Наконец, видимо отчаявшись, чудовище неловко подпрыгнуло, уже без прежнего изящества и пластики, тяжело обрушилось на крышу догоравшего вагона. Буквально разрывая пережженный металл щупальцами, оно провалилось вниз, вереща и шипя. Ворочаясь среди обломков раскаленного металла, обжигаясь и разбрызгивая капли ихора, который сразу испарялся от жара, демон пробился к тамбуру и, вцепившись присосками на гибких 'пальцах', вырвал прочную дверь, открывая себе путь в 'Радиальный-12'.
— Śubha dina! — приветствовал его Священник на родном языке и, ухмыльнувшись окровавленными губами, нажал рычаг кислотной пушки. За монахом возвышался сервитор Люкт с кувалдой наготове.
Священник рассудил, что так или иначе дело дойдет до рукопашной и, пока инквизитор с комендантом ставили пулемет, пробежал через поезд к 'хвосту', чтобы прикрывать стрелков на переднем крае. И, милостью Императора, угадал, прямо как настоящий пророк.
Визг, разнесшийся из-под броневых стенок, стал еще одним жестоким испытанием для бойцов, которые и так в большинстве своем частично потеряли слух. Не нужно было смотреть, чтобы понять — твари конец. Огонь, разумеется, благодатен и очищает, но подлинное освобождение от уз оскверненной плоти может даровать лишь священная кислота тройной перегонки, отчитанная святым отцом и выдержанная в храме не меньше пяти дней. Поспорить в громкости с воем подыхающего демона мог лишь воинственный крик Священника, который чувствовал, что ныне сам Император ведет его руками и дарует кислоте возможность уничтожать даже наполовину призрачное.
Вторая скотина явно чувствовала себя неуверенно и все же отступила еще на пару шагов, готовясь разогнаться.
— Ай-яй-яй!!! — закричал Святой Человек, немудрящим способом выражая все сразу: восторг от победы над порождением Зла, горечь от того, что в пулемете наверняка закончились патроны, понимание, что Священник не успеет выбраться на крышу и остановить второго.
Грешник, сопя сквозь зашитый рот, одним рывком подтянулся на руках, вылезая из люка, наверное, чтобы схватиться с демоном грудь в грудь и, безусловно, погибнуть, но хотя бы с честью и без стыда перед Всевидящим. Берта, страшно матерясь, перезаряжала 'Вразумителя', Криптман помогал, но замерзшие, несмотря на перчатки, ладони скользили по ледяному металлу, как бесчувственные деревяшки. Пулеметчики не успевали.
Демон быстро перебрал многосуставчатыми лапами и с короткого разбега прыгнул намного дальше предшественника, разом перескочив огонь. Второй скачок перенес тварь через половину длинного вагона, и навстречу злобной твари метнулась высокая фигура. Грешник налетел на врага, как живой таран, выставив плечо. Человек весил существенно меньше демона, но подловил тот момент, когда приземлившееся создание балансировало, еще не обретя устойчивость. Оба зависли на краю вагона.
— Брат, — только и прошептал Святой Человек, уже понимая, что задумал товарищ
Грешник молча обхватил демона и с силой оттолкнулся, увлекая врага за собой. За борт, в полутьму, где выли снежные вихри. Лишь одно мгновение Святой видел бледное пятно лица второго огнеметчика, но мог бы поклясться, что Грешник улыбался от неземного счастья, будто человек, совершивший нечто скверное, но получивший вдруг надежду на искреннее прощение.
— Брат, — повторил холодными, непослушными губами Святой, испытывая бешеную радость от того, что у товарища получилось и одновременно жгучий стыд, потому что не он, радист, сделал это.
— Брат, прощай, встретимся у Его Трона.
— Мы погибнем, — констатировала Берта, захлопнув, наконец, крышку затвора и передернув рычаг. — Пол-ленты. Этого не хватит. Но даже если чудом отстреляемся, разобьемся на станции.
Она посмотрела на знамя Отряда, которое упорно и безуспешно пытался сорвать с флагштока ветер.
— Да, — согласился Фидус, с трудом выговаривая слова замерзшими губами. — Но хотя бы умрем в бою, и души не достанутся Злу.
— И то верно, — Берта поколебалась мгновение, а затем хлопнула инквизитора по плечу так, что это выглядело почти дружески. — Ты наглый, но смелый.
— Смелый, — криво усмехнулся, соглашаясь, Фидус и закончил про себя. — 'Только не слишком умный. Радуйся, Шметтау, ныне твои мечты сбудутся'.
Красное солнце уже на четвертинку показалось из-за горизонта, тундра окрасилась в акварельно размытые оттенки белого и розового. Это было бы красиво, не поднимайся в небо черные столбы многочисленных дымов. Судя по ним, пожары в округе исчислялись десятками.
— Тогда достреливаем ленту и... — Берта запнулась.
— Да, — повторил Фидус. — Знамя надо снять, пока они ждут.
Враги действительно неуверенно замерли, не торопясь бежать сквозь огонь, хотя огня того осталось, по правде говоря, больше символически. Но, скорее всего, эффектная гибель двух предводителей умерила наступательный порыв. Хотя вряд ли надолго.
— Думаешь? — спросила Берта как у равного.
— Обмотаешься им, — со знанием дела пояснил Криптман. — Если нас найдут... потом, флаг будет окроплен кровью героя.
— Героев, — строго поправила комендант. — Снимай, я за пулеметом. Справишься?
— Да, — в очередной раз вымолвил Криптман, думая, что главное — успеть застрелить Ольгу. Если уж не удалось ее защитить и спасти, пусть хотя бы умрет сразу и не больно. Затем шагнул к телескопической штанге с красно-белым полотнищем, прикидывая, как бы снять его быстро, но так, чтобы не утащило за борт, как парус вместе с человеком.
'Интересно, можно ли отсидеться в танке?' — спросил он сам себя и сам себе же ответил. — 'Нет, не выйдет...'
Он управился неожиданно легко и спустился вниз.
— Привет, а мы про тебя совсем забыли, — устало сообщил Криптман техножрице.
— Понимаю, — отозвалась Вакруфманн. — Судя по тому, что фиксировали мои аудиосенсоры, вам нашлось, чем заняться. Какие перспективы?
— Сейчас мы умрем, — ответил Фидус, складывая знамя. Оно было широким, однако неожиданно легким и тонким, так что получился не слишком аккуратный, но подъемный тючок. — Ну, может не сейчас, но скоро.
— Это прискорбно.
— Я думал, ты поучаствуешь, — укорил марсианку Фидус, растирая замерзшие пальцы. Наверху ударила короткая очередь, видимо недолгий период вражеского промедления заканчивался.
— У меня своя война, — ровно сказала Вакруфманн, поднимаясь из кресла. — Интенсивность информационного обмена не позволяла участвовать в бою. Я запрашиваю помощь, а связь требует слишком много вычислительных возможностей.
— Успешно? — без особой надежды уточнил Фидус.
— Нет. Во всяком случае, пока нет.
— Бывает. Что ж, мы отходим к своему вагону, и там будем отбиваться до последнего. Потом закроемся в 'Химере' и подождем чуда. Ты с нами?
— Я с вами.
Сначала пришел гром. Он был настолько страшен, что перекрыл даже не умолкавшую сирену еретического поезда. Больше всего звук напоминал шорох рвущейся ткани, но умноженный тысячекратно. Гром и вибрация разошлись по составу, отзываясь дребезжанием гаек и нытьем зубов.
— Ну что там еще... — подумал вслух Криптман и который уже раз глянул в перископ, но тщетно. Звук шел откуда-то сверху, выше перископного обзора. Зато хорошо была видна комендант-пулеметчица, она бешено махала руками и показывала вверх.
Проклиная все под этим солнцем, Фидус вручил свернутое знамя Дженнифер и снова полез наверх по лесенке, к люку. Пронизывающий ветер даже не ворвался в штаб, а вдавился, тяжело, твердо, подмораживая лица и руки. Ревущий звук стал еще громче и как будто переместился. В ледяных вихрях затанцевали снежинки, удивительно белые и чистые для внешнего кольца промзоны. Криптман замер на пару секунд, лишь ноги в подбитых мехом сапогах топтались по лестничной перекладине, будто инквизитор вытанцовывал от нетерпения. А затем Фидус ввалился обратно, смахивая иней с густой щетины. Он сел прямо у грязных ступенек и дико расхохотался, как умалишенный.
— Неадекватная реакция, — сказала Вакруфманн. — Ты тоже поддался пагубному воздействию? Желаешь, чтобы я прекратила твое существование и спасла душу, пока ты сохраняешь человеческую форму и остатки рассудка?
— Не... — продолжая захлебываться полуистерическим хохотом, попросил Фидус. — Нет. Просто над нами летает 'Клешня страха'. Модель 'Анвилус'
— Капсула орбитального десанта, — отчеканила Дженнифер. — В настоящее время 'Клешни' эксплуатируются исключительно космодесантниками Хаоса. Что ж...
Техножрица сделала паузу, положила на стол оператора свернутое знамя и закончила очень по-человечески, даже сымитировав печальный вздох:
— Значит, в самом деле, пришел наш час.
— Нет, — опять сорвался на смешок Фидус. — Ты не поняла. Это 'Анвилус', но в нем сидят не еретики.
Криптман устало, тяжело поднялся, его била дрожь, отчасти от холода, отчасти из-за нервного истощения. Лицо инквизитора и так было прямоугольным, с резкими чертами, а сейчас вообще казалось вырезанным из камня или твердого дерева — ни одной плавной линии.
— В отцовских дневниках это называлось 'кавалерией из-за холмов' — сказал Фидус. — Хотя понятия не имею, при чем здесь холмы...
— Голову ниже! — крикнул Святой Человек и сам подал пример.
Воющая хрень, похожая на громадный шестопер с когтями, зависла на мгновение, извергая столб огня, а затем, подруливая маневровыми двигателями, уверенно зашла с 'головы' двойного состава, как штурмовик, готовящийся 'причесать' цель из пушек. Кто бы ни сидел за рычагами хаоситской машины, его искусство пилота было велико, потому что маневрировать на такой скорости при высоте не более полусотни метров смог бы не каждый атмосферный пилот и уж тем более не десантной капсулой.
'Клешня' выполнила классическую горку, зависла на мгновение и начала опускаться вертикально, очень быстро, буквально падая. Святой Человек заорал от восторга, поняв, что собирается делать неизвестный летчик. Капсула была оснащена орудийной системой, которая позволяла обстреливать поезд, однако неведомый человек (или не человек? кто знает...) решил вопрос по-иному и более радикально, не размениваясь на артиллерию.
Шестопер опустился строго над хвостовыми вагонами 'Двенадцатого', с точностью ювелира или марсианина, выровняв скорость так, чтобы разница составляла не больше пяти-шести километров. И, как последняя точка в красивой и удивительной комбинации, у кормовых двигателей капсулы зажглись кажущиеся безобидными ослепительно белые огоньки мельты. Вражеский локомотив и вагоны 'Шестьдесят четвертого' прошлись под ракетным факелом температурой около четырех тысяч градусов и огнем резаков, предназначенных для сокрушения многометровой брони боевых кораблей открытого космоса.
Можно было сказать, что это 'ярко', 'эффектно', 'страшно' и придумать еще множество других эпитетов, но все они оказались бы лишь бледной тенью того, что случилось в реальности. Методика космического абордажа, перенесенная в иную среду, сработала крайне эффективно. Это был уже не шум и даже не грохот, но полноценный акустический удар, сам по себе способный убивать и крушить. Огонь поднялся в светлеющее небо сплошной волной на десятки метров, куски раскаленного металла полетели как от взрыва сверхмощной бомбы, а брызги плавящейся стали извергались, будто магма из жерла вулкана. Как ни удивительно, еретическое знамя продержалось несколько мгновений, нечестивые символы засветились пронзительно-сиреневым, словно письмена, выжженные во всех мирах одновременно. Однако даже злое колдовство сдалось перед очистительным пламенем.
Позволив 'Шестьдесят четвертому' протянуть самого себя сквозь убийственный огонь, 'Клешня' поднялась чуть выше и, наконец, пришло время пушек, причем в идеальной для стрельбы позиции, когда не нужно делать поправку на боковое смещение цели. Из-за вертикального положения капсулы полноценно обстреливать поезд могли только два ствола из пяти, но этого хватило. В иных обстоятельствах броня поспорила бы со снарядом, но стальные листы были сорваны и расплавлены жадными когтями выхлопа и резаков. 'Радиальный-64', несчастливый поезд, ставший жертвой Зла, закончился во всех смыслах менее чем за полминуты.
Святой Человек подобрал отвисшую челюсть и подумал, что, должно быть, сильны и могущественны ангелы Императора, если они воюют... на вот этом.
За триплексами уже мелькала промышленно-городская застройка. Берта спустила вниз пулемет и тяжело спрыгнула сама, повиснув на руках и минуя лестницу, может из форса, а может, опасаясь поскользнуться.
— Вакруфманн, сколько нам осталось? — воззвал Криптман.
— До конечной станции девять километров, — после короткой паузы отозвалась техножрица.
То ли она поняла, о чем думал Фидус, то ли мысли инквизитора и марсианки двигались в одном направлении, потому что Дженнифер продолжила:
— Наш естественный тормозной путь составит приблизительно три с половиной километра. Но через два километра разгрузочная станция и маневровое ответвление.
— Там можно выгрузить 'Химеру'? Высоты платформы хватит? — быстро уточнил Фидус, считая в уме, сколько у них времени. Получалось что-то около двух минут, но Криптманы славились отсутствием способной к математике.
— Да. По команде вы должны использовать стоп-кран.
— Используем, — пообещала Берта, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Поистине, какие нужны еще доказательства тому, что Император с ними и сила Его велика? Комендант сняла верхнюю половину комбинезона и сейчас торопливо обматывалась свернутым вдвое знаменем Отряда поверх свитера.
Огненный шестопер тем временем ушел куда-то дальше, судя по слабеющему грохоту, достаточно высоко. Может капсула унесла экипаж по каким-то своим делам, а может пилот высматривал место для посадки.
— Но кто мог прилететь на хаоситской ерунде и спасти нас? — спросила Берта.
— Есть один... воин Императора. Затрофеил 'Клешню' с корабля новообращенных мятежников, который был подбит и много тысяч лет дрейфовал в пространстве. Сделал из нее личный катер, — ответил Фидус, вспоминая, где аптечка. Доходяга перед тем как отправился помогать товарищам, крепился и молчал, но выглядел плохо, ему требовалась, по крайней мере, иммобилизующая повязка на торс. Наверняка и остальным досталось
— А зачем?
— Потому, что мог.
— Кто приобщается к еретическому даже в малом, тот ходит по краю и сам уподобляется еретику. Его моральные качества сомнительны, — глубокомысленно сообщила Берта.
— Вероятно, — искренне согласился Фидус. — Но сегодня он принес нам спасение.
— Ну, тогда мы его поблагодарим за это, если удастся, — с абсолютной серьезностью решила комендант, застегивая комбинезон. И без того высокая, плотная наставница, будучи обмотанной знаменем, казалась веретенообразной. — Но спиной к такому типу я бы не поворачивалась.
Криптман в очередной раз хохотнул, отметив сюрреалистичность момента — теологическая беседа в полуразрушенном бронепоезде без локомотива, среди дребезжания и скрежета разваливающихся элементов, а вокруг брызги крови, искрящаяся проводка и мигающие красные лампы аварийного освещения. Что ж, инквизиторам приходилось вести диспуты о границах добра и зла в куда более экзотических местах.
