Замок Пастыря

Это был один из столпов чародейского сословия — можно все, абсолютно все. Никакой закон, земной или небесный, не указ тому, кто практикует тайное искусство. Но и ответственность за свои действия он должен понести сполна, особенно если сам лезет на рожон.

Именно последним Георгий, к своему вящему неудовольствию, и намеревался заняться. Собравшись, он в последний раз проверил упеленывающие гостиничный номер охранные заклятия, и вышел на улицу.

В лицо сразу дыхнула сырость. Чего-то иного от стоящего на болотах города ожидать было сложно, но к заурядным запахам плесени, крыс и плещущейся в каналах речной воды примешивались ноты намного менее заметные и намного более беспокойные. Магу здесь было неуютно — слишком много смерти под ногами от закатанных в фундаменты и под мостовые трупов. Слишком сильно было напряжение, накопленное в стенах дворянских и купеческих особняков. Казалось бы, городу было всего двести лет, но алчность, властолюбие, разврат, страх скопились здесь стремительно, как гной под нарывом. Иной раз страшно было сделать единственный шаг — как бы исполинский фурункул не лопнул от него.

От гостиницы 'Англетер' до Каменного острова добираться нужно было несколько верст и о том, чтобы идти пешком, не было и речи. Выбрав одного из толпящихся на Исакиевской площади извозчиков, маг отправился на прием. На счет самого вечера он не беспокоился. Гадючник, конечно, но и выгоду можно извлечь. Как минимум, присмотреться к сливкам столичного общества поближе. Ох, только черта помяни...

Коляску, на которой ехал Георгий, обогнал роскошный экипаж, оставивший после себя ощутимое послевкусие магической ауры.

'Стоп, не экипаж! Автомобиль! Новейший автомобиль с бензиновым мотором и закрытым со всех сторон салоном!'

Не удержавшись, маг присвистнул. Как правило, маги не жаловали плоды прогресса. Не только из консерватизма, но и потому, что механизмы, произведенные промышленным способом, очень плохо впитывали чары, в отличие от изделий ручной работы. Не ломались, как правило, но принципы большинства практикуемых систем — византийской, римской, североевропейской рунической, классического ведовства, каббалы — не позволяли воспринимать технические устройства, не хранящие тепло рук мастера, как единое целое. Особенно новодел. Исключением из правила были разве что часы, которые собирались вручную, их чародеи очень уважали. Но часы часами, а автомобиль дело совсем иное. В уме Георгий сделал пометку: попытаться познакомиться с владельцем.

Тем временем коляска миновала Николаевский и Тучковы мосты и теперь петляла по тесным улочкам, набитыми людьми — заводскими рабочими, мещанами, студентами, проститутками, мелкими лавочниками. Всеми теми, кто и составляет огромный организм, называющийся 'город'.

Для царской власти они были подданными.

Для Посвященных: ресурсами, топливом, разменными фигурами.

Для кого-то — просто пищей.

В лучшем случае — безликие массы, бесполезно, но и безвредно копошащиеся среди коробок доходных домов и пролетарских общежитий.

Плутать в итоге пришлось недолго. Базилевские обосновались в Петербурге полтора столетия назад, и берег реки Малой Навки в те времена был отдаленной окраиной, но уже тогда аристократия выстраивалась в очередь за царским разрешением построить тут дачу. Так что старый, отстроенный в британском стиле и обнесенный плотной металлической оградой, перевитой шиповником, особняк в одиночестве себя не ощущал, тем более что графия была не единственной обитательницей острова, причастной к скрытому миру. Георгий соскочил на землю, придерживая саблю у бедра, и принюхался к воздуху. К сырости примешивался тяжелый, неощутимый для постороннего запах концентрированного эфира. Резиденция Базилевских была отстроена на совесть, и словно губка впитывала энергию со всей округи.

Изящные ворота из вороненого чугуна были приоткрыты ровно настолько, чтобы в них свободно прошел один человек. Ступив под их свод, Георгий машинально отметил первые слои защиты.

'На наружной решетке оттиснуты отводы глаз — от случайных любопытствующих. Сама ограда своими частями уходит глубоко под землю, соединена с проходящей внизу духовной жилой. Просто и надежно рассеивает нацеленную извне магию, если она не слишком сильна. Шиповник тоже не прост — единая корневая система у сотен кустов, и какое-то ведовское заклятие сродства. Стоит надломить хоть один листочек — внутри тут же будут знать об этом. Похоже, способен хватать жертву и выделять на колючках яд. Нет, даже не яд, материализованные летаргические чары. И ведь это только наружный круг...'.

Тонкости магической защиты, оберегавшей усадьбу, можно было без преувеличения разбирать неделями, настолько плотной и запутанной была сеть чар, пронизывающих воздух и землю. Присыпанная гранитной крошкой дорожка шла через сад, опоясывала небольшой круглый пруд и упиралась прямиком в мраморное крыльцо. Когда Георгий уже собирался подняться по ступеням, в спину ему послышалось оглушительное карканье.

Он обернулся.

Только теперь он заметил, что по краям пруда установлено несколько небольших цветочных тумб. И на некоторых из них сидели вороны — всего пять штук. Птицы вели себя как-то странно, они все смотрели в одном направлении, то есть на мага, были почти неподвижны и только каркали во весь голос. Это тоже были стражи? Георгий пригляделся повнимательнее и понял, что ошибся. Все было стократ хуже.

Вороны были людьми. Когда-то были. Значит, слухи о тех несчастных, что в свое время переходили дорогу чудовищу среди чудовищ Варфоломею Базилевскому, отцу нынешней графини Августины Базилевской, были правдой. Он не убивал своих недругов, но убийство было бы милосерднее. Те невезучие маги были обращены в ворон, и намертво скованны заклятиями, не позволяющими им покинуть этот сад.

Живое и наглядное напоминание о том, что не стоит бросать вызов хозяевам усадьбы, и за десятилетия актуальность этого напоминания не иссякла. Хотя бы потому, что со своим отцом Августина, уже по другим слухам, без труда расправилась еще в юные девичьи годы.

'Надо было Тихона с собой прихватить, — подумал Георгий, берясь за дверное кольцо. — Хоть поглядел бы, как настоящая 'жуть' выглядит'.

Он три раза с силой постучал, и сразу после третьего удара дверь распахнулась. Перед ним стояли прислужники в однотонных ливреях, мужчина и женщина, оба тут же склонились в поклонах. На их запястьях серебрились гербовые клейма, обозначавшие их как собственность, но лица у обоих были живыми. Графине служили полноценные личности, не 'утюги на ножках'.

— Приветствуем вас, уважаемый господин. Я — Пчела, позвольте принять вашу шинель, — проговорила женщина.

— Я — Клещ, позвольте проводить вас к гостям, — мужчина жестом пригласил следовать за собой. — Как вас представить?

— Георгий Летичев, шестой в роду своем, — маг передал служанке одежду, отметив про себя, что нормальных имен слугам в этом доме не полагалось, только клички.

— Идемте за мной, уже собрались многие.

Слуга провел его через коридор, увешанный портретами. На них были изображены только женщины, мало друг на друга похожие, но с одинаково волевыми глазами цвета изумруда. Георгий невольно поежился. Он вспомнил, что ведовское искусство в своей высшей форме передается не обычным путем — через обучение и инкрустацию тисофии, а напрямую, по праву рождения. И только от матери к дочери. Злополучному Варфоломею, при всей его силе, отводилась всего лишь роль пестуна.

'Здесь портреты с шестнадцатого века. То есть уже триста лет назад Базилевские были очень сильны'.

Тем временем слуга отворил массивные створки портала, громко провозгласил имя и поколение гостя, и отошел в сторону, уступая дорогу.

Три десятка пар глаз тут же впились в мага.

Три десятка скорпионьих жал нацелились на добычу.

Георгий с трудом удержался от того, чтобы нервно сглотнуть, и согласно этикету приветственно кивнул. Надо было получше поработать над легендой. Сибирь стала активно развиваться только сто лет назад, шестое поколение могло просто не успеть зародиться естественным путем, что могли заметить особенно дотошные личности. В крайнем случае, конечно, всегда можно сбежать... он на всякий случай повторил в уме нужную арию, но с облегчением заметил, что интерес к нему теряется.

— Приветствую, господин Летичев, — графиня появилась рядом как из воздуха. — Вы добрались без происшествий?

— Доброго вечера, ваше сиятельство, — Георгий склонился, целуя протянутую руку. — Нет, все благополучно.

Она была прекрасна той совершенной, смертоносной красотой, которую воплощает в себе клинковое оружие. Ее длинные черные волосы были собраны в сложный шиньон, а черно-белое платье изящно облегало фигуру. Шею графини охватывало тонкое серебряное ожерелье, а малахитовые серьги подчеркивали глаза. Августина Базилевская одевалась скромно для своего статуса, но это лишь придавало ей внушающее трепет очарование. В ней не было ничего, что казалось бы излишеством, она не пудрила лицо — ведовская магия хранила ее молодость и красоту лучше любой косметики.

И при этом она обладала огромной властью, и знала об этом. В ней не чувствовалось ни капли жалости или слабости. Лишь мимолетный ее взгляд мог бы сломать кого-то более впечатлительного или слабовольного.

— Рада слышать. Надеюсь, вы не будете себя чувствовать неуютно лишь потому, что я пригласила вас последний момент.

— Не стоит беспокойства, скоро прибудут кое-кто из моих московских знакомых, — Георгий оглядел зал. — Но компанию вы подобрали и впрямь пеструю. Я думал, что тут будет больше местных фигур.

— Ах, господин Летичев, вы не представляете, насколько скучны собрания корифеев. Слишком много официоза, протоколов заседаний, регламентов. Не умаляю заслуг князя и прочих, поддерживающих работу Ложи, но они слишком много тащат в нее бюрократии, к которой привыкли на мирских должностях. Нет, я люблю более простую атмосферу. Как в кругу друзей.

'С такими друзьями никаких врагов не надо', — скептически подумал Георгий, но тут же раздробил мысль на бессвязные образы.

— В любом случае, благодарю за приглашение. Заранее прошу извинить за неотесанность и дурные манеры — в казармах да окопах весь изученный этикет имеет свойство выветриваться, — Георгий чуть отклонился в сторону и резко вскинул руку, перехватив опускавшуюся на его плечо ладонь. — А вас, Юрий Несторович, я приветствую, и прошу впредь меня по левому плечу не хлопать. Оно пулей прострелено, побаливает до сих пор.

Он обернулся. Перед ним стоял коренастый черноволосый мужчина с бородой-эспаньолкой, одетый в светло-серый костюм из дорогого сукна с шелковым галстуком.

— Юрий Горынов, двадцать первый в роду своем, — громко объявил слуга графини.

Московский купец второй гильдии Юрий Горынов широко улыбнулся и протянул Георгию руку.

— Ба, что за неожиданная встреча! Летичев изволили выбраться из своих болот в свет! Завтра у нас конец мироздания?

— И я рад вас видеть, — Георгий ответил на рукопожатие и чуть не охнул — силы Горынов был немеряной. — Нет, завтра конца мироздания не будет. И послезавтра, и даже через неделю.

Купец изобразил озабоченность.

— Точно-точно? Прогноз достоверный? Это же просто превосходно! Значит, мы еще успеем расписать пульку-другую! Ваше сиятельство, — обратился он к графине, — я, конечно, понимаю, что мой друг видный кавалер, но позвольте-ка я у вас его украду. Этому царю тайги еще предстоит объясниться, куда он пропал без известий аж на пять лет.

— Все в порядке, меня ждут и другие гости, — Георгий был готов поклясться, что она стрельнула глазами. — Не скучайте.

Оба ухватили с подноса проходившего мимо лакея по фужеру с шампанским и двинулись через зал к игорному столу, что прятался за декоративными вазами и мраморной скульптурой, изображающей крылатого змея с петушиной головой. Такое же существо украшало собой гербовую доску, что висела на одной из стен. За столом уже сидел, неспешно тасуя карточную колоду, долговязый, чисто выбритый человек в простом чиновничьем мундире — коллежский асессор при министерстве финансов Владимир Стрешнев.

— Доброго вечера, — поздоровался он, не поднимая головы. — Надеюсь, ваш визит к Еропкину был удачен?

— Доброго. Довольно неплохо, у меня уже был некоторый кредит доверия. Мой отец с его семьей пересекался в девяносто первом году, когда подробно расписал позапрошлогоднюю войну и ее итоги.

С точки зрения Георгия, решение было довольно спорное. Пользуясь точнейшим прогнозом, Еропкины тогда неплохо заработали на строительстве и благоустройстве города Дальнего и вовремя свернули дела аккурат перед войной. Сам же Игорь Летичев получил сразу тысячу серебряных рублей авансом и намного больше в виде процентов в последующие годы. Семейное финансовое положение это поправило, бесспорно. И позволило приобрести репутацию, что ценнее любых денег. Но ради этих благ пришлось выйти на свет, а именно публичности Летичевы уже давно старались избегать. Георгий полагал, что отец поступил тогда крайне опрометчиво, даже более опрометчиво, когда решил, уже не имея тисофии, поговорить с... не важно, с кем, не стоит упоминать эти имена к ночи. Лет ему тогда было мало, права голоса он еще не имел, и теперь был вынужден расхлебывать последствия старых решений.

Он сел в свободное кресло, выбрав то, которое стояло спинкой к залу. И, следуя усвоенным с детства урокам, 'исчез'. Слился мысленно с кожаной обивкой и подлокотниками, потерялся на фоне украшающего стену гипсового барельефа. Подстроил движения под ритм собеседников, чтобы не выделяться на их фоне. В зал он смотреть избегал, и наблюдал за гостями через отражение в бокале.

— По какому случаю шабаш? — спросил Георгий. — Что-то тут больно много люда с Запада.

— В Европе идет передел власти, — ответил Стрешнев. — Хватка Тауэра начала слабеть после затяжной кампании в Индии и оттока многих молодых кланов в Америку. Он все еще является гегемоном за счет старых линий, но на Златой улице и на острове Грофт чувствуют слабину, запускают свои ручонки в их сферы влияния. В ту же Францию, к примеру, в Испанию, Египет. Если бы они объединили усилия, то перетянули бы их под себя без труда, но раньше собака с кошкой договорится. Не говоря уже о политических игрищах в светских правительствах, где и черт ногу сломит.

— И Базилевская ищет в этом выгоду?

— Она всегда ищет выгоду, всегда и во всем. И зачастую даже находит. Вы бы, Георгий Игоревич, поосторожнее с ней. Иначе моргнуть не успеете, как окажетесь в лучшем случае под каблуком.

— А в худшем?

— На тумбе у пруда, — хохотнул Горынов. — Раз уж вспомнили про мировую обстановку, не поделитесь с нами своим видением будущего? И, Владимир Тимофеевич, не томите, сдавайте карты.

— Вам как, выжимку, аль с подробностями?

— Ну, мы ведь не торопимся.

— Ну хорошо, начнем издалека. Скажите, как бы вы охарактеризовали последние... ну, предположим, лет сто?

— Бардак! — в один голос ответили москвичи.

— Прогресс! — Георгий поучительно поднял палец. — Начиная с телеграфного сообщения и паровозов, и заканчивая электрическим освещением и жестяными консервами.