— Так уже семнадцать, Иван Иванович! — с мольбой в голосе отозвался старший артиллерийский офицер лейтенант Мочалин. — Дозвольте начать, а то ведь они и на минный выстрел подойти могут. А сейчас мы их всеми четырьмя орудиями в прицелах удерживаем. Разрешите!

— Валяйте, лейтенант! Начинайте.

Капитана второго ранга Такеноути здорово удивили четыре вспышки на борту 'Алмаза'. Ещё больше удивили четыре фонтана воды вдруг выросшие почти у самого борта его корабля. Фонтаны соответствующие отнюдь не трёхдюймовым снарядам. А стодвадцатимиллиметровые пушки системы Канэ — одни из самых скорострельных артсистем подобного типа, поэтому очередная очередь снарядов (ибо пристрелка на борту 'Алмаза' была признана удовлетворительной) прилетела через двадцать секунд. И сбила вторую трубу. Потом ещё два залпа — уничтожено носовое орудие и контужено дно близким разрывом...

Японский кавторанг поспешил спасать свой корабль от оказавшегося столь кусачим противника, да кто же его отпустит...

Русский рейдер тоже развернулся и не выпускал из огневого мешка своего визави. На 'Мияко' рухнула грот-мачта, потом начался пожар в корме, прибавилось подводных и надводных пробоин, а очередной прилетевший в мостик снаряд избавил Такеноути давать объяснения начальству по пободу бесславного завершения своей авантюры.

Приблизившись на двенадцать кабельтовых 'Алмаз' поднял сигнал, призывающий противника спустить флаг и сдаться. Ответом послужили выстрелы из последней соракасемимиллиметровой пушечки. Что было ожидаемо — японцы на тот момент ещё сдаваться не научились.

'Алмаз' добил пока ещё державшееся на поверхности океана железо, а вот спасением из воды японских моряков не озаботился — извините, южнее идёт бой, и моё присутствие там необходимо!

* * *

Сентоо рисковал. Он только что получил под своё командование новейший крейсер, и сразу пришлось участвовать в важнейшей операции. И повезло буквально же через неделю после того, как вышли ловить русских. Поймали. Его 'Цусиме' контр-адмирал Уриу приказал проскочить мимо 'Дмитрия Донского', пострелять по нему — а может удастся сбить ход у этого старенького крейсера, но в серьёзный бой не ввязываться, ждать подхода основной ударной группы.

Но ситуация на войне меняется каждую минуту — 'Алмазу' каким-то непостижимым образом удалось уничтожить 'Мияко', поэтому Сентоо решил и выполнить приказ командующего отрядом, и наказать зарвавшегося наглеца. То есть и пострелять по 'Донскому' на проходе, и атаковать 'Алмаз' после этого.

Выйдя на правую раковину броненосного крейсера с двадцати кабельтовых

'Цусима' начал пристрелку.

— А хорошо положили паразиты, для первого-то залпа, Леонид Фёдорович, — прокомментировал взметнувшиеся над волнами всплески от японских снарядов младший артиллерийский офицер Селитренников. — Ещё чуть-чуть и накрытие.

— Вот и идите к своим пушкам, Василий Васильевич, — неласково посмотрел на мичмана командир крейсера. — И уж постарайтесь накрыть японца первым же залпом.

— Слушаюсь! — откозырял офицер и поспешил выполнять приказание.

— Приготовиться принять бой правым бортом! Пристрелка тремя казематными шестидюймовками.

Немедленно зарокотали барабаны озвучивая приказ для тех, кто должен был вести огонь по вражескому крейсеру.*

— Снова бьют, — прокомментировал Шольц, увидев вспухшие на фоне вражеского борта дымки. Теперь уже четыре.

— Начать пристрелку!

'Донской' немедленно отреагировал тремя выстрелами из бортовых казематов, истинную свою артиллерийскую мощь на русском корабле пока не спешили.

Противники обменялись недолётами.

— Кабельтова три недобросили, — с сожалением прокомментировал свой залп старший артиллерист крейсера лейтенант Дурново-2й.

— Так вносите поправки и всё из тех же трёх стволов продолжайте...

— Разумеется, Леонид Фёдорович...

В это время как раз-то и последовало первое попадание от японцев. Благо что фугасный снаряд бессильно лопнул на броневом поясе, не нанеся никаких повреждений.

— Два всплеска у борта 'Нийтаки'**, третьего не наблюдаю, — выкрикнул Дурново оторвав бинокль от глаз. — Попали кажется.

— Ну тогда огонь всем бортом. Исполать вам!

Через тридцать секунд уже шесть орудий калибром в сто пятьдесят два миллиметра изрыгнули в сторону 'Цусимы' огонь и смерть, что оказалось для капитана первого ранга Сентоо весьма неприятным сюрпризом. Он ещё не отошёл от шока первого попадания, которое вывело из строя две палубные трёхдюймовые артустановки, так теперь, опять почти у самого борта выросли фонтаны от пяти шестидюймовых снарядов, а шестой угодил в самое основание грот-мачты, которая со страшным скрежетом стала валиться на левый борт и упав просто саданула по шестидюймовому орудию номер четыре, выведя его из строя на несколько часов. Но главное даже не в пушке — 'Цусима' остался без радиосвязи и не мог сообщить адмиралу о возросшей опасности 'Донского'. Оставалось поскорее проскочить огневой контакт с этим взбесившимся демоном, догнать 'Алмаз' и выместить свою ненависть к русским на нём.

Но всё оказалось не так просто: на расхождении и удалении крейсер Сентоо успел схлопотать снаряды в середину второй трубы, что сразу уменьшило скорость его хода и на ют, где была уничтожена ещё одна шестидюймовая пушка вместе со своим расчётом. Кроме того, три близких подводных взрыва контузили корпус ниже ватерлинии и из трюмов стали поступать тревожные сведения по поводу прибывающей воды. Мало того, 'Донской' успел передать на 'Алмаз', что 'Нийтака' выдержал бой именно с левого борта, где у него, наверняка, имеются повреждения. Чагин принял это к сведению и смело пошёл навстречу преследующему его корабль крейсеру.

На русском флоте, чтобы избежать путаницы в бою, сигналы артиллеристам правого борта выбивались на барабанах, а для левого борта выдувались горнистами.

Русские не знали о вступлении в строй однотипного 'Нийтаке' крейсера 'Цусима', поэтому трёхтрубный лёгкий крейсер считали именно 'Нийтакой'.

'Нанива' и 'Такачихо' медленно, но уверенно настигали 'Дмитрия Донского'. Добротворский даже специально приказал уменьшить ход на два узла, чтобы преследователи считали, что 'Нийтаке' всё-таки удалось повредить его крейсер, на котором, на самом деле, в результате предыдущего столкновения никаких повреждений не имелось — всего четверо раненых.

Но ситуация осложнилась: командир 'Цусимы' отнюдь не был глупым офицером, и, увидев, что 'Алмаз' не только не уходит от него полным ходом, а даже движется встречным курсом, сообразил, что русский крейсер-яхта, подозрительно быстро утопивший 'Мияко', почти наверняка тоже перевооружён, так что связываться с ним могло быть небезопасно после повреждений полученных от 'Донского'. К тому же необходимо предупредить контр-адмирала Уриу о возросшей мощи русских кораблей.

Разум победил самурайскую гордость и Сентоо приказал разворачиваться через правый борт, чтобы возможно скорее идти на соединение с основными силами.

— Вада, ты что-нибудь понимаешь, — командующий Четвёртого боевого отряда с удивлением посмотрел на командира 'Нанивы'. — 'Цусима' развернулся с курса погони.

— Честно говоря, Уриу-сан, ничего не понимаю. Я прекрасно знаю Сентоо, он прекрасный офицер и настоящий самурай. Могу только предположить, что его крейсер получил какие-то очень серьёзные повреждения. А связи по радио с ними нет.

— Если бы получил серьёзные повреждения, — парировал Уриу, — то развернулся бы сразу после боя или во время боя. А ведь он уже прорвался через огонь 'Донского'. Почему так поздно лёг в разворот?

— Некоторые повреждения не сразу дают о себе знать как серьёзные, — возразил Вада. — Впрочем, чего гадать

— придёт время, узнаем, что там случилось...

— Ваше превосходительство! — взбежал на мостик минный офицер 'Нанивы'. — Срочное радио с 'Цусимы'.

— Давайте! — контр-адмирал жадно впился глазами в текст.

Имею серьёзные повреждения, грот-мачта сбита. Могу вести огонь из шестидюймовых орудий на левый борт — 2, на правый — 3. Крен пять градусов на левый борт. Могу держать ход в шестнадцать узлов. 'Мияко' потоплен. Русские крейсера довооружены, их бортовой залп минимум в 2 раза мощнее, чем мы предполагали. Присоединяюсь к отряду. Рекомендую заходить на русский крейсер от берега.

— Ну вот всё и прояснилось, — холодно бросил Уриу, и протянул радиограмму командиру крейсера.

— Понятно, — бросил тот, прочитав. — Я не ошибся в Сентоо. До противника сорок пять кабельтовых. Заходим с западных румбов?

— Да. Дополнительные пушки с 'Цусимы' очень пригодятся чтобы затоптать в море этого бешеного демона. У нас будет тринадцать шестидюймовок в бортовом залпе, а у него? Ну пять, ну шесть...

— Бой покажет, — пожал плечами Вада. — Но гарантировать как минимум двукратное наше превосходство в бортовом залпе можно уверенно.

— Но у него броневой пояс...

— Что есть, то есть.

Расстояние между 'Дмитрием Донским' и преследователями потихоньку сокращалось: сорок кабельтовых, тридцать пять, тридцать три... Обе стороны пока хранили молчание.

'Алмаз', тем временем, увидев, что японский крейсер на сближение идти не стал, вышел на курс 'Донского', и, развернувшись, пошёл вместе с ним на север, имея броненосный крейсер в двух милях за кормой. То есть, японский флагман теперь будет иметь дело не только непосредственно с русским броненосным кораблём, но и с орудиями 'Алмаза', бьющими по кормовым румбам. Небольшая, конечно, подмога, но уж какая есть.

* * *

Небольшое авторское отступление:

В реальном Цусимском сражении крейсер 'Дмитрий Донской' 15 мая, после вчерашнего дневного боя, где наполучал некоторых повреждений, несмотря на чуть ли не бунт моряков спасённых с погибшего броненосца 'Ослябя' находившихся в совершенно невротическом состоянии (их приходилось загонять обратно в трюм с помощью пожарных шлангов), принял бой с ШЕСТЬЮ японскими крейсерами и пятью эскадренными миноносцами. Пробоин, конечно, прибавилось, убитых и раненых на корабле тоже, был смертельно ранен командир, но, повторяю: 'Донской' дрался один против шести. И двоим из шести сумел нанести такие повреждения, что те вышли из боя. По просьбе контр-адмирала Уриу, чтобы добить непокорный русский крейсер был даже вызван броненосный 'Асама'. Но в наступившей темноте 'Дмитрий Донской' сумел как отбиться от торпедных атак японских миноносцев, так и скрыться от вражеских крейсеров. Только полученные в бою повреждения заставили принявшего командование кораблём капитана второго ранга Блохина приказать затопить крейсер на 'неподъёмной' глубине и свозить экипаж на оставшихся шлюпках на ближайший берег.

А сейчас 'Дмитрий Донской' будет драться один против 'двух с половиной', да ещё и при поддержке 'Алмаза'...

* * *

Когда выдалось двухчасовое затишье между боями, Добротворский с благодарностью отклонил приглашение своего старшего офицера отобедать в кают-компании* и поел вместе с командой: попробовав суп-рассольник и гречневую кашу с мясной подливкой он приказал подать себе матросскую порцию за матросский же стол. Причём своей, так сказать, демократией

здорово стеснил соседей по этому самому столу. Матросы, находящиеся рядом с командиром корабля чуть ли не давились каждой ложкой.

Обед оказался достаточно вкусным и очень сытным, командир крейсера остался очень доволен, чего нельзя сказать о матросах, рядом с которыми он сидел за обеденным столом.

Но не до рефлексий сейчас было — настигал противник и все понимали, что нового боя не избежать — японские крейсера приближались неумолимо, и их пушки уже совсем скоро пошлют свои сталь и смерть к борту 'Дмитрия Донского'.

Но, глядя на приближавшиеся силуэты вражеских кораблей, на борту 'Донского' каждый из матросов и офицеров думал приблизительно одно и то же: Ни хуя, бля, мы вам, сукам, ещё покажем!

Японские бронепалубные крейсера уже несколько десятилетий строились по принципу 'много крейсера за мало денег'. И от 'Идзуми' до 'Кассаги' этот принцип соблюдался: мощное вооружение, приличная скорость и никакая мореходность, никакая боевая устойчивость — за всё нужно платить. Японские лёгкие крейсера являлись прекрасным средством для первого удара или добивателями, но выдержать длительный бой со сравнимым по силам противником, это не про них. Другое дело, если трое на одного, здесь количество пушек должно сыграть свою роль...

Начальником кают-компании являлся старший офицер. Командир корабля и даже адмирал, находящийся на его борту, могли появиться в кают-компании только по приглашению старшего офицера за исключением экстренных ситуаций.

— Вам 'открывать бал', братцы, — весело обратился к расчёту кормовой шестидюймовки старший артиллерийский офицер 'Донского'. — Начинайте пристрелку.

— Не извольте беспокоиться, вашбродь! В самую морду первому японцу сейчас засадим, — так же оптимистично отозвался кондуктор Анисимов командующий орудием.

В пушке уже находились и снаряд, и заряд, наводчику оставалось лишь навести на цель в соответствии с заданным расстоянием, что-то ещё подкорректировать исходя из собственного чутья...

— Готово!

— Пли!

Жахнул выстрел. Снаряд пошёл сверлить пространство. Все с нетерпением следили за его полётом. Редко, но бывает: всплеснуло за силуэтом 'Нанивы' — перелёт.

— Чудесненько! — Дурново-2й удовлетворённо выдохнул, внёс коррективы и приказал открыть огонь по новым данным уже всем бортом.

Японцы пока хладнокровно молчали. Молчали пока не рвануло под клюзом их флагмана. Тогда немедленно ответили. Сначала выстрелила баковая пушка 'Нанивы', потом к ней присоединились остальные орудия правого борта, да и 'Такачихо' поспешил принять участие в сражении. 'Цусима' пока вынужденно молчал, но скоро и он пошлёт свои снаряды в сторону русского крейсера...

Первый японский снаряд опять бессильно разорвался на броневом поясе 'Донского', зато второй ударил в батарею семидесятипятимиллиметровых пушек и его осколки выкосили почти всю прислугу сразу двух орудий. Занялся пожар на шканцах, сбило половину грот-мачты, пробило, правда без разрыва первую трубу...

Но русские отвечали соответственно: на 'Наниве' дважды продырявили борт у самой ватерлинии, при этом был пробит паропровод и затапливались совсем не предназначенные для воды отсеки, разбито баковое орудие плюс ещё парочка попаданий, чреватая только локальными пожарами. Но лёгкому крейсеру такого набора вполне хватало — пора выходить из активного боя. Но контр-адмирал Уриу такого позволить себе не мог — он получил приказ обнаружить и уничтожить русские рейдеры. Рейдеры он обнаружил, приступил к уничтожению, не совсем так, как планировалось, конечно, но приступил...

И тут прилетел первый 'привет' с 'Алмаза' — три дополнительных всплеска по курсу.

Чагин действовал нагло и по-гвардейски: выйдя на курс японского флагмана, дождавшись сокращения дистанции до эффективной работы огня своих стодвадцаток начал стрелять. Три достаточно серьёзных орудия 'Алмаза' присоединились к сражению. Что и оценили на 'Донском'.