Хогвартс. Альтернативная история. 6

Профессор выглядел счастливым.

— Потрясающе, правда? — спросил он, посмотрев на меня. — Удивительные эффекты! Мало кому доводилось такое наблюдать!

Я не знал, что сказать, внезапно испугавшись, что после столкновения с обычным патронусом мой больше никогда не появится. Флитвик угадал мои мысли.

— С вашим патронусом ничего не случилось, — успокаивающе произнес он. — Мне кажется, вы принимаете его слишком близко к сердцу. Думаете, что он живой и самостоятельный, нечто вроде прирученного дикого зверя... Относитесь к нему проще: это лишь магическая энергия, которая отражает часть ваших эмоций — именно они придают ей форму и вызывают ощущение внутреннего родства.

— Сэр, а нормальные патронусы такие же плотные, как мой? — поинтересовался я, слегка расслабившись после этих слов.

Неожиданно профессор посерьезнел и суровым, совершенно не свойственным ему тоном произнес:

— Не знаю, кто и что вам наговорил, или чего вы начитались, но ваш патронус совершенно нормальный. Редкий — это верно, но редкость не делает его... — Флитвик махнул рукой, — ненормальным!

Я удивленно молчал. Еще несколько секунд профессор казался возмущен, а потом сердито стукнул палочкой по преобразователю четырехмерного континуума, вернув комнате прежние размеры, и продолжил:

— Наши с вами патронусы представляют несколько разные формы энергии. В вашем преобладают энергии тени — я полагаю, о ней вы уже знаете? — Я кивнул. — Так вот, — Флитвик указал палочкой на одну из книжных полок, и мне на колени слетел древний толстый том в кожаном переплете. — Полистайте-ка.

Я раскрыл книгу. С первой страницы на меня смотрело тонко вырисованное существо, чем-то напоминающее гибрид паука и осьминога. Книга была написана по-латыни, однако слово Patronus я разобрал.

— Это один из основных трудов, посвященных патронусам обоих разновидностей, а также теням, — говорил Флитвик, пока я страницу за страницей рассматривал изображения светлых патронусов, выглядевших как обычные или магические животные, патронусов-теней с их характерными чертами — гибкие конечности, внешнее сходство с насекомыми, — и теней, не имевших фиксированной формы и изображенных как угловатые глыбы мрака. Рост людей на иллюстрациях обычно не достигал и середины этих глыб; кое-где нарисованных волшебников хватали длинные щупальца, вытягивающиеся из теней.

— Неужели тени действительно являются отражениями наших эмоций? — спросил я.

— Не эмоций, — ответил Флитвик. — Точнее, не только эмоций. А еще точнее, наши эмоции — очень сложная штука, которая не существует в отрыве от окружающего мира. Вряд ли у меня получится ответить так, чтобы вы полностью разобрались в этой проблеме: эти темы изучают только на университетских курсах физики чар. И если вы решите посвятить себя работе в этой области, что я бы только приветствовал, при ваших-то способностях, то узнаете все об энергетике патронусов. А пока просто запомните, что у обоих видов патронусов и у теней разная структура, и поддерживаются они магическими полями разной частоты, мощности и величины.

Я смотрел на Флитвика — ни о чем подобном мне раньше не доводилось ни слышать, ни читать! Физика чар! Профессор заметил мой интерес и с улыбкой кивнул:

— Вижу, вижу блеск в глазах! Давайте договоримся: к концу ноября закончим, наконец, "Артефакты", а потом почитаем одну книжицу. Думаю, кое-что из нее вы уже в состоянии понять, хотя легкой жизни не обещаю.

Трудности меня не пугали. Перспектива обрести знания не из дремучего прошлого, а с передних рубежей науки привела меня в восторг, и я начал ждать конца ноября не только потому, что приближалось мое совершеннолетие, и я получал законное право аппарировать и колдовать где угодно, но и потому, что передо мной открывались вероятные перспективы будущей карьеры. Кто знает, вдруг Флитвик прав, и физика чар так увлечет меня, что, окончив Хогвартс, я действительно решу связать с ней свою жизнь?

48.

Этим летом мы с Добби решили на время прервать наши уроки. Последние месяцы пятого курса ни я, ни эльф не представляли, чем еще можно на них заниматься, кроме дистанционного управления предметами, развития телесных магических потоков и изучения сказок и легенд, на которых вырастали эльфийские и человеческие дети.

Однако в наступившем учебном году Добби превзошел самого себя. Через несколько недель после начала занятий он встретил меня на кухне, когда я зашел туда за мясом для питонов, и с заговорщической улыбкой на лице запрыгал вокруг, приговаривая:

— Добби придумал, чему он будет учить Линга! Это очень, очень сложно! Линг должен быть доволен!

Я обрадовался, поскольку, несмотря на неплохое представление об эльфийской магии, которое сложилось у меня благодаря нашим урокам и нескольким книгам из библиотеки, нельзя было сказать, что я в ней сильно преуспел.

Придя к нему в первое воскресенье октября и усевшись на старый ковер, я спросил:

— И чем ты хочешь меня осчастливить?

Добби вытаращил большие блестящие глаза и полушепотом произнес:

— Аппорты!

Ну конечно! Замечательная эльфийская способность к аппарированию предметов! Добби щелкнул пальцами, и у него в руках оказалась большая столовая ложка из кухонного шкафа. Он протянул ее мне и сказал:

— Добби молодец?

— Добби — гений! — воскликнул я. — Это же какие перспективы!

Впрочем, слишком обольщаться не стоило. Аппорты даже с волшебными палочками представляли собой непростую задачу — легче было наколдовать новый предмет, чем материализовать перед собой уже существующий: слишком много факторов следовало учитывать, и не последними из них были расстояние и возможная магическая защита вокруг предмета или в нем самом. Покопавшись в литературе, я узнал, что в этой области есть ряд нерешенных проблем — например, является ли полученный путем аппорта предмет тем же самым, что пропадает с места его изначального положения, или его точной копией, которую волшебник создает путем заклинания, одновременно уничтожая оригинал в удаленном месте? Поскольку физические характеристики предметов были идентичными, некоторые предлагали считать проблему не стоящей умственных усилий: какая разница, перенос это или сотворение идеальной копии, если в обоих случаях результат одинаковый? Я не стал вдаваться в теоретические подробности, решив просто овладеть эльфийским методом или хотя бы приблизиться к его овладению, поскольку способность переместить к себе вещь, не используя палочку, казалась очень полезной.

Во второй половине октября состоялся наш первый поход в Хогсмид. Я хотел заглянуть к Аберфорту, хотя предполагал, что нелюдимый брат директора будет не слишком рад моему визиту. Снейп без особого энтузиазма подписал мне разрешение, и после того, как мы с Добби битый час разбирались в перенаправлении потоков магической энергии при аппорте, я оделся потеплее и направился к выходу из замка. Угрюмый Филч обследовал Детектором лжи всех желавших покинуть школу ради прогулки под шквалистым ветром до хогсмидовских магазинов и кафе.

Едва я встал за спиной кучки семикурсников-гриффиндорцев, откуда ни возьмись на меня набросился Нотт.

— Ты где болтался! — воскликнул он, хватая меня за рукав. Семикурсники обернулись и с неудовольствием посмотрели на нас.

— Не понял? — удивился я. — Разве мы договаривались?

К нам подошли Пирс, Полина и Луна, и я сразу понял, что у них на уме.

— Вот, значит, как, — сказал я. — Решили устроить сюрприз.

— Это не сюрприз, — ответила Полина. — Тебя еще летом предупреждали.

Решив на время отложить обсуждение деталей, поскольку гриффиндорцы то и дело оборачивались и недружелюбно косились на Нотта, мы отстояли короткую очередь, предъявили Филчу наши разрешения и, укрывшись капюшонами, вышли под холодный дождь. Пирс попытался наколдовать магический полог, который накрыл бы нас пятерых, однако ливень и ветер были такой силы, что мерцающее покрывало смяло и унесло, как обыкновенную тряпку. Выйдя за ворота, мы встали под ближайшим деревом, начиная дрожать от пронизывающего холода.

— Ты был прав! — громко заявила Полина, глядя на меня из-под большого капюшона темно-серой мантии. — Твоя идея просто отличная.

— Какая еще идея?

— С патронусами! — Полина попыталась перекричать шум дождя и ветра. — Зная их, мы точно сможем узнать друг друга!

— На случай, если кому-нибудь придет в голову принять оборотное зелье и выдать себя за одного из нас, — добавил Пирс.

— Ах вот оно что... — Наконец, я понял, о чем речь, и признал, что мысль эта вполне здравая и своевременная. — Только это не моя идея. Я просто хотел, чтобы ты перестала на меня давить.

Полина усмехнулась:

— А ты, оказывается, чувствительный? Никогда бы не подумала.

Я только пожал плечами, не желая объяснять очевидное.

— У меня нет патронуса, — вдруг сказал Нотт. Мы посмотрели на него, в первые секунды не представляя, что на это можно сказать.

— Ну, значит посмотришь наши, — ответил, наконец, Пирс.

— Может, у тебя тоже паронус-тень, как у Линга? — спросила Луна, которая не меньше других выражала в своих летних письмах желание увидеть такую экзотику. Нотт отрицательно покачал головой.

— Я и так, и так пробовал — ничего. Одни белые молнии.

— Это не такая простая магия, — попыталась ободрить его Луна. — Далеко не у всех получается с первого раза.

— Дело не в магии, дело в источнике, — ответил Нотт.

Не требовалось объяснять, что он имеет в виду. Вряд ли сейчас, когда его отец сидел в Азкабане, а по всей стране авроры охотились на Пожирателей, у Нотта было достаточно сил, чтобы сконцентрироваться на положительных воспоминаниях и вызвать патронуса. В Хогвартсе дети сторонников Волдеморта не испытывали на себе негативных последствий этой охоты -преподаватели относились к ним так же, как ко всем остальным, — но ученики знали их по именам, а потому шепот за спиной, враждебные взгляды и даже резкие фразы были распространенным явлением, особенно на фоне исчезновений и смертей волшебников.

— Ладно, только давайте зайдем поглубже в лес, — сказал я.

Мы пошли по дороге в Хогсмид, пытаясь закрыться капюшонами от пронизывающего ветра. Где-то на полпути Полина свернула и углубилась в чащу. Здесь было тише; ветер шумел высоко в кронах, срывая с ветвей разноцветные листья. Мы шли, вороша ногами толстый слой мягкой листвы, пока не оказались на небольшой поляне, где лежали почерневшие, давным-давно спиленные стволы. Полина пнула один ногой, проверяя, насколько прочно они лежат, и уселась на самый верхний.

— Ну давай, — сказала она. — Ты первый, как виновник торжества.

— Только не подходите к нему, — предупредил я, отошел подальше от бревен и вызвал патронуса, переместившись в его сознание, чтобы не рисковать и полностью его контролировать.

Возникнув, патронус быстро покрылся паром, словно капли дождя, касавшиеся его малиновой ауры, сразу испарялись.

— Обалдеть! — в восторге воскликнула Полина, подаваясь вперед. — Подведи его поближе!

— Лучше не надо, — с опаской возразил Нотт, сжимая в руке палочку. — Пусть стоит, где сейчас.

— Везет же некоторым, — с нескрываемой завистью произнес Пирс, а Луна сказала нечто совершенно неожиданное:

— Он на тебя похож.

— На меня? — поразился я, убрал патронуса и подошел к бревнам. — В каком это смысле?

Остальные тоже взглянули на Луну. Та с готовностью ответила:

— Такой же неуверенный и настороженный.

Во мне поднялась волна возмущения — с настороженным я бы еще согласился, но неуверенный? — однако само ее появление указывало на то, что Луна права. Конечно, если б эта характеристика никак меня не касалась, с чего бы мне так реагировать?

— Вообще-то патронус — часть меня, — сказал я, наконец. — И нет ничего странного, если мы с ним похожи.

Кажется, такой ответ вполне удовлетворил Луну. Она соскочила с бревен и встала на то место, с которого я вызывал патронуса. Я не стал садиться и молча наблюдал за тем, как ее серебристая молния превращается в большого зайца, который резво проскакал перед нами и исчез у деревьев.

— Теперь мы, — Полина спрыгнула на землю, за ней последовал Пирс. Они разошлись по разным концам поляны, направили друг на друга палочки и хором воскликнули:

— Expecto Patronum!

Яркие молнии, что вырвались из кончиков их палочек, сразу начали превращаться, и через пару секунд перед нами возникло два тигра. Тигры бросились навстречу друг другу и принялись бесшумно возиться, словно огромные котята, замахиваясь лапами, катаясь по листьям и припадая к земле перед очередным прыжком. Было видно, что Пирс и Полина не впервые играют со своими патронусами. Наконец, они убрали палочки и с довольным видом подошли к нам.

— Ты, главное, не кисни, — сказал я Нотту, который хмуро смотрел на то место, где только что резвились тигры. — А когда в следующий раз решишь вызвать патронуса, вспомни этот день.

— Чтобы наколдовать кошмар, — ответил Нотт. Все засмеялись.

— В Хогсмид пойдем? — спросил Пирс.

— Я пойду, — сказал я.

— Я тоже, мне надо в магазин, — проговорила Луна.

— Тогда двинули, а то я сейчас в сосульку превращусь, — проворчал Нотт и первым зашагал к дороге.

Слова Луны никак не выходили у меня из головы. "Так и есть, — думал я, пока мы молча шли между деревьев. — Сколько я колебался, прежде чем пойти тогда к Дамблдору, или еще раньше, у почты, когда думал, возвращаться к Волдеморту или ждать ответа директора..."

— Ты обиделся? — спросила Луна, заметив, что я иду один.

— Нет, совсем нет, — ответил я. — Ты все правильно сказала — я как раз об этом думал.

— Неуверенный — не значит слабый, — продолжила Луна негромко. — Просто ты не знаешь, чего хочешь.

— И это тоже правильно, — вздохнул я, все большее разочаровываясь в себе. Мы уже почти вышли на дорогу, как вдруг до нас донесся топот и плеск луж под ногами. Секунду спустя из серой пелены дождя и редкого крупного снега вынырнула огромная фигура в темно-коричневой шубе, пронеслась мимо, разбрызгивая во все стороны грязь и воду, и снова исчезла.

— Что это было? — ошеломленно проговорил Пирс.

— Хагрид, — сказал я.

— А вы заметили? Он кого-то нес на руках, — встревожено сказала Луна. Полина кивнула.

— Он из Хогсмида. Там, наверное, что-то случилось. Пошли скорее.

Мы направились вверх по дороге, не решаясь обсуждать то, что могло стрястись в деревне. Через несколько минут нам повстречались торопившиеся в замок гриффиндорцы во главе с Поттером.

— Гермиона, привет, — заговорила Полина, когда мы поравнялись друг с другом. — Мы видели Хагрида. Что произошло?

Гермиона, обнимая за плечи плачущую девушку, которую я не узнал под капюшоном, ответила:

— Кто-то проклял Кэти Белл.

Девушка начала рыдать еще сильнее. Несколько секунд мы смотрели, как гриффиндорцы уходят вниз по дороге, потом один за другим развернулись и потащились дальше.

Добравшись до Хогсмида, мы встали посреди перекрестка, где находилось множество лавок и "Три метлы" Розмерты, какое-то время молча глядя себе под ноги или по сторонам: на светящиеся окна магазинов, на редких студентов, которые рискнули покинуть теплые кафе, чтобы зайти куда-нибудь еще, и на местных жителей, старавшихся поскорее добраться до своих домов и отогреться.