Александр. Великий поход

Услышав это пророчество, Александр радостно поклонившись лику бога на золотом барельефе адона. Он собирался покинуть подземелье, как сидевшая на треножнике жрица повернула к нему свое искаженное гримасой лицо и насмешливо произнесла, глядя в спину царевича:

— Куда же спешит нарушитель воли Мойр, чьему напору невозможно противостоять. Для него у меня тоже есть предсказание, за которое я не возьму плату. Опустела твоя сладкая чаша побед и славы, настало время вкусить чашу невзгод и страданий. Горький жребий вытащили тебе великие богини. Одержав победу над женщиной, скоро ты получишь от неё поражение. Оно откроет перед тобой череду страшных потрясений и испытаний, пройдя через которые ты сможешь получить то, что принадлежит тебе по праву. Очень многие близкие тебе люди предадут тебя, очень многие будут желать твоей смерти. Судьба изгнанника ожидает тебя, изгнанника которому нет пути назад, только вперед. Спеши покрепче ухватиться за ступицу колеса Судьбы, иначе оно раздавит тебя.

Произнеся свое предсказание больше похожее на проклятье, жрица победно фыркнула, давая понять, что последнее слово осталось за ней. Кровь вновь ударила в лицо молодому царевичу, но боязнь совершить святотатство в храме удержало его от каких-либо действий по отношению к пророчице.

Радостный от того, что везет своему отцу положительный ответ бога и грустный от предсказания о собственной судьбе Александр покинул Дельфы. Но прежде чем оказаться на родине, ему предстояло посетить Афины, где ему следовало передать архонту городу письмо своего отца. Верховный гегемон Эллады писал о необходимости предоставить к весне следующего года корабли для перевозки македонского войска в Азию. Филипп четко оговаривал количество кораблей, их грузоподъемность, а так же требовал суда охраны на случай появления персидских триер.

Оказавшись в Афинах, Александр познакомился с достопримечательностями главного города Эллады, в числе которых было знакомств со знаменитой гетерой Фриной. Очаровательная соблазнительница мужей, она не устояла перед соблазном увидеть истребителя 'священного отряда' фиванцев, о котором с придыханием говорила вся афинская молодежь.

Урожденная феспийка, при рождении она получила имя Мнесарет, но из-за желтоватого оттенка своей кожи была прозвана Фриной. Обладая прекрасным телом, сводившим с ума афинскую элиту, она тщательно оберегала его, как от жарких лучей солнца, так и от завистливого взгляда. По этой причине, гуляя по улице, она всегда ходила в плотно запахнутом хитоне, а любовью занималась в закрытых помещениях, при свете лишь одной лампой.

Лишь дважды в году, в период Элевсинских и Посейдоновых мистерий, она позволяла простому люду Афин лицезреть свою наготу. Подойдя к берегу моря, она сбрасывала с себя одежду и шла сквозь восхищенную толпу к воде, чтобы воздать благодарность богам.

Стоит ли говорить, что ради такого зрелища к берегу моря собиралась добрая половина Афин, а также их гостей. Все это только увеличивало известность гетеры, делая её знаменитой далеко за пределами Эллады.

Однако не только любопытство толкнуло Фрину к знакомству с Александром. Среди афинской молодежи, упорно ходил навязчивый слух о том, что македонский царевич холодно относиться к женщинам, предпочитая им, близость со своим верным другом Гефестионом.

Узнав об этом, Фрина поспорила с друзьями, что сможет добиться любовной ласки от македонца, и поэтому сама пригласила его в свой дом, но только ночью. Александр был польщен столь неожиданным вниманием к себе со стороны столь легендарной женщины Афин и в ночь перед отъездом нанес визит гетере.

Желая поскорее выиграть спор, Фрина после недолгой беседы, разогрев себя и гостя чашей хиоского вина, решила приступить к делу. Обольстительно улыбнувшись, девушка медленно, открыв взору Александра, точеное колено встала на лавку.

Поймав в глазах македонца явный мужской интерес, Фрина решительно скинула с себя легкий хитон, и впервые в жизни изменив своим принципам, предстала перед своим гостем, ярко освещенной несколькими светильниками. Забросив назад свои пышные, мелкозавитые пепельного цвета волосы, она грациозно закинула руки за голову, и чуть выставив вперед бедро, предстала перед Александром во всей красе.

Перед царевичем действительно стояла богиня, чье тело не имело никаких изъянов. Красивая шея плавно переходила в покатые плечи, затем в упругую сферическую грудь и аккуратно выпуклый живот. Мимолетное движение и Фрина повернулась спиной к Александру, как бы стыдясь своей наготы и одновременно продолжая демонстрировать свою телесную красоту. Напряженная действием спина была прямой как стрела, без единой складки. Тонкая талия призывали ладони обнять себя, а четкая линия мышц ягодиц просто завораживали своим изгибом. Они не прилегали слишком плотно к костям из-за худобы и не расплывались в чрезмерной полноте и тучности. Всю прелесть ягодиц дополняли ямочки, что упруго колыхались в такт движения ног, стройных и упругих от начала и до конца.

Однако если тело Фрины, несомненно, принадлежало богине любви Афродиты, то ее красота лица была явно позаимствована у воительницы Афины или у самой Горгоны, до того как её обратили в чудище.

От завораживающего своей красотой лица, в сочетании с его точеными чертами облика, изящными бровями и притягательными янтарными глазами; в этот момент веяло не столько холодом, сколько надменностью олимпийской богини позволившей простому смертному видеть свою красоту.

Александр сразу уловил это олимпийское превосходство, несмотря на то, что девушка искренне и приветливо улыбалась своему гостю. Глядя в это прекрасное лицо, Александр ощущал явное чувство мужской неполноценности от самого факта нахождения рядом с живым божеством красоты. Видя совершенство творения природы, македонец был в сильной растерянности и смущении.

Сказочно прекрасное тело Фрины непреодолимо манило к себе мужское естество Александра, но при этом его ущемленное эго сопротивлялось, боясь, что проявляя желания обладать ею, он покажет свою недостойность в отношении любви этой богини.

Неизвестно как долго бы ещё покрывался пятнами и бледнел будущий покоритель Ойкумены, как долго бы изнывало его мужское естество не способное прийти к окончательному решению, пока в дело не вступила сама Фрина. Прекрасная Горгона, видя какое затруднение, испытывает её ночной гость, решила помочь ему с возникшими затруднениями, благо опыт в действиях подобного рода у неё имелся.

Ловко погасив все светильники кроме одного, плавной неторопливой походкой она подошла к седевшему на скамье Александру и призывно прильнула к нему своим божественным телом. Мгновение, и естество сделало свое дело, но глубоко засевшие мысли в голове продолжали терзать царевича.

От ласкового прикосновения ладоней, он неожиданно вспомнил свою первую любовь скифянку Эриду. Пленная рабыня своей красотой и царственной статью покорила неопытное сердце четырнадцатилетнего Александра, навсегда став для него женским эталоном красоты.

Тогда испуганная мать поспешила разлучить сына с его первой любовью, сделав это не очень искусно, но весьма решительно, быстро продав её на невольничьем рынке. Чем-то Фрина имела определенное сходство с Эридой, но на этом все и заканчивалось. При всей своей гордости дочь скифского вождя дарила себя Александру, тогда как гетера властно им пользовалась. Уверенно взяв бразды власти в свои руки, она до самого конца не отпускала их, делая то, что хотелось ей, а не Александру.

В эту ночь, Фрина по всем статьям выиграла свой спор, но при этом, нанесла душе царевича тяжкую рану, чем на долгое время вызвала у него стойкую неприязнь к представителям прекрасного пола.

Но это будет потом, а пока разбитый женщиной Александр прибыл с благим предсказанием в Пеллу, куда день в день с ним прибыли гонцы с того берега Геллеспонта. Яростно нахлестывая измученных коней, они везли македонскому царю важную весть о внезапной смерти персидского владыки Артаксеркса Оха.

Ничто не предвещало столь быстрой кончины царя. В день, когда случилось несчастье он, как и прежде был здоров и весел, посвятив большую часть своего времени решению государственных дел. С самого утра он заседал в малом тронном зале, разбирая жалобы людей на действия сатрапов Бактрии и Согдианы, которые обвинялись в превышении своей власти.

От жаркой погоды и от длительного сидения в душной комнате у царя заболела голова, и верный лекарь как всегда приготовил свой настой. Артаксеркс без колебания осушил поданную ему чашу и даже почувствовал некоторое облегчение, однако через час приступ боли повторился снова и с такой силой, что царя разбил паралич.

У владыки моментально отнялась вся правая половина тела, и возникли сильные проблемы с речью. Грозный царь царей мог только несвязно бормотать и все старался приподняться на ковре, но все его попытки были напрасны. Крепкое и сильное тело оказывалось служить своему владыке, безвольно лежа на полу.

Когда с царем случился удар, Багой оказался невдалеке от тронного зала. Он первый явился на зов перепуганных насмерть слуг, приказал им поднять владыку и отнести в одну из спален дворца. Вслед за этим, своей властью египтянин приказал закрыть все имеющиеся во дворце двери и выставить возле них усиленную стражу.

Едва ему доложили об исполнении приказа, он послал слугу за Гобрией и привел в малый тронный зал наследного принца Аршу. Царский советник быстро обрисовал ему всю сложившуюся ситуацию и ради спасения страны от династических смут предложил ему свой план действий.

Как и ожидал Багой, захваченный врасплох царевич, после недолгих колебаний принял предложение главного советника своего отца. Учтиво поблагодарив принца за доверие, Багой в его присутствии вызвал в зал начальника дворцовой стражи и приказал запереть всех младших принцев в своих покоях.

Как только прибыл Гобрия, египтянин вместе с ним и принцем подошел к лежащему на постели царю и предложил ему временно передать управление царством старшему принцу, под присмотром Гобрии и Багоя. Артаксеркс не нашел в словах египтянина скрытого подвоха и своим взглядом выразил согласие на произнесенное им предложение. Воля царя была торжественно зафиксирована писцами в присутствии специально приглашенных Багоем и Гобрией свидетелей.

Когда эта важная процедура была закончена, как лекарь потребовал оставить больного в покои и все немедленно вышли из комнаты. Осмотрев больного, лекарь дал ему целебный отвар, твердо пообещав царице и вельможам, что сможет вылечить владыку, если у него не будет повторного приступа.

Ободренный словами лекаря и лекарством персидский владыка устало закрыл глаза и задремал. Прошло некоторое время, прежде чем один из гобеленов покрывавший стены слегка качнулся и из-за него показался Багой. Хитрый египтянин заранее приказал принести больного в спальню с потайным ходом, которым он и воспользовался. В этот момент рядом с задремавшим царем никого не было. Врач был занят приготовлением нового лечебного отвара с мазями, и никто не смог помешать египтянину, поговорить с владыкой персов.

Уснувший под действием лекарства Артаксеркс, проснулся от резкого толчка в плечо и с трудом раскрыл свои глаза. Стоявший рядом с царем Багой наслаждался беспомощным видом грозного властелина Азии, но будучи человеком практичным не опустился до долгих разговоров и издевательства над ним, а сразу взял быка за рога.

— Ну, как? — ласково произнес он тихим голосом, в самое ухо властелина, опасаясь быть услышанным стоящей у дверей стражей, — ты готов предстать перед своим создателем, которая состоится очень скоро? Так скоро, как ты себе представить не можешь.

Гримаса ярости, что исказила лицо шахиншаха, в этот момент была для Багоя самой лучшей наградой за долгие годы ожидания.

— Ведь это по моему приказу лекарю добавил в твой настой метакорна, от которого у тебя отнялся язык и правая половина тела. Это благодаря мне ты полностью обездвижен и не можешь говорить. Все это — моя месть тебе за казненного тобой в Мемфисе моего бога Аписа. Помнишь?

От этих слов глаза царя налились кровью, в его богатырской груди начало что-то клокотать, а парализованное тело начало дергаться.

— Вижу, что помнишь — с удовольствием констатировал Багой, легко придерживая бьющееся на ложе тело царя. — Напрасно ты себя мучаешь, господин. Тебе уже никогда не подняться с этого одра, а вскоре, твоей державой будет управлять принц Арша под моим руководством с твоего прямого согласия.

Артаксеркс выкинул вперед левую руку, целясь в лицо Багою, но египтянин умело уклонился от этого броска отчаяния.

— И знаешь, что я сделаю своим первым приказом, как только ты закроешь свои глаза? Во имя спокойствия в государстве, прикажу вырезать всех твоих младших щенков, к которым уже приставлена моя стража.

Царь вновь задергался, пытаясь во, чтобы то ни стало встать, но все было напрасно. Из его глаз брызнули слезы, чем вызвали блаженную улыбку на лице египтянина. Махнув Артаксерксу на прощание рукой, Багой неторопливо подошел к гобелену и исчез за ним.

Когда в спальню вернулся лекарь, он застал царя лежащего на боку, изо рта которого обильно вытекала серая пена, местами окрашенная кровью. Прошло несколько минут и Артаксеркс, скончался от повторного инсульта. Вслед за этим Арша был объявлен царем Персии, а его младшие братья достались палачу.

Доставленная гонцами новость великолепно ложилась на привезенное Александром предсказание пифии о жертвенном быке и его победителе. Ободренный божественной поддержкой, Филипп приказал начать ускоренное приготовление к скорому походу на восток. Все складывалось в его жизни как нельзя лучше.

Олимпийские боги явно благоволили македонскому царю, но они отвернули свои лица от царевича Александра, которого в Пелле ждали горестные известия. Пока его не было дома, с его матерью царицей Олимпиадой произошел крайне неприятный случай.

Дворцовые шептуны донесли царю Филиппу, что царица Олимпиада имеет тайную связь. Разгневанный царь вошел в покои жены и после непродолжительного досмотра, в одном из чуланов обнаружил молодого мужчину. Его присутствие на женской половине послужило поводом царю уличить Олимпиаду в греховной связи, несмотря на все её уверения, что это чьи-то злые происки. Филипп остался глух к её словам и объявил о своем разводе.

Энергичный, желавший взять все от жизни человек, македонский царь не был создан для спокойной мирной семейной жизни. У него были женщины до Олимпиады, естественно были и после. Некоторые из них даже рожали ему детей, которые по воле царя воспитывались во дворце, вместе с Александром и Клеопатрой.

Стоит ли удивляться, что иногда царица платила мужу той же монетой. Как главная менада, во время наступления трехдневных вакханалий, она предавалась любви с выбранным ее мужчиной, скрытым под маской сатира.

Все это, конечно, не способствовало развитию теплых семейных чувств между Филиппом и женой. Угроза развода постоянно висела в воздухе, но к счастью для Олимпиады, ни одна из возлюбленных царя не могла соперничать с ней знатностью своего происхождения и, следовательно, не могла претендовать на титул и место царицы.