Гарри Поттер и случайности

— А как насчёт тебя? Ты очень скромна о себе.

— Я?.. Честно, сейчас совершенно нет настроения говорить обо мне. Потом как-нибудь. Лучше подумай — много ли ты сам, джентльмен, прости господи, интересовался реальным житиём-бытиём дамы? Как зовут моих родителей? Ты хоть раз меня с днём рождения вовремя поздравил, а?

Гарри отвёл взгляд и покраснел от стыда за свою постоянную забывчивость. Он всего лишь пару раз покупал Гермионе подарки, да и то, много позже даты события. И про Ронов день рождения вспоминал только из-за напоминаний о готовящейся вечеринке. Зато подарков на свой день рождения всегда ждал с нетерпением.

Был ещё один повод покраснеть — Гарри заочно и тихо-тихо завидовал наличию родителей у Гермионы, вот и не стремился свести близкое знакомство с ними. Так было легче мириться с жизнью у Дурслей.

С семьёй Уизли всё проще — там его чувство терялось в лучах привычной зависти Рона к славе мальчика-который-выжил, и поэтому не замечалась никем в большом семействе рыжеволосых волшебников. Грейнджеры — совсем иное, врачи должны понимать состояние людей. Гарри не нравилось сюсюканье — не хотелось походить на Дадли — и хорошо, что у Гермионы отсутствовала мелочные сантименты к обстоятельствам его жизни. Он боялся, что при близком знакомстве с семьёй подруги его зависть превратиться в различимую искушённым взглядом ревность. Даже если Гермиона не заметит, её родители вмиг раскусят его, и обязательно поделятся мнением с дочерью. Та не обидится, но у неё появится повод постоянно жалеть его — тогда их и так уже не слишком близкая дружба может треснуть.

Ему до жути не хотелось терять ничего — ни доверия, ни понимания едва ли не с полуслова, ни возможности высказываться, не задумываясь, или молчать, если неохота говорить, и даже пропускать мимо ушей то, что он считает ненужным.

— Ты не расстраивайся особо. Идеальных друзей очень мало, у каждого своя жизнь. Помимо дружбы есть другие привязанности и интересы. Это не оправдание, а констатация. Других изменить почти невозможно, а вот себя... Я понимаю, что тебе отбили охоту проявлять заботу о близких. Но это у животных почти невозможно переучить врождённый или даже однажды вбитый рефлекс, а человек много раз в жизни может сменить привычки. Причём сам, по собственному желанию. Не зацикливайся на себе, и почаще думай о других, представляй себя на их месте. Улыбайся, проявляй чувства. Хочется Рону не только руку пожать, но и обнять — обними. Близкую подругу — меня то есть — после долгой разлуки или от большой радости можно и в щёчку чмокнуть. Хорошо знакомым, но не таким близким, Флер, например — не помешает ручку поцеловать при встрече или в качестве поздравления. Никто не обидится, а наоборот, оценят.

Гарри не понял почему, но ответ вырвался как бы сам собой:

— Тогда я прямо сейчас на тебе потренируюсь, — ему сразу захотелось забрать непонятно с какой стати вырвавшиеся слова. Но не закрывать же себе рот по-детски, ладошкой.

— Какой ты смелый, жаль что только на словах...

Гарри встал и подошёл вплотную к соскользнувшей с подоконника подруге. Они совсем недавно обнимались в виде приветствия, но одно дело — обнять в ответ, и совсем другое — проявить инициативу. Да ещё её взгляд. Вроде бы поощрительный, но одновременно отстранённый и... Оценивающий? Тело одеревенело, и объятие получилось неуклюжим, никакого сравнения с предыдущим. А уж мокрый клевок ей в щёку — вообще стыдоба. Гермиона пожалела его, сама обняла и сказала:

— Приветственно целуются не так. Легонько взаимно касаются щеками и чаще даже изображают поцелуй вбок. Попробуй.

Гарри попробовал, сначала левой щекой, потом правой.

— В две щеки чаще целуют очень близких женщин, родственниц, по крови или браку, сестру, свою или жены, жену брата или друга. Можешь свою официальную девушку...

— А невесту? Или жену?

— На людях по нынешним временам можно даже в губы. А наедине — куда между вами принято.

— Личный опыт?

— Есть применимое не только для ловли снитча умение — наблюдательность.

— Чую, дуришь ты меня, подруга, со страшной силой.

— А даже если и так, тебе от этого очень плохо?

— Наоборот. Мне всё лучше.

С каждым мгновением в объятьях Гермионы Гарри всё более успокаивался, бездумно вперив взгляд через её плечо в окно, в зелень кустов и деревьев заднего двора. И вдруг понял, что его последние слова — чистая правда. Он не расслабился, а возбудился и стал получать удовольствие от прижатого тела Гермионы. Чтобы окончательно не оконфузиться, Гарри отстранился и сказал:

— Спасибо.

— Пожалуйста, — Гермиона на мгновение прижалась и сама поцеловала его в ту же щёку, что и два года назад, на Кинг-Кроссе.

— Тренировка окончена?

— Посмотрим... Кстати, ты вино будешь? В твоём состоянии полезно красное. Есть сухое, домашнее, из Франции.

— Кутить так кутить, давай.

— Так... Вот тебе, тут больше половины бутылки. Мне тоже не помешает бокал белого. Иди в гостиную, можешь включить телевизор или радио. Я добытый тобой летающий инвентарь приберу и приду.

Глава 2.

Гарри наткнулся на музыкальный канал и оставил его тихим фоном. Ещё у Дурслей он взял в привычку смотреть на радостные лица поющих, яркие краски и мельтешение кадров, часто даже отключив звук. Телевизор позволял отвлечься и поднять настроение. Хотя некоторые энергичные мелодии — в умеренном количестве — тоже бодрили.

Обучение приветствию наконец позволило решиться и попробовать выведать причину странного состояния Гермионы. Но ничего лучшего, чем выпалить ей в лицо, ему так и не пришло в голову:

— Я тебя с трудом узнаю. Ты какая-то тусклая, как будто перегорела.

— Запоздалая бдительность? Ладно-ладно. Убедись, что я — это я. Спроси что-нибудь, — увильнула от темы подруга, даже не затормозив по дороге к креслу. Усевшись, она пригубила из полного стакана и поставила его на широкий деревянный подлокотник. Гарри плюхнулся в угол дивана, а свои ёмкости поставил на журнальном столике рядом, только руку протянуть.

— Чем ты подпалила мантию Снейпа на первом квиддичном матче?

— Голубеньким огоньком. Я его тогда в специальной склянке с собой таскала. Правильно?

— Да.

— На будущее, люди легко забывают увиденное мельком годы назад. Или обычное для себя действие и привычный предмет обстановки. Ты правильно спросил о выдающемся случае, но лучше спрашивать известное только двоим. Например, куда мы перенеслись из больничного крыла после трёх оборотов на артефакте для спасения Сириуса?

— В коридор рядом с большим залом, почти к самим себе тогдашним, идущим к Хагриду...

— И учти — вот этого действительно не знает никто, кроме нас с тобой. А тот огонёк видели многие... Если устал, можешь прилечь на диван, не обижусь.

— А если придут родители? — Гарри слегка сполз вниз по сиденью и развалился в уголке дивана, всё же не решившись полностью улечься на него в неснятой обуви.

— Они... Они уехали... Далеко. Я здесь совсем одна. Ложись, если было сотрясение, не стоит перенапрягаться. Ты, кстати, как нашёл меня?

— О, там целая эпопея получилась. Нашёл твой телефон и адрес в телефонной книге среди Грейнджеров, хотел звонить, но от Дурслей побоялся, а из таксофона — маггловских денег нет. Решил, что к лучшему — вдруг подслушивают и твой телефон тоже? Взлетел, и тут понял, что не понимаю куда лететь.

— ...не почтовая сова. На местности ни названий, ни номеров сверху не видно.

— В точку! Я хотел сказать — внизу нет железной дороги с Хогвартс-экспрессом. Представил, какой катастрофой стала бы попытка улететь после первого-второго курса. Я бы тогда даже вернуться вряд ли бы смог. Мрак. Вернулся к Дурслям и раздербанил заначку тёти и дяди с бесплатными туристическими картами, они их в отелях и на бензоколонках набирали. Чуть не отчаялся, пока сообразил, что карты и схемы могут рисовать всё не так, как на самом деле. И как маги попадают куда надо даже ночью? Не понимаю.

— С помощью магии, конечно. Как же ещё?

— Объяснила, называется.

— Тебе всегда хватало такого объяснения. Хорошо-хорошо, объясню проще. Я не знаю какого рода придурочная магия применяется гоняющими на мётлах придурками для попадания в нужное им место. Превращают задницу в компас, рисуют на глазу прицел "лети туды", втыкают себе перо почтовой совы в... какое-нибудь особое место для перьев — мне плевать. Я — аппарирую. Если в этот момент лечу, то вместе с метлой.

— Совсем другое дело! Это по-нашему, по-бразильски! Тьфу, по-гриффиндорски!.. Мётлы мешали, конечно, но я приспособился. До тебя лететь гораздо ближе, чем до Норы. Но я всё равно поплутал, и только когда сосредоточился, получилось найти твой дом. Первоначально вообще хотел покружить, в окна позаглядывать, но тут ты вышла. Защита?

— Да, Дамблдор установил после первого курса, а я, как стала совершеннолетней, подновила и кое-что добавила. Конфундусы на разные ситуации, в-основном. Ты изначально входишь в список тех, кому разрешён доступ, но нужно проявить серьёзность в намерении повидать меня. Тебе повезло, я не знаю, вернулась бы сегодня и когда. Хотя перед выходом что-то ощущалось, наверное сигналка так давала знать о твоих маневрах, но раз ты свой, то не на уровне тревоги. Она ни разу не срабатывала, вот я и не знаю как ощущается предупреждение. "Вы или ваши родители непременно поймёте, когда заработает сигнализация".

— Или у тебя пробудилась интуиция.

— Не смеши. У женщин интуиция не предусмотрена, у нас есть чувствительность к окружающим, особенно к детям, а интуиция должна быть у мужчин, чтобы не стать обедом для волков или львов на охоте. Мой дедушка Джереми во-многом благодаря ей остался жив на двух войнах... И?

— Так всё, собственно, летел-летел и прилетел.

— Ладно, Гарри. Выкладывай начистоту, зачем я тебе понадобилась? С мелочами ты раньше вполне справлялся сам.

— Смерть Дамблдора — мелочь?

— Не мелочь, но и не повод впадать в оцепенение. Тем более, для тебя смерть в конце года уже традиция, должна привычка образоваться.

— Не шути.

— Если без шуток, мне тоже до сих пор очень плохо. Он не только твоим наставником был. Ты же не для того явился, чтобы обсуждать тонкости применения заклинаний или предложить нам резко стать мастерами магических дуэлей?

— От тебя ничего не скроешь... А нам действительно не нужно ничего нового изучать?

— И ты туда же. Сам видел, к чему подобное увлечение привело Волдеморта, и всё равно, готов идти по той же кривой волшебной дорожке.

— А чуток разъяснить тупому мне?

— Наша общая беда — зацикленность на волшебстве как способе решения всех проблем. Если маг не знает или у него не получается, то единственным способом решения считается поиск и применение подходящего волшебства. Мозги отдыхают...

— Так мы же маги!

— Маги, маги... Понимаешь, Гарри, того, что мы знаем и умеем в магии достаточно, чтобы запросто превзойти все достижения Иисуса Христа. А с более современной точки зрения тот, кто владеет хотя бы одним из большинства наших чар может претендовать на титул супермена. По каждому такому варианту написаны сотни, если не тысячи книг — сказки, фантастика, мистика, оккультизм, богословские даже. В них разобраны разные, часто совершенно неизвестные нам способы использования одного-единственного с нашей точки зрения заклинания. Вместе с мыслимыми и немыслимыми последствия их использования. А мы? Вместо суперменов становимся ремесленниками, а вместо качественного понимания и освоения одного заклинания волшебники размножают его часто на дюжины разновидностей. Тот же конфундус — для каждого способа использования он свой, своя формула и движение палочкой. Ты и сам знаешь по несколько модификаций очищающих или ударно-взрывных заклятий.Хотя достаточно одного, только своё намерение суметь применить к ситуации. С другой стороны — у нас совершенно нет суперменской защиты и устойчивости к магическому ущербу. Причём количество опасностей не поддаётся никакому разумному контролю хотя бы в малой части. Сам знаешь, даже "постоянная бдительность" в исполнении автора принципа ничего не гарантирует, а скорее привлекает внимание. Можно всю жизнь посвятить соблюдению безопасности этой жизни, как йоги посвящают её совершенствованию самих себя, любимых, но этого не хватит. Хотя полный пофигизм тоже чреват. Особенно для нас и сейчас. Даже школьная магия настолько разнообразна, я уж не говорю о творческом подходе к способам её применения, что она может сработать даже против весьма искушённых волшебников.

— Творческий подход только звучит просто... Получается, мы беззащитны?

— У магглов при наличии безмерно малого по сравнению с нами количества способов нападения никакая охрана и спецслужбы могучих государств не гарантируют безопасность даже первых лиц.

— Значит, магию можно забросить?

— Вполне достаточно улучшить уже имеющиеся навыки. Нам жизни не хватит, чтобы в совершенстве освоить даже то, что мы знаем и как-то применяем сейчас. Разве что понять и прочувствовать её, как нечто целое. Но для этого нужна голова. У тебя с ней как? После всего рассказанного.

— Я стал думать, — после отсутствия ожидаемой колкости продолжил Гарри уже увереннее. — Мне слишком многое непонятно стало вокруг, в моей жизни. В смысле, и сейчас, и в прошлом... Ты правильно сказала — чем дальше, тем всё вокруг страннее.

— И что? Многие так живут. Можно сказать, не приходя в сознание до гробовой доски.

— А я больше не хочу... — Гарри встретился взглядом с Гермионой. — Кроме как с тобой, мне не с кем поговорить в надежде получить понимание. Хоть какое-то. Не хочу ошибиться в том, что надо делать.

— Сомневаешься, что Волдеморт — зло, которое не имеет право на существование?

— Нет! В этом нет. Но... Но я не уверен насчёт добра. Особенно в отношении Министерства. Оно мне всё больше напоминает "меньшее зло" из поговорки. Но ведь зло!

— Только за привычку сначала бросать в Азкабан без расследования, просто по недовольству какого-то чиновника и оставлять там пока кто-то не заступится, я согласна считать Министерство преступной организацией. Но тогда все чиновники, и милейший Артур Уизли в том числе, должен быть наказаны за прямое или косвенное пособничество злу. Или нашим можно пособничать злу можно, а не нашим — ай-я-яй?

Гарри тут же вспомнилось, как они с Седриком сразу дружно оправдали заклятьем подвластия применение пыточного проклятия Виктором, а обелённые по той же причине сторонники Тёмного Лорда считались притворщиками и негодяями.

— А может быть лучше будет как бы "помочь" Тому ослабить или вообще уничтожить бомльшую часть Министерства?

— Ого! Какие революционные мысли! Ой, нет, извини. Какие традиционно британские консервативные мысли: "У нас нет союзников, только интересы". Квинтэссенция — стравить врагов и набрать трофеев с их тяжело раненых или мёртвых тел. Только для этого нужно недоступное для них место, образно говоря, пальма, с которой мудрая обезьяна может невозбранно следить за битвой двух тигров. И дубина, чтобы дать по мордасам, если тигры вдруг решат подзакусить обезьяньей плотью. У тебя пальма с дубиной прямо в этом вот рюкзачке заныканы?