Нарисуй мне мир

Айрис закрыла глаза, не желая видеть дальнейшего, а когда открыла, картина сменилась: ей предстала та же мансарда, но теперь уже Линн находилась там вместе с Эллен. Которая навзничь лежала на узенькой кровати и дышала так, что не раз пользовавшая своих крестьян Айрис поняла — конец близок.

— Мы вырастим Тилли, обещаю, — говорила тем временем Линн подруге. Одной рукой она поглаживала ладонь Эллен, другой — придерживала спящего у груди младенца. Большой платок, сложенный по-крестьянски косынкой, охватывал спину и плечи Линн, в получавшейся таким образом люльке и спал ребёнок. Этот платок Айрис хорошо помнила — сестра мужа много лет не расставалась с ним, большим и тёплым.

Айрис ощутила внимание богини и поняла: от того, что скажет сейчас и что сделает, зависит всё дальнейшее. И эрлесса не подвела:

— Спасибо, пресветлая Триона, мне должно было знать. И Брайн, полагаю я, имеет право на то же.

Ответ богине не просто понравился — именно того и ждала... хотя и знала с точностью абсолютной, что он будет таким. Неким образом Айрис понимала о Трионе и эту, с ума сводящую, если всмотреться пристальней, двойственность. Богиня очень, очень ждала тех слов Айрис — ведая в то же время их непременность. Предначертанность... у женщины пошла кругом голова, и в сознании снова зазвучала мелодия божественного голоса:

— Просто, ты — это я. Не совсем, конечно. А ещё я — Линн, а ещё — Тилли. И Эллен тоже я... была. И даже этот ваш странный Славин — тоже... Я даже мой брат Хаос... И в то же время Триона — это только Триона, иного не дано.

— С ума сойти, — только и могла ответить Айрис.

— Ничуть, — прозвенели ласковые колокольчики, — в мире Кости я это называю "прикольно".

— Переведи, — улыбнулась осмелевшая Айрис.

— Жизнигра, — отозвались в разной тональности два серебряных колокольчика, остальные же эхом разнесли этот перелив.

Леди помолчала. Ничто не даётся просто так в жизни, даже богам... а точнее, неведомому этому существу, которое стояло перед нею в облике несказанной красавицы... значит, она — это я? И... другие — тоже? Интересно.

— Ты сказала мне об этом...

— У тебя на сердце боль, а потому и жестокость... были. А теперь — нет. Теперь ты простишь Брайна и всё-всё остальное сделаешь правильно. Без моих прямых подсказок.

И Айрис оказалась в кабинете Брайна.

Он расположился на диване, сосредоточенно читая отчёт управляющего, и пребывал в обычной своей позе, когда думал, что один или когда оставался наедине с женой, — ну, в самом деле, разве пристало сиятельному эрлу валяться на диване у камина, словно мальчишка: одна нога на спинке, другая на полу...

Айрис улыбнулась новому чувству, которое поселилось в её сердце по отношению к мужу. "Ты — это я"... и так хорошо стало всему существу её, так бесконечно нежно...

— Брайни, — тихо окликнула она любимого.

Он встрепенулся, увидел жену — и вскинулся: захотелось обнять и поцеловать эту женщину, смотревшую на него сейчас так... Брайну стало неимоверно тепло на сердце. И не просто мужское желание, ставшее уже привычным за много лет супружества, разливалось сейчас по всему телу — что-то новое загорелось в нём, неизведанное доселе. "Моё второе я", — понял Брайн, и ощутил, что жизнь вообще имеет смысл, только если в ней есть Айрис.

А потом они долго лежали на ковре возле камина, который за минувшие годы всякого повидал меж ними — но такого огня даже в юные годы не примечал. Женщина перебирала седые пряди на виске мужа, перебирала струны морщин на лбу и возле глаз, он тихонько поводил губами по груди, столько раз кормившей его детей...

— Брайни, — решилась она. — Ты знаешь о Тилли?

— М-м? — отозвался он, занятый сейчас самой лучшей ягодой во всех временах и пространствах.

— Она похожа на тебя, — произнесла Айрис очень-очень мягко. Ощутила с сожалением, как муж остановил свою чудесную игру. И поспешила на выручку:

— Брайни, я не знаю, ругать Линн или молиться ей, что сберегла для нас дочь. Твою... нашу! Столько лет молчать... Этот странный Славин как-то назвал её "тихиомут" и объяснил...

Брайн приподнялся на локте, посмотрел на жену. Горечи во взгляде его оказалось столько, что Айрис чуть не задохнулась. И принялась целовать эти любимые, такие беспомощные сейчас глаза. Вот, под губами стало солоно — и она... о, да, приняла она в себя и эту его тайну.

Сон, который настиг Айрис после новых сладостных игр, снова перенёс её к Трионе. Богиня, ставшая за это время из прекрасной женщины маленькой белобрысой девочкой, бросилась к Айрис на шею и звонко, с чувством расчмокала:

— Люблю я вас, человеки!

Угомонив на коленях егозу, Айрис поцеловала ту в белёсую макушку, прижала к груди, прибаюкала слегка.

— Рассказывай, что делаем дальше.

— Дальше, — протянула загадочно егоза, — дальше человеками и будем, ага?

И ткнула пальчиком куда-то в пространство.

Получившаяся дырочка при ближайшем рассмотрении оказалась космической тёмной материей — но Славина рядом не было, чтобы рассказать о том Айрис. Поэтому женщина увидела только густую невнятную муть, паутиной оплетшую две тени, мучительно ворочавшиеся в созданном ими же самими плену.

Жизнь держалась в них лишь крови Линн и Айрис благодаря.

Леди Арриол содрогнулась от отвращения и... жалости. Хоть и не знала она никогда Маару и Найтмара, о роли их страшной в судьбе художницы проведала только сейчас, увидев обоих впервые, но сердце, где расцвела безраздельная любовь даже к тому, что кажется мёртвым, сердце Айрис не желало столь мерзкой участи никому.

Она ещё раз посмотрела на несчастных приспешников Хаоса. Подумала. И сказала невесть кому в неведомое куда-то:

— Замку нашему как раз сторожевых псов не хватает...

И стало по слову Айрис — а Линн в это время как раз поставила в правом нижнем углу завершённой картины свою подпись.

Выдохнула длинно. Аккуратно опустила кисти в кувшин — очищаться-отмокать. Присела устало на стульчик перед мольбертом. И окликнула сестру...

Откуда только взялись силы у исхудавшей художницы — приподнять лежавшую навзничь Айрис, распахнуть тяжёлые мансардные окна, выбежать из студии и сколько имелось голоса закричать:

— Костья!

А он уже и сам спешил к студии.

Вместо эпилога

Годы спустя Тильда Дрейв, старшая жрица главного храма Трионы, урождённая эрлесса Арриол, будет рассказывать своим детям и детям их детей, как именно стала одним из лучших боевых магов страны, а затем и верховной служительницей пресветлой богини.

В каждой семье есть свои легенды — и непременно следует их передавать потомкам. Так создаётся память рода, так неустанно зелёной остаётся крона, сколь бы далекими ни казались от неё корни.

В утро того далёкого дня, когда предстояло маме закончить работу над картиной мира, Тильда пробралась в гостиную, чтобы послушать переговоры взрослых. Слова боевого мага поразили девочку так, что она уже не могла оставаться в своём укрытии — вышла и всё рассказала. Рассказала о своём кладе, об утаённой серебряной булавке в форме чуть надломленной розы: "Мистер Дрейв, ведь это то, о чём вы говорите?"

Взрослые всполошились было, но столь же быстро притушили эмоции, оставив место только холодному профессиональному расчёту.

Тильду к её кладу не пустили поначалу — разве можно рисковать ребёнком? Но вскоре, к огромному удивлению далеко не последнего столичного мага выяснилось — зачарованная вещь поддастся только в присутствии девочки.

Со всевозможными предосторожностями и подключением дополнительных ресурсов — это боевой маг мистера Славина так удивительно называл, Тилли на всю жизнь в память впечаталось — самую младшую Арриол привели к её секретке. Там бледный от напряжения Дрейв сплёл такую мощную и столь красивую вязь заклинаний, что Тильда в тот же миг и полюбила будущего мужа — всем своим тогда ещё очень юным сердцем. Как она сущность этих заклинаний увидела — другой вопрос, хотя и немаловажный для теоретиков магической науки... в общем, изничтожили они на пару с Дрейвом гадкое украшение качественно и напрочь. И такая, видимо, отдача на тот конец энергетической нити пошла, что по весеннему хмурому небу прокатился вполне себе летний гром.

А тут и Славин руку к сердцу прижал — не то, что бы тело подвело, но душа позвала... Да из большого дома феечка возникла, с известием, что невесть откуда у ворот замка появились два огромных сторожевых пса на цепи... аура обоих в порядке, никакой вредоносной магии, но имеется чёткий след ауры леди.

Эрл, решивший, что даже в присутствии боевого магического отряда дочь сестры не оставит ни на минуту, отдал феечке короткое распоряжение о прибавлении в хозяйстве, сам же всей душой оставаясь рядом с Тилли. Которая на пару с Дрейвом отдавала и отдавала из горячих ладоней энергию — залатать совместными их усилиями возникшую во времени и пространстве дыру. И так красиво у неё это получалось — гордость Тильдой и восхищение мягко сияли во взгляде эрла. На мгновение он пожалел тогда даже, что не может назвать её родной дочерью...

В этом месте Тильда Дрейв обычно улыбается — слишком много воспоминаний одновременно приходит к ней. Внезапно обретённый отец оказался мало что эрлом и тем, кого всю жизнь до того полагала дядей, так ещё и жутким деспотом. Когда Дрейв осмелился, наконец, посвататься к Тильде, скандал поначалу был первостатейный. И только троекратными усилиями женской части семьи ревнивого отца, мужа и брата удалось слегка примирить с тем, что недавно обретённая дочь всего-то шестнадцати лет оставит родовое гнездо, чтобы уйти в дом к любимому мужу и учителю.

Ох уж эти горячие сердца Арриолов, не знающие удержу в войне и любви! Впрочем, тем и сильны.

Поэтому Линн и Костя, конечно же, стали мужем и женой — и первыми детьми, которых Тильда держала в руках, были те, кого считала она младшими братом и сестрою. Жили и до сих пор живут на два мира — и никого это не удивляет, потому что... потому что мама тогда нарисовала Мост.

— Да, она нарисовала Мост между мирами, и ничто не властно теперь разрушить вселенную, — произносит обычно Тильда, подводя к картине Линн правнука ли, прихожанина ли храма. С картины смотрит зеркало, к которому от зрителя ведёт сияющая звёздным узором дорога — встань на эту дорогу, осмелься приблизиться к себе и заглянуть в глубину зрачков. Там увидишь необъятный и вечно живой мир, где порядок и хаос едины, — и ты мера всему этому, человек. Всё в твоих руках, всё в сердце твоём — добро и зло, любовь и беда, отчаяние и радость.

Что выберешь, то и будет — по слову твоему.

7 апреля — 26 июля 2013 года, Москва