— Можешь нас оставить? — повернулась она к Ингвару.
— Разумеется! — Бармин встал из кресла и пошел во второй салон, пустующий по случаю отсутствия других пассажиров...
* * *
Домой, — если считать Усть-Углу своим домом, — прилетели глубокой ночью. Садились на аэродроме Вологды Маега, а оттуда в замок летели на геликоптере. Устали так, что ни на что уже, вроде бы, не было ни сил, ни желания, но так только казалось, и Бармин в этом вскоре убедился. Прибыв в замок, он поневоле притормозил в фойе паласа, чтобы наскоро объясниться со своими старыми знакомыми Ией Злобиной и полковником Кальф-Калифом и не знакомыми ему прежде мажордомом Рудневым и начальником охраны замка капитаном Алмазовым. Поздоровался, познакомился, выслушал краткие отчеты и задал несколько первоочередных вопросов. Слуги в это время увели его спутниц наверх показывать приготовленные для них покои. А когда сам Бармин добрался наконец до своих апартаментов, начинало уже светать. Тем не менее, он нашел в себе силы пройтись по комнатам, в которых когда-то жили его дед и отец. Беглый осмотр, — а на другой у него попросту не было сил, — показал, что графы Менгден умели и любили жить со вкусом. В общем, он остался доволен этой краткой экскурсией и, прихватив с собой хрустальный стакан со старым ирландским виски и сигареты, отправился в ванную. Душ его взбодрил, вернув утраченные, было, силы и, не став заморачиваться одеждой, — хотя слуги приготовили ему и белье, и банный халат, и даже шелковую пижаму, — Бармин сделал пару глотков из стакана, закурил и отправился в спальню, где к удивлению, граничащему с возмущением, обнаружил свою новоиспеченную невесту. Княгиня Полоцкая лежала в весьма соблазнительной позе прямо поверх одеяла, и одета она была в одно только чувство собственного достоинства.
— Как ты уговорила остальных? — спросил Бармин, присаживаясь в изножье кровати.
— Я... — девушка явно хотела соврать, но Ингвар ей этого не позволил.
— Правду, милая! — попросил он вежливо. — Правду, правду и ничего кроме правды.
— Я их усыпила, — нехотя призналась юная княгиня.
Пауза затягивалась, и теперь ей уже было неловко лежать голой в присутствии голого мужчины. К тому же выбранная ею поза перестала соответствовать ситуации, и это, по-видимому, только усиливало чувство неловкости.
— Что-то вроде гипноза? — спросил он после затянувшейся паузы.
Видит Идунн, смотреть на Машу было приятно, и желать ее было для него вполне естественным делом, — молодой сильный организм давал о себе знать, — но Бармина тревожило то, с какой настойчивостью Мария добивалась от него близости. Нимфоманка? Возможно, но не обязательно. Сумасбродная особа? Наверняка. И, скорее всего, последнее предположение ближе к истине.
"Если не окоротить, — "записал" Бармин на будущее, — еще намучаемся все с ее неумеренным энтузиазмом, помноженным на изобретательность и неуемную энергию!"
— Это не гипноз, — призналась, наконец, княгиня Полоцкая, одновременно пытаясь закутаться в огромное шелковое одеяло или хотя бы заползти под него. — Они пили вино...
— Пили! — подсказал Бармин, поторапливая рассказчицу, застрявшую буквально в середине фразы.
— В вине много сахара... — не слишком внятно продолжила девушка свои объяснения. — Я... я перегнала его в алкоголь. Получилось, что они пили не вино, а коньяк или виноградную водку...
"Был, кажется, такой рассказ, — вспомнил Бармин. — Что-то про семейку Хогбенов..."
— Но, если бы, ты превратила вино в коньяк, — сказал он вслух, — они бы почувствовали изменение вкуса, разве нет?
Он старался не думать пока о том, каким магическим мастерством надо обладать, чтобы обратить сахар в алкоголь. Честно сказать, ему об этом было даже страшно подумать.
— Я работала с тем, что уже было у них в желудке, — призналась между тем девушка.
"Умереть не встать! — ужаснулся Бармин. — Однажды она может превратить кофе в мышьяк, и никому мало не покажется!"
— Я больше так не буду! — Неожиданно из ее глаз хлынули слезы. — Не говори, пожалуйста, папе!
То есть, для того, чтобы организовать с мужчиной "борьбу в партере", ты уже достаточно взрослая, а отвечать за свои поступки — все еще нет?
— Послушай, Маша, — он старался говорить так мягко, как только мог, — не надо плакать. Я никому ничего не расскажу. Но ты должна мне поклясться, Машунь, что больше ты ничего такого не сделаешь. А что касается секса, поверь мне, этим не стоит заниматься уставшими и впопыхах. В особенности, если это в первый раз, и ты еще не знаешь, чего ожидать от того или этого. Даю тебе слово, я позабочусь, чтобы тебе не пришлось слишком долго ходить в девушках. Но придется потерпеть, хотя бы несколько дней. Мы же с тобой даже толком не знакомы, а заниматься сексом с незнакомым мужчиной — это уже полный разврат. Согласна?
— Да, но... Может быть, ты меня хотя бы поцелуешь?
— А вот это совсем другой разговор! — улыбнулся Бармин. — Иди сюда, чудо зеленоглазое, сейчас будем целоваться.
Нельзя сказать, что ему не хотелось большего. Он даже посетовал, — уже где-то через пару минут, — что обещал не заходить дальше поцелуев. Но, как говорится, не дав слова, крепись, а дав слово, держись. Вот он и держался. Сжимал в объятиях нагую красавицу, целовал, — в основном, в губы и грудь, — ласкал, не переходя, впрочем, некоей черты, за которой ему уже будет никак не остановиться, и думал, когда мог, разумеется, о том, что не следует бросаться словами! Ну, в самом деле, что за блажь на него нашла. Что плохого случилось бы, начни он обучать свою официальную невесту искусству любви прямо здесь, в своей кровати, прямо сейчас, в предрассветный час? Ей ведь тоже хочется, и, похоже, не меньше, чем ему самому. Весьма темпераментная девица, но, увы, Бармин всю жизнь был более, чем последовательным человеком, и не собирался изменять своему модусу операнди теперь, оказавшись в другом мире и став новым собой. Поэтому секса в эту ночь между ними так и не случилось, хотя пообжимались на школьный манер до полного изнеможения.
2. Одиннадцатое июня 1983 года
Утро, как всегда, — как бы поздно он ни лег спать, — началось для Бармина рано и, разумеется, с неотложных дел. Сначала он выполнил обязательную программу: комплекс упражнений ушу, душ и прочая "санитария и гигиена". Потом под чашечку крепкого кофе, сигарету и твердое обещание самому себе, как можно скорее вернуться к здоровому образу жизни, — то есть, снова начать бегать и плавать, — посмотрел утренние новости, транслировавшиеся 1-м Новгородским Государственным Каналом. Естественно, прежде всего его интересовало, как подается в масс-медиа случившееся вчера на ЕИВ Малом приеме в летней резиденции в Ливадии. НГК, как и следовало ожидать, был крайне сдержан, сообщив лишь, что Его Императорское Величество Иван VIII своим указом от 10.06.1983 восстановил титул графов Менгден, передав права на оный титул Ингвару Менгдену 4-му своего имени. И совсем в другом разделе новостей, — в светской хронике, — был обнародован факт помолвки, состоявшейся ранее в этом месяце, между графом Ингваром Менгденом и княгиней Марией Полоцкой.
Решив после этого, что настало время переходить от обязательной программы к произвольной, Бармин взял с кровати укутанную в одеяло юную княгиню Полоцкую и отнес в ее собственные апартаменты. Что любопытно, Мария при этом даже не проснулась.
"Крепкий девичий сон, — хмыкнул Бармин, прижимая к себе тихо посапывающий ценный груз. — Пока еще девичий... Но при таких заходах долго ей в девицах не проходить. Я же не железный..."
Передав Марию с рук на руки ее камеристке, — которая, к слову сказать, даже не попыталась изобразить удивление этим беспорно шокирующим фактом, — Бармин спустился на первый этаж и, приказав слуге, принести ему из буфетной чашку кофе, — до завтрака оставалось еще больше часа, — пошел искать кабинет полковника Кальф-Калифа. Прелесть его положения состояла, однако, в том, что, на самом деле, ему ничего здесь не приходилось искать. Замок сам "подсказывал" и "показывал", где что расположено, и Бармину оставалось лишь принимать к сведению поступающие "советы" и "комментарии". Так он добрался до нужной ему двери и аккуратно в нее постучал.
— Войдите!
Ингвар вошел, посмотрел на сидящего за письменным столом полковника и вежливо поздоровался, затворяя за собой дверь:
— Доброе утро, Михаил Семёнович!
— Доброе утро, Ваше Сиятельство! — Встал из-за стола Кальф-Калиф.
Сегодня, впервые на памяти Бармина, полковник был одет в офицерский мундир со всеми знаками различия и колодками орденов на груди.
— Давайте, Михаил Семенович, упростим наше общение, — предложил Бармин, проходя вглубь кабинета и усаживаясь в гостевое кресло. — В неофициальной обстановке я для вас Ингвар Сигурдович, в официальной — господин граф.
— Благодарю вас, Ингвар Сигурдович! — ответил с полупоклоном полковник. — Это большая честь для меня.
— Вот и отлично, — завершил Бармин преамбулу. — Садитесь, полковник, и рассказывайте!
— О чем, простите? — поинтересовался тот, возвращаясь в свое кресло.
— Обо всем, о чем сочтете нужным.
— Что ж, тогда я, пожалуй, начну с замка, — Кальф-Калиф испросил взглядом разрешение и, получив в ответ благожелательный кивок Ингвара, раскурил лежавшую в хрустальной пепельнице сигару. — Замок большой, Ингвар Сигурдович, хозяйство огромное. Ну, вы это и сами, верно, знаете. Мы его только-только успели принять у слуг Его Высочества князя Северского. В целом, все работает, но пока еще не как часы. Потребуется время, чтобы отладить весь механизм, как следует, но мы над этим работаем.
— Что с безопасностью? — поинтересовался Бармин. Все-таки безопасность была в его глазах куда важнее работы прачечной или кухни.
— В Усть-Угле и в Шексне до особого распоряжения объявлен перманентный режим Чрезвычайного Положения, — ничуть не удивившись вопросу, переключился на главное полковник. — Везде выставлены сдвоенные посты. В самом замке все оружейные системы на боевом взводе, ворота охраняются усиленными постами с бронетехникой, воздушное пространство закрыто для полетов и тщательно контролируется замковым центром Воздушного Контроля и имперским командованием Вологодской зоны ПВО. В общем, мы с Алмазовым делаем все, что в наших силах и даже больше. В графстве, в особенности в Вологде, Череповце и еще в нескольких городах, а также на главных дорогах выставлены блокпосты, действуют усиленные патрули и приведены в повышенную боеготовность мобильные тактические группы. Ия Ильинична арендовала у Демидовых роту егерей и эскадрилью ударных геликоптеров, Его Высочество князь Северский прислал в дополнение к имеющимся контингентам усиленную тяжелым вооружением роту спецназа, так что нам вполне по силам перекрыть все подходы к Усть-Угле и Шексне.
— Значит, сидим в осаде.
— Думаю, лучше так, чем иначе.
— Согласен, — кивнул Бармин. — Что со снабжением?
— С поставщиками определились, со складами и холодильниками на территории замка тоже. В случае чрезвычайных обстоятельств сможем задействовать южный маршрут доставки.
— Что ж, спасибо! — встал Бармин, заканчивая разговор. — Думаю, нам следует сделать такие встречи регулярными. Скажем, ежедневно за полчаса до завтрака. Как смотрите?
— Согласен, но я рекомендовал бы приглашать на эти встречи так же капитана Алмазова.
— Решено! — подытожил Бармин, и в этот момент раздался стук в дверь. Это слуга принес ему чашечку черного кофе.
— Не возражаете, полковник, если я задержусь у вас еще на пару минут, чтобы спокойно попить кофе?
— Это ваш дом, господин граф, — улыбнулся Кальф-Калифа. — И, если уж вы задержались, позвольте поставить вас в известность об одной странной истории.
— Слушаю вас, — Бармин жестом отослал слугу и выжидательно посмотрел на полковника.
— Через три дня после нападения Союзной рати, в Надозерье на ваше имя пришло письмо весьма странного содержания. Честно сказать, я сомневался, нужно ли это делать, но все-таки решил его сохранить, чтобы при случае передать вам. А вы уж сами решите, имело смысл или нет.
— Что ж, вот и случай представился, — кивнул Ингвар. — Давайте посмотрим, что там за письмо такое.
— Момент! — Кальф-Калиф открыл одну из папок, сложенных в стопку на левой стороне его просторного стола, достал оттуда листок с коротким текстом, написанным от руки, и передал его Бармину вместе с конвертом, в который прежде было вложено письмо.
"Предусмотрительный, тщательный... Посмотрим..."
Текст был, и в самом деле, краток до безобразия:
"Видела тебя по телевизору, кузен!
Моего отца звали Петр.
Если захочешь, звони: Кондомский острог 532-786-210
Стефания"
Задачка не из сложных. Одним словом, не ребус. Так себе шарада, да и то только для чужих, вроде того же Кальф-Калифы. Но некоторых людей хлебом не корми, дай только помудрить, да поинтриговать. На своем веку Бармин встречал таких, и не раз. А некоторых даже небезуспешно лечил. Однако, если Стефания не врет, это письмо означает, что она дочь Петра Менгдена, погибшего на каторге брата Сигурда, и, соответственно, внучка Елизаветы Глинской и внучатая племянница Нестора. Однако ни покойная Анна Георгиевна, ни князь Глинский о ней ни разу не упоминали. Почему? Не знают о ее существовании или знать не хотят?
"А был ли Петр женат?" — спросил себя Бармин.
Вопрос, между прочим, вполне уместный, но, что, если имел место конкубинат? Такое, как успел узнать Бармин, было вполне возможно: в духе времени, так сказать. Хотя в России таких женщин называли, разумеется, не конкубинами, а сожительницами. Однако исторически Великорусское имперское право было основано на Римском, а в Риме дети, рожденные конкубиной, имели определенные и не такие уж "призрачные" права. Если, конечно, отец их признавал.
"Но что, если не успел признать?" — При их семейных обстоятельствах существовала высокая вероятность, что арест штабс-капитана Менгдена произошел раньше, чем он успел признать свою дочь. И все это легко находило подтверждение в многочисленных исторических прецедентах.
Бармин был неплохо знаком с этой темой, поскольку хорошо знал историю древнего Рима. В свое время, он, вообще, много чего читал при том, что интересы у него в те годы были весьма разнообразны. Объяснялось это просто. Компьютеров и интернета тогда не было и в помине, — речь о шестидесятых-семидесятых годах прошлого века, — советское телевидение, честно говоря, представляло собой полный отстой, да и киноафиша, не смотря на отдельные бриллианты в куче дерьма, не отличалась особым разнообразием. Правда, в Питере к удовольствию "трудовой интеллигенции" имелись так же театры, концертные залы и музеи, но это, так сказать, штучный товар. В смысле, не на каждый день. Так что школьнику Бармину, а позже Бармину студенту и молодому специалисту для проведения досуга оставались только книги, которых, — даже за исключением запрещенных, — выходило в СССР великое множество. А дальше просто. Книги по истории древнего Рима, Греции или допетровской России практически никогда не попадали под цензуру. Напротив, их издавали, пусть даже относительно небольшими, а иногда и вовсе мизерными для такой огромной страны тиражами. И не только издавали. Зачастую их снабжали академическими комментариями, разнообразными сносками и даже словарями и тезаурусами. И там, в этих комментариях можно было порой найти такое, что оставалось только диву даваться, как это все пропустили цензоры. Игорь Викентиевич любил, например, книги из серии "Литературные памятники" издательства Наука или их же серию "Памятники философской мысли". И теперь, когда он стал Ингваром Менгденом это ему очень пригодилось, поскольку знания, почерпнутые из этих книг, позволяли ему лучше понимать многие имперские реалии, незнакомые Бармину по прежней жизни.
