Анна хотела бы заплакать, но не могла. Она чувствовала себя обманутой. Самое важное, что она могла бы сейчас сделать для детей — это встать и отволочить труп Гагачи куда-нибудь за кулисы, чтобы проснувшиеся малыши не могли видеть, как по поверхности сине-зелёного мозга ползают шустрые жирные червячки и неподвижно лежат равнодушные белые куколки будущих насекомых, прикрепленные к гниющей ткани нежным пушком паутинки.
Максимум, что она могла сейчас сделать, так это засучить рукава, набрать воды в пластиковое белое ведро, взять в руки старинную деревянную швабру, услужливо прислонённую к боковой кулисе, нацепить на перекладинку ветхую тряпку... и мыть-мыть-мыть-мыть пол деревянной сцены там, где он потемнел от стремительно разлагающейся жижи...
Внезапно на глаза навернулись слёзы. Сатана, дурак ты этакий, чтоб ты понимал в жизни людей?! На шее у трупа поблёскивал сбившийся набок кулон. Анна присела, стараясь не дышать носом, и, не обрывая цепочку, попыталась приоткрыть ногтем кулон...
"Мамочка! Спасибо тебе за то, что ты всегда помогала мне! Твоя Рената", — было выгравировано на внутренней стороне крышечки кулона. Серьёзная пухленькая девушка смотрела Анне прямо в глаза с маленькой овальной фотографии. Анна прикрыла глаза и внезапно в её сознании развернулась целая вереница воспоминаний... развернулась внезапно и жестоко, со скоростью налетевшего на пешехода спортивного гоночного автомобиля ...
...мама сердится... мама смеётся... мама дарит кулончик — такой красивый!.. мама говорит мне..
...он не твой парень...
...я его люблю...
...он не твой парень...
...я его люблю...
...твоя мама — торгашка!
...ой, да все они, — торгаши,— ворьё...
...и что? я же тебя люблю...
...я уеду... я не хочу...
...Ренатка, дурочка... ну, воспитаем мы его, и что? не ты первая, не ты последняя! плюнь ты на него!..
...тебе кулончик на память...
...ты сама — безотцовщина, должна понимать...
Анна наклонила голову, прислушиваясь.
— Она стеснялась своей мамы... Рената — кареглазая девочка, всю жизнь борющаяся с полнотой... Она — стеснялась своей мамы... продавца... теперь она живёт в Питере... у них две дочери...
Анна потёрла лоб.
— Полина Владимировна. Вот как зовут Гагачу! Полина Владимировна! А дочку — Рената...
— Сомнения — это для людей, — тихо сказал Сатана. — У ангелов нет сомнений. Они видят всё изнутри.
Выползший откуда-то из-под сцены туман укутал труп. В сгустившемся облаке вертелись спирали чёрного дыма. Туман пожирал труп... Анне послышалось чавканье, но она знала, что это всего лишь услужливая подсказка воображения. Голова её кружилась.
Мир
Президент России готовился к выступлению. Оно должно было быть достаточно кратким, внушать надежду, но и не преуменьшать грядущих трудностей. Он стоял у окна и смотрел, как редкие капли дождя смывают тонкий слой пыли с наружной стороны стекла. Когда-то в детстве он садился на подоконник, поджав ноги, и представлял себе, как вода поднимается всё выше и выше, затапливая тополя, магазин и почту напротив, как влажный морской воздух заставляет разбухать оконные рамы и лакированные стенки ненавистного пианино, из-за которого его дразнили в школе. Он сидел, обхватив ноги руками и видел, как волны плещутся у самого жестяного ската подоконника... постепенно захлёстывая его и переливаясь через край...
А потом они с мамой поднимались на крышу и сидели вдвоём на самом гребне, рядом с дымовой трубой, а из чердачного окна уже выплёскивалась горькая мутная вода, в которой плавали деньги и бумаги... и противный сосед Николаич, ухая от холода и жадности, пытался хватать крутящиеся в водоворотах рублёвые бумажки, но волна накрывала его с головой и уносила прочь, скрывая блестящую лысую голову за густыми штрихами дождя...
А рядом всплывал "Наутилус" и строгий печальный капитан Немо протягивал маме руку и смотрел на неё восхищёнными глазами. Это не то, что начальник участка, который всегда говорил какие-то благопристойные гадости, именуя их комплиментами, и всё цитировал старую песню: "Когда б имел златые горы и реки, полные вина, я б отдал всё за ласки взоры..." — поганый, сальный начальничек...
"Пришла пора тонуть всем... хорошо, что мама не дожила..." — подумал президент, машинально потирая висок. Голова раскалывалась.
— Делаем всё, что можем, — сказал ему час назад Коваленко, — но советую работать... а для души либо молиться, либо пить водку.
В Белом доме Первая Леди, кивнув головой дежурному офицеру, тихо прошла в детскую. Все спали... можно было посидеть, глядя на раскидавшихся во сне девочек. Можно было немного пореветь, но она боялась, что дети проснутся.
— Год. Максимум — полтора, — сказал ей муж. — Мне кажется, что ад приходит на землю. Я не знаю, что мне говорить людям...
— Эти последние дни не должны превратиться в ад на земле, — сказала она, чувствуя, как внутри неё всё ухнуло в какую-то ледяную яму. "Политика — это умение всегда держать себя в руках!" — как-то сказал им, ещё молодым и смешливым студенткам, один солидный преподаватель. Она — да! — ответила мужу так, как надо... но проклятая ледяная вода тянула её всё глубже и глубже... Она представила себе, КАК стена мрака будет накатываться на её плачущих детей, и ужаснулась.
Религия... религия запрещает самоубийство... но как страшно, как страшно, Господи!
Она вдруг вспомнила о детях Геббельса... о строгой Магде Геббельс в бордовом платье... о Магде — с полным шприцом в руке... шприце, тускло поблёскивающим строгой сталью...
Разозлённый отказом Вовка, продирался сквозь толпу у горсовета, прикрывая локтем внутренний карман куртки, где лежали драгоценные дополнительные талоны, которые он раздобыл на "Козявке" — местном чёрном рынке. Талоны он обменял на золотую цепочку и кольцо, — здесь это ещё ценилось...
Инна — студентка 3-го курса строительного факультета УПИ и Райка, её подруга, ждали его в вагоне, покидать который всем втроём было опасно. Завтра они должны были вместе с ЗиКовскими выехать куда-то в сторону не то Мурманска, не то Архангельска... если, конечно, коменданта поезда опять не ввели в заблуждение.
На ветру покачивались повешенные. С одного из них жёсткий осенний порыв сорвал табличку "МАРОДЕР" и она теперь была просто прислонена к основанию фонарного столба, у которого несколько омоновцев неторопливо жевали сухой паёк. БТР с закопчёнными боками тяжело вздыхал рядом, выбрасывая в гнилое небо, моросящее и моросящее холодной пылью, мутные выхлопы...
...таким образом, по сообщениям "Радио Истинного Джихада", во вторник, после упорных и продолжительных боёв, войска сепаратистов на отошли на заранее подготовленные позиции...
...как известно, накануне был обстрелян ракетами "земля-воздух" последний грузовой самолёт, взлетевший от миссии ООН в этой стране....
...семьдесят восемь убитых и не менее двухсот раненых — таков итог похорон, вылившийся в стихийную демонстрацию протеста в республике...
...в ответ правительственные войска и стражи исламской революции нанесли удар по южной стороне ущелья с применением тяжёлой артиллерии и авиации...
...заявил, что Революционный Фронт будет сражаться до тех пор, пока последний неверный не будет стёрт с лица земли. Африканский Национальный Конгресс обратился к Совету безопасности ООН с просьбой немедленно...
...не менее пятисот килограммов тротила. Одновременно взрывы прогремели у военного госпиталя, в котором находилось сто семьдесят детей, эвакуированных из...
...остановить продажу хлеба по спекулятивным ценам. Полиция при негласной поддержке так называемых "Бригад воинов Махмуда" произвела зачистку четырёх кварталов. По неподтверждённым данным, на месте расстреляны несколько человек. Войска сохраняли лояльность, не вмешиваясь, — несмотря на многочисленные...
...в ответ вспыхнули беспорядки, возглавляемые недавно укрепившим свои позиции движением "Православие или смерть!" Президент готовит обращение к народу, которое будет зачитано...
..."И увидел я новое небо и новую землю, ибо старое — прошло", — прочитал Павел Васильев и захлопнул книгу. Ах, Илья, Илья... Илюшка... как мы могли позволить ему жить в Екатеринбурге?
— Я талоны на подсолнечное масло отоварила, — робко сказала входящая Ленка, видя брата с Библией в руках. — Могу вам сегодня оладушки состряпать...
— Илья оладушки твои очень уважал, — сказал Павел.
— А дядя Илья когда приедет? — спросил Ленкин младшенький.
— Ну, ладно, мне на дежурство пора, — не глядя ни на кого, вместо ответа буркнул Павел. — Вы тут с Машкой вдвоём хозяйничайте...
Маша, его жена, вздохнула. "Убиваются по брату-инвалиду, прямо, как по Иисусу, — подумала она. — В Вятке — чужом городе — живём, — всё бросили, — так это, видишь ли, ничего! А вот Илюшенька... ах, пропал, ужас какой! Ну, просто свет в окошке..."
— Тебе ещё хлеба с собой положить? — вслух спросила она.
— Не надо. Ночным пайком обойдусь, — проворчал Павел и стал сердито одеваться.
— На пиковых участках скорость "разбухания" кокона растёт со средним ускорением около 5-7 метров в секунду, — сказал Бриджес.
Коваленко промолчал. Рядом с ними, подняв едкую пыль, грохнулись несколько двутавровых балок.
— Ты чего, баран, охренел совсем?! — сорванным голосом засипел в рацию мастер. — Господа, вы бы отошли подальше, а? Он же, идиот, угробит вас тут!
Бриджес, сгорбившись, взял под руку Коваленко и они пошли к выходу из цеха.
— Ходовая часть меня меньше всего волнует, — сказал Коваленко. — Третий блок — вот где основное говно! Это мы, считай, процентов на десять точность снижаем.
Бриджес молчал. Лицо его было морщинистым и печальным. "Совсем раскис наш старикан, — виновато подумал Коваленко. — Восточный участок... так и не успел эвакуироваться... Иньо Варгес — цены не было математику, Ростиньяк, Валерка-Пахом, Симона, Тревор, Оккам "Тамагочи", так круто игравший на гитаре после концерта, сердитая Валентинка по прозвищу "Мальвина", наоравшая как-то на меня из-за "намеренного саботирования биологической программы по замерам"... эх, какие люди были, какие прикладники! Вот... даже сборочный цех нашего Бриджеса не расшевелил..."
— Игорь, поехали к Роману, — через силу попросил Бриджес, когда наконец-то они выехали за территорию Казанского авиационного завода. — Мне кажется, надо всё-таки ещё раз продумать этот твой третий блок. Мадридский университет подкинул одну идею... Сальвадоре — ты его лично не знаешь... гибкий ум, прекрасный теоретик...
Лицо его было равнодушным, веки полуприкрыты. Коваленко крякнул и нагнулся к водителю:
— Слышь, Димон? Давай к Коврову прямиком, понял?
Анна
— И сломал ангел шестую печать, и солнце почернело... бла-бла-бла... — сказал Сатана и улыбнулся. — Не дёргайся, они не проснутся. Даже в этом мире я волен продлить разговор настолько, насколько мне нужно. Посидим, как встарь, выпьем-закусим, поговорим.
...Когда Отец сотворил этот мир, в первичной каше элементарных частиц, — этих суетящихся новорождённых крошек мироздания, — уже тогда был я. Понимаешь? Я и есть тот самый бог вселенной. Именно мне досталось право ваять и сминать причины и следствия, разделять пространство и время, закручивать первые спирали гравитационных возмущений материи. Мне хотелось создать тех, кто достоин встать рядом с нами... вырваться за пределы физических законов, определённых именно для этой вселенной... и идти дальше.
Но люди унаследовали не только моё, но и ту тёмную часть, что заставляет миры болтаться на нитях возможных вероятностей...
Но теперь... теперь мы можем вместе с тобой учесть все ошибки и отклонения прошлого... слышишь? Ты слышишь, Анна? Никакого конца времён, апокалипсиса, бездны, поглощающей всё и вся! Именно о нашем с тобой мире грезил Иоанн, увидевший сияющий Град в синеве, новое небо и новую землю!
— Ты говорил, что был не один... — пробормотала Анна, глядя на свои руки. У неё не было сил поднять взгляд. Бог, вселенная, параллельные миры... блин, все миры! — хоть перпендикулярные и переплетающиеся... всё это было далеко-далеко. Совсем рядом тихо посапывала белокурая девочка... на щеке у неё розовел отпечатавшийся шов подушки... и вся невероятная, необозримая мощь мироздания, — являлся ли Сатана её истинным богом или нет, — медленно вращалась вокруг спящего ребёнка.
Ей было горько. Они шли сюда с гарпунами и ружьями, с ножами и новенькой сапёрной лопаткой. Они шли, чтобы освобождать детей и восстанавливать справедливость. Они шли через проклятый туман, — альтер эго и всевидящий глаз самого Сатаны, — путавшего и кружащего их, заставляя тащиться целыми днями через те отрезки пути, которые когда-то проскакивались на одном дыхании. Ей казалось тогда, что, как только она увидит этого надутого индюка, кичащегося своим божественным происхождением, она вцепится ему в ухмыляющуюся физиономию и ничто на свете не сможет заставить её оторвать пальцы... пока он не будет повержен.
— Ты говорил, что был не один, — упрямо повторила она.
— Какая разница? — с едва заметной ноткой досады ответил Сатана. — Аз есмь главная сила, если уж переходить на церковный стиль. Считай, если хочешь, что я предводитель тех самых Зелёных Человечков, которые понастроили глупым людям пирамид; Великий Серый Пришелец, втолковавший тупым обезьянкам, как надо сажать пшеницу и просо. Тот самый Инопланетянин с Магелланова Облака, который строил Баальбекскую веранду и рисовал идиотские рисунки на пыльном плоскогорье Наска. Если тебе так легче, и ты больше веришь в палеоконтакты человека с мудрыми трёхглазыми существами из космоса — верь себе спокойно. Хрен редьки не слаще.
Изящным, нарочито женственным и томным жестом он протянул руку к винограду ... и замер. Глаза его расширились. Анне, боровшейся с усталостью, гнувшей её к земле, тупящей мозг и сковывавшей всё тело какой-то старческой немощью, показалось, что Сатана вздрогнул. Воздух вокруг них вдруг пришёл в движение. Казалось, липкие струи почти невидимого тумана завертелись вокруг Сатаны и Анны, сгущаясь до почти осязаемых скользких щупалец. Её охватил страх...
— Как всегда, привираешь, брат? — спокойно сказали за её спиной... там... у входа в зал.
— Михаил... — с досадой пробормотал Сатана и наконец-то отщипнул ягодку. Он мельком, воровато глянул на Анну и она вдруг поняла — он не хотел бы, чтобы она видела, как молодой-старый-вечный-юный-дряхлый-сильный-вездесущий бог ошеломлён... но теперь уже ничего не мог с этим поделать.
Анна повернулась, с трудом разгибая затёкшую спину. В шее скрипнуло и отозвалось резкой болью. Ноги, оказывается, совсем по-старушечьи затекли и она чуть было не повалилась на бок, испуганно опершись о доски пола. "Дети!" — закричал кто-то в её голове, но она не могла повернуться к ним, потому что уже смотрела на того, кто стоял у сцены.
— Да, это я, — спокойно сказал Сашка... такой привычно большой и сильный, в мотоциклетной куртке с оборванными напрочь рукавами, в косынке, пропитанной запёкшейся кровью. Стоявший рядом с ним огромный Пёс не отрываясь, смотрел на Сатану. Он тихо рычал, показывая огромные белые клыки... и совсем не походил на того сонного, "не от мира сего", Пса, который целыми часами, бывало, лежал у её костерка и сонно слушал ту, прежнюю Анну, рассказывавшую ему свои, такие далёкие теперь, страхи и волнения.
