Первое, что они услышали — чей-то жуткий смех. Будто кто-то медленно подходит, насмехаясь над их жалкими попытками обезопасить себя. Потом послышался ещё один, с другой стороны. От этих жутких пересмешек по телу шли мурашки.
Кто мог запугивать смехом?
Затем они увидели сгорбленную фигуру, показавшуюся из-за валуна. И горящие глаза, с жадностью рассматривающие тех, кто находился в кругу света. Через секунду показалась ещё одна фигура с такими же светящимися глазами.
А смеха стало ещё больше.
Альдан, не мешкая, наложил стрелу на тетиву и запустил её в сторону противника. Те взвизгнули и отскочили в сторону. Однако смех не пропал, наоборот, словно размножившись, послышался буквально со всех сторон.
Лошади начали беспокойно топтаться на месте и дёргать ушами, пытаясь безумными глазами рассмотреть источник опасности.
Сгорбленные фигуры, словно им не было дела до огня, начали приближаться, и Аккес, который понимал, что сейчас он их первая цель, наконец, разглядел, что это всё-таки были животные, а не люди. Маленькие головы, массивные передние лапы и огромные размеры. Он никогда не видел подобных животных...
Недаром говорят, что в восточных лесах полно монстров, которые могли запросто перекусить хребет человеку. Возможно, это как раз одни их таких.
Выйдя ближе к свету, животное притихло и, рыкнув, сделало выпад вперёд.
Аккес продолжал спокойно стоять и лишь медленно приподнял руку, опуская на лицо свою маску. После чего сделал небольшой шаг вперёд. Животное, заскулив, наоборот отступило, но потом вновь зарычало, уже с большей злобой, и встало в угрожающую стойку.
Пусть боятся, уродливые твари. Кем бы они ни являлись, он тоже — монстр. И, если разобраться, родом так же из восточных лесов. Так что тут ещё стоит подумать о том, кто кого должен опасаться.
Доставая свои клинки, он резко, делая ставку на неожиданность, скакнул вперёд, занося руку для удара. Его меч скользнул по шее, отрубая ухо хищнику. Тот издал звук, больше похожий на визг, но потом оскалился и, разинув пасть, попытался откусить руку напавшему на него человеку. Но уже в следующий момент второй меч просвистел в воздухе, и тело невиданного монстра упало на песок, окропляя его кровью.
Возможно, именно это послужило сигналом к нападению, и полчища подобных тварей кинулось прямо на Аккеса. Некоторые падали, так и не подобравшись вплотную, пронзённые стрелами, а иногда несколькими. Альдан тоже не собирался сидеть на месте.
Аккес же даже не обращал на это внимания, он только фиксировал опасных и неопасных врагов. А руки его мелькали так быстро, что сложно было разобрать, где заканчивался один удар и начинался другой. Иногда он останавливался для небольшой передышки во время которой осматривался по сторонами в поисках тех, кого ещё стоит лишить жизни.
Оказавшись среди врагов с мечами в руках, он словно опять провалился в свой транс, не ощущая ни ужаса, ни сожалений, ни ступора, ни даже приписанную ему жажду смерти. Только привычное ледяное спокойствие и равнодушие, что, по мнению Деко, было хуже всего остального.
Всполохи крови, отрубленные конечности, крики боли... всё это уже давно не цепляло его...
Он — убийца. Это всё — его сущность и обыденность.
На миг Аккес вдруг замер, вспоминая, как совсем недавно страсть битвы переполняла его сердце такими эмоциями, о существовании которых он уже забыл. Ярость, ненависть, жажда и даже наслаждение...
Этот миг промедления стоил ему царапины на плече, нанесённой когтями одного из нападающих. Резко развернувшись, он ударом меча отрубил зверю лапу, а потом и вовсе проткнул ему горло, разодрав шею.
Мёртвая тварь упала к его ногам, и Аккес с ненавистью уставился на тело.
Это всё она виновата.
Уже вторая рана...
Он должен избавиться от этих эмоций. Ведь давно уже знал, что они только мешают. Однако когда что-то вылезло наружу, обратно запихнуть это может быть сложно. И эмоции не исключения.
Яростно вскрикнув, он воткнул два меча в ещё одного хищника и с таким же угрожающим криком махнул в сторону, отбрасывая тело к тем, кто ещё оставался жив. Нападавшие разбежались, но возвращаться не спешили. Большая их часть уже полегла, и остальные, видимо, решили уносить ноги, пока целы.
Аккес же, даже видя, как они убегают, не прекратил осматриваться в поисках тех, кто ещё мог напасть. Ярость, клокотавшая в нём, не спешила униматься. Ему хотелось рвать и метать. Если надо, зубами раздирать врагов, но выплеснуть всё то, что накопилось внутри.
В конце концов, он тяжело вздохнул и опустил руки с оружием, только теперь осознав, что стоит посреди горы трупов странных вонючих животных. Даже запах крови не перебивал их вонь.
— Эй! Ты в порядке? — послышался со стороны настороженный голос Альдана.
Аккес повернулся к нему, и тот шарахнулся в сторону, хотя магия маски не должна была на него действовать. С другой стороны, он и без маски представлял собой жуткое зрелище. Разодранная окровавленная одёжа, напряжённая фигура и злобно сжатые зубы.
Но Аккес ничего не сказал, а просто развернулся и пошёл куда-то в сторону. Лишь оставшись один, он стянул маску и устало провёл рукой по лицу, отбрасывая волосы назад. Даже рана на плече не беспокоила его так сильно, как вновь потерянное самообладание, которое начало трещать по швам. В тот первый раз, когда он принял свой новый путь, он смог быстро всё отключить. Почему же не получается сейчас?
Хотя он знал, почему. Точнее, из-за кого. И Аккес всегда считал, что если есть препятствие, его надо устранить, как бы сложно это ни было. А значит, её непременно надо убить. И только тогда он вновь сможет избавиться от эмоций, только тогда сможет опять стать самим собой.
А он — убийца.
Это его судьба.
Только вот забыл он о том, что судьбу можно поменять. Как забыл и о том, что уже два раза это делал.
Вернуться к оглавлению
Глава 14: Поступки
После возвращения в Люкению, Риана решила не медлить и не терять времени даром, а отправиться дальше в путешествие по королевствам. Поэтому в течение нескольких дней она успела переговорить с королём и даже немного поспорить с Первым волшебником. Зермон хотел, чтобы амулет, добытый у герцога, остался в замке, Раина же настаивала на том, чтобы взять его с собой.
В результате она решила всё-таки уступить, так как видела, что маг готов зубами вгрызться в этот амулет. Хотя некоторые его доводы о том, что амулет могут похитить или он мог банально потеряться, не были лишены основания. В конце концов, не имеет значения, отдавать дракону амулеты по одному или потом все стразу.
Келина не была удивлена тем, что Риана вскоре опять уезжает. Казалось, старшая принцесса уже поняла, что жрица не из тех, кто любит долго сидеть на одном месте. Однако в компанию к ней не набивалась. Да даже если захотела бы, то наказание отца всё ещё было в силе. А тот, перепугавшись ещё в первый раз, когда дочь похитили, ещё пуще стал трястись над её безопасностью.
Олея же наоборот горестно вздыхала от невозможности поехать со жрицей. Её не испугало даже нападение одного из самых устрашающих генералов Дракона. Более того, она всю дорогу им восхищалась, выдумывая всё новые романтические истории про него, к ярому неудовольствию Лекамира и смеху самой Рианы. Однако принцесса понимала своё положение и то, что подобные приключения для неё недоступны. Поэтому она ценила и даже смаковала все то, что удалось ей самой пережить. В некотором роде она была рада, что Риана вместе с Первым рыцарем оправляются за новыми приключениями, потому что была полностью уверена, что потом ей всё перескажут в подробностях.
На этот раз они отправились в путешествие только вдвоём. От охраны жрица отказалась, а Лекамиру не могла отказать, да и не хотела. Ей была приятна его компания. Чтобы собрать остальные амулеты, ей нужно было посетить Коргирию и Алекион, которые находились на востоке, но Риана решила поехать в Торкию, то самое королевство, которое первым пало в борьбе с талемами. Ей хотелось всё увидеть своими глазами, тем более что надо было успеть заехать в Сэнкину, а потом у неё будет целое лето, чтобы отправиться за оставшимися амулетами.
Народ в Торкии жил на удивление спокойно. Война коснулась их не так сильно, как представлялось по всем тем рассказам, что она наслушалась. Войска прошлись, конечно, по этой земле, но в целом разрушений почти не было. Хотя последствия страхом читалось в глазах людей. Но это было только до тех пор, пока они не замечали Риану, идущую мимо. Каким-то непонятым образом они все чувствовали то, кем она является. Как цветы к солнцу, они поворачивались к ней. И уже надежда читалась на лицах. Где бы они ни останавливались, куда бы ни шли, толпа непременно собиралась рядом с ней. В результате им приходилось останавливаться каждый раз и задерживаться на день, а то и больше.
Из-за этого продвигались путники значительно медленнее, чем изначально планировали.
Риана не могла отказать людям, а Лекамир не мог отказать ей. И каждый вечер заканчивался тем, что Риана садилась в чьём-нибудь доме, и куча крестьян и селян собирались вокруг, чтобы послушать то, о чём она говорила. Задавали вопросы, слушали ответы и вновь задавали вопросы, не следя за течением времени.
Действительно было удивительно, как она объясняла, казалось бы, банальные вещи о душе человека, о поступках и событиях, об эмоциях, о любви и сострадании. О том, что всё в руках человека. Учила, как стать лучше. Рассказывала и о любви Богини, и о сострадании Воина, и о внимательности Многоликого.
Люди слушали, кто-то понимал, кто-то нет. Кто-то отрицал, кто-то принимал. Кто-то верил, кто-то сомневался. Но слушали все. Потому что даже просто находиться рядом с ней было приятно. Одна её улыбка приносила радость и клокочущее чувство счастья. Лекамир подумал о том, что её место именно здесь, среди людей, среди мира и спокойствия, в окружении природы и гармонии, а вовсе не на поле битвы среди крови и смерти. Там она, конечно, тоже прекрасна, но сияет именно здесь.
В конце концов, к середине третьего месяца весны они достигли Сэнкины. Лекамиру не хотелось туда идти, особенно после того, как в прошлый раз спешно покидали центральное королевство, но Риана настаивала, говоря, что ей надо кое с кем встретиться.
Однако первая значимая встреча произошла совершенно не с тем человеком, с которым она планировала увидеться. Они с рыцарем устроились в одной из многочисленных таверн недалеко от столицы. Жрица последние дни носила капюшон и скрывала то, кто она есть, объясняя это тем, что для паломничества ещё будет время, а сейчас у неё есть важное дело. Поэтому насчёт комнат и прочего распоряжался сам Лекамир, которого тоже многие узнавали, но всё же не цеплялись и не докучали, как могли бы, будь на его месте Риана.
Они как раз сели ужинать, когда в таверну зашёл некий мужчина. В широком плаще и с дорожным мешком за спиной. И почему-то с того мгновения, как ступил он на порог, все взгляды волей-неволей обратились к нему. А когда он откинул капюшон, то и вовсе замерли в предвкушении.
Это был не простой путник, а бард, о чём яснее ясного говорила яркая лента в волосах вошедшего. То была традиция, и мало кто уже помнил её истоки, но все люди искусства носят цветную ленту как символ своего таланта. Танцовщицы, художники, поэты, музыканты. Это было не только сигналом, но и своеобразной рекламой.
Вошедший бард был молод лицом и даже красив, что стало причиной образовавшегося румянца на щеках у хозяйки таверны и хмурых бровей у её мужа, когда гость подошёл к стойке.
— Добрые хозяева, — доброжелательная улыбка растянулась на его лице, а глаза, естественно, были обращены к женщине. Знал бард о своей привлекательности и не стеснялся ею пользоваться; — пожалуйте комнату на ночь и сытный обед.
— А монеты у тебя есть? — тут же вмешался мужчина, прежде чем его жена успела открыть рот.
— Монет вот нет, зато есть лютня и много скучающих людей. Я могу спеть, завлекая гостей, и монет будет даже больше, чем если бы я сам заплатил.
— Ты шарлатан, а ну ступай отсюда. Нам тут бродяги не нужны.
— Обижаете барда. — Парень ничуть не смутился и даже не подумал о том, чтобы отойти. — Я ведь могу и в ту таверну напротив зайти. Тогда даже ваши гости побегут туда, как только я коснусь струн.
— Успокойся, Хортий, — не удержалась хозяйка. — Пущай споёт, не убудет. А плохо справится, так и прогнать всегда успеем. — Повернувшись к гостю, она, однако, улыбнулась так, что стало ясно, что, даже если у парня голос, как у охрипшего петуха, без крыши над головой он не останется.
Парень же, поняв всё прекрасно, очередной раз одарил хозяйку сияющей улыбкой и отошёл от стойки, снимая плащ и доставая свою лютню. Однако глаза его зацепились за странную парочку, сидящую в углу. А точнее за высокого бравого рыцаря, которого он, конечно же, узнал и тут же поспешил подойти.
— Благородный сэр Лекамир, — он слегка склонился, — какая же радость встретить вас.
— Мы знакомы? — Рыцарь нахмурился, не в силах припомнить, где мог раньше встречаться с этим бардом.
— Увы, нет, — тут же улыбнулся он. — Но я наслышан о вас. И всегда мечтал познакомиться лично. И, видимо, удача сегодня на моей стороне. Могу я присоединиться к вашей беседе?
И не дождавшись разрешения, он уселся на скамью напротив парочки.
Бесцеремонность юного барда почему-то ни капли не злила. Наоборот, его несколько детская непосредственность даже подкупала. При близком рассмотрении было сразу видно, что ему не боле восемнадцати лет, а волосы на лице только-только заявляли о себе.
— Меня зовут Анакрий. Прозвали в честь того самого Анакрия, что жил четыреста лет назад. Однако имя это слишком тяжёлое для такого, как я, потому зовите меня, пожалуйста, просто Анак, — начал болтливый бард, во все глаза рассматривая известного рыцаря. — Я путешествую по миру в поисках своей песни, и такое счастье встретить вас...
— Своей песни? — удивлено спросила Раина, которая с любопытством рассматривала этого юношу. Он ей сразу понравился своей открытой душой.
— Каждый бард мечтает написать особенную песню, — пояснил Лекамир, склонившись к девушке. — Ту, которая будет цеплять чувства и останется в веках. Как баллада о Ясноокой Гленн.
— Я думал написать рыцарскую историю о великом герое, — продолжал юноша. — Ну, или хотя бы романтическую историю о любви, ну или что-нибудь весёлое. Как, например, что-нибудь о том, как Великой герой предпочёл графине служанку...
— Не было ничего такого! — возмутился Лекамир, чересчур эмоционально, на что Анак откинулся на скамье подальше от больших рук рыцаря, однако глазки хитро поблёскивали, а на губах играла улыбка.
— Да все знают о том, как вы отказали прекрасной Манетте и ушли ночевать в комнату служанки.
— Да не служанка то была, а Зика. Сестра моя названная, — пытался оправдаться рыцарь, почему-то поглядывая на свою спутницу.
