Просто О Любви...

Я согласилась с Леркиными доводами и поплелась в свою квартиру. Вот сто процентов мама уже стоит с раздутыми ноздрями, будет заступаться за Эдика.

Открыла дверь. Мама стояла с раздутыми ноздрями и руками, упертыми в бока. Из туалета папа крикнул:

— Закончилась туалетная бумага! Подайте кто-нибудь!

Не помогло, вернее, это маму не отвлекло.

— Мам, привет! — я разулась и чмокнула маму в щечку, — Только не ругай меня, пожалуйста! Я не виновата, что ему не понравилось, как мы пообщались.

— Что ты ему наговорила?

— Я наговорила? — я сделала удивленное лицо, — А он сам-то не рассказал?

— Нет, ну мне кто-нибудь даст туалетную бумагу? — гаркнул папа из дамской комнаты. Или из мужской, не важно.

— Он сказала, что ты скучная и совсем неинтересная, плюс ко всему ведешь себя не очень хорошо!

— А ты веришь этому упырю, а не родной дочери?

— Сашенька, я понимаю, что с ним скучновато, потому что кроме как об истории он говорить ни о чем не может...Но в целом он ведь не плохой!

На этих словах дверь туалета с грохотом распахнулась:

— Ё....твою...., ДАЙ МНЕ ТУАЛЕТНУЮ БУМАГУ И ОТСТАНЬ ОТ РЕБЕНКА!!! Ей нафиг не нужен твой Эдик и мне в зятья тоже его не надо!

— Ха! — Мама прошла в кладовую, достала рулон бумаги, дверь в туалет прикрылась, осталась только щель. Именно туда мама просунула бумажку.

— Раньше ты так не говорил! — сказала мама в эту щель.

Я бочком рванула к себе. Оказавшись в комнате, вздохнула с облегчением. На подушке спал наш волосатый домашний уродец.

— Чак, свали с подушки, — грозно сказала я.

Очень хотелось чаю, поэтому, скинув кошака, и напялив халат, я крадучись пошла на кухню. Правда, зря. Там уже были мама и папа.

Я села за стол.

— Мам, налей мне чай. Раз ты у плиты стоишь.

Она налила чаю. И тут папа заговорил. Я так понимаю, его целью было примирение нашего семейства:

— Значит, что я хочу сказать. Пока Эдик рос, он мне казался смышленым, умным мальчишкой. Я все равно его люблю, он мне как сын, вырос ведь на моих глазах. Но...больно он уж на бабу похож, прости Господи. Весь какой-то...Ну, не мужик он! Разве он сможет твою дочь обеспечить? — спросил папа, глядя на маму.

Мама склонила голову.

— Ну, вот скажи, честно скажи, разве он может быть хорошим мужем? Да он всю жизнь будет писать докторские и получать три копейки, а эта, — кивок в мою сторону, — будет тащить его на себе!

Папа передохнул и продолжил.

— Это не плохо, парень умный, пусть, но на кой черт заставлять его и ее встречаться? Ну не любят они друг друга! Чего ж тут непонятного!

— Вот именно! — встряла я, — Ему вообще Нина нравится!

— Кто такая Нина? — всполошилась мама.

— Такая же повернутая на истории, как и он, — объяснила я.

Мама протяжно вздохнула.

— Я понимаю, я все понимаю...Но ...я так боюсь, что ты останешься одна, или встретишь какого-нибудь шарлатана, наркомана, алкаша...Сейчас мужиков-то нет нормальных! А Эдичка...ну, скучноватый, но ведь в целом же неплохой парень!

— Мам, да он жмот! Я не претендую на бриллианты, я сама за себя способна заплатить, но просто смотреть тошно было, как он сегодня мороженое выбирал в кафе...или что там, пирожное...не суть. Лишь бы подешевле. Прикинь?

— А это у него и отец такой же! — встрял папа, — Он мой друг и знает, что я думаю об этой черте его характера, но жмот он тот еще!

Мама еще раз протяжно вздохнула, видимо понимая, что папа прав.

— Значит так, — снова начал толкать речь папа, — предлагаю оставить все как есть! Я не думаю, что сам Эдик очень хочется с нашей дочкой встречаться, там тоже мама...такая же, как ты...

— А что я? Что я?

Пока родители начали препираться, я со счастливым видом поглощала шоколадку.

Я ее уже порешила, а они все еще спорили.

— ...ваша идея дурацкая...

— Ничего не дурацкая...

— А какая?

Я молча встала и пошла в комнату. Этот волосатый уродец снова спал на подушке. Что за такое упертое животное? Может у него гены барана?

Я снова скинула его, взяла полотенце и пошла в душ.

Позже, уже засыпая, я думала, что ж мне надеть завтра, чтобы Матвей Николаевич снова заметил!!!

Утро было обычным, правда погодка подкачала. Шел дождь, причем не сильный, а мелкий и противный. В такую погоду не знаешь, что делать с зонтом, то ли открыть...так дождь вроде не сильный. А не откроешь, промокнешь, как жаба.

Мама была печальная. Конечно, идея фикс всей твоей жизни рушится. Она грустно чмокнула меня в щечку и пошла на работу. Я, позевывая, отправилась в ванную. Из туалета раздавался шорох, я заглянула. Чак Норрис разбрасывал свой сыпучий туалет по всему коврику.

— Нет, ты не можешь это делать раньше? Пока дома родители? Сирун...

Обиженно надув губы, я пошла умываться. Когда я сидела с огромной кружкой чая и слушала новости про Сильвио Берлускони, зазвонил телефон. Лерка.

— А ты поейдешь куда-нить?

— Ну, во-первых, здрасьти!

— И тебе привет! — ответила она.

— Пойду, уже почти оделась, чай допиваю.

— Блин, там такая погода мерзкая...я думаю, может сегодня обзвонить всех? Нам же можно в месяц сорок визитов делать дистанционно. Чего-то не хочется под дождь.

— Не, я схожу, у меня сегодня у директора магазина одного днюха, поздравить нужно. Да и все равно в обед вождение, придется из дома выходить, так что схожу!

— Ну ладно, только не забудь, что вечером после теории мы идем пить пиво!

— Ладно! Помню!

Я натянула джинсы. Какая тут юбка? Мокрость такая...Волосы собрала в хвост. Не стала усиленно красить глаза. Черт, а ведь так хотелось на занятие по вождению прийти красивой. Ну да ладно, может, успею заскочить домой и переодеться.

Я взяла зонт, толкнула на прощание наглого кота, который подозрительно обнюхивал мои ботинки, и пошла на работу.

Это было ужасно. Я проклинала тот момент, когда я решила выйти в дождь на работу. Черт, когда я сдам на права? Хоть не буду пешком ходить, кошмарище просто. Директора магазина я пришла поздравлять, как мокрая мышь, волосы прилипли ко лбу, ноги промокли. Ворот кофты намок и вонял шерстью, меня чуть не стошнило, уж не буду говорить, что я жутко замерзла. Был тот случай, когда я решила, что дождик-то не сильный. Он шел потихоньку, потихоньку...и получилась склизкая, мокрая и вонючая я. Марина Юрьевна, директор магазина, пыталась влить в меня коньячку для сугрева, но, помня о вождении, я не решилась.

Хотела заехать домой переодеться, но не успела. На вождение я пришла еще хуже, чем мокрая мышь. Потому что решила, а на кой черт открывать зонт, если я итак промокла? Тушь, которая стоит хрен знает сколько, простите за мой французский, и считается водостойкой, как и положено в этой жизни потекла. Но я об этом не знала...Пока не подошла к Матвею Николаевичу. Он посмотрел на меня, взял под локоть и повел к машине. Усадил на пассажирское сиденье.

— А...а я не поеду что ли? — я улыбалась, потому что увидела его.

— Пока нет...говори свой адрес.

— Чего?????

— Говори свой адрес, поедем переодевать тебя и умывать.

— Ум...умывать? — я судорожно рылась в сумке, тоже влажной, в поисках зеркальца. Нашла. Посмотрела.

— О, ужас!!! — под глазами были черные разводы.

— Ну, я бы так не сказал...на мокрую кури...мышку похожа, а так...ты мне очень нравишься!

— Матвей Николаевич! Разве можно так девушкам говорить?

— А я никогда и не говорил, что способен на расписные комплименты и романтик из меня...как из...ладно, не буду выражаться. Не романтик я, Сашка!

Я шмыгнула мокрым носом.

— Так куда едем?

— Плеханова, двадцать пять...

Мы поехали, я пыталась влажной салфеткой стереть с лица размазанную тушь, которая вдруг вспомнила, что она водостойкая. Пока ожесточенно терла веки и область под глазами, думала, что если б мне Эдичка сказал, что я напоминаю мокрую курицу, то я б записала его во враги народа номер один...Хотя он итак там. А вот то, что Матвей Николаевич...Короче, нравится он мне и все ему прощается. И не переделать его, я думаю, ведь лет ему...а сколько ему лет?

— А сколько вам лет?

Он включил печку, полуулыбнулся.

— Зачем тебе? Старенький уже...

— Ну, сколько?

— Ну, сорок.

— О! Я так и знала, я так Лерке и сказала, и...

— А вы чего это, с Леркой меня обсуждали?

Он снова улыбнулся. Сегодня было холодно, так что очков на нем не было. Карие глаза смеялись.

— Н-нет, что вы, что вы! Просто это...Ну...

— Ну, понятно...Здесь есть въезд во вдор?

Я оглянулась в ту сторону, что он показывал. Кивнула. Чего-то мы быстро доехали.

— Поднимитесь со мной?

— Зачем? Ты беги, надевай сухую одежду.

— А вы обедали сегодня? — желание затащить его домой было непреодолимым.

— Еще нет...Саш, ты что, хочешь затащить меня к себе и заняться сексом? Так ты так и скажи...

— Не-е-е-е-ет! Что вы-ы-ы-ы! — протянула я, делая удивленный вид. Хотя именно об этом я и думала.

Он смотрел на меня своей понимающей улыбкой, взрослого человека, от которого мало что скроешь.

— У нас...у нас просто борщ есть! — деланно-радостно воскликнула я, вспоминая все содержимое холодильника.

— Ладно, пошли. Но быстро, потому что еще позаниматься нужно с тобой.

— Да-да! — радостно кивала я.

Мы вошли в лифт. О-о-о-о, это было кошмарно. Я просто не знала, куда свои глаза спрятать, казалось, что он видит меня насквозь, видит, чего я хочу. И кого я хочу.

Трясущимися руками я открыла дверь в квартиру. Мы вошли. Он снял свою куртку, разулся. Я тоже. Носки мои были... хоть выжимай. Топая по полу ногами и оставляя за собой мокрый след, я пошла на кухню. Стала рыться в холодильнике.

— Саш, ты сначала переоденься в сухое, слышишь? Заболеешь ведь. Потом будешь искать еду. Из комнаты вышел заспанный Чак Норрис, недоумевающее глядя на Матвея Николаевича.

— Матвей Николаевич, это наш кот...

— Давай уже просто Матвей.

— Х-хорошо, Матвей, это наш кот Чак Норрис.

— Вот это кличка...кто ж так его?

— Папа!

— С ума сойти!

Он стал гладить кота, тот сразу перестал делать удивленные глаза, сощурил их и затарахтел. Я взяла в комнате полотенце, шорты, футболку и теплые носки. Пошла в ванную, хотелось хоть на минуту влезть под горячую воду.

Пока раздевалась...не могу передать словами свои чувства...Просто представьте, вот через стенку, через тонкую, кирпичную, или какую там кладку, стоит человек, с которым я хочу заняться сексом. Очень хочу. Ну что я теряю? Мне двадцать семь лет, почти двадцать восемь. Я не замужем, он не женат. Правда, дискомфорт от того, что хочу я этим заняться в квартире своих родителей, но мою-то сдадут только через три месяца...

Что делать? Я встала под горячую струю душа...Хватило меня минут на пять, а потом я решила: ну что я теряю? Ну что? В конце концов, если мы потом не сможем нормально общаться, или если он сейчас скажет, что он шутил про сауну, и я все неверно поняла, то просто можно пойти к другому инструктору...никаких проблем.

Трясущимися руками я укуталась в полотенце, с меня стекала вода. Медленно, с дрожащими коленками, я вошла на кухню.

Он слегка присел на подоконник, указательные пальцы рук были засунуты в карманы джинс, из-под его локтя в полосатой кофте на меня смотрел недовольный Чак Норрис. Видимо его перестали гладить.

— Я...,— я попыталась сглотнуть, не вышло...Я стремительно покраснела, блин, хоть бы темно было что ли, вот же позор какой...И голой-то не выйдешь, чтоб прямым текстом сказать, чего хочу...Хотя, по мне, итак все понятно...

Он оттолкнулся от подоконника, шумно втягивая носом, воздух и пошел ко мне. Поцеловал очень резко, колюче и вкусно. А потом сказал:

— Ты чего так долго не шла? Я уже заждался..., — и улыбнулся своей знающей улыбкой.

Я уткнулась ему в шею и спросила:

— Так ты знал, что я хочу...что я приду...

— Мгм, — он кивнул и поцеловал меня в шею...

— Откуда?

— Саш, хватит задавать глупые вопросы, — и снова поцеловал меня. Не переставая делать это, стащил с меня полотенце, бросил его на пол и стал подталкивать меня в сторону комнаты.

— Откуда, — хрипло спросила я, потом попыталась прочистить горло и попробовала снова, — откуда ты знаешь, где моя комната?

— Я уже разведал!

Дальше, о, дальше даже говорить не стоит...Знаете, меня всегда дико смешила это О в мыльных операх, книгах о любви, фильмах. Например, когда Скарлетт О*хара говорит: "О, Эшли!" со мной случается истерика. Как можно так говорить? Но сегодня тот самый случай в моей жизни, когда стоит сказать, О, ДАЛЬШЕ ...ДАЛЬШЕ БЫЛО великолепно, как говорят в книгах, волшебно, как говорят в кино, и офигительно, как говорю я!

Когда мы валялись на кровати, я думала только об одном, как же хорошо, что я записалась на вождение на два часа. Хотя вождением это назвать...сложно...

— Пошли, буду тебя кормить!

Я натянула шорты с футболкой, Матвей оделся полностью.

Я грела еду и болтала, рассказала о себе, о родителях, о мечте моей мамы сплавить меня замуж...

— Это не намек, — тут же вставила я, — это констатация факта!

Он усмехнулся. Так-то смотрю, он вообще все больше молчит.

Потом рассказала о своей квартире, которая вот-вот будет готова. Я вот вспоминаю этот момент и думаю, почему в такие моменты никогда не приходит в голову, что на тебе могут жениться из-за квартиры, например? Нет, со мной такого не случилось, ну, просто интересно! Ведь каждая девушка уверена в своей интуиции что ли, или как это назвать, или в чувствах своего парня. Меня и мысль не посещала, что Матвей общается, и теперь не только общается, со мной из-за материальной выгоды. Я была уверена, что он тоже просто этого хочет, как и я.

Короче, введя его в курс дела своей жизни, я принялась за допрос.

— Я тебе все рассказала!

— Мгм, — кивнул он, жуя мясо из борща.

— Твоя очередь!

Он удивленно вскинул брови.

В это время у меня зазвонил мобильник. Эдуард. Боже, неужели не все? Сначала я хотела метнуться из кухни, но так только сделаю хуже, как мне показалось. Поэтому пришлось отвечать тут.

— Алле.

— Александра, ты зачем сказала моей маме про Нину? Она расстроена и...это вообще не твое дело!

— Я ничего твоей маме не говорила! Я сказала своей, а то что они все друг другу разбалтывают...извини, не моя проблема.

На плите засвистел чайник. Я выключила его.

— Ты что, дома? У меня сейчас окно между парами, я приеду, поговорим, — строго произнес он.

— Чего-о-о-о? Не надо, мне сейчас очень некогда! — Испуганно сказала я.

Матвей смотрел на меня все внимательней и внимательней. Я не знала, в какой угол кухни мне забиться.

— Мне некогда, вечером позвоню! — сказала я скороговоркой в трубку и нажала отбой.

Матвей заинтересованно смотрел на меня.

— Парень твой?

— Спаси и сохрани...Нет! Честно!

— Чего ты так всполошилась-то? — он казался совершенно спокойным, но глаза опустил в стол и на меня не смотрел.

— Да не парень это!