доходяга сломал еще пару ребер и не мог нормально ходить.
— Император хранит, — попробовал выкрикнуть Священник, но голос его сорвался на хрип, монаху тоже досталось.
— Мы горим, — сухо проинформировала Дженнифер. Помятая голова булькала неисправным синтезатором, но слова были вполне разборчивы.
Криптман снова приник к перископу и предсказуемо не обнаружил там ничего хорошего. Горели кормовые вагоны, дымилась и 'голова' поезда. Инквизитор быстро обдумал перспективу сгореть и оценил ее как довольно низкую. Набегающий ветер, конечно, раздувал пламя, но в броневагонах оставалось мало горючего материала. Это вам не пассажирские вагоны, которые полны горючего пластика и на ходу сгорают за двадцать минут.
Фидус шагнул к батарее переговорных труб, на всякий случай дернул звонок — тщетно, удар перекосил систему окончательно.
— Что ж, — сказал Священник. — Самое время для 'Вразумителя'. И пусть каждый делает то, что должно.
Чистильщики азартно стреляли по еретикам, но без веселого куража победителей, а скорее с мрачной решимостью обреченных. Подожженные один за другим — по мере наступления врагов — четыре хвостовых вагона давали хорошую преграду и забрали немало вражеских жизней, но пламя начинало спадать. Огонь больше не ревел сплошной стеной, а тихо и ровно горел, слабея по мере того как выгорало топливо. Хитрость инквизитора купила отряду несколько ценных минут, однако просвета в безнадежной ситуации не предвиделось, 'Двенадцатый' по-прежнему толкал вперед вражеский состав, который не собирался ни тормозить, ни отступать.
За огненной завесой маячили искаженные фигуры, очень похожие на призраков 'кармана', из которого пурификаторы чудом спаслись милостью Императора и священных огнеметов. Только эти создания были вполне материальны, а очертания их колебались из-за потока горячего воздуха — в основном. Первую волну атакующих остановило пламя, но раз за разом то один, то другой еретик, а может уже и нечестивый мутант испытывал судьбу, стараясь пробежать через огонь по крыше или перелезть по бортам. Радист и Грешник высунулись из люка наверху, Плакса и Савларец заняли позиции у бортов, закрепили себя стропами с карабином, чтобы очередной порыв злого ветра не выдернул наружу, в полутьму.
Яркие вспышки лазерных лучей чередовались со злым тявканьем пистолетов-пулеметов. Едва ли не ежесекундно очередная темная фигура срывалась и падала, исчезая в полутьме с диким, совершенно нечеловеческим визгом. Святой Человек восклицал 'Император, бля!' при каждом попадании, Плакса и Грешник работали молча, Савларец палил в основном 'куда-то', но затем к нему присоединился Доходяга. Хоть баллонщик и кособочился, морщась от боли, стрелял он существенно лучше каторжника, и дело пошло на лад. Враги отвечали, но вяло, будто разом забыли, как пользоваться человеческим оружием или, по крайней мере, перезаряжать его. Словно те, у кого в руках на момент катастрофы оказалось какое-то вооружение, пытались им воспользоваться по орочьему принципу 'направь примерно туда и жми на спуск до упора'.
Рассвет меж тем упорно карабкался из-за горизонта. Окружающая тундра проявлялась из кромешной тьмы серо-белыми красками, по обеим сторонам мелькали промышленные сооружения, краны и склады. Многие горели, кое-где шел бой непонятно кого с кем. Вдали пульсировал отсвет, похожий на северное сияние, только низкое и багрово-алое, как непрекращающаяся бомбардировка. Пурификаторы уже видели подобное, тогда Отряд и пришел в свое печальное состояние с катастрофическим некомплектом.
— Сейчас прорвутся, — сквозь зубы выдавил Святой Человек, вставляя последний магазин. Металл звучно, уверенно лязгнул о металл, как бы заверяя: все в порядке, хозяин, пока во мне не закончатся патроны, ты в безопасности. Увы, это был последний магазин. Два вагона почти отгорели, третий и четвертый больше чадили, хотя все еще служили преградой.
— Что там?! Что это!!! — завопил Савларец, перекрикивая даже шум поездов, ревущий звук пламени, а также вой холодного ветра.
Святой поначалу не сообразил, о чем речь, а затем прищурился и увидел. Среди колеблющихся фигур еретиков крались две тени. Вернее не крались, а шли вполне открыто, но движения их были одновременно легки, осторожны и стремительны, как у хищников, что создавало впечатление острожного скрадывания жертвы. Черты созданий терялись, смазывались в тенях и дрожании горячего воздуха, но было видно, что рост их больше человеческого раза в полтора, колени выгибаются в обратную сторону, как у птиц, и это еще больше усиливало впечатление опасной стремительности. А пальцы, гибкие, как щупальца, заканчивались отнюдь не обычными ногтями. Прочие враги торопливо расступались, словно их обуял ужас от приближения тварей. Еретики вопили тонкими, щебечущими голосами, сталкивая друг друга за борт, лишь бы не оказаться на пути полуптиц-полудемонов.
— Эх, нам бы побольше патронов, прометия и всего остального, — тоскливо прошептал Святой и подумал, что в недобрый час руководство решило разоружать бронепоезда...
Обе фигуры остановились перед затухающей завесой огня, посреди рогатых голов сверкнули ярко-сиреневым совершенно круглые глаза. Савларец завизжал как человек, у которого разум напрочь отшиблен животным ужасом. Грешник с угрюмой решимостью покрутил головой, словно это помогло бы ему лучше прицелиться. Плохо зажившие отверстия на проколотых губах вновь кровоточили, и немой пурификатор был похож на упыря с зашитым ртом.
Святой глотнул, чувствуя, как в глотке до боли пересохло, взял на прицел одну из фигур, почему то в полной уверенности, что обычные пули ей не повредят. Демон, что слева, присел на подрагивающих ногах, явно готовясь к прыжку через огонь. Правый отступил на несколько шагов, словно брал разбег. На пути его оказался нерасторопный еретик, и темная фигура с яркими глазами небрежно махнула осьминогопалой конечностью. Голова еретика отлетела с удивительной легкостью, как мяч, демонстрируя ужасающую силу вроде бы тонкокостного создания.
Святой выдохнул через рот, не чувствуя онемевших губ, пальцы дрожали на прикладе, упорно отказываясь выжимать спусковой крючок. В это мгновение за спинами бахнуло, громко и сухо, будто сломалась толстая, высушенная, насквозь промороженная ветка. Над головами свистнул одинокий трассер. Грешник сам пригнулся и придавил каску Святого, сразу после этого над крышей буквально прошелся огненный нож.
Вытащить наверх станковый пулемет оказалось непросто, однако Фидус и Берта справились. Инквизитор натянул ленту, чтобы не заклинило, а комендант передернула затвор, и хлопнула по стволу, который был от руки подписан корявыми, но старательно выведенными буквами: 'Вразумитель'.
— Огонь, — шепотом скомандовала сама себе наставница и нажала гашетку.
Первый, одиночный выстрел оказался предупредительным, для друзей, а не против врагов. Друзья все поняли мгновенно и пригнули головы в желтых касках, так что Берта сразу открыла огонь на поражение.
В Отряде большая часть оружия была представлена старым добрым огнестрелом. Считалось, что энергетическое вооружение не так надежно в условиях прорыва Имматериума, хотя и обладает большей мощью. Но сейчас, глядя на работу тяжелого пулемета, вряд ли кто-нибудь мог сказать, что это 'неэффективно'. Берта сосредоточилась на присевшей твари, высаживая в нее короткие — по три-пять патронов, чтобы ствол не уводило отдачей — но частые очереди. Наставница почти не промахивалась. Попадания оказывались не столь ужасны, как следовало бы, пули калибра 11 миллиметров вызывали ярко-фиолетовые вспышки вместо фонтанов крови, словно тонули в поджаром теле. Но чудовищу в любом случае явно и ощутимо плохело, тварь отступала, шатаясь, под градом снарядов, теряя форму как пластилиновая игрушка, обдуваемая горячим феном.
