— И вам здравствуйте, добрые люди, — я перекрестился на иконостас, висевший в углу, чем вызвал грубую ухмылку у одного из бандитов, а затем сел на лавку. Один из них мне стал понятен сразу. Уголовник. Взгляд жесткий и цепляющий, да и смотрит исподлобья, словно волк.

"Он-то, зачем здесь? — спросил я сам себя.

Главарем банды был плечистый мужчина лет сорока с открытым крестьянским лицом и с недоверчивым и острым взглядом матерого хищника. Мне нередко доводилось встречаться с подобными волкодавами во время своей службы наемником, так этот был явно из той же породы.

О Семене Торопове мне уже доводилось немало слышать, как хорошего, так и плохого. Он был местной легендой, если к нему было применимо это слово. Одной из основных черт Торопова была расчетливость. Она была в его движениях, и его мыслях. Он не знал слово "логика", но при этом мог отлично выстраивать логические цепочки и делать правильные выводы. Первая мировая война помогла ему найти профессию солдата, бойца, воина. Два Георгия за храбрость. Партизанская война против Колчака и интервентов дала ему командирские навыки, научила работать с людьми. У него были везде свои глаза и уши. Он был отличным красным командиром до того момента пока не узнал, что его младший брат был расстрелян чекистами, как кулак и контрреволюционер. Красный командир стал по другую сторону баррикад и стал красным бандитом. Он сдал командование отрядом и несмотря на требования и угрозы начальства, которое не хотело терять такого перспективного командира, ушел, а спустя четыре месяца в Красноярском уезде появилась банда с главарем по кличке Левша. Он не трогал местных жителей, зато продотряды и бригады агитаторов просто исчезали. Сколько у него было в банде людей, и где были его стоянки, толком никто не знал, зато у атамана везде были свои люди. Несколько раз Красноярск отправлял усиленные отряды на его поимку, но все они возвращались не с чем.

— Федор рассказал немного о тебе. Старовер, говоришь. Дай-ка гляну твой нательник, старовер.

Я неторопливо достал из-под нижней рубашки нательный крест и приподнял его вверх. Атаман одобрительно кивнул, и я спрятал свой крестик.

— Он сказывал, что ты беглый и в тюрьме сидел. Так это?

— Вам зачем?

— Не крути со мной, парень. Раз спрашиваю, значит, надо, да и помни, твоя жизнь в моих руках.

Я тяжело вздохнул, затем коротко рассказал свою историю.

— Складно баешь, да вот только проверить я тебя не могу, а значит, и веры у меня к тебе нет. Может ты засланный? А то тут у нас был один такой, неделю, как закопали.

— Я к вам не набивался, — зло буркнул я. — Так получилось.

— Не набивался, вот только это ничего не меняет. Вот мне, к примеру, на душе спокойнее будет, ежели тебя за огородом закопают.

— Не побоитесь такой большой грех на душу взять? Не отмолите ведь!

— У меня, малый, столько этих самых грехов.... Да что об этом говорить. Осип, поговори с Егоркой!

Тут ухмыльнулся, сидящий рядом с главарем, урка: — Сидел, говоришь? А кого из сидельцев знаешь?

— Кого знаю, а кого нет.

— Не крути, сучонок. Я тебе не фраер, а вор. Так кого знаешь? — жестко надавил голосом вор.

Пришлось сделать вид, что поддался и начал перечислять:

— Бритву знал, Черепа, Петлю. Еще Шило....

— Погодь. Опиши Бритву.

— Высоты, наверно, как ты, в плечах... малость пошире. Седые виски. Шрам — вот здесь, — я показал на себе пальцем. — Нет трети левого мизинца.

— Похоже, знаешь, ... или тебе его описали. По фене ботаешь?

— Не говорил и не буду. Дурные слова тянут за собой злые мысли и пачкают душу. Не нужно это человеку.

— Амбал для отмазки? Взять смехом на характер? Влепить скачок? Ну! Быстро!

— Вор, несущий краденое. Сыграть перед потерпевшим честного человека. Обворовать квартиру.

— В дежку долбили?

— Нет на мне срама мужеложества. Мне Савва Лукич помог, — увидев вопросительный взгляд вора, пояснил. — Граф.

— Граф? Он что еще не помер? — в голосе вора прозвучало удивление.

— Помер. Спустя полгода, как меня закрыли. Все эти полгода я за ним ухаживал.

— Славный медвежатник был. Земля ему пухом, — он задумался на минуту, потом поднял на меня глаза. — Раз Графа хорошо знал, тогда скажи мне, какую он в молодости кликуху имел?

— Фомка.

— Знаешь. С кем на рывок пошел?

— Череп, Шило, Костыль, Бугай и Крест.

— А вышел один? — тут старый вор как-то хищно усмехнулся.

Я промолчал.

— Ладно, не говори. Все, разговор закончен. Атаман, — обратился он к главарю. — Сидел он. Зуб даю.

— Хорошо. Иди, — главарь какое-то время задумчиво смотрел на меня, потом сказал. — Все так, но нет к тебе у меня веры, старовер. Вроде все складывается, а сдается мне, что двойное у тебя нутро. Вот я сижу и думаю, может все же прикопать тебя от греха подальше?

Спросил он сам себя, а глянул с прищуром на меня. Самое интересное, что он меня сейчас не на испуг брал, а просто размышлял вслух о том, что со мной делать: убить или оставить жить? Я же лихорадочно просчитывал свои возможности, пытаясь понять, хватит ли у меня сил уложить этого бугая, завладеть оружием и попробовать уйти через распахнутое окно, выходящее на заросший огород. По всему выходило, что нет, но умирать, как баран под ножом мясника я не собирался.

— Матвей! — вдруг неожиданно закричал главарь. — Матвей!

В следующее мгновение в горницу ворвался бандит с револьвером в руке, явно готовый пристрелить меня. Помимо револьвера у него за поясом был заткнут обрез, а еще висел штык-нож. Судя по скорости его появления тому, он зашел в дом, как только вышел урка, и тихо стоял, ожидая команды. Теперь мне было понятно, чем была вызвана спокойная расслабленность атамана. Очередная бандитская проверка. Он, видно, уже ловил других на такой крючок. Сердце мое дрогнуло и на долю секунды замерло, словно в ожидании своей дальнейшей судьбы. Сдаваться я не собирался, а только подобрался, готовый на все, как атаман неожиданно спросил вбежавшего бандита:

— Телегу на пасеку собрали?

— Сделали, как ты сказал, атаман.

— Заберете парня с собой.

Я облегченно выдохнул воздух. Сердце радостно застучало в ребра, крича: Живой! Ты живой! Я вышел из дома, радуясь солнцу, теплому ветерку и даже бандитским мордам, которые сейчас рассматривали меня.

Матвей подвел меня к двум бандитам, которые с ленивым интересом, смотрели на меня.

— Петро, заберешь его с собой.

— Иди к телеге, парень.

Подойдя к запряженной лошадью повозке, я сел в телегу, бандиты тем временем перекинулись словами, после чего мы тронулись в путь. Через пару часов медленного путешествия мы приехал на пасеку. Крепкий дом, большой сад и пасека на три с лишним десятка ульев. Мне дали краюху хлеба, открытую банку мясных консервов американского происхождения и кувшин воды, после чего заперли в подполе. Что было абсолютно ясно, так это убивать меня не собирались, а просто решили изолировать. Зачем? Мне это было неизвестно, а гадать не имело смысла. Спустя какое-то время напряжение меня отпустило, и я неожиданно для себя заснул. Проснулся от того, что захотел в туалет. Постучал в дверь. Спустя несколько минут щелкнул замок и дверь открылась.

— Выходи, мил-человек! — послышался хозяйский голос.

Солнце уже садилось. Быстро прикинул, что сидел взаперти не меньше шести-семи часов. Огляделся, моих стражей не было.

— Нет их, — понял мои взгляды хозяин пасеки. — Давно уже уехали. Сказали, чтобы я к закату тебя выпустил. Есть хочешь?

— Хочу.

— Заходи в избу.

Хозяйка налила мне густого супу, покрошила туда немного копченого мяса, дала кусок хлеба. После того как поел, передо мной поставили кружку чая на травах и горбушку, намазанную медом. Честно говоря, я рассчитывал на второе, но больше ничего не получил, зато на дорогу хозяева вручили мне небольшой кусочек сала, два ломтя хлеба и несколько вареных картошек.

— Идти тебе туда, — и хозяин рукой показал направление. — Не собьешься, паря. Это сейчас село подлесок закрывает, а так бы сразу увидел золотой купол церкви.

— Пусть бог хранит вас, добрые люди.

— Иди, мил-человек. С богом.

Как только постройки скрылись с глаз, я жадно начал есть то, что мне дали с собой в дорогу.

"Да что за время такое дикое. Уже три недели здесь нахожусь и ни дня сытым не был".

Мне уже было известно, что село большое, в две тысячи домов. Удобное место. Долина легла между сопок, рядом с протекающей рекой. Как мне рассказали еще в больнице, этому поселению не меньше двухсот лет, а то и более. Сначала здесь была охотничья стоянка, ловили рыбу и били зверей, потом появился купец Савкин и построил сначала лесопильню, потом смоловаренный заводик. Когда прокладывали железную дорогу, решили здесь основать железнодорожную станцию, после чего появился кирпичный и свечной завод, а потом мебельная фабрика. На ней работали по большей части политические ссыльные, которых царские власти отправляли сюда на поселение. Со временем в центре села выросло полтора десятка двухэтажных каменных дома. Возможно, спустя какое-то время, богатое село могло получить статус города, но грянула революция, и плавное течение жизни было нарушено. Сначала в мастерских и на заводе появились большевики, призывающие к всеобщему равенству, потом голову местному населению стали дурить представители партии эсеров и меньшевиков. К тому же в село постепенно стали возвращаться местные жители, которые выжили на фронтах первой мировой войны, внося свою долю смуты в головы земляков. Власть большевиков, которую поддержали рабочие, стояла недолго. Народ понял, что кроме агитационных речей с трибуны и обещаний большевики ничего не могут дать. Стало хуже с продовольствием, исчезли товары народного потребления, народ снова ушел воевать. Не успела закончится война с Колчаком, как пришел двадцатый год, и Сибирь всколыхнули народные восстания. Большевики отчаянно пытались сохранить свою власть. Начался террор и несогласных с местной политикой комиссары просто стали ставить к стенке. Народ ужаснулся. Когда воевали с белыми за счастье народа, все было понятно — стреляли во врагов, а сейчас за что народ расстреливают? Разговоры о том, что при царе лучше жилось, раздавались все чаще. Красные партизаны, которые воевали против Колчака, повернув оружие, теперь боролись против советской власти. Об этом и многом другом мне пришлось услышать от своих коллег по больничной палате, причем некоторые из сами участвовали в некоторых событиях. Я понимал, что мнения этих людей однобоки и не всегда соответствуют истине, но общее понимание событий, происходивших в последние годы, получил. Если выступления народа еще находили понимание в головах людей, то новый экономический порядок мало кто из них принял. Люди ругали почем зря буржуев и советскую власть, которая разрешила им снова сесть на шею трудовому народу. С другой стороны, все были довольны, так как стало вдоволь продуктов и товаров. Вот только цены! Ах, эти нэпманы проклятые!

Впрочем, ни об этом я думал, идя по тропинке, в направлении села. Задание чекистов провалено и вряд ли мне кто-нибудь поверит, что меня отвезли на пасеку и там засунули в подпол, но больше всего меня смущала одна вещь. С какой стати, главарь сдал мне своего человека, этого пасечника. Ведь до конца атаман мне так и не поверил. Вот как назвать такой поступок?

Впрочем, и эту загадку я отодвинул куда подальше. Сейчас мне надо было решать, что мне прямо сейчас делать? Чекисты отпадают, как и бандиты. Ведь местный атаман, кроме могилки за огородом, мне так ничего и не предложил. Ни еды, ни одежды, ни денег.

"Куда пойти, куда податься, кого найти, кому отдаться? — про себя продекламировал я, откуда-то всплывшие в памяти слова, после чего стал думать дальше. — Надо пробраться к железнодорожным путям и как-нибудь ухитриться сесть на проходящий поезд. Вот только вид у меня, как у привокзального бомжа. Теперь, кажется, я начинаю понимать людей, выходящих на большую дорогу. Стоп, есть идея. Взять и забраться на крышу вагона или тормозную площадку. Сейчас тепло, да и ехать недалеко. Верст сто— сто двадцать или около того".

В этот момент пролесок кончился, и я увидел открывшуюся передо мной панораму, в центре которой было раскинувшееся между двумя холмами долину, в которой лежало село. Как мне и сказал пасечник, в глаза сразу бросилась золотая маковка церкви. Полтора десятка каменных домов в центре, дальше площадь, вокзал, лавки и множество домов местных жителей в лабиринте улиц и улочек. Солнце уже почти село, и через полчаса будет совсем темно, подумал я и стал быстро прикидывать, как мне лучше добраться до железнодорожного вокзала.

"Может, повезет? Сегодня ночью или завтра придет поезд... — на этом мои мысли резко оборвались, так как в селе началась стрельба, причем выборочная, сразу в нескольких местах. Теперь все стало на свои места: идет смена власти. Теперь передо мной стоял новый выбор: идти в село, где можно нарваться на бандитскую пулю или пересидеть здесь?

В принципе, как обычный налет этот должен был закончиться уничтожением идейных врагов, затем грабежом магазинов и лавок, после чего бандиты смотаются обратно в лес. Если все так, то у меня был шанс приобрести одежду, продукты и оружие. Да, это мародерство в чистом виде, но не ходить же мне честным, но в стоптанных лаптях и с дырками в портках. С детства во мне была авантюрная жилка, которая, в свое время, понесла меня по миру, в поисках приключений на свою задницу. Тогда, в юные годы, я представлял себя испанским идальго, любителем подраться, баловнем женщин и с жаждой золота в сердце. Переждать налет? А как же риск?

Оглянулся. За сопками в полумраке угадывалось обширное безлюдное пространство дальних гор и тайги. Снова развернулся в сторону села.

"Вперед и с песней. Как говориться, кто рискует, тот ходит в новых штанах. А мертвецу они и вовсе не нужны. Двинулись".

Я решительно зашагал дальше, не обращая внимания на стрельбу и крики, которые уже до меня доносились.

"Вот только зачем банде село? — вдруг неожиданно пришла мне в голову мысль — вопрос. — Из Красноярска через пару дней пришлют войска и те помножат их на ноль. Если, конечно, здесь нет второго дна. Атаман, вроде, у них не дурак. Странно, как то...".

Военный опыт у меня был немалый, поэтому то, что я сейчас слышал, мало походило на дикий налет бандитской вольницы со стрельбой, выбиванием дверей и поджиганием домов. Со стрельбой вообще было ничего непонятно. Похоже, банда рассыпалась и громит в селе только отдельные дома. Об этом говорила интенсивность перестрелок то в одном, то в другом месте.

Уже в потемках, стоило мне выйти к окраине села, вдруг неожиданно застрочил пулемет, а за ним ударили залпом винтовочные выстрелы, после чего завязалась перестрелка. Причем эта стрельба шла не в самом селе, а за ним, где-то левее. Мой боевой опыт говорил, что там кто-то кого-то поймал в ловушку. Местности я не знал, гадать не стал, а только пожал плечами и осторожно двинулся между домами.