Амора развернулась и пошла за стражами. То, что ею побрезговали, ей и требовалось. Да, многие ётуны всеядны, так сказать, даже про Лафея такие слухи ходили, но это было давно, уже больше тысячи лет — ничего порочащего. Поэтому царь отреагировал как надо: как на мнящую о себе слишком много дуру, решившую выехать на своих достоинствах и ущемленном самолюбии. Историю ему Амора скормила — закачаешься! Дескать, Один дал добро на подкат к Тору, потом обломал, естественно, она, вся в расстроенных чувствах, принялась мстить по мере возможностей. Поэтому ее и ищут. Вполне соотвествует распускаемым ее агентом слухах и намекам от царской гвардии.
А уж про вражду Одина с Лафеем все знают... И о том, как взбесился царь асов, когда за упокоение кладбищ пришлось платить. Так что Лафей даст убежище просто из принципа и желания нагадить, пусть не Одину, а уже Тору, но какая разница? Плюс ее недооценят. Пусть ётун считает ее скорее заигравшейся в месть идиоткой, чем умной наемницей, которой она является.
Жаль, что не удалось его поцеловать... Тогда б вообще все проблемы решились легко и просто.
* * *
Люк озадаченно поджал губы, переваривая неожиданное сообщение от пока еще союзника. Лафей ждал, не мешая мыслительному процессу.
Подумать было над чем. То, что Амора в конце концов нашлась, выползла на свет божий, Люка не удивило. Не могут такие, как она, долго сидеть в норе и сопеть в тряпочку. Как удалось разузнать, Чародейка подрабатывала, сдавая себя со своими способностями и умениями в аренду — хорошо оплачиваемую, между прочим, — а значит, была достаточно адреналинозависимой, чтобы не сидеть спокойно в убежище. Кроме того, наемничество несет за собой вполне определенный стиль жизни: бои, краткий отдых, снова бои или еще что... и перманентная нехватка денежных средств.
Ну не умеют наемники копить зарабатываемую тяжким трудом денежку, все, что попадает им в руки, очень быстро тратится, и зачастую не на различные развлечения. Наемничество — это в первую очередь крайне дорогая профессия. И чем выше класс наемника, тем дороже обходятся его орудия труда. Иначе никак. Ты вкладываешь деньги в оружие, одежду и прочее, чтобы заработать, а заработав — вкладываешься еще больше, чтобы заменить использованное, чтобы заработать еще больше денег.
Замкнутый круг.
Про невозможность бросить опасную профессию из-за невозможности жить среди мирного населения, так как не хватает движения и прочего, скромно умолчим.
Вот и Амора не утерпела, вылезла, а ведь могла рвануть куда подальше, прочь от Девяти миров. Вселенная велика... Но она приперлась сюда, к ётунам, строя из себя недалекую озабоченную идиотку. Причем так строя, что Лафей почти купился, — он сам сказал, что поймал себя на том, что пялился. Недолго, но ведь было?
Значит, именно этот образ ей требуется. Для чего? И почему она не пошла к Суртуру? Огненные великаны того, кто вредит Одину с семьей, приняли бы с удовольствием. Отказались бы выдать...
В памяти крутилось нечто, какой-то слух про Амору, но Люк никак не мог вспомнить: в голове после ритуала стояла такая каша, все стало таким странным... Лафей слегка пошевелился, массивное кресло еле слышно скрипнуло, и Люк очнулся от размышлений.
— Благодарю, — церемонно наклонил голову ситх. — Чего ты хочешь?
— Пролонгировать договор, — без тени сомнений отозвался великан. Люк хмыкнул.
— Даже так... На сколько?
— Десять лет.
— Условия прежние?
— Да.
— Не вижу препятствий, — пожал плечами ситх. — Согласен.
— Согласен.
Они пожали друг другу руки, и явно ощутимая магическая волна рванула во все стороны сразу. Лафей пораженно распахнул алые глаза, но промолчал, не рискнув задать вопрос.
— Отлично. Где?
— В замке.
— Хорошо...
* * *
Амора томно улыбнулась полными губами, словно невзначай прислонившись к идущему рядом ётуну, позволяя тяжелым мехам распахнуться буквально на секунду. Глаза стража невольно скользнули по мелькнувшей золотистой коже, рука автоматически поддержала под локоть покачнувшуюся красавицу.
— Ах, благодарю, доблестный воин! — проворковала Амора, плотоядно оглядывая невысокого — всего-то на две головы ее выше, — синекожего аборигена ледяной планеты. — Позволь мне отблагодарить тебя...
Ётун был совсем юнцом, поэтому автоматически наклонил голову, когда экзотическая в этих краях злотовласая красавица встала на цыпочки, подтягивая его к себе руками, и поцеловала.
Копье замерло, пристукнув об пол. Как и воин. Амора довольно потрепала жертву своих талантов по щеке.
— Хороший мальчик.
Ётун молча пялился пустыми глазами.
Амора самодовольно хмыкнула и прислушалась. Дальше по коридору, за поворотом, звякнуло. Отменно. Чародейка щелчком изящных пальцев испепелила квадратик конверта с запиской и, покачивая бедрами и мурлыкая песенку, направилась к следующей жертве.
Околдованный йотун так и остался стоять у двери почетным караулом.
* * *
То, что Амора свалила с планеты, даже не попрощавшись, Люка не удивило. Лафей лишь раздосадованно поджал губы, устроил разнос страже и виновато покосился на гостя. Люк пожал плечами:
— Не страшно, найдется. Жаль, что упустили, но это не трагедия.
Лафей облегченно выдохнул. Амору он поищет по своим каналам, но вот то, что женщина так быстро удрала, немного напрягло. Особенно учитывая обстоятельства.
Впрочем, был положительный момент, перекрывающий все недостатки: договор продлен, а на остальное, если честно, плевать с Утеса павшего величия.
* * *
В том, что Амору он сильно недооценил, Лафей убедился через пять дней. В тихую морозную ночь.
Он как раз надел доспехи на манекен, скинул поддоспешник, рубаху со штанами, облегченно выдыхая и расправляя плечи, мечтая, что вот сейчас нырнет в прохладную воду и смоет с себя тяжесть похода к дальним границам, когда до уха донесся еле слышимый скрип. Широкий наконечник распорол кожу и мышцы на правом боку, чудом не задев ребра, царь отпрянул с линии атаки, не понимая, что происходит: его собственная стража напала на него, молча атакуя всем имеющимся в наличии оружием.
Что самое странное, покушение происходило в тишине: воины молчали, только свистел пластаемый мечами и копьями воздух. Голый, как в момент рождения, Лафей вертелся волчком, пытаясь избежать гибели, но стражники явно решили задавить его массой, наплевав на сопутствующий ущерб.
Лафею удалось вырвать копье из рук первого нападавшего, а дальше дело пошло веселее: меткий удар рассек горло самого настырного воина, потом подрубил еще одному ногу, третьему царь рассек руку и разворотил бок... А затем в покои вломилась оставшаяся дворцовая стража, и молчаливых нападавших принялись оглушать и вязать.
Лафей так и стоял, тяжело дыша, потом плюнул на все, бросил копье и пошлепал в купальню. Покушением он начнет заниматься только после того, как смоет с себя кровь и усталость, обработает раны и поест.
Допрос очухавшихся после ударов по головам стражников добавил неприятных откровений: воины и не помнили, как пытались нарубить на жаркое своего царя. Они вообще не помнили последний месяц своей жизни. Вызванные маги с шаманами вывернули память несчастных наизнанку, едва не превратив их в пускающие слюни овощи, единственное, чего удалось добиться — пара стражников смутно, на уровне ощущений, вспомнили, как к ним прикасался кто-то теплый и приятно пахнущий. Все.
Учитывая, что Амора резко и без прощаний свалила в неведомые дали, вывод напрашивался сам собой. Но зачем ей это было надо? Или... Кто-то заплатил? А значит, к покушению на семью Одина она тоже причастна... Лафей мог предположить только, что есть кто-то третий, четвертый или какой он там по списку, враг, который решил избавиться вообще от всех и сразу. Или цель была другой?
Просто сеяние семян хаоса и ожидание их всходов?
Как бы там ни было, об этом надо сообщить Локи. Такая информация дорого стоит.
* * *
Истощенное, превращенное в живой скелет существо медленно вытягивало себя из тюрьмы, в которой провело неизвестно сколько времени. Страшная фигура, скелет с осыпающейся с костей, высохшей до состояния камня плотью, по миллиметру выползал из бездонной ямы личного Тартара, не видя, не слыша и не ощущая ничего вокруг. Он просто скреб едва шевелящимися пальцами рук снова и снова, то затихая, то вновь находя в себе каплю сил продолжать, пока на поверхности не показались голова и плечи.
Давно поверженный титан, когда-то непобедимый повелитель времени, живое олицетворение этого понятия, Кронос сейчас был ни жив ни мертв, находясь в неопределенном состоянии, он не думал, его даже не гнали инстинкты. Он просто загребал пальцами, не ощущая ничего, и только.
Над головой еще пару раз гремел гром, поднимался шквальный ветер, бросающий на далекие скалы гневные волны, но бездумно выползающего из ямы титана ничего не коснулось. Лопнувшие печати тускнели, окончательно рассыпаясь и превращаясь в обломки и пыль, каменное дерево кренилось все сильнее, пока не рухнуло окончательно, развалившись на куски.
Титан выбрался из-под земли полностью, распластавшись на твердой поверхности. Лишенные плоти пальцы рук конвульсивно подергивались. Из разбитого затылка, среди редких пучков волос, выпала превратившаяся в стекловидную массу капля крови.
Часы шли за часами, день сменял ночь. Наконец титан конвульсивно передернулся, так, что едва не оторвалась держащаяся на паре сухожилий нога, и вновь зашевелился, явно пытаясь перевернуться на спину. Скелет то дергался, то лежал без движения, но постепенно его шевеления начали приобретать осознанный характер. Заворочались в провалившихся глазницах высохшие глаза. Титан медленно начал осознавать себя.
Наконец руки сжались в кулаки, дробя захваченные камешки в пыль. Послышался сип: Кронос сделал первый вдох.
Гром в чистом небе гремел не переставая.
Тихие шаги стали полной неожиданностью. Кронос заворочал глазами, попытался повернуть голову в попытке увидеть, кто подошел. Покрытые пластинами металла сапоги оказались в поле зрения. А затем титан, только вырвавшийся на свободу и едва осознавший этот факт, закричал.
* * *
Тьма была холодной, жестокой и полной голода. Люк стоял, опираясь на ничто неизвестно где, и копье рычало, низко гудя от ярости, обвитое молниями.
— Да будет...
Свистнула увенчанная двойным наконечником-кишкодером стрела, пойманная в полете. Обломки захрустели под подошвами сапог.
Люк пристукнул копьем, Сила взметнулась...
И он проснулся.
Жутко хотелось есть.
Глава 19 И увидел я всадника
Аургельмир недоуменно моргнул третьим веком, глядя на хорошо знакомый пейзаж. Потрескавшаяся, твердая как камень земля. Ствол поваленного дерева с обломанными ветвями. Яма. А на заднем плане гора.
Все как обычно, за исключением того, что из ямы не торчал Кронос.
И раньше раскаленная солнцем почва не была насквозь промороженной.
Гримтурс осторожно обошел кругом, пару раз потоптался по ставшей хрупкой земле, оставляя отпечатки подошв. Принюхался.
Не осталось даже запаха сухого мяса, которым несло от почти покойного титана, только на краю ямы глубоко в почве отпечатался чей-то след.
Он еще раз обошел все кругом, не ленясь. Поковырял когтями ствол дерева, оставляя глубокие борозды, — еще недавно каменный, ствол крошился, как самый настоящий трухлявый пень. Поворошил пару осколков печатей... Кронос отсутствовал, словно его и не было, а портал в Тартар закрылся сам собой, теперь, скорее всего, навсегда. Не ощущал Аургельмир того особого течения энергий, говорящего о возможном нарушении границ реальности.
Да и неизвестно, остался ли Тартар существовать. Нет, та его часть, в которой томятся собратья Кроноса, скорее всего, на месте, если пленники не передохли окончательно, пойдя на корм победителям, а вот филиал лично для Повелителя времени...
Аургельмир задумчиво пожевал губу, рассматривая Олимп. Гора казалась подозрительно пустынной. Он видел стоящие на плоской вершине горы руины дворцов, вот только не ощущалось присутствия, пусть и далекого, олимпийцев, словно божки попрятались, как мыши.
Он стоял, смотрел... И воздух был обычным воздухом, без примеси озона от молний, море не бушевало, словно клячи Посейдона передохли прямо в упряжи...
Олимп ощущался мертвым. Не пустым, как раньше. Мертвым.
Гримтурс осторожно отступил, ощупывая пространство всеми доступными ему способами, понимая, что не ощущает ничего живого. Огляделся... и нырнул в потоки энергий, спеша удрать.
Здесь, в этой складке пространства, произошло нечто странное и непонятное, априори внушающее страх. Опасное, он это чувствовал. А своим чувствам Аургельмир привык доверять.
Что ж... стоило признать, что затея с освобождением Кроноса была впустую потраченным временем и не стоила затраченных на нее усилий. Печально, но факт.
Решив считать Кроноса мертвым, Гримтурс пожал могучими плечами и отправился навестить свою союзницу. Пусть принесет пользу, хотя бы перед смертью.
* * *
Тьма растекалась вокруг.
Люк сделал несколько шагов, чувствуя, как прогибается под подошвами сапог пространство. Воздух был сухим и холодным, обжигающим гортань, оседающим на коже кристалликами льда, липнущим к волосам.
Это было неприятно.
Древко копья утешающе грело ладонь сквозь перчатки, лезвие загудело просыпающимся гнездом шершней. Тьма начала светлеть, расползаясь в стороны, шевелясь, как живая. Люк прикрыл глаза, сосредотачиваясь.
Там, за пеленой тьмы, простиралась пустыня. Бесплодная, мертвая, высушенная до последней молекулы. Безжизненная и бесконечная. А еще там шевелилось нечто живое.
Вернее... Не живое. Живым назвать эту мерзость язык не поворачивался. Но и мертвым оно не являлось. Просто... Нечто.
Сильное, разумное и бесконечно голодное.
В этом промороженном насквозь присутствии было нечто знакомое, и Люк, с отвращением констатировав наличие пожирателя где-то рядом, сосредоточился, разворачивая щиты. Тьма послушно окутала его плотным плащом, пространство стремительно серело, а мрак, расползшийся в стороны, наоборот, загустел. Там что-то мелькнуло, и копье с легкостью перерубило с довольным урчанием черное чешуйчатое древко. Двойной наконечник стрелы упал на землю, и Люк наступил на него, чувствуя острый укол холода сквозь толстую подошву боевого сапога.
Мрак шевельнулся, в черноте мелькнуло белое с алым, губы Люка скривились в омерзении.
Наконечник захрустел, раскалываясь на части.
— Да будет Свет, — безапелляционно заявил Люк, и пространство вспыхнуло.
* * *
Люк сжал кулак, вставая с медитационного коврика. Неприятно осознавать, что ты ошибся и вообще почти проморгал опасность, но лучше поздно, чем никогда.
Разгадка двойного наконечника оказалась простой и сложной одновременно. Когда-то именно две стрелы дали подсказку: близнецы. Танос и его брат, идентичные и одинаково сумасшедшие. Когда стрелы стали двойным наконечником? Люк плохо помнил, но это не имело значения: он понял. Он разгадывал метафору, привыкнув к некоторому символизму присущих ему видений, а надо было толковать буквально.
