'Ты все-таки не выполнил мой приказ товарищ чекист. Жаль. Когда мой путь здесь завершится, я отыщу тебя там, и мы обязательно потолкуем с тобой о всяком разном. Жди меня там Валера, у нас еще много разных тем для дискуссии осталось, за вечность бы управиться...'.
Пока гробы, заколачивали, Павла стояла не шелохнувшись. Глаза ее были сухими. Горелкин сказал речь, Павла не расслышала слов. Вот прозвучал прощальный залп из винтовок, и народ стал потихоньку разбредаться. Из-за спины вышел Петровский. Он вынул из кармана галифе тонкую флягу, отвернул крышку и сунул ее в руку своему 'блудному подчиненному'. Вокруг глаз полковника собрались усталые морщинки. Глядя в затянутые пустотой глаза еще совсем недавно нарушителя дисциплины, а сейчас уже начлета особого полка, он тихим голосом проговорил.
— Выпей Паша, сегодня я сам тебе разрешаю. Но только сегодня!
— Не хочется, Иваныч. Даже не тянет.
— Пей старлей, это приказ! Наши ребята свой долг выполнили. Мы с тобой тоже. Вот и давай, помянем их, как на Руси положено. Только закусить этот коньяк нам с тобой нечем.
Павла глотнула ароматный напиток, не чувствую вкуса. Петровский сделал большой глоток и шумно выдохнул.
— Настоящие были бойцы. И дай... Гм. Вот такой геройской смертью любому пилоту и воину не стыдно погибнуть. Пусть земля им будет пухом, Паша. Пей еще.
— Хватит, товарищ полковник. Мне еще сегодня пилотаж у твоих проверять.
— Может завтра?
— Не будет завтра у меня уже никакого пилотажа, Иваныч. Дела они ведь ждать не станут.
— И куда ты теперь?
— Куда Родина прикажет, туда и компас покажет.
— Ладно, врать-то. Небось, опять придумал что-то шибко секретное, наболтал о том начальству, вот теперь и паришь мне мозги. Еще скажи не так?
— Не придумал, а поставил перед командованием вопрос. А вот когда примет командование это решение, стану я его выполнять как рядовой красноармеец. Да, кстати, вот тебе кое-какие мои наметки предложений по постановке учебного процесса в реактивных авиачастях. Поглядишь?
— Погляжу. Я так понял, что скоро всех, кто такой опыт получил, соберут где-нибудь для дальнейшего совершенствования тактики. И наверняка учебный процесс именно по твоим предложениям там будут строить. А? Или скажешь не по твоим?
— По моим или не по моим. Это совсем не важно, Иваныч. А важно то, что ты для этого дела нужен. Так что быть тебе первым в истории нашей авиации реактивным комбригом.
— Что прям так сразу и комбригом?
— Даже если и не сразу. Все равно быть тебе первым реактивным командиром соединения. И еще очень важно, что ты будешь в Житомире обо мне рассказывать.
— Гм. Твои бы слова да командованию в уши. А что бы ты хотел, чтобы я рассказывал?
— Я бы хотел, чтобы ты говорил, будто вроде бы как, в испытатели меня перевели. Скажешь?
— Скажу. Врать-то оно дело не хитрое. Видишь, как ты меня приучил своими просьбами, даже и не ругаюсь уже.
— Считаешь, что я зря к тебе все это время с просьбами бегал?
— Нет, не считаю. Удивляюсь я тебе только. Да и слова комиссара полка нет-нет, да и припомню...
— Небось, о том Ильич кручинился, что меня надо бы в церкви причастить.
— А ты сам-то... Вот что бы ты о таком думал? А?
— Врать не стану, не знаю, командир. Думай про меня, что хочешь... только поддержи ты наше дело не бросай его! Ну что, может, поедем, а то такая тоска тут, что прямо выть хочется? Покажешь мне, чему твои орлы вместе с орлами Грицевца научились. Или они теперь уже все твои?
— Все мои уже.
— Да ну. Поздравляю!
— Вот тебе и 'ну'! Думаешь, для чего мне еще восемь ваших И-14 из 1-го особого отдали? Сегодня приказ пришел, моя отдельная особая эскадрилья разворачивается во второй особый авиаполк. Эскадрильями в нем Грицевец, Супрун, Таракановский да наш Саня Николенко командовать будут. Да еще нам там новые ускорители из России прислали. Не 'Тюльпаны', другие какие-то. Внутри пусто как в водосточной трубе, а, поди ж ты, работают! Поехали, покажу.
— Поехали, командир.
Перед самым приездом новоиспеченного комполка и проверяльщика-начлета дежурная пара второго особого полка сумела завалить летевшего на большой высоте разведчика Тип-97. Это была уже восьмая победа молодой авиачасти. Петровский выслушивая доклад, расцветал прямо на глазах. Еще совсем недавно ссутуленные плечи, расправились. Приложенная к козырьку ладонь напоминала чуть шевелящийся перед самым касанием полосы элерон. И хотя утреннее мероприятие все-таки сильно расстроило начлета, но глядя на замерших в строю будущих реактивных асов, и на его лице нежданно засветилась гордость за подрастающую смену. Впрочем, некоторые пилоты из этой 'смены' были лет на восемь старше прибывшего с визитом 'реактивного патриарха'.
После приветствий и короткого знакомства с незнакомыми пилотами началась проверка знаний и пилотажа. Практике предшествовали несколько тактических занятий по теории высотного перехвата и теории скоростной атаки на строй бомбардировщиков. Внимательный взгляд сорока пар глаз следил за четкими эволюциями бумажных моделей в руках старшего лейтенанта и вызвавшегося помогать капитана Супруна. По применимости атаки 'Соколиный удар' против строя бомбардировщиков с выходом из пикирования выше и ниже цели, разгорелась целая дискуссия. В итоге участники занятий сошлись на том, что эффективность приема сильно зависит от дальнобойности и точности огня оружия. Начинать стрелять на скоростях сближения свыше двухсот километров в час имело смысл с дальности около километра, на которой огонь не только ШКАСов, но и Березина был малоэффективен. А подставляться под сосредоточенный огонь стрелков бомбардировщиков на дистанциях меньше полукилометра тоже большого смысла не было. По более высокой эффективности огня истребителя, за счет 'створивания' в прицеле нескольких вражеских самолетов, возражений не прозвучало.
Потом началась проверка пилотажа. Сначала пилотирование на скоростном перехвате показали опытные слетанные пары. Павла сделала несколько замечаний в основном насчет неэффективного разгона при вертикальном наборе высоты. Спиральный набор высоты позволял держать более высокую скорость, и в итоге экономить горючее 'Тюльпанов', используя их на экономическом режиме. После разбора начлет сам стал ведомым одного из командиров звеньев, выполняя его команды сперва на земле, а потом и в полете. Далее началась выборочная проверка всех подряд. Чаще с Павлой вылетали ведомые. Начлет не жалел никого — ни опытных пилотов ни молодых. Двенадцать коротких пятиминутных схваток выявили несколько случаев большого отставания ведомых в наборе. При пикировании парой с применением 'Тюльпанов' ведомые часто наоборот наезжали на ведущего. Павла указала на эти ошибки и продолжила занятия. Затем была стрельба учебными пулями из 'отюльпаненых' специальных 'Кирасиров' по паре 'Кирасиров' обычных. Их перехватывали на высоте восьми километров. Павла с ведомым сопровождала 'дуэлянтов' сбоку на И-14РУ. Потом наступил черед испытаний 'технических новинок'. Сравнение скоростных качеств истребителей с новыми ускорителями ДМ-2 Меркулова оказалось в пользу уже проверенных 'Тюльпанов'. Разница в скорости на максимальном режиме оказалась больше 70-ти км/ч в пользу харьковского изделия. По расходу топлива 'москвичи' тоже проигрывали 'украинцам'. Завершился этот летный день отработкой стрельб боевыми 20-мм снарядами по свободнолетающим воздушным шарам.
Павла стянула с головы весь мокрый от пота шлемофон, ополоснулась водой из пожарной бочки, и пошла, прощаться с Петровским. Полковник глядел на подчиненного с ироничной улыбкой.
— Товарищ полковник...
— Не тянись, Паша. Я все видел. Умотал ты сегодня моих словно волжский буржуй бурлаков.
— Я же с Волги родом, а у нас бездельничать не любят.
— Ну-ну, шутничок. Как сам-то? Что там с давлением твоим?
— Забыл о нем давно. Я еще, Василий Иваныч, вот о чем попросить хотел?
— Опять.
— Да нет. Не вздрагивай ты, командир! Письма в Саратов и Харьков перешлешь из Житомира?
— Почему не сам?
— Не хочу, чтобы особисты в них копались. Саратовских там пять, так ты их через месяц-полтора после первого по одному высылай. Я их специально не запечатал, так что коль захочешь, читай. От тебя у меня секретов нет.
— С этим помогу. Еще чего-нибудь?
— Да все, наверное. Ты не серчай на меня, Иваныч. Если обидел тебя чем, прости.
— Ты куда это собрался, оболтус?! А?! Отвечай мне немедленно!
— Не могу без разрешения ответить, товарищ полковник. Вы же понимаете, что такое приказ. К тому же я сам всего не знаю. Одно знаю — уезжаю я в этот раз надолго, а там как получится.
— Ох, Пашка! Был бы я тебе отцом, взгрел бы я тебя-засранца поперек галифе...
— Ты мне, Иваныч, итак уже давно как отец родной. Прости, но так надо.
— 'Надо' ему. В каждой бочке затычкой быть решил? Да?! Ладно, езжай, хрен с тобой. И гляди там у меня! Живым чтоб вернулся, это приказ.
— Есть, вернуться живым, товарищ полковник!
— Ну, то-то.
Две мужских фигуры, одетые в запыленные и прожаренные монгольским солнцем летные комбинезоны, разомкнули богатырские объятия и отступили на определенное Уставом расстояние, приложив ладони к вискам. Память полковника впитывала в себя образ этого мальчишки с серьезным взглядом и упрямо сжатыми губами спорщика. А в глубине того мальчишеского взгляда читался, как бы не такой же богатый, как у самого полковника жизненный опыт. Вот только взяться такому опыту за чуть более двух десятков лет жизни этого парнишки было не откуда. Но об этом идеалистическом несоответствии материалисту с партийным билетом в нагрудном кармане думать было стыдно и неприятно. И он выкинул эти мысли из головы, сразу же, как только пыльный хвост уезжающей легковушки исчез за далеким холмом.
* * *
Гостей на Ближней Даче в этот раз собралось чуть больше чем обычно. Большой зал, используемый для просмотра кинофильмов, вместил в себя человек двенадцать. Варламов сильно нервничал, но старался этого не показывать.
— Товарищ Сталин, а вторую серию сразу за первой пускать или перерыв сделать?
— А сколько у вас длится одна серия?
— Один час сорок пять минут.
— Тогда пусть к концу первой серии накрывают обед. Там за столом мы с вами, товарищ Варламов, и обсудим первые впечатления.
— Хорошо. Разрешите начинать?
— Пусть начинают, товарищ Варламов. Клим не шуми, потом ты Семену свой анекдот расскажешь.
Директор 'Пионерии' подал знак и в небольшом кинозале погас свет. Теперь Леониду Васильевичу по-настоящему стало страшно. Впервые он лично показывал вождю созданный им фильм. Конечно, Сталин уже видел его небольшие киносюжеты для юношества, но все это было не то. А этот фильм создавался практически подпольно. Даже негласная поддержка НКВД и ВВС не сняли с картины ореола своеволия. И вот сейчас наступил момент истины. Захочет ли вождь глядеть вторую серию, или обличающее скажет два-три слова, которые станут приговором, и самому фильму, и тем, кто его снимал. Варламов вгляделся, и увидел, как Ворошилов что-то тихо рассказывает склонившему голову на бок Вождю. Цветное начало всем явно понравилось и заинтриговало — 'Что же там будет дальше'. А дальше фильм захватил всех своей калейдоскопической сменой событий. Только сейчас Варламов отчетливо понял, что фильмы других современных ему советских режиссеров строились иначе. Там была постепенность и плавные переходы, здесь резкость и надрыв. Это различие пугало. С экрана продолжали звучать пулеметные очереди. Бросались на врага и падали скошенные пулями солдаты в обмотках и папахах. Гольдштейн в Алма-Ате не подвел. Несущиеся по снегу броневики с красными звездами и задувающий снежной крупой ветер добавили реализму эпизоду разгрома Юденича. Наконец, финальная сцена. Сидящий в первом ряду Вождь замер, внимательно вслушиваясь, в слова, произносимые собственными губами с киноэкрана. Речь комиссара Сталина завершилась, и самолеты понеслись в бой к смерти или победе Революции...
Варламов напрягся. Зажегся свет, но в зале стояла тишина. Приближенные не спешили высказывать свои мнения, готовясь подхватить малейший намек Хозяина и в первых рядах обрушиться на автора картины, либо с хулой, либо с поздравлениями. А хозяин не спешил, он ненадолго задумался, раскуривая трубку.
— Товарищ Варламов, а откуда вы узнали про тот разговор на аэродроме?
— Наш второй режиссер товарищ Гольдштейн изучал материалы по обороне Царицына, и нашел там пару интересных намеков, но остальное, к сожалению, наш художественный вымысел.
— Ну что ж, вы очень хорошо изучили те материалы. И хотя я тогда не совсем это говорил, но мнение Реввоенсовета, о боевой роли авиации вы передали довольно точно. Пойдемте за стол, там все уже готово, а потом поглядим и вторую серию этого очень интересного фильма.
Застолье длилось больше часа. Сталин провозгласил тост 'за новаторов кинематографа', после этого в здравицах стали соревноваться его гости. От волнения глаза Варламова слезились. Он уже плохо следил за смыслом тостов. Если бы в бокалах было не красное вино, то количество выпитого алкоголя уж поставило бы крест на дальнейшем просмотре и беседе с Вождем. Но вскоре все вернулись в зал, и киносеанс продолжился.
Сцены трагической гибели в боях краснвоенлетов и чекистов нанесли мощный шокирующий удар по зрителям. К середине фильма не было видно даже малейших шевелений в зале. Гольдштейн опять отличился. Летящие через песчаную бурю Р-1. Сражающийся до последнего чекист, который своей смертью спасает летчиков от засады. Налетающее на банду басмачей неумолимое небесное возмездие в виде атакующих конницу самолетов. И снова финальная сцена, показывающая преемственность не только поколений авиаторов, но и преемственность вождей Страны Советов. Когда по экрану пошли последние титры, Варламов снова напрягся в ожидании окончательного вердикта. Сталин поглядел в его сторону и улыбнулся. Он, конечно же, понимал нервное состояние режиссера и показал ему, что доволен этой работой. Сразу после этого легкость овладела режиссером. Да и после таких финальных кадров даже у тех зрителей, шокированных временными победами белогвардейцев и интервентов, не хватило духу высказаться о фильме отрицательно. Пошли новые поздравления.
— А как называется ваша киностудия, товарищ Варламов?
— Пока еще никак не называется, товарищ Сталин. Наша молодая кино-труппа на две трети состоит из находящихся в отпусках и на каникулах студентов и аспирантов кинематографического института.
— Они что же даже зарплаты у вас совсем не получали?
— Пока не получали. Просто нам очень понравилась идея высказанная летчиками 69-й бригады, и мы решили собрать всех, кто сейчас свободен от съемок, да и снять вот такой фильм в качестве 'каникулярного субботника'. Но питание нам помогли организовать товарищи из НКВД и ВВС.
'И куда только Лаврентий смотрит. Хотя он мне как-то про эту историю рассказывал. А в 69-й бригаде, я помню, служил один интересный летчик, который сейчас воюет в Монголии'.
