Книга 1. Часть 1

Пришлось возвращаться во флигель, за котелком. Ну, а через десять минут я уже сидел в открытой черной коляске, запряженной парой гнедых и, мягко покачиваясь в такт их ходу, удалялся от здания канцелярии в сторону моста на Неревский конец. Поинтересовался у "шофера", бородатого дядьки в уже знакомой униформе извозчика, где можно хорошо перекусить и нарвался на целую лекцию обо всем на свете и местоположении "самолучших ресторациев Холмограда", в частности. Возница оказался говорлив, как московские "бомбилы", при этом речь его, была столь же туманна, но не из-за свойственного тем же "бомбилам", акцента, а вследствие украшения всяческими "оне, мабуть, тады", и прочими перлами. Я даже удивился. Если речь того же Граца или Телепнева, хоть и была кое-где излишне модулирована, но вполне понятна и, можно сказать, литературна, то текст возницы, я, в лучшем случае, понимал с пятого на десятое. При том, что говорил он на чистом русском... но каком! Что бы не утонуть в потоке сознания "шофера", уже дошедшего до обсуждения цен на овес (аве, Ильф и Петров), я дернул его за рукав и, прервав повествование, потребовал дать полную раскладку по Хольмоградскому общепиту. "Самолучшие ресторации" мне были, в принципе, не нужны, поскольку, как я понимаю, туда нужно наряжаться чуть ли не как в театр, а я так и не удосужился осмотреть предоставленный мне гардероб. Но и травиться помоями в каком-нибудь притоне, тоже удовольствие небольшое. Посему, мы с возницей сошлись на среднем по ценам заведении, возможно даже "немецкого манера" (интересно, это еще что за зверь?), как отличающемся большей демократичностью. В то, что денег на хороший ресторан у меня хватит, я ничуть не сомневался. В бумажнике, прихваченном с конторки, лежало несколько ассигнаций различного достоинства и пяток серебряных монет, номиналом в десять рублей, каждая. Про медь, вообще молчу. Насколько я понял из просмотренных бумаг, это была авансовая часть моего жалованья, весьма немаленького, надо сказать, особенно, если судить по бегло просмотренному мною перечню цен на самые ходовые товары. Я что-то говорил об использовании содержимого конверта, в качестве туалетной бумаги? Вам показалось. Но, учитывая этот факт, у меня появилось нехорошее предчувствие по поводу служебной инструкции письмоводителя. А если учесть временное удостоверение сотрудника канцелярии, то... Нет-нет. На фиг, на фиг. Сначала обед, потом размышления. Иначе мне кусок в горло не полезет, несмотря на голод. А еда, это святое!

Возница остановился у входа в небольшой дом.

— Все, ваше благородие, приехали. — Прогудел он, махнув кнутом в сторону ярко освещенного подъезда. — "Летцбург", господами офицерами канцелярии, частенько посещаем.

— Спасибо, Ратьша. — Я кивнул, выбираясь из коляски, и бросил ему пятиалтынный. Глаза возницы весело блеснули, а рука неуловимым движением, словила монету влет. Ну, еще бы, хоть он и имеет вид обычного извозчика, а служит-то при канцелярии, конспирация-я! Ему эти поездки, там же, наверняка, и оплачивают, а все что он со своих клиентов поимеет, как легко догадаться, пойдет в карман ушлого извозчика.

— Благодарствую, барин. — Ратьша спрятал монету в карман. — Я вас туточки подожду, как велено.

— Ну, велено, так велено. — Пожал я плечами. — Не заскучаешь?

— Да нет. Вон, я и "Ведомости" припас. — Ратьша тряхнул кипой листов красноватой бумаги. Охренеть. Картинка маслом! Извозчик, читающий газету в ожидании седока... М-да. Как-то не вяжется это с моими представлениями. С другой стороны, а что я знаю о девятнадцатом веке, или, если уж на то пошло, об этом мире, вообще? То-то.

Придя к такому выводу, я пожал плечами и вошел в ресторан. Тут же, в богатом холле, уставленном зеркалами и украшенном аляповатой, золоченой лепниной, ко мне подскочил молодой человек в черных брюках, длинном белом фартуке, накрахмаленной сорочке и шелковой жилетке. И это средний ресторан?! Половой принял у меня пальто, котелок и перчатки, после чего, исчез за одной из портьер. Э-э, а номерок?! Ну да, как же. Не дождавшись возвращения паренька, я развернулся, как раз в тот момент, когда из зала, в холл, вышел импозантный седой дядька, в темно-бордовой визитке, и с цепочкой часов через все пузо.

— Добрый вечер. Приветствую вас в ресторане "Летцбург". Желаете отобедать? — Чуть высоковатым для его комплекции, голосом, произнес он.

— Да, желательно в уединении. — Коротко кивнул я. Управляющий согласно наклонил голову и повел рукой в сторону зала.

— Прошу.

Зал оказался под стать холлу. Роскошь и блеск. Зеркала и золото. Выставленные на показ шеренги бутылок на барной стойке, тянущейся на добрых два десятка метров, вдоль одной из стен, множество посетителей. Небольшие компании одетых в почти одинаковые костюмы, людей среднего возраста, может клерки? Шумные ватаги молодежи, в явно студенческой форме и, лихо подкручивающие усы, такие же молодые офицеры, в мундирах с золотой канителью и позументами, с интересом поглядывающие в сторону присутствовавших в зале немногочисленных женщин. Стол, который предложил мне управляющий, подошел как нельзя лучше. Спрятанный в глубокой нише у окна, он надежно оградил меня от зала и посетителей, и позволил спокойно поужинать. Сытый и довольный, я расплатился по смешному счету, (три рубля ассигнациями, они же — полтора рубля серебром... ох, чую, намучаюсь я еще с этой калькуляцией). В общем, положив купюры на стол, я направился к выходу из зала. В холле, все тот же половой, шустро помог мне надеть пальто и предупредительно распахнул входную дверь. Блин, я себя сейчас английской королевой чувствую!

Ратьша, "припарковавший" коляску в сотне метров от входа, встрепенулся, заметив как я выхожу и, через минуту, экипаж уже оказался передо мной. Эх... Теперь даже помирать не страшно. Не успел я улыбнуться этой глупой, сытой мысли, как мимо меня просквозила компания, виденных мной в ресторане, молодых офицеров, уже, что называется, подшофе. Весело гомоня, ребятки дружно полезли в коляску, не забыв оттолкнуть меня в сторону. Вот ведь, а такое хорошее настроение было!

Ратьша, похоже, тоже немного опешил от наглости вояк, потому как застыл изваянием и даже не отреагировал на хлопок по плечу и требование компании, везти их в "Загородский, на гуляния".

Ухватив идущего последним, вояку за ворот, я восстановил равновесие. А вокруг повисла тишина.

— Могли бы быть и поаккуратнее, господа офицеры. — Проговорил я.

— Ингвар, да двиньте этому шпаку по шее. Арина ждет! — Прорезался голос у одного из вояк. Ну да... Удержанный мною за химок, Ингвар, попытался вывернуться, да кто ж ему позволит! Я треснул придурка по упомянутой его дружками, части тела. Так, теперь можешь прилечь. А вот и они сами, разъяренные, пьяные, сопящие полезли из коляски. Наконец-то пар спущу!

— Милостивый государь, вы... — Забормотал первый, выбравшийся из экипажа, пытаясь извлечь из ножен саблю... и получил прямой в челюсть. Сейчас! Так я и дам вам болтать, вы же про дуэль вопить начнете, а оно мне надо? На фиг эту муть. Посему, считайте зубы, господа!

Глава 5. История, Философия, Естествознание...

"... Как ни печально мне, верному сыну церкви, сие, но следовало бы предположить, что будь предки наши лишены любопытства, этаго извечнаго погонщика и палача человеческаго; в познании духовнаго мира, кое сей час прозывают естествознанием, а иные, на греческий манер, филозофией, закостенели бы наши пращуры в мыслех и духе и, не миновала бы их чаша скорби, из коей до дна испили римляне и ромеи, сиречь византы, признавшие исключительность духовнаго познания за отцами церкви. Никоей мерой не хочу очернить святых отцов, в их великом и праведном труде, но..."

Я медленно отложил книгу и помотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее, цепляющиеся за извилины, сложные речевые обороты двухсотлетней давности. Вот ни хрена ж себе, здесь баталии гремели меж светскими властями и церковными!

Я представил себе, что было бы с умником, который попробовал бы написать нечто подобное "у нас", веке этак в семнадцатом и, нервно хмыкнул. Костер или плаха для еретика, и еще спасибо сказал бы, если обошлись без пыток. Ну да, а этот писатель, спокойно дожил до старости, еще и два университета основал. Один в Велиграде, другой... в Картахене?! О-бал-деть! Это он что, от разъяренных священников туда чесанул?! Так, а умер где, на какой-нибудь вилле в окружении терпеливых и не очень, наследников? Читаем послесловие к его запискам. Черта с два! Умер "синьор" Эрик Ярославич Хейердалл, будучи отцом Сергием, настоятелем Спасо-Преображенского Ставропигиального Валаамского мужского монастыря, и похоронен там же. С ума сойти...

— Что повергло вас в такое изумление, Виталий Родионович? — Возникший на пороге "моей" библиотеки, глава Особой канцелярии устало улыбнулся.

— Добрый вечер, Владимир Стоянович. — Вздохнул я, поднимаясь с кресла. (этикет, что б его). — Да вот, знакомлюсь с историей своей новой родины. И чем дальше, тем больше жалею, что "там", у нас, нет этой, вашей "филозофии". Насколько иным был бы мир...

— Полноте, Виталий Родионович. Иначе, не значит лучше. Все равно остаются те же проблемы, войны и беды... Как бы ни развивалось человечество, каким бы путем оно не шло, без ошибок не обойтись. А если, оно перестанет их совершать, во что я, уж простите старого пессимиста, не верю... Так вот, если человечество перестанет совершать ошибки, оно исчезнет. Да-да, дражайший Виталий Родионович, человечество просто перестанет быть. А то, что возникнет вместо него, не будет иметь, ни к вам, ни ко мне, ни к любому другому нашему современнику, решительно, никакого отношения. Впрочем, оставим это. Разрешите присесть? — Ничего не имея против компании своего работодателя, я гостеприимно указал ему на соседнее кресло. Князь благодарно кивнул (можно подумать, он, действительно, считает себя у меня в гостях!) и продолжил разговор, уже сидя в кресле. — Знаете, я ведь заглянул к вам, несколько по иному поводу. Уже собирался домой с доклада у Государя, да в приемную телефонировал дежурный канцелярии и доложил о происшествии в "Летцбурге", вот я и решил заехать к вам, по пути. Чем же вам так не понравились наши лихие военные?

— Наглостью, ваше сиятельство. — Я пожал плечами. — Терпеть не могу паркетных шаркунов, строящих из себя незнамо что.

— Позвольте узнать, а с чего это вы решили, что они всего лишь, как вы выразились: "паркетные шаркуны"? — Посерьезнел князь. Ну хмурься, хмурься, я то вижу, что никакого ходу ты делу не дашь... если оно, конечно, будет, дело это.

— Боевой офицер, даже будучи в легком подпитии, не запутается в собственной амуниции. А эти молокососы, — усмехнулся я, — всей кодлой не смогли справиться с одним единственным, сытым и расслабленным штатским.

— И все же, Виталий Родионович... Я, вполне могу допустить, что вас, как бывшего офицера, покоробило поведение этих моло...дых людей. Но челюсти-то зачем было ломать? — Печально поинтересовался Телепнев.

— Что бы на дуэль, то есть на хольмганг, вызвать не смогли. — Честно ответил я. — Правила-то я пока не знаю, да и саблями-шпагами сражаться не приучен. А оно вам надо, лишиться "испытателя" на следующий день после подписания соглашения о сотрудничестве?

— А вы наглец, Виталий Родионович. — Даже с каким-то восхищением, протянул мой собеседник (впрочем, уверенно говорить об искренности князя, я не стал бы). — Ну да ладно. С Ратьшей я поговорил, и он вину возлагает исключительно на ваших противников. Посему, никаких претензий к вам, у меня нет, но, позвольте дать дельный совет. Непременно займитесь фехтованием. Кажется, это умение может вам пригодиться.

— Обязательно воспользуюсь этим советом, ваше сиятельство. — Кивнул я, бросив быстрый взгляд на Телепнева. — Если найдется время. По возвращении, дежурный передал мне расписание работ в исследовательском отделении...

— Вот как? Не думал, что они так скоро... Позвольте полюбопытствовать, Виталий Родионович? — Вскинулся князь. Я передал ему листок бумаги, лежащий на журнальном столике. Телепнев вытащил из жилетного кармана пенсне, аккуратно протер стекла белоснежным платком, и только после этого воззрился на желтоватый лист, исписанный мелким и чрезвычайно витиеватым почерком, только на разбор которого, у меня ушло с полчаса.

— Хм. Думаю, это они от горячности. — Наконец выдал глава канцелярии, закончив чтение, и, поднялся с кресла. — Я поговорю с советником Сакуловым о более вменяемом графике проведения работ. А сейчас отдыхайте. Завтра у вас будет тяжелый день, Виталий Родионович. Покойной ночи.

— И вам того же, Владимир Стоянович. — Я поднялся следом за князем и, проводив его до дверей, вернулся в библиотеку. Отдых, это, конечно, замечательно. Но не мешало бы прикинуть, что к чему. Хотя бы в самых общих чертах.

Итак, что мы имеем? Интерес спецслужб. С этим более или менее ясно. Больше всего, им хочется понять принцип блокировки в моем многострадальном мозгу, судя по всему, вполне обычной для моего прошлого мира. Может именно поэтому, там не существует магии? Мы просто все заблокированы? Стоп, это отвлеченные размышления. Оставим. Идем дальше. Спецслужба отнеслась ко мне достаточно благожелательно... Не хотели применять силу? С чего бы, если это самый простой путь? Но есть одно "но". Тот же Телепнев говорил, что эффективной, работа по исследованию "феномена", может быть только в случае моего сотрудничества. Нет. Не так. Вспоминай, Вит, вспоминай. "...Добиться эффективной работы, кроме как предоставив реальные гарантии вашей будущей свободы..." Хм. Обтекаемо. Гарантия еще не есть сама свобода. С другой стороны, ему явно НУЖНО мое содействие. Почему? Нельзя как-то просканировать мозг и вытащить эту самую блокировку на свет, без моей активной помощи? Или же, я просто не должен сопротивляться? Вопрос остается открытым, пока я не увижу, как именно собираются действовать вивисекторы исследовательского отделения. А это значит, ожидание. Прикинем дальше. Дождался, и методы меня... м-м... скажем так, разочаровали. Бежать? Если будет возможность, несомненно. Но будет ли она? Бабушка надвое сказала. Опять возвращаемся к началу. Ожидание или побег? В первом случае, я обращаю против себя всю государственную машину, а в заначке не имею ничего. Минус. Второй вариант. Жду подходящей возможности, одновременно изучая все, что возможно об этом мире. Уже лучше, но неоднозначно... Не факт, что накопив необходимый минимум знаний, я физически смогу покинуть эти гостеприимные стены. Оставим.

Теперь, попробуем рассмотреть вариант, при котором, князь был со мной честен. Иначе говоря, после двух месяцев исследований, я получаю свободу. Идеально, но мало похоже на правду. Скорее всего, даже если меня и выпустят отсюда, я все равно останусь под негласным надзором...

Вывод. Жду до первой ошибки. При намеке на летальный исход, делаю ноги, пока не намазали лоб зеленкой. Принято.

Теперь, по текущим вопросам. Первое. Уложение о службе письмоводителя. Если рассматривать в связке с общими выводами о надзоре, то это способ контроля. Организация некоей синекуры, с постоянным, небольшим жалованьем, эдакий своеобразный поводок, на первое время или на всю жизнь, это уже как получится. Мол, куда ж тебе горемыке податься-то, без образования и минимума необходимых для нормальной жизни в обществе, знаний. Ну-ну. Посмотрим. Вариант второй. Если меня собираются ликвидировать по окончании исследований, то все предоставленные бумажки, просто мусор для отвлечения внимания. Жестко, но возможно. Хм. Но, пока буду рассматривать все эти "ништяки" в свете относительной честности и открытости господина Телепнева, то есть как имеющие некий смысл.