Нарисуй мне мир

— Потому что без гибельного колдовства тут не обошлось, уверяю вас, мистер Славин, и позвольте нам сделать всё, чтобы вы чувствовали себя хорошо в доме Арриолов,— проговорила она, приведя гостей в ту самую библиотеку и устроив на том самом диване, виденных Костей на картине.

— Можно подавать чай, — обратилась леди теперь уже в пространство, и пару мгновений спустя столик оказался полностью сервирован.

— Династия домовых большого дома всегда предпочитала бесплотность, — пояснила Линн старательно пытавшемуся не удивляться путешественнику между мирами, — а семье коттеджа интереснее выражаться на всех планах реальности.

Славин с понимающим видом кивнул, но про себя снова впечатлился проявленности здешнего магического начала. При том, что из техники-механики ему разве что часы в коттедже встретились. С другой стороны, много ли он тут видел?

И — ой же хотелось глянуть уже и другие картины — ведь, похоже, нашёлся тот, за которым Костя и ломился через бог весть какую тьмутаракань! Но законы приличия — они и в иных мирах законы. Потому Славин давил бегавшее по позвоночнику нетерпение, заставив себя вкушать густой, пахнущий лесом чай и всем видом показывать хлопотавшим вокруг дамам, что ему хорошо... Да и главы семейства чего-то нету, а без него — как о художнике говорить? С другой стороны, тут его леди, которой можно доверить всё... кроме чисто мужского разговора. Ну, нельзя женщине мужской груз! И чуял, всеми чакрами чуял Славин — незнакомый пока ему эрл по данному пункту согласится с ним полностью.

Из давней-давней сказки запомнил Костя: хочешь увидеть первый луч восходящего солнца, смотри на запад. А хочешь узнать, близко ли муж, смотри на жену. Вот, лицо леди Айрис просияло как-то особенно — а за дверью библиотеки послышался твёрдый и явно широкий шаг.

Дверь раскрылась как бы сама собой (домовые постарались), пронёсся сквознячок, и в библиотеку стремительно вошёл хозяин дома. Славину опять подумалось про орла да почему-то как Тилли ворвалась нынче в галерею. "Семейное", — отметил Славин, и тут же вдруг остро вспомнил маму, страшно любившую сравнивать все их с отцом, Ольгой и прочей роднёй чёрточки. Могла без умолку, пока они, картинно ноя, не разбегались по комнатам... дурачьё.

Почтительно приложился эрл к руке жены, сестру и племянницу удостоил поцелуя в лоб. И повернулся к вытянувшемуся зачем-то во фрунт Косте.

Они и в самом деле были похожи — рослые, широкоплечие, серьёзные мужики, которым что пахать, что мечом махать. Только, у Арриола на лице читалось знание предков своих колена эдак до надцатого, Костины же корни терялись за пра-прадедом и пра-прабабкой, всего и оставившим о себе памяти, что к царским крестьянам принадлежали. Зато про которых Славины знали... да, способности Кости и Ольги, как драгоценностям фамильным и полагается, передались по наследству.

Руки мужчин встретились в рукопожатии, взгляды — в краткой проверке "а ты кто такой". Проверку выдержали оба.

— Дорогой, о мире мистера Славина я могу слушать часами, — леди Айрис выразительно посмотрела на мужа. Тот задумчиво кивнул. — Но не довольно ли гостю развлекать хозяев? Пора бы и нам ответить тем же! Будь ласков, покажи мистеру Славину "Реку" и "Небо"? Арриолы — воители не только на полях боёв, знаете ли, — обратилась она к Косте. Фраза в её устах прозвучала как-то загадочно, но Костя простодушно заявил:

— Да, ещё Арриолы собирают прекрасные картины.

Семья переглянулась и рассмеялась. Эрл собрался что-то ответить, но уловив предупреждающий взгляд Линн, лишь поднял удивлённо бровь.

Всё это словно уже было где-то однажды — широкая медленная река, зубцы леса до горизонта, и синяя высь такая, что, кажется, голову запрокинь, и то мало будет разглядеть. Неведомый пока художник подчеркнул глубину неба облаками — они удалялись себе в ту же сторону, что и река, и так же неспешно.

А солнце греет спину, а вокруг разнотравья — не надышаться, и ветерок, всегда над высоким берегом веющий.

Небо выписано с особой любовью — казалось, душа художника силится вскрыть скорлупку плоти и взмыть туда, туда!

"Река" значилось в подписи на раме.

Следующую явно создавали в философском настроении. "Сущность мира" называлась она. Немного громковато, как на вкус Славина, но... но когда он вгляделся, его вовсе не чуть продрало морозцем. Он смотрел в тихий омут — а тихий омут вглядывался в него своим отражением. Отражение то шло зыбью, то дробилось от падавших невесть откуда на поверхность воды капель и листьев — но всё же Славин чётко видел на поверхности смотревшей в него воды себя, и чету Арриолов за своей спиной, и Линн с прижавшейся к ней Тилли.

— Что художник хотел этим сказать? — Славин чуть отступил от картины, встал рядом со всеми.

Старшие Арриолы промолчали, Линн же кашлянула — и решилась:

— Это хаос порядка и порядок хаоса, если вкратце.

— Хотел бы я знать, о чём художник думал, когда работал... Хотя, возможно, вы согласитесь, что всякий творец во всяком произведении пишет автопортрет?

Линн посмотрела на Славина, затем на брата с невесткой, крепче прижала к себе Тилли, и ответила тихо:

— Возможно. Но столь же возможно, что он просто пишет мир таким, каким хочет запомнить его?

Славин улыбнулся и шагнул к очередному полотну. И в него всматривался ещё дольше, чем в омут перед тем. Если не знать, что за порогом дома зимний вечер, её легко можно было счесть окном — только сияние неба на ней и ветер облаками играет. Невидимая рука будто натянула холст, загрунтовала лазурью — и не устаёт выводить всеми оттенками белого бесконечно меняющиеся узоры.

"Если это не калейдоскоп, — подумалось Косте, — то мультфильм точно". Вспомнилось несколько таких — мастер из Ярославля сработал их красками по стеклу, "Оскара" получил... вот бы чему со страниц газет и журналов не сходить, а там... тьфу, паскудство, которое-то и в мысли впускать не хотелось! Костю в последние лет десять от подобных думок тянуло если не ледяной водки накатить, то срочно в горячий душ с душистым мылом. И неизменно выбирал он второе — первое свело бы его в ещё более глубокую яму, чем газеты те и журналы.

— Любит человек небо, — отметил Костя, начиная издалека подводить к тому, чтобы спросить имя мастера и где его найти.

Чета эрлов в согласии чуть опустила подбородки, Тилли почему-то порывисто обняла его, а Линн, не желая вспоминать, что писала своё "Небо", прикованная к постели и видя перед собою только окно, звонко рассмеялась. И — расступились на картине облака, и солнечные лучи осветили, пригрели всех, стоявших перед картиной!

Костя слегка опешил, остальные же нескрываемо наслаждались живым теплом, проникшим в самые дальние уголочки естества. Славин бы с радостью последовал их примеру, но встревожившая мысль не позволяла расслабиться...

И Линн поняла — пора решаться. Нельзя больше мучить его птичками-мошками. Не хочется, пресвятая Триона знает, как же не хочется — но всё же придётся взвалить ещё больший груз на этого человека, пусть даже мужеством от него веет до головокружения. Мужчина, Мужчина! Даже невзирая на всю его деликатность и чуткость... а может быть, именно потому. Линн вздохнула.

За бурные тридцать лет, что жизнь кидала младшую сестру эрла из кругов аристократических в богемные и обратно, навидалась она и сэров, и сирых. И так уж сложилось, что ни одному из них — даже самому родовитому, даже самому одарённому — не могла открыться художница полностью. И никому не доверила бы разделить свою, ещё в детстве предречённую судьбу. А Славину — даже и без пророчества очень захотела открыться. Ещё до того, как он обмолвился, что нужен ему художник. Надеяться, что судьба её станет со Славиным, как у Брайна с Айрис, — нет. О таком леди Линн не смела возмечтать никоим образом. А вот просто увидеть в серо-зелёных его глазах и ответить таким же взглядом... а ещё — непременно написать портрет!

Исполнит миссию своего мира К-костья и уйдёт — мужчина же, у них всегда дела где-то там, вдали — а портрет останется. С ним можно будет даже поговорить. Не больше... что ж, но и не меньше!

"О чём я?" Пора. Сейчас... сейчас придётся взвалить на него очень трудную ношу.

— Константайн.

И Костя, которого любой алкоголь если и брал, то лишь после очень приличной дозы, Костя в одно мгновение захмелел. Когда женщина, да не просто женщина, а такая... такая леди выпевает твоё имя... сердце заплясало.

— Константайн, вы деликатно молчите, но ведь именно такой художник нужен вам?

— Да, леди Линн, — хрипло проговорил Костя, прочистил горло. — Это даже больше, чем я ожидал, когда читал пророчество.

Линн не стала отвлекаться. Поговорим ещё, когда будем работать. Посмотрела Славину в глаза:

— Автор этих работ перед вами.

Он не вздрогнул, не оглядел вопросительно Арриолов, стоявших напротив него. Сложил два плюс два.

Стиснул челюсти, завёл руки за спину, сжал-разжал кулаки — и так, пока не унялось зло и гулко взбрыкнувшее сердце, пока дрожь не ушла из пальцев. Всё это время аристократы — сразу видно, предки в тылах не отсиживались и русиш партизанен не сдаются — молча и несуетно стояли перед ним.

Мой художник — художница! И вся тягота предстоящей работы — женщине?! Господи, как же так?! Как можно такое... да Линн вот же какая худая, истощённая даже, явно после болезни, а я должен... Должен.

У леди Айрис явно обретались на языке несколько соображений сразу, но супруга эрла промолчала, рассудив, что сейчас первое слово даже не у Линн. Но молчал эрл. Своих женщин надо защищать так же, как и свою землю, свой дом. А то и ещё яростней защищать — только со своей женщиной будет у тебя и дом, и земля.

— Тильда, — обратился эрл к племяннице, — помнится, одну маленькую леди очень интересовала сфера с картой Ориоссы в моём кабинете.

Девочка, остро почуявшая напряжение взрослых, только блеснула глазками и кивнула.

— Проводите мисс Тильду, — распорядился в пространство эрл, и перед Тилли засияла золотистая звёздочка: одна из населявших замок фей прилетела исполнить распоряжение хозяина дома.

А взрослые, не говоря ни слова, вернулись в библиотеку.

*

Видение стало мутнеть, потом словно плесень помех по экрану пошла — и скрыла собой просторную залу, и четверых врагов. Аромат курений вполз в сознание, вернулось ощущение физического тела — затылок и ладони грезившего почувствовали прохладу чёрного ритуального шёлка и жёсткость алтаря, на котором человек покоился во время обряда.

Доза опять оказалась не совсем точной — да, на этот раз приход случился сразу, видел и слышал он всё отменно, а вот удержаться, сколько хотел, в иной реальности не смог: выкинуло. И возвращение мерзкое, ниже пояса тела как бы нет.

Но он будет стараться, он найдёт верный рецепт, пусть даже и придётся отправить на тот свет ещё десяток-другой гастарбайтеров — всё равно этих чёрных тараканов никто не считает... зато, они годятся для экспериментов великих естествоиспытателей. Не бомжи пропитые. Да, он будет стараться, он докажет Хаосу, что самый лучший, самый достойный последователь Его! Пора, пора разнести старый мир по кусочкам, вернуть власть первозданности — и самому преисполниться в ней великой, бесконечной свободы!

Человек уже несколько лет везде и всюду представлялся как Найтмар. Увы, пока приходилось принимать правила игры существующего Порядка, однако врага надо бить его же средствами? И Найтмар, как это ни странно было ему самому, работал — правда, гордясь при том, что не на государство и не на чужого дядю: он чуть-чуть фотографировал молоденьких моделей, попутно снабжая их разного рода стимуляторами, как он это называл, настроения. Попробуй-ка, продержись в шоубэ без кокса и травы!

Глупышки и велись. Лиц их Найтмар не помнил — а кто запоминает форму очередной подкатившейся к твоим ногам волны? Пришла — ушла. В небытие. В первозданность. И пусть скажет спасибо за то, говорил себе Найтмар, мысленно рисуя на воображаемом фюзеляже своего истребителя ещё один крест в пользу Идеи.

Только одна-единственная, ником Маара, задержалась в его жизни больше, чем на полгода. Что привело профессиональную и уже не юную модель в студию не самого известного фотографа столицы, Найтмар понял, увидев над левой грудью Маары татуировку в виде сломанной розы. У самого была такая же и там же: исполненная под определённый ритуал, высвобождала наколка магические способности человека и выстраивала между своими ментальную связь. Значит, Маара — своя, из тех, кому существующий Порядок — враг.

Однако Маара не спешила откровенничать с единомышленником — в Хаосе каждый сам за себя. Прежде проверила, проверила и ещё раз проверила. Ни разу Найтмар не дал ей повода усомниться в своей приверженности Идее: несколько продуктовых рынков на разных окраинах столицы оказались уничтожены пожаром, в паре гастарбайтерских бригад недосчитались самых молодых работников, однако чем Найтмар особенно гордился, так это новостью, облетевшей все средства массовой информации: пьяный водитель насмерть сбил на автобусной остановке семерых школьников и двух сопровождавших их педагогов. Но Найтмар-то знал, что кроме водки в крови водителя была классная доза кокса! Лично угощал.

— Ты очень сильный, — оседлав распластавшегося под нею адепта, Маара неторопливо поводила бёдрами в такт своим словам. — Мне нужен такой сильный. И смелый, — она усмехнулась, поднявшись-опустившись на нём. — Идее хотят помешать. Возможности у них большие. Их надо остановить. Ты со мной? — и она провела покрытыми чёрным лаком ноготками по мужскому телу там и так, что утробный стон, казалось, выдавил из Найтмара душу.

Маара ушла в соседнее измерение в начале весны. Первую цель партнёры взяли легко: болезнь надёжно принялась убивать художницу, которая слегла после визита к ней Маары под видом заказчицы портрета. А с другой целью так гладко не вышло. То есть, Славина-то они в портале зацепили, однако сколь ни качал туда энергии Найтмар, его напарница только и смогла, что скомкать время и заточить в нём вражеского посланца. Отнять у Славина жизнь им не удалось. Маара после этого и сама пропала на несколько месяцев, напрасно Найтмар посылал ей ментальный зов по нескольку раз в сутки. Откликнулась она в конце зимы, коротко просигналив: "Готовность по плану два".

По этому варианту они предполагали накрыть художницу и биоэнергетика вместе, когда их сердца, согласно пророчеству, станут одним. Тёмное место пророчества... Найтмар и Маара поняли его как появление у целей эмоциональной привязки. И решили вести наблюдение за состоянием их эфирной и астральной плоти — первым делом искомое состояние отразится именно на этих тонких телах.

*

— Звучит красиво. Так красиво, что будь я юнцом безусым, сам бы за вами бегом побежал, — тревогой пополам со скепсисом от эрла так и тянуло, а он и не считал нужным скрывать переживания за сестру. — Спасать мир! Конечно, Арриолы могут всё, но почему — женщина?!

Славин хотел отвечать, но Линн вдруг легко коснулась его плеча... Отозваться бы на её жест, да как! Но — не время, до чего не время... И Костя просто постарался сохранить ощущение, мысленно согрев пальцами ладошку Линн. Вниманием же Славин по-прежнему оставался в библиотеке, в разговоре.