Итак, прикинем. На моих ногах повисли три новые гири. Самантий, Тулвар и обеспамятовавший Олник. Не слишком ли много для одного варвара Джарси? Где та последняя соломинка, что переломит мою спину?
После еды я загнал гарем в палатки и объявил общий совет. Отряд расселся перед костром на корягах. Вместе с нами были Тулвар и Самантий (последний все баюкал свою огромную сковородку). Я обвел всех взглядом, скрестив руки на груди (поза вставшего орла — гордая поза!). Эльфы. Гномы. Люди. Но начну с Тулвара.
* * *
— Маска, Фатик!
— Да, маска... Расскажи подробней.
— Тысяча шелудивых псов, меня предали!!!
— Расскажи подробней, Тулвар.
Девица-Тулвар зябко повела худой шеей.
— Некрасивая женщина-эльф с носом, как уродливый утиный клюв, мы продрогли! Подай нам теплые одежды!
Глаза Виджи стали больше, чем в тот, первый раз, когда я сморозил глупость в конторе. Она вскочила и зашипела сквозь зубы, глядя на Тулвара поверх костра, вот только злости в ее взгляде не было, скорее, смертельная обида маленькой девочки.
Я чуть не отвесил Тулвару подзатыльник. Едва — ибо царь заперт в женском теле, а на женщину я не могу поднять руку.
Вместо этого я встал, сграбастал девицу-Тулвара за ворот и приподнял.
— Будь... вежлив... с моей... женой. Иначе я просто оставлю тебя здесь. Если понял — кивни.
Тулвар, багровея лицом, нашел в себе силы кивнуть.
Я опустил его на землю и лично сходил за теплым пледом, заодно проведал Альбо и Монго. Пророк Гритта спал, наполняя фургон винными парами. Монго, которому врач дал снотворное еще у Самантия, тоже дрых, и физиономия его выглядела не такой оплывшей. Отлично, сегодня днем, когда мы будем у Оракула, он уже сможет ходить. Я выбрался из фургона. Виджи не было у костра. Обиделась. Ушла. Моя маленькая красивая кошка...
Тулвар соизволил кивнуть, когда я подал ему плед.
— Мы заметили, ты путешествуешь с личным гаремом, дорогой Фатик. Добрый знак. Ты стал вести себя как настоящий мужчина. А эта тучная уродливая гномша, она тоже... твоя птичка?
Крессинда ахнула, и попыталась разразиться гневной тирадой, но я прервал ее повелительным взмахом руки.
— Тулвар!
— Да, негодный Фатик?
— В своих речах... оценках тех, кто со мной... постарайся быть вежлив.
Он устремил на меня невинный взор. Он не понимал.
— Но я и так...
Я поднес палец к губам.
— Просто — отвечай на вопросы. На мои вопросы.
Я навис над Тулваром, глядя прямо в его — ее — блекло-серые, водянистые глаза. Даже фунт косметики не прибавил бы этой девице привлекательности.
— Просто отвечай на вопросы, так будет проще и быстрее. Ты давно приблизил к себе магов Талестры? Почему Рандовал носит на груди знак распорядителя царского дома?
Вместо ответа он повел странным взглядом по сторонам и изрек:
— Здесь отвратительная местность!
— Перетерпишь.
— То ли дело наш дворец и гарем с внутренним садом. Там... Я хочу туда, к своим девочкам! Я сейчас зарыдаю!
— Заревешь — выгоню. Будешь отвечать — оставлю.
Он с трудом перевел дыхание.
— И сделаешь так, чтобы к нашей милости вернулось прежнее тело?
— Посмотрим, — сказал я уклончиво.
— Мы знаем про ваш кодекс и клятвы...
— Тулвар! Про клятвы и кодекс — потом! Сначала ответь на вопросы! Ты давно приблизил к себе магов?
— Видишь ли, Фатик... — Он передернул плечами и покосился на свои груди. — Никак не могу к ним привыкнуть... Как женщины их носят? Даже такие мелкие, они доставляют нам очевидные неудобства!
— Тулвар!
— О... Рамшех... Давно, как только у нашей милости начались проблемы... Но мои словах не для ушей черни!
— Отвечай, Тулвар!
Именно этот момент Крессинда избрала, чтобы пойти на очередное сближение с Олником. Бывший напарник издал вопль звериного страха и спрятался за моей спиной.
— Фатик, не подпускай ко мне мордуленцию!
Эти слова переполнили чашу терпения Крессинды. Лицо ее стало пунцовым, пуговичный нос задергался, маленькие глаза наполнились слезами. Она развернулась и кинулась в фургон со стонущим плачем.
Я медленно выпустил воздух сквозь сжатые зубы, прихватил горсть волос на темени и как следует дернул. Спокойно, Фатик. Ты во всем разберешься. Если до того не подвинешься рассудком.
— Олник!
— Ась?
— Не смей. Больше. Оскорблять. Крессинду.
— Да ведь я...
— Дай слово.
— О... Значит, тебе дороже эта... эта... Слушай, я пойду погуляю! — Он вскочил и исчез среди кустов лавра.
Самантий проводил его взглядом и потер свежие царапины на лице.
— Ага-а-а... — глубокомысленно протянул он.
Великая Торба, и еще этот развратник! Натер царапины гномской мазью, поел и ожил, ишь ты!
— Тулвар, тут — нет чужих ушей. Здесь все свои. Отвечай так, будто говоришь одному мне. Если хочешь, чтобы я тебе помог, конечно!
Он скукожился, взгляд его стал затравленным.
— Ла... ладно. Маги Талестры... они давно... Как только у нас начались проблемы с известным делом... Наши придворные маги... не справились, а из Талестры... смогли укрепить корень нашей милости. И давали мудрые советы по управлению государством...
— Говоря иначе, втерлись доверие.
— О, Фатик... Мы только сейчас поняли, какие же они подлецы! И не было нам забот, пока... О, низкие негодяи! Мы даже позволили им повсюду ходить со своей личной охраной из кверлингов! Сегодня... уже вчера ночью, наша милость готовилась к обряду в Храме Рамшеха...
Приближенных к Тулвару талестрианцев было двое — Рандовал и Дагеста, магичка, та, что заняла тело Тулвара. Четыре года они вели себя тише воды и ниже травы, и до того выслужились, что Тулвар сделал Рандовала одним из распорядителей царского дома. Гром ударил внезапно. Сегодня в уединенном покое в Храме Рамшеха Тулвар готовился к служению, когда туда внезапно ввалились кверлинги — и маги. И не только они.
— Не только они, Фатик! Но и главный визирь Автолик, и начальник дворцовой стражи генерал Мортиц... Ты понимаешь, маги уже успели их обратить!
Я вспомнил, как встретил на въезде в Семеринду пять кибиток. Значит, можно ожидать, что обращены не только Автолик и Мортиц, но кто-то еще из приближенных Тулвара. Неплохо задумано. Власть в одночасье перешла в руки чародеев. Однако... Слишком много магов на моем пути. Магов Талестры.
Экие они шустряки. Аркония, Фрайтор, Мантиохия, а теперь, оказывается, и Дольмир — объекты их пристального, и отнюдь не праздного интереса. М-да... Маги Талестры, похоже, решили всерьез прибрать к рукам власть над самыми разными странами. Стоит поймать мага, подвесить и выцедить из него все тайны... Жаль, нет возможностей — и времени.
— Фатик, маска... Кверлинги схватили нашу милость, а Дагеста, глумливо кривляясь, объясняла! Эта проклятая маска меняет души! Если, держа ее в руках, приложить к чужому лицу... Вы обменяетесь душами, клянусь Аркелионом! Маги Талестры лишь недавно открыли это ее свойство! И Дагеста... сделала это с нами! Мы... вспышка золотого света... И наша милость оказалась в этом вот проклятом, трижды премерзком теле!
Он упал на колени перед костром, отставил мосластый зад, и визгливо зарыдал.
Черт... Душа душой, но эмоции в теле Тулвара остались прежние, женские.
Тулвар прогугнил сквозь слезы:
— Я знаю, зачем они это подстроили! Чтобы самим поселиться в моем гареме!
Идиот.
— А потом они связали нашу милость и бросили в угол, и стали переговариваться вчетвером в ожидании часа служения, словно нас в комнате не было!
— О чем они говорили?
— О тебе, Фатик!
Я обмер. Принц и Имоен что-то пробормотали. Скареди ахнул.
— Поясни.
— О-о-о, варвар, тысяча кастрированных орков! Они знали, что ты уже в Семеринде, но не знали, где точно. Эй ты, усатый старик с тусклым взглядом хворой лошади, подай нам носовой платок!
— Святая Барб...
— Тш-ш, Скареди! Сморкайся в плед, Тулвар. Делай что я сказал и продолжай рассказ!
— А... ага... Пффффррр! И вот... Каким-то образом они могут следить за движением твоего отряда, Фатик! Но вот вчера не получилось. Мерзкий Рандовал сказал: "Наши глаза ослепли". И еще они говорили о тебе... много... ругали! Ты что-то натворил во Фрайторе, они сказали, и в Ридондо... Сорвал их планы... А это правда, что Ридондо был уничтожен смерчем?
— Правда.
— О, беда, беда, разорение! Куда же наша милость будет направлять товары и рабов?
— Не отвлекайся, Тулвар!
— А? Ага!.. Они... Им что-то нужно от тебя, Фатик, но мы не поняли, что! Мы слушали, и перетирали веревки об угол стены... В великом страхе, ибо не знали, что с нашей милостью намерены сделать чародеи!
Хм. Действительно — что? Чего хотят от меня — этого я не выясню, пока не поймаю чародея. А вот что намеревались сделать с Тулваром? Убить — или заточить в темницу? Тулвар кричал, что его хотят убить, но у страха глаза велики. Рандовал швырнул в подмененного царя огненным шаром, когда убедился, что игра проиграна. Но вот что он был намерен делать до того, как проиграл? Пленить или убить? И что сделали с носителями сознания визиря и генерала, и прочих приближенных? И как, мать вашу, кудесники проведали, что я натворил во Фрайторе?
Слишком много вопросов — и ни одного ответа. При случае изловлю мага Талестры и постараюсь все выпытать.
— Рандовал дерзновенно поглядывал на нашу милость иногда! А мы... мы слушали! И думали... Гнусная Дагеста сказала, что в такой толчее, в таком столпотворении на праздник Аркелиона тебя нельзя, или крайне сложно будет найти без наводки шпиона, что они ошиблись, полагаясь только на шпиона, и подготовили слишком мало людей для того, чтобы тебя выследить. Вот, Фатик! Вот! Ты хотел, чтобы все слышали? Так вот пускай слышат — у тебя тут шпион!
Ад и пламя!
Мои спутники начали переглядываться. Гарем встревожено закурлыкал в палатках. Донни высунулась наружу, но я загнал ее обратно, мол, спи давай! Гритт, а ведь все девчонки — с Южного континента... А не может ли так быть, что одна из них... Но кто, яханный фонарь, кто?
— Досказывай, Тулвар.
— О-о, святой Аркелион! А потом они сказали, что тебя, видимо, стоит ловить в том самом месте, куда ты движешься. Мы лежали и думали, мы ведь знаем, где обретаются гнусные прощелыги из Джарси! Вот у этого неприглядного толстяка! Наша милость рассудила так: если нам удастся сбежать, мы помчимся к этому подлому и грязному Самантию, и отыщем там тебя! И попросим твоей помощи! Когда настал миг служения и маги обернулись выходить, мы вскочили и ринулись к потайной двери, замаскированной под стену. И сквозь тайный коридор выбрались наружу! А дальше... Ты и так все знаешь.
— Фатик, — ласкового молвил Самантий. — Можно, я ее выпорю?
Место... неужели маги намерены ждать меня у Оракула? Гритт, да что же это: всем нужен Фатик Джарси? И магам, и Вортигену, и эльфам! Каждый хочет оторвать от меня кусочек на память.
Вместо ответа я бросил взгляд на Тулвара.
— Рандовал швырнул в тебя огненным шаром. Маги Талестры что, научились творить пиробласты?
Тулвар потер крючковатый нос.
— Тысяча бородавчатых жаб, то был пузырик. Рандовал развлекал нашу милость иногда огненными чудесами, мы не знали, что он припрятан под его мантией!
— Пузы... что?
— Ошметок бычьего пузыря, наполненный взрывчатым алхимическим газом, любезный Фатик. К нему крепится короткий фитиль, поджигаемый магом о ноготь большого пальца...
И тут обман, хитрый трюк, о-о, Гритт!
Я прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Глянул в небо: луна поблекла, звезды были едва видны. Скоро... уже скоро...
— Мы едем к Оракулу. Есть основания полагать, что возле него либо внутри будут подстерегать злодеи. Знаешь ли ты возможность проникнуть внутрь Облачного Храма незаметно, или, по крайней мере, не очень заметно? Если знаешь — ты нам поможешь, а мы — поможем тебе. Все просто.
Девица-Тулвар думала недолго.
— Наша милость поможет, но ты — дашь слово Джарси, что приложишь все силы, чтобы вернуть нам тело... и трон!
— Только тело.
— О-о, низкий и подлый гад! Хорошо, пускай только тело, лишь бы выбраться из этого... этой... Этой... с грудями и кривым носом! О-о, мы бы, уверен, немного смирились, будь у нее впереди два спелых персика, и сзади...
— Тулвар!
— Любезный Фатик, будь ты трижды проклят, кроме центрального подъезда к Оракулу имеется боковой, с восточной стороны горы, коим пользуются привилегированные особы, приближенные к царскому дому, когда хотя испросить совета Оракула инкогнито, незаметно... А наша милость — первосвященник Рамшеха, а Оракул — одна из наших святынь... Мы знаем расположение галерей и покоев... Итак, тайный вход в галерею, что ведет в Зал Оракула...
— Слушайте все, — сказал я. — И запоминайте.
Члены альянса слушали и запоминали. И даже Монго, выползший к тому времени на свежий воздух, внимал рассказу Тулвара.
* * *
Остаток ночи я провел рядом с Виджи. Мы просто спали, обнявшись. Мы молчали.
55.
— Чума! В Селибрии чума, спасайтесь!
— Эй, эй, повторите?
Они не остановились, целое семейство, тянущее большую двуосную тачку, набитую поклажей.
Вскоре нам попались еще беглецы, затем пришлось съехать с дороги, пропуская вереницу беженцев — конных, пеших, на подводах и фургонах. Жители Селибрии волочили домашний скарб и были смертельно напуганы, и было их — много сотен.
Чума? Не значит ли это, что кто-то прибег к моей уловке, чтобы очистить местность под горой Оракула для каких-то своих целей? Или в Селибрии и правда — чума?
Я не медлил. Едва поток беженцев обмелел, вновь двинул караван по дороге. Янтарное солнце потихоньку клонилось к закату.
Мы ехали по горной дороге вдоль холмов, которые заслоняли нам вид на гору Оракула. Сама гора стояла уединенно, особняком. Мы ехали молча, в густом спертом воздухе, в пыли, слушая жужжание слепней и мух.
Предчувствие беды? Угу, оно самое. Как сказал бы Отли в одной из своих пьес: предчувствие беды сжимало наши сердца.
Виджи тихонько сидела рядом. Лицо бледное, голова повязана цветной косынкой, клинок у плеча. За пологом кряхтел Самантий, что-то бормотал Тулвар — похоже, ругал весь белый свет и лично Фатика М. Джарси. Олник тоже был в моем фургоне — прятался от Крессинды, угрюмо хрустел сухарем.
— Виджи, я давно хотел спросить...
— Да, Фатик? — Ее голос оказался мягок.
— Этот вопрос не дает мне покоя... Ты можешь смеяться, но вопрос для меня очень важен. И в этот час, когда над нашими головами, возможно, простерлись...
— Фатик!
— Гритт... Я давал слово не спрашивать о походе, но этот вопрос — он не о походе...
— Фатик!!!
— Виджи, Квинтариминиэль... он твой брат или муж?
Серые глаза взглянули на меня... Я даже не могу в точности описать их выражение. Тут была и жалость к тупому варвару, и затаенный смех — боги, я впервые видел, чтобы глаза Виджи смеялись! — и что-то... Во взгляде было душевное тепло, именно с таким теплом женщина смотрит на близкого ей мужчину. И именно за такой взгляд мы готовы положить весь мир к ногам любимой.
