Раду поднял ее из гроба, поцеловал, долго смотрел ей в лицо, нежно поглаживая кончиками пальцев ее лоб и щеки. Лизелотта отвечала ему обожающим взглядом. В нем сосредоточился весь ее мир! В нем одном! Ей казалось, что она могла бы стоять так целую вечность, не отрывая взгляда от его лица. Но он заговорил — тихо и грустно — заговорил не разжимая губ, его голос ласково звучал в ее мозгу:
— Как бы я хотел, чтобы все оставалось так, без изменений, чтобы длилось целую вечность, чтобы ты оставалась такой же. Моим птенцом-несмышленышем. А я кормил бы тебя своей кровью. Это так сладко — кормить тебя! Но дольше тянуть с этим нельзя. Я и так слишком долго держал тебя. Я нарушил все мыслимые законы нашего клана. Я должен научить тебя охотиться самостоятельно. Чтобы ты могла выжить — если погибну я. Такая, как сейчас, ты беспомощна. Ты мила мне этой беспомощностью. И тем, что ничего не помнишь. Ничего не знаешь, кроме меня, моей любви и моей крови. Но придется вывести тебя в мир. Сегодня я буду учить тебя пить кровь у того, кто не хочет сам отверзнуть для тебя свои вены. Потом научу завлекать и нападать. Это легко. Ты все это уже умеешь. Просто надо приобрести опыт. Мне жаль лишь, что начиная с сегодняшней ночи ты начнешь вспоминать. И уже не будешь настолько моя, полностью моя!
— Я всегда буду полностью твоя.
— Нет. Но я счастлив уже тем, что у нас с тобой было. Вот, посмотри на этого парня. Я кормил тебя кровью из вены на руке. Но чаще всего мы прокусываем шею слева. Там находится самая большая артерия, с кровью свежей и пьянящей, как лучшее вино.
— Что такое вино?
— Ты вспомнишь. Ты все со временем вспомнишь. А теперь послушай меня внимательно. Артерия на шее находится несколько глубже, чем вена на руке. Так что давай начнем с его руки. Мне жаль, что это — мужчина, не очень-то опрятный мужчина с грубой кожей. Я бы предпочел привести для тебя кого-нибудь более нежного, тонкокожего. Мальчика или девочку. Но, когда ты все вспомнишь, тебе не понравится, что я заставил тебя пить детскую кровь, когда ты не сознавала себя. Тебя это огорчит. А я не хочу огорчать тебя чем бы то ни было. Подойди сюда...
Лизелотта послушно подошла.
Парень все так же смотрел перед собой неподвижным взглядом.
Раду взял его за руку, распорол ногтем рукав и поднес запястье ко рту.
— Смотри!
Губы Раду раздвинулись, из десен поверх ряда зубов появились два длинных и острых клыка, чуть загнутых на концах. Клыки выросли и удлинились так, что Раду вряд ли смог бы закрыть сейчас рот. Но Лизелотте это не показалось уродливым или страшным. Все, что имело отношение к Раду, казалось ей прекрасным!
Раду вонзил клыки в запястье парня.
Тот даже не дрогнул.
Раду прилепился губами к коже и принялся сосать.
Потом оторвался, быстро лизнул ранки — и они затянулись.
— Вот как надо. Аккуратно. Чтобы ни единой капли не пропало. Пить можно, только пока у него бьется сердце. Мертвая кровь нам вредит. От нее мы становимся неподвижными и беззащитными. В крайнем случае, можно пить кровь животных, но от нее мы становимся вялыми, слабыми, она притупляет наш разум, лишает нас магии. Делает нас беззащитными. Я знаю, со временем у тебя возникнет вопрос: обязательно ли нам пить именно человеческую кровь. Я лучше отвечу тебе на этот вопрос сейчас. Запомни: нам нужна человеческая кровь. Именно человеческая. Чтобы не страдать от голода, можно пить кровь животных. Но только в самом крайнем случае. Если твое тело ослабло. И тут же, как только ты обретешь силы, отправляйся на поиск человеческой крови. Только она дает нам полноценную жизнь. И запомни самое главное: никогда, ни при каких обстоятельствах не пей мертвую кровь! А теперь попробуй сама. С другой его рукой.
Лизелотта послушно схватила вторую руку парня, разорвала рукав, нетерпеливо провела языком по выступившим клыкам — и впилась в кожу. Рот сразу заполнился кровью — чудесной, горячей, сладко-соленой кровью — и Лизелотта застонала от наслаждения, потому что давно уже была голодна и холод разливался по всему ее телу, а в этой крови был огонь. Но очень быстро она поняла, что крови очень мало! Она растекается по языку, доставляя приятные ощущения — но не заполняет рот и горло горячим упругим потоком, как это было, когда Лизелотта пила кровь Раду!
Лизелотта удивленно воззрилась на своего возлюбленного.
— Ты не прокусила вену, — подсказал он.
Лизелотта вытащила клыки и вонзила вновь, потом еще раз, и еще... Пока горячая бархатистая влага не хлынула ей в рот! Заурчав, она присосалась к коже, но все-таки чувствовала, как тоненькие струйки утекают из-под губ. Лизелотта чуть было не заплакала от разочарования и жадности: ей хотелось всю его кровь, всю!
— Хватит. Прекрати! — скомандовал Раду.
Лизелотта с недовольным ворчанием отпустила руку солдата. Она была еще так голодна! Жалкая порция крови не утолила, а только разожгла ее голод! Но ей даже в голову не приходило — ослушаться Раду.
— Ты забыла лизнуть, — терпеливо напомнил Раду.
Лизелотта снова схватила руку и провела языком по запястью, с наслаждением ощущая вкус крови. Ранки затянулись.
— Теперь — шея. Рот открываешь шире, голову запрокидываешь, ему голову тоже отгибаешь вправо, только не сильно, чтобы не сломать ему шею.
Лизелотта подпрыгнула на цыпочках — солдат был слишком высоким, она не дотягивалась до его горла!
Раду беззвучно рассмеялся.
— Поставь его на колени. Просто мысленно прикажи — и все...
Лизелотта приказала, подвывая от нетерпения.
Солдат рухнул на колени.
Лизелотта аккуратно отклонила его голову, открыла рот, запрокинулась — и с силой ударила клыками! На этот раз все получилось сразу, хотя артерия действительно была очень глубоко. Кровь хлынула ей в рот с такой силой, что Лизелотта даже отпрянула — она не ожидала такого! — и чуть-чуть порвала ему зубами кожу. Но через миг — присосалась, приноровилась, и пила размеренными, большими глотками. Пила, пила, пила... Пока не почувствовала, что сердце, бившееся все скорее, затрепетало судорожной синкопой. Тогда она оторвалась и взглянула на Раду, ища подтверждения правильности своих действий. Раду с ободряющей улыбкой кивнул ей.
— Молодец, ты умница, все сделала правильно. Теперь ложись. После первого раза сон всегда долгий и глубокий. А я пока унесу его.
Раду поцеловал Лизелотту в губы, подхватил на руки и положил в гроб. Но не только не запер на замок — даже крышку опускать не стал! Лизелотта видела, как он взвалил тело солдата на плечо и понес его прочь. Она проводила его удивленным взглядом. И почувствовала, как неудержимо клонит ее в сон. И она заснула: едва успела уронить на гроб крышку.
2.
На этот раз ей снились сны. Разрозненные обрывки событий. Картины. Лица. Какие-то диалоги... Она не все понимала. Но все запомнила, потому что все это имело какое-то отношение к ней.
Она вспомнила, что ее зовут Лизелотта Гисслер. Что она боится — боялась? — своего деда, безумного доктора, который находится в этом замке. Но этот замок — не их дом. Их дом далеко. И еще, кажется, у нее был муж? Но муж представал перед ней в трех лицах. То высоким, тонким, синеглазым юношей с породистым лицом и светло-русыми волосами. То — худощавым смуглым брюнетом с добрыми полными губами и теплыми карими глазами. То — очень молодым и очень красивым, атлетически сложенным блондином.
И всех троих затмевал ее возлюбленный Раду! Так что можно было о них забыть...
Еще у нее был ребенок. Худенький чернокудрый мальчик. Она его любила. Она не должна пить его кровь, не должна позволять другим сделать с ним это. Она должна его защищать!
Еще во сне и в воспоминаниях присутствовала женщина. Красивая женщина с рыжими волосами. И эта женщина — ее враг! Эта женщина хотела вреда ее мальчику. Она должна быть наказана.
И еще один враг вспоминался, лютый, жестокий враг, чью кровь она мечтала пить еще тогда, когда не была вампиром и не имела клыков. Отчего-то у этого врага был облик белокурого юноши, которого Лизелотта сначала вспомнила, как одного из своих мужей.
И все это было так странно... Но не причинило ей ни малейшей боли. Зря Раду тревожился — Лизелотте стало даже как-то спокойнее после того, как она все это вспомнила! Она почувствовала себя защищенной в своем новом состоянии. Проснувшись, она еще долго лежала в уютной темноте гроба. И, хотя гроб не был заперт, ей совершенно не хотелось выходить.
Она хотела дождаться Раду.
Она терпеливо ждала его.
Но Раду отчего-то долго не шел.
И в конце концов Лизелотта соскучилась так вот бездеятельно лежать. В ней пробудилось любопытство. Захотелось узнать — больше! К тому же где-то в глубине тела зашевелился голод, запустил ледяные щупальца под сердце. Лизелотта знала, что холод быстро растечется по всему телу, а голод сделается невыносимым.
А ведь Раду научил ее охотиться! Наверное, он будет доволен, если она сама найдет себе еду. Возможно даже, он и вовсе сегодня не придет, уверенный, что Лизелотта может сама о себе позаботиться?
И тогда она встала.
С изумлением ощупала себя — одежда была какая-то непривычная! Темно-гранатовое бархатное платье с завышенной талией и квадратным вырезом на груди. Под платьем — длинная рубашка из очень тонкого полотна. Вырез рубашки обшит кружевом, кружевная кромка выступает над вырезом платья. Странные плоские туфли из бархата того же цвета. И чулки телесного цвета — до колен, под коленями перехваченные очень красивыми подвязками! И больше никакого белья. Совсем.
А волосы? Что-то случилось с ее волосами! Они отросли и стали такими пышными! Лизелотта пожалела о том, что не может увидеть себя в зеркале. И вспомнила, как сожалел об этом Раду.
Лизелотта пошла по коридору. Потом свернула. Новый коридор упирался в лестницу. Она поднялась, прошла по какому-то темному залу, потом снова по лестнице — и вышла на открытую галерею.
Стояла ночь. Небо напоминало прилавок ювелира: черный бархат, усеянный многоцветьем камней. Прежде звезды не казались ей такими огромными — и разноцветными! Прежде все звезды были или белыми, или золотистыми. А сейчас — белые, золотые, голубые, розовые, красные! — они испускали длинные, трепещущие лучи, сливающиеся в широкую радугу. Ночная радуга! Прежде Лизелотта и представить себе не могла, что такое бывает.
А как одуряюще-сильно благоухали в ту ночь цветы! Лизелотте показалось, что она может различить в этом ночном букете каждый аромат, вычленить и определить каждую травинку. Она не знала их названий — но действительно чувствовала каждое растение в саду, в лесу и на далеком лугу.
Стрекотали сверчки. Посвистывали ночные птицы. Что-то шуршало в траве... Слух Лизелотты тоже удивительным образом обострился.
Она замерла, с наслаждением любуясь звездной радугой, слушая симфонию ночных звуков, вдыхая аромат ночного воздуха. И только сейчас поняла, что не дышит. Уже давно не дышит. Она даже разучилась дышать так, как дышала раньше — четь ли не каждый миг совершая вдох или выдох. Теперь она вдыхала и выдыхала, чтобы почувствовать запахи. И только. Но это ничуть не огорчило и не напугало ее. В этом была даже некая приятность. Как и в том, что сердце ее не билось и шум крови в ушах не заглушал другие звуки, и среди них — манящий стук десятков сердец, укрытых за замковыми стенами!
Лизелотта почувствовала, как у нее выдвигаются клыки. Она была голодна и готова к охоте. Она пошла в направлении самого близкого стука. Это был солдат. Молодой, сильный мужчина с некрасивым и грубым лицом типичного немецкого крестьянина. От него пахло оружейной смазкой и ваксой, которой он начищал свои сапоги. Слегка — но мерзко — пахло потом. И горячим гуляшем, который он съел на ужин. И еще от него пахло кровью. Горячей, молодой кровью, так сильно пульсировавшей под его грубой, обветренной кожей. Лизелотта облизнула клыки. Как ей напасть на него? Он выглядит таким сильным. Но она уже знала, что вампир — даже такой хрупкий, как она, — сильнее любого человека. Броситься ему на спину и впиться в шею? Он не сможет отцепить ее, если она присосется... Но, возможно, он будет кричать. Или отбиваться — и тогда шум привлечет других. А если их будет много... Кто знает, возможно, они сообща могут причинить ей какой-либо вред? Лизелотта не знала точно, могут ли люди убивать вампиров. Но проверять на собственном опыте не хотелось. Однако голод, ледяными струйками растекавшийся по телу, буквально выжигал ее изнутри! И лишал последних остатков рассудительности. Она должна попробовать крови этого солдата. Должна высосать его, как сочный, созревший плод! Если она прямо сейчас же не погрузит клыки в его шею — она умрет, умрет по-настоящему, сгорит в холодном пламени, так терзающем ее!
И тут ей вспомнился смех Раду — его таинственный беззвучный смех.
И слова: "Поставь его на колени. Просто мысленно прикажи — и все..."
Пристально глядя в спину солдату, Лизелотта собрала все силы — и приказала!
Такого эффекта она не ожидала! Солдат дернулся, словно от удара током. Затем выпрямился, напрягся, как натянутая струна. Медленно повернулся. Медленно опустился на колени. И запрокинул голову, открывая горло... Глаза его были пусты и бессмысленны — как у того, другого солдата, которого Раду приводил к ней в подземелье.
Лизелотта неспеша подошла к нему. Провела ладонью по рыжеватым волосам, по шершавой коже щеки. Постояла, наслаждаясь своею властью, жадно впитывая аромат его крови, ставший прямо-таки одуряющим. Серебро цепочки пронзительно сверкало на его шее. "Сними серебро!" — беззвучно скомандовала ему Лизелотта. Он покорился — торопливо сорвал цепочку с шеи, с запястий. И тогда она склонилась к нему и вгрызлась в артерию. Кровь горячей струей ударила в небо, заполнила горло, потекла внутрь, туда, к источнику холода, согревая ее.
Лизелотта сосала кровь долго, погрузившись в блаженное полузабытье, из которого ее вывел синкопический стук сердца. Это был тревожный звук — и Лизелотта отпрянула. Посмотрела в лицо солдату: он был бледен — смертельно-бледен! — глаза закатились. Лизелотта снова склонилась к его шее. Ранки кровоточили.
Как там учил ее Раду?
Лизнуть ранки, чтобы они затянулись...
Лизелотта расхохоталась. А потом впилась в шею солдата — и рванула... Она рвала и грызла его шею, как зверь. Кровь стекала ей на обнаженную грудь, на платье, на руки. Она купалась в крови и упивалась кровью. Жаль, в нем осталось не так-то много. Выпустив тело солдата, тяжело и бесформенно рухнувшее на пол, Лизелотта провела по лицу окровавленными ладонями, чувствуя, как кровь впитывается через поры кожи. Это было даже приятнее, чем просто сосать ее! Жаль только — такое красивое платье оказалось безнадежно испорченным.
Но она чуть было не забыла о цели своего визита в эту часть замка.
Лизелотта поднялась с колен и почувствовала, что сейчас в ее теле столько силы и легкости, что пожелай она — вспорхнет и полетит. Она действительно чуть-чуть приподнялась над ковром, повисла в воздухе. Почти как в детстве, во сне! И как же сладостны были эти сны, когда ей казалось, что она летает! Но сейчас ей не нужно было даже махать руками, чтобы лететь. Только напрячь все силы и толкнуть себя в нужном направлении... А направление она знала.
