Враг изначальный

Флоты сблизились на ничтожное по космическим масштабам расстояние несколько световых секунд, в наушниках пилотов раздался сигнал, а оружейные консоли артиллеристов и наводчиков дронов загорелись зеленым светом — разрешением на ведение огня.

Первыми начали бой легкие силы, идущие впереди своих перестроившихся в равнобедренные треугольники отрядов. Засверкали в пространстве гигаватного класса лазерные лучи. Залп, залп, и снова залп... Бесчисленные стаи иссиню-черных стремительных стрелок -дроны и ракеты, оторвались от аппарелей корветов: впереди перехватчики и разведчики, гиганты дроны-постановщики помех, под их прикрытием атакующие — с ядерными боеголовками или кассетными боевыми частями. Разогнанный до космических скоростей вольфрамовый шарик бьет с мощностью снаряда, старинного, ходившего по морям, а не по космосу, линкора.

— Мрак и Тьма! — Пальцы царя-солнце судорожно, до белых костяшек сжали ручки кресла. Смерть и ад царили повсюду. В глубине виртуального пространства бежали названия погибших или критически пораженных в ожесточенном встречном сражении линкоров и корветов вместе с именами капитанов и численностью команд. Четыреста восемьдесят боевых кораблей, сто тринадцать тысяч в экипажах. Гражданская война, самая страшная и сражаются в ней яростно и бескомпромиссно. К концу тридцатой минуты боя правая и левая колонна лоялистов глубоко вонзились в неприятельский строй, плохо было в центре. Новейший линкор 'Коройем' получил столько попаданий и близких разрывов термоядерных боеголовок что полностью потерял атмосферу и способность двигаться, превратился в дырявую, радиоактивную бочку. Капитан корабля Субекор, ввиду полной утраты линкором боеспособности приказал команде покинуть борт. Уже через несколько минут больше сотни огоньков — волфов в скафандрах повышенной защиты, взлетели над гибнущим кораблем. Не желая быть обесчещенным поражением, Субекор отказался эвакуироваться и выстрелил себе в голову.

Рядом с линкором лоялистов взорвался термоядерный заряд пробившегося через ближнюю оборону дрона. На месте корабля возникла раскаленная туманность. Ее края бешено вращались, тянулись в заполненное обломками пространство скрюченными багровыми пальцами, словно желая вырвать клочья тьмы.

Несли потери и мятежники. Тяжелый корвет с экипажем в двести десять волфов столкнулся с большим дроном, исчез во вспышке яростного огня. Рядом плыл мертвый линкор, распадаясь на части.

Царь-солнце вздохнул. Хотя военная фортуна медленно, но, верно, склонялась на его сторону, но в яростной битве и с той и другой стороны погибал имперский флот. И кто-бы не выиграл, проиграет вся раса волфов, вся созданная потом и кровью ее сынов империя...

Все случилось, когда левый фланг лоялистов во главе с линкором 'Наромокран' внезапно открыл огонь по центру своих войск. Через несколько мгновений к нему присоединились и остатки правого фланга мятежников. Ослабленный центр пал. А вся масса кораблей мятежников и предателей, полуокружив остатки сил лоялистов открыла по ним бешенный огонь. Битва превратилась в бойню. Ежесекундно корабли лоялистов превращались в медленно расплывающиеся в пространстве кроваво-алые облака плазмы.

Царь-солнце торопливо сорвал с головы виртуальный шлем. Темное, обтянутое черным мехом лицо царя-солнце посерело, подвижные уши опали, выдавая испытываемое им отчаяние. Это было не просто поражение, это был позор, ибо вместе с ним пала тысячелетняя монархия прямых потомков создавших Вселенную изначальных богов. Мир перевернулся и древние доблести, и обычаи пали.

— Негодяи, изначальные боги, какие негодяи, — вырвался из его уст едва слышный шепот.

— Ваше величество, — склонился перед ним внешне совершенно спокойный командующий флотом, лишь уши танцевали, выдавая волнение, жуткую джигу, — мы проиграли, и я дал команду флоту отступить. С вашего соизволения после этого я принесу вам свои извинения, — старый волф со значением прикоснулся к эфесу меча.

Несколько мгновений проигравший владыка смотрел на него с недоумением, затем выдавил из себя:

— Нет вашей вины в поражении, нас погубили изменники... — помолчал, до боли сжав тонкую ниточку черных губ, — они хуже квенов, те, по крайней мере, не предают. Я повелеваю вам жить... вы нужны империи.

На ум пришла притча великого учителя Гуан-Лао.

Однажды заезжий меченосец вызвал на бой содержателя трактира, тот не отказался от поединка, но по доброте душевной предложил гостю вместе поужинать и подсыпал в еду отравы. Потом тихонечко похоронил глупца за домом. Не все станут играть по правилам, которые ты придерживаешься...

Подвижные уши волфа опали.

Он молчал, лишь еще сильнее прижал уши к черепу. И тут король-солнце оказал адмиралу Зэмбо величайшую милость, какую не знал ни один из живущих волфов. Он приблизился, алый язык короля-солнце проворно облизал лицо адмирала.

— Ваше величество! — престарелый волф рухнул на колени, — располагайте мной. Моя и моей семьи жизни в ваших руках!

* * *

Второй день в окне темно-красная, морозная тьма. Видимость, максимум, на пару шагов. Температура снаружи за минус тридцать. Марсианская буря поглотила окрестности, словно злобный и нелюдимый демон, каким возможно поклонялись прежние жители планеты, скрыл поверхность от нескромных взглядов пришельцев. Нынешним бурям, конечно, далеко до тех, какие бывали здесь до начала терраформирования, когда скорость ветра достигала 100 м/с и в воздухе одновременно висели миллионы тонн песка и мелких камней, но и эта была сильнее чем любая земная. Словом, снаружи было неуютно, не то, что внутри жилого купола — ни звука не проникало внутрь, тепло и комфортно.

Выйти из купола не получится — снесет. Пока буря не затихнет, передвигаться по поверхности можно только в вездеходе повышенной защиты. Так что работа экспедиции остановилась. Ждем у моря погоды — на этой планете человек еще не может ею управлять.

Сидя на кресле в своем номере, Дэн, меланхолично помешивая соломинкой коктейль в высоком стакане, предавался философским размышлениям о смерти и смысле жизни. В сущности, жизнь — это длинная череда нелепых случайностей, неизбежно приводящих к смерти. И все что мы можем, это как можно дольше пытаться отсрочить фатальный момент. Тем не менее, конец всех трепыханий один — тесный деревянный ящик, два метра холодной земли сверху и кучка цветов у одинокого креста. И стоит ли тогда трепыхаться? Уйти в отставку. Уехать куда-нибудь в тропический островной рай. Никуда не торопясь жить, наслаждаясь покоем, любовью Машки, каждым мгновением... Встречать у моря огненные рассветы, провожать пламенные закаты, слушать, как рокочет белоснежный прибой и шумят на ветру пальмы... Жить, а не служить! Не получать заданий, не писать отчеты, не рисковать жизнью постоянно... И жить долго и счастливо. Красота...

Вот только гордость. Чертова гордость потомка поколений воинов, потомка победителей в войне с нацизмом. Гордость человека, сыгравшего не последнюю роль в победе человечества в третьей Галактической войне, в которой перед сапогом человека склонилась старейшая раса Рукава Ориона — волфы!

Пока есть силы — растительное существование не для него!

Взгляд упал на телефон. Позвонить? А смысл? Каждый вечер он несколько раз звонил жене, но в трубке только длинные гудки. Он пытался дозвониться до домашнего компьютера, но тот был заблокирован от его звонков. Дэн просматривал записи с видеодатчика, укрепленного над входной дверью дома. Каждый день жена сбегала по ступенькам подъезда вниз и садилась в их вертолет или направлялась на ближайшую станцию струнника (аналог наземного метро). Значит просто игнорировала звонки. Нда..., конечно, он понимал, что в каждой женщине должна быть загадка. Но не настолько же! Стервозности в Машке было не больше, чем в любой другой женщине и, за пять лет после свадьбы, размолвки, конечно, были, но все они были по большому счету мелочами. И это нежелание дать возможность объясниться, было для Дэна загадкой — это было совершенно не в Машкином характере.

С расследованием покушения на профессора и загадочным самоубийством его заместителя — Брина тоже был натуральный висяк. Понятно было только одно — все завязано на открытие профессора, а все остальное туман. Слава богу, что дело сразу забрала контора, так что это их проблема. Его дело — обеспечение безопасности экспедиции.

Дэн откинулся в кресле и закрыл глаза. Ему снова привиделись губы стервы Машки, их маленькая квартира, где он был так счастлив.

В дверь постучались, не дожидаясь ответа, она распахнулась и в комнату ворвался всколоченный профессор Жан-Жак— Мари Жомени.

— Пьете? — произнес сварливо и побагровел, — и срываете важнейшие для науки исследования! Как вам не стыдно, вы же интеллигентный человек. От кого-кого, но от вас я такого не ожидал! Я что арестован?

Профессор был восхитителен и говорил с неподражаемым воодушевлением и искренностью.

'Опа — Дэн слегка поджал губы и выпрямился в кресле. Вот так сидишь себе, отдыхаешь. Никого не трогаешь и вдруг тебе предъявляют нелепые обвинения?'

— Профессор, что-то сегодня вы нервный, — Дэн ткнул в сторону Жомени рукой, той, в которой был зажат стакан и произнес несколько фривольным тоном, — Присядьте, присядьте, пожалуйста!

Дождавшись, когда кипящий от возмущения собеседник плюхнется в кресло напротив, продолжил:

— Может глоточек спиртного для спокойствия? У меня есть водка, виски и красное вино. Французское коллекционное, кстати, 212 года.

— При чем здесь ваше вино и виски? Ваши громилы срывают все мои планы! Неужели вы не понимаете этого? — профессор жестикулировал в истинно французском стиле: двумя руками и весьма энергично.

— Ваши планы? Вот как? Безусловно, это очень важно, но если бы вы рассказали о них, то, я уверен, мы бы смогли решить эти маленькие проблемы. Итак профессор, я был бы признателен вам, если вы четко и ясно расскажите все и с самого начала.

Из путанного рассказа профессора следовало, что ему удалось найти и расшифровать каменную карту с надписями на языке гигантов. Из них следовало, что марсиане спрятали на дне земного Атлантического океана некий невероятно важный артефакт под названием Учитель и приводились его координаты. И что это чудесным образом ложиться на его, профессора гипотезы о происхождении человечества. И Жомени, естественно, вознамерился немедленно отправиться на поиски артефакта, но охрана и слышать даже не хотела о том, чтобы отпустить профессора на Землю, вот он и пришел к ее начальнику высказать возмущение.

— Вот оно как... карта... — задумчиво протянул Дэн и на миг остановился. 'Значит все-таки замешены земные дела... правда очень старые, но возможно это след. Случайно не из-за нее нас хотели убить? — он почувствовал азарт словно хороший охотничий пес перед травлей матерого зверя.

— Профессор, — Дэн отсалютовал собеседнику стаканом и, чтобы дать себе немного времени поднес его к губам и разом проглотил половину содержимого, как вы смотрите на то, что с вами на Землю отправлюсь я и еще пара парней?

Профессор замялся. С одной стороны его манил к себе словно магнит артефакт, с другой стороны присутствие полицейских гончих нравиться не могло.

— И без этого никак?

Дэн отрицательно покачал головой.

— Хорошо!

Поднявшись с кресла, Дэн торжественно пожал вялую профессорскую ладонь.

Глава 5

Полет на Землю был недолгим — в эпоху варп-двигателей перелет к самой дальней точке Солнечной длился десять дней.

Оставив десяток сотрудников продолжать раскопки марсианских подземелий, неугомонный профессор Жан-Жак-Мари Жомени направился на Землю. А Дэн было приказано охранять профессора, а вот где, начальство не указывало. Сообщив в контору об отправлении на Землю, он прихватил пару агентов и погрузился вместе с профессором на внутрисистемный каботажник 'Небесная косатка'.

Космолет затормозил возле Земли 28 июня в орбитальном космопорту имени Фиделя Кастро. Профессор Жан-Жак— Мари Жомени вместе с целой делегацией помощников и ассистентов, вихрем промчался по заслонам, выставленным службой безопасности, санитарным контролем и еще какими-то страшными службами. Наконец они добрались до приемного портала космического лифта. Отсюда, каждый час, отправлялись пассажиры в расположенный на экваторе Новый Каракас — столицу экваториальной части Южной Америки.

Еще через три утомительных часа, которые только немного скрашивал вид из окна на приближающуюся планету, но утяжеляла болтовня профессора с помощниками, настолько переполненная научными терминами, что Дэн и половины не понял, словно разговаривали на чужом языке, они прибыли на Землю.

Светало, зазеленел и заалел край едва видного за холмами моря, бывшие 'марсиане' — археологи и Дэн со своими бойцами, вышли из здания лифта. Позади тащились роботы с объемистыми чемоданами и сумками, забитыми, в основном, имуществом ученых.

Еще не жарко, ветер принес пронзительные крики неведомых птиц и горький аромат тропических трав, смешанный с соленым, йодистым запахом моря. По случаю раннего утра все здесь было тихо, и безжизненно. По узкой пластикобетонной дорожке, зажатой деревьями-великанами, опутанными лианами и бахромой лишайников, среди тропических цветов и душистых мимоз направились к дороге, идущей в сторону океана и, заказали робототакси.

Звуки шагов резким диссонансом взорвал атмосферу спящего города. Двое типичных жрунов — подростков, в копеечных футболках и шортах попугайских цветов, да еще в раннее утро? Невероятно. Жруны спят до обеда. Но невероятное случилось, демонстративно не глядя в сторону явных работников, двигаясь навстречу странной, дергающейся походкой. Словно они: то ли пританцовывают, либо в поединке с диареей проиграли и несут добрище между ног в штанах. Дэн насторожился. Глазами показал агенту Дембовскому на них, тот едва заметно кивнул, а Дэн подошел поближе к профессору.

Жруны, проходили мимо археологов, когда тот, что двигался с краю, мгновенно остановился. Развернувшись к профессору, профессионально ударил, целясь в висок, сухим, косо сжатым кулаком.

В среде подростков-жрунов в последние годы набирала моду смертельно опасная игра 'Нокаут', суть которой проста: когда мимо идет рабочий, неважно мужчина, женщина или старик, один из подростков резко его бьет. Целью являлась отправка человека в нокаут с одного удара. В ориентировке, которую Дэн читал недавно, корни этой 'забавы' из двадцать первого века, из игр подростков-афроамериканцев.

Драка, не киношная, настоящая, не длится долгие минуты. Там не машут затейливо руками и ногами с псевдовосточными криками. Считанные секунды и драчуны переходят в партер или один из них падает.

Подставленное предплечье Дэна сблокировало удар.

Короткий, жесткий боковой удар основанием ладони в ухо был его коронкой.

'Бац!' — жрун шумно рухнул на землю. О пластикобетон глухо стукнулся шипованный кастет.

Второй жрун посмотрел на жутко хрипящего и корчащегося товарища диким взглядом. Через миг во все лопатки улепетывал в темноту.

Дэн поднял голову. Рядом стояли оба агента с пистолетами-шокерами в руках. Немудрящая штука, бесполезная в серьезном деле, но в задержании злодея, незаменимая вещь.