— Допуск я дам, это несложно. Что ещё?
— Когда снимали фильм, главным консультантом был ваш первый заместитель Цвигун, вторым консультантом — Георгий Пипия. Больше от вас ничего не нужно.
— Это сценарий? — спросил он, кивнув на мою папку. — Оставь почитать.
— Для того и принёс, — сказал я. — Только будет просьба его распечатать. И вам удобней читать, и мне меньше мороки.
— Сделаем, — кивнул он. — Может, подарить машинку?
— Я их не люблю. Ручкой лучше работать, а профессиональная машинистка отпечатает гораздо быстрее меня.
— Ладно, — сказал он, — я доволен, что познакомился с тобой лично. Возьми номер телефона, в случае необходимости звони. С машиной проблем не будет. Может, вернуть "Волгу"?
— Нет, спасибо, — отказался я. — Та, которая сейчас, не так бросается в глаза.
— Почему бросил тренировки?
— Потому что удалось набить морду тренеру.
— Не понял? — поднял он брови. — Объясни.
— Была у меня мечта — засветить Хаевскому, — улыбнулся я, — Это мой тренер от Комитета. Но всё никак не получалось.
— Неужели достал? — удивился Семичастный. — Сколько же ты занимался?
— Больше трёх лет. Сначала у вас, потом самостоятельно. А тренера всё же достал, чем сильно его удивил. Сейчас справлюсь с двумя вашими стажёрами, а большего и не нужно.
Мы попрощались, и я уехал, а через три дня вернули тетради и два отпечатанных экземпляра сценария. Я уже узнал адрес и телефон Семёнова, поэтому сразу же позвонил. Трубку взял его отец.
— Семён Александрович? — сказал я, услышав голос пожилого человека. — Это звонит член союза писателей Ищенко. Мне нужно встретиться и поговорить с вашим сыном. Он дома?
— Дома, — ответил Ляндерс. — Подождите, я позову его к телефону.
— Я вас слушаю, — раздался в трубке более молодой голос.
— Юлиан Семёнович? — сказал я. — Это писатель-фантаст Ищенко. Мне нужно срочно с вами встретиться. Вы можете уделить немного времени, если я приеду через полчаса?
— Приезжайте, — ответил он. — Я никуда не собираюсь.
Внешне Семёнов был один в один с теми фотографиями, которые я видел в Интернете, но ниже, чем я его себе представлял.
— Я не большой любитель фантастики, — сказал он, приглашая меня в гостиную, — но две ваши книги читал. Те, что о Волкодаве. Заходите, моих сейчас нет дома, так что разговору никто не помешает.
— У меня будет просьба, — сказал я, раскрывая папку. — Я написал сценарий для многосерийного фильма о советских разведчиках.
— А по какой книге? — спросил он.
— Ни по какой. Мне не хочется писать книгу. Это тот случай, когда фильм будет лучше неё, по крайней мере, я на это надеюсь. Вы можете прочитать и высказать своё мнение?
— О чём сценарий?
— Работа одного из наших разведчиков в Германии в конце войны.
— В такой работе много специфики, — заметил он. — Когда я писал "Майора Вихря", у меня был доступ к архивам, потом его сняли. Если вы писали только на основании книжных знаний, получится недостоверно.
— Я работал в архивах. Вам, если обратитесь, тоже не откажут. Я об этом договорился.
— Ого! — сказал он, удивлённо посмотрев на меня. — Если так, спасибо. Давайте ваш сценарий, постараюсь сделать побыстрей. Оставьте номер телефона, я позвоню.
— А если он уже что-то такое написал? — спросила Люся, когда мы уже легли в кровать. — Представляешь? Открывает твой сценарий, а там развитие его сюжета! Что он подумает?
— Если он что-то и написал, то только несколько зарисовок. На тот случай, если Исаев уже родился, я поменял фамилию. А если написал больше, буду брать в соавторы. Для того и понёс к Семёнову, чтобы потом не было недоразумений. Закончу с ним и начну обрабатывать Лиознову. Им отпустили на съёмки мало денег, последнюю серию вообще снимали на одном энтузиазме, а я это дело поправлю. Романова в Госкино должны предупредить, а если нужно, то нажмём и на руководство "Мосфильма".
— Но твои записи не тянут на полноценный сценарий.
— А чем я, по-твоему, начал заниматься? — сказал я. — Описание сцен, рекомендуемые места съёмок, актёрский состав и съёмочная группа, композитор и многое другое. Распишу так подробно, что Лиозновой и думать не придётся. Лишь бы она сама не взбрыкнула. Я ведь, по сути, выполняю часть её работы, навязывая свои решения. Одна надежда на то, что не устоит перед соблазном. Ну кому из наших режиссёров дают зелёный свет на съёмки? И импортную цветную пленку для них выбьем. С моим сценарием "Мгновений" потом будет проще снимать свои фильмы. Надо ещё проконтролировать, какую музыку напишет Таривердиев, и будет ли звучать нужная песня. У него там была замечательная музыка, повторит ли её сейчас?
Семёнов позвонил на следующий день.
— Я закончил, — сказал он после приветствия. — Когда вы можете приехать?
На часах было без четверти шесть вечера.
— Скоро приеду, — ответил я. — Через полчаса или чуть позже.
К моему приезду в гостиной перед телевизором сидели дочери Юлиана, поэтому мы ушли в одну из меньших комнат.
— Сценарий замечательный! — сказал он, глядя мне в глаза. — И фильм тоже должен быть интересный, особенно если будут сильные актёры и хороший режиссёр. Посмотрите эту тетрадь.
Я быстро просмотрел обычную ученическую тетрадь с набросками того, что я принёс ему в готовом виде. Было много расхождений, но, несомненно, это была работа над "Мгновеньями". Слава богу, что в черновиках была только фамилия Исаев, которую я заменил.
— Это ваш черновик? — спросил я. — Здорово! Если у меня столько совпадений с вашим текстом, значит, вещь действительно стоящая! Но мне неудобно, что перехватил вашу тему. Может, я отдам сценарий режиссёру от нас обоих?
— Об этом не может быть и речи! — решительно сказал он. — Это только черновые наброски, а у вас готовая работа. Вы ещё будете об этом писать? Спрашиваю, потому что сам хотел продолжить тему, особенно если не будет проблем с архивами.
— Меня не сильно влечёт такая литература, — ответил я. — Читать люблю, но вот писать... Слишком много приходится возиться с документами, а времени вечно не хватает. Образ разведчика получился симпатичный, если продолжите о нём писать, буду очень рад.
— Одного, слава богу, проскочил! — отчитался я жене после поездки. — Представляешь, он начал набрасывать сюжет, но всё отложил, когда не допустили к архивам. Как-то я не подумал раньше о его связях с Андроповым. Можно было вмешаться год назад и больше ничего не делать, всё пошло бы своим ходом.
— Не знаю, — пожала плечами Люся. — Ну прочитала я сценарий. В общем, интересно, но заламывать руки и всех тормошить...
— Посмотрим, что ты скажешь, когда снимут фильм. Теперь у Лиозновой будет цветная плёнка и намного больше денег, поэтому он должен получиться лучше. Знаешь, какой трещоткой они снимали в моей реальности? И закончат не в семьдесят третьем, а раньше.
— Когда с ней встретишься?
— Завтра отпрошусь с занятий у Сергея Аполлинариевича и съезжу на "Мосфильм".
Как только Герасимов узнал, что Государственный комитет по кинематографии заказал "Мосфильму" снять по моему сценарию многосерийный фильм, я был моментально освобождён от занятий.
— Жаль, что ты не показал свой сценарий нам, — сказал он мне. — Наверняка нашлось бы что подсказать. Ну ладно, ни пуха тебе ни пера!
Как положено, я послал его к чёрту, вызвал машину и через полчаса сидел в кабинете генерального директора "Мосфильма" Сурина.
— В первый раз вижу, чтобы из Госкино был такой заказ по работе начинающего сценариста, — сказал он, прочитав письмо, подписанное председателем комитета Романовым. — Мы найдём вам режиссёра.
— Извините, Владимир Николаевич, — решительно сказал я. — Я хочу снимать фильм только с Лиозновой.
— А почему именно у Татьяны Михайловны? — с любопытством спросил Сурин. — Она сейчас свободна, и у меня нет возражений, просто интересно, чем вызван выбор.
— Она прекрасный режиссёр, замечательная женщина и выпускница моего учителя. Этого достаточно?
— Дело ваше, — сказал он, поднимаясь из-за своего огромного стола. — Пойдёмте, я вас провожу, чтобы не заблудились.
Лиозновой было уже сорок четыре года, и я не видел её фотографий в этом возрасте, поэтому не сразу узнал. Директор представил меня, попрощался и вышел.
— Извините, — обратился я к присутствующим в комнате женщинам. — Мне нужно поговорить с Татьяной Михайловной наедине.
— Пойдёмте ко мне, — поднялась одна из них, с крупными чертами лица и курчавившимися волосами. — Это рядом, и никто не будет мешать... Рассказывайте, что у вас ко мне за дело, — сказала она, когда мы вошли в небольшую комнату, обставленную письменным столом, книжным шкафом и несколькими стульями.
— Прочтите, пожалуйста, письмо, — сказал я, передавая конверт.
— Заказ, — задумчиво сказала она, как-то странно посмотрев на меня. — И вы выбрали меня? Расскажите о теме.
— В фильме будет двенадцать полнометражных серий, — начал объяснять я. — В конце войны в самом сердце рейха работает наш разведчик. Для съёмки вам выделят любые разумные средства, современные кинокамеры и в необходимом количестве цветную импортную плёнку. Но есть и условие. Сценарий нельзя менять, как и состав актёров. То же касается композитора. Есть рекомендации по съёмочной группе и дополнения к основному сценарию. Здесь возможны изменения, хотя я был бы рад, если бы их не было.
— Шаг вправо, шаг влево... — насмешливо сказала она. — А если я откажусь работать на таких условиях? Вы же вяжете меня по рукам и ногам!
— Давайте договоримся так! — сказал я, раскрывая папку. — Я оставляю все материалы. Вот это основной сценарий, с него и нужно начинать. Это дополнения по съёмкам, а здесь организационные вопросы. Понравится — возьмётесь, нет — я найду кого-нибудь другого. Вот рецензия Юлиана Семёнова. Да, забыл сказать, что КГБ даёт консультантов и окажет всю возможную помощь. Вот мой телефон. Звоните, когда примете решение или в чём-нибудь будет нужда.
— Тебя Герасимов ещё не выгнал, демон-искуситель? — спросила Лиознова. — Откуда такая поддержка? Брежнев помог?
— Почему Брежнев? — спросил я.
— Пол-Москвы знает, что он неравнодушен к тебе с Людмилой, — ответила она. — Ладно, оставляй свой сценарий. Пока я с ним не ознакомлюсь, нам не о чем разговаривать.
— Ну как? — спросила жена, когда я встретил её возле института после окончания лекций. — Берётся?
— Сначала ознакомится, — сказал я. — Пойдём в машину. У меня нет ни малейших сомнений в том, что возьмёт сейчас, если взяла тогда на гораздо худших условиях. Считай, что фильм уже снят.
Глава 8
Мы только что вернулись со съёмок "Голубого огонька", немного устали и хотели отдохнуть, но не получилось: пришли друзья. Было уже двадцать второе декабря, и до праздника осталась одна неделя.
— Как снялись? — спросил Ерёменко. — Сколько песен?
— Спели одну песню и валяли дурака, — ответила Люся. — Этот "Огонёк" получился весёлым. В первый раз снимали почти без сценария, я думаю, что зрители это оценят.
— Вы так и не купили гостевые тапки? — спросила Белохвостикова.
— Забыл, — признался я, сбрасывая тапочки. — Надень мои. Заходите в комнату, сейчас поставим чай.
— Чай — это хорошо! — сказала Бондарчук. — Талгат, давай сюда торт. Раз эта ненормальная семья пьёт только воду, хоть подсластим жизнь тортом.
— Хочешь погибнуть в самом расцвете? — сказал я. — Это, Наташенька, смерть твоим зубам и фигуре.
— Ничего, — засмеялась она, — я успею выйти замуж, даже не один раз, а потом пусть всё гибнет! Будем стелить скатерть?
— Обойдётесь, — сказала вышедшая с кухни жена. — Николай, раздвигай стол. Вы сегодня по поводу или просто так?
— Тебе нужен повод? — спросила Белохвостикова. — Сейчас придумаю. Окончание семестра подойдёт? Нам, ребята, осталось учиться пять месяцев, а потом свобода!
— Свобода была в детстве, — сказал я, разливая чай по чашкам, — только никто её не ценил, наоборот, все стремились стать взрослыми. Теперь у тебя, Наташа, впереди одни обязанности. На работе придётся вкалывать, потом муж...
— Какой муж?
— А я знаю? Первый, второй, может быть, даже третий. С твоими внешними данными... И дети от первого брака, от второго...
— Люся, я сейчас загрызу твоего мужа! — пообещала Белохвостикова.
— Грызть не дам! — сказала жена. — Это можно только мне, а тебе разрешаю его стукнуть. Только он не почувствует твоей ладошки. Принести скалку?
— Если меня за каждую шутку бить скалкой, быстро кончусь, — предупредил я жену. — Пострадает весь мир, но ты — в первую очередь. Послушайте, может, кто-нибудь голоден? У нас ничего нет, кроме колбасы и паштета, но бутерброды можно сварганить.
— Мы не голодны, — отказался Николай. — Поели у Наташи, а потом со съёмок явился её отец и всех разогнал. Мы подумали, что вы уже дома, и не ошиблись. Так что хватит торта. Только включите телевизор, сейчас будут новости.
В ожидании новостей ели торт и говорили о новой песне Высоцкого. Осенью я попытался с ним сблизиться, побывав в театре на Таганке, но ничего не получилось. Мы познакомились, но взаимной симпатии не возникло, и я ещё раз убедился в том, что сам человек и его творчество — это совершенно разные вещи.
— Всё-таки жалко, что наши не побывали на Луне! — сказал смотревший выпуск новостей Талгат. — Луноход — это здорово, но не то.
— Знаешь, в какую копеечку обошлась бы такая прогулка? — спросил я. — Толку от неё немного, разве что престиж. А раз нас в этом обскакали, то и незачем тратиться. Правильно объявили, что приоритетным направлением будет создание большой орбитальной станции.
— Классный телевизор, — сказал Николай. — Как в форточку смотришь. Дорого только. Сейчас магазины завалили электроникой. Телевизоров пока мало, а приёмников, проигрывателей и магнитофонов — море! И качество намного лучше того, что было раньше.
— Ерунда твои магнитофоны! — сказала Бондарчук. — Отец сказал, что скоро будет лекарство, которое восстанавливает сердце! Вот это здорово! Будем жить по двести лет.
Интересно, откуда Сергей Фёдорович о нём узнал? Это лекарство пытались создать с моей подачи, и год назад Келдыш в последний раз консультировался со мной именно по поводу него, поэтому я был немного в курсе того, как обстоят дела.
— Не получится у нас жить двести лет, — сказал я Наталье. — Это лекарство восстанавливает только сердце, а в человеке много всего, помимо него. Да и лечить нужно, пока человек не слишком состарился, а то толку мало.
Со мной именно так и было. Когда профессор биохимии Сольберг изобрёл свой препарат в двадцать четвёртом году, мой поезд уже ушёл. Два года спустя его уже применяли в России, и деньги на лечение у меня были, толку-то... Я не знал точного состава, только то, что для его изготовления использовались два вида океанических водорослей и один из трёх видов морских ежей. Основное лечение заключалось в инъекциях небольших доз препарата прямо в сердце. Если человек не был развалиной, его сердце полностью регенерировало за два-три дня. А вот глубоким старикам делать такое было почти бесполезно. Всё равно делали. Почему не сделать, если человек готов платить деньги? Пробовали его использовать и для других тканей, но эффект был во много раз слабей, а лекарство стоило очень дорого. Из отходов производства делали таблетки. Не такие дорогие и эффективные, но если применять их месяцами, эффект был неплохой. Их я пил. Я записал в тетрадках вид водорослей и какие это были ежи, поэтому вскоре несколько научных коллективов занялись созданием нового препарата. Водорослей в южных морях росло много, а вот с ежами было хуже. Нужные виды были редки. Для исследования их достали, а для массового применения надо было разводить. Этим, как я узнал, занялись во Вьетнаме. Из сотен соединений необходимо было выделить нужные, потому что наличие примесей снижало эффективность препарата и вредило сердцу. Три года шли бесконечные опыты. Наши биологи и фармацевты шли опытным путем, а Сольберг, судя по тому что я о нём читал, с самого начала знал, что ему нужно. Это швед вообще был гением: почти все препараты, совершившие революцию в медицине, были созданы им. У нас таких гениев не нашлось, поэтому недостаток качества восполняли количеством, делая тысячи опытов. Келдыш приехал ко мне, когда работы уже дали первые результаты. Проблема была в том, что уколы нужно делать очень точно, а это трудно выполнить, не вскрывая грудную клетку. В моё время препарат кололи с контролем аппаратурой УЗИ, о которой я не упомянул в своих записях. Пришлось садиться и описывать принцип работы ультразвуковых зондов.
