— Шансы даже лучше, чем один к одному, — решительно одобрил план Священник. — Но если все же не получится?
— Уточним координатную привязку и вызовем у кастрю... — Шметтау покосился на Дженнифер. — У марсиан орбитальный удар. Всем, что у них есть. Теперь, когда ясна природа воздействия, думаю, они смогут...
Калькройт вздохнул и оборвал себя на полуслове.
— Но мы уйти не успеем, — Священник тоже не спрашивал, а предполагал.
— Ну... в общем да, — согласился Шметтау.
— Что ж, быть по сему, — вздохнул монах.
— А куда малая то?.. — удивился Святой Человек. — Эй, ты куда?
Пока шло совещание, маленькая подносчица сделала шаг в сторону помоста, несмелый, робкий. Затем другой. И снова, и снова. Преодолевая страх, сжимая кулачки, она передвигала ноги так, будто сапоги были подкованы свинцом, но все же шла с упорством настоящего воина. Криптман шагнул следом за ней, догнал и поймал за хлястик сзади на поясе. Пале и Шметтау переглянулись
Ольга обернулась и молча посмотрела на Фидуса, багрово-желтый свет освещал ее лицо, словно трагическую маску. Девушка казалась удивительно спокойной, как человек, не просто решившийся на какое-то действие, а скорее точно знающий, что в данных обстоятельствах можно поступить лишь одним способом, ей оставалось буквально полтора шага, чтобы коснуться огненной сферы.
— Ты умрешь, — покачал головой Фидус. — Завеса убьет тебя... в лучшем случае.
— Но я попробую, — с неброской, но упрямой решительностью сказала Ольга. — Я все-таки попробую.
Криптман развернул ее к себе, взял в широкие сильные ладони тонкие бледные пальцы девушки.
— Не нужно, — тихо сказал он. — Нет смысла преодолеть столько опасностей, чтобы просто умереть. Это глупо. Это бесполезно.
— А если по нам жахнут сверху марсиане? Это будет со смыслом?
— Да. Мы здесь, чтобы остановить истечение злой силы, которая убивает людей и оскверняет их души. Император направил тебя, и Он вряд ли хочет, чтобы ты здесь погибла просто так.
— А откуда ты знаешь, что Он хочет? — очень тихо и очень серьезно спросила Ольга, глядя на инквизитора снизу вверх.
— Ну-ну, — неопределенно и внушительно пробормотал Священник, а Шметтау скривился.
— Нет, ну, в самом деле, откуда? — настаивала девушка.— А вдруг ему эта смерть неугодна? А может он хотел, чтобы мы не убили, а спасли малыша?
— Нет, — медленно и печально качнул головой Криптман. — Мы инквизиторы. И пурификаторы. Мы не можем позволить себе жалость. Она всегда оборачивается бОльшими жертвами.
— Вы не можете...
Девушка освободилась от рукопожатия инквизитора, сделала последний шаг назад, по направлению к пламенной завесе. Огонь словно почуял приближение чего-то живого, задергал яркими жгутиками, словно желая поглотить объект.
— Но я могу.
— Без нее нас приплющит, как и остальных в городе, — пробормотала Берта. — Надо остановить сумасшедшую пигалицу.
Ольга будто услышала ее слова и сделала еще один быстрый шаг. Теперь стена живого света искрилась буквально за спиной девушки. Савларец выругался, понимая, что ловить блондинку уже поздно. Ольга хлюпнула носом и совсем не героически высморкалась, пытаясь освободиться от сгустков крови.
— Не трогайте ее, — вполголоса приказал Шметтау. — Возможно, так будет лучше.
— Я не буду тебя останавливать, — грустно вымолвил Фидус. — Я обещал защищать, а не решать за тебя. Но ты поступаешь глупо. И неправильно. Много людей погибло для того, чтобы мы пришли сюда и прекратили... — он широким жестом обвел амфитеатр, превращенный в жертвенник. — Сейчас ты можешь обнулить их жертвы. Сделать их бесполезными.
— Или наоборот.
Девушка обернулась, подняла руку, красно-золотое сияние потянулось к ее пальцам, выбрасывая тончайшие нити, как щупальца.
— Вы все какие-то... — Ольга передернула худыми плечами, на которых порванный и грязный комбинезон висел, как на вешалке.
— Какие-то... — она снова замолкла на мгновение. — Злые.
— Чего?.. — не понял Шметтау, и Фидус подумал — стоило рискнуть жизнью ради того, чтобы увидеть невероятное, удивленного Калькройта Шметтау.
— Вы злые. Недобрые, — пояснила Ольга, и Криптман понял, что девчонка говорит абсолютно серьезно.
— Нет, — поспешила уточнить Ольга. — Понятное дело, живете в таком мире. Тут все норовит оказаться каким-то другим, неправильным. Опасность всегда кругом. Демоны. Черти. Духи машинные. В ад можно постучаться и тебе сразу откроют, да еще с радостью. Дети играют этим вашим уродским императором и жабами, а потом все исчезают, просто так. Потому что кто-то где-то поколдовал. Да... вы злые и жестокие, потому что живете в злой и недоброй вселенной.
На слове 'уродским' Калькройт побагровел, безносый Савларец неприкрыто заржал, а Священник пробормотал что-то вроде 'пороть еще и пороть...'. Высокий инквизитор, которого звали Эссен Пале, скорчил непередаваемую рожу, кажется, он старался подавить усмешку.
— Но... — и снова Ольга запнулась, медленно, тщательно подбирая слова, запуталась окончательно и махнула рукой, выпалив. — Все равно иногда нужно немного доброты. Просто немного доброты.
Она оглядела всех соприключенцев единственным глазом, который светился на грязном и окровавленном лице, как осколок чистого неба.
— Он ведь не плохой, — девушка покачала головой. — Это просто несчастный и брошенный малыш. Ему страшно, наверное, больно. Он очень одинок и кричит от ужаса. Он же не виноват, что крик у него... такой.
— Он не виноват, — тихо сказал Криптман. — Но менее опасным от этого не становится. Младенец убил тысячи, может быть десятки тысяч... И убьет намного больше.
— Отнюдь, — вставил Шметтау без всякого выражения. — Под псайкерский удар попал район с численностью населения в несколько миллионов. Даже если только половина из них стала жертвами, счет идет как минимум на сотни тысяч.
— Или так, — невесело согласился Фидус. — Это не ребенок, это источник страшной опасности. Мы не можем думать о нем как о ребенке. Жалость — роскошь не для тех, кто стоит на страже Империума.
— А вот теперь я вижу сына своего отца, — криво усмехнулся Шметтау. — Жаль, что лишь теперь.
— И ты готов убить малыша? — испытующе посмотрела на Фидуса Ольга.
— Да, — Криптман сначала ответил, машинально, заученно, и уже после задумался. Задумался и повторил. — Да. Если нет иного выхода.
— А я не хочу так, не могу так, — просто, без всякого вызова сказала одноглазая девушка. Она посмотрела в лицо Криптмана, повторила:
— Немного доброты.
И сделала шаг.
Следом за ней бросился высокий помощник с мельтой, но его решительным жестом остановил Шметтау. Эссен недоуменно глянул на патрона, и Калькройт вполголоса объяснил:
— Если она пройдет завесу... Если сможет вынести младенца... Тогда медноголовые нам не понадобятся.
Пале виновато закивал, явно смущенный своей недогадливостью. Савларец взвизгнул, обхватив плешивую голову, ожидая смерти или приступа безумия, однако ничего не произошло. Берта выругалась. Калькройт с видом легкого конфуза покосился в сторону техножрицы.
— Прошу прощения, — церемонно вымолвил он. — Не хотел высказать неуважения. Эвфемизм, так сказать.
— Эвфемизм представляет собой нейтральное по смыслу и эмоциональной нагрузке описательное выражение, — сообщила Вакруфманн, не отворачивая сервочереп от пламени, в которое вошла Ольга. — Слово 'медноголовые' определенно не является 'нейтральным'. Но я принимаю ваше извинение. Людям сложно воздерживаться от гневных страстей и скоропалительных выражений, продиктованных завистью несовершенной плоти.
Шметтау скрипнул зубами, но промолчал.
Минуты шли, ничего не происходило, а Криптман думал, как это все непохоже на пикты о героической борьбе с происками враждебных сил. Не то место, не те люди, не тот план, вообще все не то. И, тем не менее, вот они, здесь и сейчас, там, куда не дошли избранные слуги Его.
— Вот мы здесь... — прошептал он.
— ... И здесь мы останемся, с победой или без нее, — эхом отозвался Шметтау.
— А ежели нам не уготована победа, — закончил цитату Эссен. — Ее вырвут из пасти зла те, кто пройдет за нами и по нашим телам.
— Твою же мать, — прошептала Берта, показывая дрожащей рукой на огненную завесу. — Не может быть... Смотрите...
Фидус ждал всего, что угодно, от взрыва до пришествия демона-принца. Однако все произошло тихо и очень... мирно. Всепожирающий огонь ослабел, потерял краски, словно у него разом кончилось топливо. Мигнул и пропал, будто и не было. На круглой площадке, чуть сгибаясь от тяжести. стояла Ольга, прижимая к груди маленькое окровавленное тельце. Ребенок казался живым и молчал, это все, что можно было сказать про него, малышу даже не перевязали пуповину. Ольга склонила голову и что-то тихо, мягко шептала на незнакомом языке и в такт ее словам багровое свечение — теперь его видели все — умирало, пыталось укрыться в тенях, таяло, не в силах жить без энергии страха и ужаса.
Ольга посмотрела на пурификаторов, которые выстроились неровным полукругом у помоста, улыбнулась и сказала с детским удивлением:
— Мальчик. И тяжелый. Вроде бы здоровый, только... голодный, наверное.
— Мадонна с младенцем, — прошептал Криптман.
— Чего? — не понял Святой Человек, он тоже говорил шепотом, словно боялся нарушить момент громким и неуместным словом.
— Женщина с ребенком. Это из истории додревней Терры, — неожиданно пояснила Дженнифер, казалось, металлический голос изменил тембр, стал ниже и басовитее. — Очень старый образ.
— В сторону, — отрывисто приказал Калькройт и сделал шаг, поднимая мельта-пистолет, не оставляющий жертве ни единого шанса, тем более на таком расстоянии.
— Именем Его мы пришли сюда, именем Его мы все и закончим.
Глава 31
— В сторону, — повторил Шметтау, принимая классическую стойку прицельной стрельбы с двух рук.
— Нет, — эхом отозвался Криптман, встав между инферно-пистолетом и Ольгой. Люкт затопал, становясь по левую руку от господина. Все произошло быстро, как в театре, будто стороны репетировали обмен действиями и репликами. Девушка испуганно прижала младенца, спрятавшись за широкой спиной Крипа. Ребенок пискнул, кривя губы, видимо почувствовал ольгин страх.
— Фидус, ты идиот, — раздраженно бросил Шметтау. — Отойди, не то умрешь вместе с ними.
Эссен шагнул в сторону, держа пушку так, чтобы при необходимости накрыть всех пурификаторов или бОльшую их часть.
— Ты желал моей смерти, — отозвался молодой инквизитор, его руки и губы чуть подрагивали, но в целом Криптман-младший держался хорошо, насколько можно ждать от человека под дулом мельта-пистолета. — Ну, так делай, что хотел, только своими руками. Без посредников.
— Идиот, — повторил Шметтау. — И защитник еретиков. В сторону!
— Она была права, — негромко вымолвил Фидус. — Есть время для безжалостной жестокости. А есть время для милосердия. Мне кажется, сейчас уместно проявить... немного доброты.
— Этот ребенок воплощенное Зло, — Шметтау закипал на глазах, теряя выдержку и хладнокровие. — Он должен умереть! И он умрет! С ней или без нее! Но я не хочу сжигать и тебя за компанию. Свою могилу ты выроешь сам.
— Это невинное дитя, которое не ведает, что творит, — покачал головой Фидус.
— Невинное? — взревел Шметтау. — Да ты представляешь, скольких людей он уже убил?! Его паника накрыла четверть планеты! Сколько погибло?!! Сколько еще отравлены ядом Варпа, сколько изувечены? Последствия будут сказываться веками! Прочь с дороги, глупый мальчишка, прочь и дай сделать работу другим, если сам ты бесполезный слабак!
— Нет.
— Что ж, быть может, это даже лучше, — отрезал Шметтау, приняв решение.
Его палец напрягся на спуске, Фидус чуть присел так, словно намеревался броситься на Калькройта, однако в это мгновение шагнула вперед техножрица.
— Адептус Механикус берут эту женщину под свое покровительство и защиту, — провозгласила Вакруфманн чужим голосом. — Такова прямая воля Парламента и Фабрикатор-Генерала Марса. Все надлежащие уведомления вы получите в официальном порядке.
— Вы... ее?.. — сбился Шметтау. — Что?
— Объект 'Ольга' угоден Богу-Машине и Марсу, — пояснила Дженнифер, вставая бок-о-бок с Криптманом. Сервочереп над корпусом Дженнифер зловеще поблескивал красной линзой, техножрица властным жестом протянула вперед ладонь, на которой лежала голова-рупор.
Пале сдвинулся еще больше, чтобы захватить одним выстрелом техножрицу с инквизитором и мертвым слугой. Судя по всему, быстрое умножение новых целей инквизитора не радовало.
— Да забирайте, — презрительно кинул Шметтау после короткого раздумья. — Медноголовые все время играют с запретным, но это ваши заботы. А отродье зла — уже моя ответственность. Оставьте его и проваливайте куда хотите. Можете заодно прихватить эту пародию на инквизитора. Ему привычно скрываться за чьей-нибудь спиной.
Криптман лишь улыбнулся и качнул головой. Ольга крепче прижала ребенка, прошептав:
— Нет... не отдам.
— Как видите, ваш 'объект' сам ищет смерти, — указал Шметтау.
— Сложная дилемма, — басовито прогудела железная голова. — У Марса пока нет консолидированной позиции относительно допустимости существования объекта 'Дитя'. Однако в данный момент он не представляет опасности. Я склоняюсь к тому, что не следует торопиться с окончательным решением, а пока надлежит принять все меры к изоляции объекта в наиболее комфортных и защищенных условиях.
— Так не пойдет. Если вы защищаете отродье, вы тоже недостойны жизни, — приговорил Шметтау.
— Ты готов противостоять воле марсианского парламента, инквизитор? — уточнила Дженнифер. — С учетом того, что каждое твое слово фиксируется? Невыполнение указаний Высшего Лорда Терры карается смертью и лишением сана инквизитора.
— В моем служении я готов противостоять кому угодно, — ощерился в недоброй улыбке Шметтау. — Ибо я присягал тому, кто выше Лордов Терры и всех ржавоголовых. Я храню дом Императора, а если для этого придется сжечь отступника, еретичку и железную дуру, быть по сему.
— Нет, — пробормотал Деметриус, и в тишине могильного зала слова юноши прозвучали с отчетливой решимостью. — Так нельзя.
Он качнулся вперед, сделал крошечный шажок, будто намереваясь присоединиться к живому щиту Ольги.
— Уймись, — проворчала Берта. — Это уже не наши заботы. Не наше дело. Пусть решают между собой.
— Нет, — внезапно сказал Священник. — Это наше дело.
— Что?..
— Это наше дело, — повторил монах, осеняя себя аквилой. — Все, через что нам довелось пройти, лишь прелюдия.
— Слышь, ты совсем рехнулся от переживаний? — тихонько прошипела Берта, тщетно стараясь говорить так, чтобы никто больше не расслышал.
Священник повернулся к ней со словами:
— Здесь наше главное испытание. Выбор, которого ждет Император.
— Да какой выбор!? — возопила, не сдержавшись, Берта.
— Но вот же он, — потерянно вымолвил Священник. — Вот мы стоим перед младенцем, который одержим великой силой. И дано нам выбирать из двух. Следует ли проявить милосердие, но зная притом, что доброта сегодня вполне может обернуться страшными бедствиями завтра. Или... — он шумно сглотнул. — Проявить жестокость. Убить дитя, чья вина лишь в том, что нечестивые совершили над ним злое. Но, быть может, эта жестокость суть милосердие к будущим жертвам архизлодея.
