Волчица и пергамент. Том 2

Для Коула и Миюри уже было очевидно: ненужное внимание к себе они всё же привлекли. Коул приосанился, положил руку на грудь и поклонился.

— Моё имя — Тот Коул. А это Миюри. Я изучаю богословие с юных лет как странствующий школяр. Теперь я на попечении одного аристократа.

— Хех, — торговец покончил с дровами и поднял голову. — Так, ладно. Я хозяин этого торгового дома — Йосеф Ременев.

Он протянул руку, и, пожимая её, Коул обратил внимание, что эта рука тверда, как копыто горного барана.

— Однако, странствующий школяр. Я будто увидел чудо, — сверкнул беззаботной улыбкой Йосеф. Казалось, он знал всё о странствующих школярах.

— Странствующий школяр — ещё одно название самого злого разврата и воровства. Я ничем не отличался от любого нищего. Я настолько отчаялся, что попытался получить чуть больше тех маленьких денег, что у меня были, и был обманут мошенниками. И уже не знал, куда мне податься.

— Понятно, тогда...

— Да, тогда в моей беде по наущению Бога я нашёл странствующего торговца, который принял меня, почти спас от смерти. Он научил меня при моём невежестве многим вещам, был достаточно добр предоставить мне время каждый день учиться, и теперь я здесь.

— Ясно.

Йосеф, казалось, был горд услышать трогательную историю о другом торговце, подобных которому часто осуждали служители Бога.

— А твой спутник?

Он показал рукой, и Миюри, всё время сидевшая неподвижно, выпрямила спину и улыбнулась.

— Когда я был избран тем аристократом и покинул деревню, она спряталась в моих вещах. Мне следовало вернуть её, но... я тоже когда-то был странствующим школяром.

— Ха-ха-ха! Понимаю, понимаю.

По божьим заветам Коул не мог лгать. Однако даже Священное Писание было наполнено неоднозначностями. Смышлёные собеседники восполняют пробелы сами, а умные и уверенные в себе не спрашивают лишний раз о деталях.

Йосеф кивнул глубоко, медленно и понимающе.

Миюри всё молчала, не называя Коула "братом", потому что любой, знакомый со странствующими школярами, знал, что эти дети называли старших среди своих "братанами".

— Значит, вы теперь держите путь по воле этого аристократа?

— Да. Он дал указание и велел поспешить с исполнением. Мы слышали, что в этих краях царят суровые условия, и людям нелегко сюда добраться. Это было бы превосходным местом для проникновенного богослужения.

И эти слова тоже не были ложью, хотя их предназначение было ввести в заблуждение.

— Понятно. Я слышал, в Атифе были большие религиозные волнения. Если кое-кто, узнав о подобной непочтительности, строит монастырь, это означает, что пришло время натянуть поводок веры, а? — круглый, как барабан, живот Йосефа затрясся, когда в его голосе зазвучало веселье. Похоже, новости о событиях в Атифе распространились далеко. — Есть тут несколько удалённых островков, отлично подходящих для монастыря. Мы иногда доставляем материалы тем, кто за это берётся, но... самое большее, они держатся года три. Извини.

Ища спасения, монахи часто строили монастыри в удалённых местах, но были вынуждены уйти из-за суровых условий. Либо же умирали те богачи, что оплачивали строительство и деятельность монастыря, который тут же терял снабжение. Монастыри не могли существовать сами по себе, и даже терпению монахов есть предел. Дом молитвы и аскетизма требовалось поддерживать золотом мирян и условиями жизни хотя бы на минимальном уровне.

— Существует много форм веры, и страстная молитва достигнет Бога хоть с вершины гор, хоть со дна моря, — ответил Коул с улыбкой, в то время как Йосеф, позволивший своему истинному мнению выскользнуть наружу, облегчённо потёр свой живот.

— Что ж, я не хочу, чтобы вы меня поняли превратно, — ответил он с неловкой притворной улыбкой, — но многие вокруг этих мест твёрдо следуют истинной вере. Как бы это ни было обидным, но я поручусь за честь жителей северных земель.

— Конечно, — Коул не собирался сомневаться в вере островитян и воспринимал разговор как простую беседу, но сказанное Йосефом он не мог пропустить мимо ушей.

— Уверен, вера в Чёрную Мать часто встречает сомнительный приём, но её приверженцы более страстны, чем кто-либо другой, и все они имеют самую чистую веру. Божье учение прочно укоренилось на этой земле.

Судя по чувству, с которым говорил Йосеф, он мог быть родом с одного из этих островов. И тогда настал момент, когда, как ощущал Коул, решалось, станет ли потом Миюри называть его дурнем. Он заговорил, следя за тем, чтобы его голос прозвучал самым естественным образом, не повышаясь от волнения:

— Чёрная мать? Что, существуют какие-то чёрные и белые версии Святой Матери?

Выглядело так, что Йосеф относился весьма ревниво и к своей работе, и к земле, на которой жил. И когда Коул изобразил неведение, конечно же, глаза Йосефа расширились от переполнивших его чувств.

— О, да ты не знаешь. Это нехорошо. Ты не можешь обойти острова без корабля, а любое путешествие по морю невозможно без защиты Чёрной Матери. Пожалуйста, подожди немного. Прожить лишь силой человека на этой земле почти невозможно, поэтому благосклонная к нам Святая Мать — наш постоянный друг и спутник.

Йосеф вскочил и почти выбежал в соседнюю комнату, чуть не опрокинув свой стул.

В печи потрескивали дрова. Миюри допила козье молоко и рыгнула.

— Всё хорошо, я думаю, — высказался Коул.

Она, усмехнувшись, пожала плечами, словно в знак несогласия.

Йосеф быстро вернулся, он принес статуэтку, такую же, как ту, что показала Хайленд в Атифе, только поменьше и потёртую.

— Каждый, кто родился и вырос на этой земле, надевает такую на себя, выходя в море, — сказал он, держа фигуру Святой Матери в своих грубых руках.

Небольшой мешочек с привязанной тесьмой он положил рядом с собой. Похоже, он держал статуэтку в этом мешочке и вешал его себе на шею, уходя в море. Слушая торговца, Миюри невольно потрогала свой мешочек, тихо прошуршав пшеницей.

— Это вроде тех фигур Святых Матерей и других святых на носу кораблей, часто отправляющихся в дальнее плавание?

Йосеф удручённо тряхнул головой. Он был готов разразиться мощной тирадой, но его глаза вдруг обратились к рыбе, жарившейся на прутиках у печи.

— О, почти готова. Этот плавник по краям хрустит и очень вкусный.

Рыба, нанизанная на прутики и жарившаяся на огне, называлась камбалой. Миюри как-то слышала о такой, но когда она впервые увидела эту странную плоскую форму, её глаза изумлённо расширились.

— Те, что мы ловим сетями, обычно бывают размером с тарелку, но во время сильных штормов огромные особи вытягивает из глубин, вот такие! Такие большие! — продемонстрировал Йосеф, столь мощно очертив руками дугу, что, казалось, руки сейчас оторвутся от плеч.

Миюри не скрывала своего изумления, её глаза горели огнём, однако Коул демонстрировал лишь вежливость. Истории купцов, развлекающих гостей, всегда должны быть хорошо приправлены.

— Море полно таких огромных созданий, которые запросто плавают в нём и которых на суше и не представишь себе. Многие легенды ещё живут вокруг нас... Хотя если говорить именно о ловле рыбы, то те, что меньше, те и вкуснее. Давайте, берите сами, пока не остыло.

Камбала, которая в море обычно лежит на дне, обладала нежным, слоистым и очень вкусным мясом, если её поджарить на огне. Подсоленные, подсохшие на открытом огне до хруста плавники довершали достоинства этой рыбы. Миюри съела целых две штуки, возможно, её живот требовал восполнения после жестокой морской болезни в плавании.

Коула тянуло не отругать её за непозволительное для девушки поведение, но он промолчал, увидев, какой восторг у Йосефа вызвало удовольствие, с каким его гость уплетает местную рыбу. Почти щенячья благодарность Миюри, возможно, заставила Йосефа хорошенько прочувствовать, что это именно он угощает.

— Итак, что насчёт Чёрной Матери, так это не амулет для корабля. Чёрная Мать действительно защищает нас.

На просторной, пустой, стылой земле этого большого зала, в темноте вокруг печи собрались три человека и одна собака. Уже стемнело, всё крепчал холодный ветер. В этом месте, чем большей страстностью горели слова Йосефа, тем ярче Коулу являлось одно слово.

Ересь.

Дьявол всегда показывал людям чудеса, чтобы легче завладеть людскими душами.

— Нет, я понимаю тебя. И жители большой земли, и торговцы, приплывающие из южных земель за сельдью, с недоверием смотрят на них.

Коул нервно потёр щеку, заслужив взгляд Миюри исподлобья. Йосеф рассмеялся.

— Но те, кто не остановился, испытав сомнения, все поверили в это. Монастыри, построенные здесь, не существуют долго, потому что люди этой земли не пойдут к ним. Это тоже причина.

Коулу представлялось, что здесь действует что-то дьявольское, раз эта статуэтка Святой Матери так отчаянно притягивает последователей. Йосеф меж тем продолжал говорить.

— Ходит много историй о кораблях, спасённых изображением Чёрной Матери, многие начинаются со слов "давным-давно мой дед слышал историю, будучи ещё ребёнком..." Но я тоже видел это, собственными глазами.

Припоминая, Йосеф закрыл глаза и прижал фигуру к груди, будто и не пытался кого-то убедить. Вероятно, детали на статуэтке были так истёрты, потому что прижимал её к себе изо дня в день.

— Это произошло одной осенью, когда мы плыли по морю.

Ветер на улице завывал, не переставая.

— Ту землю испортила просочившаяся морская вода, земля стала бесплодной, поэтому нам надо было увезти овец и коз в другое место. Они отощали от нехватки корма, не могли давать молока молодняку, а мясо и молоко для нас — это то, что даёт нам жизнь. А вместе с животными везли и людей, спасавшихся от холода теми крохами шерсти, которые удавалось получить. Мы усомнились, стоит ли держаться за эту несчастную деревню на острове.

Унылое зрелище, встретившее Коула с его спутницей на этом берегу, заставило Миюри замолчать. Чем дальше на север отправлялись люди, тем суровей становились места и тем сложнее было там жить. Возможно, прежде чем присоединиться к компании Дива, Йосеф родился средь этих морей, был селянином на одном из этих островов.

— Каждый день задержки отправления стоил нам жизни одного животного. И с каждой смертью становилось труднее поддерживать других членов наших семей. Одним утром, когда от свежего бриза и лёгкого тумана отсырели стены, старшина рыбаков выступил против нас, требуя, чтобы мы не выходили в море. Мы знали об опасностях, но у нас не было другого выбора, кроме как отправляться. Про дни, подобные тому дню, говорили, что белый дьявол поглотит рискнувших, но перед нами стояли наши проблемы.

Дрова в печи трещали и лопались. Йосеф спокойно повествовал.

— Ближайший остров, где росла трава, был всего в нескольких часах плавания на корабле. Солнечными днями он казался таким близким бери и плыви. И водная гладь была тихой, спокойной. Мы были уверены, что этой возможности нам нельзя упустить. На следующий день влага в воздухе породит дождь, опустятся ветра, заволнуется море. Когда это произойдёт, мы потеряем весь наш скот.

Коул представил их, выходящих в море, делающих ставку на своё желание жить.

— Затем мы отправились в путь в лёгком тумане. Вёсла ударялись о воду, вокруг расходились круги, чтобы пропасть в этом тумане. Мы направлялись прямо к острову. Но сколько бы мы не шли, тень острова всё не появлялась за туманом, и наш взгляд видел одну белую пелену повсюду. Будто дьявол закрыл нам глаза рукой.

— Туман?.. — с испугом спросила Миюри, родившаяся и выросшая среди гор.

Иногда в горах туман так густеет, что не видно пальцев вытянутой руки. Миюри хорошо понимала страх перед туманом. Даже её мама — огромная волчица, столь возвышающаяся над людьми, что её можно было назвать только богиней, — могла потерять свой путь и свою уверенность в таком призрачном мире.

Что может приключиться с кем-нибудь в таком тумане, что, свернувшись калачиком, он не увидит собственных ног? Тогдашнее отчаяние Йосефа проявилось в углубившихся морщинах его лица.

— Мы часто говорим про такой туман, что по нему можно ударить, его можно схватить или укусить. Но это не так. Было бы даже лучше, если бы мы могли его схватить. Туман накрыл всех и всё. Мы не видели лиц друг друга, стоя рядом на палубе. Стало странно тихо, а козы с овцами будто что-то почуяли. Меня застигали шторма, вздымавшие волны с холм величиной, и я всегда твёрдо стоял на ногах. Но в этом тумане мои ноги лишались опоры, и я шатался, не способный устоять на ногах.

— Когда такое случилось со мной в горах, я просто кричала без перерыва, — раздался голос Миюри, она будто пыталась утешить Йосефа, всё ещё погружённого в тогдашний туман. Торговец, кажется, удивился, а потом улыбнулся.

— Я тоже. Я не знал, где я, и орал со всей дури, и товарищи потом рассказали, что делали то же самое. Но этот густой белый туман поглощал всё. Мой голос едва достигал моих же ушей.

Он посмотрел куда-то вдаль, потом подбросил немного дров в печь.

— Гребцы были уверены в направлении и продолжали грести. Ни влево, ни вправо, только прямо. Обычно ты можешь определить, где находишься в воде, по направлению и сопротивлению волн — хоть с закрытыми глазами. Но всё стало так тихо, что мы ничего не могли сказать друг другу. В конце концов, некоторые гребцы начали беспорядочно бить вёслами по воде. К тому времени я уже так сильно сжимал эту статуэтку Чёрной Матери, что подумал, как бы её не сломать. То, во что мы верим — в такой момент Чёрная Мать придёт спасти нас.

Всегда, если обстоятельства превосходят силы людей, они обращаются к богам.

Йосеф прижал статуэтку Божией Матери к груди и продолжил:

— Пробираясь вдоль борта корабля, я проложил путь к носу и обнаружил, что все мои товарищи подумали о том же. Нам не нужно было ничего говорить друг другу. Наши губы сжались, мы разом кивнули и сжали в руках статуэтки Божьей Матери.

И он повторил то действие, а потом высоко поднял изваяние Чёрной Матери.

— О, наша Мать, направь этих жалких ягнят... У нас на борту были и настоящие овцы, но мы прокричали так, имея себя в виду, и с этой молитвой бросили наши статуэтки Чёрной Матери в море. Затем...

Миюри глотнула и потянулась вперёд, Коул обнаружил, что он тоже преисполнился благоговейным волнением.

— Корабль тряхнуло, раздалось страшное бампт. Кто-то крикнул, что мы угодили на риф. Море здесь везде сложное, случаются и кораблекрушения, если штурман не уверен в себе. Меня пробила дрожь отчаяния, но в следующий момент корабль сам пришёл в движение.

Коул смотрел на Йосефа, рассказывающего историю, и странное состояние накрыло его разум. История сильно смахивала на выдумку, он сомневался, что такое чудо действительно могло произойти так вовремя. Но лицо толстяка не отражало очевидного недоверия на лицах слушателей, он улыбался странной улыбкой. Его лицо показывало, что он видит сомнение тех, кто не знает, принимать ли услышанное за реальность или фантазию.

— Словно ведомый мощной силой, корабль медленно рассекал воду. Честно говоря, я подумал, что уже погиб при крушении, и меня уносит в подземный мир. Но через некоторое время из тумана внезапно вынырнула большая тень, это был тот самый остров, который мы всегда видели. Корабль плавно рассекал спокойную воду, пока, наконец, не уткнулся в берег. Некоторое время мы лишь стояли на накренившейся палубе и смотрели друг на друга. Мы не могли поверить, что ещё живы.