С того момента, как Люк заявил свои права на Землю как на личную вотчину и никто не оспорил его заявку, он ощущал всю планету благодаря Силе. Погруженный в океан энергии, он всем своим существом ощущал невидимые течения, приводящие в движение все вокруг, знал, что происходит... Может, не абсолютно точно и ясно, к такому уровню связанности с планетой и ее жителями он не стремился, но понимание основных процессов имел.
В свое время именно так Палпатин держал в кулаке построенную на крови и боли Империю, так держал ее и Люк, крепко сжимая вожжи власти и влияния, не позволяя никаким чужакам захапать принадлежащее именно ему.
И сейчас нечто нарушило покой океана Силы, как всплывающее из глубины чудовище.
Сны также были мутными и тревожащими. Все время летели стрелы с двойными наконечниками, разрушалась вселенная, и волны шли вспять, молнии били с земли в небо, а горы превращались в каменные деревья с железными плодами, падающими на покрытые пеплом поля, переходящие в страшный, бурный океан черного цвета с кровавой пеной на волнах.
Это вызывало резкое раздражение.
Как ни крути, но татуинское детство наложило на Люка нестираемый отпечаток. Прошли века, он давно живет в другой вселенной, он даже любит плавать в море и абсолютно не боится глубины. Но все равно для Люка вода оставалась чем-то мистическим и непонятным. Вода в пустыне была драгоценностью... Сокровищем, стоящим больше жизней и драгоценностей. Но это не мешало Люку относиться к океанам с подозрением. Пустыню он понимал и ощущал как нечто родное, свое. Воду — нет.
При этом Сила отчетливо сигнализировала, что опасность — внутренняя, не извне.
Поняв, что заснуть не удастся, Люк оделся и прошел в расположенный на одной из скрытых площадок маленький сад. Сила все больше закручивалась водоворотом, наполненная тысячами осколков прошлого, настоящего и будущего, а он сидел в центре, наблюдая, пропуская сквозь себя, ловя малейший признак противника, готовящегося ударить. На мгновение развернулась сцена, показывающая бьющие с неба молнии, сплетающиеся в странные узоры-печати, а потом все залило изумрудным светом, и все как отрезало.
Люк шокированно распахнул глаза, уставившись в стену. С таким он сталкивался впервые. Нет, он отлично знал, каким именно образом Палпатин когда-то блокировал возможность джедаев получать видения будущего. Он помнил рассказы Оби-Вана, щедро делившегося воспоминаниями о прошлом. Но сейчас... Это было по-другому.
* * *
Лавовое озеро затихло, превратившись в наполненную расплавленным камнем бездонную чашу. Оранжево-золотая поверхность казалась застывшей, лишь изредка по ней пробегала еле видимая рябь, и все вновь затихало.
Сурт молча наблюдал за ним с каменного трона, задумчиво поглаживая кончиками пальцев маленькую, но удивительно тяжелую шкатулку. Лежащее внутри сокровище манило и звало, но владыка Огненных великанов не спешил доставать плату за убийство асов.
Слишком опасно.
Хотя хотелось неимоверно: аж руки зудели.
Тяжело вздохнув, Сурт выбил недовольную дробь на крышке шкатулки и вновь уставился на озеро. Когда-то отрубленный и вновь отросший рог зудел, напоминая о самом памятном его проигрыше, обернувшемся в конце концов победой.
Муспелль смотрел на озеро, и в его мыслях оно бурлило и кипело, и по светящейся глади стучали сапоги, четко в ритме ревущих труб и грохочущих барабанов. В тот день сбылась его мечта: он смеялся в лицо Одину, и ему ничего за это не было.
По мнению великана, это того стоило. Ну, потерял кусок рога, зато какое удовольствие получил от бессилия асгардского царя! Да и рог даром не пропал: Сурт видел копье, выкованное Локи, и превращение части его тела в оружие ему даже льстило.
Такого, если честно, он не ожидал... Отменно получилось.
Новости о гибели Одина великан встретил со злорадством. Возможность напакостить еще больше, убив сыновей аса, — привела в восторг. Получение награды... Вот последнее смущало. И даже очень.
Сурт уже давно отравлял своим существованием вселенную, за это время он многое видел и о еще большем слышал, поэтому появление гримтурса или того, кто очень на них похож, встревожило муспелля. Громадный синекожий рогатый великан, ничуть не уступающий в росте самому Сурту, отличался от ледяных великанов, как камень от лавы. Вроде бы одно и то же, но какие они разные!
Муспелль еще помнил те далекие времена, когда твердь проламывали потомки Имира. Он помнил их облик, характерные признаки, невероятную силу и великолепный ум. А также магию... Магию, текшую в их жилах и преобразовывающую все, на что падал пытливый взгляд.
Он последний их помнил... Только потому, что был Огненным демоном вообще-то, потому что был стар, потому что не хотел забывать.
Незваный гость, обменявший чудо на трагедию, был именно таким: существом другого порядка. Тем, кто может творить. Один поначалу тоже был таким, но быстро растерял все стремление создавать новое, превратившись в откровенного тирана, и за это Сурт его ненавидел.
Шкатулка жгла ладони, муспелль неторопливо ласкал ее пальцами, прослеживая грубоватый тонкий узор, вырезанный в похожем на кусок льда материале, равнодушно прикидывая, что принесет ему использование хранящегося внутри артефакта.
Один погиб, Тор... Тор — не его отец. Сурт отлично помнил слишком горячего и любящего битвы аса. Хороший воин. Отвратительный правитель. Да и количество князей резко сократилось благодаря недавним боевым действиям: о приходе Таноса и его армии Сурт знал. Равно как и о результате этого похода.
Если б Локи остался в Асгарде, Сурт и не подумал бы использовать заветную шкатулочку: и не только потому, что противостояние Локи гарантировало неприятности... Со Звездноглазым можно было договориться, если что, тем более что сыном Одина он не являлся, хоть таковым и считался. Нет... Сурта не устраивала неопределенность.
А вот с Тором можно попытать счастья.
Великан сделал пару шагов и уронил шкатулку в лаву. Озеро вздохнуло, как живое, принимая в себя неожиданный дар. Сурт сел, наблюдая, как шкатулка медленно погружается в глубину, и в глазах великана разгоралось предвкушение.
* * *
Чем дальше, тем больше все происходящее настораживало. Привыкший постоянно находиться в потоке Космической Силы, наблюдая прошлое, настоящее и будущее одновременно, вместе со всеми их вероятностями, Люк отмечал, что богатство выбора... сокращалось. Словно отсекались какие-то варианты, но на их место не приходило ничего нового. Однако это не было и пеленой Тьмы вроде той, что смогли создать ситхи, затуманивая зрение джедаев.
Впрочем, непонятности не помешали претворить в жизнь намеченное: Люк начал медитации для создания кристаллов Силы. Кайбер-кристаллов.
Древняя, как вселенная, медитация, отлично известная как ситхам, так и джедаям. Правда, последние обычно таким не пользовались, предпочитая натуральные продукты, а вот ситхи поголовно использовали для собственных нужд.
Вся закавыка была в наличии того, что в галактике Небесная река называлось геологическим компрессором, кристаллическими печами, а здесь — автоклавами.
Очень мощный или искусный пользователь Силы мог обойтись и без печей, воспользовавшись суррогатом в виде любого достаточно прочного, герметично закрытого сосуда, ведь все упиралось в Силу и контроль. Для Люка, к примеру, ковка кристалла — а именно так называли одаренные этот процесс — проблемы не представляла, но он банально решил не идти этим путем. Ведь решение одной проблемы тут же влекло за собой прорву других. Электроника, особо емкие батареи и их зарядка, куча разных плат и прочего... Да, сейбер выглядит и действует крайне эффектно, но Люк уже давно предпочитал эффективность эффектности. Настоящий меч, созданный с помощью Силовой ковки, ничем не уступал сейберу, а во многом даже превосходил, позволяя участвовать в ритуалах.
Так что, хотя Люк давно не имел дел с кайбер-кристаллами, это не означало, что он забыл тонкости процесса. Он соскучился по неостановимой песне камней, тому, как ощущается связь, их видимой только владельцу и прочим одаренным красоте.
Толстостенный железный сосуд, похожий на бутыль, был наполнен насыщенным раствором солей и минералов, а также песком, а на дно брошены несколько кусочков самого обычного графита. Люк расписал стенки сосуда древними символами Силы, привычно сел в позу лотоса и соединил пальцы в мудру решимости, настраиваясь на предстоящее бдение.
Читать Кристаллический код было бессмысленно, он не джедай, но у ситхов был аналог. И именно он зазвучал в тишине зала.
— Кристалл — это сердце меча. Меч — это воплощение воли. Воля в сердце Силы. Сила — это сердце кристалла. Кристалл — это воплощение воина. Воин, Сила и кристалл. Одно целое. Единое.
Древний гортанный язык заставлял стены вибрировать, а содержимое сосуда бурлить и кипеть расплавленной массой. Температура все повышалась и повышалась, пока импровизированный автоклав, раскаленный добела, не взлетел в воздух, зависнув на уровне лица Люка, мерно читающего чеканные строки кода.
Наблюдающий за процессом Брок, погруженный в легкий транс для лучшего отслеживания происходящего, восторженно пялился на практически перешедшие в видимый спектр потоки Силы. Расположившиеся за его спиной суперсолдаты аж вибрировали от волнения при виде творящегося у них на глазах чуда.
С каждым часом медитации Люк все больше и больше вливал в готовящийся расплавиться сосуд Силу, концентрирующуюся вокруг графита, пока не почувствовал, что формирование кристаллов завершено.
Еще шесть часов ушло на остывание, сопровождаемое потрескиванием и осыпанием стремительно нарастающей на стенках корки. Люк встал, размял немного затекшие мышцы, и одним ударом руки разбил сосуд на части.
Стенки раскололись, открывая содержимое: комковатый пепел, и два похожих на обугленный орех комочка.
Ситх бережно счистил корку, открывая то, над чем трудился почти двое суток: кристаллы. Правильной формы, словно вышедшие из-под рук гранильщика алмазов, они сверкали гранями: черный и прозрачный, как слеза. Ситх даже брови поднял, разглядывая это великолепие. Никакого алого или фиолетового. Впрочем, для него все было ясно: с довольной улыбкой Люк коснулся кристаллов Силой, и они запели хрустальными голосами, сверкая прячущимся в глубинах радужными переливами.
— Давно пора переходить на следующий уровень, — довольно улыбнулся Люк, любуясь игрой всех цветов Силы.
* * *
Каменное дерево заскрипело, когда утопленная в коре печать треснула, рассыпаясь ржавым крошевом на бесплодную землю. Скалы слегка тряхнуло, каменистая поверхность еле ощутимо завибрировала. Эта вибрация, словно круги на воде, расходилась все шире и шире, заставив животных нервничать, а птиц с тревожными криками вздыматься в небо. Люди тоже нервничали, плохо спали, злились, не понимая, что на них давит невидимым прессом.
Дерево тоже вибрировало. Это не было заметно снаружи, но хорошо ощущалось внутри. Напряжение в каменном исполине все нарастало и нарастало, пока однажды еще одна печать не сдвинулась в своем гнезде.
Аургельмир еще раз пришел полюбопытствовать, с интересом обошел округу, вслушиваясь в происходящие изменения, полюбовался издали деревом, на котором натужно гудели, сверкая искрами и крошечными молниями шесть печатей, и... Ушел.
Помогать рвущемуся на свободу пленнику он не собирался. Абсолютно. Простая и логичная проверка: осталась ли в заточенном тысячелетиями почти боге капля воли к жизни, или он там, в этой яме без дна, верха и стен усох окончательно, растворяясь в великом Хаосе. Но судя по тому, что еще одна печать распалась, гримтурс предполагал, что Кронос очень даже жив, и не зря он приметил это место и поставил свои метки.
И данный факт для Аургельмира нес сплошную пользу, невзирая на возможные будущие проблемы.
А они будут, к ведунье не ходи.
В отличие от своих детей, которых Кронос жрал-жрал, да до конца не переварил и выплюнул-таки под давлением взбунтовавшейся общественности в лице супруги, богом он не являлся. Его можно было назвать таковым, и неразумные создания так и делали, вот только Аургельмир разбирался в данном вопросе куда как получше многих знатоков и отчетливо видел разницу.
Зевс, Посейдон, Аид, да и прочие потомки Кроноса, были именно богами. Они покровительствовали видам деятельности, местности, чувствам или эмоциям... Благодаря этому заполучили паству, благодаря этому отожрались и вошли в силу, благодаря этому сами спряли и свили веревку, на которой и повесились.
Кронос богом не был, успешно маскируясь. Он никогда не отмахивался от дармового угощения в виде энергии веры, но и самоцелью развитие своего культа не считал. Да и зачем? Он был ближе к титанам, являясь живым олицетворением процесса, некой сущности, как его дед Хаос, выступивший в виде змея Офиона и, одновременно, Урана, как его мать Гея, являющаяся живой планетой, и не только, как его братья, сестры и остальные родственники. Он стал самым умным и коварным, успешно выиграв борьбу за власть у своего отца Урана, Подателя дождя, воплощения неба.
Он был силой, процессом, явлением, физической величиной, и древний гримтурс предвкушал неприятности, которые Крон принесет врагам. Своим и чужим.
* * *
От кристаллов невозможно было оторваться.
Люк перекатывал их в ладони, носил с собой в кармашке, постоянно касался Силой, слушая хрустальные голоса. Кристаллы пели, выводя каждый свой мотив, но при этом нельзя было сказать, что получается какофония. Мелодии дополняли друг друга, идеально, словно настраивались друг на друга веками.
Пока что Люк их настраивал на себя, добиваясь гармонии и полноценного отклика, пусть камни пели, осознание, то, что превращало обычные обломки и гальку в почти разумные артефакты, готовые помогать и поддерживать хозяина, только просыпалось. Кроме того, это пока они такие тихие и милые, все камни Силы, попадавшиеся Люку раньше, всегда были с норовом, что опила, что жемчужина крайт-дракона. Особенно последняя!
Люку пришлось потрудиться, медитируя и входя с жемчужиной в резонанс, чтобы довольно кровожадное сокровище не провоцировало его на разные безумства, у него и так что с мозгами, что с характером беда была. Поэтому ситх вставлять их в оправу не спешил, как и дополнять верное копье. Последнее то вспыхивало искрами ревности, то исходило любопытством и жадностью.
Однако, Люк занимался не только кайбер-кристаллами, он еще и взялся как следует за Камни Бесконечности.
Чем дальше, тем больше они его напрягали. Люк чувствовал, что их краткое знакомство не переросло в полноценное общение, и могущественные камешки не слишком довольны нахождением в полном подчинении и длительным ничегониделанием.
Люк слишком хорошо знал, что такое артефакты Силы, разумные, полуразумные и совсем неразумные, чтобы давать им волю и подчиняться их вроде неощутимым на первые взгляд желаниям. Камни привыкли переходить из рук в руки, разрушать и никогда не создавать, они навязывали свою волю, требовали крови и зрелищ, а новый хозяин мало того, что не слишком-то их и использовал, так и это делал для собственного удобства, а не чужого.
