Гарри Поттер и случайности

— А одиночки?

— Одиночка — генетический сбой, по крайней мере пока считают так, когда упомянутые гены социумов не работают. Большинство из них — готовые пациенты дурдома. Им чужды и иерархия, и общество "ты — мне, я — тебе". Хотя если прижмёт, то умный одиночка предпочитает жить во втором. Подавляющее большинство гениев, придумывающих и делающих что-то совершенно новое — одиночки, поэтому они нужны человечеству. Но по нынешним изобильным временам чисто неиерархичными сохранились только отдельные мелкие общины. Да, забыла сказать, что гены иерархов — доминантные, они более древние, унаследованные ещё от наших животных предков, а гены альтруизма появились у нас уже в человекообразном состоянии. Доминантные гены, например, более тёмных волос. Генов обычно два — от папы и мамы, и при сумме генов тёмных и светлых у ребёнка будут тёмные волосы. То есть для достоверного рождения ребёнка с внутренним чувством справедливости нужны такие же папа и мама. Подобные мини-сообщества существуют до сих пор и всё время ведут селекцию, просто изгоняя "обезьянок". Или не давая им размножаться у себя. И должны были вести отбор в прошлом, чтобы альтруисты доминировали в популяции. Но сейчас их — увы — становится всё меньше и меньше из-за более свободного скрещивания людей. Можно наблюдать проявления изначального социального инстинкта по косвенным признакам. Например, иерархи очень многое в жизни делают ради статуса. Или отношение к неодушевлённому миру, предметам, инструментам, технике. Люди взаимного типа воспринимают их объективно и понимают, что нельзя ждать от них большего, чем можно сделать с их помощью, и что со временем неживое портится и ломается. Иерархи настроены получать нужное для жизни через посредство нижестоящих людей, которых можно заставить через не могу сделать лучше или по-другому. Они подсознательно настроены на манипуляцию живыми людьми, и, сталкиваясь напрямую с миром предметов, ожидают от них людского, одушевлённого поведения. А предметы так не могут, жутко обижая иерархов несоответствием их ожиданиям. Кстати, легко проследить доминирующий социальный инстинкт у литературных героев, да и самих писателей классифицировать по тому, какие герои у них получаются наиболее убедительными. Особенно это заметно у пишущих фантастику или иные полностью выдуманные истории, когда герои оказываются в необычных обстоятельствах. Например, Жюль Верн или Хайнлайн писали преимущественно о людях взаимного типа, Герберт Уэллс — об одиночках, а вот найти талантливо написанного и вызывающего сочувствие самовлюблённого эгоистичного обезьяна очень тяжело. Я даже затрудняюсь назвать такого, разве что в бульварных книгах-однодневках, где главная идея героя — дорваться до власти или богатства, по дороге прибрать всё, что плохо лежит, а конкурентов обмануть, унизить или убить. В нормальных книгах есть такие персонажи, но почти все они — антигерои, прихлебатели или просто омерзительно никакие люди.

— Как Волдеморт?

— Как пропагандистский образ Волдеморта. А реальные люди для подобных ролей — Фадж, Амбридж, Малфой-старший. Волдеморт же — типичный одиночка, умный, инициативный, но уже давно сошедший с ума от страха перед смертью. Если цель общественных людей в обязательном порядке включает желание встроиться в общество: обезьянки хотят забраться как можно выше в иерархии, равные желают справедливо обменивать свой труд на жизненные блага, то целью одиночки, естественно умного, может быть всё что угодно. И общество для него — лишь один из элементов мира, от незначительного нюанса до источника ресурсов или полигона испытаний замечательной идеи. Только вот чаще всего о выдающихся незаконопослушных одиночках рассказывают обезьяны, вот и приписывают таким как Волдеморт своё заветное желание — "На его месте я бы точно стремился к высшей власти." А она ему не нужна от слова совсем. Вместо её захвата он десять лет мстил волшебному миру за детские страхи, когда его отправляли на каникулы в смертельную опасность, под бомбы. Риддл хочет настоящего бессмертия себе, а значит божественных сил, чтобы власти не мешали в его стремлениях, считает, что магия может позволить ему подобное, и ищет пути. По всему миру искал, но, похоже, не нашёл, раз его крестражи существуют до сих пор.

— А почему он не обезьян? Разве его главенство в организации упиванцев не говорит об этом?

— Обезьянки либо инстинктивно встраиваются в существующую иерархию, либо с самого детства создают свою. Такой вошёл бы в приютскую банду и скорее всего возглавил бы её, а он там был белой вороной, изгоем, который силой удерживал всех от причинения вреда себе. В неродном социуме человеку плохо, он не понимает окружающих, для него они ведут себя неестественно, его инстинкты не работают. Это часто классифицируют как проблемы или болезни психики, например синдром Аспергера, когда людям трудно взаимодействовать с другими людьми. Естественно, если вместо инстинктов приходится задействовать сознание и обучаться, то придётся тратить гигантское количество сил на подражание. Очень часто их либо вообще не хватает, либо не остаётся ни на что другое — и прощайте таланты. В Хогвартсе, осознав как могущество магии, так и контроль её Министерством, Волдеморт стал учиться быть обезьяном, а не сумасшедшим учёным или магом-затворником. Может быть он даже изменил себя магически для пущего соответствия роли, и то ли заразился желанием всеобщего признания его величайшим магом, то ли сделал вид. Неясно как ему досталась роль главаря чистокровных, но она для него точно обременительна, он относится к ней спустя рукава, не тратит времени на статусно-иерархические игры и развлекается пафосной театральщиной в стиле "бей своих, чтоб чужие боялись". Наложи сверху ещё детский страх смерти, который сейчас у него ассоциируется лично с тобой, и получишь психованного тирана, который не ценит никого и легко пожертвует любым, но до решения проблемы по имени Гарри Поттер всё же вынужден считаться с окружением.

— Почему ты так решила? Он же их постоянно унижает и даже убивает проштрафившихся.

— Ты жив только потому, что Волдеморт именно ради репутации и среди ближнего круга, и среди всех остальных людей должен не только победить тебя лично, но и не делать ничего в отношении тебя чужими руками — не любит он быть должником никому. Но чем больше будет публики, тем лучше. Все теперь знают про пророчество и предполагают, что вы там записаны как главные враги, поэтому устранение соперника не должно породить сомнений в принадлежности победы. Хотя в волшебном мире очень много способов обмана, своим глазам люди почему-то верят.

— То есть власть над миром или хотя бы Британией Волдеморту не нужна?

— Не нужна, хотя я бы не стала зарекаться, что ему не хочется стать живым богом или уничтожить этот мир.

— Спасибо, утешила. По крайней мере Том Риддл не хочет стать ни министром магии, ни императором Земли...

— Давай объясню по-другому. Обычно боевые действия в войне мало касаются предводителей. Война между главами идёт через посредников, последователей. Это только в древности предводители и даже короли гибли в битвах, сражаясь в первых рядах. Волдеморт тоже избегал боя с сильным противником.

— С Дамблдором.

— Да. Но с тобой он должен сразиться.

— Или убить.

— Или убить, но при свидетелях, сам, лично. Может я и ошибаюсь, но мне кажется, что некие правила в войне с тобой стали его идеей фикс. Поэтому все посреднические действия против тебя или твоего окружения по воле самого Риддла исключены. Он специально не трогает Уизли, меня, Луну, Невилла, а ты не ставишь целью специально убивать его последователей. Хотя вряд ли он будет сожалеть, если кто-то из нас случайно попадётся на пути его холуев. Если ты соблюдаешь правила — а ты их пока соблюдаешь — и не переводишь ваше противостояние на другой уровень — умственный, ресурсный, масштабный, то и он не станет их нарушать. Может быть неприменение особо изощрённых способов вреда или убийств — просто знак, что тебе тоже не стоит изощряться, а просто встать и принять бой один на один.

— Да уж. Опять... До сих пор мне в голову не приходило удивляться, что нет мелких подлян.

— А уж я чего только не напридумывала, как бы я на его месте достала тебя.

— Но это всё равно предположение?

— Естественно, всё может оказаться иллюзией, а я сейчас нахожусь под заклятьем подвластия и выполняю задание. К вящему твоему вреду.

— Да ни в жись не поверю, что змеемордый позволил бы так меня просвещать. И думаю, ты всё же усложняешь. Я видел его лично, в упор, и в его приверженность хоть каким-то правилам не верю. Совсем не верю.

— Увы, мне, как наверное любому склонному к анализу окружающего человеку, очень хочется верить в рациональность, объясняемость мира и поведения людей. Вот и придумываются умно-разумные теории и модели там, где спокойно можно ссылаться на глупость и сумасшествие. Правда, есть нюанс. Недооценка противника ведёт к поражению, а переоценка обходится дешевле, всего-то оттягивает победу. Будь я склонна к паранойе, все приключения от Пушкам и тролля вполне уладывались бы в тренд "меня, такую умную, хотят принудить помогать тебе, в случае отказа угрожая убить"... Не бойся, на самом деле я так не думаю, — улыбнулась подруга.

— Ладно... С поведением Волдеморта примерно понятно. А что насчёт его достижений?

— Кто знает, что Олливандер, как знаток возможностей палочек, считал таковыми? Например, продемонстрировал ему Волдеморт, что может парой взмахов снять считавшуюся непреодолимой защиту или наоборот, не снимая защиты, спалил дом под ней. Или доказал, что может одним смертельным убить сразу несколько человек, и палочкомастер взял да и стал его тайным сторонником и поклонником? Он же куда-то пропал после официального возрождения.

— Интересно, а кто мы по твоей классификации?

— Она не моя. А про нас троих выяснять особого смысла нет. Мы всё равно не дети и не отмороженные главари банд, и окружение мешает нам свободно проявлять инстинкты. В подавляющем большинстве случаев. К тому же, у меня есть мнение, что даже рецессивный ген справедливости не всегда давится доминирующим обезьяньим и проявляется иногда даже среди высших иерархов в виде типажа "отец родной". Или "отец нации", "крёстный отец мафии", когда вроде бы альфа заботится о своих нижестоящих как глава семьи о родственниках. Но, к сожалению, это только на одно-два поколения, а дальше потомки всё равно становятся настоящими обезьянами, потому что в жёны таким обязательно пролазят женщины-иерархи, с врождённым умением добраться до самого верха и загнобить конкуренток. Кстати, среди женщин гораздо меньше неиерархов, чем среди мужчин. Такой вот половой диморфизьм... Обезьян с каждым поколением становится всё больше, но традиции пока ещё сильны, и в них в большинстве своём вбивают необходимость по крайней мере демонстрировать свою приверженность основным общественным идеям. Не отнять, а заплатить. Или выпросить. А невоспитуемые пополняют криминал, золотую молодёжь, наёмников, с... И прочие малоинтеллектуальные помойки для отбросов общества.

— Здорово рассказываешь! Мне кажется, или ты предвзято относишься к иерархам, обезьянами их зовёшь?

— Не совсем. У иерархического общества есть качество, недостижимое сообществом равных — возможность сконцентрировать гигантские ресурсы количественным увеличением до миллионов и миллиардов людей практически на инстинктах, просто за счёт стандартности членов иерархии. Максимальный же размер сообщества равных — вряд ли более десятка-другого общин по паре сотен человек. Дальше им волей-неволей придётся вводить элементы иерархии для управления большим проектом. Но на персональном уровне почти любому человеку по силам руководствоваться в своей жизни не инстинктами, а собственной волей и разумом, заниматься сознательным самовоспитанием. Разумные люди просто обязаны это делать. И тогда при общении совершенно не важна изначальная биология, как не важен цвет кожи, тип волос или рост. Часто воспитанный и здравомыслящий иерарх оказывается лучше зацикленного на несправедливости мира альтруиста или сумасшедшего одиночки... Извини, увлеклась. У тебя гены взаимности, справедливость в крови. — Гарри тут же вспомнил её недавнюю фразу какими должны быть его родители и порадовался, что они не стали бы Дурслеподобными. — Поэтому ты не понимаешь, почему обезьяны вокруг так легко, например, натравливаются на собственных героев даже вопреки своим же интересам и здравому смыслу. А это потому, что толпа действует и думает инстинктивно, обезьян интересуют преимущественно лишь иерархические игры, типа "быть как все", "ты — начальник, я — дурак", "пусть мне плохо, но соседу от этого хуже во сто крат", и прочее в том же духе. Дурсли тебя натаскивали быть изгоем, низшим в обезьяннике, а Хогвартс подталкивал на путь одиночки. Добавить лень, пассивность, и получилась смесь ужа с ежом.

— Значит, у меня ничего общего с Тёмным Лордом, кроме похожести биографии?

— Да. Ты можешь им стать только под суперимперио, но скорее всего выглядеть это будет пародийно, слишком мягкий ты внутри. Из нас троих ближе всего к нему я, потому что тоже одиночка. Но воспитана на принципах справедливости, поэтому вся моя социализация с имитацией обезьянничества — выученная, и требует от меня громадных усилий.

— То есть у тебя нет амбиций стать министром магии?

— И сдохнуть на посту? Это я на первом-втором курсе придумала отдушину, когда сталкивалась с очередной гадостью волшебного мира, сама себя утешала "Ужо стану министром, я вам всем покажу кузькину мать!" Но всерьёз? Только если дать толчок великим преобразованиям, которые стоят потери времени и здоровья, что в нашем болоте, как ты сам понимаешь, пока нереально. Сближение с магглами я больше не считаю стоящей идеей. Есть у меня ещё некоторые усложняющие обстоятельства, но это личное.

— Я-то думал ты вправду хочешь... Теперь понятно, почему совершенно отсутствуют даже намёки на использование тобой моей славы для собственной пользы. Это ты, а не я, совершенная бессеребренница.

— Не кощунствуй, деньги полезны, особенно в моём кошельке. Вот только рисковать ради них единственной в моей жизни дружбой... Сам понимаешь.

— Угу. Кстати, о дружбе. Про Рона что скажешь?

— Искренние порывы Рона демонстрируют доминирование у него гена иерархичности, как у подавляющего большинства волшебников. Мы в этом смысле давно впереди магглов. Но Рон не из доминантов с их всепоглощающей страстью лезть наверх, он воспитан и натаскан поменьше демонстрировать свою натуру. У него есть отсутствующее у нас с тобой инстинктивное умение неплохого психолога заболтать даже не слишком благоприятную ситуацию себе на пользу. Рон инстинктивно старается выглядеть хорошо для своих. Даже его постоянные и вроде бы смешные со стороны самовосхваления всё равно воздействуют на нас. — Гермиона смолкла и целую минуту не проронила ни слова,а потом всё же продолжила. — Но в глубине души для него статус важнее выгоды или доводов разума. Помнишь, вашу ссору из-за участия в триволшебном турнире? Ведь быть его участником или хотя бы бросившим в кубок заявку ему казалось важным настолько, что затмевало все доводы разума и чувств. Сработал инстинкт в неприкрытом виде! Или... Ладно, по сути он вполне приемлем в роли... Говоря помягче, ему поменьше потакать, почаще обламывать, и выйдет приличный член общества.