— Вечно ждать милости Эмиала? Или они поклоняются Эмнауру?
— Хм... это интересный вопрос. Поморники чтят обоих братьев-богов, но более всего они верят в удачу. По мнению поморников, боги — они боги и есть, дела их странны, пути неисповедимы, мысли и желания смертным недоступны. А удача — она вроде бы как сама по себе, подмигивает тем, кто ей по нраву. Поморники уверены, что именно они — истинные дети удачи, и готовы ждать её благословения всю жизнь.
— Они правда живут лишь тем, что приносит море?
— Это лишь разговоры, Таша, — усмехнулся Блайт. — Посуди сама, можно ли прокормиться самому и поднять семью, тупо сидя на берегу и ожидая, когда к твоим ногам выбросит мешок с золотом. К слову, золото плохо плавает, если ты не знала. Они рыбачат, разводят коз, возятся с огородами... а потом, переделав неотложные дела, бродят по берегу и ждут удачи. Что найдут — пытаются пристроить в хозяйстве или продать. Бывает, что и налоги платят. Его Величество, как и прежние властители Гурана, к поморникам относится как к эдаким слегка сумасшедшим. Пользы мало — так и вреда никакого. А у пиратов, к примеру, поверье есть. Когда удача поворачивается к тебе лицом, когда удается взять хорошую добычу — найди бутыль, сунь туда несколько монет, каких не жалко, запечатай поплотнее горлышко и брось в воду.
— Дань богам?
— В какой-то мере и так, но по старым традициям — для поморников. Среди пиратов их, кстати, не так уж и мало встречается. Мол, пусть удача сама направит бутыль к тому из падальщиков, кто этого более прочих заслуживает. Да, имей в виду, слово "падальщики" для них оскорбление. Но вообще, что бы там ни говорили местные сервы, поморники — народ довольно благодушный. К примеру, есть у них поверье, что чужестранец, пришедший в дом, может вызвать благорасположение удачи. Если его, чужестранца, встретить по-доброму. Здесь тебе дадут еды и не попросят денег, разве что сама предложишь. Не откажутся, кстати. Случайно пришедшие монеты, пусть и несколько медяшек, это ведь тоже удача, дар судьбы. Но накормят и бесплатно... а много ты знаешь людей в благодатной Инталии, что пустят в дом сироту? Накормят нищего — не за благословение, а просто так... Поделятся добром с погорельцем или на просьбу о ночлеге сначала скажут "проходите в дом", а не объявят цену?
— Попрошайки в Торнгарте не бедствуют, — буркнула Таша, прекрасно понимая, что брошенный Блайтом упрек, пусть и не адресованный лично ей, в целом верно отражает суть инталийцев. Люди, живущие под властью Ордена и Обители, на словах часто были истинными приверженцами светлого бога, но на деле... достаточно вспомнить детство Альты — никто из селян не усомнился в своём праве сваливать на сироту любую работу, "сердобольно" расплачиваясь горбушкой чёрствого хлеба.
— Они нигде не бедствуют, — улыбнулся Ангер. И замолчал.
Да, его слова были верны — только что толку обвинять инталийцев в чёрствости, если и остальные вели себя точно так же. Разве что у индарцев в ходу были старые понятия о гостеприимстве. Но и там, в стране, живущей лишь за счёт клинков и крови своих детей, благотворительность давно ушла в прошлое, оставив о себе лишь смутные воспоминания. Голодного и замёрзшего путника не прогонят палками, не спустят собак — но и на особую щедрость хозяев несчастному рассчитывать не следует. Пока не покажет монету.
Не самая удачная тема для беседы... Настроение было испорчено, а значит, время трогаться в путь. Видимо, и Таша почувствовала это — открыла глаза, несколько мгновений разглядывала небо — как это часто бывает, уже не кажущееся таким ласковым и красивым — и села.
— Пора?
Он коротко кивнул.
Поселение поморников оказалось совсем не таким, как Таша себе представляла. Собственно, все её представления были чисто умозрительными — Блайт, пока они петляли по узкой тропе, вьющейся по прибрежным холмам, рассказал о местных жителях довольно много, но лишь о них самих — а не о том, как поморники сооружают свои жилища. Она не спрашивала — гораздо интереснее было строить предположения и, затем, сравнить их с действительностью. Эта игра с самой собой доставляла Таше немалое удовольствие — несмотря на то, что итог был для неё зачастую проигрышным. Как и сейчас.
Богатые люди предпочитают каменные дома в два, три или более этажей. Многочисленные статуи, барельефы или, если средства не позволяют оплатить настоящую резьбу по камню, хотя бы лепнина. Люди с более скромным достатком, как правило, поселяются в добротных бревенчатых домах, часто тоже в два-три этажа. Чем выше расположены покои хозяина, тем больше уважения вызывает его жилище — считается, что лишь сервы и свободные из тех, кто победнее, должны жить у самой земли. Правда, в той же Инталии дом в два яруса в любом селе — редкость, разве что иной управитель себе такой позволит, да и то лишь после долгих просьб и разорительных пожертвований. И не потому, что денег не хватает, умный и в меру нечистый на руку человек немало может скопить — если не зарвется и, тем самым, не вызовет неудовольствия Ордена или жрецов из местного храма. Дело в ином — согласно традиции, Эмиал, даритель жизни и урожаев, благоволит плодам земным и самой земле. К тому же гордыня чужда слугам его... и сельские храмы часто строились всего в один ярус. А кому позволительно быть выше служителей светлого бога?
Но и простые одноэтажные жилища разными бывают. У одних дом более добротный, а кто ютится в убогой лачуге, где и выпрямиться в полный рост не каждый сумеет.
Именно это Таша и ожидала увидеть у нищих поморников. Землянки, отапливающиеся "по-чёрному", ладно если с одним-двумя подслеповатыми, затянутыми бычьим или рыбьим пузырем окошками в несколько ладоней...
Поэтому увиденное её поразило. Поморники жили в норах.
Весь берег был изрыт рукотворными пещерками, напрочь лишенными какого-либо намёка на окна, зато снабжёнными надёжными дверьми из грубых, выбеленных морем досок. Местами — она могла бы в этом поклясться — в качестве дверей использовались куски корабельной обшивки, а то и настоящие двери, с позеленевшими от времени бронзовыми ручками и обивкой, явно когда-то закрывавшие каюты капитанов или офицеров на давно ушедших в историю судах. И ещё бросалось в глаза полное отсутствие заборов — видимо, и это было частью странных верований поморников. Что-нибудь вроде — не отгораживайся от удачи, иначе пройдет мимо и найдёт более гостеприимный дом...
Почти все жители пещерной деревни, не занятые работами на своих крошечных огородиках или не ушедшие в море, высыпали из нор встречать гостей. Таша ловила на себе десятки взглядов — заинтересованных, любопытных, ждущих. Каждый надеялся — именно в его дом войдут чужестранцы и, кто знает, вдруг да приведут с собой благоволение судьбы. Привыкшая к относительному достатку жителей Инталии или показной скромности гуранцев, Таша была поражена убогостью одежды — правда, некоторые обноски, в которых щеголяли поморники, в далёком прошлом были богатыми нарядами из дорогой ткани. Несомненно, "дары моря" — безжалостно снятые с прибитых к берегу волнами тел или извлечённые из удержавшихся на плаву сундуков.
Спешившись, Блайт приступил к расспросам. Его интересовали события десятилетней давности, но рассчитывать на то, что путникам повезёт найти требуемую информацию в первом же поселении, не приходилось. С другой стороны, поговаривали, что известное одному поморнику рано или поздно становилось известно и остальным. Здесь было мало развлечений, слухи да сплетни, вот, пожалуй, и всё. Примерно через полчаса люди начали расходиться, уяснив, что чужестранцы прибыли не к ним. Оставшиеся, получив по паре медных монет, охотно просвещали Блайта по части стариков, помнящих былые времена. Как оказалось, таковых в поселении было немного — а ещё точнее, двое, муж и жена, вырывшие себе нору в здешних холмах ещё "при прежнем Императоре". Речь поморников для понимания была довольно тяжёлой. Таша, хотя и владела гуранским в совершенстве, понимала из сказанного разве что половину. Хорошо хоть Блайт таких неудобств не испытывал.
Ещё несколько медяшек, и странникам указали на вход, перекрытый на удивление добротной, из плотно сбитых досок дверью, отделанной красной медью. По словам поморников, Бельга-хозяйка была в доме — давно уже не выходит, ногами мается, но зажиточна — в былые времена судьба ей улыбалась достаточно часто. Да и муж её, даром что совсем уж выжил из ума, но по-прежнему рукастый и добычливый. И козы у стариков получше, чем у многих, и улов иным на зависть, и урожай с огорода собирают такой, что впору подумать, а уж не поселилась ли в той норе сама удача. Средь сказанного явно сквозила и зависть, и застарелая... нет, не ненависть — скорее просто нелюбовь к более успешным соседям. Вот и гости к ним пожаловали, ещё больше, видать, удачу привадят.
В доме... нет, в норе было довольно темно. Две плошки-светильники с рыбьим жиром со своими обязанностями справлялись плохо, к тому же распространяли вокруг себя тяжёлый неприятный запах и наполняли спёртый воздух копотью. Нора оказалась на удивление глубокой и просторной, хотя и захламлена была чрезвычайно. Повсюду лежали, стояли, висели вещи, которые должны были, по всей видимости, символизировать богатство и достаток хозяев, но, на взгляд леди Рейвен, представляли собой никому не нужный хлам, изрядно подпорченный временем.
Владелица этого жилища и в самом деле была стара. В неверном свете плавающих в жире фитилей была видна изрытая морщинами и усыпанная бородавками кожа, спутанные седые волосы и скрюченные болезнью пальцы. Ноги у старухи больше напоминали наполненные водой бурдюки — огромные, опухшие, практически неподвижные. Таша ощутила, как волна мороза пробежала по коже — хозяйка дома была вполне достойна того, чтобы ею пугали детей.
— Был ли лёгок ваш путь, добрые странники? Устали ли с дороги? Имя мне Бельга, да вам уж и сказали, не иначе. Мой дом — ваш дом, старик-то мой, Матис, снеди какой соберёт, а завтра и козлёнка зарежет, ради дорогих гостей ничего не жалко. А коли дела у вас — так отдохнёте и о делах поговорим. Как козлёнка Матис на стол подаст, так и поговорим.
Голос старой карги вполне соответствовал облику, хрипло-скрипучий, лишённый и намека на мягкость. Но следовало отдать ей должное, говорила она почти правильно, не проглатывая отдельные звуки и части слов, как её соплеменники, фразы строила понятно... не иначе, не вся её жизнь прошла в этой норе. Слова она выплеснула на одном дыхании, словно опасаясь, что гости попытаются прервать её, а то и уйти, унося с собой пришедшую было в дом удачу.
При мысли о том, что придётся ночевать в одной из этих рукотворных пещер, Ташу передёрнуло. Куда лучше было бы устроиться на свежем воздухе, пусть по-походному, завернувшись в плащ. Но Ангер успел объяснить молодой волшебнице особенности местных нравов.
Каждый раз, произнося слова "законы гостеприимства", человек подсознательно представляет себе, что именно он на законных (вернее, на традиционных) основаниях может получить от хозяев. Кров и стол, уважение и внимание. Говорят, в далёком прошлом, до Разлома, в Кинтаре и в других, более южных землях, гостю предоставлялась не только лучшая еда, но и кто-то из хозяйских дочерей, а то и жена — дабы согреть постель и ублажить путника после тяжёлой дороги. Об этой традиции в Кинтаре давно и прочно забыли... хотя, если хозяин богат, а гость ему и в самом деле чем-то особенно дорог, в согревательницах постели недостатка не будет. Правда, не из семьи хозяина.
Но законы гостеприимства на то и законы, чтобы определять обязанности обеих сторон. Так, гость не имел права поднять оружие на приютивших его. Происходило-то это сплошь и рядом, случалось, что пущенный на ночлег странник исчезал с утра, оставляя в доме трупы хозяев и унося с собой нажитое ими добро. Но те же ночные братья, для которых жизнь человеческая, что своя, что чужая, не стоила и медной монеты, вполне были способны, узнав о подобном злодеянии, порешить виновного — даже если он окажется членом Братства. С другой стороны, просто забраться в дом и вырезать всех хозяев спящими в Ночном Братстве особым грехом не считалось.
Также гость обязан отвечать на вопросы хозяев — при этом, вообще говоря, лгать не возбранялось (боги с неодобрением относятся ко лжи, но что поделать — часто ли люди поступают так, как угодно богам?), а вот отмалчиваться не следовало. Новости иногда ценнее, чем несколько монет, а плата новостями не облегчает кошелёк.
А ещё гость обязан был придерживаться тех правил, которые приняты в приютившем его доме. Если хозяева садятся за стол с наступлением темноты — то можно лишь попросить еды, но нельзя настаивать. Если в доме не пьют вина, гостю придётся ограничиться водой или травяным отваром. Если возносят молитвы Эмиалу, то и жрец тёмного бога, скрепя сердце и скрипя зубами, воздаст хвалу его светлому брату, пусть и не от души.
Коли уж не принято говорить о делах сразу, с порога — придётся ждать.
Таша как никогда была близка к тому, чтобы плюнуть на всё, хлопнуть дверью и уехать из этого отвратительного места. Но сдержалась — и ради Альты, на тайну рождения которой эта поездка может пролить свет, и просто потому, что путь проделан достаточно долгий и теперь глупо испортить всё из-за брезгливости. Блайт же был сама любезность — поблагодарил хозяйку за гостеприимство, посетовал на трудную дорогу, пустился в долгие рассуждения о трудностях жизни... Девушка постепенно начала испытывать странное чувство — восхищение умением Ангера вести беседу так, как ему нужно, невзирая на потребности собеседника, и, одновременно, зависть из-за того, что ей такого мастерства, похоже, не достигнуть никогда. Правда, Таша обратила внимание на то, что Блайт не только не снял плащ в душном помещении, но, напротив, кутался в него так, чтобы стягивающая мягкую ткань пряжка всё время была на глазах у хозяйки. Испытав когда-то действие этого древнего амулета на себе, леди Рейвен не сомневалась — старуха расскажет всё, что пожелает гость, и добавит ещё столько же от себя. Вряд ли она что-то заподозрит — магия Формы действовала мягко и ненавязчиво, внушая расположение к собеседнику и готовность услужить ему.
А Ангер продолжал рассказывать о новостях Империи, постепенно переводя беседу в требуемое ему русло. Мол, пираты пошаливают, в море без хорошей охраны не выйти, да не всегда и охрана поможет, сколько надёжных судов исчезло без следа. Пиратам тоже достаётся, не так давно пропал без вести один из лучших кораблей адмирала Родана... Не находили ли поморники на берегу матросов с того судна? Нет? Да уж, море хранить тайны умеет, а кто смог окоротить головорезов Родана, того, пожалуй, сама удача лично обласкала, не такое уж простое это дело.
Старуха тут же поддакнула, что мол да, море — оно не к каждому добрым бывает, ежели удача отвернётся, то никакое мастерство не поможет. Вон, две недели тому, вышел старый Уно на лов, да со внуком своим, Катипом. Ведь вот же говорили старому пердуну — сиди на берегу, не любит тебя удача, давно уж спиной повернулась. Так нет, попёрся, дурень... увидел ящик в воде, решил, что привалило счастье... а закон древний забыл — то твоё, что на твой кусок берега выброшено, а плывущее добро трогать не смей, не ровен час — не твоя то удача, соседа. Ну, ткнул Уно веслом в ящик, а тот... уж никто и рассказать-то толком не может, Катип-то даром что малолетка, а до берега доплыл, только вот заикается всё время и говорит странное. Мол, как дед веслом-то — так и случилось это... лодка на куски, а деду хребет переломило, сразу помер. Ох, не зря ведь обычаи придуманы, не зря.
