Нет и ненадо

Вечером, плотно набив животы и от души поблагодарив маму Дина, мы идем гулять по улице Принцев.

— Есть примета, что пройтись по улице Принцев, значит, огрести себе славы, — говорит Дин.

— Я буду славным самогонщиком! — тут же определяется Симус.

— А я — славным травоведом, — хихикает Невил. — Лучшая трава — только в нашей курильне!

— А я... а я... — раздумывает Рон.

— Угу, а ты нам просто по мордасам настучишь, — хмыкаю я, вспоминая известный анекдот. 

Толпа на улице Принцев колыхается волнами, туда — сюда. Все что-то жуют, покупая фрукты и сладости в лавочках, открытых по случаю празднества. На каждом

углу маленькие концерты уличных музыкантов. Волынки, скрипки, гитары, свирели. Почему-то это не создает какофонии, а наоборот, кажется единственно верным

способом творить музыку. А над толпой мерно гудят колокола: во всех церквях идет праздничная служба.

На кованных воротах одного из храмов вижу огромный плакат: "Иисус любит тебя. Бог любит тебя. Бог может дать тебе новую жизнь" и внезапно разражаюсь истерическим

хохотом. Бедные магглы... ну какую новую жизнь может дать давно умерший назаретский волшебник? Даже Фламель, величайший алхимик, живет за счет эликсира

из Философского камня. Но эта жизнь — единственная для него. Никакой новой жизни не может быть, ведь так?

В глубине моего сознания раздается ехидный смешок.

В полночь город взрывается  салютом, заводскими гудками и сиренами автомобилей. Наступил Новый год. Нам пора по домам.  Завтра кончаются каникулы.

Глава пятнадцатая

Осознав, что использовать "сонную" библиотеку очень выгодно для учебы, прохожу по ней каждую ночь частым гребнем, перелистывая все открывающиеся книги.

Трансфигурация, Чары, Зелья, История магии, почему-то Нумерология и Руны. Два последних предмета начинают учить только с третьего курса. Так что чуствую

себя умнее Гермионы. В поисках новых книг забредаю в проход, которого не видел раньше. Там стоит такой же шкаф, как с моим несбывшимся. Книжки с картинками.

Только рассказывают они о мальчике по имени Том Риддл.

Мальчику по имени Том Риддл повезло в жизни еще меньше, чем мне.

У меня хотя бы были Дурсли. Нелюбимые, нелюбящие, но — родственники. Когда дядя Вернон пугал меня приютом, я действительно боялся, что они меня туда сдадут.

Теперь я увидел, что и в самом деле стоило бояться.

Том родился прямо в приюте, в новогоднюю ночь. Мать, измученная родами, успела только дать ему имя, а потом умерла. Честно сказать, пока я просматривал

эту книжку, я ждал истории Оливера Твиста: милый ребенок, в ужасных условиях, богатые покровители, найденные родственники... Ну, чтоб все было по дикенсовскому

сценарию. Три раза ха-ха. Времена были тяжелые, полуголодные, богатых покровителей на всех не хватало, а уж на приютских детей — и подавно. Дети выживали

сами, с переменным успехом. К десяти годам Том навидался всяких ужасов: умирающих от горячки малышей, просто потому что не хватало лекарств; сверстников,

забитых толпой до смерти — мальчишки пытались украсть еды на рынке; девочек из приюта, которые сознательно шли на панель, потому что не видели возможности

другого заработка. Выжить хотелось каждому.

Тому хотелось не только выжить, но и жить по-человечески. Тут я вспомнил себя и свои мечты о будущем — своем доме, хорошей работе... Том мечтал о большем.

Ему хотелось славы и денег. И славы, наверное, больше, чем денег. Он тоже был волшебником и змееустом. Но к нему с письмом из Хогвартса пришел не добродушный

увалень Хагрид, а профессор Трансфигурации Альбус Дамблдор. Хагрид первым делом наколдовал хвост Дадли, что само по себе, как я теперь понимаю, некрасиво:

у Дадли ведь не было палочки, чтобы расколдоваться. Ну, положим, Дадли заслужил немного побыть свиньей, он и впрямь свинья порядочная... И Хагрид вроде

как меня защищал. Профессор Дамблдор защищал не Тома. А якобы, пострадавших от него. С этой, несомненно, благой целью он поджег шкаф Тома. Вот интересно,

как бы я отреагировал, если бы Хагрид забирал меня не с острова в океане, а из чулана? И взял бы, в благородных целях, его и подпалил? Вряд ли я проникся

бы к нему благодарностью и доверием...

Вот и Том Дамблдору не доверял. И попал на Слизерин. А это факультет, у которого историческая к Дамблдору неприязнь, что уж там говорить. А еще — святая

убежденность в превосходстве чистой крови. В Слизерине Том попал, как кур в ощип. Нищий магглорожденный, да еще и приютский. Если бы не змееустость, которая

сразу его из разряда грязнокровок вывела, быть ему битым все семь хогвартских лет.

Я смотрел, как Том выживает на Слизерине, и тихо радовался, что в свое время попал на Гриффиндор. Да, Шляпа сказала мне о величии, которого я смогу достигнуть

у серо-зеленых. Но, в отличие от Тома, слава мне была не нужна. Она у меня уже была, и я ее стеснялся. Целый год я сопротивлялся попыткам Рона сотворить

из меня идола, и мне это, наконец, удалось, так что со своего пьедестала "Просто Гарри" я теперь в жизни не слезу. И уж подавно не стану перелезать на

другой пьедестал, повыше. Что бы там кто ни говорил.

Том был другим. Сначала он добился снисходительного интереса от слизеринцев — ну, как же, змееустом был основатель их факультета. Потом снисходительный

интерес сменился сдержанным уважением: Том не делал себе поблажек, вгрызаясь в учебу, как нюхлер в гранит, в поисках золотой крупинки. А вот потом все

пошло наперекосяк. С моей точки зрения, разумеется.

Том действительно оказался потомком Салазара. Он даже нашел в Хогвартсе Тайную комнату Слизерина и разбудил салазарова питомца — того самого василиска,

которого я в своей книжке убивал здоровенным мечом. Совершенно случайно василиск выполз в поисках нового хозяина наружу, и под его смертельный взгляд попала

посторонняя девочка. Несчастный случай, вроде бы? Но Хогвартс заполняют авроры, расследуя убийство, директор объявляет о возможном закрытии школы, и Том,

в ужасе от перспективы раннего возвращения в приют, делает следующую глупость. Довольно подлую, надо сказать. Он подставляет Хагрида. То, что у Хагрида

наличествует гипертрофированная любовь к "зверушкам", знают все. То, что "зверушки" эти, как правило, огромны и опасны — тоже не секрет. Ну, он и сам полу-гигант,

не с мышами же ему возиться. Вон, нашего Невилла взять и его любовь к эдинбургской мухоловке: да я близко к этому зеленому чудовищу не подойду, а Нев его

гладил! И зеленая тварь довольно выгибалась под его руками, разве что не мурлыкала! Так что найти компромат на Хагрида Тому труда не составило. Хагрида

с его акромантулом отчисляют из школы, василиск спит в Тайной комнате, а Том — в спальнях Слизерина. Спит, что характерно, сном младенца, безо всяких угрызений

совести. Я бы так не смог.

Вообще, как я понял, когда раздавали совесть, Том стоял в очереди за амбициями. Вот амбиций у него было выше крыши. После того, как шум с убийством немного

улегся, Том без зазрения... а, ну да, ее же и не было...  В общем, на уровне слухов в Слизерине шептались, что исключили Хагрида не за то, что он убийца,

а за то, что он чем-то Тому насолил. Том управлял слухами, как дирижер — оркестром, и теперь вместо сдержанного уважения однокурсники относились к нему

с неприкрытым страхом.

Это свойство волшебников я еще на первом курсе заметил: они рисуют себе картину вместо человека, а самого человека под ней не видят. Даже если ты не вписываешься

в воображаемые рамки, тебя туда впихнут, да еще и возмутятся, если тебе это не понравится. Рамки Тома впервые обозначил Дамблдор, когда увидел в приютском

мальчике возмутителя спокойствия и наглого воришку. Рамок добавили однокурсники-слизеринцы, со свойственным им снобизмом предполагая, что родословная важнее,

чем собственные достижения человека. Тут я вспомнил свой первый урок зельеварения и мою твердую решимость ничего не доказывать Снейпу. Похоже, Том шел

по тому же пути: вы хотите видеть страшного Темного мага? Смотрите, вот он я! Просто направления у нас с Томом были разные. Ну и цели, разумеется. Несмотря

на очевидное наше сходство: сиротство, парселтанг и обстановку нелюбви в детстве.

Знакомство с найденными родственниками у Тома обернулось тройным убийством. Теперь убивал он сам, без помощи василиска. Где-то в недрах моей библиотеки

попадалось мне описание Смертельного проклятия: чтобы убить человека недостаточно сказать "Авада Кедавра", надо человека искренне ненавидеть и от души

желать его смерти. Том, похоже, Риддлов ненавидел от всей души. И его даже можно понять: богатые, сытые, красивые аристократы — ну и что, что магглы. А

он, в то время как они приемы закатывали, выживал в приюте, иногда не то, что тарелки супа не видел, но и корки хлеба. Мое возмущение тоже было неподдельным:

да, тетка меня не любила. Но — приняла же к себе! Потому что кровная родня. Риддлы были не просто родней Тому: это были его (законный!) отец и бабушка

с дедом. Он не был ублюдком, нажитым со шлюхой в подворотне, а вполне официальным наследником. Да, матушка Меропа подмешала зелья красавцу-магглу, чтобы

выскочить за него замуж. Да, это было некрасиво и наверное, неправильно. Но ребенок-то не при чем!

А в завершение всего, Том еще и дядюшку Гонта подставил, по отработанной схеме с Хагридом. Чтобы уже считать месть окончательной. Кольцо, которое он сорвал

с пальца Морфина Гонта, показалось мне знакомым. Такой же странный рисунок был на моем перстне Певереллов, только детали различались: рисунок на моем перстне

был заключен в абрис герба. Ну и сам перстень выглядел немного иначе,  украшенный золотыми финтифлюшками и мелкими бриллиантами. Хорошо, что Сириус показал

мне в свое время заклинание, благодаря которому никто моих колец не видит — я бы со стыда умер, со всем этим ярким великолепием на пальцах, с обгрызенными

ногтями!

Тома я искренне не понимал, но не сочувствовать ему не мог. Убить в явном состоянии аффекта, а потом без истерик и быстро продумывать схемы спасения, все

указывало на блестящий ум и редкое самообладание. Жаль, конечно, что ни блестящий ум, ни самообладание не удержали его от убийства: однажды мне попалось

выражение "месть — это блюдо, которое подают холодным". Отомстить — вовсе не значит, убить. Даже, скорее, наоборот, убив врага, ты просто делаешь ему одолжение.

Нет, если уж мстить, то как граф Монте-Кристо — книжку Дюма я в свое время просто до дыр зачитал... Все представлял себе, как я, весь такой высокий и хорошо

одетый, проезжаю на лимузине по Тисовой и машу рукой Дурслям. Теперь, правда, детские мечты истаяли дымкой, и если я никогда больше в жизни не увижу Дурслей, 

буду вполне счастлив. Было бы кому рукой махать.

Книжку о Томе я поставил обратно на полку. Моя коллекция заклинаний пополнилась различными темными и запрещенными заклятиями, использовать которые я не

собирался. Памятуя о словах Сириуса о нейтральной магии, я стал рыться на полках в поисках книг по колдомедицине. Нарыл "Историю Колдомедицины от Гиппократа

до Парацельса" и, натурально, охренел. Первыми главами в ней шли три Непростительных, применяемых колдомедиками в особых случаях,  по согласию пациента

или его родственников. Эвтаназия, аналог маггловского электрошока для перезапуска сердца и предотвращение самоуйбиств или самовреда у больных. Вот так

Темная магия и пожизненное заключение в Азкабане! Оказывается, все не так просто... И колдомедик должен был испытывать не безграничную ненависть при Аваде,

а сострадание. В этом случае никакого отката в виде расщепления собственной души, он не получал.

Глава шестнадцатая

Мои занятия и в "сонной" библиотеке, и в обычной, плюс тренировки по квиддичу, плюс Дуэльный клуб, привели меня в несколько заторможенное состояние. Проще

говоря, я спал на ходу, выныривая из транса на уроках, когда профессора меня о чем-то спрашивали, или когда близнецы кричали: "Гарри, на метлу!" — тогда

становилось понятно, что пора на поле. В обычное же время я сомнабулой передвигался по коридорам (хвала Мерлину за друзей, которые тянули меня в нужную

сторону!) и совершенно автоматически закидывал в себя еду в Большом Зале. Первой тревогу забила Гермиона, когда я машинально ответил ей на вопросы экзаменационных

билетов. От Гермионы я трудом, но отбился, когда она поволокла меня к Мадам Помфри: я сказал, что просто перезанимался. А потом случился матч со слизеринцами,

и я феерически протаранил собой столб с кольцом. Нет, снитч-то я поймал, но сломал руку. А это для нашего капитана было почти преступлением: ну как я мог

нанести такое ужасное повреждение самому ценному игроку команды! То, что я и был этим самым ценным имуществом, Вуд как-то упустил в своей гневной речи

в Больничном крыле. Мадам Помфри прониклась речью, поставила мне диагноз "острое переутомление" и вызвала Сириуса. Так что я еще и от крестного получил

по первое число. А заодно — незапланированные пасхальные каникулы дома. Вообще-то я собирался провести их в Хогвартсе и готовиться к экзаменам.

— Слишком хорошо — тоже нехорошо,  — философски заметил Сириус, забирая меня камином на три дня раньше срока. — Эдак у тебя от учебы мозги спекутся. Нельзя

все время учиться, крестник, отдыхать тоже надо уметь! Я тебя научу...

Отдыхать Сириус учил меня с таким же размахом, как и делам Рода. Сначала крестный вызвал Ремуса и категорическим тоном объявил ему, что тот отправляется

с нами в путешествие по Озерному краю. На слабые возражения Ремуса он внимания не обратил. Рыкнул только, что почетные дяди могут и постараться для почетных

племянников, а полнолуние все равно уже прошло.

— И потом, Рем, у твоих учеников тоже каникулы, — добавляет он. Ремус — репетитор, готовит маггловских школьников к поступлению в университеты. В магическом

мире для оборотней работы нет.

Отполированный до блеска мотоцикл с коляской взлетает в воздух с разбега. С собой мы взяли только палатку, потому что везти с собой припасы, имея двух домовых

эльфов на подхвате — нелепо. Мотоцикл Сириус еще в прошлом году забрал у Хагрида и тогда еще удивлялся, в каком хорошем состоянии оказалась его крылатая

птица-конь. Всю зиму он встраивал в него новые примочки и расписывал мне их в письмах. За рулем мотоцикла крестный молодеет на глазах, да и широкая улыбка

Ремуса сияет ослепительнее раннего солнца. Мародеры возвращаются в юность. Правда Рем нечаянно проговаривается, что мой папа очень любил нарезать круги

на метле вокруг сириусова мотоцикла, соревнуясь в скорости реакции, за что тут же получает подзатыльник от крестного:

— Рем, я его отдыхать учу! От-ды-хать, а не рисковать! Угробишь мне ребенка!

А я раздумываю, каким безбашенным шалопаем был мой отец... Наверное, рассудительность мамы его немного сдерживала.

До Уиндермира мы добираемся всего через пару часов лета. Сириус ограждает палатку анти-маггловскими чарами, на всякий случай: палатка у нас волшебная, внутри