Разгадка нашлась довольно быстро, когда Элемар увидел впереди отблески факельного огня, а подойдя ближе, обнаружил, что вышел обратно к пещере Ибар-Дад — той её части, где Эланте вела раскопки — и смотрит прямо на помост с растерзанным телом Бадамы Андарис, услужливо освещенным не успевшим догореть факелом.

Отшатнувшись, он присел на выступающий из стены обломок порфира и задумался. Получалось, что "Хранитель ключа", о котором сокрушалась в своих записях Эланте, все это время был у неё под боком — тот самый даэдрот, пожелавший умереть. Точнее, вернуться в Обливион... Зелья полета у неё имелись — Элемар своими глазами видел флаконы с печатью алхимика Гильдии и соответствующей надписью у неё на столе — но этот проход она почему-то не нашла. Не искала? Вероятнее всего, хотя, с точки зрения Элемара, это было не слишком дальновидно: мало ли, куда может вести необследованная дыра, пусть и под потолком? И кто поручится, что из неё никто не вылезет? Хотя... Хранитель-то — если, конечно, это всё-таки он — не вылез...

Очнувшись от мыслей, Элемар осознал, что жутко продрог — воздух в пещере только поначалу, после купания в холодной воде, казался теплым. Стоило просушиться и отогреться перед повторным заплывом. Некоторое время он решал, остаться здесь или поставить магическую пометку и отправиться в Гнисис... и в итоге выбрал Гнисис. Точнее, тамошние купальни — после плескания в холодных пещерных водах, стоило прогреться как следует, чтобы не свалиться в горячке. Да и свежего воздуха глотнуть тоже хотелось — хотя откуда в провонявшем муском Гнисисе свежий воздух?

Наутро вода в подземном озере не стала ни теплее, ни чище. Выбравшись на воздух в первой же каверне и вскарабкавшись по рухнувшей колонне повыше, на какую-то удачно сохранившуюся площадку, Элемар потратил некоторое время на то, чтобы просушиться — вылить воду из сапог, отжать одежду. Причём производя при этом как можно меньше шума: внизу кто-то явно был. И не один — Элемар слышал шаги, по меньшей мере, двоих. тяжёлые шаги, сопровождаемые узнаваемым лязгом брони. К счастью, магической энергии в Амулете Теней было достаточно. Как и в Ботинках Апостола. Оставалось только отогреться после купания, чтобы не выдать себя на подлете громким стуком зубов, как с нервным смешком прокомментировал ситуацию Второй...

Справиться со стражей гробницы — а это действительно оказалась стража — особого труда не составило. Почти невидимый, Элемар сходу зарубил одного дремору, а следом и второго, успевшего только оглянуться на шум да наполовину вынуть меч из ножен. Найденный накануне ключ тоже выполнил возложенную на него задачу, сэкономив приготовленный свиток "Разбивателя замков". Действия маскировочных чар хватило даже на то, чтобы разобраться с "золотой святошей", обнаружившейся внутри гробницы.

Потерев глаза и проморгавшись, Элемар обновил заклинание "Ночного глаза"... и замер. "Святоша" была не единственным стражем внутри гробницы — вдоль стен почетным караулом замерли около десятка призраков, сверля его взглядами, которые дружелюбными назвать было сложно. Правда, атаковать они не торопились... Подумав, Элемар приготовил заклинание отпугивания нежити и шагнул вперёд.

Призраки не шелохнулись. Элемар медленно прошел мимо, готовый в любой момент послать приготовленное заклятье, но... ничего не произошло. Сняв со стены щит — топтаться по костям альтмер не рискнул, пришлось взлетать — Элемар осмотрел убранство гробницы и задумался. Оставлять все это богатство — а ценных вещей даже на не слишком пристальный взгляд было немало — было жалко. Книги и свитки трогать, конечно, было опасно — в том плане, что можно было неосторожным движением просто уничтожить древние фолианты, не говоря уже о хрупких свитках — но вот оружие, после незначительного ремонта вполне могло кому-то послужить. Даэдрик, как успел заметить Элемар, вообще удивительно хорошо сохраняется, независимо от условий вокруг. Так что огромная секира, лежащая рядом с костями владельца, показалась бы недавно выкованной, если стереть с неё толстый слой пыли Но и забирать что-либо... что-то внутри противилось этому. И то, что из того же Тукушапала он некогда вынес все, что счёл достаточно ценным, дела не меняло — там он, в некотором роде, получил вместе с ключом разрешение от сородича и, вполне вероятно, потомка погребенного. Здесь же он воспользовался плодами чужих трудов и изысканий. Так что забрать отсюда он вправе только щит, Символ Элеидона. Остальное же... он не беден. Уже не беден. А Эланте Алинорская наверняка, подлечившись, решит вернуться. Как с найденными богатствами поступит она — её дело. И её совести.

Один из призраков, безмолвно наблюдавших за его действиями, вдруг пошевелился. Он не сдвинулся с места ни на волос... просто поменял положение рук на рукояти боевого молота. Элемар, дернувшийся было на движение, присмотрелся... и охнул:

— Крушитель Черепов?

Точно такой же молот, только не призрачный, а вполне материальный, лежал сейчас на полке с оружием в его спальне, в поместье в Бал Исре. Тот самый молот, который он примерно полтора месяца назад вынес из Ануднабии...

Призрак — кряжистый бородатый норд средних лет — повернул голову. Бестелесные пальцы нервно сжались на рукояти молота.

— Значит, Дораху не удалось спастись, — произнёс он. — Жаль... Вытащи кинжал из моего черепа, эльф, чтобы я смог достойно отблагодарить тебя за принесенную весть...

Элемар опустил глаза — и верно, возле ног призрака лежал человеческий череп с воткнутым в темя, аккурат в шов между костей, почерневшим от времени серебряным кинжалом, по головке которого время от времени пробегали багряные сполохи, намекая, что кинжал зачарован. Сдув пыль, Элемар обнаружил на черепе выжженные метки. На черепе Ллевула Андрано были совсем другие... хотя и похожие. В первую очередь способом нанесения.

"Не прикасайся, — подал голос Второй. - Иначе от благодарности не отмашешься".

"В смысле?" — Элемар, под ожидающим взглядом призрака потянувшийся было к рукояти кинжала, замер.

"Отпиздят тебя, — с ехидной любезностью сообщил Второй. - Может быть даже этим самым молотом. Оригинал, конечно, у тебя хранится, но я бы не ручался, что его призрачная копия окажется безобидной. Особенно будучи в рууках, как я понимаю, его создателя".

— Ты ещё кто такой? — возмутился призрак, уставившись Элемару куда-то над ухом. — Хотя постой... я тебя знаю! Ты — хэрсир(82)...

Он вдруг осёкся, словно оборванный резкой отповедью. Потом наклонил голову, точно прислушиваясь — Элемар опять невольно вспомнил приключения в гробнице Андрано и задумчиво воззрился на череп, подумав, что будет забавно, если выяснится, что и его понадобится куда-то отнести. Правда, насколько забавно, будет зависеть от того, куда, зачем и с кем придётся...

Додумать он не успел, услышав:

"Выдергивай кинжал и забирай череп".

— Что? — не нашёл ничего лучше, чем переспросить Элемар — нет, он, конечно, только что думал именно об этом, но не всерьёз же!

"Забирай череп, говорю, — повторил Второй. — И щит этот дурацкий прихватить не забудь".

"А череп нам зачем?"

"Нам — низачем. Его нужно отнести в Ануднабию".

"Зачем?"

Элемар чувствовал, что что-то упускает, некую мелочь, которая все объяснила бы и расставила по местам... но разум его словно превратился в сломанный двемерский механизм. Он почти наяву слышал натужный лязг и скрежет в своей голове.

— Видишь эти метки, мальчик? — призрак присел, наполовину утонув в стене, и провел пальцами над черепом. — Они привязывают меня к этому миру. И к моим останкам. А кинжал привязывает меня к этому месту. Примерно так, как хэрсир... — он осёкся, бросив короткий взгляд куда-то Элемару за спину, но тут же продолжил: — Примерно, как твой сопровождающий привязан к тебе. Вынь кинжал, чтобы я мог последовать за тобой в Ануднабию, и уничтожь там мой череп, мальчик. Лучше будет, если ты бросишь его в колодец в кузнице.

Элемар наморщил лоб, вспоминая все, что они некогда узнали об Ануднабии. Единственный пригодный для задуманного колодец был... да, именно в кузнице Хильбонгарда, потому что наполнен был не водой, а магмой.

— Почему именно кузница, а не ближайший выход лавы? В Молаг Амуре их в избытке.

Призрак усмехнулся.

— Потому что это моя кузница.

Элемару понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать услышанное. Всё услышанное.

— Ты — Хильбонгард?

* * *

С того дня, как Элемар покинул кузницу Хильбонгарда, забрав Крушитель Черепов, в Ануднабии ничего не изменилось. По крайней мере, для него. Но не для призрака, помнившего совсем другую Ануднабию.

Спутником Хильбонгард оказался достаточно неудобным. Элемару пришлось потратить немало усилий, чтобы убедить его стать невидимым — призрак не отличался покладистым нравом да к тому же презирал всяческие уловки. К каковым ничтоже сумняшеся отнес и необходимость скрываться от взглядов окружающих. Вот только ординаторы Трибунала, увидев призрак и найдя в сумке Элемара череп с ритуальными метками, разбираться не станут, а просто засунут его, как некроманта, в Министерство Правды. А там сначала вывернут наизнанку, а потом сожгут. За некромантию. Хильбонгарда, конечно, тоже упокоят... может быть. А может, засунут череп в какое-нибудь секретное хранилище — и будет он там кукарекать до пришествия "Пожирателя Мира", время от времени развлекая беседой храмовников. На Элемара Хильбонгарду было, по большому счёту, плевать, но вот развлекать храмовников он не хотел, поэтому неохотно согласился на невидимость. И то, только в присутствии кого-то поблизости — таиться всю дорогу до Ануднабии он так и не пожелал. Элемар тут же прикинул возможный маршрут и едва удержался от ухмылки: желаниям призрака было почти не суждено осуществиться, поскольку единственным местом, где он мог не прятаться были... окрестности Ануднабии. И то, только в случае, если им не встретятся наемники Телванни, вышедшие на очередную охоту за ценными потрохами даэдра. Нет, как раз доноса в Орден Дозора с их стороны можно не опасаться — это же Телванни, плюющие на все запреты, кроме тех, которые сами для себя установили... но Хильбонгарду об этом знать не стоило. Сейчас-то древний призрак мечтал только об упокоении, но Элемар всерьёз опасался, что он в любой момент передумает, возжелав совершить путешествие по Вварденфеллу, чтобы увидеть, насклько тот изменился за прошедшее с его гибели время. ещё альтмера интересовало, что означает загадочное слово "хэрсир", которым Хильбонгард время от времени называл Второго. Но спрашивать об этом было бесполезно — один раз он уже попытался. Призрак только покосился ему за плечо... и промолчал. Словно не услышал вопроса. Спрашивать у Второго Элемар не стал. К тому же он и сам догадывался. Слишком уж это "хэрсир" напоминало другое слово...

Хортатор.

Один из титулов легендарного Неревара. Вряд ли Второй не заметил этого созвучия. Да и древний кузнец, живший, как успел подсчитать Элемар, одновременно с Нереваром, его явно узнал. Но Второй по-прежнему отказывался признавать практически очевидное.

"А смысл? — вклинился вдруг в его размышления голос Второго. — Даже если бы это было правдой, я все равно этого не помню. А без памяти имя Неревар для меня такое же чужое, как и любое другое".

"Не слишком ли рискованно говорить об этом?" — Элемар не договорил.

"Ему не до нас", — в голосе Второго явственно прозвучало сочувствие.

Хильбонгарду действительно не было никакого дела до их беседы. Призрак, каким-то образом отставший от них ещё на поверхности, слабо светящимся туманным вихрем пронесся через водопад... и замер на краю уцелевшей площадки — верхней, то, что вела к кузнице. Элемар подошёл ближе... и остановился, услышав не то вздох, не то всхлип. Призрак повернулся к нему и взгляд его был совершенно безумный.

— Ничего не осталось, — почти неслышно прошептал он. — Ничего...

— Три тысячи лет, — так же тихо проговорил Элемар. — Время беспощадно.

— Кузницы... моя кузница была... — явно не услышав их, продолжил Хильбонгард. — Её называли сердцем Ануднабии...

"Возможно, так оно и было, — проговорил Второй. — Когда взорвалась Красная Гора, Ассурнабиташпи ушел под землю, Ануднабия оказалась под водой, а леса на юго-востоке Вварденфелла сгорели дотла и с тех пор там ничего не растёт".

"Молаг Амур?"

"Молаг Амур, — подтвердил Второй. — Это место не просто так назвали Пожарищем(83)".

Он на миг замолча, а потом продолжил, снова обращаясь к Хильбонгарду:

"Извержение запечатало вход в Ануднабию. Но, вполне возможно, что умирать она начала гораздо раньше — когда стих звон и погасли огни кузницы. Да и кимеры наверняка не упустили возможность напасть на города, оставшиеся без правителей".

Взгляд призрака мгновенно сделался колючим, а лицо — враждебным. Ненадолго, впрочем — буквально через пару вздохов, его плечи вновь удручённо опустились.

— Да... Кому как не тебе это знать, хэрсир...

Второй только молча плеснул недовольством.

— Впрочем, это, — призрак повёл рукой, указывая на разрушения, — явно не дело рук кимеров... Идемте. Я хочу увидеть свою кузницу.

Ледяной покров в зале перед кузницей заметно истончился, а перед входом и вокруг него и вовсе отсутствовал, растопленный её дыханием.

— Дорах призвал сюда атронаха, когда я сказал, что устал от незваных гостей, — бесплотный голос Хильбонгарда был печален. — Гребаный колдун! — вдруг рявкнул он, но прозвучало это не зло, а напротив, с теплотой и даже нежностью. — Он не мыслил жизни без своей проклятой волшбы. Кровь Диренни, говорил он...

Второй тихо присвистнул.

— Кровь, — сплюнул Хильбонгард. — Магия — для эльфов. И для баб. Хотя Дорах и одевался, как баба...

— В робу мага? — осторожно уточнил Элемар.

В ушах собственный голос противно пропел:

"Платьишко де-евичье..." — в точности, как в последнем сне с Даготом Уром.

Элемара передернуло.

— Да, — кивнул призрак. - Дорах называл эту тряпку робой мага.

И шагнул внутрь. Элемар замешкался, подумав, что хозяину кузницы будет больно видеть, во что её превратило безжалостное время. И вряд ли он обрадуется свидетелю его чувств.

Словно в ответ на его мысли, из-за двери донеслось изумленное восклицание:

— Мятые сиськи Кин! Дорах!

Хильбонгард нашёлся стоящим на коленях над скелетом того, кого Второй счёл Дорахом Гузалом. Догадка, судя по всему, оказалась правильной...

- Дорах, — вновь проговорил призрак. — Жар моего сердца...

Элемар застыл, с трудом удержавшись от потрясенного возгласа — мысль о том, что кузнеца с колдуном могло объединить не только общее дело или, как он думал прежде, дружба, а нечто иное, просто не приходила ему в голову. Этого просто не могло быть... Но это было: легендарный кузнец и его столь же легендарный напарник-колдун были любовниками. Герои древности оказались небезупречны... и от этого на душе было горько.