Светоносная Плесень. "Нехорошее Место" (часть первая)

Из тревожной задумчивости Лускус выдернул мягкий шорох шагов. Соткавшаяся из призрачного полумрака фигура, вытянула вперед кривой старухин посох и из вороньей головы, лязгнув металлом, выскочило тонкое стальное лезвие. Лускус дернулась, вскочила, пальцы сами нащупали спрятанную заточку. Крупное лицо, облепленное невидимой мошкарой сумерек, узловатые пальцы... Бабка улыбнулась уголком рта, прошла мимо и одним ударом скосила деревце неподалеку.

— Это на дрова, деточка, — пояснила она, нарезая ствол как колбасу. — Ночи здесь ой какие холодные...

Уровень адреналина в крови Лускус резко подскочил. Почему-то только сейчас она придала значение уже замеченному ранее факту — если бы не сморщенное как печеное яблоко лицо старухи, можно было бы решить, что это не дряхлая монашка, а крепкий молодой мужик с навыками выживания в экстремальных условиях. Просто ряженый.

— Эй, бабуся, а кто ты вообще такая? — напряглась Лускус, продеваясь той в ухо.

— Ну, дочка, не такая уж я и "бабуся", — улыбаясь одними губами, лукаво сощурилась она, сгребла в подол нарезанный ствол.

Лускус уставилась на виднеющиеся из-под забранного платья перекаченные, поросшие длинными темными волосами икры. Походка у "спасительницы" была не женская и уж точно не старушечья. Тревожное чувство червем шевельнулось под ребрами. Теперь Лускус уже не могла понять — кто, собственно, такая эта старуха: простая старая изыскательница, как она было решила вначале, бывшая некогда проводником одинокая странница или оторвавшееся от исконного места проживания порождение Зоны. Само ее тело представляло загадку — она не выглядела перерожденкой, ее мутации были слишком примитивны. Казалось, что она просто старела по частям или из разных же частей состояла. Лускус следила за ней, пока та не дошла до сидящего вдалеке Инауро, а потом нехотя поднялась и поплелась в сторону палатки, волоча следом развязанные шнурки.

Вот уже больше получаса старуха и Инауро разговаривали о погоде.

Этот бессодержательный диалог придавал особой пикантности сюрреализму происходящего, но тем не менее отвлекал от нехороших мыслей. Хоть что-то в этом мире еще было нормальным. У него было ощущение, словно бы посреди глухой ночи его неожиданно выдернули из привычной теплой постели и швырнули в темную пропасть. И вот теперь мозг, как за последнюю спасительную соломинку, усиленно цеплялся за простые и понятные вещи, вроде физического труда, пустых бесед и созерцания пыльных ботинок. Оказавшись в сером болоте, а затем встретив в Городе Лускус, он еще находился в состоянии шока, каждую секунду ожидая, что все вот-вот закончится. Потом вдруг наступило то непонятное потрясения от осознания собственного бессилия и в момент, когда от его решительных действий зависела жизнь, он почувствовал, что не хочется за нее бороться, не хочет понимать происходящее, не желает во всем этом участвовать. Теперь же отчаяние прошло и наступило понимание, что ничего не поделаешь — он не может топнуть ногой и заявить свое капризное "не хочу".

"Хорош вести себя как испуганный сопляк, — размышлял Инауро, разглядывая землисто-серые от сумеречного монохрома руки. — Хорошо, представим, такова реальность. Раз уж от нее никуда не деться, надо начинать к ней приспосабливаться..."

— Все-таки странная вещь эти ваши сумерки, — задумчиво сказал он старухе. — Такое чувство, будто кто-то шепчет и воздух от этого словно бы колышется... Тут всегда так по ночам?

— Это просто песок, он нагрелся от солнца, теперь остывает. Расширившиеся молекулы сжимаются, песчинки уминаются, набранный за день жар поднимается вверх. Как следствие, песок шуршит, а воздух вибрирует. Физика, — та сосредоточенно выкладывала нарезанные стекловидные кругляшки аккуратной пирамидкой посреди вытоптанного в песке углубления. — Незачем, мальчик мой, подменять обычные вещи мистикой.

Присев на песок возле Инауро, Лускус продолжала хмуро изучать старуху, но та, если и замечала, то не подавала виду. Беспечно напевая себе под нос, она ковырялась в рюкзаке, что-то перекладывая с места на место. Ухоженные волосы с редкими седыми прядями, повисшие дряблые щеки, лучики вокруг глаз — и с другой стороны крупные мужские руки, волосатые ноги, широкие плечи...

Инауро долго смотрел на прозрачную поленницу, потом достал зажигалку и с сомнением покачал головой:

— У кого-нибудь есть ненужная бумажка? Надо бы это дело сперва чем-то разжечь.

— Зачем нам бумажка, дорогой? Нам бумажка не нужна, — щербато заулыбалась старуха, моментально выуживая из рюкзака перевязанный тесьмой холщевый мешочек. — У меня тут средство получше.

Она высыпала в ладонь щепотку серебристого мусора, похожего одновременно на металлическую стружку и на сухую заварку, пошептала и стряхнула на древесину. Кругляши полыхнули ярким зеленоватым пламенем, выглядящим особенно дико в окружающем бесцветии.

— Нравится? — бабка с довольным видом спрятала мешочек в рюкзак. — У меня еще есть редкое снадобье...

Молчавшая до этого Лускус скривилась.

— Не может быть, — твердо заявила она. — Ты не можешь быть ведьмой. Это фокус...

Старуха наклонила голову и заулыбалась.

— Ты не лесная ведьма, — повторила Лускус. — Они все молодые.

— Лесная ведьма? — заинтригованный Инауро подался вперед.

— Да, золотко. Она самая, — кивнула бабка, грея мозолистые пальцы над трепещущим лепестком пламени.

— Ты мне не ответила, — упрямо сказала Лускус.

— Понимаешь ли, сладкая моя, — бабка понизила голос до таинственного шепота, — я не просто какая-то там "лесная ведьма". Я — Верховная лесная ведьма.

Инауро уважительно присвистнул, еще не понимая о чем, собственно, речь. Очевидно, ведьмы ему всегда нравились.

— Чего ж ты забыла в Дюнах, если ты ведьма? — сухо поинтересовалась Лускус. — Вы же из леса носу не высовываете...

— Деточка, — сощурилась старуха. — Я же не спрашиваю тебя, куда и зачем ты тащишь этого мальчика. Вот и ты не задавай ненужных вопросов, на которые все равно не получишь ответа.

— Окей, да будет так, — в тон ей отзвалась Лускус и согласно кивнула, хотя ее ощущение неправильности происходящего только усилилось.

С этой разновидностью тварей, порожденных Зоной, она встречалась уже несколько раз. В среде путешественников они всегда считались созданиями безобидными — колдовать по-мелочи умеют, древних духов вызывают, со сновидящими пообщаться любят, травку могут нужную продать, ну а так вреда никакого. Она никогда не сторонилась их и уж тем более не боялась. Как говорится, "у всех свои тараканы в голове". У этой же старухи, что называла себя гордым именем "Верховной" тоже на первый взгляд не было никаких претензий к набившимся во временные спутники странникам, но Лускус остро чувствовала наростающую тревогу — помимо порадоксальной физиологии, значимой странностью в новой знакомой была скрытность.

"Конечно, ведьмы любят нагнать тумана и поговорить загадками, — рассуждала Лускус, ежась будто от холода, — но чтоб не назвать свое первое имя и чин, в котором состоишь? Какого черта? Все они делают это в обязательном порядке. А эта интригует с самого начала. Придуривается? И потом, почему Дюны? Ей поручили разыскать Инауро? Разыскать, чтобы что?"

Лускус в большей степени беспокоилась сейчас именно о нем — старуха ему явно симпатизировала и он ей, похоже, тоже. Это наблюдение играло в пользу неприятной догадки о том, что Зона специально подсовывает ему "нужных" собеседников, дабы побыстрее завербовать.

"Сдругой стороны, если она всего лишь порожденка... — засомневалась она, — то, что такого особого она может с ним сделать? Тупо заколдовать? А смысл?"

Лускус вздохнула. На самом деле тут могло оказаться что угодно. Разгадывание интриг Зоны всегда давалось ей с трудом, она не была теоретиком, предпочитая действовать, не раздумывая. Ей хотелось, чтобы все в жизни было как можно проще — тебя атакуют, ты отбиваешься и наоборот. Теперь же все эти подозрительные бездоказательные парадоксы стройным хороводом кружились в ее голове. Лускус хотелось встать, надавать ведьме по башке, сгрести за шкирку подопечного и убежать с ним, не оглядываясь, но опять же — сумерки. Опасным в этой ситуации было все. Как может повести себя в сумеречное время подвергшаяся нападению лесная ведьма, будь она трижды верховная и максимально дряхлая, она понятия не имела. Лускус начала проклинать себя за то, что не покинула старуху, пока еще была такая возможность.

"Может просто убить?" — она посмотрела на лежащий в ногах старухи посох с потайным лезвием и покрепче сжала в пальцах так и не убранную в рюкзак заточку.

— А чем занимаются лесные ведьмы? — полюбопытствовал Инауро, грея руки на огнем.

— Лесные ведьмы живут и радуются жизни, — словно бы только и ждала подобного вопроса, с готовностью отозвалась бабка и молитвенно сложила ладони. — Мы едины с природой, получаем от нее самое необходимое и отдаем то, что нужно ей. Живем настоящим, учимся на опыте прошлых поколений, совершенствуем собственные знания во имя счастья и процветания всего мира, помогаем ближним, творим добро, приводим мир в гармоничное состояние...

— Вы что-то типа язычниц?

— Нет, — неожиданно сухо возразила она, но тут же вернулась к елейному тону. — Мы не поклоняемся и не молимся идолам. Божеств на самом деле нет, это всего лишь предрассудки. Но существуют непостижимые законы и силы Природы, которым подчинено течение жизни. Есть лишь мир, живущий и развивающийся по своим законам, а все мы лишь малая его часть...

"Хрень собачья, — подумала Лускус. — Подобные проповеди может читать любой дурак, а она выдает это за собственную житейскую философию и смысл жизни в целом. Настоящая лесная ведьма никогда и рта не раскроет, чтобы сказать малозначительный факт или прописную истину. У них другая программа..."

— Ладно, лампампулечки, — словно бы ощутив ее сомнение, старуха поднялась на ноги, с кошачьей грацией потянулась и зевнула. — Пойду-ка я баиньки. Да и вам тоже нужно много-много поспать.

Она подхватила свой рюкзак и залезла в палатку.

— Ты идешь или еще посидишь? — спросил Инауро и встал.

— Ты чего, дурак?! — зашипела на него Лускус и дернула за рукав. — Она опасна!

— И... здесь все опасно, помню-помню. Ну так и что же теперь, на улице ночевать? — удивился он. — Да и не вижу я в ней ничего особо страшного. Старушка как старушка, замороченная слегка, но вполне адекватная. Ты, кстати, вспомни, как совсем недавно рассказывала мне всякие ужасы про ночевку на открытой местности. Посмотри вокруг, куда уж открытей?

— Друг мой, а ты вспомни, что обещал меня слушаться.

— Ну да. А история с зыбучими песками?

Лускус пару секунд молчала, потом резко повернулась к нему спиной.

— Ой, да вали ты куда хочешь! Даже не подумаю тебя спасать.

— Ну не обижайся, пойдем лучше в палатку.

— Мне там делать нечего.

Они немного помолчали. Инауро в нерешительности топтался на месте еще пару минут. Потом все же сел рядом и подтянул к себе ее рюкзак.

— В таком случае, я реквизирую это в качестве подушки.

— Делай, что хочешь, — сердито отозвалась Лускус и уставилась на зеленое пламя, которое и не собиралось гаснуть, несмотря на прогоревшие дрова.

Из ведьминой палатки не доносилось ни звука.

ГN4.

Когда и как отключилась, Лускус не заметила. Вообще-то первоначально она планировала бодрствовать до самого рассвета, карауля Инауро и саму себя, но что-то пошло не так. Она сидела у костра, думала, прислушивалась к шорохам и изредка поглядывала на мирно посапывающего рядом подопечного. А потом вдруг — провал. Она смутно припоминала тот момент, когда наступила резкая, яркая, неправдоподобная тишина, что навалилась на нее огромным черным сугробом. И все — лишь вязкая чернота вплоть до этой самой секунды.

Разбудил ее придушенный вскрик Инауро. Сердце екнуло, она дернулась, но тут же поняла, что не в состоянии пошевелить и пальцем, хотя никакого, даже абстрактного подобия веревок на ней не было. Спустя растянутую в бесконечности секунду ее зрение привыкло к освещению и она обнаружила, что рядом нет ни ее спутников, ни ведьминой палатки, ни даже Дюн. Она лежала на влажном ковре мха посреди незнакомого бурелома, а там, где только что стояла брезентовая пирамидка, возвышалось металлическое ракетообразное строение метров в восемь высотой с гнутым шпилем, воткнутым в верхушку ближайшей сосны. Сумеречное время подошло к концу и небо начинало наливаться предрассветной зеленью. В высоте человеческим голосом закричала большая темно-синяя птица и ее тень скользнула по лицу Лускус.

"Падальщик..." — узнала она.

Тело казалось полностью парализованным. Как и всегда в моменты беспомощности, на нее накатил легкий приступ паники, в висках застучало. Из потуг разорвать невидимые путы ровным счетом ничего не выходило. Мышцы были в тонусе, но командам мозга подчиняться отказывались. Лускус судорожно перебирала возможные объяснения. Тело казалось скорее связанным, нежели мертвым, сознание было ясным, зрение незатуманенным, усиливающихся болей и тошноты не наблюдалось. Она решила, что скорей всего ее одурманили развеянным в воздухе снадобьем, содержащим не опасный для органики токсин, от которого ей с каждой минутой становилось бы только хуже, а наркотик, действие которого постепенно ослабевало, что и позволило ей придти в себя. До металлической башенки было шагов пятнадцать. Скорее всего Инауро находился именно там, но Лускус понимала, что в таком состоянии ей туда даже не доползти. Она с тоской уставилась в перечеркнутый кружевом ветвей кусочек неба.

Над головой опять закричал падальщик, где-то вдалеке откликнулся еще один.

"Чего не хватало..." — она часто задышала, дабы разогнать застоявшуюся кровь, и без особой надежды напрягла обездвиженные мышцы. Хвост с размаху заехал по одной из сосен, обдирая слой коры. Паралич однозначно проходил. Она сконцентрировалась и некоторое время монотонно шевелила бесчувственными пальцами. Когда со стороны строения донеслись приглушенные голоса, Лускус дернулась. На этот раз у нее получилось даже сесть, хотя от накатившего головокружения ее завалило вбок. Она упала в мох лицом и лежала так минуты три. От беспомощности хотелось выть. Одеревеневшие мышцы постепенно расслаблялись, словно бы издалека накатила тупая ноющая боль как после побоев. Особенно болело место чуть повыше правой ягодицы. Ожидая обнаружить гематому, Лускус расстегнула и чуть приспустила штаны, но на бледной коже отчетливо виднелась лишь крошечная темная точка, похожая на след от инъекции. Кожа вокруг припухла и покраснела.

Она растерялась. Медицинскими инструментами лесные ведьмы никогда не пользовались. Не говоря уже про редкостное умение втыкать иглу так, чтобы жертва ничего не почувствовала.

"Наверняка, она сперва что-то подсыпала в костер и когда мы отключились, уколола. Вроде как подстраховалась, чтоб я раньше времени не очухалась и не помешала, — догадалась Лускус. — Логично..."