Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ну, ты прямо интеллигент, — засмеялся есаул. — Рефлексируешь не по-детски, как будто Солженицына перечитал. Ты вон еще руки позаламывай, или 'Голос Америки' послушай...
— А я еще Галича могу спеть, — хмыкнул Львов. — Я до армейки вообще: диссидентом был. Только малолетним и дурным.
— Ой, удивил! У нас замполит Галичем увлекался. Знаешь, как они с особистом дуэтом пели? У самого Александра Аркадьевича с таким надрывом не получалось...
Когда приятели отсмеялись, штабс-капитан все же вернул разговор на грешную землю:
— Видишь, какая штука: тут немцы должны наступление начать. Между прочим, как раз на нашем участке. Прорвут фронт, возьмут Вильно, и откатимся мы все хорошенечко так на восток...
— А поточнее? В смысле: по датам?
— Блин, есаул, я тебе что — Советская Военная Энциклопедия? Вроде в конце августа — начале сентября... Там еще конная группа генерала Гарнье — четыре кавдивизии по нашим тылам прошерудит...
— А-а-а, ну тогда у нас с тобой еще две недели, минимум, — Анненков благодушно откинулся на спинку облезлого, промятого кресла, которое где-то отыскали пехотинцы и притащили своему комроты. — Гарнье, Гарнье... Летчик, что ли?
— Скорее, авиаконструктор, — засмеялся Львов .
— А и черт с ним. Чего сидишь, как не хозяин? Клади орден в котелок — обмывать будем...
3
На следующий день оба товарища с больными головами лежали в грязной канаве, пережидая артналет. Ночью десятая немецкая армия ударила на Свенцяны и прорвала фронт. Утром восьмая немецкая армия также перешла в наступление, и на Новый Двор, свято полагавший себя тыловым городом, обрушился артиллерийский огонь.
— Вот же я дурак! — после близкого взрыва Львов сплюнул забившую рот глину. — Надо же так проколоться!
— Э-э, чего за самокритика? — Анненков протер запорошенные глаза. — Ну, забыл точные числа, ну, с кем не бывает?
— Да едрит-Мадрид, если бы я числа забыл! Я ж, олух царя небесного, забыл, что сейчас у нас — Старый стиль! То бишь, юлианский календарь!
Есаул секунду осмысливал услышанное, а потом дико заржал:
— Так я тогда — еще дурнее! Когда ты числа называл, мне бы, идиоту, спросить: а по какому стилю? Я ж, все-таки, не совсем сапог: хоть что-то да знаю...
10,5-см гаубичный снаряд, разорвавшийся в опасной близости от гостеприимной канавы, заставил обоих прервать самобичевание. Когда закончился звон в ушах, Анненков-Рябинин вытащил из-за сапога сложенную трехверстную карту:
— Смотри, вот твоя охотничья команда. Как закончится артподготовка, включаешь сверхзвук и мчишься к ним. Приказ о назначении у тебя с собой?
— Так точно, господин есаул, — кривая усмешка. — И как будем связь держать?
— А что проще? Я тебе трех казачков пришлю, а ты мне — троих своих дашь.
— На делегатах связи можем погореть. Захватят, допросят как следует, и пиши пропало...
— А мы бумажную волокиту разводить не будем. Что надо — на словах передадим... — Есаул хмыкнул, — Тут еще до методов экстренного потрошения еще не додумались, так что ничего сразу узнать не выйдет. А то и вообще не выйдет: тут вон, за обстрелы извиняются, а ты — 'допросят, как следует'...
Штабс-капитан подумал и молча кивнул.
— Ага, стрельба стихает... — Анненков резко взмахнул рукой, — Пошел!
Львов выскочил из канавы и помчался, петляя обезумевшим зайцем. Анненков посмотрел ему вслед, потом прикинул что-то, взглянул на часы и рванул в другую сторону — туда, где оставил своего коня...
К полудню Львов добрался в расположение, приведя с собой почти всю свою роту. Когда он сообщил о своем новом назначении и предложил добровольцам, желающим перейти в охотники, выйти, вся рота во главе с двумя подпоручиками дружно шагнула вперед. Оставив подпоручика Полубоярова со взводом собирать оставшееся ротное имущество, штабс-капитан поспешил взять под свою руку охотничью команду.
Из прежних охотников в строю осталось лишь восемнадцать человек. Ни одного не то, что обер-офицера — унтер-офицеров не осталось! Львов оглядел коротенькую шеренгу своих новых подчиненных, посмотрел на их мрачные лица, мятое обмундирование и висящие ремни, и ему очень захотелось сплюнуть. Еле удержался...
— Подпоручик! — позвал он Зорича.
Тот подбежал, придерживая шашку.
— Возьмешь унтера Петрова, ефрейтора Семенова и приведи этих орангутангов в человеческий вид!
Зорич с сомнением оглядел охотников и тихо спросил:
— Господин штабс-капитан, больно уж Петров с Семеновым того-с... руками убеждать любят.
— Вот пусть и убеждают, на доступном для этих зверьков уровне. Командуйте, подпоручик, а я — в оружейку пройдусь, посмотрю: что нам за наследство досталось?..
К радости Львова в числе снаряжения охотничьей команде обнаружился ручной пулемет 'Мадсен' с тремя запасными магазинами на двадцать и сорок патронов. Штабс-капитан тут же наложил на такую полезную вещь свою тяжелую лапу: он не без основания полагал, что на данный момент является самым лучшим пулеметчиком Русской Императорской армии. Разве что есаулу Анненкову уступает, хотя это еще стоит проверить...
Штабс-капитан едва-едва успел принять командование, когда прямо в расположение его подразделения вылетел эскадрон прусских улан. Опустив пики, немцы рванулись в атаку...
— Рассыпься! Огонь — по готовности! — рявкнул Львов и метнулся в сторону.
Он бежал к старой, полуразвалившейся мельнице, стоявшей возле некогда большого и глубокого, а ныне заболоченного пруда. За ним гигантскими прыжками мчался Чапаев, тащивший целый на себе ящик патронов, два запасных магазина и приспособление для их набивки. А со стороны охотников уже хлопнул первый выстрел, потом второй, а потом поднялась частая винтовочная пальба.
На бегу штабс-капитан оглянулся и удовлетворенно вздохнул: уроки Рябинина не пропали втуне. Его солдаты рассыпались, используя каждый бугорок, каждую ложбинку для укрытия и яростно огрызалась, не допуская улан до ближнего боя.
Потеряв до трети всадников, эскадрон заколебался, спешился и вступил с русским в яростную перестрелку. Но Львов не сомневался в исходе боя: его бойцы стреляют всяко разно не хуже улан, а числом превосходят чуть ли не вдвое. Так что пулемет пока и не нужен. Но занести и установить его на укрытой позиции необходимо: мало ли, как дело повернется? Бой — дело такое, случиться может всякое...
— Накаркал! — зло прошипел штабс-капитан, и выматерился так густо и хитро, что Чапаев чуть не выронил снаряженный магазин и дал себе обещание запомнить этот пассаж.
На помощь эскадрону подходил остальной полк. Из развалин мельницы было хорошо видно, как разворачиваются эскадроны, как спешиваются кавалеристы в фельдграу, как коноводы гонят в сторону лошадей, и как солдаты примыкают к карабинам штыки.
— Вашбродь, да чего ж ты ждешь? — прошептал ординарец, от волнения забывая субординацию. — Давай, Глеб Константинович, стреляй, стреляй!
— Не бубни под руку! — прошипел Львов, и добавил новый загиб, еще крепче прежнего. — Нишкни, Чапай!
Он примерился к пулемету, покрепче упер приклад в плечо, пошевелил пальцем, разминая сустав...
Очередь прорезала грохот винтовок, точно нож мешковину. Маркин не зря был в Советской Армии пулеметчиком: первые же пули сбили с ног осанистого полковника, а вторая очередь накрыла стоявших рядом офицеров.
— Ага, сволота! — восторженно завопил Василий. — Что, фрицы: скусно?
— Заткнись, пожалуйста, — вежливо попросил Львов. — От твоего голоса в ушах звенит, почище, чем от пушки. Чеши лучше в роту и тащи сюда второй взвод. А не то нас тут сейчас убивать начнут...
Немцы не сразу сообразили, откуда бьет этот пулемет. А когда сообразили, было уже поздно: к русским подошел на помощь третий взвод с подпоручиком Полубояровым. Пехотинцы, не мешкая, установили трофейный 'максим', предусмотрительно укрытый запасливым Львовым от недреманного начальственного ока, и атака спешенных улан на старую мельницу захлебнулась под огнем двух пулеметов.
Вернувшийся к командиру Чапаев ликовал, торопливо набивая магазины. Он так увлекся этим занятием, что не сразу расслышал шепот командира:
-... обидно. Черт, как обидно, вот так нелепо сдохнуть...
Сперва Василий не поверил своим ушам, а потом попытался вскочить на ноги. И вскочил бы, если бы лежавший рядом Львов не ударил его под колено и свалил обратно наземь.
— Василий Иванович, скажи честно: ты — дурак, или просто карма у тебя такая, под дурные выстрелы подставляться?
Ответ Чапаева потонул в грохоте 'мадсена'. Длинная, на две трети магазина очередь, свалила целый десяток улан, а остальных заставила вжаться в землю, мечтая затеряться в невысокой траве. С правого фланга застучал MG-08, окончательно срывая очередную попытку атаки.
Когда стрельба поутихла, младший унтер-офицер Чапаев все-таки рискнул спросить:
— Ваше благородие, а чего помирать-то собрались?
Прежде чем ответить, штабс-капитан вытащил из кармана портсигар, достал ароматную папиросу 'Зефир', закурил и выпустил тонкую струйку дыма.
— Видишь ли, Василий Иванович, — произнес он неестественно спокойно, — долго мы не продержимся. Нас застукали, считай, со спущенными штанами, так что особых надежд на благополучный исход этой драки у меня лично очень мало. И с каждым отстрелянным патроном остается их все меньше и меньше...
— Но почему?!
— Потому, — жестко отрезал Львов. — Их тут — целый полк, а нас — и полной роты не наберется. Патронов нам хватит на два, пусть — на три часа хорошего боя, а потом? В плен мы сдаваться не собираемся, значит, в штыки? Я вам скомандую: 'На нож!', и пойдем мы в свою последнюю атаку...
Василий Иванович задумался. Только что он был готов торжествовать очередную победу, к которым он привык, служа под командой Львова, но жестокие слова штабс-капитана заставили его взглянуть на ситуацию с другой стороны. И хотя эта сторона ему не больно-то нравилась, но он не мог не признать правоту Львова. Надо бы отойти, но как оторваться от этих треклятых германцев? Да и куда бежать? Где теперь искать своих? Кто знает, сколько этих немцев и докуда они смогли добраться?..
Уланы снова поднялись в атаку. В этот раз пулеметчики экономили патроны и подпустили немцев поближе. Вместе с длинными, напористыми очередями почти в упор, в наступающих полетели ручные гранаты, и атака снова захлебнулась.
На мгновение стрельба полностью прекратилась, и наступила какая-то странная, ненормальная тишина. Лишь где-то далеко бухали орудия, да изредка вскрикивал какой-то тяжелораненый улан.
Внезапно Львов приподнялся на локте и прислушался.
— Чапаев, слышишь? — спросил он тихо.
Василий Иванович напряг слух и явственно расслышал топот множества копыт.
— Ну, вот, собственно, и все, — все с тем же истерическим спокойствием произнес штабс-капитан. — Знаешь, что это такое?
Хотя унтер и догадывался, но почему-то отрицательно помотал головой.
— Это кавалерийский полк. Еще один. И идет к нам... — Львов усмехнулся какой-то мертвой усмешкой и хлопнул Чапаева по плечу, — Василий Иванович, ты песню про 'врагу не сдается наш гордый 'Варяг' знаешь? Можешь запевать, потому что это — наш последний парад...
С этими словами он вытащил свой 'маузер', прищелкнул колодку и положил его рядом, потом поудобнее ухватил пулемет...
Уланы, как видно, тоже услышали подходящее подкрепление и снова рванули вперед. Пулеметы снова загремели, но боеприпасы к немецкому трофею уже заканчивались, поэтому подпоручик Полубояров приказал экономить патроны. Правильное решение, но не в такой ситуации...
Ободренные тем, что плотность огня упала, немцы бросились вперед. 'Мадсен' яростно огрызался короткими очередями, ожесточенно хлопали трехлинейки, но с каждой минутой становилось все понятнее: русским не устоять...
Чапаев сунул набитый магазин своему командиру, и вдруг услышал совершенно не подходящие к погонам штабс-капитан слова. Львов не пел, не кричал, а словно бы яростно выплевывал слова:
Это есть наш последний
И решительный бой...
Даже через грохот выстрелов уже доносился напористый тугой стук копыт. И вдруг...
'Шашки-и-и... ВОН!'
— Наши! — заорал вскакивая конопатый рыжий ефрейтор с Георгиевским крестиком на груди! — Ура!
Борис Владимирович Анненков гнал своего жеребца Бокала, а в голове есаула уже считал варианты настоящий тактический компьютер. Полковник Рябинин уже прикинул возможные варианты развития немецкого наступления, и все эти варианты ему очень не нравились.
Движение кавалеристов на Минск — и город рухнет им прямо в руки. Прямо как в сорок первом, мать его! Пойдут на Вильнюс — ничуть не лучше. Вильно в это время — город куда важнее в стратегическом плане, чем Минск. Э-эх! Если бы русское командование заранее позаботилось о создании мобильной группы, хотя бы из трех-четырех дивизий кавалерии, с достаточными артиллерийской и саперной составляющими — могли бы спарировать удар. Или нанести свой удар по тылам и линиям снабжения противника. Но все воюют по старинке: медленно перемещают пехотные части со скоростью двадцать, много — тридцать километров в сутки, стараются раздолбать оборону друг друга только артиллерией, причем без нормальной разведки целей, а потом — в штыки! Ура! Стратеги, мать вашу тройной тягой по всем дырам!..
Где-то в стороне грохотали орудия, хлопали шрапнельные снаряды, но в расположении четвертого Сибирского казачьего полка еще было тихо. Правда, 'тихо' означало лишь то, что не было боя...
В казачьем полку царило то, что обычно именуют 'пожар в бардаке во время наводнения'. Еще не паника, но очень близко. Их высокоблагородие полковник Михайловский изволили пребывать в банальном ступоре. Соображал, видать, болезный: что это такое с ним и с его полком приключилось? Его заместитель, войсковой старшина Инютин, наоборот: метался по штабу вспугнутой курой, и отдавал противоречащие друг другу приказы. Прочие же господа офицеры исхитрились сгрудиться в одном месте — должно быть, чтобы ежели что — одним снарядом всех и накрыло, и ждали, пока персоны начальствующие примут хоть какое-то решение. А сами проявить инициативу отказывались категорически...
'Ну, если так — вперед!' — решил про себя Анненков-Рябинин, соскочил с коня и упруго подошел к Михайловскому:
— Господин полковник, срочное сообщение.
— Э-эм? — откликнулся Михайловский и посмотрел на Анненкова мутными глазами снулой рыбы.
'Блин-клинтон, еще бы от него перегаром тянуло, точно сказал бы, что пьян', — хмыкнул про себя есаул, но вслух продолжил:
— Наши соседи — Бутырский пехотный полк просят помощи. Их кавалерия атакует, числом — до бригады.
— Хм-м? — недоверчиво поинтересовался полковник. — Э-э-э?
— Их артиллерией кроют, дивизионная артиллерийская бригада в стороне, наверное, разбита. Помочь надо, господин полковник. Раскатают ведь махру...
Михайловский долго молчал, а потом внезапно встрепенулся словно бы ото сна, и рявкнул во все луженое казачье горло:
— Полк! Слушай мою команду! Первая, третья, четвертая сотни — под командой есаула Анненкова, остальным — за мной! Двумя колоннами — в расположение шестьдесят шестого полка! Марш-марш!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |