— Гена, ты бы хоть рассказал анекдот, — попросил Олег Свечин — единственный парень который был не из нашей группы, а учился в студии Таланкина, — а то девчонки приуныли.
— Запросто, — отозвался я. — Слушайте разговор двоих. "Где провёл отпуск?" "Первую половину — в горах..." "А вторую?" "В гипсе".
— Мог бы рассказать и что-нибудь повеселее, — мрачно сказала Ирина Шевчук.
В поход она пошла не из-за гор, а из-за Талгата. Что-то у них не сложилось, вот она и переживала.
— Можно и повеселее, — согласился я. — Язык — это единственная часть тела, которая у меня не устала. Экскурсовод в автобусе: "А сейчас мы проезжаем мимо самого известного в Лас-Вегасе борделя". Советский турист вскакивает с места: "А почему мимо?!"
— Почему у тебя такие короткие анекдоты? — спросил Талгат.
— В основном из-за девушек, — ответил я. — Всем известно, что у них короткая память. Если я начну рассказывать что-нибудь длинное...
— У вас был включен приёмник. Новости слушал? Второй модуль не запустили?
— Что вы как малые дети с этой станцией, — отозвался я и сделал глоток воды из фляги. — Этих модулей будет десятка два, а строительство запланировано на три года. Вот и посчитай интервал между запусками.
— Плохо, что не запустили! — с сожалением сказал Талгат. — Дай хлебнуть воды, моя закончилась.
— И мне оставьте, — приподнялась Белохвостикова.
— Запустили строительство социализма в Ливии, — сообщил я, отдавая им свою флягу. — Утешает то, что ливийцев только несколько миллионов, а территории до фига.
Немного поболтали, потом Семёныч скомандовал подъём и погнал нас вниз. Когда под ногами утоптанная тропинка, спускаться намного веселее, чем идти вверх по склону, поэтому за два часа добрались до подножья горы и остановились у небольшой, но быстрой речки. Парни быстро поставили палатки и собрали сушняк. Через час девушки разливали в алюминиевые миски одуряюще пахнущий суп из говяжьей тушёнки.
— Чтобы ценить блага цивилизации, надо на время их лишиться! — изрекла Бондарчук, поставившая горячую миску в траву рядом с собой.
— Ты сейчас и супа лишишься, — сказал я ей. — Убери его из травы. Там уйма насекомых, которые нападают в миску и добавят навара. Будешь ли потом есть?
— Я сейчас всё съем! — сказала она, но взяла платок и переставила миску.
В поход ушли два инструктора и десять бывших студентов. С собой взяли четыре палатки: две двухместные и две на четыре персоны. У нашей семьи была двухместная, и ставил я её подальше от остальных. Первые три дня мы себя не ограничивали в любви, потом из-за усталости всё лишнее отложили до моря.
— Ноги болят, — пожаловалась жена, когда мы застегнули полог и забрались в спальники.
— Давай сделаю массаж, — предложил я.
— Знаю я, чем закончится твой массаж, — отказалась она. — Устала так, что ничего не хочется.
— Тогда терпи. Когда я ходил в такие походы, ноги тоже болели, зато потом мышцы становились как камень, не продавить. Будешь прыгать, как горная серна. Это такая коза.
На козу она не отреагировала: уже спала.
Хоть мы подъели продукты и облегчили рюкзаки, последний переход стал самым тяжёлым. Этот перевал был выше остальных, на нём даже были снежники. К дороге мы в тот день не вышли, а вот на следующий, ещё до обеда, ввалились в шашлычную "Озеро Рица". К шашлыкам многие взяли вино.
— Зря берёте эту кислятину, — сказал я Ерёменко, который на пару с Нигматулиным взял бутылку цинандали. — Лучше вообще не пить, а если приспичило, берите что-нибудь вроде псоу. И на вкус приятней, и крепость меньше.
— У них больше ничего нет, — ответил Николай. — Слушай, Талгат, оказывается, наш трезвенник разбирается в винах.
— И это шашлык? — спросила Люся, оторвавшись от своего мяса. — Его же невозможно жевать!
— Это халтура, — сказал я. — Готовят для проезжающих лохов. Ты не разжуёшь и оставишь на столе, а его согреют и продадут другому...
— Ну тебя! — сказала она, откладывая шампур с жёстким, пригоревшим мясом. — Я сейчас захлебнусь слюной, а у них нет ничего съедобного.
— Держи, — я протянул взятую про запас шоколадку. — Берёг для себя, но не лишаться же жены из-за этих халтурщиков.
Долго в этой забегаловке не сидели, бросили недоеденные шашлыки и пошли на остановку автобуса. До Нового Афона ехали около трёх часов, а потом выбрали место на побережье и поставили палатки. В городе запаслись огромными круглыми буханками хлеба, которые голодные девчонки начали уничтожать сразу же после покупки.
— Маленькая, а умяла половину буханки! — сказал Талгат, отбирая у Белохвостиковой хлеб. — Приготовишь суп, тогда получишь.
Супа мы в тот день не дождались. Сказались усталость и близость плещущегося в десяти шагах моря. Открыли тушёнку и поели её с остатками хлеба, после чего спешно поставили палатки, разделись и бросились к воде. Для двадцатого июня она была тёплой.
К вечеру, накупавшись, всё-таки разожгли костёр и заварили чай. Вскоре подошли пограничники, и Семёныч отошёл в сторону со старшим наряда. Больше нас за всё время отдыха не беспокоили. Каждый день вода становилась чуть теплее, дождей и штормов не было, поэтому мы загорели и накупались на полжизни вперёд.
Был последний вечер перед отъездом, и наша компания лежала на берегу, у самой воды, и обсуждала планы на будущее.
— Ты всё-таки поедешь в Ташкент? — спросил я Нигматулина.
— Я уже договорился на "Узбекфильме", — сказал он, — но и с вами не откажусь сыграть, если пригласите.
— Вы будете играть на "Мосфильме"? — спросила нас Бондарчук.
— Не знаю, — ответил я, — может быть, и на Горького. Есть у меня идея снять фильм. Кое-что из истории борьбы с монголами. Точнее, фильм будет не по реальной истории. Что-то вроде исторического боевика с нами в главных ролях. Масштабные съёмки вроде тех, которые проводил твой отец в "Войне и мире", города придётся строить, а потом разрушать. Простыми декорациями не обойдёмся. Деньги я, наверное, выбью, захотят ли браться? Работа не меньше чем на два-три года.
— Вечно у тебя масштабные сюжеты, — сказал Николай. — Когда закончит Лиознова?
— Месяца через два должны закончить съёмки, — ответил я. — Потом монтаж и всё прочее. Фильм покажут только через полгода. Жаль, его выход на экраны мне сейчас помог бы.
— Тебе Брежнев поможет лучше Лиозновой с её фильмом, — сказала Бондарчук. — Если действительно разрешат снимать и будет подходящая роль, приглашай. Всё брошу и приду к тебе сниматься.
— Смотри, — предупредил я, — обратной дороги не будет. А вот шум будет большой. Если бы не Леонид Ильич, я за такое не взялся бы. Съели бы без хрена. Твой отец будет недоволен.
— Он сам по себе, а у меня своя жизнь! — отрезала она. — А зачем ты хочешь так намутить? Неужели нельзя снять обычный исторический фильм?
— Обычный исторический вяжет мою фантазию по рукам и ногам, — ответил я. — Хочу во всём переплюнуть Голливуд. Исторические события трогать не буду, а по действующим лицам малость подправлю в нужную сторону. Что в фильме самое главное?
— Ты как Герасимов, — засмеялась Белохвостикова. — Он тоже любит задавать этот вопрос.
— Самое главное, чтобы народ пёр на него валом! — высказался я. — Зрелищность, интересный сюжет и привлекательные герои. Если всё это есть, то останется вложить в фильм нужные мысли.
— И какие мысли будут у тебя? — спросил Талгат.
— Патриотизм и тема любви, — ответил я. — В нём будет много эпизодов, показывающих, как именно должен жить человек. Я хочу сделать картину, которая заставит многих думать после того, как они выйдут из кинотеатров. Просто зрелищный фильм не стоит тех денег, которые тратят на его создание. Вот американцы сняли "Клеопатру", потратив огромные деньги...
— Где ты его мог видеть, если ещё не покупали? — спросил Николай.
— Я не видел фильм, только фотографии, и прочёл несколько статей. Он очень зрелищный, но, посмотрев один раз, пересматривать не идут.
— А на твой пойдут?
— Если не схалтурим, то пойдут.
— Тогда оставь в нём роль и для меня, — сказал Николай.
— Я не подойду на роль Чингиза? — спросил Талгат. — Татары в роду были.
— У меня будет Бату, — ответил я. — Он в то время был постарше. Я, ребята, хочу пригласить монголов. Много денег на это не уйдёт, но придаст достоверность. А массовку уже будем снимать с нашими. А тебе роль найдём, драк там будет много.
Проболтали до двенадцати часов, а перед тем как идти спать, поплавали в тёплой воде. Было облачно и почти полностью отсутствовало волнение. Небо, берег и вода — всё было черным-черно, и, наверное, можно было бы потерять направление, если бы не проносящиеся по шоссе автомашины.
— Уже час, — сказала Люся, когда забрались в палатку. — Завтра не выспимся.
— Отоспимся в поезде, — зевнул я. — Будешь спать или...
— Никаких "или", только спать. Ген, завтра уезжаем, а потом ребята разбегутся. Я привыкла к ним за эти пять лет как к родным.
— Половина группы останется работать в Москве, так что при желании можно увидеться. Это жизнь, она постоянно меняется. Что-то мы теряем, что-то находим.
— Когда ты так говоришь, я невольно вспоминаю о твоём возрасте.
— Это не возраст, просто чужой опыт. Но кое в чём я чувствую в себе старика.
— И в чём же?
— В восприятии времени. В юности оно никогда не летело так быстро, как сейчас.
— Старичок! — она обняла меня, прильнула к губам и принялась торопливо расстёгивать рубашку.
Утром перекусили остатками продуктов, свернули палатки и двинулись к автобусной остановке. До Сухуми добрались за полчаса. Там нас ждал сюрприз: на привокзальной площади проходила демонстрация протеста. Мы не поняли, против чего протестовали три десятка демонстрантов, потому что транспаранты были разрисованы грузинскими буквами. Уже когда уходили, я увидел и один с надписью на русском: "Нет арестам!". Возле них стояли две милицейские "Волги" и прохаживались сотрудники милиции. Семёныч сходил к ним, показал удостоверение и расспросил, в чём дело. Оказалось, что пока мы бродили по горам и купались в море, после Узбекистана и Таджикистана настал черёд Грузии. Мжаванадзе вывели из состава союзного ЦК, лишили поста первого секретаря республиканского ЦК и посадили под домашний арест. Центральный Комитет компартии Грузии за несколько дней лишился двух третей своего состава. Были произведены аресты кое-кого из министров и руководителей рангом ниже. В МВД и КГБ республики сменилось почти всё руководство, а в Тбилиси приехал Суслов с большой группой следователей и работников аппарата ЦК. По результатам первых же допросов были проведены оперативные мероприятия, подтвердившие большинство обвинений. Последовала вторая волна арестов. В связи с тем, что места следственного содержания оказались переполнены и некоторым из задержанных помогли скрыться, арестованных начали вывозить в Россию. Три дня назад по Тбилиси, Батуми, Рустави и Кутаиси прокатилась волна митингов и демонстраций. Когда они проходили мирно, демонстрантов фотографировали, но не трогали. Там, где демонстрации перерастали в погромы, их разгоняли с применением водомётов и других средств. В ряде случаев протестующие использовали антисоветские лозунги. По всей стране проводились собрания первичных партийных организаций, а союзное правительство перебрасывало в Грузию дополнительные воинские части.
— Здесь пока спокойно, — сказал Семёныч, — но лучше быстрее уехать.
— Охрану железнодорожных тоннелей усилили? — спросил я.
— А я знаю? — пожал он плечами. — Должны были. Это ведь единственная железнодорожная линия в этот район, да и отдыхающих много. Но я думаю, что обойдёмся без эксцессов. Не тот народ, чтобы драться до победного конца, да и было бы ещё из-за чего. Прижмут — притихнут. Хорошо, что со следующего года многих будем отправлять на отдых в Египет. Здесь какое-то время будет неспокойно. Свою семью я сюда не повёз бы.
Билеты взяли без проблем, погрузились в поезд и благополучно проехали тоннели.
— Хорошо отдохнули, сказал Николай, который ехал в нашем купе. — Теперь отправлюсь в Минск к родителям.
— Мы через два дня тоже едем в Минск, — сказала Люся. — Можем составить тебе компанию. Да и назад можно вернуться вместе. Как ты думаешь?
Глава 10
Если бы я заранее знал, с чем придётся столкнуться при съёмках этого фильма, никогда за него не взялся бы, а когда пробил его через Госкино, получив сумасшедшие по меркам "Мосфильма" деньги, отступать было поздно. Если бы не Брежнев, я никогда его не снял бы, но и с его поддержкой приходилось нелегко. К самим съёмкам приступили только через год. Весь этот год полторы сотни плотников строили сразу два города. Всё делалось вручную, машинами только доставлялись на стройку пиломатериалы и кругляк, и с помощью техники укладывали брёвна. В той части древнего Зарайска, который мы возводили для съёмок, не было ничего каменного, кроме печей, а вот там, где строился Великий Новгород, выкладывали из камня Николо-Дворищеский собор и некоторые другие постройки Ярославова Дворища.
Конечно, строили мы небольшую часть города, ставя дома и выкладывая тротуары, а каменные двойники только внешне походили на оригиналы. Никто строго не придерживался того, что можно было увидеть на немногочисленных рисунках и гравюрах, а больше приноравливались к местному рельефу, строя так, чтобы можно было снимать с разных направлений. Построенное планировали использовать не только в моём фильме, но и в других. А вот Зарайск или Красный, как его называли во времена нашествия Батыя, должны были полностью разрушить, поэтому многое на стройке делалось на живую нитку. Привлечённые историки срывали голос, лаясь с бригадирами, а я мотался по десяткам учреждений и организаций, добывая, согласовывая и обеспечивая всё, что требовалось для работ. Занимался я этим до тех пор, пока не прибыл китаец. Китаец был самый настоящий и такой, какой мне требовался, — мастер Кунг-Фу. Привезли его из Хабаровска, соблазнив высокой оплатой. Русский язык он знал в совершенстве, в том числе и матерную ругань, которую часто применял при нашем обучении. По фильму учителя звали Вейж Луанем и было ему семьдесят лет. Недостающие десять лет добавили с помощью грима. Я переложил нерешённые вопросы на снабженцев и вместе с женой отправился на занятия. По фильму старик должен был учить больше года, реально он гонял нас в хвост и гриву пять месяцев. За это время мастером не станешь, но можно было освоить Кунг-Фу настолько, чтобы профессионально заучить отдельные киношные схватки. Сценарий был таким. Я играл Ивора Абаша — сына одного из сотников князя Фёдора Юрьевича. Фёдор Юрьевич получил Зарайское княжество от своего отца — великого рязанского князя Юрия Игоревича. Женой нашего князя была та самая княгиня Евпраксия, которая бросилась на камни с малолетним сыном, чтобы не достаться Батыю. Люся играла Анну — дочь боярина Ильи Сувора и подругу княгини. Можете не спрашивать, откуда на границе Дикого Поля взялся китаец, это осталось за кадром. В фильмах Голливуда нелепостей куда больше, и все смотрят. Да и после разгрома Китая монголами прошло уже двадцать два года. Вполне можно было раз десять пройти пешком до Китая и обратно. Обнаружили его на границе княжества дружинники во главе с моим отцом. Отроки хотели позабавиться со стариком, подколов его копьями, но были сброшены с сёдел и избиты древком копья. Старик поразил Глеба Абаша, и его волей был доставлен к князю. Там он и прижился, а меня учил, чтобы отблагодарить отца. Понятное дело, что у нас с Анной была любовь. Её отец меня не привечал, поэтому встречаться могли только тогда, когда Анна бывала у княгини. Она была единственным ребёнком, поэтому ей разрешалось многое из того, что выходило за рамки дозволенного для боярышень. Отец разрешил Анне обучаться оружию и ездить верхом, но когда она попросила позволения учиться у китайца борьбе, он отказал наотрез, поэтому такие занятия проводились втайне. Потом пришла беда. Мой отец отправился вместе с князем в ставку Батыя, вместе их там и убили. Чёрную весть привёз Апоница — единственный выживший из княжеской свиты. А вслед за ним пришли монголы. По сценарию нас штурмовали воины Берке. Незадолго до этого меня вызвал воевода и приказал уходить из города и затаиться. Он не верил в то, что можно будет отбиться, поэтому в нескольких схронах спрятали детей лет пяти-восьми с тремя молодыми женщинами. Старшие помогали в обороне, более младшие не выжили бы, да и мало было тех схронов. После сражения я должен был вернуться и увести этих детишек в безопасное место. Единственным безопасным местом тогда был находившийся в трёхстах вёрстах Великий Новгород. И эти триста вёрст нужно было пробираться по январским сугробам, в мороз и вьюгу с маленькими детьми. Когда воевода отдавал приказ, он отвёл взгляд. Я пришёл проститься с учителем, у которого была Анна, и он уговорил её уйти со мной.
