— О чем? Я с реконструкторами близко не общался. Разве что видел, как наш музейщик с омоновцем мечами и алебардами махали. Но меня они в это дело втянуть не смогли, не мое это...

— Не в реконструкциях дело. Вопрос шире — вот мы устояли, отмахались, закрепились — и теперь надо думать, как жить дальше. Что, на эту тему не задумывались ни разу? — и он пронзает меня проницательным взглядом.

106. Команда лекаря.

— Ой, тут такой бурелом, что мозги вывихнешь — вполне искренне говорю я.

— Значит, думали — усмехается собеседник.

— Ну да, немного. В свободное от работы время.

— И что, не смущало, что наша элита все время этой страной недовольна и так ненавидит Достоевского, что он ее вывел в виде лакея Смердякова? И в его время то же самое было — холуйствовали перед европейцами, лебезили коленопреклоненно. И уж сколько раз им европсы в морду плевали и сапогом пихали — а восторженность эта идиотская осталась.

— Психология — сложная штука... — замечаю я. Ну да — показатель жизненного уровня наших элитариев был прост — нет дома в Лондоне или Париже — значит лох. Но этому явлению много лет. Задолго до революции уже было. И в Петербурге был сверхэлитарный Английский клуб, куда рвались вступить наши дворяне, а в Лондоне не было Русского клуба, в который бы ломились аглицкие лорды... Но разговор укатывает внезапно в иную плоскость.

— Так я не о психологии, куда мне в высокие материи. Я строго о бизнесе — говорит мастер — водитель странное.

— Не уловил соль — поднимаю я удивленно брови. Не сразу понял сказанное даже.

— Просто все — я о том, что патриотизм — отличный прибыльный бизнес. И сейчас самое время это понять ширнармассам. Чтоб новая наша илита не бегала по старым граблям — не моргнув глазом выдает Семен Семеныч.

— Вот вы сказанули! При чем тут бизнес?

— В самом прямом отношении.

— Я вас умоляю! От этого казенного патриотизма не продохнуть было, что в СССР, что потом, после него. Аж тошнило от поделия всякого такого. Какой уж тут бизнес! Разве что попилы бабла из бюджета, что отпускался на эту ура-патриотическую халтуру.

— А вы кушали тухлый патриотизм. Точнее, вам его скармливали, чтобы вы считали, что быть патриотом — гадость непотребная. Так можно из любого деликатеса сделать тухлятину. И вот уже вы считаете, что осетрина — например, гадость несъедобная. А она всего-то — навсего просто второй свежести. То есть тухлая. А вы уже и слышать о ней не хотите, и будете смеяться над любым человеком, который ел свежую и говорит уверенно, что это — настоящий деликатес. Вы ели осетрину, кстати? — усмехается Семен Семеныч.

— Ел. В Астрахани. И свежую и копченую. Но про патриотизм неясно все же.

— Чего неясно-то? Патриотизм — тот же товар. И если он хорошего качества — его все будут покупать с восторгом. И свои — и особенно — чужие народы. И вот уже мир разговаривает на английском, например. Не прикидывали, какая это выгода? Когда твой язык и твоя валюта — международны? Не видели, как за вагон нарезаных зеленых бумажек можно покупать любую чужую элиту и целые страны? На глазах же все происходило! И жить в Майами и в Лондоне офигенно престижно для московских элитариев, которые так приобщаются к Светочу. При том, что для Светоча они — привычные папуасские царьки, которых за столетия колонизаторы научились обдирать как липу. Меняя одних на других, как рваные одноразовые предметы, работа поставлена, как на конвейере. Попользовали — и в помойку. Сам-то Светоч не считает престижным скупать дома в Москве или там Крыму. Когда твоя культура раскупается нарасхват и потому давит к чертовой матери все соседние культуры напрочь? Читали про эксперимент?

— Про какой— спрашиваю я.

— Заменяли утку на жестяной каркас и утята уже рождаясь и видя первым делом не маму, а жестяной этот каркас считали именно железяку мамой? А утку игнорируя, невзирая на все ее старания? — оживленно блестит глазами мой собеседник.

— Читал. Но это с многими детенышами похоже.

Так и с человеками ровно тоже, перед Бедой себя патриотами Америки, Англии и прочего зарубежья сколько нашего вроде народу всерьез считало? Искренне ненавидя всю эту грязную и гнусную Рашку. И в итоге они как раз — как мой тот знакомец, Наполеон. И жизнь не своя и культура не своя и в итоге херня позорная. Жили, только для того, чтобы на этой их дури нажились продавцы чужого патриотизма.

— Вы так говорите, словно этот самый патриотизм — тяжелый наркотик — хмыкаю в ответ. Но мне кажется, что смысл в словах есть.

— Именно. Чужой патриотизм — очень токсичная вещь. И редко кто ухитряется удержаться под воздействием, наоборот, создав свое. И таких наций раз-два и обчелся. Давление же колоссальное. Но, к примеру японцы свое удержали — и гордятся нелепыми гейшами, саке и самураями. Всерьез гордятся сами и это заставляет нетвердые умы верить чуши.

— Ну да, у нас-то это шлюхи, водка и гопники...

— Улавливаете. При том, что еще и новое свое наплодили — всякое это аниме с мангой. Чушь свиная с моей кочки зрения, но это — их культура. И они ее впендюривают старательно. Потому их суши-бары на каждом шагу у нас, прямо как и американские макдональдсы — при том, что 'борщевен' или 'кулебячных' в Японии — ну одна, максимум две. И в Америке, к слову — вне эмигрантских районов — такого тоже нет в принципе. Потому как они чужую культуру знают, что надо давить. И давят. Может показаться странным, но принцип старый. Конкуренция в торговле. Ничего личного, только бизнес. Продать свой товар и не дать продать товар конкурирующей фирме. И если глянуть, что печет наша творческая интеллигенция, то внятно видно — это передовой авангард чужой культуры и чужого патриотизма в чистом виде — разгорячась выговаривает дальнобойщик.

— Да бросьте. Антикультура — да, согласен. Все эти голые жопы в театрах и штрафбаты с завалили трупами на экранах. Чего там американского? Все свое говно, отечественное было.

— Да. Свое — говно, а чужое — малина с медом. Я, знаете, вообще пришел к выводу, что все в мире информации — пропаганда. Незамутненная. Не только политика. Особенно если учесть, как ваш начальник группы говорил, что политика — это не показуха разных клоунов, демократически выбранных. Хотя и она тоже, но не главное. Помните, что он толковал? Политика — от слова полис. Город. Города — государства. И вся жизнедеятельность в государстве — именно политика. И водопровод, канализация и торговля — политика ничуть не меньшая, чем всякие послы и переговоры.

— Ух, залезем мы в дебри сейчас — морщусь в ответ. Хотя сам разговор чем дальше, тем интереснее. Правда странно, что о политике рассуждают водитель-дальнобойщик с врачом. Лучше всего в ней, как известно, разбираются парикмахеры и таксисты.

— Как раз нет. Крон — как раз сейчас такой город-государство, как Афины древности. И Мурманск и Архангельск и прочие. И то, что можно было перетерпеть в здоровенной России по таким клочкам ударив — будет смертельно.

— Прямо таки...

— Последние тридцать лет мы золотому Тельцу поклонялись, нет? Оченно мы это богатствие уважали. Если ты умный — чего тогда бедный? Главное — деньги! И много! — ехидно восклицает Семен Семеныч.

— Это какое отношение к патриотизму-то?

— Наипрямейшее. Самый простой и быстрый способ нажиться всегда был — воровство и предательство. И это даже по производственному шпионажу видно, не буду говорить про всяких скрипалей-калугиных. Фирма тратит кучу времени, сил и средств, вкладывает массу денег, работает множество людей, а потом один ловкий типчик продает украденную информацию конкурентам. И те сильно экономят, заплатив одному предателю за работу многих и не корячась сами. У нас в фирме так паренек один клиентскую базу продал и информацию по расценкам и так далее. А что наша артель по сравнению с корпорациями серьезными! И то потери лютые были. Так вот патриотизм и это дело сдерживает, потому как грабить при нем положено чужих, а не своих. И уважать своих, а не всяких папуасов с мамуасами, что штаны вчера надели, а до того бегали с голой попом.

— Ну у совецких была собственная гордость...

— Врете, доктор, не в укор будь сказано. Из совецких гордость выбивали точно так же, чтоб иностранцам кланялись...

— И вы можете это подтвердить?

— Да легко! Знакомец мой был в группе инженеров в Албании — как раз тогда еще с этой недостраной была дружба и наши туда вкладывали колоссальный труд и средства, чтоб болванцев этих окультурить. И вот живут наши инженеры в гостинице, куда только спать получается приходить, потому как работы выше головы. И тут является вечером администратор и безапелляционно заявляет, что русским надо перебраться из номеров в подвал, там уже матрасы постелены. Проблема возникла — приехали чешские инженеры, они отказываются жить по двое в номере, потому дорогим русским место освободили в подвале. И наши безропотно туда отправились. А чехи через пару дней уехали — не понравилось, что в этом городишке продажные женщины некрасивые. Вы, доктор, можете себе представить, чтоб так выперли, к примеру американцев, потому как приехавшие, скажем, уругвайцы хотят жить в их номерах?

— Нет, не представляю.

— Вот это и есть правильный патриотизм. А пример этот мне нравится — очень хорошо объясняет, почему к СССР так относились и внутри и снаружи. По причине отсутствия именно патриотизма в стране. Во время той войны он проснулся и чудеса творил, а потом его опять заменили на чужой. Вот и хлебаем. И наша илита — тоже — ее сколь раз уже заменяли с физической ликвидацией. А вот в той же Венеции недавно оказалось, что одни и те же фамилии уже 600 лет правят...— задумчиво говорит Семен Семеныч.

— Так себе примерчик — возражаю я.

— Почему? — удивляется собеседник.

— Из грозной страны, державшей за глотку все Средиземноморье стали они гидами для туристов. Ничего нового, только старину показывать. Да и та тонет. Сдулись, заплесневели. А у нас со сменой элит всякий раз рывок.

— Но новая-то илита в старую дуду сосет? За редким исключением, которое старательно обгаживают уже сколь времени. Вон старикану Грозному все время анафему воют, хотя какое дело нынешним ворам до тех воров?

— Так кто помогает илиту менять? И глядеть не надо — уши наших добрых соседей-упырей все время на версту вверх торчат во всех этих переворотах и революциях. Как у нас кровавая заваруха — так они в этом по самые уши замазаны и зачастую инициаторства своего не скрывают совершенно. И это опять проявление их здорового патриотизма.

— Что — то не шибко патриотизм что полякам, что шведам помог...— бурчу в ответ.

— А у них эгоизма дворянского больше, чем патриотизма. Причем дурного, что с правом 'вето', что с откровенной глупостью, потому как правая нога зачесалась. Вы ведь про то намякиваете, что чуток не стали они империями? Дескать случайность?

— Ага!

— А я не согласен. Произошло то, что должно было произойти. И — навсегда это, раз случилось. Я потому и к реконструкторам этим так отношусь прохладно. Фарш невозможно провернуть назад. И мясо из него не образуешь. И без толку солдатиков по столам двигать или живых в мундирах статистов по полю ставить. Это ничего в прошлом не изменит. Ну, разве что как шоу для зрителей — хмыкает дальнобойщик.

— Так это делается не для прошлого, как думаю. Это для будущего. Вы ж сами сказали, что патриотизм — это товар. Когда ваш знакомец внушал студентам, что Наполеон — гений и Франция — чудо, то это он как раз впаривал французский патриотизм, потому как в комплекте автоматически идет — Кутузов — мудак, а Рашка — говно. И это же на поверхности лежит. К слову, в ваших словах есть интересный момент — только сейчас допер, почему те, кто с радостью хватают чужой патриотизм вместо своего — никак не могут достичь сияющих чужих вершин.

— Погодите минутку, я компота возьму еще. Вам принести? — привстает Семен Семеныч.

— Давайте! Его тут неплохой варят...

Странно, но пришедшая сейчас в голову мысль вполне себе подкрепляет заявление моего собеседника. Пока не стали тут разговаривать — и не подумал бы о таковом. Иногда пустяка достаточно для построения логической цепи.

Стакан мягко стукает о стол. Компот тут и впрямь хорош. Да и остальное тоже — толковые тут поварихи, что редкость, хотя давно уже шутили на тему, почему профи-повара готовят хуже домохозяек, которые без образования специального.

— Так что хотели сказать? — интересуется водитель большегрузов.

— Да вспомнился двигатель, собранный кустарем. Очень похожий на настоящий, только не работал. Вот и чужой патриотизм продается посторонним в демо-версии. С виду не отличишь, но хоть тресни — ни Францию сделать в России, ни Германию, ни США — не получается никак. Вроде и проституцию переняли и этническую преступность — а все что-то не то. И уж по-голландски говорили илитарии и по-французски, парики научились носить — а все не то. Сейчас половину слов англизировали или вообще заменили — опять не так, как должно, выходит.

— Народ не тот! — коротко хохотнул собеседник.

— Точно. Только вот пришло мне в голову, что когда потешались над папуасами с их карго-культом, то делали это зря. Все приобретатели чужого патриотизма так выглядят и в итоге получают карго-культ, не более того.

— Это не понял. Карго — это же груз в переводе?

— Да просто все. Во Вторую Мировую, когда американцы дрались с японцами, на южных островах они создали временные авиабазы. Местное население тоже подкармливали, чтобы в случае чего помогли япов курощать. Дикари, естественно, от такого охренели — самолеты, склады, джипы и грузовики и консервы, одежда и черта в стуле, что там им перепадало. Сытные прекрасные годы! Потом японцам сломали хребет и базы свернули. Остались папуасы на бобах. Работать отвыкли. А хочется жить красиво! Они и поняли, что надо сделать — стали мастерить из соломы чучела самолетов, вышки охранные восстановили, маршируют с палками на манер ружей. Понятно, что все эти меры просто обязаны привести к тому, чтоб из страны Предков — USA — снова посыпались блага...

— Это вы сейчас придумали? Шутка ведь? — сомневается собеседник.

— Не такой я умный, чтоб такое придумать. Все на самом деле. Да и давно это уже было — если читали '12 стульев' — там у Людоедки Эллочки ровно то же — купила пару стульев — и сравнялась с миллионершей Вандербильдихой! Сейчас тоже такого полно — купила сумочку 'Прадо' китайских мастеров — и уже аристократка. Надел трусы 'Кельвин Кляйн' — считай миллионер. Ну а уж если сел в БМВ или Мерседес — то сразу автоматом — царь горы, король дороги. Раздайся, грязь — навоз ползет! Не так разве?

— Ну статусные цацки...

— Где ж статус, если купил БМВ в кредит и живет черт знает как. Статус — это прибыли, а не модные угги и портки с подворотами. Не зря Эллочку назвали людоедкой — есть параллели между такими и папуасами. И ничего не поменялось.