— Удивлён? — спросил Михаил Андреевич. — Не беспокойся, ничего не случилось, просто хочу посоветоваться, делать уколы или нет. Врачи говорят разное, поэтому хочется знать твоё мнение.
— Большого эффекта не будет из-за возраста, — откровенно сказал я. — Возможно, проживёте немного дольше. А вот таблетки пить советую. Они не так сильно действуют, но оздоравливают весь организм. Мне неплохо помогли, а я был старше вас. А вот Леониду Ильичу будет большая польза.
— А побочные эффекты? — спросил Брежнев.
Я не только подрабатывал у него совестью, но уже стал кем-то вроде родственника, поэтому решил сказать всё, что думаю.
— Побочный эффект может быть один для всего Политбюро. Вы почувствуете себя лучше и моложе, и многие будут продолжать зубами цепляться за власть. В моей реальности старение членов Политбюро принесло немало бед. Я об этом писал. Главное — это вовремя уйти, отдав всё в надёжные руки.
— В руки Машерова?
— Если найдёте кого-нибудь лучше, отдадите ему, — сказал я, — только не таким, как Черненко. Константин Устинович — чистый аппаратчик. Он может быть очень полезен, даже незаменим, но только на вторых ролях, первые не потянет.
— Это мы решим сами, — недовольно прервал меня Брежнев. — А уколы сделаю и твои таблетки попью.
— Спасибо, — поблагодарил я Суслова. — Я ведь знаю, кому обязан тем, что фильм не укоротили на треть.
— Кто бы мне раньше сказал, что буду отстаивать эротику в кино, — вздохнул он. — Фигурально выражаясь, плюнул бы ему в лицо. И тебя не стал бы защищать, но уж больно талантливо снято. В твоё время был такой фильм?
— Нет. Сценарий я придумал на ходу и написал на коленке. Не всё же переписывать чужие вещи, тем более что я уже плохо их помню.
— Почему? — спросил Брежнев.
— Подсела память, — объяснил я. — Сюжет помню, а текст — только местами. Написать смогу, но книга будет уже моя, хоть и с ворованным сюжетом. Михаил Андреевич, можно задать вопрос? А то когда я вас ещё случайно встречу.
— Встретимся ещё, не собираюсь я от тебя бегать. А вопрос задавай.
— Чистка партийного и государственного руководства была у меня в первом пункте рекомендаций. Вы взялись за этот неподъёмный труд и, судя по сообщениям в газетах, продолжаете им заниматься. Можете в двух словах сказать, какой результат?
— В двух словах описать работу нескольких лет? — усмехнулся Суслов. — Это у меня не получится. Всё очень сложно. Нельзя только карать. Слышал легенду о гидре? У неё рубят голову, а взамен вырастают две других. Вот нам и нужно сделать так, чтобы не вырастали. Легко было Гераклу: прижёг — и готово! У нас всё намного сложнее. Я трачу большую часть времени на контроль своих людей. У них сейчас огромная власть, а люди бывают всякие. Не дай бог развязать то, что у нас уже было раньше! Всякой мерзости убрали много. Сейчас заканчиваем с Российской Федерацией и занимаемся Киргизией.
— Не выступают?
— Киргизы? После Грузии все сидят тихо, как мыши, так что не зря пролили кровь. А с грузинами работает новое руководство. Они люди умные, и всё поймут. Есть, конечно, и шваль, и просто обиженные, но эксцессов уже нет. Нужно было один раз проявить твёрдость и показать стремление идти до конца. Мы показали и проявили, наплевав на хай с Запада. Теперь всё пойдёт тихо. Кстати, в Киргизии стали сами приходить с повинной, раньше такого не было. Я думаю издать постановление о том, что в случае явки с повинной, дела будут рассматриваться с очень большой скидкой.
— Хорошая мысль, — одобрил Брежнев, — поддерживаю. Сейчас у провинившихся нет выхода, только ждать, пока ты до них доберёшься, или пускаться в бега.
— Вы сами побереглись бы, — сказал я Суслову. — Я даже представить не могу, сколько в прошлом влиятельных людей спят и видят вас мёртвым. А ведь вы при всём желании не рвёте все связи.
— Спасибо за заботу, — кивнул Суслов, — поберегусь. Леонид, уже поздно, я поеду. Вы тоже уже ехали бы.
— Сейчас поедут, — сказал Брежнев. — Будешь уезжать, скажи, чтобы им тоже подогнали машину.
Через полчаса мы подъехали к дому и поднялись к себе. У родителей сегодня уже были, поэтому к ним не пошли и занялись ужином.
— О чём болтали с Викой? — спросил я жену, которая готовила на кухне бутерброды.
— Немного о тебе, немного об институте и много о том, что тебе знать необязательно. Скажи лучше, когда будем снимать фильм. Убил меня в конце первой серии, и больше я такого не допущу! Наверное, избавился от родной жены, чтобы Наташка хватала тебя под одеялом за что не надо! И это перед камерой! Совсем потеряли стыд, чуть было не провели в натуре брачную ночь!
— Не надо преувеличивать, — примирительно сказал я. — Это получилось случайно.
— Случайно можно даже зачать ребёнка! Кстати, я уже хочу своего. Только сначала сыграю хоть в одном фильме. Если будешь тянуть, уйду сниматься к Бондарчуку. Он сказал, что будет сценарий специально для меня.
— Будешь бить морды? — спросил я. — Ты же у нас королева мордобоя, лучшая из лучших!
В Каннах жюри присудило моей жене на пару с Натальей приз за лучшую женскую роль. Организаторы кинофестиваля пришли в такой восторг от боевых сцен с участием моей жены, что придумали ещё одну награду для женщин. Назвали её "Королеве боя".
— Сейчас как врежу! — замахнулась она на меня недоеденным бутербродом. — Из-за твоей картины и этого Лю я стала психованная. Тебе Ерёменко не жаловался?
— Нет, а что?
— А то, что он из-за меня пострадал. Вы научили меня сначала бить, а потом думать, так я никак теперь не избавлюсь от этой науки. Он схватил сзади за плечи, я ему и врезала! Хорошо, что успела остановиться, и он отделался одним ударом.
— Хорошо, что предупредила, — сказал я. — Буду подходить осторожно и только спереди. А о фильме начну думать в самые ближайшие дни, так что Сергей Фёдорович подождёт.
Глава 11
— Сегодня мы отмечаем день рождения сына! — сказал отец, подняв бокал с шампанским. — В свои двадцать четыре года он очень многого добился в жизни и, я надеюсь, добьётся ещё большего! А для нас главное, что скоро будут внуки!
Внуки у них действительно должны были скоро родиться, и именно во множественном числе. Этот день рождения был первым за несколько лет, на котором присутствовала сестра со своим мужем. Размером живота она могла поспорить с моей женой. После второго фильма мы перестали предохраняться, и уже через три месяца Люся обрадовала нас будущим ребёнком. Я временно забросил кино и, чтобы быть рядом с женой, сел за написание книг. Кроме того, мы с ней, пока не мешала беременность, выступили на нескольких концертах с новыми песнями.
— Хоть в чём-то я тебя обогнала! — засмеялась сестра. — У вас только первый, а у нас с Валентином второй!
— Жаль, что вы не взяли с собой Маринку, — сказала мама, когда выпили за внуков. — За всё время привезли её только три раза!
— Далеко ехать, — ответил ей Валентин, — а машины нет. Ей только годик, когда станет старше, она вам ещё надоест.
Мы сидели уже два часа, разорили стол и, наговорившись, включили телевизор, когда зазвонил телефон. Звонила Вика.
— Извини, что не смогла приехать, — сказала она. — Подарок за мной. А дед не может позвонить. Убили Суслова, так он умчался и до сих пор не появлялся.
— Как убили? — только и смог сказать я.
— Я не знаю подробностей, только то, что взорвали автомашину. И его, и ту, в которой ехала охрана.
— Спасибо, что позвонила, — сказал я. — Присмотри за дедом, ему будет тяжело.
— Кто звонил? — спросила мама, когда я вернулся к столу.
— Вика поздравляла, — объяснил я. — Она не смогла приехать.
О смерти Суслова промолчал. Для всех, кроме жены, он был посторонним. Ей я сказал, когда были уже у себя. Не хотелось расстраивать, но всё равно узнает.
— И что теперь? — растерянно спросила она.
— Это не сведение счётов, — ответил я. — Вика сказала, что взорвали обе машины одновременно. Это и понятно, потому что он их менял. Возле машин постоянно дежурит охрана, поэтому заминировать могли только в гараже Комитета, а подрыв осуществляли дистанционно радиовзрывателем. Это не уровень какого-то обиженного чинуши, а разборки в верхах. И я не исключаю того, что посодействовали наши западные недоброжелатели. А во что это выльется, узнаем из сообщений прессы. Брежневу сейчас не до нас.
Я ошибся, и Леонид Ильич позвонил на следующий день, сразу же после официального объявления о гибели Михаила Андреевича.
— Извини, что не позвонил, — сказал он, сильно удивив меня и своим извинением, и тоном, которым оно было сказано. — Было слишком много дел. Завтра будем прощаться. Ты придёшь?
— Во сколько начало церемонии? — спросил я.
— В десять. Михаил хотел, чтобы ты пришёл. Сам мне как-то говорил, что если... — он замолчал, потом добавил: — Он не во всём был с тобой согласен, но очень уважал и ценил. И ему было не всё равно, как его оценишь ты.
— Нашли виновных? — спросил я.
— Потом поговорим, — ответил он, — не по телефону.
Я появился в Колонном зале Дома Союзов за полчаса до начала церемонии прощания. Возле гроба Михаила Андреевича из членов Политбюро были только Брежнев и Щербицкий. Пятерых мужчин я не знал, а женщина и военный, которые стояли особняком, наверное, были его детьми.
Мы с Брежневым на несколько минут отошли в сторону.
— Место Суслова займёт Машеров, — сказал Леонид Ильич. — Сначала в структуре той службы, которая занимается проверками, а на ближайшем пленуме введём в Политбюро уже не кандидатом.
— Кто? — спросил я. — Есть зарубежный след, или это у нас нашёлся кто-то шустрый? Наверняка ведь завязан Комитет!
— Об этом потом, — оборвал он меня. — Пошли, сейчас всё начнётся. Постоишь с нами хоть немного. Следствие только началось, так что говорить о чём-то ещё рано.
— Сильно попорчено тело? — тихо спросил я, пока возвращались к закрытому гробу.
— Очень сильный заряд, — ответил он. — Михаил был в машине только с водителем, так что разобрались, что кому принадлежит. Во второй машине, помимо шофёра, были четыре человека охраны, так там вообще...
Я постоял возле гроба минут пятнадцать и ушёл перед тем, как в зал начали пускать людей. Суслова было жаль. Он сильно навредил в моей реальности, но в этой сделал необходимое, крайне важное и лично для него неприятное дело, заплатив за это семью годами своей жизни. А теперь его место займёт Машеров. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо тем, что Пётр Миронович будет членом ЦК и обретёт огромную власть раньше, чем это должно было произойти по планам. Плохо тем, что с ним тоже могли расправиться. И на кого тогда ставить? Интересно, найдут ли гниду в Комитете? Это должен быть влиятельный человек, если только устранение Суслова не дело рук какой-нибудь западной спецслужбы. Тогда действительно могли обойтись одним-двумя исполнителями. Могли убрать и Брежнева, особенно если не вычистить Комитет. А за границей таких возможностей море. После перерыва, вызванного охлаждением в отношениях из-за ликвидации Израиля, опять начались поездки в Западную Европу. На него там через два-три года будут готовить покушение, если история в этом повторится. Ладно, последую совету древних и не буду ломать голову над тем, в чём ничего не могу сделать. Интересно, чем мне аукнется сегодняшнее стояние у гроба второго по значению руководителя партии? В зале хватало людей, которые смотрели на меня больше, чем на гроб. На гроб смотреть неинтересно, а вот на невесть каким ветром занесённого к нему артиста и певца... Наверняка о нас с Люсей болтали всякое. Множество концертов, несколько дисков, песни, книги и кинофильмы. Мы уже стали такими же обязательными приметами "Голубых огоньков", как Муслим Магомаев, Эдита Пьеха и уцелевший в этой реальности Юрий Гагарин. Теперь нас при случайной встрече на улице узнали бы даже урки. О нашей дружбе с Брежневым тоже знали многие, а теперь ещё и это. Но я не мог отказаться. Нужно немного поубавить творческую активность. Из-за беременности жены я не планировал на следующий год новых фильмов, концерты тоже исключались. В семьдесят пятом взойдёт звезда Пугачёвой, так что народу будет о ком поговорить, а я пока ограничусь книгами.
— Простился? — спросила жена. — Семья была?
— Дочь и сын, — ответил я. — Я немного постоял и ушёл до того, как начали прощаться, но там и так были люди, в том числе и пресса. Наверняка опять пойдут слухи.
— Их и так много ходит. Мы почти не общаемся с соседями, а матери рассказывали. У нас многих хлебом не корми, дай только посплетничать, а если чего не знают, так придумают. Она узнала, что после "Воина" ты собирался меня бросить и жениться на Бондарчук. Так что пощёчину заработал за дело.
— Родишь ребёнка, и сразу заткнутся, — сказал я, — тем более что Наталья выходит замуж. Меня сейчас интересуют другие сплетни. Ты не отправила письмо Ире? Вот и спроси, что о нас говорят в Минске.
— Спросил бы у сестры, она тоже общается с людьми.
— Спрошу при случае. Брежнев сказал, что вместо Суслова будет Машеров. Я думаю, что он займётся только чистками, а кто теперь будет придерживать Главлит? Как бы опять не разгулялась цензура.
— Твой Суслов не больно-то придерживал Романова.
— Он был консервативный, но честный человек, а в последние годы сильно поменял стиль работы. Я вообще не знаю тех, кто сидит в Агитпропе, и с Михайловым из Госкомитета по делам издательств шапочное знакомство.
— Ну и наплюй. Сам советовал мне жить спокойней. Ещё ничего не поменялось, а ты уже начал ломать себе голову. Думай лучше о другом. Мне через месяц рожать, а мы с тобой ничего не купили для ребёнка. Давай, пока я ещё могу с тобой ездить, возьмём машину и всё приготовим.
Машеров переехал с семьёй в Москву через двенадцать дней после похорон, а в первый раз мы встретились в субботу, четвёртого января. Уже прошёл внеочередной пленум ЦК, на котором решился вопрос его членства в Политбюро, а я десять дней назад стал отцом. Он поздравил меня и спросил, какой вес у дочери.
— Три двести, — ответил я. — Для девочки хороший вес. Прекрасный ребёнок: ест и спит. У меня дети были беспокойнее, правда, оба мальчишки. Пётр Миронович, вы не скажете, чем закончилось расследование? А то Брежнев не хочет говорить.
— И правильно делает, — сказал Машеров. — Дружба не основание для того, чтобы он выдавал тебе государственные секреты. Есть общее правило, что знание каких-то тайн не даёт права знать их все. Зачем тебе это? Слышал поговорку, что крепче спит тот, кто меньше знает. Это как раз для тебя.
— Я буду спать хуже. Это ведь не любопытство! Моя жизнь напрямую зависит от вас и Брежнева. Если с вами что-нибудь случится...
— Ты уже достаточно известен, чтобы не тронули.
— Вы сами верите в то, что сейчас сказали? Долго ли организовать фатальную случайность? Я слишком много знаю и гуляю на свободе только благодаря личным связям. Уйдут Брежнев и Косыгин, заменят Семичастного, и что тогда? Придут новые люди, для которых моё имя — это только набор букв. Я достаточно долго прожил, чтобы понять простую истину: чем выше по лестнице власти забирается человек, тем меньше он руководствуется человеческой моралью. Его собственное окружение не в счёт. К счастью, я стал для Брежнева своим, иначе мы бы с вами сейчас не разговаривали. Нет человека — нет проблемы. Этим ведь руководствуются не только на Западе. А оправдание всегда под рукой — это интересы государства. Если раньше могли где-то изолировать, то сейчас уже нет! И пользы от меня для Проекта немного, и известность мешает. Не дай бог узнают! Проще мне чем-нибудь отравиться или упасть с лестницы.
