Светоносная Плесень. "Нехорошее Место" (часть первая)

"СВеТОнОСнаЯ ПЛе$eНЬ"

* * *

mucoris luciferum

* * *

ЧП — "Нечистое МЕСТО"

...Жизнь легче, чем кажется.

Нужно всего лишь принять невозможное,

обходиться без необходимого и выносить невыносимое...

(К. Норрис)

ГN1.

Весь день нестерпимо ныло в солнечном сплетении. Первейший признак предстоящей встречи с путником...

Вторую неделю на ее пути никто не появлялся. Город казался даже более безжизненным, чем обычно. Местная фауна попряталась в норы, в сумерки не маячили тени, днем не появлялись визитеры. Отыскать запрятанную в городских проулках Библиотеку так и не удалось, потому на пятые-шестые сутки Лускус опустилась до чтения старых газетных вырезок, наклеенных на фонари. Пустые бесполезные дни, ленивое безмолвие, далекие вспышки на горизонте, дождливые рассветы, тревожное шевеление сумерек, многоэтажные рисунки на асфальте... Скука.

До соседнего этапа было дней пять пешего хода и она уже подумывала сняться с места и поискать развлечений на новой территории, но опасалась потратить силы впустую, а найти такой же мертвый городок по-соседству. И вот — наконец-то...

Идущий позади отстал, и Лускус, наморщившись, в очередной раз сбавила скорость, подпуская его поближе. В диафрагму несильно толкнуло, тело отозвалось мурашками.

Закон Номер Раз, параграф первый, пункт второй — путник обязан заключить договор с собственной подачи, добровольно и осознанно.

Правило с запозданием напомнило о себе еле слышным звоном в левом виске — как от перепада внутричерепного давления. Лускус хмыкнула и послала путнику воздушный поцелуй. Тот растерялся и изобразил, что задумчиво прогуливается, любуясь открывающимися видами.

"Вот козел..." — раздосадованно вздохнула она и, завернув за угол пятиэтажки, остановилась.

Потеряв ее из виду, парень занервничал, ускорил шаг и чуть не проскочил мимо. Лускус на лету поймала его за рукав потрепанной нейлоновой куртки:

— Извините, не подскажете, который сейчас час?

Она широко улыбалась.

— А-а...Да, — он слегка порозовел, — подскажу... А, нет... У меня часов нет... Я их, похоже...где-то... Извините...

Никаких особых отметин, чуть помятый, взгляд загнанный, хотя на психанутого не похож.

— Ничего страшного, — отозвалась она, не отпуская его рукава. — А закурить тоже не найдется?

— Н-нет, почему же? — он вытащил из кармана мятую пачку. — Вот...

Его трясло. На ботинках и штанах влажная серая грязь, футболка порвана, в рыжих волосах запекшаяся кровь и катышки тины. Улыбка медленно сползла с лица Лускус. "Неужели болота?" — удивилась она.

Несколько секунд она соображала.

— Спасибо. Я не курю, — сказала Лускус, стараясь не выдать своего недоумения. — Просто так спросила.

— Понятно, — он неловко запихнул пачку обратно.

Она стояла и ждала, привычно игнорируя назойливую напоминалку в голове, монотонно долбящую про "невмешательство в принятие решения потенциальным подопечным". Парень внимательно посмотрел на бледную четырехпалую руку, вцепившуюся в его куртку, на скребущий по асфальту шипастый хвост и переступил с ноги на ногу, голос его дрогнул:

— Ну, я пойду?

— Конечно, — кивнула Лускус, однако хватку не ослабила.

Парень еще минуту топтался на месте. Сквозь его уши красным просвечивало низкое солнце.

— Извините... Вы не отпустите мой рукав?

Она нехотя разжала пальцы, парень быстро зашагал в сторону.

"Несчастные трусливые создания, — Лускус привалилась спиной к нагретой стене дома и скрестила на груди руки. — А если бы у меня рога на башке росли?.."

Нерешительность "потенциального подопечного" начинала тяготить все больше. Она уже жалела, что он не бросился на нее с объятиями и воплями про "неорганических существ" и "эманации Орла", не начал спрашивать, когда в поле зрения наконец появится господь Бог или где нужно подписать, чтобы продать душу... Ведь когда с тобой отказываются говорить, довольно сложно наладить контакт.

"А что если послать все нафиг и двинуть куда-нибудь подальше... скажем, на север? — она задумчиво поглядела в неровный прямоугольник неба, обрезанный крышами ближайших зданий. — Далековато, конечно, зато может пересекусь с кем-нибудь из свободных, хоть немного пройдем вместе... без всяких обязательств и соплежуйства..."

Закон Номер Раз... — напомнило в мозгу и перещелкнуло на следующее условие.

Закон Номер Раз, параграф второй, пункт пятый — договор между путником и проводником должен быть в обязательном порядке...

Лускус прикусила нижнюю губу и подтянула сползшую лямку висящего на боку рюкзака.

...начисляется один штрафной балл на общий счет.

Парень сидел на краю скособоченной деревянной скамейки позади дома и мрачно курил.

Пройти чуть дальше он, по-видимому, не рискнул, но и вернуться к ней не решился.

Лускус неторопливо обошла его и села рядом. Он напрягся, но с места не двинулся.

— Ну так и куда ты теперь? — с напускным равнодушием поинтересовалась она, роясь в рюкзаке.

— А что, есть какая-то разница? — спустя несколько секунд отозвался он, не глядя в ее сторону.

— Безусловно, — оскалилась она.

Парень с сомнением покачал головой, но промолчал, выдувая вниз тонкую струю дыма.

Лускус вытащила из рюкзака полиэтиленовый пакет с четырьмя увядшими морковками и, положив его на колени, вытянула гудящие от долгой ходьбы ноги. Сидящий рядом стрельнул взглядом в ее сторону и тут же отвел глаза.

— А ты вообще в курсе, что через два часа сумерки? — спросила она.

Он пару секунд изучал ботинки, потом мотнул головой и ухмыльнулся. Ухмылка вышла невеселой.

— Теперь в курсе. Это что-то меняет?

— Еще как. Будто бы ты не знаешь, — она незаметно следила за наростающим подрагиванием его пальцев, зажимающих сигарету. — Все это как-то глупо, тебе не кажется? Ты ведь прекрасно понимаешь, что если я уйду, ты останешься один. И все равно молчишь, хотя должен умолять меня остаться... — мысленно сосчитав до десяти и не дождавшись ответа, она откусила кусок от самой большой морковки и тяжело вздохнула. — Слушай, мы тотально теряем время и у меня сейчас взорвется мозг.

Парень молчал.

Порыв ветра неспеша погнал вниз по улице пару десятков дохлых гусениц. Насекомые были крупные, очень пушистые, серебристо-серые с частыми вкраплениями длинных волосков цвета бирюзы и чуть фосфорицирующими головами. Наверняка при другом стечении обстоятельств из них могли бы выйти отличные бабочки. "Ну почему здесь все так быстро дохнет?" — отстраненно подумала Лускус и лениво отлепилась от скамейки.

— Окей, — она поднялась на ноги, — на самом деле мне по-барабану. Хочешь еще раз проходить Болота? Милости просим. Нравится сидеть здесь? Сиди. Это твое право, и уламывать тебя...

— Стой... — сипло проговорил парень и сглотнул. — Подожди... Не уходи...

Он уже стоял в шаге от нее и ломал пальцами незатушенную сигарету. Его слегка потряхивало, будто от озноба.

— Хвала небесам, — усмехнулась Лускус, ощущая прилив адреналина, привычно возникающий при оформлении договора. — Раз ты, наконец, включил голову, давай сразу и без предисловий, — она плюхнулась обратно на скамейку. — Теперь я твой проводник и именно я поведу тебя к выходу за Предел. Есть какие-нибудь вопросы по сути дела?

— Есть, — он некоторое время глядел себе под ноги, потом поднял на нее глаза. — Что вообще происходит?

Его память казалась ему сейчас чем-то вроде выскобленного брюха мертвой рыбы — он слишком опустел изнутри и это было явно ненормально. Голова гудела, он был растерян и раздосадован этой своей беспомощностью. Он помнил лишь, как вздрогнул мир и ушла из-под ног земля, за секунду превратившись из каменистого плоскогорья в вязкую жижу бескрайнего болота. Он помнил, как долго барахтался, а тина норовила залепить ему рот. Помнил серое небо и рой светящихся слепых мух, живым туманом текущий в его сторону. Помнил странного человека с протянутой рукой. Помнил, как без сил упал на деревянный мостик. Как брел в сторону виднеющихся из-за деревьев многоэтажек... Но до всего этого была лишь гнетущая пустота, словно бы он никогда не рождался и не взрослел, а просто упал семечком в тину и пророс в того самого неясно кого, кто, позабыв себя, оказался в совершенно непонятном месте.

Теперь рядом с ним сидела высоченная девица с неопределенного цвета волосами, огромными сумасшедшими глазами и полутораметровым динозаврьим хвостом. Она ела морковь и задумчиво расковыривала пальцем дырку на самопальных джинсах.

Все происходящее казалось нереальным.

— Да, да, понимаю... — непонятно по какому поводу сказала девица и вильнула хвостом, подняв небольшое облачко пыли.

"Если это сон, — подумал он, — то сон этот определенно затянулся..."

Теплый ветер доносил запах погребной затхлости, хотя рядом пышно цвели две клумбы. На протянутой между высохшими деревьями веревке болталось полуистлевшее постельное белье. Казалось, город заброшен, причем давно, а жители либо вымерли, либо попросту разбежались. В голову пришла логичная мысль о том, что он проспал ядерную катастрофу. Он скосился на потенциально радиоактивную скамейку и одной затяжкой высосал новую сигарету до середины.

— Давай так, я расскажу о происходящем вкратце, — сказала сидящая рядом, — а с подробностями разберемся по ходу дела. Во-первых, — она загнула тонкий указательный палец и улыбнулась, — пожалуй, стоит объяснить, что меня особо бояться не следует. Я не демон, не космический пришелец и не мутант из будущего. Еще я не глюк, не сон и не порождение твоего больного воображения. Я обычный "проводник". Это официальное название. Перерожденка. Нас тут таких много и у большинства тела трансформированы куда более странно, чем у меня. И ничего особенного в этом нет. Это просто наши личные метки, не более того. Привыкай.

Он моргнул.

— Во-вторых, — девица загнула средний палец, — и об этом ты уже должен догадываться. При попадании на территорию Зоны вся прежняя событийная память стирается, остается лишь память ассоциативная и наработанные бытовые знания. Таковы правила игры и от них никуда не деться...

Ее левый зрачок внезапно сузился и радужка приобрела отчетливый рыжеватый оттенок, хотя правый глаз по-прежнему оставался однотонно-серым. Девица отвела взгляд, словно бы смутившись.

Вся эта история походила на хорошо организованную ролевую игру, в которой ему отводилась должность ничего не соображающей жертвы. Он инстинктивно сглотнул и наморщился — в горле будто бы застряла большая рыбья кость. Очень хотелось посмотреть на себя в зеркало. Сейчас ему казалось, будто он даже смотрит на мир не как обычно, а сквозь огромную выпуклую линзу. Окружающее пространство было таким необъятным и ярким, что он не мог избавиться от мысли, будто находится под воздействием сильного галлюциногена. Каждый камень, каждая травинка, куст, облако и песчинка жили здесь собственной жизнью. Он почти физически ощущал, как они незаметно переползают с места на место и с любопытством заглядывают в глаза.

— А зовут тебя как? — словно бы между делом спросила девица, не глядя на него.

Он задумался. На самом деле, еще находясь на каменистой пустоши, он знал, что теперь у него есть новое имя и прежнего уже не вспомнить. Странное, ничего не говорящее слово заползло в голову, отпечаталось словно тавро, которым клеймят скот. Он даже представлял, как это слово выглядит — вплоть до самой крохотной узорчатой завитушки.

— Инауро, — сказал он.

— Инауро... — нараспев повторила сидящая рядом и захрустела морковкой. — Ага. Типа "золотой"? Ну, неплохо... если имелся ввиду не только цвет волос. Впрочем неважно, — она криво ухмыльнулась и протянула ладонь для рукопожатия, — Лускус, Лу или Ласка. Выбирай, как тебе больше нравится. Мне не принципиально.

Он машинально пожал бледную кисть, мельком заметив, что линий судьбы, ума и жизни на ее ладони нет. Незаметно скосился на свои руки.

— А что означает твое имя?

— А какая разница? — она снова отвела взгляд и увлеченно зашуршала целлофановым пакетом.

— Да так... Просто спросил...

Лускус некоторое время молчала, затем вздохнула:

— Зона всем дает новые имена. Кому-то точно в момент появления на территории, кому-то чуть позже, — было похоже, будто она читает заученный текст. — Тебе это еще не известно, так? Ну ничего. Скоро голова сама начнет наполняться всякими интересными вещами. Хочешь ты этого или нет.

Он поднял на нее глаза и нахмурился.

"Это так странно, — думал он, разглядывая сидящую рядом, — вот ведь она, рядом. Но разве может такое быть?.."

Она была красивая... и уродливая одновременно. Она завораживала, но и пугала. Она была настоящая и противоестесственная. Как мир вокруг. Гипертрофированный. Текучий. Дышащий. Инауро чувствовал ветер в волосах и тепло на щеке, слышал, как осыпаются песчинки с его подсохших штанин и погромыхивает вдалеке, словно бы кто-то лениво запускает фейерверки. Чувства обострились до предела — настолько, что ему казалось, будто c него заживо содрали кожу. Разве что больно от этого не было, скорее очень и очень тревожно.

— День-два и тебе откроется пара сотен страшных истин, — Лускус запрокинула голову и подставила лицо лучам закатного солнца. — Люди всю жизнь ищут их, но находят лишь шиш с маслом, а здесь бери не хочу. Здесь все по-другому.

Некоторое время они молчали. Инауро смотрел на темнеющие клочья облаков в небе и докуривал очередную сигарету. Руки его уже не тряслись. Стремительно сползающее к линии горизонта солнце продевало сквозь его волосы рыжие лучи и он ощущал их как физическое прикосновение. Казалось, окружающий мир изучает его, осматривает, ощупывает, но очень аккуратно, почти трепетно. Словно ученый-зоолог — неизвестную зверушку.

— Я так понимаю, "Зоной" ты называешь этот мир? — спросил он, силясь избавиться от этого чувства.

Лускус откусила большой кусок моркови.

— Это не я так называю. Это все так называют. Ну, или почти все... Короче, — она хлопнула себя по ляжкам и слабое эхо прокатилось вдоль по улице, — у этого места есть официальное название, но оно старое, сложное и нелепое, да и я, честно говоря, его плохо помню, — она встала. — А Зоной ее начали называть после одного чувака, которому приспичило переименовать все по-своему. Названия выходили простые и подходящие по смыслу, а потому быстро прижились. Это было давно, еще до меня... Короче, не заморачивайся.

— А как так получается, что мир дает имена? Он, что... — Инауро инстинктивно сглотнул, — этот мир живое существо?

Лускус прицелилась и запулила огрызок в дыру разбитого окна одного из ближайших домов.

— Слушай, я ведь не учитель, а здесь не школа, — весело сказала она и подмигнула своим безумным глазом апельсинового цвета. — Ты сам все поймешь. Коли не помрешь.

Заброшенные дома Белого Города — сияюще-снежные, высоченные, с небрежно разбросанными по стенам узкими окнами и огромными залами, занимающими сразу по три-четыре этажа — всегда являлись одним из самых безопасных мест на территории Зоны. Здесь можно было и перекусить, и как следует выспаться.

О последнем преимуществе домов Лускус узнала уже в первый год странствий в качестве проводника. В каждом здании в полутора метрах от пола проходила сложная система водопроводных труб разного диаметра, на которых было вполне удобно спать. А при случае по ним можно было еще и удрать, так как переплетения доходили до потолка и иногда соединяли соседние здания наподобие подвесного моста.

Объяснять все это подопечному ей было лень, поэтому она просто сказала, мол "так надо" и выделила парню собственное, свитое за неделю проживания в Городе, гнездо — стратегически удобную точку рядом с окном, всего в трех метрах от земли, с подстилкой из сложенных картонных коробок и настоящим автомобильным сиденьем.

Инауро условия не понравились, но пререкаться он не стал. Парень вообще преимущественно молчал и делал вид, что все в полном порядке.

— Если ты ожидал чего-то получше, то ничего, кроме этого, у меня нету, — на всякий случай сказала Лускус.

Парень с кислым видом попинал коробки и сел, подогнув ноги:

— Да мне, в общем-то, все равно. Я вряд ли засну.

— А вот этого не надо, — отрезала она. — Спать ты будешь, потому что так надо, ясно? Мы оба будем спать. Ты, кстати, есть наверное хочешь? Вижу, что хочешь. Так, — она выудила из потайного кармана рюкзака самодельную заточку и протянула ее парню, — я пошла за едой, а ты будь тут и никуда не уходи. Понял? Никаких "размять ноги" или там... "пописать". На пол тоже не спускайся, а то сожрет тебя какая шушера, а мне потом отвечать. Я быстро.

Инауро с сомнением покачал головой:

— Так может мне лучше с тобой сходить?

— Нет.

— Но я могу помочь...

— Нет.

Она спрыгнула на пол.

Худой рыжий парень наверху смотрел на нее с такой тоской, что у Лускус засосало под ложечкой. Она задержала на нем взгляд буквально на какие-то доли секунды и вдруг замерла, словно вкопанная. Она смотрела на него и чувствовала как замедляется сердцебиение.

Почему-то только сейчас Лускус заметила, какие у парня глаза, хотя по тому же Закону Номер Раз должна была обратить на них внимание еще до заключения договора. Поленилась, отвлеклась, не придала значения, да и слишком понадеялась на пресловутые "напоминалки". А ведь необходимо было сразу оценить подопечного и его шансы. И в соответствие с этой оценкой сразу же выработать предпочтительную тактику проводки... или отказаться. Теперь, глядя в эти ежесекундно меняющие цвет и блестящие как отполированное стекло радужки, она мысленно проклинала все на свете и свою невнимательность в первую очередь.

— Да ладно тебе, — растерянно проговорила она, — я только до соседнего дома и сразу обратно. Не дрейфь. Хорошо?

— Хорошо, — еле слышно отозвался он.

Она торопливо выскользнула на улицу и вздохнула, останавливаясь.

Парень не был коматозником, как она решила вначале, значит и вернуться в свой мир он уже не сможет — как ни старайся. А следовательно его надо либо вести до самого Выхода, либо сразу готовить к перерождению. За свою сравнительно недолгую бытность она успела тридцать два раза побывать проводником и на собственном опыте убедилась, как страшно упускать тех, у кого нет шанса на вторую попытку.

Ответственность за нового подопечного росла в геометрической прогрессии.

На запрятанную в недрах здания кухню Лускус наткнулась сравнительно быстро, хотя выше первого этажа еще не поднималась. Из еды нашлись только погрызенная крысами палка сырокопченой колбасы, брикет сухой лапши, да пластиковая бутылка с фруктовым кефиром. Очевидно, прямо перед ней в доме кто-то останавливался и отрастить новый запас пищи кухня не успела. Искать по другим домам было поздно, потому она откопала в куче разделочных досок на подоконнике электрическую зажигалку и поставила на огонь почерневший от копоти чайник.

Колбаса, несмотря на неприглядный вид, оказалась вполне съедобной.

"Нет, надо было валить из Города, пока была такая возможность, — думала Лускус, отплевываясь от засалившейся колбасной оболочки. — И что мне так везет?"

Все было слишком странно. Во-первых, она не могла понять, почему первым делом парень очутился не где-нибудь, а именно на Болотах. После проникновения на территорию, путник по Правилам должен пройти своеобразный период адаптации — осмотреться, отдышаться, пораскинуть мозгами. Этому же придти в себя не дали, уже до встречи с проводником он успел побывать в своей первой серьезной передряге. Во-вторых, по всему выходило, что даже проникновение на территорию у парня произошло в сумеречное время. Теперь она вспомнила, как еще перед самым рассветом сквозь сон ощутила тревожное шевеление сумрака — словно концентрические круги от брошенного в воду камня — но решила, что поблизости либо стирается какой-то этап, либо проходит чей-то путь.

Впрочем, подозрительно было и все остальное — мертвый парень, встретились почти спустя сутки после его появления, "напоминалки" в голове то и дело сбоят, да еще это имя... Лускус знала — Зона не могла обозвать кого-то "золотым" из-за одного только цвета волос. Только вот по какому принципу был сделан этот выбор?

Зона всегда смотрела прямо в душу и внешность для нее особой роли не играла. Зона сортировала путников, словно зверей в зоопарке или вещи в бюро находок — все мечты, тайные желания, личные ассоциации, увлечения и комплексы сразу же автоматически выпячивались, акцентировались, вылезали на поверхность.

Это было как дар. Как клеймо. Как насмешка.

Каждый воспринимал свои ярлыки по-разному, но мог заранее готовиться к тому, какими будут его трансформации после перерождения, ведь каждое слово Зоны рано или поздно сказывалось на материи.

Лускус машинально провела рукой по лицу, словно бы смахивая воду.

Когда-то давным-давно она была маленькой беспомощной инвалидкой, которая так и не успела найти своего проводника, потому что умерла раньше, чем сумела до него добраться. И вот теперь она прекрасно видела, хотя носила имя "безглазая". Это была одна из шуток Зоны. Вместо настоящих, пусть и незрячих глаз она дала фальшивые. Вместо врожденной немоты два невидимых щупа, которые входили в естесственные отверстия собеседника и заменяли обычные человеческие голосовые связки. А вместо ослабленного болезнью тела — хищный скелет рептилии.

Лускус никогда не спешила рассказывать о своих приобретенных "достоинствах" нечеловеческой физиологии — ни путникам, ни проводникам, ни прочим тварям — и зачастую просто уклонялась от ответа на вопрос "а что у тебя есть кроме хвоста?". "Как же ты видишь, если глаза ненастоящие? Ты телепатка?" — спрашивали ее... А она даже и не знала, что ответить.

Вода закипела, чайник загрохотал, подпрыгивая на месте и выплевывая клубы пара.

— Ну вот, опять всю кухню запарили, — недовольно сказал кто-то.

От неожиданности Лускус подскочила как ошпаренная и машинально встала в боевую стойку с колбасой наперевес.

— Я ни на кого нападать не собираюсь. Кто бы вы там ни были, — из полумрака разрушенной лестницы, ведущей на другой этаж, выступил молодой парень, одетый в заплатанное кимоно.

Секунду он щурился от яркого электрического света.

— Привет! — заулыбался он, разглядев кулак у собственного лица. — Знакомое колечко.

— Фу ты, елки! — Лускус схватилась за грудь. — Тито, черт тебя дери! Ты-то какого хрена здесь делаешь?!

— Дык вот чаю решил выпить... Нельзя?

Кожа проводника была синюшного оттенка, на ее фоне особенно выделялись опухшие пунцовые веки и остекленевшие глаза, покрытые сеткой полопавшихся капилляров.

— Ты чего-то совсем хреново выглядишь, братишка, — разглядывая давнишнего приятеля, Лускус опустилась на табуретку.

— Пятую ночь не сплю, — пожаловался он.

— Не может быть. Я в Городе вторую неделю.

— Дык я тут недавно. В Спарсус компанию занесло. По этапу. Я там сидел. Пришлось сюда... Да и не до сна мне. Понимаешь, я прогу одну умную склепал, только ради прикола пароль поставил. Дай, думаю, попробую... — он печально вздохнул. — Забыл, конечно. Теперь ломаю. Боюсь, форматнуть придется. Куча глюков вываливается, а до информации не доберешься...

— Сам ты глюк, Тито, — перебила его Лускус. — Я нифига не поняла, что ты сказал. Вообще ты такими темпами скоро совсем с катушек съедешь.

Этот давно отошедший от дел, но так и не пожелавший служить Зоне проводник был ровно на полтинник младше нее, но его моральной усталости мог позавидовать любой пятисотлетний перерожденец. Для Лектито давно не существовало ничего, кроме его самодельной электронно-вычислительной машины и микросхем, которые он повсюду таскал за собой в громоздкой деревянной тележке. Лускус пересеклась с ним пять смертей тому назад и уже тогда он реагировал исключительно на электронные импульсы и двоичный код. Его первая проводка с треском провалилась и он окончательно и бесповоротно ушел в вирт.

Лектито картинно закатил глаза.

— Подумаешь, — он сел на табурет напротив и щедро насыпал в принесенную с собой консервную банку заварки. — Ты лучше бы за собой следила. За приятелем своим. Эх, безответственный ты человек... Зачем одного бросаешь?

Она вскочила.

— Ой, ну сиди, не дергайся... прыгает туда-сюда... С ним все в порядке, — успокоил ее Лектито, вываливая на стол кучку рубленого сахара. — Твой спит аки младенец. Я его одеялом прикрыл. Ты чего с ним делала, что он так вымотался?

— Ничего еще не делала, — сказала Лускус.

— Да, да, знаю я вас, поводырей человечества...

— Чего "да-да"?! — она задела ногой пирамиду из кастрюль, сложенных под столом, кастрюли с грохотом покатились по полу. — Будто не понимаешь, — она разозлилась. — А про то, что только сегодня в Городе появился, это ты врешь. Я бы тебя сразу заметила. Наверняка счет времени потерял и больше года на улицу носа не показывал.

— Эээ, зачем обижаешь? — он зацокал языком. — Я сюда перед сумерками добрался, полчаса как вещи распаковал и вот, опять уходить. Нету мне покоя...

— Не переживай. Мы не на этапе. Мы только встретились. И вообще, я бы с тобой поболтала, но завтра по-любому придется отправляться. Выспаться надо, — она отхлебнула из банки Лектито, сморщилась. — Чего и тебе желаю.

— Ага, ага. Дык вы утром как соберетесь, зайдите ко мне, поболтаем. У меня есть, на что посмотреть. Тебе понравится. Я здесь, этажом выше.

— Зайдем, — сказала Лускус и поднялась на ноги.

Лектито шумно отхлебнул из своей банки и помахал всеми шестидесятью обожженными кислотой пальцами.

В отличие от большинства обитателей Зоны, Лускус еще видела сны.

Впрочем и они мало походили на сны человеческие — в них не было ни персонажей, ни сюжетов как таковых. Одни лишь странные символы и дышащие опасной жизнью леса, реки, горы, города. В ее снах даже сама почва была иной — жесткой, гладкой и, если ухватить, тянулась как резина. И еще в ее снах каждая мелочь имела смысл, хотя она редко понимала — какой.

В сегодняшние сумерки ей опять снился лес. Третий день подряд.

Призрачный бурелом, опутанный свисающими с корявых толстых ветвей длинными белыми нитями, похожими на волосы.

Она неторопливо шла по-направлении поднимающейся из-за горизонта огромной желтой луны.

Шла, не оставляя следов на пушистом ковре из мерцающего серебром мха.

Бледно-лимонные цветы ползучего вьюна выпускали тонкие, цепкие усики, постоянно пытаясь поймать и оплести ноги, но она продолжала идти вперед.

Упрямо. Отчаянно. Завороженно.

Ее словно притягивал лунный диск.

Манил хрупкой сладкой мелодией, сочащейся отовсюду.

Закон Номер Раз, параграф второй, пункт третий — проводник обязан постоянно держать подопечного в поле зрения, за исключением тех случаев, когда присмотр невозможен из-за...

Низкое солнце бешено жарило в многочисленные окна, когда она проснулась от сильного сердцебиения.

Голова гудела, словно набат. Инауро рядом не было.

Еще не поняв толком, что произошло, Лускус спрыгнула на пол и огляделась. Добытая вечером еда осталась на месте, возле кучи картонок валялась ее заточка, а окаменевшее байковое одеяло, принесенное Лектито, горкой возвышалось на пыльном полу. Она быстро запихала продукты в рюкзак и выскочила на улицу.

Пыльный ветер ударил в лицо, оглушил. От недавнего пасмурного затишья не осталось и следа. Тени от изогнутых стволов, причудливо сплетаясь, узорами лежали на стенах домов и асфальте, небо было ярко-синим, по нему плыли низкие пышные облака, где-то слегка погромыхивало, будто бы перед грозой.

Все. Она проспала. Проворонила. Начало "сезона охоты на новичков" открыто.

На дереве неподалеку, нахохлившись, сидела пепельно-серая птица с янтарными кошачьими глазами и ветер ворошил ее длинные узкие перья. Птица недовольно зыркнула на Лускус и отвернулась.

Нужно было срочно уходить из Города.

Не дожидаясь появления сородичей крылатой твари, Лускус по выступающим из стены трубам быстро вскарабкалась на крышу дома и почти две минуты высматривала с высоты Инауро. Впрочем, надеяться на то, что он, вопреки ее приказу, просто пошел отлить, было глупо.

— Тито!

В верхней половине здания было темно — очевидно за прошедшие сумерки доморощенный компьютерный гений успел тщательно проклеить все окна обрывками газет и тряпьем, чтобы свет не отвлекал его от монитора.

— Тито, блин! Ты где?!

Спотыкаясь о завалы какого-то хлама, она медленно добралась до единственного источника света — подключенного к ржавому рефрижератору допотопного кинескопа, по которому величественно перетекали фрактальные узоры. Рядом, скрючившись среди кучи деревянных ящиков, сладко спал Лектито. Полы его длинного кимоно распахнулись и были видны волосатые ноги с отчетливо проступающей венозной сеткой.

— Тито! — рявкнула Лускус. — Тито! Проснись! Ты парня моего не видел?

Он окинул ее мутным взглядом, пробубнил что-то типа "завтра, все завтра" и перевернулся на другой бок.

— Тито! — она перелезла через переплетение труб. — Ответь на вопрос и спи сколько влезет!

Полураздавленным сверчком задребезжал телефонный звонок. Лектито завозился.

— Да? Что? Меня нет... — откуда-то из-под себя он вытащил телефонную трубку, уткнулся в нее лбом. — Алло! Кто это? Ххы, привет. Меня сейчас нет. Перезвоните позже...

— Тито, черт, посмотри на меня!

Он с трудом разлепил один глаз. Глаз был красный и бессмысленный.

— Сестренка... Ты? Я думал, приснилось... — Лектито уронил трубку на пол, из нее доносились чьи-то приглушенные всхлипывания.

— Ты моего парня не видел? — сдерживая нарастающее раздражение, повторила Лускус. — Ну того, рыжего...

— А... — он отмахнулся. — Дык под рассвет здесь порожденцы были, штук пять, на мусорщиков похожи. Я в окно их заметил. Они, наверное, и увели твоего.

Она секунду соображала, потом выругалась и поползла наружу.

— Ззы! Ты прогу-то новую когда посмотришь? — сипло крикнул вслед Лектито, но она его уже не слышала.

Нельзя сказать, что ее грела мысль о блуждании по огромной горе хлама и о неминуемой стычке с коренными обитателями пригородной Свалки, но и отступать она не собиралась.

Стараясь держаться неосвещенной стороны улицы, Лускус быстро зашагала в сторону городской окраины.

ГN2.

Уже метров за сто до Свалки начало сильно вонять.

Под подошвой захрустели осколки бутылочного стекла. Невидимые обитатели помойки тут же отреагировали целым набором звуков — неподалеку что-то упало, зазвенела, разбиваясь, вылетевшая из полумрака пивная бутылка, грохнула крышка ближайшего мусорного бака, что-то зашуршало целлофаном и рваной бумагой.

— Отдайте парня!.. — едва нащупав переговорным усиком кого-то, находящегося пока вне поля зрения, сказала Лускус.

— Какого-такого парня? — жеманно растягивая гласные, отозвался этот кто-то.

Она отыскала источник звука на косо торчащей из кучи хлама крыше сарая. Сидящее там подобие человека внимательно разглядывало ее поверх разбитых вдребезги очков. Лускус нащупала в кармане рюкзака заточку.

— Мне нужен парень, которого вы сперли у меня на территории Белого Города, — сказала она.

— Мы сперли? — переспросил мусорщик.

— Ты знаешь, о чем я говорю. И пока что я прошу по-хорошему...

Он улыбнулся ей двумя рядами мелких зубов и кокетливо натянул на лысую голову нежно-голубую бейсболку:

— Он что... твой?

Лускус скривилась. Порожденец по всем Правилам Зоны вызывал ее на поединок.

— Мой, — отозвалась она, принимая вызов.

Существо спрыгнуло в кучу мусора. Не требовалось долго соображать, чтобы понять, что противник непростой — длинные мускулистые ноги с кривыми когтями, крупные кисти рук и небольшой, но острый рог во лбу.

— Выпьем чаю, — предложил мусорщик, изящным жестом приглашая ее на свою территорию, и молниеносно вскочил на мусорный бак.

— Чаю? Знакома я с вашими повадками, уродцы. Встречалась, — она осторожно миновала завалы покореженных консервных банок вперемешку с гниющими остатками пищи. — Многих на чай приглашаешь?

— Ох ты, сколько недоверия... — перепрыгнув на соседний бак, осклабилось существо. — А мы ведь, кажися, еще не познакомились. Кстати, мне с незнакомыми тетями маменька разговаривать запрещает, — он визгливо засмеялся собственной шутке и церемонно раскланялся. — Я ВасФас, но ты можешь называть меня как придумкается. Только уважительно. Ну, там, типа, "Мор", "Чума", "Антопоморфос"...

— Долго мне еще это говно слушать? — перебила его Лускус, останавливаясь в самом центре десятиметрового мусорного холма.

— Ох! Какая же ты хамка, просто красота! — восторженно заявил порожденец, присаживаясь на краешек бака. — А ведь я знааааю, кто ты есть...

— Да неужто?

— Слыхивали, слыхивали. Кажися, не в лесу живем, — он по-детски болтал жуткими ногами и яростно ковырял в правой ноздре. — Слухами земля полнится. Слыхал, ты плохенько, но шибко злостно дерешься с каждым встречным-поперечным...

— Насчет "плохенько" я бы поспорила.

— Оки-доки, давай поспорим, — с готовностью согласился ВасФас и принялся за другую ноздрю.

Лускус приблизилась к нему еще на пару шагов.

— Где мой подопечный?

— Ка-а-акой?

"Тьфу ты, черт..." — она чувствовала, что начинает звереть.

— Тот, что был со мной.

— Рыженький такой, симпатишный?..

Лускус молча кивнула. Терпение ее истончалось словно нить, на которой подвесили слишком тяжелый груз.

-...В курточке спортивной, кажися, — порожденец заныл противным вибрирующим тенором, — серых штанишках и зеленой маечке? Чуть пониже тебя ростом, красивые глазки и шишка на лбу?.. — он изобразил глубокие раздумья. — Мм-м-м... Не-а, кажи-и-ися, не припоминаю...

Остатки терпения лопнули словно тугой пузырь, жаром ударив в левый висок. Как прыгнула вперед, она даже не заметила. Придавив коленом тушу мусорщика и держась за его рог, Лускус начала втирать лысую голову в жижу помоев. От неожиданности он опешил, хлебнул из лужи. Потом, поняв, что же это такое произошло, лягнул ее. Она успела увернуться, но когти все же вспороли штанину и задели кожу на бедре. Она ударила наотмашь, разбитые очки полетели в кучу мусора. Окунула еще раз, с наслаждением следя за струйкой воздушных пузырьков, выскочивших из его разинутого рта. Мусорщик извивался, словно болотный червь, но сопротивлялся слабо. Навалившись всем телом, она макнула его для верности еще пару раз и опешила. Порожденец смеялся. Лускус секунду не двигалась, потом разжала сведенные на его глотке пальцы. Он вынырнул, закашлялся и засмеялся еще громче.

— Эй, не трясись-ка! — бодро взвизгнул он и небрежным движением отшвырнул ее в сторону. — Я с девочками не деруся. Я, типа потомственный джентельмен...

Недоумевая, она поднялась на ноги. Все ее предыдущие стычки с представителями мусорной братии неизменно заканчивались поломанными конечностями и кучей глубоких инфицированных ран, а этот просто сидел в луже, отряхивался и ржал с весьма довольным выражением на морде.

— Душенька ты моя! — пропел он, выудил из чавкнувшей жижи сбитую бейсболку и, поглядев на нее, снова заржал. — Тебя не застремало, что у нас разные весовые категории?

Лускус фыркнула и ничего не ответила. Из разбитого носа мусорщика текла струйка густой розоватой жидкости.

— Оки-доки, монстер... Отдам твое, — он вылез из лужи и зашмыгнул розовую соплю обратно, — правда с маленьким условьицем.

— Вот тварь наглая... — она чувствовала, что задыхается от ярости. — Где он?!!

ВасФас укоризненно закачал головой.

— Ну, никакого терпения...

— Терпения?!! — заорала она, острием переговорного уса пробивая плотную серную пробку в его ухе. — Долго ты еще, гондон рогатый, будешь мне башку морочить?!! Или ты сейчас же отдаешь мне парня, или будем биться по всем правилам! А уж там посмотрим, поможет ли тебе твоя гребаная весовая категория!..

— Оки-доки, — смиренно согласился мусорщик. — Иди, ищи.

Лускус оскалилась и сделала шаг в его сторону.

— Ой, сдаюсь, сдаюсь! — он машинально прикрыл голову руками и захихикал. — Там твой мальчег, кажися. Сначала налево, потом направо и вниз по склону, прямо до полянки...

Лускус нервно дернула головой.

— Да ты не торопись-ка... — начал было порожденец, но она отпихнула его в сторону и, сломя голову, помчалась вглубь Свалки.

Лускус приблизительно представляла, на какие извращения способны оголодавшие мусорщики, хотя так близко к сердцу Свалки никогда не бывала. Ей живо представилось, что именно в этот момент жалкие остатки знакомого рыжего "ежика" Инауро мрачно дожевывает какой-нибудь жуткий помойный урод. С трудом вскарабкавшись на гигантскую смердящую кучу и перескочив очередной ржавый бак, она сорвалась и кубарем скатилась на дно неглубокого овражка, в самом центре которого под раскидистой ивой стоял накрытый стол.

— Ой, Ласка! — чуть помятый, но живой Инауро расплылся в радостной улыбке и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

Она оттолкнула его и встала на ноги, принимая стандартную боевую стойку с зажатой между пальцев заточкой.

За столом сидела компания разодетых под огородные пугала порожденцев и таращилась на нее разноцветными глазами. Никаких явных признаков агрессии с их стороны она не заметила.

— "Ой, Ласка"!.. — оглядывая полтора десятка потенциальных противников, рявкнула она. — Ты что, идиот?! Сидишь тут и даже не рыпаешься, а я как дура должна тебя повсюду искать...

— Так ведь они же меня похитили... — сказал Инауро.

— А орать ты что, не умеешь?! — она снова толкнула его, да так, что он, попятившись, врезался спиной в стол.

Мусорщики тупо моргали и нападать явно не собирались. Некоторое время было так тихо, что слышалось, как тяжело дышит Лускус и жужжит муха, вляпавшаяся в варенье на блюдце. Потом сверху посыпались полусгнившие картонки.

— Слуште, ма-а-альчики, — осторожно цепляясь за торчащую из кучи арматуру, в овраг сполз ВасФас. — Вы, вероятно, обратили внимание на нашу очаровательную подлюу-у-ужку? Вы лучше сидите как мышки, она такая злюка...

Один из сидящих лязгнул челюстью. Кусок рафинада, зажатый до этого у него в зубах, раскололся и обсыпался на стол. Порожденец смущенно прикрыл пасть и потупился. Остальные укоризненно закачали головами и снова уставились на Лускус.

— Ты еще не знаешь, какая я на самом деле, — процедила она.

— Вот и приглашай таких в гости, — ВасФас состроил капризно-обиженную гримассу, — всех запугала, меня избила... чесслово. Ножиком вон хочет нас почикать... Но мы ведь на нее не обижаемся, да? — он ласково потрепал волосы Инауро и подмигнул Лускус. — Я очки, между прочим, типа не нашел. Как я теперь, слепой такой, без них-то?

— А ты наощупь, — отозвалась она.

— Хны... — мусорщик опять надул губы. — Вот почему всегда так? От души стараешься угодить типа дорогим гостям, а они почему-то только больше сердятся. Мы жертвы человеческого непонимания, — он театрально вытер подступившую слезу и снова повеселел. — Ну да я не гордый, садитесь пожалуйста, мадемуазель, — моментально приставив к столу запасную табуретку, он налил в сравнительно чистую чашку заварки. — Чем типа богаты. Печенюжку?..

Пару секунд никто не двигался. Только большая белая крыса сонно копошилась среди редких ивовых побегов, перетаскивая с места на место пустую консервную банку, и изредка нюхала воздух. Потом Инауро прошел на свое место и многозначительно округлил глаза. ВасФас еще раз призывно помахал пакетом с размокшим печеньем. Лускус демонстративно положила заточку на стол и села, внимательно разглядывая сборище порожденцев.

Вид у них был не столько жуткий, сколько идиотский, особенно в контрасте с фарфоровыми чашками, расписным самоваром, нарезанным батоном и многочисленными банками с засахарившимся вареньем.

Сидящий справа от нее мусорщик в помятом цилиндре шумно отхлебнул из чашки и рыгнул.

— Пардон, — печально сказал он. — Это наследственное.

Лускус придвинулась поближе к Инауро.

— А в честь чего весь это пир? — поинтересовалась она, незаметно пиная под столом его ногу.

— Да если б я знал, — тихо отозвался тот и сделал вид, что пьет из чашки.

Вокруг стола легкой трусцой наматывал круги гостеприимный ВасФас, то и дело подсовывая присутствующим тарелку с рубленым сахаром и открытую банку шпрот. Он беспрестанно вилял затянутым в короткие кожаные шорты задом и с упоением рассказывал про найденные на Свалке "шмотки, клевенькие картинки и прочие офигительные штуки", как если бы для присутствующих это было вопросом первостепенной важности. Впрочем, его компания слушала с искренним интересом.

— Мне кажется, надо валить отсюда, пока не поздно.

— Ну, они давно могли нажарить из меня котлет, однако этого ведь не случилось...

— Слушай, — разозлилась Лускус, — какого черта?! Эти твари смертельно опасны! Уж я-то знаю, поверь. Не могу же я тебя тащить насильно?!

— Да ладно... Они, конечно, уроды, но...

— Мусорщиков следует остерегаться в любом случае. Когда они голодные, то жрут все подряд, вплоть до дорожной грязи и помойных мух. А когда сытые и позитивные... — она мотнула головой в сторону описывающего круги ВасФаса, — да кто ж их знает... возьмут и, шутки ради, на голову насрут. Очень даже в их стиле.

Лускус и Инауро дружно оглянулись на компанию мусорщиков. К тому моменту все уже успели прослушать вводный курс лекций на тему грамотного накопительства и собирательства, и братья-близнецы в одинаковых капроновых колготках, натянутых поверх штанов, устроили выставку поделок из жеваной туалетной бумаги.

— Что-то мне все это напоминает, — задумчиво сказал Инауро. — Только не знаю что.

— Да какая разница. Ты лучше скажи мне, они все здесь или есть еще кто-то, на кого мы можем наткнуться по пути? Вон, смотри, там возле ивы вроде тропа...

— А ты не боишься, что они разозляться, если мы попытаемся сейчас уйти?

— А ты не боишься, что они скоро сожрут все, что есть на столе, и перекинутся на нас? Ты под стол заглядывал? Думаешь в этих краях водится какое-нибудь зверье с настолько человекообразными черепами?

"Комикс, — размышлял Инауро, по указанию Лускус пряча в рукав незаметно взятую со стола стальную вилку, — я попал в комикс. Нет, это даже сном быть не может, это хрень какая-то..."

— Мы не справимся со всеми...

— Разумеется, — отозвалась Лускус, она улыбалась. — Нас двое, их четырнадцать. Плюс те, о ком мы можем не знать. Оружия ноль. Заточка и вилка... — она фыркнула. — Драться с ними это уже на крайняк. Попытаемся так уйти.

— А может все-таки мирно..?

— Еще чайку? — рядом неожиданно материализовался ВасФас.

От него сильно пахло моющим средством, широкая пасть растянулась от уха до уха в самой дружественной из возможных улыбок, а между зубов торчал кусок рыбьего хвоста. Он косился на Инауро и прижимал к груди грязный заварочный чайник.

— Кар-кар... — он запнулся, откашлялся, — каркадэ! Очень вкусный чаек, розовенький, с цветочками и листиками, прямо сказка. Типа из стратегических запасов. Хранил как свадебный подарочек для невесты, ну да заради такого случая...

— Конечно! — отозвалась Лускус, подставляя свою чашку. — А кстати, что это вы такое отмечаете? Праздник какой-то? Просто неудобно как-то. Мы без угощения, без подарков... да еще так объявились...

ВасФас замер с открытым ртом, поливая ее руку чаем "из стратегических запасов", мусорщик в цилиндре громко икнул, кто-то выронил чашку. Чашка закатилась под стол.

— Ххы... — улыбка ВасФаса стала еще шире, он опомнился, отставил чайник и начал торопливо подтирать лужицу подолом платья сидящего неподалеку сородича. — Да нет, никакого особого повода нетути. Это мы так спонтанно организовались. Да, такие вот мы внезапные и непредсказуемые! Любим посидеть в такой вот погожий солнечный денек за праздничным типа столом на свежем воздухе! — он подозрительно зыркнул по сторонам, нагнулся и заговорил, понизив голос до таинственного шопота, — а всамделишная ситуация такая, что... что-то меняется...

— Угу, угу, — в унисон закивали мусорщики, страшно вращая глазами.

Лускус некоторое время соображала, потом развела руками.

— И?

— Ииии... — протянул порожденец и закрутился юлой. — И это вообще-то секрет.

— Боишься кто подслушает что ли?

ВасФас взвизгнул и убежал в дальний конец стола, где начал самозабвенно пожирать остатки шпрот.

— Васек, расскажи, да? — попросил один из мусорщиков, наряженный в рваное оранжевое платье, и зааплодировал.

— Им типа нельзя, — с авторитетным видом отозвался другой.

— Ну чо ж нельзя? — подключился третий. — Их это тоже типа каким-то боком...

Все дружно зашикали, а ВасФас даже запулил в него бутербродом с вареньем. Говорящий испуганно умолк.

— Что нас касается? Почему вы решили, что нас что-то касается? — заинтересовалась Лускус.

Белая крыса под ивой загрохотала консервной банкой, вращая ее в лапах и протыкая в донышке аккуратные симметричные дырочки зубами. Все как один уставились на крысу.

— Вот видишь, видишь?! — завопил ВасФас, обращаясь неизвестно к кому.

— Бздишь! — в унисон ему взвыл порожденец в оранжевом платье и вскочил со своего места.

— Пора, — шепнула Лускус и осторожно сместилась к краю стола, потуже затягивая лямки на рюкзаке.

— Да, я мелкий бздунишка! — орал ВасФас, брызжа слюной. — А кто тут не мелкий бздунишка?! Ты не бздунишка? — он ткнул перепачканным в масле пальцем в одетого в платье сородича. — Или ты не бздунишка? — указал он на другого и трагически воздел руки в небо. — Да все мы тут поносные засранцы! А говорить им не... — выпучив глаза, он уставился на место, где только что сидела Лускус.

Ни ее, ни Инауро за столом уже не было, только на табуретке Лускус лежал большой кусок сырокопченой колбасы. Некоторое время порожденцы не двигались, потом у кого-то из них громко забурчало в кишках и словно по сигналу, завизжав, все разом прыгнули — подминая друг друга, отрывая кружевные рукавчики, раздирая колготки и ломая каблуки, выбивая зубы, выдавливая стекла из очков и глаза из глазниц. Кому-то пустили кровь. Мусорщик в оранжевом платье, урча, грыз руку интеллегентного мусорщика в цилиндре и пытался добраться до колбасы, которую тот, отбиваясь от повисших на нем сородичей, держал над головой. ВасФас катался по земле, борясь с обоими братьями-близнецами, пытающимися подняться на ноги. Один из братьев изловчился и стянул с него шорты, после чего ВасФас сдался. На землю сыпалась битая посуда, упал, окатив двоих мусорщиков кипятком, расписной самовар, белая крыса, взяв в зубы свою банку, поспешила ретироваться в нору между ивовых корней. Об ушедших уже никто не вспоминал.

— Может все-таки надо было дослушать, о чем шла речь? — спросил Инауро, когда Свалка осталась позади.

— Ага, — хмыкнула Лускус. — Ты такой умный, что просто ужас.

— А что?

— Да ничего. Очень нам нужна информация от порожденцев...

В Город возвращаться было нельзя, а потому, завидев впереди заросли колючего кустарника, покрытого крупными белыми цветами, она, не раздумывая, направилась туда.

— Сейчас объясню. Дело в том, что в Зоне есть три вида существ. Путники, то есть такие как ты, перерожденцы или такие как я, и порожденцы. Те, кого произвела на свет сама Зона. Мы настоящие, мы мыслим и действуем сами и Зона не может на нас влиять... Ну разве что только в физическом плане. Типа трансформировать тело, ставить условия, заводить в ловушки, натравливать всяких уродов... Мышление же наше, желания, устремления, эмоции и прочее не в ее власти. А порожденцы это как бы часть Зоны и не факт, что они мыслят самостоятельно, не под диктовку. Понимаешь?

— Относительно.

Солнце уже стояло в зените и с каждой минутой припекало все сильней. Лускус вытерла вспотевший лоб и закатала рукава, перебросив рюкзак за одно плечо.

— Ну, короче, мы приходим сюда извне. Уже такими, какие есть. Порожденцы же здесь рождаются. И сознание их напрямую связано с сознанием Зоны. Они почти не учатся на собственном опыте, опыт у них один на всех. У них как бы единая программа, правда с небольшими отступлениями, зависящими от места проживания и, разумеется, рода. Так мусорщики обитают только на свалках около цветных городов и их способ мышления складывается на основе основных законов жизни на помойке. Они, конечно, могут охотиться и развлекаться, однако смысл их жизни заключен именно в собирательстве и утилизации отходов. Они не могут пойти против природы. Также и с прочими.

— Угу, понятно. Только что же все-таки не так с информацией от них?

Они уже дошли до цветущего кустарника и Лускус остановилась, чтобы передохнуть в его тени. Она долго цедила добытый в Городе фруктовый кефир, потом сплюнула и покачала головой.

— Кошмар, — сказала она. — Кому я только что рассказывала про связь порожденцев с Зоной?

Инауро хмыкнул и забрал у нее кефир.

— То есть ты хочешь сказать, что любая информация, которую подгружает в мозги мусорщикам Зона, может быть для нас опасна? Так что ли?

— Ну, необязательно опасна. Она может быть еще бесполезной. Или бессмысленной. Или намеренно неверной. Типа как дезинформация с какой-нибудь нехорошей целью, например завести нас в ловушку, запутать, разделить и так далее. Кстати, о чем вы вообще говорили, пока я не появилась?

— Да ни о чем особо...

— А конкретней?

— Ну, со мной они мало разговаривали. ВасФас только спросил, когда я с тобой встретился и не встречал ли еще кого-нибудь до этого, вот и все.

— И что ты ему ответил?

— А что я мог ему ответить? Меня сонного засунули в мешок, приволокли в какое-то вонючее место, вокруг рогатые уроды, разодетые как пидоры... Послал его куда подальше и все.

Лускус кивнула. "Похоже парень не совсем идиот", — подумала она.

— А еще они между собой вовсю обсуждали какую-то башню, которая вроде как появлялась в сумерки и сразу же исчезла. Я не стал расспрашивать.

— Башню?! Они обсуждали башню?! Они так и назвали ее — "башня"? Или как-то иначе?

Инауро допил кефир и отдал бутылку Лускус.

— Да не знаю я. Что-то вроде "стеклянная башня", а может "зеркальная"...

Лускус убрала бутылку из-под кефира в рюкзак и зашагала вперед, не говоря больше ни слова. Инауро чуть помедлил, потом нагнал ее и пошел рядом.

Продравшись сквозь заросли колючего кустарника, они вышли на узкую, заросшую сорняком тропу. Местность напоминала запущенный сад. Метрах в двадцати от тропы был бурелом разросшихся фруктовых деревьев, огороженных покосившейся витой изгородью, на земле валялись переспелые яблоки и груши. Инауро хотел было собрать немного, однако Лускус знаком показала ему не останавливаться. Ей было явно жарко в свитере, но снимать его, по-видимому, она не собиралась. Она мрачно потела и то и дело раздраженно отводила от лица налипшие волосы.

Они шли уже минут двадцать, тропинка петляла то вправо, то влево, и Инауро начал догадываться, что проводник не знает, куда именно они идут, а потому не пытается хоть как-то срезать путь.

— Слушай, а чего мы вообще не вернулись в Город? Могли бы пойти попозже, когда жара спадет...

— Не могли бы, — глухо отозвалась Лускус.

— Что? Почему?

— Потому. Ищи давай воду, здесь где-то должна проходить такая тонкая труба для орошения...

— А, так ты воду ищешь? В Городе этих труб было...

— Слушай! — Лускус остановилась, вид у нее был крайне недовольный. — В Город мы вернуться не можем и точка. Потому что мы оттуда ушли. А возвращаться, откуда уже ушли, нельзя, понял?

— Почему?

Она не ответила. Просто отвернулась и пошла дальше. Инауро пожал плечами.

"Только что все было нормально, — подумал он. — Я что, опять напортачил где? Или сказал что не так? А что я мог такого сказать-то?.."

Он на ходу сорвал с куста цветок и понюхал. Удивительно, даже запахи в этом месте жили собственной жизнью. В воздухе, когда они только подходили к саду, растекался тончайший цветочный аромат... Сами же соцветия не пахли ничем. Вообще ничем. Словно цветок был ненастоящий, скрученный из обрезков шелковой ткани и скрепленный у основания цветной проволокой. У него не было тычинок и пыльцы, а пестик напоминал пластмассовый шарик с выдавленным углублением посередине. Так красиво и так бессмысленно...

"А вообще, — подумал он, — если сам этот мир такой живой и разумный, как утверждает Ласка, то к чему тогда все эти сложные процессы вроде опыления? Зачем цветам, которым не нужно опыление, пахнуть? Может здесь все образовывается само собой? Хлобысь — и яблоки выросли на голой ветке, хлобысь — и окно открылось в глухой стене, хлобысь — и целый человек возник из неоткуда... Уже готовенький, с телом, разумом и жизненным опытом... Почему бы и нет?"

— Стой! Нет, тихо!

— Что? — от неожиданности он споткнулся, выронил цветок и чуть не подвернул ногу.

— Пойдем быстрее, а? — она схватила его за руку и потащила за собой в самые заросли.

Инауро еле успевал отмахиваться от колючих веток и чувствовал, как саднят на лице и руках тонкие царапины, но Лускус словно бы этого не замечала.

— А что случилось-то? — шопотом спросил он, когда она вдруг резко остановилась и присела.

— Видишь, — она указала куда-то влево, — да не высовывайся, сядь! Да вон же, стекла на солнце сверкают... Чертовски плохой знак.

Приглядевшись, он заметил в сплетении веток фруктовых деревьев фрагмент стены большой теплицы. Внутри нее ходили какие-то люди, было похоже, что они собирают урожай.

— Плохой знак? — переспросил он.

— Ага... Теперь пошли, но очень быстро и тихо, — сама она двигалась словно дикий зверь, пригнувшись, чуть ссутулившись, плавно, пружинисто и абсолютно бесшумно.

Солнце нестерпимо жарило в спину сквозь редкие ветви кустарника, Инауро на ходу снял куртку, повязал за рукава вокруг пояса.

— Лу! Эй, Лу! — зашипел он. — А кого мне хоть опасаться?

Она знаком приказала остановиться, некоторое время к чему-то прислушивалась, потом махнула и побежала. Инауро показалось это забавным — словно бы она просто-напросто морочила ему голову, пытаясь запугать. Он, конечно, тоже побежал, однако без особого энтузиазма.

Справа ухнуло и растеклось в пространстве гулкими мелодичными улюлюканьями. Словно бы мимо проплывала стая дельфинов-касаток.

— Быстрее! — крикнула Лускус. — Не бойся, просто беги!

— А я и не...

"А я и не боюсь", — хотел сказать он, но не сказал.

Страшно ему стало, причем настолько, что вспотели ладони и начали заплетаться ноги, словно он бежал по воде. Без каких-либо видимых причин и совершенно неожиданно накатила бессознательная паника, когда напрочь отключается разум и работают одни инстинкты. В глазах потемнело. Звуки, мягко накатывающие со всех сторон, были нежными, волшебными — чарующе-прекрасными, но в то же время именно они пугали сильней всего.

Инауро не видел приближающихся существ, от их движения не качались ветви, не шевелилась трава.

Он ощущал их физически. Он чувствовал, как они с каждой секундой все ближе.

— Не успеем... Давай сюда!

Они вбежали на пригорок, поросший высокой травой, отдаленно напоминающей гипертрофированный подорожник.

— Это тэнгли, — будничным голосом пояснила Лускус и неожиданно остановилась, так что он чуть было не налетел на нее, — видимо нанесло в Город южным ветром. Раньше их тут не было, — она начала рвать длинные толстые стебли с упругими продолговатыми соцветиями наверху и собирать в некое подобие букета.— Листья не рви, — пояснила она, — листья бесполезны.

Улюлюканья приближались, они уже окружили их со всех сторон, но нападающих по-прежнему видно не было. Инауро, пятясь следом за Лускус, судорожно рвал стебли. Это было не так просто — они больше мялись, нежели ломались, потому приходилось выдирать пучки травы с корнем, потом обрывать корневище с листьями. Невзрачные соцветия пачкались коричневатой пыльцой. Кустарник то и дело цеплялся за куртку, царапал руки.

— Вообще, когда-то давно, — начала рассказывать Лускус, знаками показывая куда идти, — тэнгли были абсолютно безобидными существами... Нет, чувствую, надо еще длиннее рвать, — она казалась абсолютно спокойной, словно планировала сплести венок вместо того, чтобы воевать против каких-то неведомых монстров. — Ты, знаешь что? Ориентируйся на собственные ощущения, тэнгли надо держать на определенном расстоянии от себя и трава, с которой они связаны, в этом отчасти помогает. Ты отмахивайся-отмахивайся!

— Но я никого не вижу! — взмолился Инауро, ему было душно, жарко и тошно, мир вокруг словно бы померк, хотелось упасть, свернуться клубочком и лежать, закрыв голову руками.

Слева была еще одна теплица. Людей внутри он не видел. Узкая кочковатая тропинка, с которой они сошли, проходила совсем рядом, огибая стеклянную стену теплицы. Борясь с нестерпимым желанием бросить все и спрятаться там, Инауро передвигался след-в-след за Лускус и старался не смотреть по сторонам. Открытое пространство вдруг начало казаться враждебным и смертельно опасным. Оно подавляло, оно норовило разорвать на куски и поглотить с потрохами. Еле успевая на ходу срывать стебли сорняка, Инауро перекладывал получившиеся букеты из одной руки в другую. Казалось, от этого что-то зависит. Словно бы между количеством стеблей в правой руке и количеством в левой должен был образоваться своего рода баланс — если где-то было меньше, начинало казаться, что с этой стороны он гол, незащищен.

— Тэнгли, — как ни в чем ни бывало продолжала Лускус, обмахиваясь собранными стеблями, — плохи тем, что каким-то хитрым образом научились деморализовывать противника. Нет, ты не подумай, что они попугают немного и отстанут. Конечно, у них наверняка есть гнезда поблизости, однако не в этом дело. Они не просто отгоняют от кладки, теперь они умеют охотиться. Если не рвать траву, в итоге тебя так загоняют... во-во, чувствуешь?! Как мурашки побежали! Короче, они могут загонять до такой степени, что ты намочишь штанишки и будешь сидеть под кустом, плакать и сосать пальчик. После чего не факт, что оклемаешься. Не знаю, как у них так получается. То ли они телепатически ужас внушают, то ли еще что. Ну да неважно. Главное, рвать траву. Если чувствуешь, что не защищает, рви еще больше и желательно от самого корневища, чтобы было подлиннее. Вообще, в идеале держать их на расстоянии метров трех от себя...

— Слушай, а может спрячемся? — Инауро кивнул на стену теплицы и сам поразился, какой у него слабый дрожащий голос.

Лускус поглядела на него, на теплицу и ничего не ответила.

— Ну, там спрячемся... внутри, — пояснил он, полагая, что она не расслышала, — там никого нет, можно пересидеть. И эти твари, если закрыть двери, наверняка не пролезут...

— Ты что, идиот? — Лускус смотрела на него безумными круглыми глазами и на автомате мела вокруг себя воздух.

— Опять "идиот"? Ну почему опять "идиот"? Я просто предложил...

— Ты просто дыши ровнее и думай о чем-нибудь отвлекающем, ну хотя бы считай от одного до десяти, и обратно. Уже будет не так хреново. Да и к тому же скоро все закончится, главное добраться вон до той просеки, видишь?

Инауро судорожно вздохнул и покрепче сжал челюсти. До просеки было метров тридцать, а там заросли кустарника резко заканчивались и сквозь спутанные ветви виднелся кусок противоестесственно-лилового неба.

ГN3.

— Следует объяснить тебе кое-что, чтобы ты в следующий раз не задавал всяких тупых вопросов, — Лускус лежала на животе и, перегнувшись через острые зазубрины выщербленного асфальта, изучала предстоящий спуск. — Когда я говорю "ловушка", я не имею ввиду яму с кольями, присыпанную сверху травой. Ловушка в Зоне это, как правило, довольно симпатичное место, куда заходишь и выйти уже не можешь. По-крайней мере без посторонней помощи. Ловушки часто располагаются рядом с опасными районами и выглядят довольно привлекательно. Если ты на сто процентов не уверен в безопасности того или иного места, не суйся туда...

Она поднялась и отерла вспотевший лоб.

— Э, ты меня вообще слушаешь?

Потрясенно озираясь, Инауро стоял на краю обрыва и, щурясь от яркого полуденного солнца, вглядывался в расстилающуюся впереди лучезарную пустошь. Прямо за Городом расположились Дюны. Высокое небо, отражаясь в прозрачных ветвях сбившихся в низине карликовых деревьев, переливалось всеми возможными оттенками от сочно-голубого с прорехами холодной глубоководной зелени до пунцово-лилового, а белые песчаные холмы завивались немыслимыми узорами, которые постоянно перетекали, меняя общий вид Дюн. Местный пейзаж был на удивление красив, а потому Лускус довольно спокойно восприняла реакцию подопечного. Разве что иронично скривилась.

— Обманчивая красота, — заметила она, за кончик вытягивая из рюкзака толстую пятидесятиметровую веревку с узлами.

— Странно, — Инауро оглянулся на оставшийся позади Город. — А почему так... там небо обычное, а здесь как полярное сияние?

— Я не знаю, что такое "полярное сияние". Дай мне, пожалуйста, вон тот камень.

— Ну, настоящее полярное сияние я и сам, по-моему, никогда не видел, но это что-то типа радужных разводов, как если капнуть в воду бензина. Только в небе.

— Круто. Здесь такое на каждом шагу.

Инауро тяжело вздохнул и замолчал.

Поданный им камень Лускус использовала в качестве грузила, старательно обвязала ближайший колючий куст и спустила с обрыва оба свободных конца веревки.

— Я иду первой, — заявила она.

— Да я, вообще-то, и не рвался, — Инауро сидел на корточках у самого края и с недоверием разглядывал нехитрое скалолазное снаряжение. — А тебе не кажется, что это как-то... — он кивнул на узел, затянутый у самого ствола, — ну... Может мы поищем обходной путь?

Лускус фыркнула и присела рядом с ним на корточки.

— Так, маленькая лекция на тему "почему я должен доверять своему проводнику". Ты живешь здесь вторые сутки. По-сути, ты еще не являешься никем. Ты уже успел попасть в передрягу, а ведь основное приключение даже не началось. Ты привязан ко мне и я за тебя отвечаю. Я живу здесь с шести лет и эта ходка для меня уже тридцать третья. По-моему, не хило. Каков из этого вывод? Верно. Ты должен доверять мне просто потому, что я более опытная.

— Ладно-ладно, молчу.

— Правильно. Молчи. А я тебе для начала вкратце обрисую ситуацию, — она загнула указательный палец. — Во-первых, мы только что стартанули. А это значит, все становится во много раз опаснее. Если до этого ты мог погибнуть по нелепой случайности, то теперь на тебя начали охотиться. Во-вторых, мы должны преодолеть этот участок пути благополучно, без каких-либо потерь, что совсем непросто, — она заметила некоторую долю иронии в его взгляде и разозлилась. — Я не пытаюсь тебя напугать, я говорю чистую правду. И ты долбанутый придурок, если мне не веришь. Лучше сразу здесь от всего отказаться и разойтись в разные стороны, я не хочу нести ответственность за дурака, который думает, что все это игрушечки...

Инауро хотел было вновь пошутить, но, подняв на нее взгляд, передумал. Он почувствовал как вдоль спины пробежал холодок. Сперва он было подумал, что тэнгли догнали их и снова окружают, но характерных звуков слышно не было, да и Лускус выглядела скорее сердитой, нежели настороженной.

Что-то было не так. Он часто задышал и побледнел. В голове помутилось, а из глубины сознания словно бы поднялась гигантская ледяная волна. Она схватила его и завертела как щепку. Его оглушило — враз исчезли все звуки, померкли краски. Окружающий мир пошел рябью и, скрутившись в тугую спираль, ухнул в бездну. Инауро почувствовал, что его засасывает следом. Окружившая пустота была живой — она давила и подминала, она была восхитительна и ужасна одновременно. Сквозь нее проступало лишь странно искаженное, еле видимое лицо Лускус, у нее быстро шевелились губы. Глядя в ее светящиеся изнутри янтарные глаза, Инауро не слышал ни слова. Все перекрывала тяжелая пульсация, от которой вибрировали внутренности. В висках застучало. Он с силой сцепил побелевшие пальцы и потряс головой, силясь сбросить наваждение, но оно не отпускало. Он начал считать до десяти, как делал до этого, обороняясь от воздействия тэнгли, но что-то случилось с его мышлением и он начал путаться в простых цифрах. Даже сквозь опущенные веки он видел, как его тело стремительно вбуравливается в клубящуюся слоистую мглу, скользит все ниже и ниже. Притупившийся было панический ужас вернулся с утроившейся силой. Происходящее ничем не напоминало затянувшийся сумасшедший сон, как ему казалось еще десять минут назад. Тьма бушевала, словно штормящий океан, бурлила такой свирепой яростью, что она захватывала и Инауро, заставляя его содрогаться в унисон наполняющей бесконечность тяжелой пульсации.

Его мотнуло в сторону, он с шумом втянул воздух и уперся руками в разогретый на солнце асфальт. В эту секунду он понял, что ждет его дальше. Он понял — еще секунда и его разотрет в порошок, перемолет, переварит. Отчаянно пытаясь остановить свое падение, он засипел и взмахнул руками. В то же мгновение на неизмеримой глубине что-то тяжело грохнуло, сверкнуло ослепительно-белым, и тьма распалась на длинные седые ленты.

Проступивший пейзаж постепенно наливался нестерпимо ярким многоцветьем.

— Ласка, — вмиг осипший голос Инауро дрогнул. — Я все понял, Ласка...

Она осеклась. Надувшийся внутри воздушный шар злости лопнул, не оставив и следа. В глазах подопечного читалось отчаяние и жуткий страх — даже больший, чем в момент встречи, больший чем под мороком тэнгли. Она почувствовала себя виноватой. Уж кто-кто, а она не должна его отталкивать, ему сейчас и так плохо, ему страшно, он барахтается посреди огромного враждебного пространства и даже ухватиться не за что. Лускус помнила, что когда-то давным-давно испытывала то же самое. Но тогда рядом не было ни души...

— Ладно, не переживай ты так, — смущенно сказала она. — Мы справимся. Со всем справимся. Я тебе обещаю.

— Ласка... — он осекся.

— Что?

— Я рад, что ты рядом... — радужки его глаз поблекли, приобретя тусклую серость сумерек, лишь вокруг зрачка сохранилась тонкая каемка знакомой зелени.

Лускус почувствовала, как свело челюсти — словно она разжевала целый лимон. Только сейчас она заметила, что от подопечного идет такая мощная волна энергии, что даже воздух вокруг кажется наэлектризованным. Она открыла и закрыла рот. Не могло быть и тени сомнения — Зона только что одарила его одним из своих знаний. Чистых знаний. Жутких знаний. Связалась напрямую.

"Черт. Проворонила... — Лускус растерялась и разом забыла, что в таких случаях следует делать по инструкции. — Но почему так рано? Он еще не готов... Она ведь убъет его!..."

— Слушай, я тоже рада, что мы вместе, — опомнившись, она засуетилась, полезла в рюкзак, откопала на самом его дне маленький бумажный сверток, принялась торопливо разматывать бечевку. — Ты только сознания не теряй, окей? Смотри на меня, не закрывай глаза. Сейчас все нормализуется, такое бывает...

Инауро был смертельно бледным, тяжело дышал, но взгляд его постепенно теплел, мертвенная серость радужки рассасывалась, наливаясь цветом.

— Сейчас, сейчас. У меня тут есть кое-что. Должно помочь, — она подползла к нему и, придерживая за плечо, начала пихать в рот небольшой кусок поседевшего от старости шоколада. — Возьми, сьешь. Это поможет, не бойся.

Он послушно разжевал шоколад одеревеневшими челюстями, проглотил.

— Сейчас, сейчас. Сейчас все нормализуется. Ты что-то понял, да? Почувствовал? — продолжала говорить Лускус, заглядывая ему в глаза. — Это бывает. У тебя правда это рановато случилось, но все же хорошо, что случилось. Рано или поздно.

— Я в порядке... Просто наверное не выспался. Да и не ел толком ничего, — он слабо заулыбался и вытер покрывшийся испариной лоб.

Лускус еще раз внимательно его осмотрела и отползла в сторону, доедая оставшийся шоколад.

— Тьфу, блин. Никогда так больше не делай, у меня и без того нервы ни к черту.

Пока подопечный приходил в норму после очередного потрясения, она добралась до трубы оросительной системы сада, расковыряла трухлявую поверхность заточкой и набрала в бутылку из-под кефира воды. Жидкость слегка отдавала привкусом ржавчины, но в общем-то пить ее было можно.

— Знаешь, я расскажу тебе одну короткую историю... — ботинки стояли рядом, Инауро сосредоточенно грыз брикет сухой вермишели, высоко в небе со стороны Города текли пышные кучевые облака и бесследно таяли, едва достигнув границы Дюн. — Историю о маленькой девочке. Я прочитала ее в какой-то книжке... не помню названия... Девочка эта, погнавшись за иллюзией, упала в бездонную яму и пролетела мир насквозь, после чего оказалась где-то с изнанки. Там был абсолютно безумный мир и жили в нем безумные существа. Одни хотели ее запугать, другие убить, третьи просто морочили голову своими бредовыми идеями. И девочка сперва решила, что и она сама теперь шиворот-навыворот и чуть не свихнулась от этого.

— Ага, знакомая ситуация, — согласился подопечный.

— Но потом девочку все вконец достало и она сильно-сильно захотела покинуть этот гребаный мир, полный злобных уродов и всяких нелепых законов, — Лускус вздохнула. — Но она не знала, как это сделать. И подсказать ей было некому. А потом она просто взяла и проснулась. У себя дома. В том самом месте, откуда убежала вслед за иллюзией...

Инауро хмыкнул. Она пару минут молчала.

— Мне почему-то кажется, что автор этой истории просто не придумал ничего лучше, чем объяснить все банальным сновидением, и потому быстренько подвел итог. Типа пошутили и хватит. На самом же деле девочка прошла через смерть. Физическую и духовную. Сначало умерло ее человеческое тело, а потом умер человеческий разум, и она стала чем-то иным. Чем-то быть может даже более настоящим, чем была до этого. Поскольку девочка переродилась. И в процессе перерождения узнала такие тайны, которые материя человеческого мира выдержать попросту не может, она отторгнет их, как иммунная система вирус. Заодно с носителем. А потому попав в конце домой, девочка на самом деле домой не вернулась. Она пошла дальше, выше. Просто то место, где она оказалась после изнанки мира, былоочень похоже на ее дом. Дом, который остался где-то позади...

— Странная теория, — чуть помедлив, сказал Инауро. — Я правда не все понял, но звучит увлекательно.

— Ну вот, а ты еще говоришь, что не идиот, — улыбнулась Лускус.

Вообще она была рада, что он, в силу своей неосведомленности, не поддержал ее мрачных теоретизирований. Лускус слишком близко воспринимала историю о девочке, попавшей на изнанку мира, чтобы спокойно воспринимать чужие догадки, построенные на основе ее собственных. Она посмотрела на подопечного. Тот, казалось, задумался.

— Ну ладно, нам особо рассиживаться некогда, — сказала она и поднялась на ноги. — Полагаю, ты уже оклемался? Вставай. Пора двигать.

Высоко над головой пролетела большая черная птица. Безмолвно и мягко упала где-то в песках.

— А ты всерьез это говорила? — вдруг спросил Инауро.

— Что именно?

— Ну, про дом, который остался позади и появился впереди...

Она неспеша зашнуровала ботинки, завязала рюкзак и подошла к краю обрыва.

— Да. Всерьез.

Двадцатиметровая высота не казалась серьезным препятствием, однако это могло оказаться лишь видимостью. Обернув веревкой руку, Лускус еще раз внимательно оглядела местность, оттолкнулась от края и, упираясь в выступы ногами, начала спускаться. Коснувшись подошвами песка, она снова огляделась, проверила плотность почвы и только потом подергала за веревку.

— Уже можно? — закричал сверху подопечный.

— Не можно, а нужно. Лезь давай. И побыстрее, — она подняла с земли сброшенный им рюкзак и нехотя перекинула его за спину. — На границе между этапами не следует задерживаться, тем более по-отдельности...

Солнце давно перевалило зенит и воздух Дюн начал звенеть от нестерпимого жара. Глухая черная водолазка, выменянная когда-то у случайно встреченной изыскательницы, дополняла эффект. Лускус завернула воротник и еще выше засучила рукава, но легче не стало. Последняя майка сгинула в предыдущую проводку. После встречи с тонконогими из Красного Города от нее остались лишь лохмотья — пришлось выбросить. Если б рядом не было подопечного, она бы, не раздумывая, разделась догола.

Вытащив из рюкзака бутылку с водой, она с неудовольствием пощупала нагревшийся пластик, отхлебнула, прополоскала пересохший рот. Сверху посыпались комья ссохшейся бурой глины. Чуть придерживая край веревки, Лускус отошла в сторону, освобождая Инауро место и почувствовала, как песок пополз под подошвами. Секунда — и Дюны плотно обхватили ее до колен. Она удивленно ойкнула и закачалась словно маятник, пытаясь освободиться.

— Что случилось? — сверху свесился подопечный.

— Все нормально, — отозвалась она, силясь вытащить из песка правую ногу. — Ничего... ничего страшного. Ерунда. Сейчас разберусь. А ты пока оставайся на месте.

Несмотря на сказанное, она почувствовала, как моментально участился пульс — песчаная трясина появилась мало того, что весьма некстати, так еще и совершенно неожиданно. Лускус могла поклясться, что минуту назад ее здесь не было.

"Новости экрана..." — она дернулась сильнее, но не удержалась, села и моментально провалилась по пояс.

В голове зашипело и щелкнуло, словно в испорченной рации.

Параграф третий, пункт второй — проводник не должен подвергать подопечного опасности, за исключением тех случаев, когда этого нельзя избежать или же если опасность целиком и полностью контролируется проводником и используется в качестве обучающего тренинга.

Лускус витиевато выругалась.

— Может все же помочь? — заволновался Инауро.

— Оставайся на месте! — разозлилась она, тщетно цепляясь пальцами за ползущий песок.

Ноги выкручивало, на живот давило так, что дышать становилось все тяжелее. Она скинула со спины рюкзак.

— Давай руку, — упираясь ногами в глинистую почву обрыва, Инауро висел в полутора метрах над ней.

Глина под его подошвами ползла, оголяя переплетения древесных корней и проржавевший остов старинного водопровода.

— Сказала же, не спускайся!

— Давай сюда руку.

— Да сама я! Отвали!

— Вот упрямица-то, блин... — он разжал пальцы и спрыгнул на песок.

— Стой! — запоздало заорала она. — Сейчас же лезь обратно! Ч-ч-черт...

— Уродство, — заметил Инауро, глядя на погрузившиеся по колено ноги, ему стало смешно.

— Зачем ты отпустил веревку, болван?! Это же явная подстава. Мне уже не выбраться, а теперь и ты сдохнешь. Идиот... Какой идиот!

— Ну чего ты меня все время обзываешь? Я же просто пытаюсь помочь...

— Да на кой черт эта твоя помощь нужна?! — вызверилась Лускус. — Я просто сдохну и все начнется с начала, а ты, если сдохнешь, то не факт, что... Тьфу. Противно.

— Если я сдохну, что тогда?

— Обопрись на рюкзак, попытайся распределить на него тяжесть тела, может быть сумеешь выбраться.

— Если я сдохну, что тогда? — упрямо повторил Инауро.

Она со злостью швырнула в него рюкзаком. Он уклонился, рюкзак отлетел и плюхнулся неподалеку. Лускус взвыла.

— Если ты сдохнешь, кретин, то станешь таким как я! И это в лучшем случае! Ты мертвяк, понимаешь?! У тебя только два пути — отправиться на корм порожденцам или заключить договор с Зоной. И все это очень и очень плохо. О-о-о, черт побери, какая подстава!..

— Ага, — насмешливо сощурившись, сказал Инауро. — Теперь ты уже не говоришь, что "такое бывает" и что это "ерунда"?

— Ну не говорю! Доволен?!

— Ну, перспектива быть заживо погребенным не из приятных. Да и договор заключать, раз это так погано... Знаешь, я не совсем уверен в том, что наверху ты прочитала мне правильную лекцию.

Лускус с трудом выдернула левую руку и швырнула в него горстью песка. Он опять увернулся.

— Ну что? Мне светит какой-то предсмертный инструктаж?

— Да подожди ты! Дай подумать!..

— Время идет...

— Заткнись!

Вторую руку вытащить не удавалось. Внизу, на глубине началось непонятное движение. Она чувствовала, что ее ноги словно бы кто-то трогает, легонько покалывая тонкими иголками сквозь штаны.

— И часто здесь встречаются зыбучие пески? — спросил Инауро.

— Какие "пески"?.. Не знаю! — огрызнулась Лускус и наморщилась, почувствовав довольно болезненный укол под колено.

— Угу, здорово.

Его хладнокровие начинало бесить.

— Это все из-за тебя!

— Из-за меня?

— Ну кто просил тебя лезть следом?!.

— Опять я во всем виноват. А между прочим это ты сказала, что я должен тебя во всем слушаться...

— Ну так и надо было слушаться!

— Ты сказала "лезь", я полез. Впрочем, быть может это даже к лучшему? Может быть таким образом я наконец-то проснусь... как та девочка из истории...

— Черт... Ты не проснешься... ты умрешь, болван! — она уже чувствовала, как замедляется сердцебиение, а в сознании беззвучно разворачивается сияющий ядовито-лимонный узор прохода.

Допуск на новую жизнь — даже без предварительного запроса. Словно ее гибель была заранее предрешена.

В одну из прошлых жизней Лускус столкнулась с "синдромом тотальной невезучести" и теперь боялась повтора тогдашних событий как огня.

Подопечному было всего десять лет отроду и проник он на территорию Зоны сознательно и добровольно — в какой-то момент усилием воли переключился на уровень выше и ушел из мира людей, покинув отмершее тело. Он даже помнил причину принятия такого решения, что было показателем огромного энергетического потенциала. Мало того, мальчишка оказался на редкость послушным, но и рассудительным — он куда лучше Лускус просчитывал вероятностное развитие ситуации, не нервничал и ничего не пугался. Проблема заключалась в том, что мальчишка был катастрофически невезучим.

Рядом с ним Лускус ощущала себя как на раскаленной сковороде. Вокруг постоянно что-то случалось, причем эпицентром неприятностей был именно ее подопечный. Впрочем, с ним самим ничего особенного не происходило — все шишки валились на голову Лускус и прочих, кто так или иначе попадал в радиус действия "невезучести" мальчишки. В какой-то момент она даже пожалела, что вообще взялась за это дело, хотя за его проводку давали куда больше баллов, чем за всех ее прошлых подопечных вместе взятых. Этот мальчишка словно бы заражал пространство вокруг себя болезнью, от которой начинали страдать окружающие — поскальзываясь, они неизбежно падали в кипяток, роняли на себя тяжести, обрушивали здания и так далее и тому подобное. Лускус провела рядом всего полторы недели и успела обвариться, лишиться пальца, выбить четыре зуба, сломать ногу и несколько ребер, причем исключительно из-за редкостно неудачного стечения обстоятельств.

Несмотря на обилие проблем, они в итоге все-таки добрались до Зеркальной Башни и мальчишка прошел Врата. Лускус уже собиралась в обратный путь, но спустя полчаса пацан вернулся. Он передумал предпринимать попытку выхода за Предел, мысленно связался с сознанием Зоны и заключил договор, по которому при жизни отдавал той всю свою жизненную энергию в обмен на фактически безраздельное могущество над материей. Конечно же, на такой вызов Зона не могла не откликнуться — спустя доли секунды она явилась самолично, заставив Лускус в панике бежать.

Так она и не узнала, что же сталось с тем мальчишкой, но с тех пор начала избегать брать подопечных, рядом с которыми ее постоянно подстерегали всевозможные неприятности. Ведь так называемые "случайности" всегда являлись результатом определенной закономерности, а так как все решало сознание Зоны, то и закономерности эти происходили исключительно с ее подачи.

Сквозь все более отчетливо проступающие хищные фракталы прохода, она видела барахтающегося неподалеку Инауро. Вид у того был задумчивый, почти отрешенный. Возможно на него тоже подействовал яд неведомых подземных существ, глушащий органы чувств. А возможно, он мысленно готовился к смерти. Лускус хотела было объяснить ему правила заключения договора на перерождение — хотя бы самые основные — но быстро поняла, что не способна даже на такую мелочь. Она была не просто обездвижена, ее лишили воли, отсекли дух от тела. Она чувствовала как винтом скручивает ноги, слышала хруст выворачиваемого позвоночника, но все это происходило словно бы не с ней. Нестерпимо хотелось спать, хотя мозг работал в прежнем режиме.

"Может быть это и к лучшему? — думала она. — Может быть парню изначально предначертано сгинуть на первом же этапе и стать изыскателем? Может быть Зона запланировала так с самого начала? Может быть между Зоной и Инауро уже налажена своего рода связь, просто он этого еще не понял?.."

Когда подопечный рассказал о диалоге мусорщиков, в котором упоминалась Зеркальная Башня, внезапно материализовавшаяся посреди Белого Города, Лускус сперва не поверила, что такое вообще возможно. Она знала — Башня является статичным этапом, то есть где попало не возникает. Однако, немного пораскинув мозгами, Лускус сделала вывод, что порожденцам нет резона выдумывать подобную нелепицу. Скорей всего в зональной программе действительно что-то сбилось, и такой желанный пункт любого странника, как Башня, на доли секунды наложился поверх погруженного в сумерки Города. Ошибка системы была тут же устранена, однако порожденцы отреагировали как всегда оперативно. Увидев издали сияющий столб, они просто очумели от изумления и сразу побежали смотреть, в чем дело. Но Башня растаяла и порожденцы прошлись по ближайшим зданиям — скорее всего уже в поисках еды.

Впрочем, здесь тоже была своего рода нестыковка. Обнаружив место дислокации Лускус с подопечным, они не напали, не убили обоих на месте, даже не взяли разложенную как на выставке провизию. Просто по-тихому похитили Инауро, оттащили его на Свалку и начали поить чаем...

Нет, с миром определенно творилось что-то неладное и, вероятно, отгадка скрывалась в личности этого невзрачного худощавого паренька с рыжими волосами.

— Ой ты, господи, деточки мои дорогие! Вам небось помощь требуется?

Голос, донесшийся до слуха Лускус, был женским и звучал где-то неподалеку. От неожиданности она вздрогнула и притупившиеся было чувства начали возвращаться. Узор, разворачивавшийся перед мысленным взором, поблек и медленно закрылся, словно бутон цветка.

"Внезапная помощь со стороны", — ощущая, как стремительно холодеет в паху, поняла она.

— Ммм?!. — отплевываясь от песка, слабо промычала Лускус.

Инауро огляделся и с безразличным видом передернул торчащими на поверхности плечами.

— Какая-то монашка... Совсем рядом, сейчас позову.

— Ннннет...

— Да, помогите, пожалуйста, — негромко попросил Инауро и зевнул.

Лускус лишь засипела, мучительно втягивая в сдавленные легкие горячий воздух, и попыталась пошевелить онемевшими пальцами вывернутой правой руки. Она, как никто другой знала, что за любую помощь со стороны приходится платить слишком дорого.

— О-о, плохо ваше дело, дорогие мои, — возле них легла бесформенная тень. — Хватайтесь-ка за мой посох.

Перед запрокинутым лицом Лускус, взбив песок фонтанчиком, ударилась корявая палка с набалдашником в виде колоритной вороньей головы.

— Ее первую, — кивнул Инауро.

Лускус вяло замотала головой и закашлялась. Ситуация казалась ей хорошо продуманным фарсом. Теперь она не отвечала ни за что, она проиграла этот бой, даже не начав его, она облажалась по-полной программе. Оставалось лишь подчиниться победителю или послать все куда подальше.

— Ну-ка хватайся, лапушка, — деревянный клюв несильно заехал ей по лбу.

— Вот... дерьмо... — неимоверным усилием воли Лускус заставила себя уцепиться за протянутую палку.

— Тащу, держись крепче, — предупредила незнакомка.

Лускус задрала вверх подбородок и нащупала ту переговорным усом, но сказать ничего не успела, поскольку в ту же секунду ее резко рвануло вверх и назад. Вывернутый сустав громко хрустнул.

— Рука! — застонала она, морщась от боли.

— Терпи, дочка, — ее потянуло с такой силой, что зажатые ноги чуть не выворотило из тазовых костей.

Вытащенная до пояса, она безвольно запрокинулась на спину и увидела спасительницу. Длинное черное платье, связка бус, четок и серебряных амулетов на шее, съехавшая набок широкополая шляпа и раскрасневшееся от напряжения старушечье лицо с выразительным крючковатым носом.

"Изыскательница..." — подумала Лускус.

— Какая я тебе дочка... бабуся...

Старуха сдержанно рассмеялась и дернула сильнее — так, что Лускус вылетела из западни, чуть не оставив там ботинки, и мешком повалилась на песок.

— Теперь мальчик, — улыбнулась бабка. — Девочка моя, ты отпустила бы посох-то... — она бесцеремонно выдернула палку из сведенных судорогой пальцев.

Чувствуя себя растоптанной и униженной, Лускус с трудом отползла в сторону и попыталась подняться. Руки дрожали и не слушались, ноги были исполосованы, из тонких розовых порезов сочилась кровь, все мышцы болели, в одежду и волосы набился песок. Старуха быстро вытащила Инауро и за шкирку подтянула к себе.

— Спасибо, — меланхолично заметил тот.

— И как же это вас угораздило-то? — бабка отерла вспотевшее лицо краем подола, под которым Лускус успела разглядеть крепкие загорелые икры и огромные мужские ботинки. — Вовремя я оказалась поблизости. Еще немного и померли бы оба. Вот помнится, трое сумерек тому назад, я самолично видела, как в песке утопли трое — два мальчика и животное. Уж как они кричали... страх такой... а потом их и слышно-то не было. Лежали так на песке с открытыми глазами — ни мертвые, ни живые — и уходили все ниже и ниже. Я, когда до них добралась, только кепочка одна и осталась. Синенькая такая, — она вздохнула. — Дюны место опасное...

Лускус наморщилась, но промолчала, оттирая с лица налипший песок. Пальцы все еще слушались плохо, однако в них появилась чувствительность, сопровождающаяся неприятным покалыванием. Тело горело изнутри словно от высокой температуры.

— Вам, деточки, не помешало бы обзавестись проводником, — дружелюбно скалясь щербатым ртом, бабка села в паре метров от нее. — Негоже так, без проводника-то... да по Дюнам...

— Ослепла что ли? — не выдержала Лускус. — Я и есть проводник. Ты, бабуля, чем лекции читать, лучше бы отправлялась куда шла. Или может ждешь особых благодарностей?

Старуха изумленно всплеснула руками:

— Ах ты, батюшки святы, какая грубая девочка! Сиротка небось?

"Тупее вопрос сложно придумать", — мысленно констатировала Лускус и отвернулась.

— Уж ты, радость моя, не сердись на бабушку. В дела ваши лезть не стану. Перекушу малясь и пойду себе дальше, — старуха вытащила из большого походного рюкзака холщевый мешочек. — Да а вы сами-то сегодня кушали? У меня и бутерброды есть, и термос с кофием... Такие милые детки, молоденькие совсем, а худые как спичка.

Ей никто не ответил.

Инауро глядел в небо и, рассеянно поскрипывая песком на зубах, разминал одеревеневшие ноги.

— Я ведь не заставляю вас, ребятишки, рассказывать о вашей интимной гигиене. Зачем так напрягаться? — старуха дожевала бутерброд, стряхнула с подола крошки и аккуратно убрала опустевший мешочек на место. — Ишь ты, секретности какие. Не хотите разговаривать и не надо, — она резво вскочила на ноги. — Пойду, пожалуй. Не насиловать же вас...

Взвалив на спину рюкзак она, не прощаясь, зашагала в сторону голубеющих на горизонте неизвестных строений.

— Подождите! Нам все равно в одну сторону... — Инауро поднялся и протянул Лускус руку.

— Предатель, — сказала та и руку не взяла.

На привал они устроились уже перед самыми сумерками. Взмокший от жары, но бодрый Инауро принялся помогать старухе ставить палатку, которую та в свернутом виде таскала в своем рюкзаке. Лускус смотрела на них и думала, что какой-то слишком неудачный поход получается. Столько проблем — и все разом.

"Ну что ж, — она внимательно разглядывала подопечного, силясь разобраться в собственных сумбурных мыслях, — пусть Зона плетет свою дурацкую интрижку. У меня есть обязательства, которые я должна выполнять. И кто при этом запретит мне воздействовать на парня? Я ведь еще могу попытаться перенастроить его так, чтобы он никогда не захотел стать изыскателем..."

Старуха стянула с головы монашеский колпак, по ее плечам рассыпались длинные блестящие локоны.

"Фу ты, прынцесса, — усмехнулась Лускус и, присев невдалеке от них у карликового деревца, расшнуровала ботинки. — Еще чуть-чуть и она ему глазки строить начнет... Этим изыскателям лишь бы с кем потрахаться..."

В стремительно теряющем краски небе у самого горизонта сверкнула и тут же погасла яркая вспышка, за ней еще одна.

"Вот и новые путники пожаловали..." — с грустью подумала она.

Вдалеке тонко взвизгнула птица. Трогаться с места было опасно. По правилам так вообще следовало окопаться прямо в песке и дежурить до рассвета по-очереди. Лускус спиной ощущала подступающие сумерки. По песчаным холмам заструились тягучие бесцветные ленты, Дюны медленно обволакивало тревожное безмолвие. Сумерки еле слышно шептали на древнем, а может и вовсе никогда не существовавшем языке. Лускус помнила — когда она была совсем еще зеленой, приютивший ее старый проводник Новакулай говорил, будто бы это шепчут умершие. Те, кто не смог противостоять Зоне, кто растерял всю силу и растекся как вода. Те, кого она даже вобрать в себя не пожелала — отверженные, безликие, лишенные разума, но еще живые сознания бывших проводников, что вынуждены скользить по земле, заполнять собой ущелья и выемки в асфальте, обвивать деревья и укрывать воду. Новакулай считал, что страшнее этого ничего не может быть — и не явь, и не навь, просто мучительное недо-существование без возможности все это прекратить и просто раствориться без остатка. Лускус ему не верила, но после таких историй чувствовала легкий озноб. До сих пор под прикрытием шуршащего шевелящегося бесцветия к ней приходил тихий необъяснимый ужас, с которым не могло справиться ни забытье сна, ни даже сильнейшее оружие против страха — смех. Впрочем, сумерки так действовали на любых путешественников, в том числе и на тех, кто попросту не мог слышать рассказов старика Новака. В сумеречное время всех их словно бы прибивало к земле — даже не понимая, в чем дело, путники замирали и боялись шевельнуться, проводники становились нервными и излишне подозрительными, а изыскателей обуревала необъяснимая тоска. И только порожденные Зоной сущности будто бы оживали. Нападения в сумерки учащались во много раз, даже если путешествующие не шли по этапу. И эти атаки всегда оказывались более безумными, более кровавыми и куда более изощренными, нежели в дневное время. Словно бы сумерки окончательно сводили тварей с ума.

Из тревожной задумчивости Лускус выдернул мягкий шорох шагов. Соткавшаяся из призрачного полумрака фигура, вытянула вперед кривой старухин посох и из вороньей головы, лязгнув металлом, выскочило тонкое стальное лезвие. Лускус дернулась, вскочила, пальцы сами нащупали спрятанную заточку. Крупное лицо, облепленное невидимой мошкарой сумерек, узловатые пальцы... Бабка улыбнулась уголком рта, прошла мимо и одним ударом скосила деревце неподалеку.

— Это на дрова, деточка, — пояснила она, нарезая ствол как колбасу. — Ночи здесь ой какие холодные...

Уровень адреналина в крови Лускус резко подскочил. Почему-то только сейчас она придала значение уже замеченному ранее факту — если бы не сморщенное как печеное яблоко лицо старухи, можно было бы решить, что это не дряхлая монашка, а крепкий молодой мужик с навыками выживания в экстремальных условиях. Просто ряженый.

— Эй, бабуся, а кто ты вообще такая? — напряглась Лускус, продеваясь той в ухо.

— Ну, дочка, не такая уж я и "бабуся", — улыбаясь одними губами, лукаво сощурилась она, сгребла в подол нарезанный ствол.

Лускус уставилась на виднеющиеся из-под забранного платья перекаченные, поросшие длинными темными волосами икры. Походка у "спасительницы" была не женская и уж точно не старушечья. Тревожное чувство червем шевельнулось под ребрами. Теперь Лускус уже не могла понять — кто, собственно, такая эта старуха: простая старая изыскательница, как она было решила вначале, бывшая некогда проводником одинокая странница или оторвавшееся от исконного места проживания порождение Зоны. Само ее тело представляло загадку — она не выглядела перерожденкой, ее мутации были слишком примитивны. Казалось, что она просто старела по частям или из разных же частей состояла. Лускус следила за ней, пока та не дошла до сидящего вдалеке Инауро, а потом нехотя поднялась и поплелась в сторону палатки, волоча следом развязанные шнурки.

Вот уже больше получаса старуха и Инауро разговаривали о погоде.

Этот бессодержательный диалог придавал особой пикантности сюрреализму происходящего, но тем не менее отвлекал от нехороших мыслей. Хоть что-то в этом мире еще было нормальным. У него было ощущение, словно бы посреди глухой ночи его неожиданно выдернули из привычной теплой постели и швырнули в темную пропасть. И вот теперь мозг, как за последнюю спасительную соломинку, усиленно цеплялся за простые и понятные вещи, вроде физического труда, пустых бесед и созерцания пыльных ботинок. Оказавшись в сером болоте, а затем встретив в Городе Лускус, он еще находился в состоянии шока, каждую секунду ожидая, что все вот-вот закончится. Потом вдруг наступило то непонятное потрясения от осознания собственного бессилия и в момент, когда от его решительных действий зависела жизнь, он почувствовал, что не хочется за нее бороться, не хочет понимать происходящее, не желает во всем этом участвовать. Теперь же отчаяние прошло и наступило понимание, что ничего не поделаешь — он не может топнуть ногой и заявить свое капризное "не хочу".

"Хорош вести себя как испуганный сопляк, — размышлял Инауро, разглядывая землисто-серые от сумеречного монохрома руки. — Хорошо, представим, такова реальность. Раз уж от нее никуда не деться, надо начинать к ней приспосабливаться..."

— Все-таки странная вещь эти ваши сумерки, — задумчиво сказал он старухе. — Такое чувство, будто кто-то шепчет и воздух от этого словно бы колышется... Тут всегда так по ночам?

— Это просто песок, он нагрелся от солнца, теперь остывает. Расширившиеся молекулы сжимаются, песчинки уминаются, набранный за день жар поднимается вверх. Как следствие, песок шуршит, а воздух вибрирует. Физика, — та сосредоточенно выкладывала нарезанные стекловидные кругляшки аккуратной пирамидкой посреди вытоптанного в песке углубления. — Незачем, мальчик мой, подменять обычные вещи мистикой.

Присев на песок возле Инауро, Лускус продолжала хмуро изучать старуху, но та, если и замечала, то не подавала виду. Беспечно напевая себе под нос, она ковырялась в рюкзаке, что-то перекладывая с места на место. Ухоженные волосы с редкими седыми прядями, повисшие дряблые щеки, лучики вокруг глаз — и с другой стороны крупные мужские руки, волосатые ноги, широкие плечи...

Инауро долго смотрел на прозрачную поленницу, потом достал зажигалку и с сомнением покачал головой:

— У кого-нибудь есть ненужная бумажка? Надо бы это дело сперва чем-то разжечь.

— Зачем нам бумажка, дорогой? Нам бумажка не нужна, — щербато заулыбалась старуха, моментально выуживая из рюкзака перевязанный тесьмой холщевый мешочек. — У меня тут средство получше.

Она высыпала в ладонь щепотку серебристого мусора, похожего одновременно на металлическую стружку и на сухую заварку, пошептала и стряхнула на древесину. Кругляши полыхнули ярким зеленоватым пламенем, выглядящим особенно дико в окружающем бесцветии.

— Нравится? — бабка с довольным видом спрятала мешочек в рюкзак. — У меня еще есть редкое снадобье...

Молчавшая до этого Лускус скривилась.

— Не может быть, — твердо заявила она. — Ты не можешь быть ведьмой. Это фокус...

Старуха наклонила голову и заулыбалась.

— Ты не лесная ведьма, — повторила Лускус. — Они все молодые.

— Лесная ведьма? — заинтригованный Инауро подался вперед.

— Да, золотко. Она самая, — кивнула бабка, грея мозолистые пальцы над трепещущим лепестком пламени.

— Ты мне не ответила, — упрямо сказала Лускус.

— Понимаешь ли, сладкая моя, — бабка понизила голос до таинственного шепота, — я не просто какая-то там "лесная ведьма". Я — Верховная лесная ведьма.

Инауро уважительно присвистнул, еще не понимая о чем, собственно, речь. Очевидно, ведьмы ему всегда нравились.

— Чего ж ты забыла в Дюнах, если ты ведьма? — сухо поинтересовалась Лускус. — Вы же из леса носу не высовываете...

— Деточка, — сощурилась старуха. — Я же не спрашиваю тебя, куда и зачем ты тащишь этого мальчика. Вот и ты не задавай ненужных вопросов, на которые все равно не получишь ответа.

— Окей, да будет так, — в тон ей отзвалась Лускус и согласно кивнула, хотя ее ощущение неправильности происходящего только усилилось.

С этой разновидностью тварей, порожденных Зоной, она встречалась уже несколько раз. В среде путешественников они всегда считались созданиями безобидными — колдовать по-мелочи умеют, древних духов вызывают, со сновидящими пообщаться любят, травку могут нужную продать, ну а так вреда никакого. Она никогда не сторонилась их и уж тем более не боялась. Как говорится, "у всех свои тараканы в голове". У этой же старухи, что называла себя гордым именем "Верховной" тоже на первый взгляд не было никаких претензий к набившимся во временные спутники странникам, но Лускус остро чувствовала наростающую тревогу — помимо порадоксальной физиологии, значимой странностью в новой знакомой была скрытность.

"Конечно, ведьмы любят нагнать тумана и поговорить загадками, — рассуждала Лускус, ежась будто от холода, — но чтоб не назвать свое первое имя и чин, в котором состоишь? Какого черта? Все они делают это в обязательном порядке. А эта интригует с самого начала. Придуривается? И потом, почему Дюны? Ей поручили разыскать Инауро? Разыскать, чтобы что?"

Лускус в большей степени беспокоилась сейчас именно о нем — старуха ему явно симпатизировала и он ей, похоже, тоже. Это наблюдение играло в пользу неприятной догадки о том, что Зона специально подсовывает ему "нужных" собеседников, дабы побыстрее завербовать.

"Сдругой стороны, если она всего лишь порожденка... — засомневалась она, — то, что такого особого она может с ним сделать? Тупо заколдовать? А смысл?"

Лускус вздохнула. На самом деле тут могло оказаться что угодно. Разгадывание интриг Зоны всегда давалось ей с трудом, она не была теоретиком, предпочитая действовать, не раздумывая. Ей хотелось, чтобы все в жизни было как можно проще — тебя атакуют, ты отбиваешься и наоборот. Теперь же все эти подозрительные бездоказательные парадоксы стройным хороводом кружились в ее голове. Лускус хотелось встать, надавать ведьме по башке, сгрести за шкирку подопечного и убежать с ним, не оглядываясь, но опять же — сумерки. Опасным в этой ситуации было все. Как может повести себя в сумеречное время подвергшаяся нападению лесная ведьма, будь она трижды верховная и максимально дряхлая, она понятия не имела. Лускус начала проклинать себя за то, что не покинула старуху, пока еще была такая возможность.

"Может просто убить?" — она посмотрела на лежащий в ногах старухи посох с потайным лезвием и покрепче сжала в пальцах так и не убранную в рюкзак заточку.

— А чем занимаются лесные ведьмы? — полюбопытствовал Инауро, грея руки на огнем.

— Лесные ведьмы живут и радуются жизни, — словно бы только и ждала подобного вопроса, с готовностью отозвалась бабка и молитвенно сложила ладони. — Мы едины с природой, получаем от нее самое необходимое и отдаем то, что нужно ей. Живем настоящим, учимся на опыте прошлых поколений, совершенствуем собственные знания во имя счастья и процветания всего мира, помогаем ближним, творим добро, приводим мир в гармоничное состояние...

— Вы что-то типа язычниц?

— Нет, — неожиданно сухо возразила она, но тут же вернулась к елейному тону. — Мы не поклоняемся и не молимся идолам. Божеств на самом деле нет, это всего лишь предрассудки. Но существуют непостижимые законы и силы Природы, которым подчинено течение жизни. Есть лишь мир, живущий и развивающийся по своим законам, а все мы лишь малая его часть...

"Хрень собачья, — подумала Лускус. — Подобные проповеди может читать любой дурак, а она выдает это за собственную житейскую философию и смысл жизни в целом. Настоящая лесная ведьма никогда и рта не раскроет, чтобы сказать малозначительный факт или прописную истину. У них другая программа..."

— Ладно, лампампулечки, — словно бы ощутив ее сомнение, старуха поднялась на ноги, с кошачьей грацией потянулась и зевнула. — Пойду-ка я баиньки. Да и вам тоже нужно много-много поспать.

Она подхватила свой рюкзак и залезла в палатку.

— Ты идешь или еще посидишь? — спросил Инауро и встал.

— Ты чего, дурак?! — зашипела на него Лускус и дернула за рукав. — Она опасна!

— И... здесь все опасно, помню-помню. Ну так и что же теперь, на улице ночевать? — удивился он. — Да и не вижу я в ней ничего особо страшного. Старушка как старушка, замороченная слегка, но вполне адекватная. Ты, кстати, вспомни, как совсем недавно рассказывала мне всякие ужасы про ночевку на открытой местности. Посмотри вокруг, куда уж открытей?

— Друг мой, а ты вспомни, что обещал меня слушаться.

— Ну да. А история с зыбучими песками?

Лускус пару секунд молчала, потом резко повернулась к нему спиной.

— Ой, да вали ты куда хочешь! Даже не подумаю тебя спасать.

— Ну не обижайся, пойдем лучше в палатку.

— Мне там делать нечего.

Они немного помолчали. Инауро в нерешительности топтался на месте еще пару минут. Потом все же сел рядом и подтянул к себе ее рюкзак.

— В таком случае, я реквизирую это в качестве подушки.

— Делай, что хочешь, — сердито отозвалась Лускус и уставилась на зеленое пламя, которое и не собиралось гаснуть, несмотря на прогоревшие дрова.

Из ведьминой палатки не доносилось ни звука.

ГN4.

Когда и как отключилась, Лускус не заметила. Вообще-то первоначально она планировала бодрствовать до самого рассвета, карауля Инауро и саму себя, но что-то пошло не так. Она сидела у костра, думала, прислушивалась к шорохам и изредка поглядывала на мирно посапывающего рядом подопечного. А потом вдруг — провал. Она смутно припоминала тот момент, когда наступила резкая, яркая, неправдоподобная тишина, что навалилась на нее огромным черным сугробом. И все — лишь вязкая чернота вплоть до этой самой секунды.

Разбудил ее придушенный вскрик Инауро. Сердце екнуло, она дернулась, но тут же поняла, что не в состоянии пошевелить и пальцем, хотя никакого, даже абстрактного подобия веревок на ней не было. Спустя растянутую в бесконечности секунду ее зрение привыкло к освещению и она обнаружила, что рядом нет ни ее спутников, ни ведьминой палатки, ни даже Дюн. Она лежала на влажном ковре мха посреди незнакомого бурелома, а там, где только что стояла брезентовая пирамидка, возвышалось металлическое ракетообразное строение метров в восемь высотой с гнутым шпилем, воткнутым в верхушку ближайшей сосны. Сумеречное время подошло к концу и небо начинало наливаться предрассветной зеленью. В высоте человеческим голосом закричала большая темно-синяя птица и ее тень скользнула по лицу Лускус.

"Падальщик..." — узнала она.

Тело казалось полностью парализованным. Как и всегда в моменты беспомощности, на нее накатил легкий приступ паники, в висках застучало. Из потуг разорвать невидимые путы ровным счетом ничего не выходило. Мышцы были в тонусе, но командам мозга подчиняться отказывались. Лускус судорожно перебирала возможные объяснения. Тело казалось скорее связанным, нежели мертвым, сознание было ясным, зрение незатуманенным, усиливающихся болей и тошноты не наблюдалось. Она решила, что скорей всего ее одурманили развеянным в воздухе снадобьем, содержащим не опасный для органики токсин, от которого ей с каждой минутой становилось бы только хуже, а наркотик, действие которого постепенно ослабевало, что и позволило ей придти в себя. До металлической башенки было шагов пятнадцать. Скорее всего Инауро находился именно там, но Лускус понимала, что в таком состоянии ей туда даже не доползти. Она с тоской уставилась в перечеркнутый кружевом ветвей кусочек неба.

Над головой опять закричал падальщик, где-то вдалеке откликнулся еще один.

"Чего не хватало..." — она часто задышала, дабы разогнать застоявшуюся кровь, и без особой надежды напрягла обездвиженные мышцы. Хвост с размаху заехал по одной из сосен, обдирая слой коры. Паралич однозначно проходил. Она сконцентрировалась и некоторое время монотонно шевелила бесчувственными пальцами. Когда со стороны строения донеслись приглушенные голоса, Лускус дернулась. На этот раз у нее получилось даже сесть, хотя от накатившего головокружения ее завалило вбок. Она упала в мох лицом и лежала так минуты три. От беспомощности хотелось выть. Одеревеневшие мышцы постепенно расслаблялись, словно бы издалека накатила тупая ноющая боль как после побоев. Особенно болело место чуть повыше правой ягодицы. Ожидая обнаружить гематому, Лускус расстегнула и чуть приспустила штаны, но на бледной коже отчетливо виднелась лишь крошечная темная точка, похожая на след от инъекции. Кожа вокруг припухла и покраснела.

Она растерялась. Медицинскими инструментами лесные ведьмы никогда не пользовались. Не говоря уже про редкостное умение втыкать иглу так, чтобы жертва ничего не почувствовала.

"Наверняка, она сперва что-то подсыпала в костер и когда мы отключились, уколола. Вроде как подстраховалась, чтоб я раньше времени не очухалась и не помешала, — догадалась Лускус. — Логично..."

Она перевернулась на спину и некоторое время лежала, не шевелясь. Потом снова села, и, переведя дыхание, осторожно поднялась на колени. Поборов подкатившую дурноту, она кое-как натянула джинсы, подцепила лежащий рядом рюкзак и на карачках поползла в сторону башенки. По мере приближения, говор стал слышен более отчетливо. Она уже различала отдельные фразы, но не могла понять ни слова. Голова кружилась. Происходящее казалось даже более неправильным, чем раньше. Конечно, Зона никогда не отличалась постоянством, она все время что-то меняла и перетасовывала, но в последнее время это случалось все чаще и чаще. Вошедших никогда не пытались уничтожить у самого Входа, вечно голодные мусорщики никогда не были столь дружелюбны и не поили потенциальную пищу чаем, лесные ведьмы никогда не состояли из разных частей и не бродили в одиночестве, а проводников никогда не переносили из одного этапа в другой лишь для того, чтобы похитить проводимого. Куда проще было бы, не сходя с места, убить потерявшего бдительность проводника и там же расправиться с его подопечным.

"Игры против правил? Нововведения? Время перемен? — преодолевая метр за метром, она мысленно прикидывала вероятности. — С чего бы вдруг?"

Беспрестанно заваливаясь то на один, то на другой бок, она доползла до строения и уткнулась в него лбом. Руки-ноги тряслись и подгибались, мышцы слушались плохо, все тело ныло, ее начало знобить. Цепляясь ногтями за царапины на металлической поверхности стены, она сперва мучительно долго пыталась встать на ноги, но потом все же поднялась и медленно побрела вдоль нее.

Небольшое округлое оконце, оказавшееся единственным очевидным входом в строение, находилось на полтора метра выше уровня головы. Прошло около получаса, прежде чем она сумела его отыскать, хотя проходила мимо как минимум четыре раза. Вскарабкавшись на торчащий поблизости трухлявый пень, она осторожно заглянула. Освещение внутри было слабое, но она разглядела простирающийся метров на двести вперед длинный коридор, устланный ковровой дорожкой нежно-розового цвета, и два ряда металлических дверей, помеченных незнакомыми иероглифами. Зона обожала подобные фокусы.

"Так. Либо это иллюзия, либо очередное пятое-десятое измерение, — с тоской думала Лускус, откручивая заточкой шурупы на раме. — Лучше бы иллюзия..."

Ее надежды не оправдались. Помещение было огромным. Внутри отчетливо пахло допотопным лазаретом — спирт, лекарства, стерильные бинты, моча, кровь и почему-то больные зубы. Чуть повременив, Лускус зашвырнула в окно рюкзак, пролезла сама и неловко спрыгнула на ковровую дорожку, чуть не подвернув при этом ногу. Отдышавшись, она обошла несколько дверей, по-очереди заглядывая в замочные скважины или осторожно дергая за ручки. Двадцатая по счету дверь не была заперта. За ней оказалась большая пустая зала — лишь у противоположной входу стены располагались три одинаковых металлических стеллажа. Возле них копошилась тучная блондинка лет сорока в полосатой пижаме. Лускус протиснулась в щель и аккуратно прикрыла за собой дверь. Женщина не отреагировала. Все полки стеллажей были уставлены всевозможными банками, склянками, бутыльками и колбами, и она по-очереди их нюхала. Вид у нее был отсутствующий. Лускус бесшумно пересекла залу и остановилась позади, нервно поигрывая заточкой.

"Ну, как обычно, с места и в карьер..." — решила она, сдерживая нарастающую дрожь.

— Эй ты! — разом продев оба переговорных усика, она с усилием развернула женщину лицом к себе. — Какого черта лысого здесь происходит?! Где мой подопечный?!

От неожиданности та дернулась и выронила длинную колбу с мутной бурой жидкостью. Колба упала на пол, разбилась и завоняла щелочью. Пышное тело пошло волнами. Женщина по-рыбьи хлопала ртом, глаза у нее были пустыми, мутными и остекленевшими.

— Ну! — Лускус несильно толкнула ее на стеллаж.

Блондинка хрюкнула, пошатнулась и тяжело привалилась к нему спиной. Несколько запечатанных бутыльков упало.

— Я плохо расслышала...

— Моя очередь? — бездушным голосом спросила женщина, аккуратно обводя пальцем линялую полосу на вороте пижамы.

— Что? — удивилась Лускус.

— Вы из Лаборатории? Пришла моя очередь? — спрашивала она механически, словно в ее мозгу работала программа, формулирующая однотипные вопросы.

— Подруга, не дури мне голову. Я пришла за похищенным подопечным и твои отмазки не работают.

— Голову, да. Я помыла голову. Я ежедневно мою голову. Я жду своей очереди, — блондинка монотонно закивала, кудряшки на ее голове закачались. — Пришла моя очередь?

Ситуация была бредовой. Минуту они молчали.

"Все равно что с ботинками разговаривать... — Лускус внимательно глядела в мертвые глаза. — Глубокая кома? Рассеянный склероз? Дебильность?"

— А зачем тебе надо попасть в Лабораторию? — еще раз попыталась она.

Женщина безразлично смотрела сквозь нее.

— Вы из Лаборатории? — с прежней интонацией спросила она. — Пришла моя очередь?

Лускус прикусила губу.

— А где эта ваша Лаборатория находится?.. Меня туда не проводишь?

— Вы из Лаборатории? — после значительной паузы отозвалась блондинка.

Лускус вытащила усы, развернулась и вышла в коридор.

"Похоже на типичную ловушку, — угрюмо размышляла она, проверяя одну дверь за другой. — Но тогда почему со мной до сих пор ничего не произошло? Быть может их похищают как Инауро прямо из-под носа у проводника и потом накачивают наркотой, чтоб не рыпались?"

События и наблюдения связывались в неприятную, но вполне логичную цепочку. Ей показалось, что о чем-то подобном она уже слышала. Чуть больше полугода назад среди проводников начали ходить слухи о появлении неких "спонтанных новинок" — блуждающих пунктов, самопроизвольно возникающих в любом месте пути, даже посреди стандартного этапа. Впрочем, слухи слухами — не всему же верить. Тем более, что сама она еще не говорила с теми, кто лично натыкался на подобное.

Минут через десять ей встретилось второе живое существо — худой лысоватый мужчина в уже знакомой пижаме в полоску. На девицу с хвостом он не прореагировал и та не стала его окликать.

"Если это действительно "спонтанная новинка", — размышляла она, — кто знает, быть может сомнамбулы не потерявшиеся путники, а визитеры, которых согнали в одно место как стадо баранов... сновидцы, наркоманы, психи... — она засомневалась. — А что, если это и не люди вовсе, так, пустые оболочки, статисты, оформление?.."

В мозгу Лускус плотно засело слово "Лаборатория". Оно отступало и возвращалось, постепенно обрастая ассоциациями и параллелелями. И в итоге ей показалось, что она поняла. Если это место и правда по каким-то причинам вклинившаяся в Дюны "новинка", а люди в пижамах лишь элемент декора, то содержать здесь похищенных путников самое то. Отвлекли, одурманили и на эксперимент по зомбированию и трансплантациям. Эта догадка объясняла многое — конструктор а-ля "лесная ведьма", таинственный укол, металлическое строение в лесу, лаборатория, банки-склянки на полках, больничные запахи и так далее.

"...А старушка-то с двойным дном, — с усмешкой подумала Лускус. — Сверху одуванчик, снизу локомотив. И наверняка никакая она не верховная ведьма. Просто изыскатель, что этим местом заведует, в курсе кого из порожденцев не станет опасаться ни один проводник, — она с облегчением вздохнула, хоть что-то теперь казалось ей понятным. — Впрочем, может башка у старухи и правда от какой-нибудь одряхлевшей лесной ведьмы. И теории о вселенской гармонии оттуда же..."

На пути все чаще попадались лунатики в пижамах. Словно большие полосатые рыбы они медленно плыли по бесконечным разветвлениям коридоров или же просто однообразно колыхались у стены, глядя в пустоту. Сперва она было надеялась высмотреть среди них подопечного, но потом плюнула. "Новинка" вклинилась в ее этап, а значит именно Инауро сейчас и обрабатывают. Лускус подозревала, что потеряно слишком много времени и спасти его вряд ли удастся. Она даже не знала — идет ли в верном направлении или запутывает саму себя.

"Вдруг его еще можно вытащить? Раненного, изувеченного, одурманенного, лишенного мозгов, да какого угодно... — она тяжело вздохнула. — Черт. Ну почему нельзя просто выгулять своего подопечного, показать местные достопримечательности, добавить острых ощущений, подарить сувенир на память?.. — она с досадой прикусила губу. — Зачем постоянно ставить невыполнимую задачу? Если путешествие по Зоне есть своеобразное испытание ума, силы и духа, то какой в нем толк, если никто не может его пройти? Если кругом такая подлость?"

Ей вспомнился подопечный номер пять — на редкость крепкий малый со смешным именем Хирундо. Маялась она тогда с ним недели три с лишним, причем по-большей части из-за его добродушной неуклюжести. Никаких авралов не случилось ни разу, словно Зоне было все равно, что произойдет с этим путником, но именно это вынуждало Лускус находиться в постоянном напряжении. Расслабиться она смогла лишь когда увидела Зеркальную Башню крупным планом. Однако встреча с долгожданным Выходом застигла их за несколько секунд до наступления сумерек, а впереди еще был значительный отрезок пути. Она решила переждать. Благополучно переночевав, они отправились к подножию Башни, без особых проблем миновали лес и увидели ров с кипятком, через который был перекинут тонкий веревочный мостик. "Номер пять" имел множество крупных достоинств и немного мелких недостатков, но про фобию его она ничего не знала. Оказалось, что Хирундо панически боялся высоты — он категорически отказался лезть на другую сторону и устроил настоящую бабскую истерику. Все последующие события казались страшным сном. Балансируя на хрупком мостике, она битый час волокла на себе здоровенную писающуюся от страха детину, который то и дело норовил свалиться, орал непотребщину, брыкался и цеплялся за ее волосы. Не смотря ни на что, они все же доковыляли до подножия. Ее уже приветствовал издалека величественный Хозяин Башни, но прямо за мостиком, в считанных метрах до Врат внезапно обнаружилось, что "колесо" Зоны пришло в движение и вечно ускользающая Башня исчезла, уступив место хорошо знакомым Лускус Белым Столбам, где только по верхотуре и надо лазить...

Она вздрогнула, моментально возвращаясь в реальность. За очередным поворотом показались высокие кованые ворота, сверху-донизу исписанные веселенькими разноцветными иероглифами. Возле них на цепи сидел большой черный пес с головой мусорщика. Он недоуменно таращился на подошедшую круглыми ярко-голубыми пуговицами глаз.

— Вход воспрещен, — предупредил он, строго нахмурив брови и выставив вперед острый рог.

"Нет, чтобы использовать людей, это я понимаю, это в порядке вещей... но порожденцев?! — Лускус шагнула ближе, с удивлением разглядывая мутанта. — Впрочем, ведьму-то они не пощадили..."

— Гав, — сказало существо и угрожающе оскалилось. — Я кусаюсь!

— Да я вообще-то тоже, — призналась Лускус.

Полупес-полумусорщик нахмурил кустистые брови и основательно задумался.

— Оки-доки, — через некоторый промежуток времени согласился он. — А чо те ваще надо-то?

Лускус натянуто улыбнулась:

— Я ищу худого рыжего паренька, которого сегодня притащили. Ты его видел?

— А то как же. Видел. Он на операции, — мутант гордо указал на ворота.

— На какой еще?..

— Как это "на какой"? — изумился он. — На операции по удалению головы...

— Что?..

"Опоздала..." — поняла Лускус.

— Да не волновайся ты. Это не больно, — он закивал и вывалил из пасти длинный розовый язык. — Правда-правда. Когда мне отрезали башку, я даже кайфанул... Э-э! Куда?!! Без спецодежды нельзя!!!

Она ворвалась в помещение Лаборатории, на ходу перепрыгнув клацнувшую пасть мутанта, и, не успели захлопнуться за спиной створки ворот, увидела Инауро. Вернее то, что от него осталось.

Неподвижное безголовое тело плавало в большом стеклянном аквариуме, наполненном бесцветным желеобразным веществом. Она видела идеально ровный срез шеи с аккуратно вытащенными наружу кровеносными сосудами и темной лентой выглядывающей трахеи. Саму же голову осторожно прилаживали к другому, скрытому тряпичной ширмой телу два неизвестных серых существа. При появлении посторонней оба вздрогнули и обернулись — голова Инауро села криво, рот открылся, язык вывалился, а налитые кровью глаза закатились.

"Все, — подумала Лускус и остановилась. — Незачем было даже рыпаться..."

— Стерильность нарушена, — сообщили друг другу серые.

Она молча приблизилась к аквариуму и посмотрела на обезглавленное тело.

— Так, — все более мрачнея с каждой секундой, заявила она, внимательно оглядела помещение Лаборатории и стряхнула с плеча рюкзак, — планы меняются. Сейчас мы проводим операцию по возвращении головы на прежнее место.

Она осознавала бессмысленность своего приказания, но сдаваться не собиралась.

— Нет возможности, — существа синхронно закачали сплющенными головами. — Процесс трансплантации прошел успешно, этап вживления начался и регенерация тканей...

— Меня не колышет. Как вживили, так и перевживите.

— Нет возможности, — равнодушно отозвались существа.

Одно из них легонько хлопнуло Инауро по затылку, внутри него что-то хлюпнуло и голова села ровно. Второе существо моментально обтерло его подбородок и шею влажной ватой, без следа затирая границу между головой и телом. Инауро моргнул и с трудом сфокусировал мутный взгляд на стоящей невдалеке Лускус.

— Ласка... — просипел он. — Я не виноват. Ведьма напала... Не мог тебя разбудить...

Она лишь нервно дернула головой, не зная, что ему ответить.

Инауро медленно обвел взглядом помещение Лаборатории, на секунду задержался на окруживших его серых существах, потом скосил глаза в сторону — туда, где расположилось его новое тело — и так замер.

"Так не бывает, — он часто заморгал, тщетно пытаясь отогнать иллюзию. — Черви, мухи, мусорщики, сумерки... теперь это... Инопланетяне существуют? Почему? Зачем? Как?.."

Худые серые существа неторопливо собирали разложенные вокруг него инструменты, он видел в их выпуклых глазах свое искаженное отражение.

— Ласка... — еле слышно проговорил Инауро. — Что это? Я не понимаю...

Один из серых аккуратно выгреб из металлической ванночки кусочки использованной ваты и разложил ее по отдельным пакетикам.

— Я не понимаю... — повторил Инауро. — Разве мало вокруг всякой шизни? Зачем теперь это? Так разве должно быть? Если ты скажешь, что это нормально, что так надо... я пойму...

Его голос вывел Лускус из ступора. Она взяла со стола первую подвернувшуюся железку, взвесила ее в ладони и, не говоря ни слова, медленно двинулась в сторону серых. Те переглянулись, побросали инструменты и попятились.

— Проводник, проводник! — в один голос запричитали они. — Физические увечья не предусмотрены! Нельзя бить! Крайне хрупкие тела! Не восстанавливаются!..

Она лишь скрипнула зубами.

— Охрана! — пискнули серые и одновременно присели у стены, прикрыв головы тощими длиннопалыми руками.

Позади громко хлопнула дверь.

— Лускус!!! — предостерегающе крикнул знакомый женский голос и жесткие пальцы ухватили занесенный для удара инструмент.

Вспышка звериной ярости на секунду помутила зрение, она ухватила железо обеими руками, но противница тяжело навалилась всем телом и, умудрившись-таки вырвать оружие, уронила ее на пол в шаге от забившихся в угол серых. Лускус изловчилась и цапнула протянутую руку зубами, прокусывая мышцу. Нападающая тонко взвизгнула и отпрянула. Вбежавшие следом за ней два полумусорщика приняли бойцовую стойку и залаяли, разбрызгивая слюну.

— На хрен! — прохрипела Лускус, сплевывая чужую кровь. — Сейчас всех на хрен!..

По полу загремели металлические ванночки, пробирки и прочий рассыпавшийся инструментарий. Она вывернулась, с силой боднула противницу в живот и, вскочив на ноги, стегнула хвостом по четырем передним лапам подоспевших мутантов. Полумусорщики взвыли, отскочили на пару метров назад и замерли, вздыбив шерсть на загривках и лязгая челюстями. Серые заверещали с утроенной силой, поджимая под себя тощие ноги. Рядом с ними на полу сидела знакомая "лесная ведьма" и, постанывая от боли, пыталась загородить их собой.

— Остановись, Лускус! — крикнула она и прижала к груди пораненную руку. — Смерть лекарей ни к чему хорошему не приведет!

— Стерва. Ну ты и стерва, — Лускус со злостью пнула стоящий рядом столик и одним движением смела с него многочисленные пакетики с ватой, минуту назад заботливо собранные одним из существ. — Надо было еще в Дюнах перерезать тебе глотку!

— Ласка... — позвал подопечный.

Она еще раз толкнула столик, повалив его прямо на сидящую старуху, и приблизилась к лежащему Инауро. Наверное, если бы она увидела то, что с ним сотворили, в другое время, в другом месте и с чужим подопечным, она бы от души повеселилась. Но сейчас ей было совсем не смешно. Она стояла и, тяжело дыша, смотрела на знакомую рыжую голову, вживленную в худенькое женское тело с маленькой грудью и впалым животом.

— Какого черта, Ласка... Что это?

Ее хвост неуправляемо хлестал по полу, разбрасывая валяющиеся шприцы и скальпели. Глядя в непроницаемое лицо Лускус, Инауро вконец расстерялся — только что она крушила все вокруг, разодрала руку старухе, а теперь стоит и молчит — он никак не мог понять, то ли ее так потрясло увиденное, то ли она ожидала чего-то похуже.

Полуведьма положила на стол отобранное оружие и, осторожно придерживая укушенную конечность, опустилась на прикрученный к полу железный стул. С ее запястья на белый кафель падали капли крови.

— Понимаешь ли, дорогая моя, — вкрадчиво заговорила она, искоса поглядывая на Лускус, — тебе надо вести себя достойно. Лучше смирись. Поверь мне, так будет правильно...

Не говоря ни слова, Лускус одним движением смела с операционного стола оставшиеся инструменты и взялась за стягивающие Инауро ремни. Старуха вздрогнула, моргнула, но продолжила:

— Все в этом мире должно находиться в равновесии, гармонии, девочка моя. И тело, и разум. Когда у меня было старческое, немощное тело, я была в разладе сама с собой. Никакие травы и порошки не были способны вернуть мне молодость и силу. Мой разум был готов на величайшие свершения, но физически я была лишена какой-либо возможности действовать...

Лускус не ответила.

— Поэтому, — ободренная ее молчанием, продолжала старуха, — я действительно была рада произошедшей перемене. Теперь я могу воплотить в реальность то, о чем раньше не смела и мечтать...

— Да иди ты в жопу со своими историями, — отозвалась наконец Лускус, безрезультатно дергая насмерть заклинившую застежку одного из ремней, — он был моим подопечным... моим подопечным! А не лабораторной крысой, на которой можно ставить всякие идиотские опыты!

— Но ведь ты же понимаешь, милая, что сама его проворонила...

— Да, я его проворонила! — заорала на нее Лускус, чувствуя, что снова звереет. — Да, я виновата, черт тебя дери! Знаю! Все знаю! И что теперь, канкан сплясать?!!

— Не надо сердиться, радость моя, — старуха осторожно отодвинулась. — Злостью ничего не исправишь. Смирись. Ведь так бывает. Ты же не впервые лишаешься подопечного, ну так и зачем нервничать. Одним больше, одним меньше...

Лускус отвернулась.

— Пусть меня развяжут, — мрачно глядя на полуведьму, сказал Инауро.

— Мальчик мой, золотце мое, прелесть моя, ты сейчас в шоке и можешь поступить опрометчиво, — елейным тоном отозвалась та. — Отлежись, приди в себя. Операция была непростая, главное, чтоб обошлось без осложнений. Подумай, ведь все к лучшему. Меня поначалу тоже беспокоила столь резкая перемена в плане пола, да ведь это не так важно...

— Сука, — сквозь зубы процедил Инауро, чувствуя, что его начинает трясти от бессильной злобы. — А ты спросила моего согласия, прежде чем пришивать мне новое тело? Да кто ты такая, чтобы решать, как для меня будет лучше?!

— Поверь мне, радость моя, все что ни делается, все к лучшему... — с блаженным видом пропела старуха.

Лускус молчала. Она не знала, что теперь делать. Что ей, делать. Что ему делать. Ее подопечный стал мутантом, а поэтому их дальнейшее путешествие не имело смысла — оно и путем-то уже считаться не будет. Не говоря даже о допуске в Башню. В правилах нигде не упоминалось, что физиологически измененный путник имел право туда попасть. Вполне вероятно, его просто разорвет на Выходе. Догадки о тотальной подставе возвращались. Теперь он не мог уйти за Предел, но мог стать проводником или, что еще проще, изыскателем.

"Но был ли он мертв во время операции? — Лускус оглянулась на плавающее в аквариуме тело. — Если да, то почему на нем не появилось "печати"? А что если попытаться все вернуть? Возможно ли это?..."

— Я хочу, чтобы мне вернули мое тело, — словно бы прочитав ее мысли, сказал Инауро.

— Это невозможно, золотце мое, — сидящая рядом старуха с соболезнующим видом покачала головой. — В данном случае, трансплантация была односторонней. Твое тело годится разве что на анатомическое пособие. Повторное использование не предусматривалось и его залили резервирующим составом...

— Неужели ты хочешь сказать, что я таким уродом останусь навсегда? — он сощурился.

— Это не уродство. Это преобразование, — с авторитетным видом заявили успевшие оправиться от испуга серые и, стараясь держаться подальше от Лускус, подобрались к Инауро.

— Хорошо, ставлю вопрос иначе. Раз уж прежнее тело вернуть нельзя, я хочу, чтобы мне заменили это на какое-нибудь более... другое...

— Теоретически это конечно возможно, мальчик мой. Но свободных тел на данный момент у нас нет, — полуведьма поднялась на ноги. — Да и тебе оно, право слово, ни к чему. С такой роскошной плотью перед тобой открываются чудеснейшие перспективы, поверь мне...

— Ага, — Инауро криво усмехнулся. — Стану валютной проституткой.

— Фу, как грубо, — наигранно смутилась старуха. — На самом деле ты теперь сможешь добиться всего, чего только пожелаешь. Ну, разве что не сумеешь выйти за Предел. Впрочем, так ли уж тебе это нужно? Чего там делать?

Несколько минут все молчали. Произведя какие-то замеры, серые лекари наконец отстегнули ремни, и Инауро сел, свесив вниз худые девичьи ноги. Он сумрачно глядел на Лускус, ожидая ее реакции, но она даже не смотрела в его сторону. Злость иссякла, оставив в его голове лишь легкое отупение.

— Может быть чего горяченького попьете? — любезно предложила старуха, доставая из металлического шкафа три железные кружки.

Спустя пару минут лекари незаметно покинули операционную, полумусорщики в унисон захрапели в углу, а в воздухе, смешиваясь с запахом медикаментов, поплыл аромат кофе. Помешивая скальпелем сахар, полуведьма воодушевленно разглагольствовала, не замолкая ни на секунду.

-...В скором будущем, — говорила она, — мы планируем усовершенствовать все возможные формы жизни. Да, да, дорогая, — она щербато заулыбалась, развернувшись в сторону Лускус, — и проводникам мы тоже сможем помочь. Наши технологии весьма и весьма перспективны. Мы делаем великое дело, приводим мир в гармоничное состояние. Достижение гармонии — вот поистине важная цель и смысл жизни любого Разумного Существа! Именно к равновесию должно стремится все живое!.. — она на секунду замолчала, чтобы отхлебнуть кофе.

У мутантки был натуральный сдвиг на почве "достижения гармонии". Упоминания о "гармонии" и "равновесии" встречались чуть ли не в каждой фразе, да и сам смысл ее реплик от перестановки слов не менялся. Она безостановочно повторяла одно и то же словно заезженная пластинка.

— Ничего, — видимо, пытаясь подбодрить Инауро, сказала она, — не переживай, мой мальчик. Скоро все такими станут и ты ничем выделяться не будешь.

— Обалдеть. Та еще перспективка, — скривился он, с отвращением разглядывая свои новые пальцы.

Лускус хранила мертвое молчание. Несколько минут назад в ее мозг вбуравился традиционный зональный сигнал — самый ненавистный для любого проводника. Она почувствовала, что потеряла все набранные было очки, что их пути с Инауро разошлись и то, что ей нужно искать нового подопечного, чтобы начать все с самого начала. Но самым отвратительным оказалось то, что очков, которые она только что потеряла, для одного этапа было слишком много, а это говорило лишь об одном — невезучий рыжий парень был очень и очень особенным.

"Был..." — констатировала она.

Старуха еще продолжала читать однообразную лекцию на тему "преимущества физиологических преобразований Разумных Существ", когда Лускус выплеснула остатки кофе под стол и, не говоря ни слова, пошла искать выход. Инауро потащился следом, а полуведьма вышагивала рядом с ним и вдалбливала инструкцию по "использованию новой плоти". Также она просила в случае "каких-либо неполадок с органикой" отыскать любого мутанта и через него передать сообщение Ритабулле, то есть лично ей самой.

— Мы заботимся о своих пациентах, — сияя словно начищенный медный горшок, заявила она и по-матерински чмокнула Инауро в лоб.

Лускус лишь скрипнула зубами.

ГN5.

Шли они долго. Спотыкаясь о внезапно отросшие штанины собственных джинсов, Инауро плелся слева от Лускус и молчал. Его ботинки тоже стали велики, да и куртка болталась как на вешалке. Ему было паршиво. Что-то явно не ладилось. Окружающее сумасшествие выдало новый финт, его изуродовали, причем, похоже, именно он в этом провинился и теперь Лускус раздосадована и злится на него так, что не хочет даже разговаривать. Ему стало грустно. Уж кого-кого, а ее злить ему совсем не хотелось. Новое тело было отвратительным, но не более того. В любом случае он понимал, что этот мир что-то типа "жизни после смерти" и здесь еще больше опасностей и правил, чем в жизни обычной, а странностей так вообще до черта. Ну так и чего ж тогда можно от него ожидать?

"Наверное, я что-то упустил, — с тоской подумал Инауро и скосился на вышагивающую рядом Лускус. — Раз она злится, значит так все-таки не должно быть. Она хотела, чтобы мне пришили прежнее тело, но вряд ли только из-за того, что раньше я ей нравился больше. Наверное теперь я слишком слабый для того, чтобы идти вместе с ней. Выходит, лесная ведьма знала, что так будет, и потому организовала эту операцию. Выходит, она с самого начала хотела навредить нам, ослабить нас?.. — он нахмурился. — Нет, здесь что-то большее... Этапы, этапы, опасность... Ласка говорила, если я умру, то в лучшем случае стану таким же как она. Проводником? Почему она говорит, что это так плохо? Контракт с Зоной... — он потряс головой. — Стоп. Зона это весь этот мир. Загробный мир. Он поделен на этапы, по которым обязательно надо идти, и мир этот хочет всех убить. Зачем? Чтобы умершие здесь не задерживались? Может быть это что-то типа христианского чистилища и умерших надо распределить по следующим инстанциям? Но тогда зачем нужны этапы? Может быть дошедшие до Башни попадут в рай, а остальных пинком под жопу и в пекло?..."

Он с трудом перелез через большое поваленное дерево, чуть не растеряв при этом ботинки. В голове был полнейший сумбур. Ветки стегали по рукам, мох предательски расползался под заплетающимися ногами, слабые легкие не выдерживали темпа, заданного Лускус. Он начал задыхаться и сильно отстал.

Она этого не заметила. Сейчас ей не хотелось даже думать, она шла как механизм — ничего не слыша, ничего не видя. Автоматически переставляла ноги, раздвигала нависающие ветви. Вся эта история выглядела крайне некрасиво — она выставила себя полной дурой, подвела хорошего парня и упустила отличный шанс.

"А ведь пальцы веером распустила... — она сплюнула и перепрыгнула подозрительного вида кочку, — профессионал, бля, крутая такая раскрутая, все-знаю-все-умею, держись меня, детка, не пропадешь... И раз за разом носом в дерьмо..."

Предстояло объяснить бывшему подопечному, почему он больше не ее подопечный, и сказать, что теперь ему придется спасаться самому, а она уходит. Она представила выражение его лица на момент расторжения договора и сглотнула. Лускус понимала — едва она разойдутся, парень наверняка сразу же погибнет, причем сперва непременно потеряв веру во взаимопомощь, доверие и, конечно же, в собственные силы. А это прямой путь в служители Зоны. И ведь она сама наобещала ему, что все будет хорошо и что вместе они сумеют справиться с любой проблемой.

"Какая гадкая подстава, — от накатившей тоски ей свело скулы. — Завалили на первом же этапе. Впрочем ладно, раз уж так вышло... я ведь не обязана бросать его прямо здесь. Я могу довести его до какого-нибудь места побезопасней. Или, что еще лучше, самолично прослежу, чтобы он погиб быстро, без мучений и сразу же стал проводником. Я могу ему все объяснить, научить тому, что умею сама... Ну хоть что-то я должна для него сделать?!"

Она встала как вкопанная. Сердце екнуло. Инауро нигде не было. Она секунду не двигалась, потом медленно развернулась.

"Идиотка... Черт побери, ну я и идиотка!" — она сорвалась и огромными скачками понеслась обратно, машинально обшаривая переговорными усиками окружающее пространство.

Инауро сидел посреди небольшой идеально круглой поляны возле почерневшей от времени каряги и держался за голову. При ее приближении он вздрогнул и сжал в побелевших пальцах пучки коротких волос. Она вся похолодела.

— Прости меня, Ласка... — глухо сказал Инауро и поднял на нее взгляд.

Глаза у него были несчастные и абсолютно серые. Лускус поняла, что пока она бежала вперед, проклиная собственную беспечность, его накрыло новое "озарение" и было оно куда больнее, чем "озарение" первое. Шоколада больше не было, да она и не верила, что в данный момент он смог бы помочь. В верхушках деревьев чирикали разноцветные птички, шумели трепещущие на легком ветру листья, воздух был нежным и прохладным, но оба чувствовали, как медленно тонут в вонючем гнилом болоте.

— За что простить? — сдерживая нарастающую горечь, спросила Лускус.

Он съежился еще больше и, закрыв глаза, стиснул голову ладонями. Она подошла и села рядом.

— Я ведь и правда забыл, — ответил он через несколько секунд. — Забыл про осторожность. Расслабился. Я не понял того, что ты на самом деле имела в виду. Я дурак. Я ведь даже почти не сопротивлялся...

— Чего уж сейчас-то об этом? Мы оба промахнулись. Я сама слишком долго тебя искала.

— Да нет же! Все не так! — его зрачки сузились, а радужка стала прозрачной как стекло. — Виноват лишь я один. Я только теперь все понял. Мне нужно было бороться, а я сдался. Мне казалось, что это ерунда, нелепый затянувшийся сон... Я так перед тобой виноват...

Его голос дрогнул, он скривился и прикрыл глаза ладонью. Лускус сглотнула и отвернулась.

— Ну, и что мы теперь будем делать? — спросила она.

Инауро долго тер пальцами лоб.

— Будем сидеть здесь и по-очереди винить себя в произошедшем? — она покачала головой. — Этим делу не поможешь...

— Ты ведь уже крест на мне поставила... — он говорил так тихо, что она его еле слышала. — Я это чувствую...

Скрывать правду больше не было смысла.

— Да. Таковы правила. Ты больше не можешь быть моим подопечным.

Он кивнул и печально усмехнулся.

— Действительно. Теперь я штука бесполезная. Куда мне теперь?..

Они помолчали.

— Могу я с тобой остаться? — спросил он.

Его взгляд, казалось, проникал с большой глубины.

Она передернула плечами:

— Сама хотела предложить, но смысла в этом не будет никакого. Однажды тебе все равно придется уйти.

Инауро сморщился и отвернулся.

— Пойдем, — она поднялась на ноги и осторожно коснулась его плеча. — Там посмотрим...

В напряженном молчании дойдя до края леса, они остановились. В высоте плавилось ослепительное белое солнце, на небе не было ни облачка. Задумчиво пережевывая сорванную травинку, Лускус долго глядела на расстилающиеся впереди тусклые топи. Путь завершился там же, где начался. Этот путник должен был тогда умереть на Болотах и Зона настойчиво об этом напоминала.

— Что, все по-новой? — понял Инауро, прислоняясь спиной к дереву.

Лускус пожала плечами и выплюнула травинку.

— Какая идиотская, дрянная шутка... — почти равнодушно сказал он. — Я не пройду это место второй раз.

Над Болотами дырявой ветошью стелился белесый туман. Сквозь него проглядывали редкие, то и дело с тихим всплеском уходящие под воду кочки, везде валялись прогнившие стволы деревьев, мокрые целлофановые пакеты и рваное тряпье. Метрах в ста от берега булькнуло и, взрезав острами шипами туманную завесу, мелькнуло и исчезло в глубине гибкое полосатое тело.

— Ну что же, — излишне бодро сказала Лускус, — это действительно нехорошее место. Вполне вероятно, здесь мы оба погибнем.

— А что дальше?

— Дальше у меня начнется очередная жизнь. А ты переродишься. Наверное мне надо объяснить тебе, как связаться с Зоной...

— Но мы останемся вместе?

Лускус усмехнулась и покачала головой.

— Нет, нас раскидает в разные стороны и не факт, что мы еще когда-нибудь встретимся.

— Грустно, — отозвался он совсем спокойно, но Лускус видела, как больно ударили его эти слова.

Внутри все свело, словно сильнейшей судорогой. Ей казалось словно сейчас она теряла не только подопечного — пусть даже отмеченного Зоной — но и что-то куда более важное. Что-то особенное, редкое, удивительное. Она словно бы что-то прозевала, не заметила, не поняла.

— А мы можем здесь не ходить? Мы можем вернуться?

Лускус сняла со спины рюкзак и села.

— Нет. Возврата нет. Позади нас нет ничего, только этот этап. Если пойдем назад, погибнем оба и не сможем даже переродиться, — сказала она и почувствовала как по коже побежали мурашки. — Но не будем торопиться... Быть может... — она замолчала, не зная, как закончить начатую фразу.

Инауро устало осел на влажную землю. Он замерз, шея ныла, а все мысли занимал лишь один вопрос — неужели и правда может быть все настолько плохо? Он достал из кармана полупустую пачку, выудил сигарету и долго мял ее, глядя на свои чужие пальцы. Он понимал, если Лускус не станет, он не будет бороться за жизнь — просто нырнет в это мутное болото и заставит себя не всплывать. Пока весь воздух не выйдет из легких, пока желудок не забьет тиной, пока не отключится мозг. Теперь он знал — этот ужасный мир с самого начала хотел, чтоб именно так все и вышло.

"Ну чтож, ну и пусть будет, — подумал он. — Пусть я умру и стану проводником. Пусть заключу договор с Зоной. Пусть у меня вырастет хвост, рога, копыта, крылья... да пускай вырастает что угодно... Какая разница как я буду выглядеть? Но Ласка..."

Он оглянулся на нее и почувствовал, как засосало под ложечкой.

— У нас есть денек в запасе, — та смотрела на зыбкую муть впереди. — Может и найдется решение. Ожидание иногда идет на пользу...

Наступившие сумерки принесли с собой грозу. Они промокли насквозь, хоть Лускус и попыталась соорудить нечто вроде навеса. Обхватив замерзшими руками вздрагивающего от холода Инауро, она смотрела в бесцветное небо, распарываемое жгучими ветвистыми молниями, и думала, что видит зональную грозу второй раз за все время своего существования. Первая гроза случилась на шестые сутки после ее проникновения в пределы Зоны. Она помнила, как сильно тогда хотелось умереть от отчаяния и острого желания исчезнуть, раствориться без остатка, лишиться ощущений, мыслей, всего. Лишь бы покинуть это ужасное место, полное принуждения, безумия, бессмысленности и опасностей. Она так хотела стать свободной, хотела превратиться в холодный свежий ветер, в ничто, в пустоту... Но вместо этого была вынуждена бороться. Снова и снова. Став проводником, Лускус лишилась возможности покинуть Зону как обычный путник — просто дойдя до Зеркальной Башни и миновав Врата — хотя вместе с тем и заработала определенную фору. Впрочем, она помнила и о прописаных в Основных Правилах отступлениях, одно из которых всегда ее волновало. Она знала, что проводник может разорвать контракт с Зоной и попытаться выйти за Предел при наборе определенного количества баллов. Но этих баллов должно было быть слишком много — чтобы их заработать, пришлось бы набрать целую армию подопечных и постараться сохранить их всех до самого конца или же отыскать кого-то одного, но особо ценного, а именно отмеченного мертвеца, за каждый шаг которого давали в два-три раза больше, чем за рядового путника.

Десятки жизней прошли как один день. И вот теперь она его нашла... И тут же потеряла.

"Ну почему так всегда?" — подумала она.

Беспредельная тоска, что мучила ее в редкие моменты одиночества, нахлынула со страшной силой. Хотелось завыть от внутренней боли, но теперь она была другой, не такой как раньше. Она стала сильной, злой, терпеливой, она могла побороть ненужные эмоции. Она хотела найти выход. Она должна была это сделать. Инауро молчал, но она чувствовала — он испытывает нечто похожее. Лускус прижалась к нему покрепче и стиснула челюсти. Так они и просидели до самого рассвета. Два изуродованных изгоя на самом краю вязкой топи. Два пленника, что ищут ключ от своих цепей, но только затягивают их все туже и туже.

Решение проблемы пришло само собой. Как она и думала.

Сидя перед тлеющим костром, Лускус жарила пойманную днем костлявую птицу и изучала мрачную муть впереди, мысленно составляя схему наиболее безопасного перехода. Периодами в поле ее зрения попадал спящий Инауро. Ему, похоже, было холодно, и она переползла поближе, чтобы загородить его от пронизывающего насквозь влажного ветра.

Все эти двое суток у него был жуткий депрессняк. Несмотря на заверения Ритабуллы, в своей трансформации он с каждой минутой находил все больше и больше минусов. Неподготовленное к физическим нагрузкам тело никак не подходило для серьезного похода. Оно было чересчур слабым — вялые мышцы, тонкие кости, сухая как пергамент кожа, крошечные ступни и неразвитые кисти рук, нетренированные легкие и сердце. Становилось ясно — даже если после заключения договора с Зоной и проявятся мутации, наподобие имеющихся у Лускус, они вряд ли смогут компенсировать имеющиеся недостатки.

"Словно бы меня намеренно лишили последнего шанса пробиться, — размышлял он. — Что я теперь из себя представляю? Жалкая амеба..."

Он попытался было покачать пресс, но в итоге передумал. Надо было действовать иначе — если ты слаб физически, то можешь попытаться победить с помощью ума, силы воли и знаний. Инауро решил, что в первую очередь ему следует заняться именно последним, поскольку ни ум, ни сила духа не помогут, если ты просто не понимаешь, что происходит. В эти дни они разговаривали с Лускус редко и мало, однако она все же посвятила его в некоторые особенности здешней жизни. С ее слов он узнал, что большая часть населения создана Зоной и потому питает особое пристрастие к уничтожению путников. Что кроме проводников есть изыскатели — перерожденцы, согласившиеся служить Зоне за определенное вознаграждение. Узнал, что каждый здесь вынужден существовать и действовать строго по правилам, и что смерть зачастую только начало. Потом, сопоставив факты, он пришел к выводу, что ни одно из случившихся с ним событий не было случайным. Все это время его как бы вели, заранее просчитывая каждый шаг. Даже самое начало говорило о многом. Непонятно почему, но он так и не рассказал Лускус, что до нее на его пути уже появлялся потенциальный проводник. Ну или кто-то, кто тоже хотел помочь. Они встретились еще на Болотах. Инауро помнил широкую противоестественную улыбку, прозрачные, словно бы светящиеся лиловые глаза и бледные костлявые руки. Тот стоял у самого мостика и, когда Инауро атаковали слепые мухи, кинул ему толстую синтетическую веревку, однако спустя мгновение из-под ряски вынырнуло длинное ребристое тело, похожее на раздутый оживший кишечник, и заглотало спасителя целиком. Тогда происходящее еще казалось Инауро простым ночным кошмаром, и потому он не придал событию особого значения. Сейчас же все выглядело иначе.

"Быть может кто-то или что-то хотело, чтобы моим проводником стала именно Ласка, а не кого-то другой? Но почему именно она?" — гадал он. Инауро вспомнил, как чуть было не убежал, увидев бредущую по пустой улице странного города девушку, следом за которой волочился покрытый шипами хвост. Но ведь не убежал же, его словно что-то тогда остановило... В тот миг ему показалось, что он когда-то уже видел ее — в старом-престаром, полузабытом темном сне из далекого детства. На свой страх и риск он пошел за ней следом, а потом она сама с ним заговорила. И вот теперь, уже после всего случившегося, он ощущал, что их связывает нечто большее, нежели просто совместный поход неизвестно куда и неясно зачем. Теперь предстояло выяснить — что именно их связывает и хорошо это или плохо.

Лускус же занималась исключительно бытовыми делами — разжечь костер, добыть еду, поправить провисший после ливня навес — и лишь изредка подходила к краю топи, что-то подсчитывая. С Инауро она почти не разговаривала, хоть и понимала, как он мучается. Несмотря на острое желание ему помочь, она не могла принять однозначного решения. А часы тикали. Нужно было собираться и покидать насиженное место. Она уже чувствовала кишками отдаленный гул — еще не на физическом уровне, но тревога витала в воздухе. Зона пока тянула со стиранием этапа, однако так не могло продолжаться вечно.

"Пересекать Болота, когда путник в подобном состоянии, чистой воды самоубийство, — размышляла Лускус, яростно ощипывая пойманную дичь. — И сам не выживет, и меня утянет. А вообще, все это лишние эмоции. Горячее сердце, холодный ум... или как там правильно. Я слишком близко восприняла эту историю. Знаю парня всего... раз, два... четыре... пятые сутки, то есть меньше недели и уже готова грудью на амбразуру. Да подумаешь, мертвяк отмеченный! Что их, мало что ли? Холодное сердце, горячий ум... блин, мозги кипят. Нет, так нельзя. Я проводник, он проводимый. Я веду, он идет. Я за него в ответе... Тьфу, черт, он ведь уже не проводимый. Так и на фига ж я так заморачиваюсь?.."

Она стряхнула с колен прилипшие перья и насадила тушку на толстую ветку. Руки пахли кровью. Несмотря на все попытки рассуждать рационально, она знала, что не сможет повести себя в этой ситуации как подсказывает здоровый эгоизм. Лускус понимала, что ее стремление во что бы то ни стало помочь парню продиктовано не только врожденным упрямством и чувством сострадания. Они оба были лишены возможности покинуть Зону и оба не хотели с этим фактом мириться — уже одно это их объединяло. Инауро был "отмечен" и попал этот "отмеченный" не к кому-то, а именно к ней. На входе его пытались убить, но все пошло наперекосяк. А потом началась самая шизня, судя по которой от планов уничтожить его уже отказались. При этом он все равно остался при ней. Живой он, живая она. Но теперь они уже не связаны друг с другом договором и должны расстаться. Неужели Зона могла опасаться, что в соотношении "проводник — проводимый", эти двое сотворят что-то такое, чего не сумел еще сделать никто? Да, начиненный, словно взрывчаткой, энергетической силой путник и его целеустремленный проводник, готовый пойти на что угодно, могли наворотить дел — например, вместе проникнуть за Предел. Мечта, утопия, но все же...

"Впрочем, в этот раз Зона точно победила. Я ничего не могу ей противопоставить. Даже если заставить ведьму перешить ему сильное тело, баллы не вернутся и подопечным он числиться не будет. А без этого таскать его за собой бессмысленно. Все равно когда-нибудь мне встретится настоящий путник и колесо придет в движение. Жаль, что Инауро тогда придется оставить. А что если..."

Плавящийся жир закапал на угли, потухшее пламя вспыхнуло с новой силой. Жарящаяся на огне птица начала подгорать, запахло паленым, но Лускус даже не обратила внимания. Что-то внутри нее вздыбилось, сделало полный поворот и все встало на свои места. Она застыла, боясь вздохнуть. Идея витала в воздухе, постепенно проясняясь. Лускус почувствовала, как бесцветный и бездвижный мир в одну секунду пришел в движение — сумеречный воздух словно распался на миллиарды серых песчинок и каждая травинка, лист и букашка судорожно сжались, выдохнув разом "НЕ СМЕЙ!".

"Конечно! Что может быть проще! — Лускус до боли сжала липкие от птичей крови кулаки. — И чего до меня сразу не доперло?!."

Был еще один вариант. Сумасшедший вариант. Последний, поистине фантастический шанс.

Тушка над огнем съежилась, перекосилась и почернела, от нее повалил густой сизый дым и она загорелась. Инауро заворочался во сне, наморщился, повернулся на бок и сонно посмотрел на костер, потом, удивленно, на замершую Лускус.

— Ты чего? — спросил он.

Она поднялась и, не говоря ни слова, начала собирать рюкзак.

— Ну ты чего?! — повторил Инауро более настороженно и приподнялся на локте, вглядываясь в ее лицо.

Она закинула рюкзак за спину и принялась затаптывать костер. Он нахмурился, сел.

— Поднимайся, — сказала Лускус и заулыбалась. — Мы возвращаемся. Рискнем здоровьем.

Они шли молча и очень быстро. Инауро практически не сводил с Лускус глаз, а она смотрела только вперед. Она шагала так уверенно, словно точно знала маршрут, и вскоре впереди выросла знакомая металлоконструкция. Возле нее Инауро остановился и решительно замотал головой.

— Слушай, я не хочу. Это бессмысленно. Ты же сама говорила, что вести меня не сможешь.

Лускус крепко ухватила его за локоть.

— Решение есть, братишка. Только надо поторопиться. Поверь мне. Ну хоть в последний раз, — она секунду помедлила и добавила, — можно попробовать обходной путь. Мы можем остаться вместе, дойти до Башни и даже покуситься на проникновение вовне. Есть единственный шанс...

Сейчас Лускус чувствовала в себе неимоверную силу. Она была способна взорвать эту халупу к чертовой бабушке, разнести ее до основания. Она готова была сдохнуть, подорвавшись на той бомбе, что тикала внутри, но своего добиться. Заскочив по пути в первую попавшуюся залу, она схватила один из металлических стульев и, держа его наперевес как оружие, уверенным шагом двинула в сторону Лаборатории.

Первым живым существом, встреченным ими, был один из "ожидающих очереди" — молоденький черноволосый паренек лет семнадцати на вид. Он безразлично глядел в крашенную стену и не обратил на них никакого внимания. Лускус секунду его разглядывала, потом хмыкнула, отдала стул недоумевающему Инауро и, подскочив к сомнамбуле, со всей силы ударила его по лицу. Он дернулся, отлетел и врезался головой в стену. Взгляд его чуть прояснился. Лускус заулыбалась.

— О, смотрите-ка, и правда живой!

— Это ты? — удивился он, приняв ее за кого-то одному ему известного, и потер затылок. — Больно...

— Пошли с нами, дружочек. К тебе есть дело, — не особо церемонясь, она ухватила парня за пижамные штаны и потащила за собой.

Вначале он шел послушно, но потом вдруг чего-то испугался, начал сопротивляться, за что получил еще одну затрещину.

— Пойдем, пойдем, — сказал Инауро, когда тот оглянулся, словно бы прося помощи. — Она знает, что делает.

Как ни странно, парень тут же пошел сам. Лускус отпустила его штаны и зашагала впереди, забрав у Инауро стул. Навстречу попадались другие сомнамбулы, однако до них ей уже не было дела. За очередным поворотом они наткнулись на развалившегося посреди дороги полумусорщика, который вскочил и приготовился было залаять, но, она не раздумывая, крепко засадила ему стулом по хребту. Мутант выгнулся дугой, взвыл и, поджав хвост, убежал. В этот самый момент Лускус окончательно перестала соображать, что делает. Ей хотелось лишь крушить и ломать все вокруг. Пинком открывая встречающиеся на пути двери, она искала Ритабуллу и серых "лекарей", но так торопилась, что чуть было их не проглядела.

— Ласка! — догадавшись, кого она высматривает, Инауро указал на одну из пропущенных дверей.

В маленькой уютной комнате, утонув в громоздких кожаных креслах, четыре одинаковых серых существа пили чай. Когда посторонние возникли на пороге, они вздрогнули и синхронно отставили чашки в сторону. Не говоря ни слова, Лускус перешагнула через порог и наотмашь, словно битой, ударила стулом одного из сидящих. Продолговатый череп, обтянутый морщинистой серой кожицей, лопнул будто перезревший арбуз и наполняющая его белесая жижа выплеснулась на спинку кресла. В ту же секунду сидящий слева близнец сдулся, опал и растекся блеклой лужицей. За спиной Лускус потрясенно охнул пацан в пижаме. Двое оставшихся серых переглянулись и задрожали мелкой дрожью так, что стало видно их колышущиеся внутренности.

— Мое условие, — сухо сказала Лускус, продеваясь в них. — Вы оба идете со мной и оперируете вон того рыжего. Откажетесь и я придумаю что-нибудь пострашнее, чем удар по черепу. Это понятно?

Серые затряслись еще сильнее и активно закивали.

— Встали! — приказала она, перебросив стул в другую руку.

Они попытались подняться, но от страха никак не могли вылезти из кресел.

— Слушайте сюда, инопланетные засланцы! — неожиданно заорал Инауро, возникая рядом с Лускус. — Сейчас мы будем исправлять врачебную ошибку! Ну-ка быстро оторвали свои внеземные жопы от кресел!

Лускус расхохоталась. Погромы всегда приносили ей большую радость, не говоря уже о погромах, восстанавливающих попранную справедливость. Инауро шагнул к одному из серых и, аккуратно взяв того за узкое горло, выдернул из кресла. Второй моментально соскочил на пол.

— Идем в Лабораторию, — мирно сказал Инауро и выволок покорно обвисшего лекаря в коридор. — Большая просьба вести себя прилично и во всем слушаться страшную женщину со стулом. Мне лично очень не хотелось бы, чтобы она всех тут поубивала.

— Пожалуйста, пожалуйста... — приплясывающий рядом близнец затараторил на незнакомом языке.

— Пошел! — пнула его Лускус.

-...Нет незанятых тел... Только умершие... Мы не можем... вы не можете... нет тел... — перемежая слова тарабарщиной, ныл серый и, умоляюще протягивая тонкие руки, кидался то к Инауро, то к ней.

— Это не проблема. Сейчас отыщем, — грубо сказала Лускус и, первой завернув за угол, столкнулась с выходящей оттуда Ритабуллой.

Глаза той округлились. Лускус лучезарно заулыбалась.

— Здравствуй, бабушка, — Инауро помахал полуведьме, придерживая безвольно висящего серого левой рукой.

— Опять вы, — справившись с замешательством, осклабилась старуха. — Не ожидала, не ожидала. Выходит ты, дорогая моя, еще более наглая особа, чем мне показалось до этого.

— А то как же, — кивнула Лускус.

Они стояли друг напротив друга, дожидаясь кто нападет первым.

— Я думала, что все понятно объяснила. Видимо нет. Чего ты добиваешься на этот раз, Лускус?

— А ты подумай еще разок, ведьма, — та склонила голову набок и хлестнула по полу хвостом. — Или кто ты там на самом деле...

Старуха медленно завела правую руку за спину и на секунду отвела взгляд от рук Лускус, уставившись в фальшивые оранжевые глаза. Воспользовавшись моментом, та с размаху огрела мутантку стулом, прыгнула вперед, повалила на пол и, пресекая возможное сопротивление, несильно надавила ножкой стула на горло. По полу загремел посох с вороньей головой, откатился к стене.

— Стой!.. — прохрипела старуха, пытаясь сбросить с себя нападающую.

Лускус надавила чуть сильнее. Мутантка задергалась, заскребла пол руками и закатила глаза, из ее правой ноздри показалась кровь.

— Остановитесь! Остановитесь! — завопил подскочивший сбоку серый. — Голова отходит! Проводник! Нет! Нет! — он в отчаянии заломил руки. — Ювелирная работа!

— Мы можем использовать ее тело? — хитро поинтересовалась Лускус, чуть ослабляя нажим.

Лекарь схватился за голову.

— Соображай быстрее, пока я не передумала. Можем или нет?

— Против правил!.. Строго запрещено!.. Вторичное использование!.. — к первому лекарю подключился второй серый, тряпичной куклой висящий в руках Инауро. — Высшая проба! Особое тело! Строго запрещено...

— Да насрать! — рявкнула на лекарей Лускус. — Еще слово против и я сама проведу операцию по удалению головы!

— Остановитесь, проводник! Мы согласны! Согласны! — в унисон взвизгнули серые и забились в конвульсиях.

Лускус улыбнулась, придушенная Ритабулла вяло зашевелилась. Взирающий на все это Инауро лишь изумленно хлопал глазами.

— Договорились, — кивнула Лускус и убрала стул с горла старухи, поперек которого уже проступила заметная полоса с сочащейся из места разрыва струйкой густой темной крови.

Она сгребла мутантку за шиворот и поставила на ноги. Та не сопротивлялась. Раскачиваясь из стороны в сторону словно маятник, она глядела на окружающих мутными глазами, покрытыми сеткой полопавшихся капилляров, и что-то неразборчиво сипела.

ГN6.

Операция заняла два часа, хотя, по-видимому, ее можно было проделать и быстрее. Перепуганные до смерти лекари сперва никак не могли подобрать все необходимые инструменты, потом неимоверно долго возились с отделением голов. Лускус нервно вышагивала по Лаборатории с устрашающего вида клещами в руке, лишь изредка подходя к операционному столу, дабы проконтролировать процесс. Обнаженное мужское тело, над которым в эту минуту колдовали серые, действительно было ничего — не мясное, но крепкое, поджарое и наверняка выносливое. Оно словно бы изначально было создано для преодоления всех невзгод самого сурового похода, однако Лускус понимала, что теперь им придется быть в сто раз более осторожными. Зона показала, что так просто парня не пропустит — каким бы он ни стал. Теперь она будет стараться уничтожить Инауро с куда большей настойчивостью и, быть может, в отместку даже отторгнет Лускус, не разрешив ей очередное перерождение.

"Ну и плевать. Пускай все закончится, — кривя губы в саркастической ухмылке, размышляла Лускус. — Сколько можно тянуть эту волыну? Сюда пошла, туда пошла... Регистрация, допуск, договор, подсчет баллов... Чем я лучше рядового изыскателя? Те же отчеты, те же обязанности, тот же бег на привязи... Может и правда пришло время перемен?.."

Голову Инауро привили довольно быстро, проверили условные рефлексы, намазали шею неизвестной мазью и затянули поверх места стыка тугую кожаную повязку. Задумчиво разглядывая гладкую черную полосу поперек его горла, Лускус вдруг поймала себя на мысли, что испытывает сильное искушение ее потрогать.

"Чего еще не хватало, — хмыкнула она. — Похоже, я все-таки начала привязываться к парню..."

Она помнила, какими неприятностями грозят подобные сантименты.

Пару жизней тому назад она случайно пересеклась с одной старой знакомой, которая когда-то тоже была проводником. Правда, как выяснилось, совсем недолго. Переродившись после первой зональной смерти, пугливая, романтичная и совершенно неопытная Джубар по-наущению Лускус решила взять на себя обязанности проводника, после чего была вынуждена заботиться о собственном подопечном, бороться с тьмой неизбежных проблем и противостоять бешеному натиску Зоны. За свою проводниковую бытность она вела всего дважды и оба раза крайне неудачно. Первый поход закончился быстро и нелепо — на третьем этапе ее подопечного отловили горцы и живьем замуровали в скале. Зато во втором походе, длившемся без малого тридцать одну неделю, она основательно влюбилась в своего спутника, даже начала строить романтические планы и то и дело застревать на более-менее безопасных этапах. Но потеряв бдительность, она потеряла все. Джуба очень долго и тяжело переживала провал. Гибель подопечного застигла ее на территории романтичных Садов Акации, где она и прожила почти два года, напрочь отказываясь браться за новую проводку. Там она умудрилась познакомиться с каким-то старым изыскателем, с которым опять же закрутила бурный роман. Он даже успел построить для их совместной жизни дом, а она в качестве благодарности решила народить ему ребенка, но и в этот раз что-то не заладилось. Она ничего не рассказывала, но и без слов было ясно, как сильно она разочаровалась в мужчинах. Порвав с изыскателем, она покинула Сады и тут же заключила с Зоной новый договор, по которому ей разрешалось передвигаться по территории с легкостью гонимого ветром перышка в обмен на свою питательную жизненную энергию, которую Зона поглотит после ее смерти.

И Джубар почувствовала, как жизнь налаживается. Для нее больше не существовало этапов, на нее не нападали порожденцы, для нее всегда находилась и еда, и место для ночлега, да и мироощущение ее поменялось в корне. Кровавое свечение вдалеке, заставляющее разбегаться любую живность, и жуткий гул стали для нее золотым дождем, струящимся с неба под чудесную мелодию, ее больше не страшили сумерки, непахнущие прежде цветы дурманили волшебным ароматом и даже листья на сухих деревьях распускались при ее приближении, исторгая из прогнивших стволов мириады прекрасных бабочек. Теперь ей были доступны любые знания, они приходили к ней во сне или же открывались в виде огненных знаков в небе — стоило лишь задать мысленный вопрос. Теперь она могла даже дойти до Выхода и понять, как через него проникнуть за Предел, но она никогда не пошла бы на это. "Ну а вдруг там плохо? — насмешливо пояснила она как-то в ответ на вопрос Лускус, почему она до сих пор не попытала счастья. — Зачем убегать оттуда, где тебе хорошо? Я не настолько любопытна, чтобы жертвовать всем ради сказки..."

Лускус смотрела на Инауро и понимала, что ни за что не променяет свою полную страха и опасности жизнь на эту чудесную иллюзию. Она знала, что никогда не откажется от ответственности за кого-то, кто ей доверился. Ни за что. Она верила, что пройдет этот путь до конца и постарается, приложит все усилия для того, чтобы не дать ему остаться здесь и мучаться сотни лет, так же как она — в ожидании свершения какого-то сомнительного чуда.

К нему уже постепенно начало возвращаться сознание.

— Вживление прошло успешно, — потирая узкие ладони, дружно заявили лекари и подобострастно выгнулись. — Повязку снимать не следует. Вторично пересаженное тело на первых порах подвержено отторжению. Возможен незначительный физический дискомфорт.

— Ничего, справимся, — просипел Инауро и скосил глаза в сторону Лускус. — Ну, и как я теперь?

— Сойдет, — хмыкнула она и швырнула ему джинсы. — Но кое-что тебе явно ни к чему.

— Ну отчего же, очень полезная вещица, между прочим, — заулыбался он и с трудом, морщась от тянущей боли в спине, втиснулся в штаны, которые опять стали не по размеру.

— Давай, очухивайся, у нас совсем мало времени, — не обращая внимания на протестующее попискивание серых, она начала складывать в рюкзак запечатанные ампулы, склянки с неизвестными медикаментами, часть которых использовалась при операции, и кое-какой инструмент. — Еще чуть-чуть и это место пойдет под снос. Что это такое, интересно... Ну, неважно, по-любому пригодится... Оделся? Ботинки у двери, если не влезешь, возьми старухины.

Отыскав в шкафчике две банки молотого кофе, она наконец успокоилась и подошла к аквариуму напротив входа, в котором некогда находилось родное тело Инауро, замененное теперь на использованное женское тело. Рядом с ним, у стены, в небольшой ванночке плавала замоченная в густом розовом консерванте голова Ритабуллы.

— Она никогда не была лесной ведьмой, правда? — задумчиво спросила она серых, не оборачиваясь. — У нее ведь даже имя на латыни, а не простой набор букв...

Те вздрогнули, но сделали вид, что не услышали.

— А больше всех порожденцев вместе взятых, я ненавижу лживых служителей Зоны, — осторожно опустив в раствор руку, она подергала Ритабуллу за нос.

Голова перевернулась вниз лицом.

— Пожалуйста, осторожность! — испугались лекари. — Ткань максимально уязвима!..

— Вот и славно, — усмехнулась Лускус и легонько толкнула голову ко дну ванны.

Та ударилась об эмалированную поверхность, подскочила как мячик и закачалась на поверхности. Серые задергались, но ничего не сказали.

— Мне кажется, она того не стоит, — вмешался Инауро, задумчиво рассматривая ныряющую как поплавок старухину голову.

— Ну отчего же? — усмехнулась Лускус, снова толкая ее на дно.

Длинные густые волосы опутали лицо, словно водоросли, один глаз приоткрылся, а изо рта выскочил десяток тугих пузырьков.

— Она больше не сможет нам навредить, — продолжал Инауро, натягивая потрескивающую в швах куртку. — К тому же, она по-своему была права. Она искренне верила в то, что оказывает миру великую услугу, но заблуждалась. И в итоге победили мы. Так чего ж ее теперь убивать?

— Да ты прям святоша, — весело оскалилась Лускус и вытащила голову за волосы.

Приборы, контролирующие состояние содержимого ванны, предупреждающе запищали. В унисон с ними протяжно заскулили лекари.

— А у меня идея, — сказал кто-то за спиной Инауро.

Лускус дернулась от неожиданности и выронила Ритабуллину голову. Она совсем забыла про молодого парнишку, которого сама же сюда и приволокла. Оказывается, все это время он неподвижно просидел на корточках в самом дальнем углу Лаборатории и все видел.

— У меня есть йоскошная идея, — чуть картавя, повторил он и глаза его заблестели. — Что, если пришить ей какую-нибудь фигню?

Инауро заулыбался и поглядел на Лускус. Та хмуро разглядывала парня. Не дождавшись реакции, он тряхнул длинной челкой и шагнул вперед, протягивая ладонь.

— Позвольте пьедставиться, — сказал он и энергично потряс ее руку, — Мерул. Мэр. Можно Мэрлин.

— Мерин, — криво ухмыльнулась Лускус, отвечая на рукопожатие.

— Мне нр-равится, как вы действуете. У вас есть стиль, — сделав вид, что не заметил издевки, он изобразил поклон. — Мне кажется, я весьма логично впишусь в ваш бомонд...

— Да неужто?! — она выдернула руку, которую тот тряс не переставая.

— Однозначно, — он ослепительно улыбнулся.

— Ах ты, боже ты мой, — съязвила Лускус. — Надо же, какой самоуверенный юноша!

Он скосился на Инауро, словно ожидая моральной поддержки, но тот ничего не сказал.

— Я, конечно же, пъосто не имею права настаивать... — менее уверенно продолжил Мерул.

— Действительно, — согласилась она, чувствуя как стремительно повышается в крови уровень адреналина, отмечающий каждое оформление договора.

— Я пъосто хотел бы оказать посильную помощь...

Лускус расхохоталась, почему-то ей очень хотелось помучить этого парня:

— Ты?.. Помощь?!!

Он растерялся.

— Ну, посильную... Ту, которую действительно смогу оказать...

— Ага, — Лускус улыбнулась более дружелюбно и, прислонившись к стене, скрестила на груди руки. — Сперва окажи помощь самому себе. Я должна о тебе кое-что знать. У тебя уже был проводник?

— Какой пьоводник?! — удивился Мерул, без остатка проглотив букву "р". — Я здесь совсем один. Честно-честно, — он сделал печальные глаза. — Я даже не знаю, что такое конкретно здесь творится. И что это за страна тоже не знаю. И кто эти странные создания.... Я домой хочу и большего мне не надо...

— "Большего"?! — фыркнула Лускус. — А известно ли тебе, братишка, что вернуться домой отсюда практически... — она осеклась и нахмурилась.

— Слушай, а может ему здесь память стерли? — задумчиво проговорил Инауро, кивая на серых лекарей. — Ну или он сразу же попал сюда... Они же инопланетяне, могли его просто похи...

— Подожди-ка, — шикнула на него Лускус и приложила ладонь к стене. — Слышите?

— Что? — насторожился Инауро, но она не ответила.

— Ладно, братишка, я тебе все объясню, только сперва мы должны выйти отсюда, — перебросив через плечо лямку рюкзака, она наспех распихала по карманам упаковки с одноразовыми шприцами. — Валим.

— А как же моя идея с головой? — растерялся Мерул.

— На это нет времени. Все взяли? — она напоследок оглядела помещение и прихватила клещи, которыми пугала серых во время операции. — Быстро, быстро, на выход. Надеюсь, договор учтен и в Болота нам соваться уже не придется...

Подгоняемые Лускус, они выскочили в пустой коридор. Возле ворот валялся стальной ошейник с цепью, на которой еще недавно сидел полумусорщик. Тишина была такой, что они услышали, как вибрируют металлические стены, резонирующие в такт далекой гулкой пульсации.

— Попрятались, крысы, — шипела Лускус, то и дело подталкивая в спину спотыкающегося Мерула. — Ну и черт с ними, пусть их кто-нибудь другой спасает. Что мне, больше заняться нечем? О, слыхали, как грохнуло?! Блин, чуть не погорели мы с этой ведьмой... А ведь она и не ведьма вовсе. Гармония и равновесие... Починим всех Разумных Существ... — она вдруг встала как вкопанная. — Слушайте, вы давайте, бегите к выходу, а я вас догоню. Инауро, ты ведь помнишь путь? Я быстро.

— Ты куда?!

— Сказала же, догоню! — розовая ковровая дорожка поползла и звучно треснула под ее подошвами, в воздух поднялось облачко пыли.

— А что?.. Что случилось-то?! — задыхаясь от бега, крикнул Мерул и снова запнулся, чуть не потеряв шлепанцу. — Почему мы убегаем?

— Если честно, я и сам пока не знаю, — признался Инауро, резко заворачивая за угол. — Нам сюда. Но если она говорит "надо", значит так и есть.

Замаскированный ранее люк в стене был распахнут настеж, за ним виднелся все тот же бурелом, только потемневший, набухший словно грозовая туча. Вынырнув из него, они почувствовали как вибрирует под ногами земля. Осыпавшаяся хвоя шевелилась, будто орды суетящихся насекомых, небо на востоке налилось пурпуром, из него били ослепительные молнии, лес в отдалении горел. Мерул ойкнул и попятился. Позади послышался топот и запыхавшаяся Лускус выскочила наружу как пробка из бутылки, ее штаны и носки ботинок были забрызганы кровью.

— Не оглядываться! — ничего не объясняя, заорала она. — За мной! Быстро, как можно быстрее!

По верхушкам сосен, окрашивая их в алый цвет, тек нестерпимый жар, поднялся сильный ветер, вниз сыпались сломанные ветки.

— Что это? Лесной пожар? — Мерул завороженно озирался. — Но как мы убежим от такого офигительно большого пожара?

— Это не просто пожар, братишка. Это намного серьезней. Но убежать мы все-таки сможем. Я все популярно объясню, когда мы будем в относительной безопасности, сейчас же скажу только, что лес скоро кончится и я понятия не имею, что будет после него. По правилам у нас должна быть небольшая фора, дающая возможность передохнуть и познакомиться, но, боюсь, сейчас мы лишены этого шанса, — Лускус тяжело перепрыгнула через знакомую темную корягу. — Только не отставайте! Правила правилами, однако мы застряли и все пошло через жопу...

Инауро бежал рядом с ней. Он ощущал неприятную ноющую боль в суставах, однако новое тело и правда было отличным. Ему все еще не до конца был понятен поступок Лускус, но она явно умудрилась повернуть ситуацию к лучшему. И хотя пурпурное свечение позади неумолимо настигало, он не испытывал страха, хоть и не пытался как прежде представить, что все происходящее ночной кошмар или сумасшествие. Сейчас он верил глазам, мыслям и ощущениям, он понимал, что не только собственная жизнь теперь зависит от его выносливости и отваги, но и жизнь Лускус и даже этого картавого пацана, что увязался за ними следом.

— И все же... Про какие-такие правила вы все время говорите? — выдохнул тот, с трудом приноравливаясь к заданному ритму. — Это что, игра какая-то?

— Первый и последний раз я слышу от тебя про игру, понял?! — рявкнула на него Лускус, быстро оглянувшись. — Никаких игр!

Мерул чуть не упал, споткнувшись о торчащие из земли корни. Симпатичная демоница имела непростой характер.

"Ну чтож, — подумал он, с восхищением оглядывая ее худое гибкое тело, в один прыжок преодолевающее любую преграду, — никто не обещал, что это будет легко..."

Он всегда верил в существование Ада, хотя и не доверял христианским учениям про кипящие котлы и "скрежет зубовный". Практика показывала, что на самом деле все куда более запутанно. В Аду обнаружился страшный раздор — демоны враждовали друг с другом, без разбора обменивались телами, прятались и убегали от настигающих их сатанинских сил. По-меньшей мере это выглядело непривычно. Но, несмотря на все странности, происходящее интриговало и завораживало его, словно внезапно ожившая страшная сказка, рассказанная ночью у костра. Потеря памяти казалась ему вполне приемлимой платой за приключение, мысль о галлюцинациях он отмел спустя полчаса от начала операции по смене тел. Этот мир не казался ему иллюзорным. Чтобы убедиться в реальности происходящего, стоило лишь внимательно осмотреться по сторонам. Он не помнил, что предшествовало его появлению посреди путаницы коридоров, но не сомневался — так вышло потому что он умер и его сознание переместилось в иной мир. Мир волшебства и загадок, густо населенный странными сущностями.

"Что может лучше всего разогнать скуку, чем опасное приключение..." — подумал он и неожиданно уткнулся в спину высокого рыжего беса, который до этого бежал впереди него.

— Как говаривал один мой старинный приятель, — процедила Лускус и сжала кулаки, — оказавшийся между крокодилом и львом должен выбрать, чьи зубы ему наиболее симпатичны.

Густой бурелом, залитый неестественно-кровавым свечением, обрывался узкой полосой выгоревшей на солнце травы. Местами она была выжжена, залысины открывали участки черной мясистой почвы, усыпанной мелкой морской галькой. Метрах в десяти от леса располагалась бесконечная, уходящая высоко в небо стена, обшитая ветхими, прогнившими до дыр неструганными досками. Кое-где трещины и проломы были залатаны кусками дырявого дерматина или просто тряпьем, отчего вся стена казалась старым деревенским забором, в котором неумелый столяр проделал уродливую шаткую калитку с замочной скважиной в самом низу. Однако Лускус знала — едва они войдут внутрь, и стена, и калитка станут единой железобетонной плитой.

С тоской поглядывая на сочащееся сквозь бреши гнилостное свечение, она усиленно вспоминала то, что рассказывал об этом этапе молодой проводник, с которым она когда-то столкнулась в районе Черного Курильщика. Всего пару сумерек назад тот потерял свою подопечную и сам еле унес последнюю ногу. Второй он лишился здесь. Он сказал, что безумнее и больше этапа еще никогда не встречал. Именно с его слов Лускус узнала, что Зона ставит Лабиринты лишь в крайних случаях, когда на карту поставлено слишком многое. И она догадывалась, что для нее этот "крайний случай" только что наступил.

— Опа! — возникший рядом Мерул с восхищением разглядывал возвышающуюся впереди стену. — Кр-р-руто!

— Чтож. Это явно не Болота, — задумчиво прокомментировал Инауро. — Что уже хорошо.

— Знаешь, братишка... а я бы сейчас лучше пошла через Болота, — отозвалась она и замолчала, не реагируя на его удивленный взгляд.

Сильный порывистый ветер трепал волосы, донося отчетливый запах гари.

— И почему мы стоим? — полюбопытствовал Мерул, поочередно заглядывая в лица спутников. — Что-то не так? Или мы здесь не пройдем?

— Все так, — Лускус оглянулась на полыхающий вдалеке лес, сняла рюкзак и села на землю, скрестив ноги. — Но сперва нам надо кое-что обсудить.

— По-моему, сейчас не самое удачное время, — сказал Инауро.

— Если не сейчас, то скорей всего никогда, — она начала доставать из кармашков рюкзака добытые в Лаборатории ампулы и раскладывать их на траве. — Так, это я не знаю, что такое, поэтому придется выбросить... а вот это нам может пригодится...

— Что происходит, Ласка? — не выдержал наконец Инауро.

— Лабиринты... — сказала она.

Он ждал пояснений.

— Это очень большой и крайне сложный участок. Можешь забыть, что я там раньше рассказывала про смерть на Болотах, то была ерунда. Мы здесь вряд ли сможем пройти. В любом случае. Ни с ним, — она кивнула на подопечного, — ни без него. Но постараться сделать это мы обязаны. Потому я выгребаю все лишнее, чтоб ничего не мешало. Возьми, убери это к себе в карман.

— Может ты нас все же просветишь? — Инауро устало потер виски и запихнул в куртку поданные ею бинты.

— Ну, просветю, — пожала плечами она, — толку-то? Говори — не говори, разницы никакой. Я там никогда не была и понятия не имею, что нас ждет. Говорят, это гиблое место. Да, не отрицаю, я по жизни пессимистка и люблю попугать слушателей, но сейчас дело не в этом. Слишком уж хреновый расклад получается, ребята. Мы вынуждены идти туда прямо сейчас, без какой бы то ни было подготовки, без оружия, без воды, без еды, без всего... потому что здесь мы по-любому скоро сдохнем.

— Что-то вы ужасы какие-то рассказываете!.. — весело начал Мерул, но Инауро посмотрел на него так, что тот моментально замолк.

— Так, дайте-ка подумать... Нам нужны три посоха, — сказала Лускус, — то есть три длинные, крепкие и желательно прямые палки. Пока еще есть возможность, можно наломать толстых веток в лесу, — она многозначительно кивнула Инауро и протянула ему заточку. — Очень советую поторопиться. Так, а ты сядь, — дернув подопечного за штанину, она ткнула пальцем в пожухлую траву, — я кое-что тебе объясню.

На них дохнуло жаром, невдалеке с треском повалилось на землю огромное дерево. Уже добравшийся до края леса Инауро вздрогнул и присел. Багровое марево стало походить на скопление рваных облаков, закручиваемых смерчем в некое подобие дымной спирали.

— Ты должен выслушать меня крайне внимательно, братишка, — Лускус всем телом развернулась к Мерулу и положила руки ему на колени. — Я не буду рассказывать тебе сказок или утаивать факты, ты должен понять всю серьезность ситуации. От этого зависит как твоя собственная жизнь, так и жизни наши. Поход по территории Зоны не игра, здесь все по-настоящему. Если тебе оторвут голову, новая не отрастет. Умерев, ты станешь чудесным энергетическим лакомством. Твое сознание развалится на миллиарды частей и накормит тех, кто рождается здесь, а тело удобрит почву. У тебя нет второй попытки.

— Жизнь вообще опасная штука, — весело отозвался он. — Что не убьет тебя сегодня, то непременно убьет завтра.

Лускус еле сдержалась, чтобы не надавать ему по лицу.

— Слушай меня и не перебивай. Здесь любая мелочь может навредить, здесь опасно все, вплоть до твоих собственных тапок с трусами. Ты можешь нагнуться понюхать цветок, а он продырявит тебя ядовитыми шипами, красивая девка будет говорить комплименты, переваривая тебя в собственном желудке, тебя разорвет на части только оттого, что шагнешь не на тот миллиметр пола, пойми это, дубина...

— Я не дубина, я оптимист, — заулыбался Мерул и кокетливо тряхнул челкой.

— Советую не кривляться, а слушать мои слова, так как потом может быть слишком поздно. Этот мир обманка. Она может казаться безобидной, а в следующую секунду видимость лопнет как туго натянутая пленка и ты столкнешься с тем, что не возможно объяснить с логической точки зрения. И вернуть все назад ты уже не сможешь. Ты должен двигаться только вперед, так как того, что было сзади, уже не существует. Зона это змея, пожирающая саму себя. Ты стремишься соскочить с кончика ее хвоста и вечно убегаешь от пытающейся проглотить тебя всеядной пасти. Понимаешь?

Мерул кивал, но Лускус чувствовала — ее слова представляются ему чем-то вроде театральной интермедии, целью которой стоит подготовить слушателя к интересному приключению, за которым ему предстоит наблюдать, но не принимать участия лично. Внимательно изучая нового подопечного, она все больше убеждалась в том, как жестоко промахнулась с выбором. Парень был безвреден и крайне уязвим, что старательно скрывал за внешней бравадой. Мало того, он до сих пребывал в блаженном неведении и его это вполне устраивало. Принимая безусловную реальность происходящего, он не задавал никаких вопросов, из чего можно было сделать несложный вывод — Мерул придумал свою собственную теорию, объясняющую это самое происходящее. А практика показывала, что человеческие теории зачастую слишком далеки от истины.

Вернулся Инауро — мокрый, раскрасневшийся. Ни говоря ни слова, он раздал каждому по длинному шесту и встал подле Лускус. Жар стал нестерпимым, в пунцовое небо поднимались клубы едкого дыма, расплавленный воздух плыл и искривлял пространство. Сквозь шум настигающего пожарища явственно проступало сочное низкочастотное гудение, напоминающее беспрерывные раскаты отдаленного грома или жужжание гигантского шершня. Лускус отерла вспотевший лоб, как следует умяла содержимое рюкзака, прижала под рукавом большим пальцем заточку и поднялась на ноги.

— Ну, поехали, — сказала она и дважды постучала в калитку.

ГN7.

Открыли не сразу. Кто-то подошел с другой стороны, в щели сбоку показался блестящий черный глаз. Лускус постучала еще. За дверцей послышалось хихиканье и какая-то возня. Затем в замке провернулся ключ и в расширившейся щели появилась голова привратницы. Она ехидно улыбалась.

— Зззачем пожжжаловали? — ее голос звучал в голове, жужжащим тембром высверливая в мозгу корявую дырку.

Троица путешественников синхронно поморщилась. Привратница была телепаткой.

"Перерожденка", — поняла Лускус. Значительные трансформации, которые претерпело ее тело, говорили о том, что до заключения договора о принятии на службу, она умирала очень много раз. Очевидно именно проводниковая бытность и сказалась на том, что она согласилась на "привязку" к одному месту. Лускус знала — из всех изыскателей именно служащие важных этапов самые стервозные, придирчивые и дотошные. Особенно не реализовавшие себя на почве проводок особи женского пола. Все они как бы мстили путешественникам за то, что сами успели когда-то настрадаться.

"Только бывший раб может стать самым жестоким надсмотрщиком..." — отстраненно подумала Лускус, разглядывая перерожденку.

Привратница хихикнула и прикрыла веками огромные выпуклые глаза:

— Назззовите сссвои имена.

"Вот гадина. Специально что ли тянет время..." — Лускус почувствовала, что начинает заводиться.

Новый порыв ветра принес облако удушающего дыма. Мерул зашелся кашлем.

— Я-то зззнаю, что я гадина, а вот ваши имена мне неизззвессстны. Пока... Рыжжжик, не сссмотри так, дверка крепкая, не высссадишь...

— Открывай, перерожденка. Исполняй свои обязанности.

— Луссскуссс, — весело присвистнула привратница, отчего всем острейшей судорогой свело мозги. — Зззнала, что мы ссс тобой ззздесссь когда-нибудь вссстретимссся.

Лязгнула предохранительная цепочка, изыскательница широко распахнула калитку и, цокая, попятилась, пропуская путешественников. Густая вонь едва не свалила вошедших с ног. Внутри пахло ничуть не лучше чем снаружи — плесенью, сыростью и опять же гарью. В узком как колодец помещении было душно и очень влажно. Осторожно ковыляя на тонких, лишенных ступней шпилеобразных ножках, привратница обошла Лускус и закрыла дверцу. Когда она наклонилась, чтобы запереть замок, словно специально расположенный у самого пола, Мерул снова закашлялся, уставившись на ее голые лоснящиеся от пота ягодицы.

— Мы разве знакомы? — сумрачно поинтересовалась Лускус.

— Есссли только зззаочно, — изыскательница улыбнулась, продемонстрировав присутствующим крохотные острые зубки. — Мне о тебе всссе уши прожжжужжжал один общий зззнакомый, вот и ссстало интересссно. Мне кажжжетссся, это проссстительная жжженссская ссслабосссть. Или ты так не сссчитаешь?..

— И кто же этот общий знакомый, если не секрет?

— Дажжже и не пытайссся угадать, всссе равно не угадаешь. А ты не пережжживай, рыжжжик, никто не зззабывал, зззачем вы ззздесссь, — телепатка резко развернулась к Инауро, заставив его вздрогнуть от неожиданности. — Я сссвои обязззанности прекрасссно помню и торопить меня незззачем. Сссдохнуть ты всссегда уссспеешь... Присссажжживаетесь, — она ткнула острым пальцем в сторону забившегося в угол дивана.

Они послушно прошли, сели. Сиденья были влажными и хлюпали, как мох в лесу после дождя. Привратница снова звеняще захихикала, с наслаждением взирая на их недовольные лица.

— Но довольно разззвлечений, — она подняла с пола тонкую бледно-зеленую тетрадь в клеточку и неспеша повела по строчкам острым пальцем. — Рылларь... Ку... Импруденссс... Иното... А, Инауро. Зззафиксссировала, — сросшийся с пальцем коготь черкнул по записанному имени, из царапины на бумаге выделилась кровь, привратница сокрушенно покачала головой. — Иссскренне сссоболезззную тебе, рыжжжик. Такая груссстная иссстория. Всссего один этап и ужжже не путник... Но не рассстраивайссся, мне положжжено региссстрировать всссех входящих беззз разззбора, никакой диссскриминации.

Инауро напряженно следил за каждым ее движением. Он практически сразу понял, что привратница легко читает чужие мысли и теперь старался по-максимуму их контролировать. Пока выходило неважно.

— Лупа, Луридуссс... А, Луссскуссс. Как и ссследовало ожжжидать, — изыскательница хитро скосилась в сторону путешественников, — зззачеркиваем... Кто ссследующий?.. А-а-а, милый мальчик, полосссатый зззайчик?..

— Ну, не такой уж я и мальчик... — кокетливо заявил Мерул, внезапно оживившись.

Привратница захохотала так, что Лускус захотелось умереть, не сходя с места. Парней скрючило.

— Зззайка, у меня отсссутссствует та часссть половых призззнаков, что так сссильно тебя интересссует, — смеясь, ответила она. — Причем давно ужжже отсссутссствует... Но мы и беззз игры во "входит и выходит" могли бы зззамутить что-нибудь презззабавное, как сссчитаешь?.. — она наклонилась к Мерулу так, что его лицо оказалось на уровне ее острых сосков. — И мы обязззательно ссс тобой зззамутим... Есссли выжжживешь, — она отступила и вдруг легко мазнула когтями по его шее.

Мерул заорал, правда скорее от испуга, чем от боли. Из неглубоких порезов выступила кровь. Инауро вскочил на ноги, заслоняя собой подопечного. Лускус поднялась следом, привычно зажимая между пальцев приготовленную заточку.

— Зззачеркнула, — с удовлетворением сообщила привратница и отложила свою тетрадь в сторону.

— Попробуй только еще раз так сделать! — угрожающе процедила Лускус.

Изыскательница переступила с ноги на ногу и поцокала языком.

— Ты на моей территории, Луссскуссс! Если я "попробую сссделать так еще раззз", ни он, ни вы двое не доберетесь дажжже до лессстницы. И твой малюсссенький ножжжичек тебя не ссспасссет.

— Посмотрим, — отозвался Инауро, мрачно изучая поцарапанную шею Мерула.

Привратница кивнула, как бы соглашаясь.

— Конечно, зззачем нам ругатьссся? Лучше оссставить сссилы на полезззное дело. Чтожжж. Ваша зззадача, — она скрестила на груди руки, — сссперва миновать Подззземелье, зззатем пройти Лабиринты и отыссскать выход. Возззвращаться нельзззя. Оссстанавливатьссся нельзззя. При потере проводимого, проводнику фора не даетссся, выход не откроетссся, придетссся перерожжждатьссся, — она улыбнулась. — Так что ссс этого момента можжжете сссчитать сссебя трупами.

Выдержав театральную паузу и насладившись произведенным эффектом, она молча указала на низкую, едва достающую до пояса дверцу в тени дивана и помахала путешественникам ручкой.

За перекошенной дверью была узкая и чрезвычайно крутая лестница, по которой спускаться пришлось чуть ли не ползком. Положение усугублялось низким потолком и неудобными шестами, которые Лускус категорически отказывалась выбросить. Мерул громко сопел и ругался себе под нос. Ему было стыдно — заигрывание с демоницей вышло боком.

"И чего возомнил, идиот, — он чувствовал, как кровь приливает к щекам, благо на лестнице было довольно темно и никто не мог видеть его позора. — Они же здесь все ненормальные... Интересно, а я единственный настоящий человек здесь или все же есть другие люди? И почему же тогда во мне так заинтересованы эти двое? Я уникален? Почему все кому не лень охотятся именно за мной. Может сбежать, пока никто не видит? — он мельком глянул на следующего за ним Инауро. — Нет, не выйдет. Крепкий, черт... Ласка бешенная. Да и позади эта иглоногая..."

В конце лаза забрезжил неясный свет, что сочился из брешей стены наверху. Преодолев последний десяток ступеней, путешественники по очереди выпали в широкий холл. Там, как и в комнате привратницы, царило запустение. Высокий потолок сплошь покрывали свисающие лоскуты размокшей штукатурки, пол устилал толстый слой светящейся поросли, напоминающей мох или переросшую плесень. Она источала слабый полынный запах, налипала на подошвы и своим призрачным сиянием освещала все помещение. В стене напротив входа на расстоянии полутора метров друг от друга располагались две одинаковые стеклянные двери. За одной из них должна была скрываться ловушка.

— Ну что? Куда пойдем? — поинтересовалась Лускус.

Мерул с любопытством озирался и ковырял светящийся мох носком тапки.

— Да кто ж его знает... — отозвался Инауро и уткнулся лбом в ее плечо.

— Устал? — риторически спросила она.

Он не ответил. Черное шершавое плечо пахло дымом. Ему вдруг захотелось обнять ее и больше не отпускать... Он поднял голову и отступил на шаг, неимоверным усилием воли отметая накатившие было эмоции.

— Эй, зайчик полосатый, — позвала Мерула Лускус. — Ну-ка, скажи, какая дверь тебе больше нравится?

— Вон та, — не раздумывая, он ткнул своим посохом в сторону правой.

— Окей, — кивнула Лускус и направилась к левой. — Двигайте за мной, только не подходите слишком близко. Ну, на всякий пожарный, вдруг я не угадала...

— Лучше давай я, — Инауро поймал ее за руку. — Ты проводник, ты нужнее.

— Но мне как-то привычней... — растерялась она.

— Давай не будем спорить, кому там что привычней и так далее. Ты же знаешь, без тебя мы тут и часа не протянем.

— Хорошо, — поразмыслив, согласилась она и сжала в руках палку. — Но как только откроешь, отбегай в сторону.

Инауро медлил ровно секунду, потом решительно распахнул дверь и тут же отпрыгнул назад. По глазам ударил поток яркого света. Впереди было узкое пространство допотопного лифта. Лускус осторожно подошла ближе и постучала посохом по деревянным стенкам. Ничего не произошло. Инауро шагнул внутрь, замер.

— Вроде все в порядке, — сказал он. — Тут даже панель управления есть, правда кнопка всего одна.

С чувством отвесив подопечному затрещину, Лускус подтолкнула его к лифту и вошла следом.

— За что?! — искренне расстроился тот, потирая затылок.

— А за... — начала она, но закончить фразу не успела, так как кабину резко и безо всякого предисловия, вроде закрывания дверей, понесло вниз, да с такой скоростью, что все трое дружно охнули и чуть не въехали головами в дощатый потолок.

— Черт побери!!! — заорал Мерул и, глядя на стремительно пролетающие мимо срезы полов этажей, вцепился в Инауро. — Мы же сейчас разобъемся в лепешку! Остановите! Остановите его! Ради всего святого!..

— Без паники! — рявкнула Лускус, прислушиваясь к нарастающему гулу. — Готовимся к остановке!

Лифт резко мотнуло вбок и все трое впечатались в стену, но направление переменилось повторно и их опять понесло вниз с головокружительной скоростью. Когда лифт остановился, все плашмя лежали на полу. Инауро тяжело дышал, Мерул закрывал голову руками.

— Черт, я палку сломала, — спустя минуту заметила Лускус.

За дверью была абсолютная темень. Косой прямоугольник света освещал лишь фрагмент хорошо утоптанного земляного пола.

— Ну что, — Лускус поднялась, отряхивая пыль с джинсов. — Не будем терять времени даром.

— Фонарика, конечно же, ни у кого не имеется... — промямлил подопечный, подглядывая сквозь веер пальцев.

— Фонарика у меня нет, но можно попробовать сообразить факел, — сказал Инауро.

Лускус осторожно выглянула из лифта. Через некоторое время ее специфическое зрение должно было адаптироваться к темноте, так что она смогла бы хоть что-то видеть. Сделав два шага, она замерла, услышав, как за спиной сдавленно ахнул Мерул. Его глаза стали совсем круглыми, приподнявшись на локте, он ткнул пальцем чуть левее стоящей Лускус.

— Там кто-то есть... — прошептал он.

В том месте, куда он указывал, тьма была гуще и колыхалась, хотя не было слышно ни единого звука движения. Инауро оперативно вытащил из лифта упирающегося подопечного и встал на изготовку. Все замерли, прислушиваясь. Сперва ничего не происходило. Потом вдруг самая четкая тень мягко опала вниз и до них донеслось еле слышное шуршание разлетающихся по полу камушков. В общей черноте выделилась еще более темная субстанция, резкими крокодильими рывками двигающаяся понизу. Лускус выхватила у съежившегося Мерула его посох и вцепилась в него вспотевшими ладонями. Лишенный последнего средства самозащиты подопечный запаниковал, засуетился, вытащил из кармана пижамной рубахи газовую зажигалку и выбил высокий огненный столбик. Горел он недолго, но за эти полминуты они успели разглядеть человекообразное существо, что вычерчивая телом странный узор, по-пластунски ползло в их сторону. В какой-то момент оно по-змеиному изогнуло шею, повернуло голову в профиль и мерцающий отсвет пламени отразился в его выпуклом фасетчатом глазе. Словно по сигналу с жутким ревом рванул вверх лифт и вызванный его движением порыв ветра моментально загасил слабый огонек. Подопечный заорал от страха, Инауро больно вцепился в плечо Лускус, а та яростно замахала посохом, надеясь хоть по чему-нибудь да попасть. Минуту было слышно лишь их прерывистое дыхание и глухие удары палки о землю. Потом Мерул опомнился и, жутко матерясь, начал возиться с зажигалкой, но пальцы его не слушались и он лишь вхолостую высекал искру.

— Тихо, не двигайтесь, — зашипел Инауро. — Может оно уползло?..

В ту же секунду Мерул наконец сумел выбить огонек и неровный колеблющийся свет плеснул ржавчиной на неспешно удаляющуюся тварь. Сердце Лускус билось тяжело и медленно, на какие-то мгновения замирая вовсе. Она облизала пересохшие губы и осторожно нащупала существо переговорными усиками, но у того либо вовсе не имелось входных-выходных отверстий, либо они были запрятаны в недоступном для нее месте. Не меняя скорости, тварь скрылась в единственном очевидном проходе. Уровень адреналина спал так же резко, как и подскочил, и Лускус начало трясти.

— Ничего... Не бойся, — сказал Инауро, трясясь не меньше нее. — Я с тобой...

— Это здорово, — нервно усмехнулась она. — Только ты плечо отпусти, и так наверняка уже синяк там поставил...

Инауро виновато убрал руку.

— Слушайте, вы бы хоть предупреждали иногда, — попросил Мерул. — Так и рехнуться недолго.

— В следующий раз непременно, — усмехнувшись, пообещала Лускус. — Теперь ты обо всем будешь узнавать первым.

Они еще некоторое время постояли посреди колышущейся мглы, окруженные дрожащим ореолом света.

— Может вернемся, а?.. — без особой надежды спросил Мерул.

— Ничего умнее ты, конечно, не смог придумать...

— Ну отчего же, — оживился подопечный. — Можно еще перестать убегать и сдаться на милость победителю...

— Щас в лоб получишь, — отозвалась Лускус. — "Сдаться на милость"... На какую-такую "милость"?

Инауро отыскал в кармане куртки еще одну зажигалку и теперь деловито наматывал медицинские бинты на посох. Длинные уродливые тени плясали на полу, ползали по неровным стенам, повисали над головами, рассредоточивая внимание и создавая оптические иллюзии. Зажигалка Мерула то и дело гасла.

— У меня газ кончается, — сообщил он и шмыгнул носом.

Инауро ободряюще улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Ничего, что-нибудь придумаем, — отозвался он. — Только вот бинтов на факел не хватит. Да и даже если я пожертвую своей футболкой... Ласка, у тебя случайно нет какой-нибудь толстой и желательно не синтетической веревки? И что-нибудь маслянистое нам бы не помешало...

— Моя единственная веревка застряла между Белым Городом и Дюнами, помнишь? А маслянистое я никогда с собой не носила. Может быть ты что-нибудь другое придумаешь?

Инауро задумался и начал разматывать то, что уже навертел на посох.

— Ну, в таком случае, я, как всегда, поторопился.

— А что, без этого никак?

— Да все равно, даже если я сниму футболку и все это подожгу, вонять начнет, а гореть не будет.

Лускус прикусила нижнюю губу. Перспектива пересекать опасный участок Зоны при свете зажигалки оптимизма не добавляла.

"Наверняка есть какая-нибудь подсказка, — думала она. — Ведь, в конце-то концов, таковы правила... Этап должен быть этапом, со всеми своими минусами и плюсами, топями и обходными путями, иначе вместо жестокой игры получается банальное смертоубийство..."

Она стиснула гудящую голову в ладонях, случайно глянула вниз и застонала.

— Что? — испугался Инауро.

— Погаси зажигалку, — приказала Лускус.

Мерул было засомневался, но палец убрал.

— Ноги, — зло прошипела она.

В наступившей темноте постепенно проступили странные голубоватые пятна. Спустя пару минут стало очевидно — налипшая на подошвы возле самого лифта плесень отчетливо освещала помещение слабым мертвенным свечением. Когда зрение попривыкло, стали различимы даже стены и потолок. Теней этот свет не давал, словно бы пронзая поверхности.

— Тьфу ты, — огорчился Инауро.

— Снимайте обувь, — скомандовала Лускус, расшнуровывая ботинки.

На разном уровне в стенах коридора виднелись округлые дыры уходящих вниз лазов. Оставалось лишь догадываться о том, кто мог из них вылезти. Вокруг было настолько тихо, что даже шаги босых ступней казались излишне громкими.

— Давайте сразу договоримся об одной вещи, — сказала Лускус. — Если кто-то что-то вдруг увидит или просто почувствует, сразу сообщайте об этом мне. Не надо бояться ошибиться. Лучше перестраховаться, чем недосмотреть. Неясные тени, летающие паутинки, локальное шевеление воздуха... все, что угодно... Не списывайте на обман зрения. Этим легко могут воспользоваться.

— Кстати, а почему я иду посередине? — поинтересовался подопечный и запнулся о выемку в полу. — Вы думаете, что в первую очередь атаковать будут именно меня?

— Необязательно. Просто если ты помрешь, нам тоже будет хана... ну ты же слышал, что говорила та стерва наверху. Это как бы подстраховка. Скорее всего, если на нас нападут, то и атаковать будут всех без разбора.

Мерул кивнул, но всерьез задумался. Догадки о его уникальности подтверждались, только все равно было непонятно, почему ведущие бесы после его гибели тоже должны были умереть.

"Как там объясняла иглоногая?.. — он напряг память, стараясь восстановить каждое ее слово. — При потере проводимого, то есть меня, проводники, то есть Ласка с Инауро, не получат какую-то там фору и выйти отсюда уже не смогут. И что, они умрут? Она сказала, что мы можем считать себя трупами... однако до этого упоминала про..."

— Ласка, а что такое "перерождение"? — обернулся он.

Та всплеснула руками.

— Ой, ну неужели малыш Мо, который-знает-все-на-свете, начал меня о чем-то спрашивать? А как же твоя теория?

— Какая еще теория? — нахмурился он.

— Ну не знаю... наверное та, которую ты там себе выдумал.

— Не понимаю, о чем ты.

— Окей, не понимаешь и хрен с тобой. Молчи, если нравится, — Лускус заулыбалась. — Перерождение это новая жизнь, братишка. Только вот она не всем доступна... короче, не все так просто. Но тебя не это сейчас должно заботить.

— А что же тогда должно меня заботить по-твоему?

— Внетелесная трансмиграция толерантных стереотипов, блин! — разозлилась она. — Ты что, сам догадаться не в состоянии?

Мерул надулся и не ответил. Он никак не мог понять, чего она от него добивается. То, что он должен быть осторожным, это и без слов ясно. То, что ему приходится полагаться на их опыт — аналогично, так как своего опыта у него пока нет. То, что на него ведется активная охота и несколько враждующих группировок готовы разорвать друг друга на части, лишь бы до него добраться?..

— И все же, почему я здесь?

— А я почем знаю? — изумилась Лускус. — Вероятно все же был какой-то повод. Может быть тебя и правда, как сказал Инауро, "инопланетяне похитили". Не знаю.

— Да что здесь могут делать инопланетяне? — затряс головой подопечный. — Скорее всего я просто умер...

Эта мысль импонировала ему более всего, к тому же в существование инопланетного разума он попросту не верил.

— А вот это вряд ли, — перебила его Лускус, вмиг посерьезнев. — Ты слишком мутный, прости.

— Что значит?.. — начал он.

— Тише! — шикнул на него Инауро и знаком приказал всем остановиться.

Издалека доносился какой-то шелестящий звук, отдаленно напоминающий стрекотание цикад. Звук накатывал волнами, то нарастая, то затихая, и когда он смолкал, становился слышен монотонный гул, словно бы впереди был большой водопад.

— Ты давно это слышишь? — спросила Лускус.

— Нет. Меньше минуты назад, когда заметил, что здесь стало светлее.

— А мне вот лично кажется, что здесь не только уже довольно светло, но еще и ссаньем тащит, — с неудовольствием сообщил Мерул.

— И правда, — наморщившись, подтвердил Инауро и прикрыл нос ладонью. — Ты что, не чувствуешь?

Коротко переглянувшись, все, как по-команде, посмотрели наверх.

Облупившегося потолка над ними уже не было. На расстоянии двух метров от запрокинутых голов располагался длинный ряд стандартных туалетных кабинок с повернутыми вниз чашами унитазов. Привычная геометрия разом нарушилась и они очутились как бы вверх ногами. Секунда — и гравитация изменила направление, вся троица с криками ухнула вниз. Лускус упала на редкость неудачно, так сильно ударившись животом об острый угол кабинки, что перебило дыхание. Боль была адской и она решила, что не просто отбила себе какую-нибудь важную кишку, но и вовсе переломилась пополам. Где-то поблизости матерился Инауро. Она с трудом отлепила лицо от холодного кафеля и пощупала кончиками пальцев саднящую скулу. Очередной сломанный посох застрял в унитазе рядом, рюкзак отлетел и треснул по шву, из образовавшейся дыры выглядывала аллюминиевая банка с кофе.

— Все целы? — донесся до нее голос Инауро.

— Я вроде цела, — отозвалась Лускус и потрясла головой, отгоняя рой черных обморочных мушек. — Мо?

— Кажется я клык выбил, — голос подопечного звучал глухо. — Только вот никак его теперь не найду...

— Слушайте, я брюхо отшибла, болит зверски. Может вы сами до меня доползете?

— А ты где? Сейчас... Ой. Что-то никак не пойму... Ласка?!.

— Что? — придерживая живот, она осторожно села и толкнула ногой дверцу, открывая ее.

— Здесь что-то не так...

За дверью Инауро не было, а голос его звучал откуда-то сверху.

— Час от часу не легче, — прокомментировала она, задрав голову.

Опираясь на шатающуюся стену кабинки, Лускус медленно поднялась на ноги.

— Не понимаю, как это могло получиться, — Инауро подпрыгнул и, словно намагниченный, приземлился обратно на потолок.

— А ты вообще упал или просто остался стоять на прежнем месте?

— Я вообще упал. Вместе с вами. Ну, мне так показалось...

Привалившись боком к стенке, Лускус минуту молча разглядывала погруженное в полумрак запрокинутое лицо на значительном расстоянии от ее собственного. Инауро протянул ей конец посоха, который до сих пор был при нем:

— Попробуй ухватиться.

— Сейчас, — морщась от боли, она вскарабкалась на унитаз и вытянула руку. — Ближе, левее, еще ближе... Ну подпрыгни, что ли! — когда конец палки оказался в руке, она с силой дернула ее на себя. — И правда... странно как-то... такое ощущение, будто посох хочет взлететь, — она хмыкнула, покрутила его в пальцах. — То есть выходит, у каждого из нас своя личная гравитация, так что ли?

— Выходит, — согласился Инауро. — Но даже если и так... почему это и вещей коснулось? Ведь и твой рюкзак на меня не падает...

— Мо! — позвала Лускус. — Ты там часом не помер?

— Не дождетесь, — сердито отозвался тот и сплюнул.

— Да забей ты на свой клык, все равно назад не вставишь, иди сюда.

Донесся печальный вздох, грохнула деревянная дверца кабинки и по кафелю зашлепали резиновые подошвы больничных тапок.

— Все это похоже на то, как однажды у меня во сне сместились все пространства вообще, голова выросла на боку, а ноги стали такие длинные-предлинные, что... Ого, как тут все запущенно, — Мерул находился в нескольких сантиметров от головы Лускус, но располагался по-отношении к ней крест-накрест.

— Мда, — сказала Лускус и потерла лоб. — Дайте подумать... Оси икс, игрек, зет, так вроде? Ими, кажется, измеряется наше трехмерное пространство, да? Инауро вверх ногами по-отношении ко мне, малыш Мо перпендикулярно к нам обоим. Мы упали с потолка, который для всех троих до этого был полом, но почему-то Инауро вернулся в исходное положение, а мы нет. Следовательно, по-сути пространство сместилось только для нас двоих. Вывод?

Парни сконфуженно молчали.

"Ах, ее, сучья геометрия..." — расстроилась Лускус.

Старый Новак, что взял ее под опеку, когда она была еще глупой соплюхой, в течении целых семи лет безрезультатно пытался обучить ее разным наукам и в особенности математике, для чего даже украл несколько старинных рукописей из Библиотеки Белого Города, однако в ту пору ее куда больше интересовали тренировки на выносливость и поединки с порожденцами. Наставника же это чрезвычайно огорчало. Сам он был перерожден до такой степени, что в нем уже не осталось ничего человеческого, однако становиться приспешником Зоны и тем самым искусственно продлевать себе жизнь, он категорически отказывался. Новак чувствовал невыносимую тяжесть от бесконечной цепи собственных смертей и собирался проделать последний путь, итогом которого, по его мнению, стала бы полная его аннигиляция. Он постоянно напоминал, что его время близится к концу и потому он должен передать ей свой опыт, знания и умения, но она лишь отмахивалась.

"Недоучка, блин..." — сердито подумала Лускус.

— Окей. Я так понимаю, в математике здесь никто не шарит. Ну и хрен с ней тогда, — она подняла с пола порванный рюкзак и запихала торчащую банку поглубже. — В таком случае будем заниматься тем, что умеем. Как-то мы здесь задержались, вам не кажется? Наверное, пора двигать дальше.

— А кто помнит, с какой стороны мы пришли? — полюбопытствовал подопечный.

— Ээээ... — задумчиво протянул Инауро, оглядываясь по сторонам. — Вон там, похоже, светлее... Сейчас, подождите, схожу, гляну, может остались следы?..

Лускус устало опустилась на краешек унитаза.

— Ласка, а у тебя случайно попить ничего нет? Во рту гадость такая... Еще и зуб этот. Черт, даже не заметил, когда выбил, — пожаловался Мерул и в качестве доказательства продемонстрировал свой щербатый рот.

— У меня вроде где-то кефир был, правда, скорее всего, он уже прокис. Надо? Еще кофе есть, сухой. Слушай, да ты из унитаза попей!

— Благодарю, — обиделся подопечный.

— Нет, я серьезно, вряд ли в них кто-нибудь какал.

— Не очень-то хочется проверять...

— Ну, как знаешь. Если б мне приспичило, я бы попила.

— Следов нет, — из-за ряда деревянных перегородок показался печальный Инауро. — Хотя это странно.

— Ну нет, так нет. Пойдем туда, где светлее, — Лускус закинула за спину рюкзак и вышла из кабинки, по-старушечьи опираясь на посох.

ГN8.

Она чувствовала себя смертельно усталой. Отбитый живот болел, сотрясаясь при каждом шаге, ноги гудели, мысли путались, дико хотелось есть и спать. Лускус понимала, в таком состоянии она превращается в легкую мишень, и небезоснавательно полагала, что скорее всего так и задумывалось. Кабинки остались далеко позади, но ничего не происходило. Словно бы их пытались взять измором.

"А что, очень даже вероятно, — рассуждала она, косясь на чернеющие проломы в стенах. — Сперва нас разделили, потом вымотали и бац! Нате пожалуйста вам в зубы орды порожденцев..."

— У меня челюсть ноет, — печально сказал Мерул.

— Ничем не могу помочь, — ответила Лускус.

— А еще я бы поел.

— Мы бы все с удовольствием поели, не доставай.

Подопечный тяжело вздохнул.

— Сейчас бы курочки жареной... — мечтательно протянул он спустя пару минут.

— Ага, — поддакнул Инауро.

— Со свежевыжатым апельсиновым соком...

— И салат из огурцов.

— И кусок мягкого хлеба с красной икрой и листиком петрушки...

— Блин, — разозлилась Лускус. — Если вы сейчас не заткнетесь, я запущу в кого-нибудь палкой.

— И вот так всегда, — отозвался Инауро.

Следующие десять минут прошли в молчании.

— И все-таки мне непонятно, почему и от кого мы убегаем? — не выдержал Мерул. — Кто ваши враги и зачем им так нужен я?

— Много будешь знать, скоро помрешь, — нехотя ответила Лускус.

— Состаришься, — поправил Инауро.

— Что?

— "Много будешь знать, скоро состаришься", так вернее...

— Один хрен разница.

— Ну, а все же? — не отставал подопечный. — Это что, такой большой секрет?

— Да блин, задолбал! — разозлилась Лускус. — Я сейчас не в том состоянии, чтоб отвечать на подобные вопросы, разве непонятно?! Почему ты раньше ничего не спрашивал?!

— А когда мне было спрашивать-то? — растерялся он и предусмотрительно переместился поближе к Инауро. — То вы там головы местами меняете, то мы бегаем как бешенные, потом эта девушка-юла, потом лифт... Когда было спрашивать?

— Ладно, фиг с тобой, ты не виноват, — согласилась Лускус. — Просто жизнь у меня полная жопа. И вообще, кажется, я снова слышу тот звук.

Все остановились. Впереди виднелся резкий поворот влево, из-за него струился тусклый желтоватый свет. Знакомое стрекотание и гул водопада громкости своей не поменяли, хотя путешественники должны были оказаться к источнику звука намного ближе, чем раньше, зато теперь к основному шуму примешивался негромкий людской говорок, музыка и смех.

— Надеюсь, мы не наткнемся на тот же самый туалет, — сказал Инауро. — Только теперь уже действующий.

— Кто знает, — безразлично отозвалась Лускус. — Я так вымоталась, что мне уже почти все равно.

— Это нехорошо.

— Знаю.

— Может быть я пойду первым, проверю?

— Нет уж. Идем все вместе. Не хватало еще разбрестись в разные стороны и заблудиться, — Лускус перехватила покрепче посох и зашагала вперед.

Прямо за поворотом сияющей каймой очертилась большая двустворчатая дверь, за которой, похоже, царило самое настоящее веселье. Приблизившись, Лускус знаком приказала парням подождать, толкнула створку концом палки и на всякий случай отбежала к стене.

— Ну надо же, — восторженно прошептал Мерул, осторожно выглядывая из угла.

За дверью была вполне достоверная имитация ухоженной улицы типичного небольшого городка, только ночное небо заменял невысокий потолок, неровно выкрашенный темно-синей краской с россыпью белых пятиконечных звезд. По краям улицы стояли настоящие фонари и пара припаркованных автомобилей. Метрах в ста от входа Лускус разглядела основной источник звука — ресторан под открытым небом, причем абсолютно пустой, несмотря на доносящуюся оттуда жизнерадостную болтовню.

— Пошли, — скомандовала она и шагнула вперед.

В лицо дохнуло свежим ночным ветерком, мимо прошуршала смятая обертка от мороженного, она прихлопнула ее подошвой и протянула руку выглядывающему из-за косяка подопечному.

— Да уж это я как-нибудь сам, — с достоинством отозвался тот и лихо перемахнул через дверь.

Тапки полетели в одну сторону, сам Мерул в другую — гравитация снова переменилась и он мешком повалился вниз. Зажав посох подмышкой, Лускус зааппладировала.

— Браво, гениально. Бис! Бис! Инауро, слабо переплюнуть нашего гимнаста?

— Меня способен переплюнуть только я сам, — ничуть не смущенный падением, заметил Мерул, незаметно потирая ушибленный локоть.

— Вот это я понимаю, — удивленно протянула она. — Сила Духа наше все.

Сзади ударили об пол подошвы ботинок Инауро.

— Ну наконец-то, — улыбнулся он, — а то я уже начал ощущать, что потихоньку свихиваюсь. Как все же хорошо стоять на земле. И зачем, интересно, вообще нужна была вся эта ерунда с гравитацией?

— А кто его знает, — отозвалась Лускус. — Мне кажется, нас просто пытались дезориентировать.

— Но у них ничего не вышло.

— Будем надеяться...

Они медленно побрели вниз по улице. С боков помещение расходилось бесчисленными ответвлениями — узкими улочками и переулками, перегороженными рядами двух и трехэтажных домов. Остатки стен, продолжающие коридор за дверью, все же встречались, но лишь фрагментарно. Некоторые куски были впаяны в стены домов, другие — торчали прямо из земли своеобразными древними руинами, лишь изредка составляя с потолком единое целое. Кое-где из трещин в асфальте пробивалась редкая травка, вдоль тротуаров росли невысокие подстриженные деревца, о стекла фонарей бились жирные ночные мотыльки. В некоторых окнах домов горел приглушенный свет, но ни единой живой души видно не было, словно весь городок в одночасье вымер.

— Что думаешь? — спустя пару минут поинтересовался Инауро.

— Ничего не думаю. Возможно, тот дурацкий туалет должен был задержать нас и тогда вместо этой улицы мы обнаружили бы здесь что-то другое, — ответила Лускус. — Фиг знает. Может здесь обитают одни страшные голоса. А может монстры-невидимки. Может сейчас уроды полезут из домов, а может городок не такой маленький, каким кажется, и мы просто заблудимся...

По-мере их приближения людской говор стал отчетливым, можно было разобрать даже отдельные фразы, но улицы по-прежнему были пусты. Лускус осторожно перегнулась через витую чугунную ограду, отделяющую ресторан от улицы, и увидела забытую на столиках еду — полные тарелки, салатники, чашки и бокалы. Инауро присвистнул и спустился по каменной лестнице, ведущей в ресторан.

— Есть не советую, — предупредила Лускус.

— Да я и не собирался, — он нахмурился и остановился. — Просто хотел посмотреть. А ты знаешь, что будет, если здесь поесть?

Она пожала плечами.

— Понятия не имею. Может быть и ничего.

— Мания преследования шибко вредит желудочно-кишечному тракту, — подвел итог Мерул и быстро отхлебнул из полной рюмки.

— Мо, что ты делаешь?! — Инауро запоздало выбил опустевшую рюмку из его руки.

— Оттащи этого болвана от стола! — Лускус слетела вниз по ступеням. — Я же сказала, ничего не трогать! Ты что, убить нас всех хочешь?!!

— Поздно, — весело констатировал Мерул и облизал губы.

— Блин, ну ты дурак, — она села. — Неужели так трудно было потерпеть? Наверняка потом нашли бы чего-нибудь. Давай теперь два пальца в рот. Или помочь?

— Не надо два пальца. По-моему, вполне нормальная еда, съедобная, а у меня молодой растущий организм, ему постоянно требуется свежий заряд энергии, — Мерул показно нацепил на вилку кусок жареного гриба со стоящей рядом тарелки.

— Этот балбес меня совсем не слушает, — пожаловалась она Инауро. — Что мне теперь, избить его?

— Не надо меня бить. Давайте лучше перекусим на дорожку. Вы же видите, я не умер. Значит не отравлено. Ммм, вкуснятина, — радостно чавкая, подопечный с размаху плюхнулся на стул. — Картошка, кукуруза, жареное мясо в кляре, сыр, о-о-о, креветки, молочный соус...

— Да, пахнет вкусно, — подтвердил Инауро и закурил.

— Думаешь, это безопасно? — засомневалась Лускус.

— Да ладно вам, не напрягайтесь по пустякам! — засмеялся Мерул. — Сейчас это ничейная еда, а значит наша. Всех жителей распылили на атомы, а еда осталась. У меня лично такое чувство, словно я целый год постился, — он пощелкал в воздухе пальцами. — Гарсон! Обслужите этот столик!

— И все равно подозрительно, — сказал Инауро, втягивая в легкие горькую пыль сигаретного дыма.

Он никак не мог понять, какой факт беспокоит его сильнее — то, что еду не пришлось добывать самостоятельно, так как она уже ждала их; то, что есть голоса, но нет людей; то, что иглоногая Привратница на входе пообещала им, что живыми они по-любому не выйдут; или то, что только сейчас он ощутил как сильно хочет есть. Словно по команде заурчал желудок и свело челюсти. Запах томящейся на столах еды сводил с ума.

Лускус отставила в сторону посох, подтянула к себе ближайшую тарелку и долго на нее смотрела.

— Что будем делать? — спросил Инауро, присаживаясь рядом.

— Честно? Мне вот жрать охота. Ситуация смущает, конечно, но знаешь... в Зоне ведь не везде ловушки...

Мерул уже успел прикончить все, что у него было, и жадно набросился на соседнюю порцию. Его ничто не смущало.

Старый Новак всегда говорил, что необходимо есть как можно чаще, не упуская ни одного удобного момента. Лускус с ним не соглашалась, утверждая, что есть нужно только тогда, когда этого остро требует организм. Сейчас она своим убеждениям явно не противоречила.

— Ласка, — настороженно сказал Инауро. — Мне это не нравится...

— Тогда попробуй что-нибудь другое, — жизнерадостно отозвался Мерул, пододвигая ему полупрозрачный салатник. — Смотри, с крабовыми палочками...

Задумавшись, Лускус даже не заметила, как отрезала кусок от лежащего на ближайшей тарелке бифштекса и положила его в рот. Сладкое, нежное, слегка перченое слоистое мясо буквально растаяло на языке, ударив в мозг острым желанием заглотить все, что имелось в поле зрения. Она машинально запила еду стоящим рядом каппучино и почувствовала как по желудку разлилось блаженное тепло.

— Вкусно, — сказала она и кивнула Инауро. — Действительно вкусно. Попробуй.

— Ласка, — он поймал ее руку, подтягивающую новую порцию.

— Братишка, — сказала она. — Нам на самом деле надо срочно подкрепиться. Наверняка это место предназначено как раз для подобных случаев.

Инауро с сомнением покачал головой, но перечить не стал — отравленными они действительно не выглядели. Он внимательно осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, развернул свой стул так, чтобы видеть обоих спутников и, в случае чего, быстро отреагировать.

Ей было хорошо. Вино из хрустального бокала осело на языке терпкой сладостью, слегка отдающей запахом полыни. Напиток был крепким, но гортань не обжигал и лишь слегка давал по мозгам, не вызывая при этом никакого дискомфорта. Говор несуществующих людей не стихал, наоборот, он стал громче и Лускус подумала, что это могут быть существа, которые также как она просто зашли сюда перекусить, но почему-то стали невидимками. Негромкая ресторанная музыка доносилась из ниши в стене слева и чем больше пила Лускус, тем глубже звучала мелодия, изысканней и чище. Она заметила, как Мерул поднялся и пересел за соседний столик, оживленно беседуя с кем-то, кого она не видела.

-...Я тут с друзьями, — говорил он. — Шли мимо... Смотрю, такая красивая девушка сидит...не мог устоять... А почему вы одна?.. В столь прекрасный теплый вечер разве никто... Да что вы, как можно?! — он смущенно засмеялся. — Да никогда... Да чтобы я?!.

Сперва она удивилась, но потом ее зрение прояснилось и она разглядела сидящую рядом с ним юную мальчикоподобную брюнетку с удивительно маленькой головой.

— Мо! — позвала Лускус и улыбнулась. — Познакомь с девушкой!

— Морина, — самостоятельно представилась та низким томным голосом и захлопала длинными загнутыми как вилы ресницами. — Добрый вечер. Вы знакомы? А вас как зовут?

— Лу... то есть Ла... — начала она и поняла, что не помнит своего имени. — Ну, не важно... А ты тут точно одна? Может у тебя имеется поблизости симпатичный приятель?

— Вы будете еще что-нибудь заказывать? — возле стоял официант.

— Можно "меню"? Кажется, я еще не наелась.

Он широко улыбнулся и протянул бордовую кожаную папку. Раскрыв на первой странице, она задержалась на "Фирменных блюдах". Перечень был впечатляющим: Лускус заливная с орехами; Лускус фаршированная грибами, с чесноком, томатом и хреном; Лускус тушеная в вине, с картофелем и луком...

— Послушайте, а что это у вас за "лускус"? — поинтересовалась она.

— Пикантное мясо. Деликатес, — продолжал улыбаться официант.

— Лучше свинины?

— Что вы, не сравнить!

Думала она недолго.

— Хорошо, кажется, я о нем наслышана. Очень знакомое название. Дайте вот это, — она нашла в списке, — "лускус запеченая в сметане, с кусочками вишен и черносливом". И двойное кофе-эсперессо.

— Понадобится время, чтобы приготовить. Подождете?

Официант был молодым и очень симпатичным.

— Конечно, — она улыбнулась ему и отклонилась назад. Он бросил многозначительный взгляд и удалился. Она устроилась поудобнее и оглядела импровизированный зал ресторана. Мерул, в числе прочих пар, танцевал с Мориной медленный танец, приобняв ее чуть пониже талии. Морина томно хлопала глазами и изгибала длинную белую шею. Мерул вел легко и умело, нашептывая в маленькое проколотое ухо комплименты. С улыбкой глядя на эту красивую пару, она снова отпила из бокала и затянулась невесть откуда взявшейся сигаретой. Вокруг была толпа народа, все смеялись, пели и запускали в звездное небо воздушные шары, между танцующими сновали вежливые официанты и маленькие, красивые как куколки, дети играли под столами в прятки. Все окружающие были по-праздничному нарядно одеты и она даже застеснялась своих нечищенных ботинок, драных джинсов и заношенной до дыр водолазки. Машинально пригладила всклокоченные волосы.

"Как жаль, что пора уходить, — с грустью подумала она и подняла глаза на порозовевшее у самого горизонта небо. — Хотя... Собственно, зачем? Мне ведь никуда уже не надо, так почему я не могу просто отдохнуть и насладиться жизнью?"

Она посмотрела на обнимающегося с Мориной... этого... как его там... и поняла, что и без него найдет, чем себя занять. За соседним столиком сидели два парня, которые, только она перевела взгляд на них, поднялись и подсели к ней.

— Можно составить вам компанию? — поинтересовался один из них.

— На мне разве висит табличка "Занято"? — криво ухмыльнулась она и приспустила веки.

Официант, словно ненароком коснувшись бедром ее руки, протиснулся между ней и парнями и поставил на столик высокий темный бутыль и два дополнительных бокала:

— Ваш коньяк. Лед, вишня, миндаль, мята, оливки с косточкой, укроп?..

У него был приятный бархатный баритон.

— Только лед. Благодарю, — в тон ему отозвалась она и легонько хлопнула по упругому, туго обтянутому тканью заду, он засмеялся неожиданно высоким, истеричным голосом и ушел, повиливая бедрами.

"Ну вот... — поморщилась она. — А вначале симпатичным показался..."

У одного из подсевших парней были красивые темно-синие глаза с узкими, как у кошки, зрачками. Он протянул руку и прикрыл ладонью ее худые пальцы.

— Так мы сегодня отдыхаем вместе или планы изменились?

— По-моему, я дала конкретный ответ. Планы у меня были, но я их уже... — закончить фразу она не смогла, вдруг сильно кольнуло в паху, а к горлу подступила тошнота.

-...Предлагаю интересную программу, — продолжал синеглазый. — Бар-караоке, сауна, потом бассейн. Сходим, поиграем в бильярд. Потом за город — на шашлычки. Устраивает?

Она сделала глубокий вдох и все прошло. Глубоко затянулась сигаретой.

— А что, вполне симпатичная программа. Мне даже...

Тошнота накатила опять, нестерпимо заболел живот. Сигарета в секунду прогорела до фильтра и рассыпалась прямо в руке.

— ЛАСКА! — громко сказал кто-то и она ощутила на щеке чье-то дыхание.

Она машинально оглянулась, но кроме двух пристально глядящих на нее парней поблизости никого не было. Собравшаяся публика в преимущественном большинстве сосредоточенно выплясывала какой-то бешенный танец типа краковяк, дети запускали бумажных змеев, на столе в самом углу заголялась низенькая стокилограммовая стриптизерша в кожаном корсете.

-...Давненько в наши края не забредала хорошенькая девушка, — заговорил второй парень.

— И то правда, — подтвердил синеглазый. — Просто не верится, что ты тут одна.

— Ну-у, — протянула она, усиленно борясь с тошнотой. — Был, вроде, где-то приятель один... Но он, скорее всего, уже смылся...

Боль резко усилилась. Она судорожно сглотнула и наморщилась, пытаясь понять, в чем дело.

— ЛУСКУС!!! — голос в голове разорвался словно праздничная питарда, откуда-то накатили огромные огненные колеса, пространство поплыло в сторону.

— Что-то мне дурно, — слабо сказала она, чувствуя, что еще чуть-чуть и потеряет сознание или стошнится.

-...Мы можем ехать уже сейчас, — словно не слыша ее, синеглазый налил три полных бокала густой черной жидкости. — У Ментума тут рядом тачка припаркована...

— Подожди-ка, как ты сказал?! — изумилась она. — Ментум?! Не может быть! Он ведь умер?!.

Она вспомнила, что так звали одного проводника, который не смог пройти Заводы, застрял и, прячась от операторов, сгинул в плавильной печи. Даже не успел подать запрос на перерождение, бедняга. Из-за той нелепой смерти его имя чуть ли не на год стало нарицательным.

"Стоп, — сказала она сама себе. — А что такое проводник?"

Что-то резко подбросило ее вверх, желудок скрутило судорогой. Она охнула и на подгибающихся ногах бросилась к кованой оградке, где ее тут же вырвало. В голове гулко бил огромный колокол, вызывая все новые и новые приступы тошноты. Уперевшись в ограду дрожащими руками и опустив голову вниз, она некоторое время глубоко дышала, стараясь подавить внутренние позывы. Ничего не вышло и ее вывернуло повторно. Пространство помутнело и поползло тугими кольцами.

"Вот позорище, — с ужасом думала она. — Представляю, как я выгляжу перед окружающими... Девка перепила и себя не контролирует..."

— Ничего, ничего, — дрожащим от волнения голосом сказал поддерживающий ее Инауро. — Не сопротивляйся.

— Ч-ч-черт... — Лускус уткнулась лбом в его нейлоновое плечо.

— Нам нужно привести в чувство Мерула, — проговорил он. — Иначе совсем худо будет. Валить отсюда надо, Ласка. Впереди что-то нехорошее... Помнишь лесной пожар? Так вот там что-то типа того...

Она удивилась, сперва не поняв, при чем здесь какой-то пожар и кто такой этот "Мерул". А потом испугалась. Инауро встревожено смотрел вправо, она проследила за его взглядом и увидела в самом конце улицы скользящие всполохи света. Дальние фонари на какое-то мгновение вспыхивали ярко-зеленым и тут же гасли. Лускус перевела взгляд на ресторан за спиной — он был совершенно пуст и походил на изображение в кривом зеркале. Фонари возле него вспучились, столики растянуло в сторону, дом позади оплыл как восковая свеча. Один худой пацан в полосатой пижаме возле стойки не трансформировался — он с упоением мял и целовал воздух.

— А где же?.. — потрясенно начала она и вдруг все поняла.

Кровь жаром ударила в голову. Яд. Галлюцинации.

— Я пытался сделать так, чтобы ты очнулась, — у Инауро был виноватый вид, — но это было очень сложно. В какой-то момент мне даже показалось, что все бессмысленно.

— Надо вытащить парня, — отодвинулась Лускус.

— Ты как? В порядке? — он не отпускал ее, боясь, что она еще не до конца пришла в себя.

Она еле стояла на ногах, по смертельно бледному лицу тек холодный пот. Он внимательно заглянул в ее огромные безумные глаза цвета янтаря с узкими, в размер булавочной головки зрачками. Ему показалось, что она его не видит.

— В полном, — она вырвалась и деревянной походкой зашагала в сторону топчущегося на месте Мерула.

— Помягче! — крикнул ей вдогонку Инауро и нерешительно направился следом. — Ласка, будь с ним помягче, не шокируй его...

— Помягче, конечно, я буду нежна как родная мама, — она резко дернула на себя подопечного и влепила ему звонкую пощечину. — Мо-о-ос-с-со-обака!!! — заорала она, впившись в его уши обоими усиками. — Очнись, дурак! Мы должны бежать, ты меня слышишь?!!

— Что...что... — изумленно хлопая глазами, залепетал он и его скрутило.

— Ласка! Помягче, пожалуйста! — подоспевший Инауро поймал ее занесенную для удара руку. — Пожалуйста, аккуратнее! Ласка!..

-...Мори...Ласк...Пожа... — как попугай повторил Мерул и сложился пополам.

Она оглянулась на приближающееся зарево. Умиротворяющий дурман сошел окончательно и она словно взбесилась.

— Мо!!! — не взирая на попытки Инауро ее остановить, она ударила подопечного кулаком под ребра и тут же хвостом по ногам. — Чертова скотина! Очнись, сволочь! Поганый подонок! Мы все из-за тебя сейчас подохнем, паршивая мразь!!!

После третьего удара Инауро грубо отпихнул ее в сторону и загородил собой подопечного.

— Извини, — сухо сказал он и присел на корточки возле катающегося по асфальту пацана. — Ты себя не контролируешь. Тут надо аккуратно, — он повернул Мерула к себе и осторожно поставил его на ноги, глядя прямо в глаза. — Это всего-навсего галлюцинации. Слушай, это галлюцинации. Борись с ними. Это обман Зоны.

Лускус молчала, сжимая и разжимая кулаки. Ее трясло. Она свирепела от одной только мысли, что из-за беспечности тупого подопечного они могут погибнуть. Сдернув с плеча рюкзак, она с остервенением начала забивать туда выпадающие из дыры банки и упаковки со шприцами. На крошащийся прямо под ногами асфальт упала одна из ампул, она с наслаждением раздавила ее подошвой, глядя на брызнувшую в стороны жидкость.

Пейзаж с рестораном поплыл окончательно, приятная музыка превратилась в безобразную какофонию, вконец растеряв остатки мелодии. Глухой гул вдали перерос в свирепый вой. Потолок исчез. Вместо него сверху была густая перетекающая чернота. Эта живая тьма вибрировала, пучилась, тягучими струями стекала по проступившим бурым стенам, жирными каплями падала на асфальт и сливалась в отдельные лужицы. Инауро продолжал что-то говорить Мерулу, но слов она не разбирала — все перекрывал жуткий вой. Приятный ночной ветерок превратился в бешеный ураган. Он швырял по искривившимся тротуарам мусор и листья, жесткой как наждак струей пыли бил в лицо. Подопечного долго и мучительно рвало, он стонал и кашлял, но взгляд его постепенно прояснялся. Опершись руками о проступающий прямо под ладонями кусок стены, он тяжело дышал и время от времени сплевывал сквозь зубы.

— Чтоб вас всех черти побрали с вашими подземельями и вашей бесплатной столовой, — не меняя страдальческого выражения лица, говорил он. — Какого ж хрена я вас послушался и пошел следом?.. Все хотят меня отравить, сожрать, разорвать на части, — он оттолкнул руки Инауро и сел, прислонившись спиной к стене. — С места не двинусь и больше не смейте указывать, что мне делать...

— Вставай! — взорвалась Лускус.

— И не подумаю! — взвизгнул он.

— Ах ты, паскуда!

Она в два прыжка оказалась возле и начала яростно бить подопечного ногами, он не сдавался, извивался как уж и пытался укусить ее за икру.

— Да вы что, озверели?! — Инауро бросился к ним и попытался разнять, за что тоже получил. — Мы должны сейчас держаться все вместе, а не нападать друг на друга! Бля, больно, отпусти ногу! Придурки! Что вы делаете! — он с трудом растащил их по углам и, тяжело дыша, встал между. — Вы посмотрите, что творится! Вы только поглядите туда! — он ткнул указательным пальцем и выразительно приподнял бровь.

Занимающее полнеба малиновое зарево, рассекаемое белыми полосами яркого света, втягивало капающую с потолка черноту, судорожно пульсировало и искривляло пространство — словно гигантская раззявленная пасть медленно всасывала его в себя. На фоне жуткой кипящей тьмы, малиновый огонь перетекал завитыми локонами дыма, постепенно трансформируясь в гигантское, будто отлитое из расплавленного чугуна облако. В самом центре его уже начало вырисовываться некое подобие черной луны. Мерул сипло взвыл от страха и заломил ободранные в кровь руки, Лускус открыла и закрыла рот, лязгнув зубами.

— Бежим! — скомандовала она и моментально сорвалась с места.

Подхватив подмышку враз растерявшего недавнюю воинственность Мерула, Инауро бросился следом. Она бежала в сторону покрытой черными потеками двери, через которую они меньше часа назад сюда попали. Дверь тоже успела видоизмениться, поднявшись на полтора метра над полом и нарастив подножье из девяти каменных ступеней.

— Стой!.. — силясь перекричать вой ошалевшего ветра, заорал Инауро. — Нам же нельзя возвращаться!

— Может быть ты хочешь, — Лускус на бегу ткнула пальцем в сторону стелющегося по пятам зарева, — нырнуть ей прямо в пасть?!

Ветер превратился в сплошной поток. Он бил их, швырял, силясь повалить на асфальт, раздавить, размазать. Вдоль тротуара, по аккуратно подстриженным кронам деревьев скользили гибкие как плети ослепительно-белые полосы света. Ветки, лишь тронутые ими, моментально обугливались, вспыхивали и разлетались хлопьями серого пепла. Навстречу летел мусор, листья, жестяные банки, осколки битого стекла. Они уже не бежали, а брели, прикладывая для каждого шага неимоверное усилие, подошвы ботинок то и дело пробуксовывали. Мимо проволокло развороченный до неузнаваемости остов автомобиля. Когда лестница с дверью была всего в двух шагах, ветер резким рывком отбросил их на метр назад. Мерул не устоял, повалился на колени и ткнулся лбом в асфальт. Лускус видела сощуренные злые глаза Инауро, по его щекам текли слезы. Они вместе шагнули на первую ступень, подтягивая за шкирку потерявшего сознание подопечного.

Марево перетекало. Оно, казалось, состояло из рваных лоскутов, варящихся в кровавом чане. Черная луна в его центре жадно заглатывала вязкую темноту, плела паутину из разрозненных струй, превращая недавний потолок в гигантское птичье гнездо.

Они преодолели пять немыслимо высоких ступеней. Впереди было еще три.

Гул позади приобрел ритм. Он начал пульсировать низкими тягучими хлопками, в такт ему завибрировали внутренности. Луна судорожно сокращалась и продолжала расти. Страшная муть за спиной притягивала, пульсация гула гипнотизировала, давила на мозг. Казалось, еще чуть-чуть и треснут натянутые как веревки сухожилия, а голова лопнет от немыслимого внутричерепного давления.

— Ради всего святого!.. — застонал приходящий в себя Мерул и забарахтался.

Они одновременно шагнули на последнюю ступень.

Миллиметр вперед и песчинки слизнуло с подошв.

Тягучее безмолвие, жаркой волной накатившее сзади, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Словно ударной волной их раскидало в разные стороны, закрутило, завертело. В мозгу контуженной Лускус стройным хороводом закружились слова из невесть кем и когда выдуманной шуточной считалки, которую она так любила повторять в детстве:

...Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать.

Пять, четыре, три, два, раз. Слушай, детка, мой рассказ.

Два плюс три и снова пять. Я убью тебя опять.

Шестью шесть и три в уме. Сею мрак по всей земле...

Огненные буквы узорами проступили в полумраке, медленно трансформировались в сложный геометрический рисунок и растаяли без следа. Там, где только что сосало воздух гудящее кровавое марево, виднелся лишь уходящий вдаль знакомый узкий коридор с дырами в стенах, но теперь он был освещен рядом редких тусклых лампочек под потолком.

Инауро сперва решил, что оглох. Он видел, как его подошвы ударились о землю и как выскользнувший из ослабевших пальцев посох беззвучно откатился в сторону. Его ударило в спину и с силой прижало к полу. Секунду он не двигался, а потом заметил рядом Лускус и протянул к ней руку. Она коснулась его ободранной при падении ладони кончиками пальцев и замерла. Мерул молча катался по земле, держась за правую ногу с вонзившимся под коленку осколком стекла. Инауро чуть помедлил, сел, торопливо вытер пальцами мокрые глаза и, уперевшись ладонями в согнутые колени, потряс головой. Из порванного рюкзака Лускус, как песок из разбитых песочных часов, сыпались мелкие ампулы, перемешанные с крупицами растворимого черного кофе.

ГN9.

— Я должна вам многое объяснить... — проговорила она, не поднимая головы.

Парни молчали. Инауро только что вытащил из ноги подопечного стекло и теперь тщательно забинтовывал неглубокую рану. Мерул морщился, но терпел, разглядывая поврежденные в драке с Лускус костяшки пальцев.

— И, конечно, попросить прощения, — она села, автоматически откинула с лица волосы и знаком попросила ее не перебивать. — Мо, извини, что начала тебя бить, я правда не соображала, что делаю, у меня словно мозги переклинило. Сейчас я это понимаю. Инауро, ты извини за то, что не слушала тебя, сопротивлялась и тотально тормозила. Спасибо, что вытащил нас оттуда. И простите меня оба, что я так жестоко ошиблась с выбором направления. Если бы мы пошли в другую сторону, ничего бы этого не произошло и мы наверняка уже оказались бы возле входа в Лабиринты.

— Да перестань, мы же все понимаем, — не выдержал Инауро. — К тому же это я сказал, в какой стороне светлее. И следов не нашел. Так что я тоже виноват. Давай лучше разберемся с тем, что делать дальше...

— Похоже, все здесь все понимают, только я один такой дурак набитый, — процедил сквозь зубы Мерул. — Ты сказала, что хочешь что-то объяснить. Ну так и объясни сперва, от чего это такого мы только что убегали?

Она горько усмехнулась.

— Да, ты прав. Пожалуй, самое время все рассказать. Но только придется начать с небольшой предыстории, — она поджала под себя ноги и тугой баранкой свернула хвост. — Я сама не так много об этом знаю, однако большинство древних легенд утверждают, будто когда-то давно этого самого мира не существовало. Что Зона появилась только когда возникли первые люди. Эти люди якобы были особенными, не такими, какие рождаются сейчас, они искали знания, которые могли бы дать ответ на знакомые нам всем вопросы "кто мы", "и откуда взялись"...

Она ненадолго замолчала, силясь избавиться от накатившего "дежа-вю". Когда-то очень давно в похожем темном коридоре ей рассказывал эту историю старый Новак — полутораметровый белый мотыль с обгорелыми крыльями.

— Тогдашние люди не имели половых различий, но умели читать мысли, видеть сны наяву, летать по воздуху и создавать вещи усилием воли, но им не нравилось существование внутри физической оболочки, — она хмыкнула. — Впрочем, смерти они боялись, так как понимали, когда погибает тело, сознание исчезает. Ну так вот, они очень хотели знать, куда исчезают их сознания и зачем это все нужно, ведь при таком раскладе жизнь оказывается довольно бессмысленной штукой. Поскольку непонятно, для чего они рождаются, взрослеют, умнеют и, собственно, чего-то там делают, если это однажды заканчивается и от них ничего не остается. И вот как-то одному чуваку, особо просвещенному и почитаемому, пришла в голову гениальная идея, что надо про смерть все как следует выяснить на практике и доказать всем, что на самом деле ее не существует.

Инауро удивленно приподнял бровь, а Мерул отвлекся от ощупывания набухшей на лбу шишки.

— Он приказал мумифицировать себя заживо, чтобы тело не подверглось разложению и, когда нашлось бы доказательство бессмертия, у него было место, куда вернуться. Но что-то пошло не так. Обратно тело его уже не впустило и он завис в пустоте. Там, от нечего делать, он начал размышлять и наблюдать, и спустя лет сто наконец обнаружил, что человеческий мир всего лишь крошечное ядро, которое опоясано огромным мглистым пространством. Он видел, как в это пространство просачиваются сознания умерших людей, но в отличие от его собственного, они почему-то не осознавали происходящего и сразу же растворялись без остатка, — она сделала паузу и скривилась. — Тогда-то наш герой и решил, что нужно как-то помочь им закрепиться в пустоте и тогда они станут бессмертными как он сам, — она сглотнула и замолчала.

— Крутая история, — заметил Мерул и тряхнул челкой. — А откуда взялась эта легенда? Ее придумал тот крутой перец или те, кому он помог здесь закрепиться?

Лускус глянула на Инауро и устало покачала головой.

— Ну вот как на него не злиться? Может быть ты все же сперва дослушаешь и только потом начнешь задавать дурацкие вопросы?

— Я думал ты закончила, — надулся он. — И вовсе мои вопросы не дурацкие. Я ведь хочу понять, а это уже дорогого стоит. Или я опять не прав?

— Окей. Отвечу, — она вздохнула и сцепила пальцы. — Мо, я не знаю, кто придумал эту легенду. Она появилась так давно, что никто уже не помнит, кто рассказал ее первым. Вряд ли хоть один из местных мог прожить так долго. А мне столько раз рассказывали эту историю в детстве, что я почти выучила ее наизусть.

— А с чего ты взяла, что это истина, а не детская сказка?

— Чем ты слушаешь? Я ничего не говорила про истину, я просто рассказываю древнюю легенду, ясно тебе? — она снова начала заводиться. — Не хочешь слушать, ну так и пошел отсюда нахер. Тебя никто не держит. Без тебя как-нибудь разберемся. Показать направление?

— Да я что? — испугался Мерул. — Я разве сказал, что не хочу слушать? Я просто спросил.

— Ну так слушай и не перебивай!..

Подопечный замахал руками и изобразил, что застегивает рот на молнию.

— Блин, из-за тебя мысль потеряла!

— Ты говорила, что бессмертный придумал, как помочь умершим, — тихо напомнил Инауро.

— Ну да, — кивнула она и сердито щелкнула хвостом по полу. — Он придумал... В общем, так как он умел материализовывать объекты с помощью мысли, он не придумал ничего лучше, чем создать вещи, ценные для каждого человека, привычные вещи типа земли, травы и деревьев. И, как ни странно, в пустоте его способности не только не исчезли, но и обострились и он даже смастерил крошечный островок с куском дороги, одной березой и большим двухэтажным домом. Проверил свою теорию на практике и, когда выяснилось, что сознания умерших начали ненадолго застревать возле этого острова, он дорастил его всякими подробностями, ну типа повесил на дереве качели, поставил перед домом скамейку... И мертвяки полетели как мотыльки на свет. Причем, чем больше их там останавливалось, тем реалистичней становился остров. А наш герой начал чувствовать странную усталость, словно получившееся место необъяснимым образов высасывало из него все силы. Впрочем, и это его не остановило. К тому моменту, как начали подтягиваться первые сновидящие, остров успел разростись до размеров крупного материка, хотя сам его основатель уже почти ничего не делал. Сознания мертвецов больше не растворялись в окружающей пустоте, они как бы вливались в этот оазис и постепенно создавали на нем что-то свое. Люди, что видели это место во сне, начали называть его "Зоной", что в переводе с латыни означает "пояс", по-аналогии с как бы опоясывающей человеческий мир пустотой. Туда даже начали стремиться... — она развела руками. — А что... На земле люди постепенно разучались читать мысли и летать, и все больше внимания уделяли сексу и войнам, а после смерти они обретали некое подобие свободы, создавая свой маленький мирок, расплачиваясь за него лишь небольшой порцией собственной энергии. И все бы хорошо, но проблема в том, что люди не могут жить без ограничений, хотя постоянно стремятся от них избавиться. И вот, в Зоне начали появляться первые правила, законы и запреты. Главный уже ничего не мог с этим поделать, к тому моменту он чересчур ослаб и мог лишь наблюдать за происходящим. И однажды что-то случилось. Может быть Зона настолько насосалась дармовой человеческой энергии, а может что-то извне повлияло... короче, она взяла и ожила. И сразу же начала командовать, мол, это можно, а вот за это будет тебе, деточка, тотальная аннигиляция с последующим распылением в глобальной вселенской пустоте. Кое-кто поначалу пытался с ней воевать, но она была сильнее. Наш печальный герой, что когда-то заложил первый камень в ее основании совсем расстроился. Сам он уже походил на дымок от сигареты и старательно экономил энергию, а потому даже не пытался ей противоречить. Но не задуматься он не мог. И спустя еще пару столетий его посетила вторая гениальная идея, что возможно это еще не конец и после пустоты, которую постепенно ассимилировала разрастающаяся Зона, тоже может что-то быть, ведь он так и не добрался до ее края... И он снова захотел свою догадку проверить, но Зона просекла и посчитала это покушением на Ее Величество. Она поймала его и уже было распахнула черную пасть, чтобы поглотить, но он ее опередил. Он пшикнул как фитиль прогоревшей свечки и последним усилием воли создал Зеркальную Башню, в которой, опять же по легенде, есть дверь, что ведет за Предел. Туда, где никакой Зоны нет и в помине. Где Свобода, синь и ледяной ветер, — Лускус печально улыбнулась. — Вот, собственно, такая история.

— Офигительная история, — восхитился Мерул. — А я-то думал, что здесь обычный Ад. А вы демоны какие-нибудь, которые поругались с другими демонами и потому от них бегаете. А выходит, это еще даже не Ад, а преддверие, самое настоящее Чистилище!

Инауро хмуро молчал, разглядывая собственные шнурки.

— И ни хрена-то ты не понял, балбес, — зло прокомментировала Лускус и поднялась на ноги.

— Ну вот опять. Почему сразу балбес? Чего я такого особенного не понял? Это просто моя личная, так сказать, альтернативная версия. Я что, не имею права на собственное мнение? Это дискриминация!

— Ладно, утомил, думай, что хочешь, — она перетянула остатками бинтов распоровшийся рюкзак и закинула его за спину.

— Идем дальше? — глухо спросил Инауро.

Лускус кивнула.

Следующие полчаса прошли в безмолвии. Инауро бодрился, хотя на самом деле еле переставлял ноги от усталости. Мерул откровенно скучал — история, рассказанная Лускус, вогнала его в апатию, поврежденная нога ныла, от голода сводило желудок. Думать не хотелось, однако назойливые мысли все равно лезли в голову и избавиться от них никак не удавалось.

— Слушайте, так выходит в ресторане мы встретились с этой вашей Зоной? — наконец не выдержал он. — Но если Зона это весь этот мир, то почему тогда мы видели большое красное облако с дыркой посередине?

— А потому что, — нехотя отозвалась Лускус. — Каждое сознание здесь становится материей, ну как ты да я, да мы с тобой. Чувствуешь? — она несильно ткнула его локтем в бок. — Это органика, только немного другая, нежели в человеческом мире. Здесь можно испражняться и рожать. И, конечно, умирать. Я не знаю, как это по-умному объяснить, поскольку сама никогда не интересовалась, но могу заверить, тело у тебя самое настоящее. То есть настоящее для этого места, поскольку другое твое тело осталось в человеческом мире, — она увидела, как он наморщился, и пояснила. — Короче, твоя исходная оболочка валяется сейчас в мире людей, уж не знаю точно, в больничной койке или в гробу, ну да это и не важно, а здесь топает тапками твое материализованное сознание, дух, ясно? Ну так вот, с Зоной та же фигня, только чуть позаморочистей. Так как изначально она была создана здесь, то получила сперва тело, которое ты можешь видеть повсюду. И только потом уже в этом теле зародилось сознание. А так как каждое сознание здесь становится материей... ну, ты, надеюсь, и сам уже понял...

Они молчали еще минут десять.

— А почему я не могу создавать вещи усилием воли? — снова спросил Мерул. — Ведь кто-то здесь наверняка это умеет? Или это теперь делает только сама Зона?

— Не задавай глупых вопросов, — помрачнела Лускус.

— Вполне нормальный вопрос, логичный, разве нет? Я вот сейчас, например, с удовольствием материализовал бы гору жареного мяса с подливкой и большую кровать с подушкой и одеялом. Кстати, всем бы от этого стало только лучше... — он мечтательно заулыбался.

— Ты правда хотел бы уметь материализовывать вещи? — спустя некоторое время спросила Лускус.

— Конечно, — удивился подопечный. — А вы разве нет?

Она помолчала и сплюнула на пол.

— Ну и дурак.

Мерул надулся и перестал разговаривать.

— А можно теперь я кое-что спрошу? — вдруг поинтересовался молчавший до этого Инауро.

Она обернулась и кивнула. Он чуть помедлил.

— А точно ли существует Предел или это просто красивая сказка?

Лускус почувствовала, как по телу поползли мурашки. Именно этот вопрос не давал ей жить спокойно, червем сомнения подтачивая последнюю надежду на освобождение.

"Вдруг это все обман, — думала она, содрогаясь от накатывающего тяжелыми волнами отчаяния, — и за дверью лишь глухая стена? Или как если провалиться под лед... Ты барахтаешься и кислорода уже не хватает, сводит мышцы и отключается зрение... и вдруг ты видишь наверху спасительный свет, и свет этот манит и обещает бесконечный запас кислорода... и ты собираешь последние силы, плывешь... еще чуть-чуть... до света уже рукой подать... Но над водой лишь толстый слой мутного льда. И ты скребешься, сдирая ногти, бъешься головой, но ею лед не пробить... А даже если и пробьешь, кто сказал, что там есть кислород? Быть может это лишь твои фантазии?.."

— Я не знаю, братишка, — призналась она. — Я не знаю, что тебе ответить.

Оставшийся промежуток времени они провели в тягостном молчании, пока из верхнего лаза в стене справа не показалось первое существо. Пульсирующими движениями оно просочилось наружу и беззвучно стекло на пол. Чего-либо похожего на привычные органы чувств у него не было. Оно целиком состояло из нежно-голубой фосфоресцирующей субстанции, сквозь которую просвечивал странного вида костяк, напоминающий деревянную конструкцию вроде строительных "лесов". Внутренних органов видно не было, а потому возникало подозрение, что все его тело и есть один-единственный орган, отвечающий за все функции жизнедеятельности сразу.

— Ох, кто бы знал, как меня все это задолбало, — простонала Лускус и остановилась.

Едва его голубая кисельная поверхность коснулась пола, из прочих лазов показались другие слизни. Выползали они как впереди, так и позади идущих. Лускус забрала у Инауро посох и лениво крутанула им в воздухе, разминая кисти рук.

— Очевидно, на нас сейчас начнут нападать, — догадался Мерул, озираясь.

— И что теперь? — осведомился Инауро.

— Что теперь? — рассеянно переспросила Лускус. — Вставайте ко мне поближе. Сейчас мы будем драться.

— Я так и понял, — голос Инауро был тусклым и безжизненным. — Но у тебя есть палка...

Она глядела на неторопливо приближающихся существ.

-...А нам их что, грызть? — добавил он, и Лускус вдруг увидела сумасшедшую, словно нарисованную цветными мелками картинку, где ее парни бодро скачут по толпе слизней и откусывают от каждого по кусочку.

— У меня в рюкзаке... левый кармашек, снаружи, на липучке... посмотри, там должна лежать заточка. Не уверена, что сильно поможет, но все же. Возьми ее. Еще там где-то есть клещи, они тяжелые и ими можно бить. Да и сам рюкзак тоже забери, очень мешает.

— Здесь бы больше подошла секира, — отозвался Инауро, с сомнением взвесил в руке небольшую заостренную железку и передал ее Мерулу. — Или цистерна инсектицида. Или, что было бы вообще роскошно, пара смартганов.

— А что это?

— Да оружие такое... — отмахнулся он.

Все трое некоторое время рассматривали перетекающих по полу слизней.

— Как думаешь, — поинтересовалась Лускус, — какое место у них самое уязвимое?

Инауро задумался.

— Если найти анальное отверстие, — ответил за него подопечный, — можно насадить их на палку как на вертел. А если найти мозги, можно долбить по ним, пока они не отключатся. Также, если у них есть глаза, можно их повыковыривать. А вообще, лично я советую сделать вид, что мы одни из них. Если с ними подружиться или, еще лучше, с кем-то спариться, можно будет отвлечь их внимание и дружно дать деру.

— Вариант со спариванием мне не понравился, — отозвался Инауро, изучая зажатые в руке клещи.

— Эй, хорош киснуть! — приказала Лускус.

— А кто киснет? — удивился Мерул. — Мы сама жизнерадостность...

— Если мы собираемся драться, то не лучше ли начинать сейчас? — полюбопытствовал Инауро, кивком указывая на одного из слизней, который уже подполз совсем близко и начал медленно приподнимать верхнюю часть тела над полом.

— Я не хочу, — честно призналась Лускус и устало перевалилась с ноги на ногу.

— Может быть мы все-таки попробуем их обойти, а? — с тоской протянул подопечный, прижимаясь к ее боку. — Они что-то совсем мне не нравятся...

— Боюсь, обойти их никак не получится.

— Может быть они нас просто изучают?.. И, если мы не дадим им повода, они отстанут?.. Ай!

Мерул дернулся и заскулил, прижимая к груди руку. На его запястье вздулся небольшой пузырь как от ожога. Заточка звякнула об пол.

— Черт, да они кислотные! — догадался Инауро.

Голубые существа постепенно зажимали их к стене, один за другим поднимаясь на дыбы. Один из них прижег Лускус кончик подергивающегося от напряжения хвоста.

— Да отвали ты, гадина! — она сделала выпад и ткнула посохом, метясь в верхнюю перемычку внутри слизня.

Тот содрогнулся всем телом, зашипел и свернулся как испуганная гусенница. Тут же зашипели и все остальные его сородичи и разом налились мерцающим голубоватым свечением.

— Ой... — только и сказал Мерул.

— Валим! — заорала Лускус. — Туда!

Не раздумывая, она воткнула шест в пол, с силой оттолкнулась ногами и запрыгнула на спину первого слизня. Его тело выгнулось словно большая подкова, но она уже соскочила. Позади Инауро взмахнул тяжелыми клещами, пробивая в скелете соседнего существа большую брешь, прозрачные голубые капли брызнули на стены. Лускус вломилась в самую гущу сияющих монстров, прокладывая дорогу бегущим позади парням. В какой-то момент она замешкалась и по-инерции впечаталась в студенистое тело, неожиданно поднявшееся на дыбы. Ее присосало, мотнуло назад и обратно. Лускус успела выставить вперед руки с посохом, но это не помогло — ее будто приварило к телу слизня. Кисти, запястья, грудь и живот разом налились жгучей болью, словно бы в нее вонзилась сотня иголок. Сквозь вибрирующий прозрачный студень она видела проносящихся мимо парней. Ее скрутило от дикой боли, не в силах сдержаться, она с шумом втянула воздух сквозь стиснутые зубы и задергалась, понимая, что сама освободиться уже не сможет.

Инауро обернулся и подался назад.

— Беги!!! — взвыла она, даже не заметив, что оба переговорных уса наглухо впаяны в тело существа.

Теряя сознание от нарастающего жжения, она успела увидеть, как Инауро с разбегу занырнул в слипшегося с ней слизня. Ее рвануло вверх, студень содрогнулся, сквозь него внезапно продрались две руки и ухватились за посох. Инауро вошел в существо по пояс, наполнив его внутреннее содержимое мелкими пузырьками воздуха, пробил навылет и рванул ее на себя, прямо через деревянный скелет. Лускус услышала сильный треск и почувствовала удар в грудь, но уже перестала что-либо видеть. Как они бежали и бежали ли вообще, она не запомнила...

Очнулась она только за поворотом. Слизней нигде не было. Инауро молча сползал вниз по стене. Глаза его были закрыты, лицо напоминало оплывшую восковую маску. Волосы, брови и ресницы словно опалило огнем. Ни куртки, ни футболки на нем уже не было, лишь у пояса болтались какие-то вылинялые зеленоватые лохмотья. Мерул стоял рядом и хрипло дышал. Какие-то доли секунды Лускус молча смотрела на них, потом ноги ее подкосились и она рухнула на колени, теряя сознание.

"Самое неоспоримое свидетельство бессмертия — это то, что нас категорически не устраивает другой вариант", — было написано на одной из страниц книги, найденной ею в районе Белых Столбов. Книга была обгоревшей и сплошь заляпанной кровью.

Сознание было первым, что вернулось. Следом, словно нехотя, начали включаться органы чувств. Сначала она ощутила растекающееся по телу жжение, которое вскоре локализовалось в области груди. Затем заработал слух. Лускус слышала какую-то возню и тяжелый стук собственного сердца. Потом, будто бы сквозь толстый слой ваты, просочился дрожащий голос Мерула.

-...должны жить... Вы обязаны жить... нужны мне живыми... — твердил он. — Или вы выживете, или здесь будет три трупа... Вы должны выжить, слышите?!.

Зрение постепенно начало проясняться.

Она лежала на полу. Рядом кучей тряпья распластался Инауро. Она не могла понять — дышит он или нет. Над ним нависал Мерул, безостановочно протирая оплывшее лицо свернутым куском бинта. Он чуть не плакал, руки его ходили ходуном. Лускус облизала пересохшие горячие губы и пошевелила переговорными усиками. Один из них был отполовинен, но не болел, словно рану прижгли. Она подняла вверх правую руку — кожа на ней была ярко-розовой и будто оплавленной. Коснувшись пораженного участка пальцами левой руки, она ничего не почувствовала, словно тело было чужим.

Мерул заметил слабое шевеление и метнулся к ней.

— Ласка! — он не сдержался, разревелся, но тут же закрыл лицо руками.

Она с трудом повернулась на бок и протянула ему бесчувственную конечность. Он уткнулся в нее лбом и затих.

— Ничего, Мо, — сказала она. — Это ерунда.

Он всхлипнул.

— Ласка... Инауро...по-моему...умер... — посмотрев на нее, он снова скривился. — Я не могу привести его в чувство...

— Пощупай пульс, — посоветовала она, силясь подняться.

— Не могу... Его всего обварило...

— Можешь, — она встала на четвереньки и потрясла головой, сгоняя накативший туман.

Подопечный послушно отполз назад к Инауро и осторожно потрогал шею над сохранившейся черной повязкой.

— Я... я не чувствую, — сипло сказал он и отдернул руку.

Боль концентрировалась в области грудной клетки, но была притупленной, словно бы просто напоминала о перенесенном, а не свидетельствовала о серьезном ранении. Лускус доползла до парней и потрогала шею Инауро. Кожа казалась раскаленной, чуть влажной и имела такой же насыщенный цвет, как ее руки. Пульс прощупывался, но был быстрым и слабым.

"Пульс нитевидный, тахиаритмия. Шок. Состояние критическое... — отстраненно подумала Лускус, припоминая книжки по медицине, которые когда-то штудировала под присмотром старика Новака. — Потом кома или сразу агония..."

Казалось, его обварило кипятком или кислотой слабой концентрации. Открытые участки тела покрывала тонкая сетка поврежденных капилляров, эпидермис на груди сошел полностью. Лускус понятия не имела как именно работает фермент, вырабатываемый слизнем. Судя по внешнему виду, ожоги были поверхностными, но эта могла быть лишь видимость. Она осторожно приподняла его веко — зрачок реагировал.

— Горячий чай, кофе, вино, теплая вода, стерильные повязки, мыльный раствор, морфин бы неплохо... — сказала она. — И ничего этого у нас нет. Даже стерильных бинтов.

Она села и некоторое время не шевелилась. Его контакт с пищеварительной железой слизня был кратковременным, но и более обширным, нежели у нее. Значит, скорее всего, обожжена слишком большая поверхность тела. Если его не прикончит шок, тогда затяжное самоубийство организует само тело — сперва омертвение тканей, потом заражение крови...

— Слушай, а ты-то как? — вдруг спросил Мерул и глаза его округлились. — На тебя страшно смотреть.

Лускус сперва не поняла, а потом до нее дошло. Ее ожоги вряд ли были поверхностными. Она коснулась кончиками пальцев посеревшей водолазки и та тут же распалась. Словно кусок прогоревшей, но еще сохраняющей форму бумаги — под дуновением ветра. Кожи на груди и животе не было совсем. Лускус была сплошным куском бурого мяса.

— Вот ч-черт... — слабо проговорила она.

Мерул завыл, как издыхающее животное, и заткнул рот кулаком.

Пространство коридора неожиданно вспыхнуло ярким белым светом и померкло, распавшись на отдельные дрожащие шарики. Она поняла, что сама находится сейчас в состоянии тяжелейшего шока и никакое, даже самое безумное усилие воли не сможет вернуть ее обратно. Она чувствовала, что плывет вниз по течению, но знакомого лимонного цветка, обозначающего проход, не было. Один лишь пустой безмолвный сумрак.

"Вот и все, — не испытывая никаких особых эмоций, поняла она. — Игра закончилась. Насовсем..."

У нее был глюк. Очевидно, последние искры сознания замыкали нейронные связи и умирающий мозг выдавал напоследок потрясающие по красоте и реалистичности картины.

С дикой скоростью она, не разбирая дороги, неслась по огромному, залитому солнечным светом кладбищу. На верхушках деревьев были ярко-желтые листья, под ногами были ярко-желтые листья, ярко-желтые листья плавно скользили по воздуху — они были везде. Желтым светило низкое закатное солнце, до невозможности растягивая тени. Небо было сочно-синим.

А она бежала. Она резала телом холодный свежий воздух, как скользящее лезвие. Она чувствовала каждый свой шаг, вздох и удар сердца. Она была целой и естественной как никогда.

Вырастающие на пути витые ограды и черные покосившиеся кресты ничуть не мешали, она виляла между ними, не притормаживая даже на поворотах. Ее переполняло, ее распирало от ощущения свободы и счастья. Она сама была холодным ветром, расшвыривающим ярко-желтые листья.

Где-то в глубине сознания она слышала тихий голос Инауро, который говорил ей, что теперь все будет хорошо, и радовалась тому, что он вместе с ней, что теперь нет необходимости следить за каждым своим шагом и бороться с Зоной. Инауро говорил все громче и громче, а она ликовала, легко перепрыгивая кусты и деревья, перелетая через их пышные солнечные кроны словно огромная сильная птица.

Она последний раз ударилась подошвами о землю и нырнула в безбрежное словно океан синее небо, чувствуя как перехватывает дыхание. Она поднималась все выше, ввинчиваясь в текучую влагу облаков, и вдруг ударилась грудью о разошедшуюся плесневелыми пятнами тяжелую плоскость с болтающейся в центре одинокой лампочкой. Потолок потек и проступил окончательно, ужимая мир до размеров узкого темного коридора подземелий. К горлу подступил жгучий комок.

— Ласка... Ласка, ты как? — взволнованно спросил нависающий над ней полуголый Инауро. — Ты пить хочешь? Я тебе сейчас воды налью... Мо, Мо!

— Я что...не умерла? — скорее подумала, нежели спросила она.

Появившийся рядом Мерул с облегчением рассмеялся.

— Ишь чего захотела! — наигранно возмутился он. — Кто вообще разрешил тебе помирать! Ты не оформила миграционную карту, не поставила ни одной печати, не заверила бумаги у нотариуса. Поверь будущему юристу, так дела не делаются!..

— Да ладно, хватит уже, — остановил его Инауро и, хитро прищурившись, снова склонился над Лускус, протягивая ей пластиковый стаканчик с теплой водой. — Кислота оказались слабовата...

На его теле не было видно ни единого следа повреждений, что возникли при столкновении с армией слизней. Лускус подняла голову и с удивлением обнаружила, что ее оголенное мясо тоже затянулось тоненьким розовым эпидермисом.

— Не понимаю!.. — изумилась она, приподнимаясь на ослабевших руках.

— Кр-р-расная ар-рмия всех сильней, — радостно рыкнул Мерул.

— Да, можешь сказать спасибо нашему доктору, — Инауро улыбнулся и кивнул на подопечного, который тут же прижал руки к груди и церемонно отвесил ей поклон.

Она чуть не поперхнулась принесенной водой.

— Что, правда что ли?

— Если честно, был момент, когда я уже было решил, что все. Зиг хайль и гитлер капут, — затароторил Мерул. — Когда ты повалилась на пол по-новой, я просто сел у стеночки и стал обреченно дожидаться прихода той самой легендарной Ужасной Смерти, о которой вы мне столько времени втирали. Ну! Сижу я, сижу и сижу, а ее все нет. Да и вы вроде мертвые, да не до конца... Ну! А потом я вдруг вспомнил, что ты ограбила Лабораторию и у тебя куча всяких инопланетянских примочек в рюкзаке. Думаю, а была не была, хуже все равно не будет, и... ну вроде как нахимичил чего-то. И вот, алес! — он развел руками. — Вы стали прям как новенькие! Я всегда говорил, истинные герои не умирают.

— Короче, прожил он тут без нас аж двое суток, — торопливо закончил за него Инауро. — Если, конечно, не врет.

— Я никогда не вру! — возмущенно воскликнул Мерул. — Только привираю изредка...

— Эй-ей-ей! — не выдержав, прикрикнула на них Лускус. — Тихо! Спокойно! Вы мне нормально объясните, как это двое суток? И ничего не случилось? И никто не напал? Быть такого не может. И откуда, скажите на милость, эта вода? Да еще теплая?!

Парни переглянулись.

— Хорошо, — согласился Инауро. — Но придется рассказывать все по-порядку. И во-первых, хочу тебя поздравить. Мы в Лабиринтах.

_______________________________________________________________________________________

...продолжение следует...

Џ Copyright Ада-Мэнтис (ei-kagema@yandex.ru)