Время Изерлона

История галактических войн, т. V. — Серия "Популярная энциклопедия". — Хайнессен, 6 г. Новой эры

Когда ты вернешься, все будет иначе...

Старинная песня

Насчет машинного масла Аннелиза оказалась права. Оно было повсюду. Даже еда приобрела вкус машинного масла. Принципы работы двигателей и прочую теорию механизмов проходили вскользь, упор был на практику. "Разберешь и соберешь машину от начала до конца сорок раз — никогда не забудешь, что первой в двигателе дохнет вот эта фигулька, — говорил мастер, хромой ветеран Симон Горовиц. — Заводская микросхема электронного привода. Что с ней можно сделать? А?" — "Только заменить", — хором отвечали курсанты. — "То-то, — удовлетворенно хмыкал мастер. — А теперь перебираем редуктор". Или еще какой-нибудь узел, покрытый слоем грязной старой смазки.

Соскрести многолетнюю гадость, отмочить в растворителе то, что не соскребается, смазать заново, собрать. Крутится? Не заедает? ОК, положить вооон в то корыто. Не крутится? Начать с начала.

На выходе получались отлаженные двигатели, способные летать машины и насобачившиеся молодые механики.

Работу в огороде никто не отменял. Только отпускали немного раньше — шли навстречу учащейся молодежи. Так что утром Мари вскакивала в шесть, не приходя в сознание, мчалась на бахчу, до трех часов возилась с кабачками — полив, подкормка, опрыскивание, сбор урожая, — потом полчаса на обед, умывание, переодевание — и в мастерские. Приползала в десять вечера, не чуя ног и рук, смывала машинное масло, швыряла в стиральную машину рабочий комбинезон и падала на койку. Казалось бы, после такого сумасшедшего дня сон должен быть мертвым — но ничего подобного. Накопившаяся усталость почему-то проявлялась столь яркими картинами, что лучше бы их не было вовсе. Просыпалась, вспоминала, на каком она свете, вскакивала — и мчалась все по тому же замкнутому кругу.

В мастерской всегда бубнил правительственный телеканал — и мастер, и курсанты нервничали и дергались, ожидая от хода кампании самого худшего. Если раздавался сигнал экстренных новостей, его слышали даже сквозь рычание мощной дрели и визг токарного станка. Бросали все, бежали к экрану. Слушали с угрюмыми лицами. Хороших новостей не было. Плохие — бывали.

Потом произошел разгром при Амлитцере.

Вся станция гудела. Новостная программа перечисляла погибшие флоты. Мари стояла в мастерской перед экраном, вцепившись обеими руками в верстак, так что пальцы побелели, в глазах было темно, а губы беззвучно шевелились: "Только не 13-й. Только не 13-й. Пожалуйста. Только не 13-й", — так что когда прозвучал наконец номер 13, ей показалось поначалу, что и ему конец. Голова закружилась, ноги подкосились. Не упала — крепко держалась за верстак, — но шатнуло. Сердце пропустило удар. А потом сквозь туман с трудом пробилось — живы. Возвращаются.

Вот тут она и сползла на пол, бледно-зеленая, по щекам катились слезы неимоверного облегчения. Соученики, стоявшие рядом — Тино Полетти и Джейк Майнс, — кинулись к ней:

-Что с тобой?

-Все замечательно, — ответила она и засмеялась. И никак не могла остановиться. Все смеялась и смеялась. Только увесистая пощечина мастера привела ее в чувство.

-Иди домой, — проворчал Горовиц. — Сегодня от тебя все равно не будет проку.

И конечно, в своей комнате в общаге она заснула каменным сном, и не снилось ей ничегошеньки.

А потом они явились на Изерлон. Сквозь туман искусственного неба опускались их корабли, и стоявший рядом с Мари сокурсник — мастер, так и быть, отпустил молодежь на полчасика посмотреть на прибытие, — одно за другим перечислял прославленные имена. Тино знал о флоте Альянса все: как начал в детстве играть в кораблики, так до сих пор не перестал, смеялись товарищи. В охраняемую зону крепости курсантов не пустили, и Мария Сюзанна маялась до позднего вечера, мысленно рвалась бежать, искать, обнять каждого, убедиться, что действительно живые, но пришлось возиться с железом до положенного часа. И так днем гуляли, — сказал Горовиц строго. Возразить было нечего. Хотя все из рук валилось, честно говоря.

Вырвавшись наконец из мастерской, она поставила рекорд по скорости отмывания с кожи жирной черной грязи, рекорд по глажке платья (все того же, синего, еще имперского) и суперрекорд по причесыванию — и побежала к офицерской столовой в надежде встретить знакомых.

-Стой, — окликнул ее солдатик у входа. — Пилотов ищешь, небось? Они пошли в "Дикую рыбу", просили всем, кто будет искать, передавать.

-Спасибо! — крикнула Мари, разворачиваясь на бегу.

Полутемный зал, грохочущая музыка, громкие голоса. Белокурая голова Ваньи так и светится рядом с рыжей шевелюрой Олле. Мари скатилась по лестнице, споткнулась, полетела вперед — и оказалась в надежных руках Поплана.

-Ну, здравствуй, Мэри-Сью, — засмеялся тот.

-Вечно на тебя девушки так и падают, — хмыкнул Конев. — Чем ты их приваживаешь, а?

-Это секрет, которого тебе никогда не понять, — отозвался Поплан, ставя Мэри на ноги. — Обрати внимание, девушки падают на меня, даже когда влюблены в других.

Мари смутилась. Действительно, глаза ее непроизвольно шарили по залу в поисках Райнера. И этот паршивец Поплан прекрасно понял, кого ей не хватает.

-Розенриттеры подойдут попозже, — сказал он, ухмыляясь. — Придется тебе пока посидеть, побалакать с нами, скромными пилотами. Рассказывай, как живешь, как твои овощи. — Тут он картинно принюхался. — И почему от тебя пахнет машинным маслом. Подцепила механика?

-Вот еще, — фыркнула Мари. — Я сама теперь механик. Почти.

-Вау, — сказал Оливер.

Наконец явились розенриттеры, и все вокруг поблекло, — потому что разве есть вокруг еще кто-то, если пришел Райнер? Она впала в ступор и только смотрела на него — как он улыбается, как хлопает по плечу товарищей, как поворачивается к ней, — его подтолкнул Ванья со словами: "глянь, там тебя дожидаются", — подходит, щелкает каблуками, наклоняет голову: "Здравствуй". И тут она совсем лишилась разума, потому что шагнула навстречу, уткнулась лбом в зеленый китель, а руки сами легли ему на плечи, но не остановились на этом и скользнули выше, к его лицу. Он на мгновение замер, а потом обнял ее и коснулся губами ее волос. И повторил: "Здравствуй".

Больше он ничего не сказал, а она ничего не ответила. Включилась голова — великий Один, все вокруг смотрят! — хихикают, наверное. Мари отодвинулась, и он тут же ее отпустил. Наконец стал слышен шум в зале, и действительно, хихикали, подначивали, давали советы: "Блюмхарт, держи крепче! Не упусти!.. — Ну что же ты, растяпа... — И правильно, заграбастал себе одному нашу Мэри, а с ней танцевать каждому охота... — Тогда подвинься, Блюмхарт, дай пригласить девушку..." Мгновение близости, когда все будто исчезли, миновало и больше не возвращалось, оставив ноющую занозу за ребрами.

Кажется, она с кем-то танцевала, что-то пила и даже смеялась, а впрочем, уверенности никакой — голова отключилась снова. Все было как прежде, только теперь здесь был Райнер, и она все время чувствовала кожей его присутствие. Это было важнее всего на свете. И парня, которого ей представили пилоты чуть погодя, она не запомнила. Долговязый, веснушчатый, лохматый. Кивнул, ухмыльнулся, отошел. Что ей было до него! Она забыла его имя, едва его звук растаял в шуме голосов.

Только одно она и выловила из общего гула — ребята теперь здесь надолго. 13-й флот будет обитать на Изерлоне. Адмирал Ян назначен командовать станцией. Значит, Райнер Блюмхарт долго-долго никуда не улетит.

Хоть бы так было всегда.

Изерлон. Жизнь как праздник

Стойкие воины, сражавшиеся тщетно и захваченные во вражеский плен. Обещаю вам, что не стану вспоминать о вашем пленении. И отменю бессмысленную традицию считать это преступлением, достойным кары. Всем вам, тем, кто вернулся, будут выданы пенсии и выходные пособия. А те, кто желает, могут вернуться на воинскую службу без всяких ограничений. Всем будет присвоен статус первого класса. Наши солдаты. Герои. Вам нечего стыдиться. Возвращайтесь домой, высоко подняв головы. Позор лежит на трусливых командирах прежней армии, которые посылали вас на передовую, туда, где у вас не было иного выхода, кроме как сдаться в плен. Я, адмирал Лоэнграмм, благодарю вас всех и прошу у вас прощения. И, наконец, выражаю признательность Союзу свободных планет за позволение произвести этот обмен военнопленными во имя гуманных целей.

гроссадмирал Райнхард фон Лоэнграмм

Вспышка сверхновой. — Сборник документальных материалов о кайзере Райнхарде I. — Феззан, 4 г. Новой эры

Чтобы паровоз взлетел, просто доработайте его напильником.

Из непроверенных источников

Она продолжала возиться с железом, и мастер все реже фыркал на нее, все чаще удовлетворенно хмыкал: "Будет толк". Иногда удавалось встретиться с друзьями-пилотами, всегда находившими повод для развлечения. Если не было национального праздника или дня рождения бабушки, значит, была первая пятница на этой неделе или, скажем, проводы борделя мадам Берлитц. Ибо "Райская птичка" дождалась наконец исполнения своей заветной мечты — появления на станции феззанского купца.

На проводы борделя Мэри по понятным причинам не пошла, хоть ее и звали — Оливер было ляпнул: приходи, мол, будет весело, но напоролся на такой горький взгляд, что поднял руки: "Не стреляй, виноват, больше не буду", — а потом еще два раза извинялся. Пока не дошло: лучше просто не поднимать эту тему. Зато Аннелиза не пропустила великого события и, разумеется, прибежала с полным подолом сплетен и пересудов.

Торговец, некий Шаплен, пришел на Изерлон с грузом вина, консервов, тканей, сувениров, образцов оружия новейших феззанских разработок — эдакая летучая мелочная лавка. Едва появившись в порту, он был изловлен мадам Берлитц, прижат к ящику с люстрой, вокруг столпились ошалевшие от безделья разряженные девицы, сладко улыбаясь и строя глазки, — словом, устоять было никак невозможно, да еще ему намекнули, что в пути с ним будут ласковы... Мсье Шаплен задержался на станции ровно настолько, чтобы распродать свои товары и погрузить в трюм люстру мадам Берлитц — и чтобы вывести на борту своего транспортника разноцветную надпись "Райская птичка".

Ибо он был настоящий коммерсант и выгоду чуял за парсек. Отвезти бордель в Рейх? Нет ничего проще. Но куда лучше — не отвезти в Империю, а возить по Империи. Представляете, мадам, прилетаем мы на какую-нибудь недавно колонизированную планету, где баб не видали несколько лет. Снимаем сливочки — и летим дальше... и порт приписки у судна, между прочим, Феззан... а? Ударили по рукам, и вскоре, сверкая свеженарисованной вывеской, летучий бордель Берлитц и Шаплена покинул негостеприимную территорию Альянса, не признающего бизнеса определенных сортов. Хотят упускать доходы ради принципов? Их дело. Уж Шаплен и Берлитц — не упустят.

-Маргерита сказала, они уже и люстру в кают-компании привинтили, — смеялась Аннелиза. — Чтобы прибыть к клиентам, так сказать, во всеоружии. Сидят эдак колонисты в недоосвоенной дыре, и тут к ним с неба спускается это...

-С люстрой, — отозвалась Мари.

-Ага! Думаю, у них дело будет процветать.

-Да пусть процветают, скатертью им дорога. Лишь бы не здесь, — хмыкнула Мари.

Она не сразу поняла, почему с этого дня у нее спина стала прямее, а походка — легче. Будто с плеч свалился привычный и оттого прежде не замечавшийся тяжеленный груз.

Постыдное прошлое улетело в неизвестном направлении и больше не вернется.

В середине декабря на Изерлон прибыл с переговорами имперский адмирал Кирхайс. Обмен военнопленными. Залог мира? Неужели война остановится, начнется спокойная жизнь, всеобщее счастье и благоденствие? Друзья Мари сомневались, что возможен столь радостный исход. Ходили слухи — неспроста это. В Рейхе сменился кайзер, вместо прежнего Фридриха, который был "ничего, человек приличный", на трон усадили несмышленыша пяти или семи лет отроду, а править будет прежний госсекретарь, старый подковерный интриган Лихтенладе, и с ним стремительно взлетающая звезда имперского небосклона, юный и гениальный Райнхард фон Лоэнграмм. Поговаривали, что этот не успокоится, пока не сожрет всю Галактику и не выплюнет ее косточки. Если он взялся выменивать своих пленных, значит, ему это для чего-то нужно, а хорошего задумать в Рейхе не могут по определению. Но наши политики не упустят случая продемонстрировать любовь к народу любым способом — и уж пусть в погоне за лишними голосами сделают доброе дело. Свобода трех миллионов сограждан стоит чего угодно. Так что договор скорее одобряли, но опасались подвоха. Уж очень задумчив адмирал Ян, — говорили изерлонские военные. — Чует ловушку. Наш адмирал ловушки завсегда чует, ведь он сам большой мастер их устраивать, тем и знаменит на всю Галактику.

Так или иначе — а на станции впервые с мая месяца появились люди в черной форме с серыми оплечьями и зазвучала знакомая с детства речь. Мисс Беккер почувствовала, как от этих голосов в ней снова просыпается девчонка третьего сорта, пыль под армейскими сапогами, и нельзя сказать, что это ей понравилось. Теперь она старалась не появляться на улицах без сопровождения альянсовских военных — чтобы у прежних сограждан и мысли не возникло, будто у нее нет защиты. Но имперцы были тихими и вежливыми, не обращали на гражданское население Изерлона ни малейшего внимания — и сгинули после подписания договора, будто и не было.

Безусловно, это был отличный повод для праздника. По крайней мере для Мари. Пилоты же — как мысли читали. Едва исчез за пределами станционного воздушного пространства ярко-красный, игрушечно-нарядный, если б не был таким опасным, флагман Кирхайса, как Поплан провозгласил очередную гулянку все в той же "Дикой рыбе" — под лозунгом "Чтоб их еще сто лет не видать". Но вечеринка вышла скучной: Райнер не пришел. Чем уж были заняты розенриттеры в этот вечер, история не сохранила, но не было ни одного из них, и Мари ушла в общежитие рано, усталая и грустная. Танцевала, а как же — ее никогда не отпускали без нескольких туров вальса, особенно те, кто умел считать до трех. Выяснилось, между прочим, что хорошо танцует тот веснушчатый, имя которого она не могла вспомнить, а спросить было неловко: ведь Поплан его представил еще когда. Так и разговаривала с ним, обходясь обращением на "вы", к концу беседы, впрочем, перешедшим в "ты". Славный парень, и на язык остер, надо будет потом осторожненько выведать, как же его все-таки зовут. А то некрасиво.

Единственное, что было в этой гулянке хорошего — она наконец набралась храбрости и заговорила с другом Олле о своих жизненных перспективах.

-Ты меня принял в 13-й флот, помнишь? — сказала она Оливеру. — Пошутил, теперь отдувайся. Что мне нужно сделать, чтобы меня взяли механиком на корабль?

-И на который из кораблей ты целишься, дитя мое? — Поплан скосил хитрый зеленый глаз.

-На тот, где будешь ты, — без колебаний ответила она. — Ты меня будешь учить летать.