Нарисуй мне мир

— Ах, тайные враги...

Маара брезгливо отсоединила своё сознание от задыхавшегося и покрывшегося липким холодным потом Найтмара... его вымученные оргазмы оскудели ещё и семенем, не наполняя её более прежней энергией. И Маара злилась, что не умеет насыщаться кровью, а то бы сейчас просто впилась бы в это мясо и доела бы его...

Из горла когда-то красивой женщины вырвался рык. Надо добить эту художницу, надо добить... да придёт Хаос, да пребудет с нами. И Маара, собрав в кулаки только что полученную силу, отправила в сторону Линн несколько жутких слов.

Линн отпила изумительно ароматного травяного чая, принесённого Риччи, и закашлялась — видимо, Донни не очень хорошо процедила отвар...

Всё ещё покашливая, художница поднялась с подиума, сделала несколько шагов к мольберту, взяла кисть... какая же слабость! Аж пальцы дрожат и по спине мерзким холодом тянет. Только не сейчас! Только не сейчас заболеть... надо закончить работу. А потом можно и... Но в сердце толкнуло теплом: "Костья... Костиенька". Откуда пришло второе имя, Линн не знала, просто захотелось вдруг именно так назвать его.

— Костиенька, — произнесла она, и закашлялась снова. Так, ладно... работаем.

На холст легло ещё несколько уверенных мазков — да, тут у нас будет созвездие Любви. Читала Линн свиток в отделе рукописей Одинборской публичной библиотеки — и встретилось там художнице стихотворение про небывалое, не виданное никем созвездие Любви, и восхитилась она свежестью взгляда и пылающим чувством древнего поэта. И вот теперь нарисовала художница несколько звёзд на своём небе, и улыбнулась, и увидела, что и поэт улыбается ей из дали столетий.

Любовь — самое прекрасное, что может случиться с тобою. Ведь, любишь когда, взмываешь в небеса, постигаешь землю, становишься чутким, как зверь, и радостным, словно первоцветы. Всё спорится, всё ладится у тебя, когда любишь. И вечное, нескончаемое спасибо тому, кто зажёг в сердце твоём её — любовь. Пусть не знает о том, пусть не подарит ответной любовью даже — но самым главным всё равно уже порадовал.

Спасибо, Костиенька... как же хочется, чтобы сердце моё билось как можно дольше — для тебя.

Ну вот, всё... свет из мансардных окон уже не тот, да и в глазах муть сгустилась, не хочется картину исказить. Завтра поутру дописать ещё несколько миров — и оставить картину просыхать. До следующей — о, а ведь уже весны! Да, весны! А там — закрепить лаком и преподнести столичному храму Трионы.

Она ещё успела пройти к выходу из студии и даже взяться за ручку двери, когда в сердце словно ударили чем-то острым, и непонятно было, в спину удар или в грудь. Линн коротко охнула, и мир перестал для неё существовать.

Костя в этот момент только-только поставил на землю мисс Тилли, с которой провёл почти весь день. Сначала они прокопали в рыхлеющем, сыром снегу несколько ручьёв, чтобы быстрее очистилась и подсохла главная аллея усадьбы. А вот ко фруктовым деревьям, наоборот, снега они подкопали: пусть считают, что ещё зима-зима и даже не думают обманываться ранним солнцем — Костя вычислил, что майские заморозки здесь едва ли не такие же крутые, как и на родине: ничего подобного Гольфстриму на Ориоссе не наблюдалось. А после они развешивали скворечники — вспомнивший школьные уроки труда Костя выпросил у скупо улыбнувшегося Грега несколько досок и инструмент, а Тилли любопытной кошкой отиралась рядом, пока он пилил, строгал, сколачивал, шлифовал...

Костя поставил Тилли на землю — и его скрутило. Чудом не упал. Устоял, сосредоточился, заставил лёгкие несколько раз медленно набрать и отдать воздух.

— Я должен пойти к маме в студию, — очень-очень неторопливо и будто бы задумчиво сообщил Славин девочке, — а тебе задание сходить к Бетси и попросить, чтобы приготовила для мамы спальню прямо сейчас, хорошо?

Тилли сверкнула понятливыми глазёнками и под заливистый лай верного Арчи унеслась к кухонному входу в коттедж. А Славин поспешил по тропинке, что приводила к торцу домика Линн — там начиналась лестница в поднебесную обитель художницы.

Двери в студию Славин попросту выдрал вместе с косяком и кусками штукатурки — потому что не открывались. Оттолкнув искалеченные доски, он увидел то, что понял и того раньше: упав, Линн вытянулась вдоль порога, и заблокировала собою вход.

Не переворачивая её, он быстро и легко ощупал исхудалое тело, и только к огромному своему облегчению убедившись, что переломов нет, взял на руки и перенёс на подиум. Там бережно укутал в несколько попавшихся под руку драпировок — и только после этого вынес на улицу.

К чести Бетси и Тилли, ни та, ни другая не впали в истерику — но и Славин смотрел так, что даже если бы и хотели, они бы себе не позволили.

Служанка молча раскрыла постель, Костя опустил в неё свою ношу, и вместе взрослые освободили Линн от одежды.

Маленькая, худая, белая, лежала она перед ними, а под кожей левой груди прямо на глазах разливался багровой коричневой кровоподтёк, затапливал бок, живот...

Бетси кинулась было приложить припасённый лёд, но Славин жестом остановил её и велёл прикрыть Линн до пояса. А сам протянул ладони над страшным ушибом, понимая, что не физическое тело пострадало в первую очередь. Кровоподтёк — проекция, главный удар пришёлся по тонким телам, с них и начинать.

Ага, вот и пробой... это сколько же килотонн ты в себя приняла, женщина? В страшной дыре бесновалось пламя, его-то языки и пытался сейчас погасить своей силой Костя... но кровоподтёк продолжал растекаться по телу Линн, поднявшись уже к горлу и коснувшись бёдер.

И в отчаянии Костя бросился на дыру как на амбразуру — грудью. Его опалило, он успел крикнуть: "Люблю!" и увидеть затем вспышку тьмы.

Очнулся Костя от резкого запаха ароматического камня из флакона, который держала у него под носом леди Айрис. Леди глядела тревожно, но твёрдо, и Славину стало неловко долее лежать перед нею таким — беспомощным. Однако ладонь леди повелела ему оставаться в кресле возле кровати Линн — Славин только и позволил себе, что повернуться и посмотреть туда, где...

Увидел тонкую руку, выпроставшуюся из-под одеяла, рука комкала простыню.

"Больно. Жива", — и Костя со стоном откинулся в кресле.

Но почти тут же вытолкнул себя из слабости: такая тоска одолела сердце. Это была не его тоска — чувство затапливало Линн: "не успела, не успела", — стонала её душа.

— Родная, — не замечая никого, кроме своей женщины, Костя склонился над ней, — что нам сделать?

Влажные ресницы Линн задрожали, к виску потекла слезинка. Она помолчала, видно было, что собирается с силами для ответа. Наконец, у неё получилось:

— Мост.

— Ты не успела дорисовать?

Косте на мгновение показалось, что свет благодарности прошёл по лицу Линн, но тут же погас обессилено.

— Наверх, — прошептала тем временем она.

Костя выпрямился. Что это смертоносное безумие — он понимал, но понимал предельно ясно и слово "долг". Понимал также, что не будет ему покоя ни в одном из миров по обе стороны Порога, если он не поможет Линн его исполнить и если не выполнит свой.

В комнату тем временем тихо вошёл Арриол. Жестом велел не обращать на себя внимания, встал с женой, обняв её за плечи.

Линн с нежностью посмотрела на брата.

Костя же обратился и к Арриолу тоже:

— Что может магия домовых? Линн реально поднять к мольберту как можно мягче? Или этот ваш столичный маг...

Но прежде чем Арриол ответил, заговорила леди Айрис, и холоден был взгляд её, обращённый на Славина, и жёсток голос:

— А краски, ведь надо замешивать краски!

Косте захотелось взвыть от бессилия, и он не знал, чей это будет вой — его собственный или Линн.

— Капля, — еле слышно раздалось с постели.

Воцарилась тишина. Все в комнате понимали, чем чревата эта капля. А ведь картину ещё дописать надо — чего никто, кроме художницы, не вправе сделать. О, боги, никогда не облегчаете вы людям жизнь! Люди живы назло вашим козням и лишь своим делам благодаря!

— Возьми мою кровь, — просто сказала Айрис.

Все обернулись к ней, но она смотрела на Линн.

Линн улыбнулась и прикрыла веки, соглашаясь с предложением сестры. Та перевела дыхание и улыбнулась.

Но Славин обозначил ещё одну свою тревогу:

— Сэр, леди Линн была атакована. И никакая защита столичного мага не помогла. Он может разобраться хотя бы, почему его построения не сработали?

Бетси и Донни уже почти закончили одевать Линн, когда в комнату деликатно вплыл Риччи и попросил леди Айрис и мистера Славина в гостиную.

Костя встревожено посмотрел на свою художницу, она ответила ему ласковым взглядом — и слегка успокоенный мужчина вышел из её спальни вслед за супругой эрла.

В гостиной их ждали Арриол и невысокий худощавый человек в серо-зелёном плаще боевого мага.

— Мистер Дрейв, повторите леди Арриол и мистеру Славину, что сообщили мне, — обратился к человеку эрл.

Тот с достоинством поклонился леди Айрис и Славину, но леди суховато кивнула в ответ, а Славин вообще не счёл нужным проявлять какую-то приветливость.

Однако прозвучавшее затем заставило их иначе взглянуть на ситуацию и этого человека.

— Где-то на территории поместья находится зачарованная вещь.

Из дальнейшего объяснения Костя понял, что эта вещь и фонит, продолжая исподволь разрушать Линн, и в то же время работает как лазейка: оцепление, созданное столичным магом, оказалось не только бессильно, но и бесполезно. А обнаружить эту мелочь оказалось трудно сразу ещё и потому, что влияет она еле-еле, откуда-то из-под земли, тем не менее создавая атакующей стороне пусть и слабую, но всё-таки возможность диверсии.

— Виноваты, ваша светлость, дыранулись — сконфуженно признался, тем не менее, маг, — дождались палёной курицы.

Славин, хоть и злился на всю эту ситуацию, и на своё бессилие, а всё ж невольно отметил очередную то ли шуточку Единой речи, то ли умиляющее сходство менталитетов...

— А вы можете хотя бы примерно обозначить место, откуда тянет злой магией, и суть предмета? — спросил он коллегу из такого далёкого мира.

Здешний маг посмотрел уважительно:

— Это нечто вроде иглы, вибрации очень для подобного типа вещей характерные, а место... место, — он задумался, вслушиваясь в свои ощущения, — место не так уж и далеко от коттеджа. Чувствую рядом много деревьев и чьё-то стремление уединиться... посекретничать.

— Негусто, — вздохнули одновременно Славин и Арриол.

И в эту самую минуту леди Айрис ахнула, мужчины вздрогнули, эрл схватился за шпагу, маг — за меч, а Славин — дёрнулся к камину за кочергой: штора широкого окна гостиной зашевелилась, за нею обозначилась человеческая фигура — и перед готовыми к драке людьми предстала Тильда Арриол собственной персоной.

Чего стоило взрослым не обрушить на ребёнка упрёки, знает только пресветлая Триона, которая-то и нашептала Тилли мысль спрятаться и послушать, что там с мамочкой. Никто же ничего не говорит, все боятся чего-то. А Тилли тоже страшно...

Тилли явно было, что рассказать старшим, которые со всем вниманием приготовились слушать непоседу, однако леди Айрис пришлось спешно покинуть гостиную: домовёнок прилетел сообщить — Линн собрана. Славин порывался уйти вместе, но леди отрицательно качнула головой:

— Сейчас вы нужнее здесь, мы справимся.

Неспокойно было Косте, но подавив тревогу, он согласился. В крайнем случае, успеет почувствовать, если с Линн что-то не так.

Соединённая магия домовых из коттеджа и главного дома помогла художнице перебраться в студию. Домовёнок гордо втащил поднос с фруктами и питьём для обеих женщин. Айрис поднялась следом, ничуть не запыхавшись на крутой лестнице.

Отпустив домовых к их повседневным делам, Линн медленно и осторожно прошла к холсту, на каждом шагу ожидая прилива дурноты и слабости — чтобы вовремя побороть. Обошлось. Она приободрилась и даже позволила себе двигаться чуть быстрей. Вроде, и это не вызвало проблем.

Ужасно не лежала у Линн душа к тому, что предстояло сделать затем. Одно дело — себя отдавать ради любимых, ради долга и чести, и совсем другое — принимать чью-либо жертву. Кошмар! И как только боги выносят все эти дикие ритуалы с кровью? "Несчастные", — вздохнула Линн над теми из бессмертных, коим с сотворения мира установленной традицией предписывалось принимать закланный скот и птицу. "Будь моя воля, — подумала мельком художница, — запретила бы жертвы. И людей надо пожалеть, и богов заодно".

Где-то в невидимой отсюда выси переглянулись Триона и Хаос, и вздрогнула первая, и зябко повёл плечами второй.

А леди Айрис тем временем уже приготовила маленькую, белую, но твёрдую руку свою. Линн поднесла палитру... от дальнейших подробностей воздержимся. Скажем только, что капель случайно получилось две — на что женщины не обратили никакого внимания.

Младшую уже захватил азарт творения — ждал Мост богов, последнее, чего не хватало на картине. Она принялась выписывать его сочными, красивыми мазками — утомившаяся без работы рука словно сама над холстом двигалась!

Старшая же, придерживая шелест юбок, отошла за мольберт, к подиуму, прилегла... и тут-то те две капли и дали о себе знать. Потеряла сознание Айрис — чего не могла видеть художница.

Приоткрывшийся порез чуть не начал снова кровоточить, но воздух под бессильно повисшей рукой Айрис сгустился вдруг, побелел — и лишь Триона знает, как взявшийся тут Арчи принялся торопливо зализывать ранку. Убедившись, что его усилия дали результат, пёсик смело кинулся приводить свою подопечную в чувство — но не отвечала та на его старания.

Унесло её в нигде и в никогда — вокруг царила глубокая бархатная синева, в которой то ли стояла Айрис, то ли лежала навзничь — понять это возможным не представлялось. Вдруг синева сгустилась ещё больше, стала почти чёрной — и из неё навстречу леди мягко засияла неимоверной красоты обнажённая женщина. Ничуть не стесняясь и не скрывая ничего, приблизилась она к замершей от внезапности ощущений Айрис, мягко приняв трепещущую ауру той в исходивший от всего божественного тела молочно-лунный свет.

— Здравствуй, — зазвучала в сознании Айрис тихая ласковая мелодия, — спасибо тебе, мудрое чуткое сердце. Помоги мне ещё немного, прошу.

И богиня посмотрела в душу Айрис. Страшно было женщине, пульс колотился в висках, мешал смотреть и слышать, но что остаётся смертному, когда сама вечность просит его о помощи?

Эрлесса подавила внутреннюю дрожь, выпрямилась, ответила богине твёрдым взглядом. Та улыбнулась краешками губ, почтительно склонила голову.

И отвела синеву в сторону — будто занавесь.

Перед Айрис появилась тёмная, явно мансардная комнатка, жарко натопленная. Она увидела своего мужа, к которому всем телом прильнула небольшого роста изящная женщина. Вот она подняла лицо к Брайну, улыбнулась — и Айрис кольнуло в сердце: у Тилли, когда та смеётся, на щеке всегда такая же ямочка...

— Прошу тебя, — горячо шептала меж тем та, — пусть хотя бы дитя у меня останется... ничего больше не надо!

— Я не хочу так, Эллен! Я так не могу, — глухо отвечал Брайн, закрыв глаза и прильнув лбом ко лбу вытянувшейся ему навстречу женщины. Но та не слушала уже его, поспешно освобождая его и себя от того, что мешало...